Текст книги "История Лизи (др. перевод)"
Автор книги: Стивен Кинг
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
6
Само собой, вначале были инкунки, эти язычники, поклоняющиеся подлинникам и неопубликованным рукописям, и профессор Вудбоди, который в глазах Лизи был их королем. Одному Богу известно, сколько он опубликовал научных статей о творчестве Скотта Лэндона и как много из них даже сейчас спокойно собирали пыль в книгозмее, разлегшейся над амбаром. Плевать она хотела и на то, сколь мучительной была для профессора Вудбоди мысль о том, что неопубликованные произведения Скотта Лэндона могли также собирать пыль в его кабинете. Важным для нее было совсем другое: по пути домой из кампуса, два или три вечера в неделю, Вудбоди выпивал пару-тройку стаканов пива, всегда в одном баре, который назывался «Место». Около кампуса располагалось немало питейных заведений: и дешевых пивных – где пиво подавали кружками и кувшинами, и более изысканных – которые посещали преподаватели и выпускники; с комнатными растениями на подоконниках и музыкальными автоматами, игравшими «Яркие глаза»[62]62
«Яркие глаза» – лирическая песня дуэта «Саймон и Гарфанкел», популярного в 1960-е годы.
[Закрыть], а отнюдь не «Май кемикэл романс»[63]63
«Май кемикэл романс» – современная американская панк-группа.
[Закрыть]. «Место» – бар, которому отдавал предпочтение рабочий класс, – находился в миле от кампуса, и в тамошнем музыкальном автомате наиболее близким к рок-н-роллу был дуэт Тревис Тритт – Джон Мелленкамп[64]64
Тритт Тревис (р. в 1962), Мелленкамп Джон (р. в 1951) – современные американские певцы, музыканты, гитаристы. С Мелленкампом Стивен Кинг уже много лет собирается написать мюзикл.
[Закрыть]. По словам Вудбоди, ему нравилось приходить туда, потому что в будни во второй половине дня и ранним вечером там было малолюдно, а посетители напоминали ему отца, который работал на металлургическом заводе корпорации «Ю. С. Стил» (Лизи ничего не хотела слышать об отце этого долбаного инкунка). Именно в этом баре он встретил мужчину, который назвался Джимом Дули. Дули тоже заглядывал туда во второй половине дня или ранним вечером, говорил вкрадчиво, отдавал предпочтение синим рубашкам из «шамбре» и брюкам с манжетами, какие носил отец Вудбоди. По словам профессора, ростом он был шесть футов и один дюйм, слегка сутулился, редеющие темные волосы часто падали на лоб. Вудбоди полагал, что глаза у Дули синие, но гарантировать этого не мог, хотя пили они на протяжении шести недель и, как признался профессор, «где-то стали приятелями». Они обменивались не историями жизни, а отрывками жизненных историй, чем, собственно, и занимаются мужчины в барах. Вудбоди заявлял, что говорил только правду. И у него не было оснований сомневаться, что Дули отвечал тем же. Да, Дули мог двенадцать или четырнадцать лет назад покинуть маленький городок в западной Виргинии и с тех пор переходить с одной низкооплачиваемой работы, связанной с физическим трудом, на другую. Да, какое-то время он мог отсидеть в тюрьме, что-то в его повадках говорило об этом, скажем, он всегда смотрел в зеркало за стойкой, когда брался за стакан с пивом, и хотя бы раз обязательно оглядывался, когда шел в туалет. И да, шрам над правым запястьем он мог получить во время короткой, но яростной драки в прачечной тюрьмы. Или не получить. Черт, шрам мог остаться после неудачного падения с велосипеда в детстве. Наверняка Вудбоди знал только одно: Дули прочитал все книги Скотта Лэндона и мог интеллигентно их обсуждать. И он сочувственно слушал стенания Вудбоди насчет того, что непреклонная вдова Лэндон сидит на интеллектуальной сокровищнице – неопубликованных произведениях Лэндона, среди которых, по слухам, есть целый роман. Сочувственно – это мягко сказано. С нарастающей яростью.
Согласно Вудбоди, это Дули начал называть ее Йоко[65]65
Йоко – жена Джона Леннона и, по мнению многих, его злой дух, разрушивший группу «Битлз».
[Закрыть].
