Текст книги "Происшествие кончилось в пятницу"

Автор книги: Сватоплук Грнчирж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Сватоплук Грнчирж
Происшествие кончилось в пятницу

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ
знакомит нас с Петронилом, убеждает в том, что иметь старшую сестру совсем не мед, а главное – сообщает о готовящейся страшной мести. Однако подтвердить известную пословицу «месть сладка» она не может, ибо назревают более серьезные события.

Петронил сидит, склонившись над учебником, и беззвучно шевелит губами. Давайте посмотрим, что это он учит.

Аа–а–а! Ботанику!

«Сухие плоды. У злаков каждый плод содержит по одному семени, причем стенки плода срастаются с семенами. Такой плод называется зерновкой.

В плодах подсолнечника имеется также по одному семени, но, в отличие от зерновки, кожистые стенки плода не срастаются с семенем. Такой плод получил название семенки».

Но, честно говоря, мы с вами и то знаем ботанику лучше, чем Петронил. Ведь он вовсе не учит. Он и учебник–то открыл не на той странице. В школе сейчас проходят строение пшеничного зерна! А может быть, условия всхожести? Точно не помню, но, кажется, что–то в этом роде.

Итак, Петронил ботанику не учит, а просто сидит над книгой и шевелит губами.

Он мрачен. Очень мрачен. А на дворе такое чудесное, ясное утро!

Петронилу приходится частенько повторять уроки перед самой школой. Не мешало б и сегодня! Но нет!

Вчера ему была нанесена жестокая обида. Разве можно это простить? И вот он сидит, склонившись над учебником, и, вместо того чтоб учить ботанику, плетет сети интриги.

Да, да, представьте себе, сегодня здесь, в кухне, будет сплетена сеть интриги.

Мы, конечно, могли бы сказать: он собирается отомстить, но…

Однажды Петронилу попалась растрепанная книжонка с оторванным концом. Последняя глава называлась «Сети интриги». Петронил ничего не понял. Он дошел до того места, где какой–то Вабу (а может быть, Кишионкил) свирепым взглядом провожает симпатичного погонщика слонов Кишионкила (а может быть, погонщика звали Вабу?). Дальше не хватало страниц, и Петронилу пришлось смириться с тем, что из всего заманчивого заголовка он понял лишь существительное мн. ч. «сети». А это, согласитесь сами, не так уж много.

Но зато сегодня Петронил уже сам, совершенно самостоятельно, плетет «сети интриги». Мы, конечно, могли бы сказать «собирается отомстить», но дело не в этом. Гораздо важнее другое. Когда плетут сети интриги, или, если вам угодно, собираются мстить, то обычно такое действие бывает направлено против определенного лица.

И вот сейчас это «определенное лицо» заперлось в ванной комнате и весело мурлычет какую–то песенку без слов. Это «лицо» – родная сестра Петронила Вера. Ей, кажется, скоро двадцать. Но Петронила сестра интересует мало, не будем и мы проявлять любопытство.

В чем же ее вина, за что Веру ждет жестокое наказание?

А дело в том, что вчера была ее очередь мыть посуду и помогать маме, а она явилась домой поздно и посуду мыл Петронил!

– Мамочка, это будет великий день! – все повторяла она накануне.

И мама улыбалась… А Петронилу было сказано:

– Потрудись–ка ты вместо Верушки, она сегодня занята, но в долгу перед тобой не останется!

И Петронил мыл посуду, убирал кухню, а в груди его закипал гнев: сколько можно было за это время дел переделать!

Проявить пленку, почитать «Коркоран», сбегать к ребятам на косогор, там всегда есть чем заняться.

Ну, а сегодня?

– Мамочка, сегодня наконец свершится! Сегодня, сегодня! – пела и смеялась Вера и даже покружилась с мамой по кухне.

А Петронил? Опять ему сегодня мыть посуду? Верушка, видите ли, занята! Она распевает, а ты за нее работай!

