Текст книги "Великая Церковь в пленении"
Автор книги: Стивен Рансимэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
В целом, по крайней мере теоретически, Константинопольская Православная церковь пережила удар османского завоевания лучше, чем можно было ожидать. Христианам не давалась возможность забыть, что они находятся под игом. Они не могли строить новые церкви без специального разрешения, которое давалось с трудом, за исключением тех случаев, когда предполагаемое место строительства находилось в чисто христианской местности. Разрешение нужно было получать и на восстановление церквей; ни одна церковь не могла стоять вблизи мусульманских святынь. Христиане должны были носить одежду, отличающуюся от мусульманской. За исключением патриарха, ни один из них не мог ездить верхом. Никто из христиан официально не имел права служить в войске, хотя на деле их иногда насильно привлекали кслужбе во флоте, а в христианских районах были образованы местные христианские отряды, известные как арматолы. Христианские семьи должны были поставлять насильственную дань из своих сыновей, которые обращались в ислам и включались в отряды янычар. Христианин, однажды обращенный в ислам, даже если он был ребенком или пленником, приговаривался к смертной казни в случае, если он возвращался к своей прежней вере. Каждое судебное дело, касающееся одновременно христианина и мусульманина, слушалось в мусульманском суде согласно Корану; немного было мусульманских судей, которые были готовы вынести решение в пользу иноверца. Наконец, все права и привилегии христиан зависели от благоволения султана. Даже фирманы, подписанные султанами, хотя было принято, чтобы они основывались на изданных ранее, могли игнорироваться. Придворные юристы могли объявить, что он противоречит мусульманскому закону и потому становится недействительным. [270]270
Книги Смитаи Рико(см. ниже, гл. 2 и гл. 6) и другие свидетельства путешественников XVII в., описывают те трудности, с которыми сталкивались христиане; кроме того, следует помнить, что они писали в такое время, когда турецкая государственная система начала приходить в упадок. Ситуация всегда бывала хуже в провинциях, где центральное правительство не могло осуществлять непосредственный контроль. Крузийв Turco‑Graecia в начале XVI в. пишет, что константинопольские христиане «не желают другого правительства, кроме турецкого». В XVI в., вероятно, только самые богатые христиане страдали от произвола Порты. В некоторых балканских регионах крестьяне, возможно, жили даже лучше, чем при прежних землевладельцах (см.: Vaughan D. Μ.Op. cit. P. 24–26). Это относится в первую очередь к Боснии и объясняет, почему так много боснийцев добровольно приняли ислам.
[Закрыть]
Несмотря на все это, несмотря на разрушение и бедность, которыми сопровождалось падение Константинополя, православный милетполучил конституцию, которая давала ему возможность не только существовать, но и преумножать свое материальное благосостояние. Греки выиграли от возрождения города, которое последовало за его завоеванием. На момент падения Константинополя его греческое население насчитывало не более 50 ООО человек. Несколько тысяч погибло во время осады и штурма, несколько тысяч было взято в плен. Но султан–завоеватель не только оставил грекам несколько кварталов, но и поощрял иммиграцию греков в город. Иногда иммиграция была насильственной. Все богатые жители Трапезунда были переселены в Константинополь. Другие были переселены из Адрианополя, третьи – с Лесбоса, после захвата острова в 1462 г.; есть известия о переселении двух тысяч семей из Аргоса. Полагают, что к середине XVI в. в Константинополе жило не менее 30 ООО греческих семей. И если мы примем, что в каждой семье было по пять–шесть человек – что может быть очень маленькой цифрой – греческое население города возросло до более 150 ООО и продолжало расти; а в этой деловой имперской столице накапливались денежные капиталы.
Многие из деревень в пригородах, особенно на европейских берегах Босфора и Мраморного моря, были вновь заселены греками. Некоторые из них, такие как Терапия или Yedikцy, были почти исключительно христианскими. [271]271
Jorga N.Byzance apres Byzance. P. 45–56, где дается общий обзор. Испанский путешественник Вилалон (Viaje de Turquia, 1557//Λί. Serrano у Sanz.Autobiograpfias у Memorias. P. 146) говорит, что официальная перепись насчитывает в Константинополе 40 ООО христианских домов, большинство из которых греческие, а также 10 ООО еврейских и 60 ООО турецких домов. В пригородах было 10 ООО греческих домов. Многочисленные греческие деревни в предместьях перечислены в кн.: Evliya Celebi.Seyahalname/Ed. N. Asim. Τ. I. P. 452.
[Закрыть]
Султан был достаточно мудрым, чтобы понимать, что благосостояние греков будет способствовать благосостоянию Империи. Он хотел предоставить им такое правительство, которое могло бы обеспечить их нужды, не нарушая при этом привилегии правящей турецкой расы.
Конституция, которую он им даровал, действовала до того момента, пока они соглашались отказываться от политических притязаний и вести частную жизнь в дозволенных им рамках. Между тем их милетбыл единым, и им гарантировалась свобода совершения богослужений. Действительно, в одном отношении к ним относились лучше, чем можно было ожидать. По мусульманской традиции, христиане города, взятого штурмом, не имели права восстанавливать свои церкви. Но в захваченном Константинополе они не только по–прежнему владели вторым по величине храмом Св. Апостолов, но также рядом церквей в разных районах города, особенно в Фанаре и Петрионе по Золотому Рогу и в Псаматии на Мраморном море. Похоже, что стремительное вторжение турецкого войска, которое ворвалось в город, рассматривалось как акт добровольной сдачи; потому и церкви не были конфискованы. Султан имел достаточно такта, чтобы понимать, что если его христианские подданные были готовы принять мирным путем его власть над ними, то им следовало оставить места богослужения. [272]272
О разрешении законом христианам сохранять некоторые из своих церквей см.: Runciman S.The Fall of Constantinople. P. 199–204.