Вудбоди характеризовал встречи в «Месте» как «редкие, граничащие с регулярными». Лизи легко расшифровала это определение: четыре, а иногда и пять дней в неделю Вудбоди и Дули на пару перемывали косточки Йоко Лэндон, и когда Вудбоди говорил, что они брали одно или два пива, то имел в виду один или два графина. Вот так они, эти интеллектуальные Оскар и Феликс[66]66
Оскар и Феликс – герои мультсериала для взрослых (2000) и телефильма (2005) «Гордая семейка».
[Закрыть], накачивались пивом чуть ли не каждый рабочий день недели, сначала говорили о величии произведений Скотта Лэндона, а потом, само собой, перешли к тому, какой мерзкой прижимистой сукой оказалась его вдова.
Согласно Вудбоди, именно Дули развернул разговор в этом направлении. Лизи, которая знала, как ведет себя Вудбоди, если ему не идут навстречу, сомневалась, что для этого потребовалось много усилий.
И в какой-то момент Дули сказал Вудбоди, что он, Дули, может убедить вдову изменить свое мнение насчет неопубликованных рукописей. В конце концов, так ли сложно объяснить ей что к чему, если в итоге все бумаги писателя окажутся в библиотеке Питсбургского университета, где уже хранилась Коллекция Лэндона? Он умеет убеждать людей изменять свое мнение, сказал Дули. У него к этому дар. И Король инкунков (глядя на своего нового приятеля с пьяным прищуром, Лизи в этом не сомневалась) спросил, сколько Дули хочет за такую услугу. Дули ответил, что он не пытается на этом заработать. Они же говорят об услуге человечеству, не так ли? Забрать великое сокровище у женщины, которая слишком глупа, чтобы понять, на чем сидит, словно гребаная наседка на кладке яиц. Да, конечно, ответил Вудбоди, но любой труд должен оплачиваться. Дули обдумал его слова и сказал, что будет вести учет своих расходов. А потом, когда они встретятся вновь и он передаст рукописи Вудбоди, они смогут обсудить вопрос оплаты. С этим Дули протянул руку своему новому другу, чтобы рукопожатием закрепить совершенную сделку. Вудбоди пожал протянутую руку, испытывая радость и презрение. Он сказал Лизи, что вспомнил свои мысли насчет Дули, сформировавшиеся за пять или семь недель их знакомства. Бывали дни, когда он видел Дули действительно крутым парнем, закаленным тюрьмой, чьи леденящие кровь рассказы о жестоких драках и заточенных до остроты бритвы ложках были чистой правдой. А в другие дни (день рукопожатия был одним из них) он нисколько не сомневался, что Джим Дули – фантазер, и самое опасное совершенное им преступление – кража галлона или двух растворителя краски из «Уол-Марта» в Монровилле, где он работал шесть месяцев или около того, в 2004 году. Так что Вудбоди воспринял эту сделку как пьяную шутку, особенно после того как Дули сказал ему, что будет уговаривать Лизи отдать бумаги покойного мужа ради Искусства. Вот и все, что Король инкунков сообщил Лизи о второй половине того июньского дня, но, разумеется, это был тот же самый Король инкунков, который, наполовину пьяный, сидел в баре с едва знакомым ему человеком, представившимся «бывалым уголовником», и они оба называли ее Йоко и соглашались в том, что Скотт, должно быть, держал ее при себе ради одного и только одного, потому что ради чего еще она могла быть ему нужна? По словам Вудбоди, ему все это казалось шуткой, фантазией двух мужчин, размечтавшихся за выпивкой в баре. Правда, эти двое мужчин еще и обменялись электронными адресами, но в наши-то дни у каждого есть электронный адрес, не так ли? После вечера рукопожатия Король инкунков встретил своего верного подданного еще один раз, двумя днями позже. Дули ограничился одним пивом, сказав Вудбоди, что он «тренируется». А выпив пиво, соскользнул со стула и откланялся, поскольку «у него встреча с одним парнем». Он также сказал Вудбоди, что они увидятся если не на следующий день, то уж на следующей неделе точно, но с тех пор Вудбоди больше не видел Джима Дули. Через пару недель профессор перестал оглядывать бар. И электронный адрес «Zack991» больше не работал. С одной стороны, думал Вудбоди, расставание с Дули – это плюс. Он слишком много пил в последнее время, да и чувствовал, что с Дули что-то не так («Поздновато ты это понял, не правда ли?» – мрачно подумала Лизи). Вудбоди вновь уменьшил пивной рацион до одного-двух стаканов в неделю и – получилось это само собой – перебрался в другой бар, расположенный в паре кварталов от «Места». И только позже до него дошло («Когда мои мозги прочистились», – так он это назвал), что подсознательно он хотел дистанцироваться от того места, где встречался с Дули, фактически сожалел о том, что произошло. Если, конечно, это было нечто большее, чем фантазии, еще один воздушный замок Джима Дули, который он, Джо Вудбоди, помог возвести, обсуждая неделю за неделей за выпивкой творчество очередного несчастного питтсбургского писателя. И он верил, что это фантазии, истово заключил Вудбоди, совсем как адвокат, для клиента которого процесс может закончиться инъекцией смертельного яда[67]67
Во многих штатах США приговоренных к смерти не сажают на электрический стул, а вводят им яд.