Месть, только месть – единственный вв1ход из положения! Петронил должен быть отомщен.

Четверть восьмого.

Ждать больше нельзя.

Петронил поднимается со. стула, захлопывает ботанику и сует ее в портфель.

Вера в ванной все еще поет.

Но месть неотвратимо близится.

Петронил останавливается на пороге Вериной комнаты. Кстати, у Веры есть своя отдельная комната – разве это справедливо? Вот бы эту комнату Петронилу! Он превратил бы ее в фотолабораторию, мастерскую, здесь собирался бы их отряд… Но нет! Верушке, видите ли, нужна отдельная комната!

Но довольно слов. За дело! Месть близка.

А какая?

Связать, что ли, узлом рукава джемпера? Засунуть что–нибудь в туфлю?

Петронил колеблется. Хорошо еще, что в ванной все еще распевают.

Петронил растерялся, он не знает, что ему предпринять.

Вдруг сейчас кто–нибудь войдет!

А тут еще какой–то шум под окнами. И вдруг его взгляд падает на Веркину пудреницу. Она как ни в чем не бывало лежит рядом с настольной лампой. Петронил хватает пудреницу – и бегом в переднюю.

Вера перешла на другой мотив.

Петронил, даже не взглянув на пудреницу, сунул ее в верхний карман пиджака и с удовлетворением почувствовал, как она проскользнула за подкладку.

Карман пиджака дырявый, и Петронил старательно скрывает это обстоятельство от мамы. Чего только не спрячешь в такой карман! Сейчас, к примеру, там покоится пудреница.

Вот разозлится Верка, когда обнаружит пропажу! Петронил вообще терпеть не может все эти дамские штучки, и сейчас он счастлив вдвойне. А что, если насыпать в пудру чихательный порошок? Вот будет смеху! Верка начнет наводить красоту и…

Петронил даже просиял, представив себе последствия этой страшной мести. Надо будет попросить порошок у Робинзона. У кого у кого, а у него найдется!

Ванная умолкла.

Петронил вскочил в кухню, схватил свой портфель и глянул на часы.

Скоро половина восьмого.

И вот он уже на улице. Идет и весело свистит.

– Петя!.. – послышалось из окна.

Петронил испуганно обернулся.

– Петя, ты завтрак взял?

Конечно, мама. Каждый день один и тот же вопрос!

– Взял, мама, взял! – откликнулся Петронил и…

Постойте, здесь что–то неладно. Мы забыли сказать, что Петронил – вовсе не Петронил, его зовут Петр. И только среди товарищей он становится Петронилом. Придется извиниться перед читателями за эту неточность и… Но что это?

Из дому вдруг донесся дикий вопль! Верка! Петр забеспокоился. Обнаружила пропажу и подняла крик? Странно. Для верности он прибавил шагу, а завернув за угол, припустился бегом.

За углом он чуть не налетел на человека. Ему показалось, будто человек этот только что поднялся с земли. Неизвестный открыл было рот, полный золотых зубов, но ничего не сказал и тут же поспешно удалился. Петр заметил, что на нем надет светлый прорезиненный плащ и шляпа и что он еще не стар. Больше Петр ничего разглядеть не успел, о чем очень сожалел позже.

ГЛАВА ВТОРАЯ
познакомит вас с Робинзоном и его туго набитым портфелем. Эту главу должен прочесть каждый, кто хочет узнать, почему Петронила зовут Петронилом, а Робинзона – Робинзоном.

Петр пересек площадь и встретил… Впрочем, нет. Сейчас Петр идет в школу, он встречает ребят, и теперь он уже не Петр, а Петронил.

Итак…

Перейдя через площадь, Петронил встретил Робинзона.

Робинзон шел, сильно накренившись вправо, и Петронил сразу понял, что причиной тому большущий, туго набитый портфель. Это показалось Петронилу странным. Робинзон был человек практичный и экономный.