[Закрыть]
Целостность православного милетабыла гарантирована новыми правами, дарованными патриарху. В результате мусульманского завоевания Церковь не потеряла своего положения. Наоборот, она приобрела более прочное положение в результате дарованных ей прав юрисдикции, которых у нее никогда не было в византийское время. После завоевания столицы и последующего присоединения остальных районов, практически вся территория патриархата была воссоединена, и, хотя во главе ее стояла иноверная власть, это был их собственный хозяин. Византийские мыслители, отрицавшие помощь Запада, которая на самом деле могла спасти только маленькую часть православной территории и вовлекала Церковь в унию с Римом и последующее углубление разногласий внутри Церкви, были удовлетворены. Целостность Церкви была сохранена, а вместе с ней и целостность греческого народа.
Но увеличенные права патриархата повлекли за собой новые трудные проблемы. Византийская церковь прежде по существу своему имела дело только с религиозными вопросами. Могла ли ее организация и духовная жизнь противостоять потоку, ворвавшемуся с введением гражданского управления? Были и еще более глубокие вопросы. Могла ли Церковь искренне принять турецкую власть как постоянную? В глубине сознания каждого грека, как бы верно он ни сотрудничал с новыми турецкими хозяевами, теплилась надежда, что в один прекрасный день власть Антихриста сокрушится, и тогда объединенный греческий народ воспрянет и восстановит свою Священную Империю. Как же мог тогда патриарх, который был высоким сановником в османской политике и присягал на верность султану, поощрять такие устремления? Может быть, было бы разумнее предоставить кесарю кесарево; но разве его высший долг был не перед Богом? Мог ли он когда‑либо быть всем сердцем предан султану? И мог ли султан когда‑либо быть уверен в такой преданности? Более того, его стремления приносили еще одну проблему. Византийская империя, по крайней мере теоретически, была вселенской, Священной Империей всех христиан, независимо от их национальности. В результате упадка она была сведена к Империи греков, а православный милет,организованный новой конституцией, был по существу милетомгреческим. Его задачей в глазах греков было сохранить эллинизм. Но мог ли эллинизм сочетаться со вселенскостью? Мог ли патриарх быть патриархом славян и православных арабов так же, как и греков? Не приведет ли это неизбежно к сужению его кругозора? События последующих столетий показали, какими сложными были эти проблемы.
На тот момент, однако, после того как успокоился первый ужас от завоевания, перспективы православного населения казались менее мрачными, чем опасались. Было хорошо известно, с каким почетом султан относился к патриарху Геннадию, с которым он вел дружеские беседы по религиозным вопросам; по его просьбе Геннадий составил краткую объективную записку о православной вере для перевода на турецкий язык. Новость о его интересе достигла до Италии. Филэллин Франческо Филельфо, теща которого, итальянка, вдова греческого философа Иоанна Хрисолора, находилась в плену в Константинополе, написал льстивое письмо султану с просьбой об ее освобождении, и высказывал предположение, что его величество был бы даже более достоин восхищения, если бы принял католическую веру. [273]273
Legrand Ε.Cent‑dix Lettres Grecques de Fr. Philelphe. P. 62–68.
[Закрыть]Вскоре папа Пий II, опасаясь, что Мехмет может прельститься «схизматическим» греческим вероучением, послал ему замечательно выразительное письмо, выставляя на вид истину и мудрость Святой Католической церкви. [274]274
Pius II.Lettera a Maomitto II/Ed. G. Toffanin.
[Закрыть]В Константинополе греческий философ Георгий Амируцис зашел так далеко, что высказал предположение, что христианство и ислам могут быть объединены в одну религию. Он представил султану трактат, в котором показывал, что между ними много общего: можно выработать синтез; или, по крайней мере, каждая религия могла бы признать другую как сестру. Различия между Библией и Кораном всегда бывали преувеличены плохим переводом, подчеркивал он; евреи виноваты в том, что поощряли эти недоразумения. К сожалению, его просвещенные аргументы были безосновательны. Мусульмане не проявили к ним интереса; греки же указывали на двоедушие Амируциса, которое он проявил при турецком завоевании Трапезунда; его поведение в дальнейшем не убедило их в противном. [275]275
Historia Politica (C. S. Η. B. edition). P. 38–39: Historia Patriarchica (C. S. Η. B. edition). P. 96–101. Более доброжелательная оценка Амируциса дается в кн.: Tomadakis N. В.Έτούρκευσεν ό Γεώργιος Αμιρούτζης// Επιτηρΐς Εταιρείας Βυζαντινών Σπουδών. XVIII (1948). Ρ. 99–143.