[Закрыть], если его речь не произведет должного впечатления на присяжных. Он пришел к выводу, что большинство историй Дули о нравах и выживании в тюрьме «Заросшая гора» – выдумки чистой воды, и его идея заставить миссис Лэндон отдать рукописи покойного мужа – из той же серии. Так что их сделка – всего лишь детская игра «Что, если…».
– Если все это правда, ответь мне на такой вопрос, – заговорила наконец Лизи. – Если бы Дули привез тебе рукописи Скотта, ты бы устоял перед соблазном взять их у него, зная, каким путем они добыты?
– Не знаю.
Она пришла к выводу, что это честный ответ, поэтому задала еще один вопрос, даже два:
– Ты знаешь, что ты сделал? Что привел в движение?
На это Вудбоди не ответил, и она подумала, что он снова поступил честно. Во всяком случае, продемонстрировал ту честность, на которую был способен.
7
Взяв паузу на раздумья, Лизи спросила:
– Это ты дал ему телефонный номер, по которому он мне позвонил? Тебя я должна за это благодарить?
– Нет! Точно нет! Я не давал ему никаких телефонных номеров, уверяю вас!
Лизи ему поверила.
– Тебе придется для меня кое-что сделать, профессор. Если Дули свяжется с тобой, может, чтобы сообщить, что дело на мази и все путем, ты должен сказать ему, что сделка разорвана. Полностью разорвана.
– Я скажу. – Рвение мужчины вызывало презрение. – Поверьте мне, я… – Его прервал женский голос (жены, Лизи в этом не сомневалась), задавший какой-то вопрос. Что-то зашуршало: он прикрыл микрофон рукой.
Лизи не возражала. Она провела оценку сложившейся ситуации, и итог ей совершенно не понравился. Дули сказал ей, что она сможет избежать неприятностей, отдав Вудбоди бумаги и неопубликованные рукописи Скотта. После этого профессор позвонит безумцу, скажет ему, что все в порядке, и на этом будет поставлена точка. Да только бывший Король инкунков понятия не имел, как найти Дули, и Лизи ему верила. Она думала, что Дули, возможно, и собирался появиться в кабинете Вудбоди (или в его замке в пригороде) с бумагами Скотта… но до того он планировал сначала затерроризировать ее, а потом причинить боль в тех местах, которые она не давала трогать мальчикам на школьных танцах. И почему он собирался это сделать, приложив немало усилий, чтобы убедить профессора и саму Лизи, что ничего плохого с ней не случится, если она не будет упираться и сделает все, о чем ее просят?
Может, потому, что ему нужно выдать себе разрешение?
Да, похоже на правду. И позже (после того как она умрет или ее искалечат до такой степени, что она будет мечтать о смерти) совесть Джима Дули сможет убедить себя, что Лизи сама во всем и виновата. «Я дал ей все шансы, – подумает ее друг «Зак». – Так что вина исключительно ее. Вот эта Йоко и получила по заслугам».
Ладно. Тогда ладно. Если он появится, она даст ему ключи от амбара и рабочих апартаментов и скажет, что он может взять все, что захочет. Я скажу ему: «Все твое. Бери – не хочу».
Но при этой мысли губы Лизи изогнулись в лишенную веселья улыбку-полумесяц, знакомую, возможно, только ее сестрам и мужу («лицо-торнадо», так говорил Лэндон, когда видел ее).