Одно время он даже носил в школу только те страницы из учебника математики, которые были нужны в этот день. Такой «режим экономии» продолжался бы и дальше, но его пресекла запись в дневнике.

Удивленный Петронил вместо приветствия покачал головой:

– Ты что это тащишь?

Робинзон прищурил глаз, задумался и неопределенно ответил:

– Да так. Всё дела, дела…

Он переложил портфель из одной руки в другую и двинулся дальше. Теперь он накренился на другой бок, но шагал по–прежнему быстро, и Петронил должен был спешить, чтобы не отставать от своего долговязого приятеля.

Они шли и молчали. Это тоже было странно. Обычно Робинзон, прищурив правый глаз, сам задавал вопросы и сам же на них отвечал: «А знаешь, как доисторические охотники добывали огонь? Они терли куски дерева один о другой. Это сооружение было похоже на лук. Погоди, увидишь: мы сами такой сделаем».

Необходимо заметить, что в описываемое нами время Робинзон зачитывался книгами Шторха [1]1
  Шторх – автор популярных в Чехословакии исторических романов.


[Закрыть]и поражал своих друзей всё новыми и новыми интересными сообщениями. Из–за этого увлечения и родилось прозвище – «Робинзон».

В те времена, когда Робинзон еще носил прозаическое имя Ярослав Крацик, им была предпринята попытка выделать кроличью шкурку. И тогда же ему в голову пришла блестящая идея: ведь из кроличьего жира можно сварить мыло!

Ярка и впрямь притащил в школу какую–то странную массу, но никто почему–то не пожелал ее испробовать.

– Ага, намылишься этой дрянью, а потом и настоящим мылом не отмоешься, – заявил Илья.

Весь класс был того же мнения, и Ярке пришлось мыться своим мылом самому. Надо отдать справедливость – мыло мылилось, но никто не мог с уверенностью сказать, какие были у Ярки руки перед мытьем – грязные или чистые. Но так как мыло кончилось, а новую кроличью шкурку Ярка достать не смог, то достоинства мыла Крацика остались по сей день невыясненными.

Вскоре после «мыльной эпопеи» Ярка занялся производством глиняной посуды, обжечь которую ему, однако, не удалось. Затем он начал изготовлять первобытный лук и стрелы. А когда он наотрез отказался использовать для тетивы обыкновенную бечевку, Петронил сказал ему:

– Эх ты, Робинзон!

У Петронила были все основания придумывать ребятам прозвища – ведь его собственное было ему ненавистно.

Пока Петронил и Робинзон шагают в школу, мы вам кое–что расскажем и объясним.

Однажды, в конце прошлого учебного года, кто–то в классе крикнул:

– У Петра сегодня именины! Петр Склонил именинник!

Петронил вовсю оборонялся:

– У меня именины? Во–первых, я именины не справляю, а во вторых, Петры будут только в мае. А в день Петра и Павла у меня никаких именин нету, нету, нету!

Какой–то ехида достал календарь и ко всеобщей досаде действительно не нашел в мае никакого Петра, но зато нашел Петронилу.

– Значит, наш Петричек сегодня не именинник? Выходит, ты вовсе не Петр, а Петронила, да?

И весь класс грохнул хохотом, хотя вот–вот должны были принести дневники с отметками. Тут Илья подбежал к доске и огромными буквами написал: «Петр Склонил», потом зачеркнул первые три буквы фамилии, и на доске осталось: «Петр…онил». Петронил. Класс снова взорвался хохотом.

И даже каникулы не помешали прозвищу прицепиться к Петру. Вот как Петр стал Петронилом.