[Закрыть]Но хотя такой оптимизм и был обречен на разочарование, атмосфера при султанском дворе не была нетерпимой. Среди его министров были фанатики, такие как Заган–паша и Махмуд–паша, оба обращенные в ислам христиане; но их влияние было уравновешено такими людьми, как адмирал Хам‑за–бей, друг греческого историка Критовула. Султан питал глубокое уважение к своей мачехе–христианке, Марии, дочери Георгия Бранковича, деспота Сербии, и к своей жене–гречанке, Ирине Кантакузине, и к вдове Мурада II. Теперь она жила в уединении в Серрах в Македонии, но каждое ее желание немедленно исполнялось почтительным пасынком. Не все христиане, принявшие ислам, были фанатиками. Многие из них, обращение которых произошло скорее по политическим, чем по религиозным причинам, были готовы помогать своим бывшим собратьям по вере. Даже среди офицеров–янычаров были многие, которые помнили свои христианские дома и семьи и охотно оказывали им услуги. Если бы султан не был терпимым, такие обращенные в ислам люди не давали бы повода усомниться в их искренности. Но похоже, что Мехмет поощрял сотрудничество.
Тем не менее, на горизонте собирались тучи. Сам Геннадий первым ощутил их. Через несколько месяцев после своего водворения он попросил у султана разрешение перенести патриаршую резиденцию из храма Св. Апостолов. Район, в котором он находился, был заселен турками, которые возмущались против присутствия большого православного собора. Однажды утром во дворе церкви было найдено тело турка. Очевидно, его туда подбросили, но это дало соседям–туркам повод выступать против христиан. Если бы здание церкви было в лучшем состоянии, Геннадий мог бы попытаться отвратить бурю, но оно было основательно прогнившим. Его восстановление стоило дорого; да и со стороны турок могли быть возражения, если бы он попросил разрешение на ремонт. Он собрал все сокровища и святыни из церкви и переместился в район Фанара, населенный греками. Там он поселился в монастыре Паммакаристос, переместив монахинь в ближайший монастырь св. Иоанна в Трулле; и небольшая, но изысканная церковь Паммакаристос стала патриаршей церковью. Именно в ее боковой придел приходил султан, когда хотел посетить патриарха и обсудить с ним политические или богословские вопросы. Он отказывался войти в сам храм, опасаясь, что его преемники сочтут это поводом для обращения здания церкви в мечеть. Его предосторожности были напрасными. [276]276
Historia Politica (С. S. Η. В. edition). P. 28. Когда Мурад III превратил Паммакаристос в мечеть, то предлогом к этому было то обстоятельство, что там молился Завоеватель.
[Закрыть]
Несмотря на то, что Геннадий пользовался большим почетом, его задача не была легкой. Его действия вызывали осуждение со стороны религиозных пуристов за то, что он, вопреки канонам, применял икономию в случаях заключения или расторжения браков христиан, попавших в плен во время завоевания Константинополя. Особенно порицали его за венчание мальчиков ранее разрешенного двенадцатилетнего возраста; он допускал эти браки, потому что женатый мальчик не мог быть взят в корпус янычар и обращен в ислам согласно системе, известной под названием девширму турок и παιδομάζωμα у греков. Утомленный такой нетерпимой оппозицией, Геннадий в 1457 г. отрекся от престола и удалился на Афонскую Гору, а затем в монастырь св. Иоанна в Серрах под покровительство сербки Марии, вдовы Мурада II. Его не оставили в покое. Дважды он был снова выбран на патриарший престол. Дата его смерти неизвестна. Можно надеяться, что он не успел стать свидетелем нестроений, разыгравшихся позднее. [277]277
О темной истории патриархата до 1466 г. см. ниже, гл. 2. О применении Геннадием икономии сообщает его ученик, Феодор Агаллиан. См.: Patrine‑li С. G. O Θεόδωρος Άγαλλιανός και oi Ανέκδοτοι Λόγοι τοϋ. Σ. 146–148, и предисловие, с. 69–70.
[Закрыть]
Глава 2. Церковь и иноверное государство
Соглашение, заключенное между султаном–завоевателем и патриархом Геннадием касательно православного милета,как вскоре оказалось, действовало более на бумаге, чем в действительности. Турки не могли забыть, что они были правящим народом, завоевателями христиан; их раздражало, что греки получили привилегии, которыми не обладал ни один из завоеванных народов. Сам Мехмет и его советники выросли в такое время, когда Константинополь был большим культурным центром, и слава об учености греков распространялась по всему миру. Они не могли не чувствовать некоторое уважение к грекам. Мехмет гордился, что он оказался наследником кесарей, не только султаном, но и ромейским императором; и он хотел, чтобы его подданные–христиане воспринимали его именно так. Следующие поколения турок уже не разделяли эти чувства. Сыну Мехмета, Баязиту II, было пять лет, когда его отец завоевал Константинополь. К тому времени, когда он стал юношей, все греческие ученые, которые составляли славу Константинополя, были рассеяны: одни уехали в Италию и на Запад, другие жили в безопасном удинении монашеской кельи. Все греки, с которыми он сталкивался, были либо купцами, либо писарями и ремесленниками, или же священниками, избранными за свое тактичное, но зачастую и раболепное поведение. В отличие от отца, у него не было особенных интеллектуальных интересов; для него греческая культура ничего не значила. [278]278
Perry W. J. BдyazTd II//Encyclopaedia of Islam (new edition). Т. I. P. 1119–1121; Hammer‑Purgstall J. von.Geschichte des Osmanischen Reiches (1 stedition). Bd. II. S. 250 ff.; Jorga N.Geschichte des Osmanischen Reiches. Bd. II. S. 230 ff.