– Черта с два отдам, – пробормотала она и огляделась в поисках серебряной лопаты. Не увидела. Оставила в машине. Если хотела ее забрать, лучше бы выйти из дома до того, как окончательно стем…
– Миссис Лэндон? – Озабоченности в голосе профессора прибавилось. Она про него совершенно забыла. – Вы слушаете?
– Да. Вот куда это тебя привело.
– Простите?
– Ты знаешь, о чем я говорю. Все эти бумаги, которые ты хотел заполучить, бумаги, которые, по твоему разумению, были тебе так необходимы. И вот куда это тебя привело. Как я понимаю, самочувствие у тебя не очень. Плюс, разумеется, вопросы, на которые тебе придется ответить после того, как я положу трубку.
– Миссис Лэндон, я не…
– Если полиция позвонит тебе, я хочу, чтобы ты рассказал им все, что рассказал мне. А сие означает, что сначала тебе лучше ответить на все вопросы жены. Или я не права?
– Миссис Лэндон, пожалуйста! – В голосе Вудбоди звенела паника.
– Ты сам заварил эту кашу. Ты и твой друг Дули.
– Перестаньте называть его моим другом!
«Лицо-торнадо» потемнело еще сильнее, губы утончались, пока не показались острия зубов. И одновременно глаза суживались, превращаясь в щелочки, в которых сверкали синие искорки. Лицо превратилось в звериную морду, дебушеровский характер проявлялся во всей красе.
– Но он твой друг! – воскликнула она. – Ты с ним пил, делился с ним своими горестями и смеялся, когда он называл меня Йоко Лэндон. Именно ты натравил его на меня, как бы ни оправдывался, а теперь выясняется, что он безумен, как сортирная крыса, и ты не можешь остановить его. И да, профессор, я собираюсь позвонить шерифу округа, и да-а-а-а, я назову ему твое имя, я расскажу им все, что поможет поймать твоего друга, потому что он еще не закончил начатое, ты это знаешь так же, как и я, потому что он не хочет останавливаться на полпути, потому что ему все это очень даже нравится, и вот куда это тебя привело. Ты сам на это напросился, вот и пеняй на себя! Так? Так?
Нет ответа. Но она слышала учащенное дыхание и знала, что бывший Король инкунков старается не заплакать. Она положила трубку, схватила с пола еще одну сигарету, закурила. Вернулась к телефону, покачала головой. Она позвонит в управление шерифа, но чуть позже. Сначала она хотела забрать серебряную лопату из «бумера», и забрать немедленно, прежде чем дневной свет окончательно угаснет и в ее части света воцарится ночь.
8
В боковом дворе (который она предпочитала называть «дверным двором») уже слишком стемнело, чтобы чувствовать себя спокойно, хотя Венера, звезда желаний, еще не появилась на небе. Тени, где к амбару примыкал сарай для хранения садового инструмента, были особенно черными, а «BMW» стоял в каких-то двадцати футах от этого места. Разумеется, Дули не прятался в этом колодце теней, но будь он на их участке, то мог бы затаиться где угодно: прислонившись к стене раздевалки у бассейна, выглядывая из-за угла дома, присев за надстройкой над лестницей в подвал…
Эта мысль заставила Лизи резко обернуться, но света еще хватало, чтобы увидеть, что по обе стороны надстройки никого нет. И двери в надстройку были заперты, то есть она могла не опасаться, что Дули проник в подвал. Если, конечно, он каким-то образом не попал в дом и не спрятался там до ее приезда…
Перестань, Лизи… ты запугаешь себя…
Она замерла, взявшись за ручку задней дверцы «BMW». Постояла, может, секунд пять, потом позволила окурку выпасть из пальцев свободной руки, растоптала его каблуком. Кто-то стоял в самом темном углу, где сходились стены амбара и сарая для инструментов. Стоял – очень высокий и застывший.
Лизи открыла заднюю дверцу «бумера» и вытащила серебряную лопату. Свет в кабине продолжал гореть и после того, как она захлопнула дверцу. Она забыла о том, что в современных моделях лампы в кабине гасли с замедлением, конструкторы называли это «светом любезности», но не находила ничего любезного в том, что Дули мог видеть ее, а она его – нет, потому что этот долбаный свет слепил. Она отступила от автомобиля, прижимая черенок лопаты к груди. Свет в кабине «BMW» наконец-то погас. На мгновение от этого стало только хуже. Она видела лишь бесформенные лиловые тени под выцветающим лавандовым небом и ожидала, что он сейчас прыгнет на нее, называя «миссас» и спрашивая, почему она не слушала, тогда как его руки сомкнутся на ее шее, и дыхание прервется.