И вог почему Петронил начал придумывать прозвища остальным. Но получалось это у него неважно. Его единственным триумфом стал «Робинзон». Но Робинзон, в отличие от Петронила, свое прозвище принял с превеликим спокойствием. Не сказал ни слова. И глазом не моргнул. И вот сейчас, когда они вместе идут в школу, Робинзон тоже не говорит ни слова. И глазами, наверное, не моргает, но этого Петронил утверждать не может, потому что сам он не отводит глаз от туго набитого портфеля приятеля. Портфель кажется ему необычайно таинственным.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
рассказывает о том, как Робинзон занимался обменом, как Ширнерова с третьей парты помешала учительнице проводить опрос по истории, и сообщает о неутешительных выводах, которые сделал Петронил о собственной персоне, пока ехал в трамвае.

Тайна портфеля Робинзона была разоблачена еще перед началом урока.

Робинзон вошел в класс и тотчас же направился к парте, за которой сидел Гонза. На ходу он коротко бросил:

– Принес?

Гонза поднял голову, вытянул шею и пристально посмотрел Робинзону в глаза. Вместо ответа он выпалил также коротко:

– Принес?

Робинзон упрямо тряхнул головой:

– Я тебя спрашиваю – ты принес?!

Гонза явно не хотел уступать, но, заметив толщенный портфель, который Робинзон поставил на пол, он улыбнулся:

– Конечно!

Больше Гонза не сказал ни слова. Гонза вообще был молчалив.

Робинзон, находясь в обществе Гонзы, тоже не отличался красноречием. Он молча открыл портфель и разложил перед ним кипу книжек. Петронил перестал вытягивать шею и разочарованно вздохнул. Это были старые книжки. Очевидно, Робинзон не очень дорожил ими. Рядом с путевыми записками, которые назывались «Под палящим солнцем», лежал томик Клостермана, была здесь и детская книжонка про зверушек, и брошюрка «Что можно сделать из дерева», и еще несколько книжечек. Самой ценной, несмотря на то что она была засалена и потрепана, несомненно являлась книга «Полный вперед в мир техники». Ее Гонза тотчас же схватил и принялся перелистывать.

– А что еще даешь? – спросил он.

– Ты что, совсем рехнулся? – задохнулся от возмущения Робинзон.

Но так как в это время зазвенел звонок, он сгреб книжки обратно в портфель и ринулся на свое место рядом с Иркой Домкаржем. Он уже вообще жалел, что принес «Полный вперед в мир техники». Отдавать такую книжку!

«А «Коркорана» не хочешь? – написал он Гонзе. – Я дал его почитать Петронилу, но скоро возьму обратно».

Записка пошла к Гонзе, и тут же пришел ответ:

– «Лучше «Полный вперед» в руках, чем «Коркоран» у Петронила».

Но во время перемены они, ко взаимному удовольствию, все–таки договорились,, и Гонза засунул в свою парту «Полный вперед».

– А Шторха ни одной книги не принес? – не преминул заметить Гонза.

– Конечно, нет, – ответил Робинзон.

И тут Гонза достал из кармана какой–то черный камень.

– Смотрите–ка, булыжник! – воскликнула Ширнерова, которая сидела с ним рядом.

От этой девчонки никогда ничего не укроется.

– Булыжник? Сама ты булыжник! Умница! Каменный топор! – не сдержался Робинзон, хотя его внимание было целиком поглощено этим странным черным камнем.

Все сгрудились вокруг Гонзы. Был здесь и Петронил.

На ладони у Робинзона лежал темный блестящий камень с круглым аккуратным отверстием посредине. С одного конца он был старательно заточен, второй конец был плоский, словно отбитый.

Илья взял камень в руку, засунул в отверстие палец и принялся вращать топор вокруг пальца.

– Действительно, похож на доисторический топор, – рассуждал он вслух, – но что–то уж слишком аккуратно сделан. Поглядите на шлифовку или на эту сторону. Чем они могли ее так заточить? Это просто подделка.

Гонза вскочил со скамейки:

– Что? Подделка? Мой дядя нашел его в поле! В Коуржиме находят много. Не знаешь, что ли, что там ведутся археологические раскопки?