[Закрыть]Его сын, Селим I, активно не любил христиан. Триумфом его правления было завершение завоевания Сирии, Египта и Аравии; его высшая мечта осуществилась, когда он принял титул халифа, т. е. военачальника правоверных. [279]279
Kramers J. Η.Selim I//Encyclopaedia of Islam (1 stedition). Т. IV. P. 214– 217; Hammer‑Purgstall J. von.Op. cit. Bd. II. P. 350 ff; Arnold T. W. The Caliphate. P. 137, 164 ff.
[Закрыть]Сулейман Великолепный был еще одним султаном, который интересовался интеллектуальными веяниями в мире; но греки, его подданные, к тому времени уже не были в состоянии внести существенный вклад в них. Сам он пытался быть справедливым по отношению к ним, но для него и для среднего турка они стали раболепным народом, который можно было иногда использовать в качестве финансистов, секретарей или даже дипломатов, но, естественно, без всякого доверия, с интригами, и они не заслуживали уважения. [280]280
О Сулеймане см.: LybyerA. Μ.The Government of the Ottoman Empire in the time of Suleiman the Magnificent. P. 34, 151, 160, 163.
[Закрыть]С восшествием на престол сына Сулеймана, Селима II, пьяницы, верхушку османской администрации охватил кризис. Высокая Порта находилась во власти министров, которые, за несколькими исключениями, были корыстолюбивыми и беспринципными; в то же время обычно Султана Валиде, мать султана, негласно управляла делами из‑за занавеса гарема. [281]281
Hammer‑Purgstall J. von.Op. cit. Bd. II. P. 354 ff.; Jorga N.Geschichte des Osmanischen Reiches. Bd. III. S. 137 ff.
[Закрыть]
Судьба Османского султаната может служить примером коррумпированности абсолютной власти. Но система подкупа начала касаться и греков. Поскольку оказывалось, что они уже не могли рассчитывать на хорошее отношение со стороны властей, и их конкретные права соблюдались все меньше и меньше, они неизбежно должны были прибегать к интригам. В своей безнадежности они начали забывать о взаимной поддержке друг друга. Каждый из них начал заботиться о своей собственной выгоде. Поощрять же зависть, интриги и деморализацию милетабыло в интересах турок.
Внешним симптомом ухудшения положения греков было постоянное отбирание их церквей и обращение их в мечети. Султан–завоеватель был удивительно снисходительным в этом отношении. Единственная церковь, которая была официально отобрана у христиан, была Святая София. Это было закономерно: ведь Великая церковь была более, чем церковь; она была символом старой христианской Империи. Ее превращение в мечеть стало печатью нового порядка. Тем не менее, в течение долгих лет делалось не много попыток изменить старое христианское убранство, за исключением прикрытия или уничтожения мозаических образов Христа и святых. [282]282
В 1550 г. Николай де Николаи свидетельствовал о наличии мозаических образов в Святой Софии, но отмечал, что турки лишили их глаз (Les Navigations, Peregrinations et Voyages. P. 104). В одной рукописи, описывающей посещение итальянцами Константинополя в 1611 г. (British Museum, MS. Hart. 3408), говорится о том, что турки закрасили весь интерьер церкви белилами. Но через 60 лет Грело смог зарисовать многие мозаики и обнаружил, что только лики и фигуры были закрашены и повреждены. Те мозаики, которые турки не могли достать, были грубо повреждены; но он видел и людей с длинными шестами, которые пытались заклеить изображения ( Gre‑lot G. J. ALate Voyage to Constantinople/Transl. J. Philips. P. 111 ff.). Госпожа Мэри Вортли Монтегю (Complete Letters/Ed. R. Halsband. Т. I. P. 398–399), стремящаяся защищать турок от всякого обвинения в вандализме, заявляет, что если лики утратились, то это произошло от разрушительного воздействия времени. Она не дает объяснения, почему остальные фигуры находятся в лучшем состоянии. Герлах видел неповрежденные фрески в Студийском монастыре св. Иоанна, хотя церковь уже была обращена в мечеть, а также в церкви св. Феодосии (в то время она использовалась как склад) и в других бывших церквях ( Gerlach S.Tagebuch. S. 217, 358–359).
[Закрыть]Другие церкви, такие как Новая базилика и Богородицы Светоносной в районе старого императорского дворца были настолько повреждены во время штурма города, что они были заброшены, вовсе снесены или разрушились сами по себе. Иные храмы, такие как монастыри Пантократора или Спасителя Хора были разграблены и осквернены; греки не предпринимали попыток восстановить их. Поскольку они в основе своей были прочными, то неудивительно, что их вскоре обратили в мечети. Некоторые церкви были заняты турками сразу и использовались в светских целях. Святая Ирина, рядом со Святой Софией, стала арсеналом. В церкви св. Иоанна в Диппионе, недалеко от ипподрома, был помещен зверинец. [283]283
О судьбе этих церквей см.: Runciman S.The Fall of Costantinople. P. 199– 200. Арнольд фон Харф, посетивший Константинополь в 1499 г., сообщает несколько раз, что многие церкви использовались как зверинцы (The Pili‑grimage of Arnold von Harff (Hakluyt edition). P. 241–242, 244).