Этого не произошло, и еще через три секунды ее глаза приспособились к остаткам дневного света. Теперь она снова могла его видеть, высокого и прямого, мрачного и неподвижного, стоявшего в углу между большим сооружением и маленькой пристройкой. Что-то лежало у его ног. Что-то с прямыми углами. Возможно, чемодан.
«Господи, он же не думает, что сможет упаковать туда все бумаги Скотта, не так ли?» – подумала она и осторожно шагнула влево, сжимая черенок лопаты так сильно, что кулаки вибрировали.
– Зак, это ты? – Еще шаг. Второй. Третий.
Она услышала шум подъезжающего автомобиля, поняла, что фары осветят двор, выхватив его из темноты. И когда это случится, он, конечно же, прыгнет на нее. Она замахнулась лопатой, серебряный штык взлетел над ее плечом, совсем как в 1988 году, набрала полную грудь воздуха к тому моменту, когда приближающийся автомобиль въехал на вершину Шугар-Топ-Хилл и на мгновение осветил двор, и Лизи увидела мощную газонокосилку, которую сама же в этот угол и поставила. Тень, отбрасываемая рукояткой на стену, пропала вместе со светом фар проехавшего мимо автомобиля. И газонокосилка вновь превратилась в человека, затаившегося в углу с чемоданом у ног, хотя после того, как тебе открылась истина…
«В фильме «ужасов», – подумала Лизи, – именно в этот момент монстр выпрыгнул бы из темноты и схватил меня. В тот самый момент, когда я начала бы расслабляться».
Никто и ничто не прыгнуло и не схватило ее, но Лизи подумала, что будет неплохо взять серебряную лопату в дом, пусть даже как талисман, приносящий удачу. Держа лопату уже одной рукой, у того места, где черенок входил в серебряный штык, Лизи вернулась в дом, чтобы позвонить Норрису Риджуику, шерифу округа Касл.
Глава 7
Лизи и закон
(Навязчивость и изнурённый разум)
1
Принявшая звонок Лизи женщина, представившаяся дежурным диспетчером Соумс, сказала, что не может соединить Лизи с шерифом Риджуиком, потому что шериф Риджуик женился на прошлой неделе, и сейчас он и новобрачная находятся на острове Мауи, где и будут пребывать следующие десять дней.
– С кем я могу поговорить? – спросила Лизи. Ей не понравилась резкость собственного голоса, но она понимала причину. Господи, понимала. Этот чертовски длинный день.
– Оставайтесь на линии, мэм, – ответила ДД Соумс. А потом Лизи услышала Макграффа Сыскного Пса[68]68
Макграфф Сыскной Пес – анимационный образ, используемый Национальным советом по предотвращению преступлений в рекламных роликах и буклетах.
[Закрыть], который принялся рассказывать об объединении соседей в группы наблюдения за территорией. Лизи подумала, что это шаг вперед в сравнении с оркестром «Две тысячи коматозных струн». Макграффа она слушала с минуту или около того, а потом трубку взял коп, фамилия которого понравилась бы Скотту.
– Помощник шерифа Энди Клаттербак[69]69
Одно из значений английского слова «clutterbuck» – рядовой хаоса.
[Закрыть], мэм, чем я могу вам помочь?
Третий раз за день («Бог любит троицу», – сказала бы добрый мамик) Лизи представилась как миссис Скотт Лэндон. Затем рассказала помощнику шерифа Клаттербаку чуть отредактированную историю Зака Маккула, начиная от вчерашнего телефонного звонка вышеозначенного Зака и заканчивая сегодняшним, уже ее телефонным звонком, позволившим узнать, что Зака Маккула, возможно, зовут Джим Дули. По ходу рассказа Клаттербак ограничивался междометиями, а когда Лизи закончила, спросил, кто сообщил ей второе имя Зака.
Почувствовав легкий укол совести (ну очень легкий), тем не менее вызвавший у нее недоумение, Лизи выдала Короля инкунков. И назвала его не Вуддолби.
– Вы собираетесь поговорить с ним, помощник шерифа Клаттербак?
– Я думаю, это необходимо, не так ли?