– Ну, это, в конце концов, несущественно. Настоящий он или нет, считай, что у тебя есть каменный топор, – рассудил Илья и вернул камень Робинзону.

Робинзон заботливо завернул его в носовой платок, и вид у него при этом был весьма озабоченный. На уроке истории Ширнерова подняла руку:

– А у Крацика есть булыжник.

Робинзон нехотя достал камень из платка.

– Каменный топор, – сказала учительница, осмотрев камень. – Посмотрите: с одной стороны топор, с другой – молот. Где ты его взял?

Гонзе пришлось все рассказать. Кроме того, конечно, что он выменял топор на книгу «Полный вперед в мир техники». Атак как класс проявил к топору Робинзона большой интерес, учительница никого не вызывала, рассказывала сама, и урок истории протекал в приятном быстром темпе.

В конце концов Робинзон получил совет зайти со своим топором в музей.

– Там тебе скажут, настоящий ли он, – закончила на этом учительница разговор о топоре и, несмотря на все старания ребят оттянуть время, стала все–таки вызывать к доске.

А Робинзон успел написать Гонзе еще одну записку:

– «Меняться подождем. Послушаем, что скажут в музее».

На следующей перемене Петронил подошел к Робинзону. Топор рассматривал Ирка Домкарж.

– Конечно, сходи с ним в музей, что тут такого?

Ирка вертел топор в руках. Даже очень здорово: его выставят в витрине, а рядом повесят табличку: «Подарок Ярослава Крацика из Праги.

Робинзои с удивлением посмотрел на него.

– Ты не удивляйся: если он представляет хоть маленькую ценность, его там обязательно оставят.

Робинзон испуганно выхватил топор из Иркиных рук. Конечно, Ирка прав. Он говорит это не из зависти, как Илья. Но надо будет хорошенько подумать.

– А впрочем, в музей пойти можно, – продолжал рассуждать Ирка. – Посмотрим сами другие топоры и сравним. Спрашивать специалистов не обязательно.

Робинзон облегченно вздохнул и с благодарностью посмотрел на Ирку. Так благодарно, что Петронилу это даже не понравилось. Правда, Ирка умеет дать хороший совет и делает это охотно. Разбирается во многих вещах и никогда этим не хвалится. Петронил за это его уважает, но иногда бывает, что и завидует. Вот сейчас, например, как знать, возьмет его Робинзон в музей или с ним пойдет только Ирка?

После уроков к трамвайной остановке они направились все втроем. Только заскочили к Домкаржам и оставили там портфели. В трамвае Петронила разозлил Ирка: он, хотя и был занят разговором с Робинзоном, вдруг вскочил и уступил место почтальону с большой сумкой. Тот сначала посмотрел на Ирку удивленно, потом улыбнулся и потрепал его по плечу. А это было многим лучше, чем если б он сказал ему «спасибо». Ирка всюду поспевает, всегда знает, как поступить. Петронил ему частенько завидует. На первый взгляд в Ирке нет ничего особенного. Мальчишка как мальчишка. Худенький, ходит в коротких штанишках, ни дать ни взять четырехклассник. Нельзя сказать, что он мал ростом, нет, па физкультуре он стоит рядом с Петронилом, но все дело в том, что Ирка не старается казаться старше, чем есть, как это делают остальные. Например, все ребята в классе начали вдруг делать зачес. И Петронил тоже. Ему это нетрудно: волосы у него волнистые, стоит только их утром причесать, и они весь день послушно держатся. Робинзону – тому хуже. Он каждый день мочит свой светлый чуб под краном, то и дело зачесывает его вверх, но волосы не слушаются, встают на макушке, торчат щеткой. А Ирка? У него до сих пор сбоку проборчик, как был в первом классе.