[Закрыть]В этих случаях церкви располагались в районах, населенных турками, и христиане были достаточно благоразумными, чтобы не протестовать. Храм св. Апостолов, хотя и сохранялся христианами во время падения города, как мы видели, был покинут ими через несколько месяцев; ввиду его ветхого состояния, султан не имел ничего против, чтобы он был разрушен и вместо него была сооружена большая мечеть, носящая его имя. Но многие другие церкви были оставлены в руках христиан. [284]284
См. выше: Кн. II, гл. 1.
[Закрыть]
На эти церкви не посягали при жизни Мехмета II. Его сын Баязит II придерживался других взглядов. В 1490 г. он потребовал передачи патриаршей церкви Богородицы Паммакаристос. Но патриарх Дионисий I сумел доказать, что Мехмет II определенно даровал эту церковь патриархату. Султан согласился, потребовав только снятие креста с купола. В то же время он запретил своим сановникам занимать другие церкви, как они предлагали. [285]285
Hypsilantis А. С.Τά μετά την"Αλωσιν/Ed. A. Germanos. P. 62, 91 (основывается на патриарших отчетах).
[Закрыть]Его запрет был, однако, вскоре нарушен, несомненно при его потворстве. Ранее 1494 г. была захвачена церковь Панахрантос и около 1500 г. – св. Иоанна в Студионе. Именно в это время турецкие чиновники превратили покинутые церкви Хора и Пантократора в мечети; несомненно, они хотели распространить свои действия на все еще действующие церкви. [286]286
Millingen A. van.Byzantine Churches in Constantinople. P. 128, 304; Janin R.Constantinople Byzantine. Vol. I, iii (Les Eglises et les monasteres). P. 224, 447, 533, 550. О Хоре см.: Gyllius P.De Constantinopoleos Topographia. P. 201.
[Закрыть]
Около 1520 г. султан Селим I, который не любил христианство, к ужасу своего великого визиря предложил насильно обратить всех христиан в ислам. Когда ему сказали, что это невозможно, он потребовал, чтобы по крайней мере все их церкви были отобраны. Визирь предупредил патриарха Феолепта I, который привлек к делу ученого юриста по имени Ксенакис. Феолепт понимал, что у него нет фирмана в защиту церквей. Он сгорел при пожаре в патриархате, говорил патриарх. Но Ксенакис смог представить трех престарелых янычаров, которые присутствовали при взятии Константинополя султаном–завоевателем. Они поклялись на Коране, что видели нескольких знатных граждан, которые пришли к султану, готовящемуся войти в город, и поднесли ему ключи от своих районов. Взамен этого он обещал им сохранение храмов. Султан Селим принял это свидетельство и даже позволил христианам снова открыть некоторые свои церкви, которые были закрыты его чиновниками. При этом еще больше церквей было захвачено во время его правления. [287]287
Historia Patriarchica (С. S. Η. В. edition). P. 158 ff.; Demetrius Cantemir.The History of the Growth and Decay of the Othman Empire (transl. N. Tindal). P. 102–103.
[Закрыть]В 1537 г., при султане Сулеймане Великолепном, этот вопрос был снова поднят. Патриарх Иеремия I сослался на решение султана Селима. Тогда Сулейман посоветовался с шейхуль–исламом, высшим мусульманским авторитетом в области юриспруденции. Исследовав предмет, шейх объявил, что «как известно, Константинополь был взят силой; но тот факт, что многие церкви сохранились, должен означать, что город сдался». Сулейман принял это решение. [288]288
Historia Patriarchica. Loc. cit.; Cantemir.Loc. cit. Historia Patriarchica объединяет оба эти эпизода в один; но очевидно, что янычары принимали участие лишь в первом случае, потому что они не могли жить в 1537 г., через 84 года после падения города. Доктор Р. Валш через два с половиной столетия слышал искаженную версию этой истории ( Walsh R.Residence in Constantinople during the Greek and Turkish Revolutions. Vol. II. P. 360–361).
[Закрыть]До конца его правления церкви больше не закрывались. Последующие султаны были менее терпимыми. При Селиме II еще больше церквей было превращено в мечети. В 1586 г., вернувшись после удачного похода на Азербайджан, Мурад III провозгласил, что намеревается преобразовать патриаршую церковь Паммакаристос в мечеть победы – Фетие джами. Если бы патриарх Иеремия II, которого любил Мурад, был еще на престоле, можно было бы предотвратить закрытие церкви. Но Иеремия незадолго до того был отстранен от власти в результате интриги св. синода; а возведенный в данный момент Феолепт II был ничтожеством. Мурад, без сомнения, был рад представить изъятие как наказание интриганам. Александрийский патриарх временно предоставил небольшую церковь св. Димитрия Канаву, которая принадлежала ему, в распоряжение Иеремии II, когда тот вернулся через несколько месяцев к патриаршеству. Наконец, патриархату позволили восстановить церковь св. Георгия, находящуюся в центре квартала Фанара. Новая церковь была построена в следующем столетии, также как и здания вокруг нее для патриаршей резиденции и канцелярий. Подобно всем церквям, которые разрешалось строить грекам вместо утраченных, новый храм был совершенно невзрачен снаружи, а сооружение заметного извне купола было запрещено. [289]289
Gedeon Μ.Πατριαρχικοί Πίνακες. Σ. 530.