– Пожалуй, – согласилась Лизи, гадая, удастся ли исполняющему обязанности шерифа округа Касл вытащить из Вудбоди что-то такое, чего не удалось ей. Пришла к выводу, что удастся, потому что она была вне себя от ярости, когда разговаривала с профессором. Она также поняла, что беспокоило ее совсем другое. – Его арестуют?
– На основании того, что вы мне рассказали? Ни в коем разе. У вас могут быть основания для гражданского иска, тут вы должны посоветоваться с адвокатом, но в суде он скажет, что, по его разумению, Дули намеревался появиться у вашего порога и по-дружески посоветовать вам передать рукописи университету. Он также заявит, что ничего не знал ни о дохлых кошках в почтовых ящиках, ни об угрозах причинить боль… и скажет правду, если исходить из того, что вы мне сообщили. Так?
Лизи подтвердила довольно уныло, что именно так.
– Мне нужно письмо, которое оставил досаждающий вам человек, – сказал Клаттербак, – и мне нужна дохлая кошка. Что вы сделали с останками?
– У нас есть деревянный ящик для твердых пищевых отходов. – Лизи взяла новую сигарету, подумала, положила обратно. – Мой муж как-то его называл, он все как-то называл, но сейчас я не могу вспомнить, как именно. Опять же, еноты не роются в помоях. Я положила дохлую кошку в мешок для мусора. А потом положила мешок на нижнюю палубу. – Только что она не могла вспомнить, как Скотт называл ящик для твердых пищевых отходов, тут название само сорвалось с языка.
– Понятно… у вас есть морозильник?
– Да… – Лизи уже пришла в ужас от того, что он только собирался ей сказать.
– Я хочу, чтобы вы положили кошку в морозильник, миссис Лэндон. Пусть остается в мешке. Кто-нибудь заберет ее завтра и отвезет Кедоллу и Джепперсону. Это ветеринары, которые по контракту выполняют поручения нашего управления. Они установят причину смерти…
– Труда это не составит, – перебила его Лизи. – Почтовый ящик залила кровь.
– Понятно. Плохо, что вы не сфотографировали ее на «полароид», прежде чем смыть.
– Уж простите великодушно, не сфотографировала! – взвизгнула Лизи.
– Успокойтесь, – сказал ей Клаттербак. Спокойно. – Я понимаю, вы разволновались. Любой бы разволновался.
«Только не ты, – негодующе подумала Лизи. – Ты бы оставался хладнокровным, как… как дохлая кошка в морозильнике». Сказала же она совсем другое:
– Насчет профессора Вудбоди и дохлой кошки все ясно. А как насчет меня?
Клаттербак пообещал, что тотчас же пришлет к ней человека, помощника шерифа Боукмена или помощника шерифа Олстона, в зависимости от того, кто окажется ближе, чтобы забрать у нее письмо. Добавил, что помощник, который подъедет к ней, сможет сделать несколько полароидных снимков дохлой кошки. У всех помощников шерифа в автомобиле есть «полароид». Потом помощник шерифа (а позднее – его сменщик) расположится на шоссе 19 так, чтобы держать ее дом под контролем. Если, конечно, не поступит сообщение о каком-то происшествии, автомобильной аварии или о чем-то в этом роде.
– Если Дули захочет зайти и проверить, как обстоят де-ла, – Клаттербак очень деликатно обходил острые углы, – то увидит патрульную машину и проедет мимо.
Лизи надеялась, что в этом правота будет на стороне Клаттербака.
Такие, как Дули, продолжил Клаттербак, обычно больше говорят, чем делают. Если им не удается запугать человека и получить желаемое, они предпочитают забыть о том, что просили.
– Мне представляется, что вы больше никогда о нем не услышите.
Лизи хотелось бы, чтобы и в этом он не ошибся. Но сомнения у нее оставались. Прежде всего из-за того, как «Зак» все обставил. Позаботился о том, чтобы его не могли остановить, во всяком случае, не мог остановить человек, который нанял его.
2
Не прошло и двадцати минут после завершения разговора с помощником шерифа Клаттербаком (которого ее усталому мозгу хотелось назвать то ли помощник шерифа Баттерхаг[70]70
Баттерхаг (butterhug) – дословно «масляное объятие».
[Закрыть], то ли, возможно, в связи с упоминанием «полароидов», помощник шерифа Шаттербаг[71]71
Шаттер (shutter) – на английском затвор фотоаппарата, баг (bug) – жук.