Те, кто знал Ирку Домкаржа мало, называли его маменькиным сыночком. Хотя бы потому, что Ирка всегда держится в тени, зря не болтает и внимание к себе привлечь не старается. Наверное, поэтому его в классе считают «середнячком», хотя Петронил и верил, что по знаниям Ирка всех заткнет за пояс. Стоит ему только захотеть. Стоит только поднять руку и повторить то, что он рассказывал на переменке.

Неизвестно, правильно ли ведет себя Ирка, но он, вне всякого сомнения, скромный, прямой и вдумчивый. Вот почему завидует ему Петронил. И Робинзону завидует тоже – ведь Робинзон такой изобретательный, энергичный. А он? Петронил? Только и умеет завидовать! А что в этом хорошего?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
могла бы вернуть нас в каменный век, но все портят таинственные звонки. Зато она объяснит нам, как не надо вести себя в музее.

– Слезай, приехали! Проснись, приятель! – говорит задумавшемуся Петронилу Робинзон.

Ага, Вацлавская площадь. Мальчишки шагают по широкой лестнице, которая ведет к Национальному музею.

У кассы и по дороге в «доисторический зал» командование, естественно, берет на себя Ирка. Ему здесь все известно. Петронил, задрав голову, осматривает потолок, стены…

– По ков–рам… —вдруг скрипуче разносится по вестибюлю. Петронил оборачивается к смотрителю и кивает головой.

– По ков–рам… – повторяет голос настойчивей.

Петронил растерян. Да, ковровые дорожки ведут в зал.

Он это понял и, минуя ковровую дорожку, осторожно ступает по паркету. Но Ирка уже схватил его за рукав и тащит на ковер.

– Хо–дить по ков–рам, – еще раз настойчиво повторяет скрипучий голос.

Теперь Петронил наконец сообразил и, пунцовый от стыда, старательно вышагивает по вишневой дорожке. Ковер глушит шаги, и мальчишки, сами того не замечая, переходят на шепот.

У входа в «доисторический зал» Робинзон заволновался. Здесь экскурсоводом будет он.

– Ти–хо! – скрипит голос за их спинами.

Сторож, маленький старичок с седыми усами, входит вслед за ребятами и строго оглядывает их.

Робинзон указывает на какие–то таблицы и карточки.

– Первобытные люди занимались охотой. Знаете, как их отличить от позднейших оседлых людей? – спрашивает он и тут же сам торопливо отвечает: – У охотников тоньше икры ног. Ведь они постоянно двигались, ходили, выискивали зверя… Не смейтесь, так сказано у Шторха…

Петронил никак не может на чем–нибудь сосредоточиться. Он делает несколько шагов к большой витрине.

Тррр!

Петронил вздрагивает. Что это? Где–то в витрине раздался звонок. Слабый, но явственный.

Сторож смотрит на них и угрожающе шипит:

– Ти–хо – там! Ти–хо!

Ребята испуганно поворачиваются к витрине. Но испуганнее всех выглядит Петронил. И в ту минуту, когда Робинзон уже перестает удивляться и кидается к какому–то первобытному оружию, вдруг снова раздается:

Тррр!

У Петронила подкосились ноги. Звенит здесь, именно здесь!

– Что тут тво–рится? Кто это де – ла–ет? – Монотонный, скрипучий голос сторожа становится все сердитей.

Петронил стоит разинув рот и вдруг видит, что сторож направляется к нему.

– Сплошное озор–ство! Ты за–чем за–во–дишь здесь будильник?! – Старик ткнул костлявым пальцем в Петронила.

Петронил от изумления не может выдавить ни звука. Потом робко улыбается:

– Я?..

– А кто же тут зво–нит?

– Может быть, это там, – мямлит пораженный Петронил и тычет пальцем в витрину. – Я не знаю, – добавляет он тут же, ибо глупо обвинять в чем бы то ни было останки представителя мезозойской эры.

Т–рр–р!

Старичок затрясся. Лицо его перекосилось от гнева, он закричал:

– Вон! Вон! Безобразники! Вон отсюда!