[Закрыть]
К XVIII в. в Константинополе было около сорока греческих церквей; но только три из них были построены до завоевания города: св. Георгия Кипрского в Псаматии, разрушенная землетрясением в начале столетия; св. Димитрия Канаву, уничтоженная пожаром несколькими годами позже; и св. Марии Монгольской. Эта церковь сохранилась благодаря тому, что Мехмет II призвал грека–архитектора для строительства мечети на месте храма Святых Апостолов; этот архитектор, Христодул, получил в дар улицу, на которой стояла церковь, глубоко почитаемая матерью султана. Он распространил акты, гарантировавшие как целостность церкви, так и самого церковного здания. В конце XVII в. мусульмане пытались конфисковать здание. Димитрий Кантемир, который был юрисконсультом патриарха, смог показать им оригинальный фирман султана визирю Али Кюпрюлю, который благоговейно поцеловал его и распорядился, чтобы церковь оставалась нетронутой. Она до сих пор остается действующей церковью, хотя была сильно повреждена во время антигреческого восстания 1955 г. [290]290
Μ. Baudrierв книге «Histoire generale du serrail et de la cour du Grand Seigneur», опубликованной в 1623 г., говорил (Р. 9), что греки владели сорока церквями в городе. О церквях св. Георгия Кипрского и св. Димитрия Канаву см.: Janin R.Op. cit. Т. 1, III. P. 75, 95. О церкви св. Марии Монгольской см.: Cantemir.Op. cit. P. 105. Evliya Celebi.Seyahalname (ed. N. Asim). Т. 1. P. 452 – перечисляет большое количество греческих церквей в пригородах Константинополя.
[Закрыть]
Четвертая церковь, Перивлептос, находилась в руках христиан, хотя и не греков. Она была отдана армянам султаном Ибрагимом по просьбе его фаворитки, дамы необъятных прелестей, известной как Шекерпарче, т. е. «кусочек сахара», о которой говорили, что она весит более 300 фунтов. [291]291
Janin R.Op. cit. P. 328; Alderson A. D. The Structure of the Ottoman Dynasty. XXXVII. No. 4; Millingen A. van.Byzantine Constantinople: The Walls of the City. P. 20.
[Закрыть]
Тот же процесс происходил в провинциальных городах. В Фессалонике в середине XVI в. были превращены в мечети большой храм св. Димитрия и церкви Св. Софии и св. Георгия. [292]292
Tafrali О. Topographie de Thessalonique. P. 150 ff. показывает, что некоторые церкви были захвачены турками сразу после завоевания города. Св. Димитрий был закрыт в правление Баязита II. Обращение в мечеть Св. Софии датировано надписью 993 г. хиджры (1545 г. от P. X.). Венецианский путешественник Лоренцо Бернардо, который был в Фессалонике проездом в 1590 г., свидетельствует о том, что она уже была мечетью, но мозаическое изображение Вседержителя в куполе не было закрашено. См.: Viaggio a Constantinopoli di ser Lorenzo Bernardo//Miscellanea pubblicata dalla Deputazione Veneta di Storia Patria. P. 33; Jorga N. Byzance apres Byzance. P. 46 ошибочно предполагает, что Бернардо говорит о Св. Софии в Константинополе.
[Закрыть]В Афинах церковь, в древности известная как Парфенон, стала мечетью примерно в то же время, а рядом с ней беспечно возвышался минарет. Когда Парфенон был разрушен в 1687 г. венецианским ядром, попавшим в склад боеприпасов, находившийся на его территории, то на руинах была построена небольшая мечеть. [293]293
Точно неизвестно, когда именно Парфенон был обращен в мечеть. Вероятно, сам Мехмет II обратил церковь Богородицы Спасения, которая была православным кафедральным собором во франкские времена. См.: Sicilia‑nos D.Old and New Athens (transl. R. Liddell). P. 96; Hasluck F. W. Christianity and Islam under the Sultans. Vol. I. P. 13–16; Vol. II. P. 755.
[Закрыть]В каждом городе, завоеванном турками, повторялась та же история. Только в районах с чисто христианским населением церкви оставались неповрежденными. Закрытие церквей было не только унизительным, но создавало серьезные юридические и экономические проблемы. Многие из отобранных церквей владели значительной собственностью, передача которой приводила к бесконечным судебным процессам и интригам. Не меньшие трудности встречали греки, чтобы добиться разрешения на строительство церквей взамен тех, которые они потеряли. Если они не сталкивались с открыто враждебным отношением, то должны были встретиться с глухой стеной турецкой бюрократии. Обычно взятки были единственным методом для получения быстрого ответа на каждый запрос. Очень быстро греки поняли, что подход к их новым хозяевам лежит через подарки и деньги.