[Закрыть]), как у ее порога появился худощавый мужчина, одетый в хаки, с большим револьвером на бедре. Он представился как помощник шерифа Дэн Боукмен и сказал, что, согласно полученным инструкциям, он должен забрать «некое письмо» и сфотографировать «некое усопшее животное». Лизи при этом удалось сохранить строгое лицо, пусть ради этого она и прикусила щеку изнутри. Боукмен упаковал письмо вместе с белым конвертом в пластиковый пакет, который дала ему Лизи, потом спросил, положила ли она «усопшее животное» в морозильник. Лизи сделала это, как только закончила разговор с Клаттербаком, сунула зеленый мешок для мусора в дальний левый угол большого «тролсена», совершенно пустого, если не считать нескольких стейков из лосятины, которые подарил ей и Скотту их бывший электрик, Смайли Фландерс. Смайли выиграл главный приз лотереи (какой, Лизи не помнила) и перебрался в Сент-Джон-Вэлью, где Чарли Корриво трахал сейчас свою молодую женушку, подумала Лизи. Другого места для дохлой кошки Галлоуэев, кроме как рядом с мясом, которое Лизи есть не собиралась ни при каких обстоятельствах (разве что в случае атомной войны), просто не было, и она сказала помощнику шерифа Боукмену, чтобы он, закончив фотографирование, положил «некое усопшее животное» туда и только туда. Он со всей серьезностью пообещал «подчиниться ее требованию», и ей вновь пришлось прикусывать щеку изнутри. Однако на этот раз смех едва не вырвался из нее. Поэтому, как только он спустился в подвал, Лизи повернулась к стене, словно шаловливый ребенок, прижалась к ней лбом и, зажимая рот руками, расхохоталась.
А когда приступ смеха прошел, вновь подумала о кедровой шкатулке доброго мамика (шкатулка была у Лизи уже лет тридцать пять, но она никогда не думала о ней как о своей). Она помнила, что шкатулка вкупе с лежащими внутри маленькими памятными вещицами помогала успокоить истерику, поднимающуюся из глубин. И у нее оставалось все меньше сомнений в том, что шкатулку она положила на чердак. Логичное, между прочим, решение. Оставшееся от сделанного Скоттом хранилось в амбаре и в рабочих апартаментах. Оставшееся от той части ее жизни, которая пришлась на годы его работы, хранилось здесь, в доме, который она выбрала и в который они оба переехали, чтобы любить друг друга.
На чердаке лежали четыре дорогих турецких ковра, которые она когда-то обожала, но в какой-то момент, по причинам, до сих пор ей непонятным, они стали ее пугать…
По меньшей мере три комплекта чемоданов, которым доставалось все, что два десятка авиакомпаний (многие маленькие, выполнявшие только местные рейсы) могли обрушить на них. Этим бывалым воинам, заслужившим медали и парады, пришлось удовлетвориться почетной чердачной отставкой (черт, парни, это лучше городской свалки)…
Мебель гостиной в стиле «датский модерн», которая, по словам Скотта, выглядела претенциозной, и как же она злилась на него, вероятно, главным образом потому, что соглашалась с его правотой…
Бюро с убирающейся крышкой, «удачная покупка», как выяснилось, с одной укороченной ножкой, под которую приходилось что-то подкладывать, только подкладка всегда вылезала из-под ножки, пока однажды крышка не съехала ей на пальцы, и на том все и закончилось: бюро определили новое место жительства – долбаный чердак…
Пепельницы на стойках, от их курильных времен…
Старая пишущая машинка Скотта «Ай-би-эм селектрик», на которой он печатал письма, пока не возникли проблемы с черной и корректирующей лентами.
Те вещи, эти, всякие и разные. Из другого мира, если на то пошло, но все они здесь, никуда не делись. И где-то, возможно, за стопкой журналов или на кресле-качалке с треснувшей спинкой, стояла кедровая шкатулка. Она думала о ней как думают о холодной воде в жаркий день, когда хочется пить. Лизи не знала, с чего у нее такая ассоциация, но так уж сложилось.