Перепуганный Петронил неуверенно последовал в том направлении, куда указывал палец сторожа.

– И вы тоже вон! – обернулся сторож к удивленным ребятам. – Да по коврам, по коврам! не преминул старик напомнить Робинзону, который шагнул было на блестящий паркет.

В вестибюле Ирка нагнал Петронила.

Что у тебя там звонит, скажи на милость?

– У меня? Да что я, будильник ношу с собой, что ли… – отчаянно оборонялся Петронил, как вдруг...

Тр–ррр!

Петронил разинул рот, словно рыба, вытащенная из воды. Звук исходил от него.

Ребята выволокли его на улицу. Петронил хлопал себя по карманам. Вид у него был несчастный.

– Да нет у меня ничего! Будильник? Спятили вы, что ли? – И тут он вдруг нащупал что–то за подкладкой пиджака.

Тр–рр–р! – раздалось оттуда.

Веркина пудреница!

Вконец перепуганный, Петронил схватился за карман, тщетно стараясь попасть в него дрожащей рукой. Он неловко стащил с себя пиджак, и через секунду пудреница уже лежала на его ладони.

– Что? Эта штука звонит?

– Не знаю, но больше у меня ничего нет. Это Веркина пудреница, моей сестры. Я про нее забыл… – сбивчиво объяснял Петронил.

– Пудреница! – недоверчиво спросил Ирка.

Трр–ррр!

Петронил чуть не выпустил ее из рук. Она действительно звонила!

Робинзон взял коробочку, повертел ее и нажал маленький выступ сбоку. Крышка отскочила, под ней ребята увидели еще крышку, на которой был какой–то рычажок, две крохотные разноцветные кнопочки и небольшое поперечное сечение с цифрами и еще одним миниатюрным рычажком. В центре коробочки находилось отверстие, защищенное тонкой сеточкой.

– Что это?

– Не знаю, ребята, понятия не имею… Она Веркина…

– Экспонометр? – попытался угадать Робинзон, нетерпеливо сдвигая с места рычажок.

– Не тронь, Ярка, не тронь! Ты ведь не знаешь, что это за штука, – прошипел Ирка.

Робинзон согласился, захлопнул крышечку и вернул пудреницу Петронилу, тот сунул ее в карман штанов.

– Верни Вере. Неизвестно еще, что это такое.

Мальчишки уже спускались по лестнице, как вдруг Ирка заметил, что Петронил побледнел и замер на месте.

– Ребята, она щекочется! – Зубы у него стучали, и он хватался рукой за карман. – Попробуйте сами!

Ирка взял коробочку, положил ее на руку и вдруг почувствовал, что ладонь у него начала чесаться. Казалось, будто кто–то дробненько постукивает изнутри по крышке пудреницы. Ирка передал ее Робинзону, а Робинзон заявил, что эта вибрация напоминает ему прикосновение к проводам, по которым идет очень слабый электрический ток.

– А теперь не звонит, а трещит. Что с пей? Может, сейчас взорвется?

– С какой стати Вера будет прятать у себя опасную вещь?

– Ребята, пожалуйста, остановите ее, пусть не трещит, пусть хотя бы не трещит! – в отчаянии умолял Петронил.

Робинзон решительно открыл крышку и, после непродолжительного колебания нажав зеленую кнопочку, положил пудреницу на ступеньку.

Время шло, а ребята ждали.

Потом наконец Петронил отважился и нагнулся к пудренице. И тут же глаза у него полезли на лоб и руки судорожно вцепились в край каменной ступеньки.

Он хотел что–то произнести, но это ему не удалось, и он так и замер с раскрытым ртом.

– Что случилось? – испуганно спросил Ирка.

– Ребята, – хрипло выдавил из себя Петронил, – она говорит!

Робинзон решительно открыл крышку и положил пудреницу на ступеньку.