Такая практика не была бы столь вредной, если бы сама церковная организация оставалась неподкупной. Там греки сами навлекали на себя неприятности. Они не могли преодолеть свое пристрастие к политике, а поскольку открытый доступ к власти теперь был для них закрыт, то они упивались тайными интригами. Геннадий был фигурой, которая вызывала всеобщее уважение. В своем отчаянии после завоевания греки были рады следовать за вождем, который был готов и мог действовать в их пользу. Но вскоре начались раздоры, и после его удаления не было ни одного человека, равного ему по значению, который мог бы стать его преемником. Об его преемнике Исидоре II мы не знаем практически ничего, кроме его имени. Он умер 31 марта 1462 г. При следующем патриархе, Иоасафе I, в 1463 г. случилось событие, которое продемонстрировало опасности нового режима. Ученый Георгий Амируцис, который жил в Константинополе и пользовался благоволением султана за свою ученость, захотел заключить брак с вдовой герцога Афинского, хотя его собственная жена была еще жива. Согласно другой версии, будущий двоеженец был знатным человеком из Трапезунда по имени Кавазитис, в пользу которого агитировал Амируцис. Кто бы ни был проситель, Иоасаф отказался благословить двоеженство. Амируцис тогда пытался оказать давление на св. синод и угрожал его членам от имени своего могущественного двоюродного брата, принявшего ислам, Махмуда–паши, и добивался низложения Иоасафа. Иоасаф тщетно попытался покончить жизнь самоубийством. Вероятно, Геннадий Схоларий вновь был призван, чтобы водворить порядок. [294]294
Historia Politica (С. S. Η. В. edition). P. 38–39; Historia Patriarchica (С. S. Η. В. edition). P. 96–101; Ekthesis Chronica/Ed. S. Lampros. P. 36. Более подробная информация содержится в воспоминаниях Феодора Агал–лиана: Patrineli Ch. G.Ό Θεόδωρος Άγαλλιανός καϊ οί Ανέκδοτοι Λόγοι του, где приводится дата смерти Исидора (Р. 118). См. также предисловие Пат–ринели. С. 61–68.
[Закрыть]О следующем патриархе, Софронии I, ничего не известно; его правление, вероятно, было между Исидором II и Иоасафом I. Определенно то, что Геннадий вернулся на престол ненадолго в 1464 г. При его преемнике, Марке Ксилокарависе, начались еще худшие неприятности. Марк был избран в начале 1465 г.; но у него были враги, во главе которых стоял Симеон, митрополит Трапезундский, который домогался патриаршего престола. В начале 1466 г. Симеон собрал сумму в 2000 золотых, 1000 из своих средств и 1000 от своих друзей, и преподнес ее министрам султана, которые приказали св. синоду в обязательном порядке низложить Марка и поставить Симеона. Новость об этом акте симонии достигла до вдовы Мурада, христианки Марии. Она поспешила из Серр ко двору султана, благоразумно принеся с собой другие 2000 золотых. Султан встретил ее словами: «Что это, мать моя?» Она просила его разрешить вопрос, низложив и Марка, и Симеона в пользу ее кандидата, праведника Дионисия, родом из Пелопоннеса, который был митрополитом Филиппопольским. Ее просьба была удовлетворена. Но Симеон не был сломлен. В 1471 г. он обвинил Дионисия перед св. синодом в том, будто тот в детстве, находясь в плену, был обращен в мусульманство. Хотя Дионисий и смог представить очевидные доказательства ложности обвинения, св. синод его низложил, а уплата еще 2000 золотых Высокой Порте обеспечила вторичное возведение на престол Симеона. Наверное, султан Мехмет смотрел на все это с циничным удивлением, в то время как Мария была слишком разочарована, чтобы вмешиваться, хотя она и предоставила Дионисию убежище близ своей резиденции в Серрах. [295]295
Historia Politica (С. S. Η. В. edition). P. 29–42; Historia Patriarchica (С. S. Η. В. edition). P. 102–112.
[Закрыть]Симеон, однако, через три года был смещен в пользу кандидата–серба, Рафаила, который предложил вносить каждый год Высокой Порте сумму в 2000 золотых. Ираклийский митрополит отказался посвятить его; и хотя Анкирский митрополит был более расположен, существовали сомнения в законности интронизации, и многие члены синода отказались иметь с ним общение. Более того, он столкнулся с необходимостью увеличить сумму, которую он обещал выплачивать. Вероятно, в начале 1477 г. султан, снова под влиянием своей мачехи, вмешался в дело, водворил порядок и обеспечил выбор Максима III Манассиса. Максим, которого на самом деле звали Мануил Христонимос, был великим экклесиархом и поссорился с Геннадием по поводу применения икономии, а позднее противопоставился султану, поддерживая Иоасафа I против Амируциса. Теперь он завоевал уважение султана и умер на престоле через несколько месяцев после смерти самого Мехмета. Тогда Симеон снова выкупил свое возвращение на престол и теперь был в целом принят. [296]296
Historia Politica (С. S. Η. В. edition). P. 43–44; Historia Patriarchica (С. S. Η. В. edition). P. 113–115; Gedeon M.Op. cit. Σ. 490–491. StephanidouV. Συμβολαϊ. εις την Έκκλησιαστικην Ίστορίαν και τό Εκκλησιαστικών Δίακον. Σ. 104–113.
[Закрыть]Собор, созванный в 1484 г. для официальной отмены Флорентийской унии и закрепления чина принятия униатов в Церковь, состоялся с участием представителей всех православных общин. [297]297
См. ниже, гл. 4.