К тому времени, когда помощник шерифа Боукмен поднялся из подвала с «полароидами», ей уже не терпелось выпроводить его за дверь. Но он не торопился уходить («Прилип, как зубная боль», – выразился бы папаня Дебушер), сначала сказал ей, что кошку, по-видимому, зарезали каким-то инструментом (возможно, отверткой), потом заверил ее, что припаркуется неподалеку. На их патрульных машинах (он называл их просто «машинами») не было надписи «СЛУЖИТЬ И ЗАЩИЩАТЬ», но ему хотелось, чтобы она чувствовала себя в полной безопасности. Лизи постаралась убедить его, что именно в такой безопасности себя и чувствует, а потому собирается лечь спать: день выдался долгим, у одной из близких родственниц возникли серьезные проблемы со здоровьем, плюс вся эта история с преследованием, в общем, она совершенно вымоталась. Помощник шерифа Боукмен наконец-то понял намек и ушел, напоследок еще раз сказав, что она в полной безопасности и ей нет никакой необходимости «спать вполглаза». Потом спустился со ступенек переднего крыльца так же уверенно, как спускался в подвал, еще раз просматривая фотографии дохлой кошки, пока мог видеть их в свете фонаря над крыльцом. Через минуту-другую она услышала, как взревел двигатель. Свет фар прошелся по лужайке, дому и исчез. Она подумала о помощнике шерифа Боукмене, сидящем за рулем патрульной машины, припаркованной на обочине шоссе. Улыбнулась. Потом поднялась на чердак, не догадываясь о том, что двумя часами позже будет лежать на кровати, полностью одетая, без сил и с текущими по щекам слезами.
3
Утомленный мозг – самая легкая добыча одержимости, и после получаса безрезультатных поисков на чердаке, в жарком и застывшем воздухе, при плохом освещении, с тенями, которые со всей решимостью кутали каждый закуток, который она хотела осмотреть, Лизи сдалась одержимости, даже не подозревая об этом. Она не очень-то понимала, зачем ей вообще понадобилась эта шкатулка, только чувствовала – что-то из хранящегося внутри, какой-то сувенир первых лет семейной жизни, был следующей станцией була. Однако через какое-то время сама шкатулка стала ее целью, кедровая шкатулка доброго мамика. Хрен с ними, с булами, но если она не найдет шкатулку (длина – фут, ширина – девять дюймов, высота – шесть), то не сможет уснуть. Будет лежать, мучаясь мыслями о дохлых кошках, умерших мужьях, пустых кроватях, инкунках, сестрах, которые режут себя, отцах, которые…
(хватит Лизи хватит)
Будет лежать без сна, ни слова больше.
Часа поисков все же хватило, чтобы убедить Лизи: кедровой шкатулки на чердаке нет. К тому времени она уже пришла к выводу, что шкатулка скорее всего в спальне для гостей. Вроде бы логичное предположение о ее миграции с чердака в эту самую спальню… да только еще сорок минут поисков (включая обследование верхней полки стенного шкафа с неустойчивой стремянки) показали Лизи, что и спальня для гостей – еще один тупик. Следовательно, шкатулка находилась в подвале. Должна находиться в подвале. Весьма вероятно, что нашла покой под лестницей, где стояли картонные коробки с занавесками, тряпками, компонентами старых стереосистем и лежал различный спортивный инвентарь: коньки, набор для крикета, рваная сетка для бадминтона. Торопливо спускаясь по лестнице в подвал (она и думать забыла о дохлой кошке, которая лежала в морозильнике, соседствуя с лосятиной), Лизи практически убедила себя, что видела шкатулку там, внизу. К тому моменту она уже очень устала, но лишь смутно отдавала себе в этом отчет.
Ей потребовалось двадцать минут, чтобы вытащить все коробки из их долгосрочного хранилища. Некоторые отсырели, раскрылись. Когда Лизи закончила перебирать содержимое коробок, руки и ноги дрожали от усталости, одежда прилипла к телу, а в затылке начала пульсировать боль. Лизи убрала на прежнее место все целые коробки, развалившиеся оставила посреди подвала. Должно быть, шкатулка доброго мамика все-таки лежала на чердаке. Конечно, и лежала там всегда. И пока она попусту тратила время, перебирая заржавевшие коньки и забытые паззлы, кедровая шкатулка терпеливо ждала наверху. Теперь-то Лизи могла назвать дюжину мест, куда не удосужилась заглянуть, скажем, в короба под карнизами. Очень, между прочим, подходящее место. Наверное, поставила туда шкатулку и забыла об этом…