[Закрыть]
В дальнейшем редкий патриарх не являлся представителем какой‑нибудь партии или фракции. Влияние на выборы осуществлялось с разных сторон. Мария умерла около 1480 г., но такую же роль теперь исполняла ее племянница, княгиня Валахии, которая обеспечила назначение преемника Симеона, Нифонта II. С этого момента началось появление правителей дунайских провинций на патриаршей сцене. Валашские и молдавские господари добровольно подчинились султану и тем самым обеспечили свою автономию; а они были богаты. Их подданные, предки нынешних румын, не были славянами, хотя их Церковь составляла часть Сербской церкви и служила славянскую литургию. Высшие классы чувствовали себя намного ближе к грекам, чем к славянам. Как самые высокопоставленные миряне в Оттоманской империи, дунайские господари постоянно стремились поставить своих кандидатов на патриарший престол. [298]298
Historia Patriarchica (С. S. Η. В. edition). P. 128–140. См.: Jorga N.By‑zance apres Byzance. P. 84–86. Именно благодаря валашскому влиянию Нифонт вернулся на патриарший престол в 1497–1498 гг. В 1502 г. он был снова избран, но опять отстранен. Пахомий I, занявший его место, также пользовался валашской поддержкой. См.: Popescu N.Patriarhii Tarigradului prin terile romдne^ti in veacul al XVI‑lea. P. 5 ff.
[Закрыть]Грузинский царь, который за исключением далекого русского князя был единственным независимым правителем в пределах патриархата, также пытался время от времени вмешиваться в дела. Но Грузинская церковь была полуавтономной, со своей литургией и своим родным языком; кроме того, у Грузии были свои политические трудности. Однако если грузинский монарх хотел оказывать воздействие, оно могло быть серьезным. [299]299
В 1504 г. Иоаким I пользовался грузинской поддержкой. См.: Historia Patriarchica (С. S. Η. В. edition). P. 140–141.
[Закрыть]Более постоянным и эффективным было влияние, оказываемое монахами Афонской Горы. Св. Гора была по–прежнему полна богатыми монастырями, а также являлась центром интеллектуальной и духовной деятельности. Ее автономия соблюдалась турками, хотя позднее турецкий чиновник, осужденный на временное безбрачие, выполнял там роль представителя султана. До упадка, который переживали монастыри в конце XVII в., кандидат на патриарший престол, имевший афонскую поддержку, пользовался большим уважением. [300]300
Максим IV (1491–1497) имел афонскую поддержку, также как позднее Митрофан III (1565–1572, 1579–1580). См.: Jorga N. Byzance apres Byzance. P. 84–85.
[Закрыть]Но господари Дунайских княжеств, царь Грузии и даже монахи Св. Горы жили далеко от Константинополя. Намного большее значение имело давление, оказываемое греческими купцами султанской столицы.
Одно из самых непредвиденных последствий османского завоевания было возрождение греческой торговой жизни. В течение последних нескольких столетий итальянцы доминировали в средиземноморской торговле, пользуясь привилегиями, которыми не обладали даже местные купцы. Теперь они лишились своих привилегий, и их колонии постепенно выродились. Немногие из турок имели склонность или вкус к торговле; и торговля в огромных и растущих владениях султана перешла в руки подневольных народов, евреев, армян и, прежде всего, греков. Греческий коммерческий гений всегда процветал в местностях, где греки были лишены политической власти, и, таким образом, их честолюбие и энергия направлялись на коммерцию. Вскоре после падения Константинополя там появились греческие торговые династии. Некоторые из них вели свое происхождение от известных византийских семей; и хотя их претензии удовлетворялись редко, некоторым представителям старых семей, которые сохранились по мужской линии, это помогало приобрести известность в торговле при условии, что они носили звучные имперские фамилии, такие как Ласкарис, Аргир или Дука. Знатные семьи, насильно водворенные в Константинополе султаном–завоевателем из Трапезунда, имели больше претензий на древнее происхождение, например, Ипсиланти, родственники императорской фамилии Комнинов. Немного позднее, когда турки завоевали Хиос, в Константинополь прибыли хиосские семьи, проявившие особые способности к торговле. В их среде считалось престижным иметь высокое итальянское, желательно римское, происхождение. [301]301
См. ниже, гл. 10.
[Закрыть]В XVI в. ведущей греческой семьей были Кантакузины, возможно, единственные, чьи претензии на прямое происхождение от византийских императоров были подлинными. К середине столетия глава семьи, Михаил Кантакузин, которого турки называли Шайтаноглу, или «сын дьявола», был одним из богатейших людей всего Востока. Он имел 60 ООО дукатов годового дохода от контроля над торговлей русским мехом; монополия в этой торговле была дарована ему султаном. Он мог оплатить снаряжение 60 галер для султанского флота. Жена Михаила была дочерью валашского господаря и внучкой молдавского господаря. Сам он редко приезжал в Константинополь, предпочитая жить в Анхиале на Черноморском побережье, в городе, населенном почти исключительно греками, где вид его богатства не мог задевать турок. Но даже там он стал предметом зависти. В конце 1578 г. турки арестовали его по формальному обвинению и казнили. Его имущество было конфисковано и определено к продаже. Великолепие его удивило всех. Большая часть его драгоценных рукописей была куплена Афонскими монастырями. [302]302
О Кантакузинах см.: Sorga N.Despre Cantacuzini – Genealogia Cantacu‑zinilor – Documentele Cantacuzinilor, passim.О Михаиле см.: Ibid. P. XXII‑XXXV; idem.Byzance apres Byzance. P. 114–121. О нем постоянно говорится в «Патриаршей истории» и у Герлаха (Op. cit. S. 55, 60, 223 ff.). Герлах считает, что на самом деле он был не членом старой императорской фамилии, но сыном английского купца. Крузий в Turco‑Graecia на основании Герлаха также говорит о продаже его книг.
[Закрыть]
