Текст книги "История Лизи (др. перевод)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Но посмотри на нее. Посмотри, как она спит, подтянув колени к груди и согнув шею. Будь там стена, она бы уперлась в нее лбом. Неудивительно, что ты подумала…

И тут, в пять утра, в слабом свете, предваряющем восход солнца, лежа спиной к Лизи, так, что та не могла видеть ее лица, Аманда заговорила.

– Крошка, – говорит она.

Пауза.

– Любимая, – говорит она.

Если внутренняя температура Лизи прошлым вечером падала на десяток градусов, тут она упала на все двадцать пять: хотя слова эти произнес, несомненно, женский голос, говорил Скотт. Лизи прожила с ним больше двадцати лет. И узнает Скотта, когда слышит его.

Это сон, сказала она себе. Вот почему я не могу даже понять, настоящее это или прошлое. Если я оглянусь, то скорее всего увижу полотнище-самолет «ПИЛЬСБЕРИ – ЛУЧШАЯ МУКА», зависший в углу.

Но она не может оглянуться. Долгое время она не может даже пошевелиться. Что заставляет ее заговорить, так это усиливающийся свет. Ночь практически уступила место дню. Если Скотт вернулся (если она действительно бодрствует и это не сон), значит, на то есть причина. И он не собирается причинить ей вред. Он никогда не причинял ей вреда. Во всяком случае… намеренно. Она вдруг осознает, что не может произнести ни его имя, ни имя сестры. Они неуместны. Оба имени неуместны. Она видит себя, хватающую Аманду за плечо и поворачивающую к себе. Чье лицо она увидит под седеющими кудряшками Аманды? Допустим, Скотта? О дорогой Боже, допусти это.

Утренний свет прибывает. И тут ей становится абсолютно ясно: если она не произнесет ни слова до восхода солнца, дверь между прошлым и настоящим закроется, и она потеряет все шансы получить ответы.

Тогда обойдись без имен. И какая, к черту, разница, на ком надета эта ночная рубашка?

– Почему Аманда сказала бул? – спросила она. И ее голос в спальне, где еще царил полумрак, но становилось все светлее, светлее, звучит хрипло, чуть ли не скрежещет.

– Я оставил тебе бул, – отвечает другой человек, лежащий в кровати, человек, к заду которого прижимается живот Лизи.

О Боже О Боже О Боже это что-то ужасное если может быть что-то ужасное это…

А потом: Возьми себя в руки. Не упусти своего шанса. Сделай это прямо сейчас.

– Это… – Голос суше и скрипучее. И в комнате светлеет слишком уж быстро. В любую секунду солнце может появиться над восточным горизонтом. – Это кровь-бул?

– Кровь-бул идет к тебе, – говорит ей голос, в котором слышится едва заметное сожаление. И интонации голоса совсем как у Скотта. Однако теперь он больше похож на голос Аманды, и это пугает Лизи еще сильнее.

А в голосе слышатся радостные нотки:

– Тот, что тебя ждет, хороший бул, Лизи. Он придет из-за пурпура. Ты уже нашла три первые станции. Еще несколько, и ты получишь приз.

– Какой я получу приз?

– Напиток. – Ответ следует без малейшей паузы.

– «Коку», «Ар-си»?

– Помолчи. Мы хотим полюбоваться холлихоксом.

В голосе слышится странная, бесконечная тоска, но что же тут знакомого? Почему холлихокс, который еще называют шток-розой, звучит как имя, а не куст с цветами? Это что-то важное, скрытое за пурпурным занавесом, который иногда отделяет ее от собственных воспоминаний? Нет времени подумать об этом, тем более – спросить, потому что красный свет уже подкрался к окну. Лизи чувствует, что остается только с настоящим, и, при всем испуге, ощущает острый укол разочарования.

– Когда придет этот кровь-бул? – спросила она. – Скажи мне.

Нет ответа, она знала, что ответа не будет, и, однако, раздражение в ней нарастало, вытесняя ужас и замешательство, которые она испытывала перед тем, как солнце выглянуло из-за горизонта, разгоняя лучами ночные чары.

– Когда он придет? Черт бы тебя побрал, когда? – Теперь она кричала, тряся прикрытое белой материей ночной рубашки плечо с такой силой, что волосы так и летали… но ответа не было. Ярость Лизи прорвалась наружу. – Не дразни меня, Скотт, когда?

На этот раз она дергает на себя прикрытое ночной рубашкой плечо, вместо того чтобы трясти, и другое тело перекатывается на спину. Конечно же, это Аманда. Ее глаза открыты, и она дышит, даже щеки у нее бледно-розовые, но Лизи узнает этот взгляд: уже видела его, и не раз, когда у большой сиссы Анди-Банни обрывалась связь с реальностью. И не только у нее. Лизи понятия не имеет, то ли Скотт действительно приходил к ней, то ли ей все это почудилось в полусне, но одно знает наверняка: в какой-то момент ночи Аманда вновь впала в ступор. На этот раз, возможно, навсегда.

Часть 2
Совиса

Она повернулась и увидела большую белую луну, которая смотрела на нее поверх холма. И грудь открылась навстречу, а лунный свет проник в нее, как в прозрачный кристалл. Она стояла, наполняемая луной, предлагая себя. Обе ее груди раздвинулись, чтобы дать место луне, все тело широко раскрылось, как трепещущий анемон, нежное, распахнутое приглашение, тронутое луной.

Д.Г. Лоуренс, «Радуга»

Глава 5
Лизи и долгий, долгий четверг
(Станции була)

1

Лизи достаточно быстро поняла, что дело обстоит гораздо хуже, чем в трех предыдущих случаях, когда Аманда отрывалась от реальности – в периоды «пассивной полукататонии», по терминологии ее мозгоправа. Ее обычно раздражающая и иногда доставляющая неприятности сестра превратилась в большую дышащую куклу. Лизи удалось (ценой немалых усилий) усадить Аманду, развернуть так, чтобы она сидела на краю кровати, но женщина в ночной рубашке из хлопчатобумажной ткани (которая за несколько мгновений до восхода солнца то ли говорила голосом ее покойного мужа, то ли нет) не реагировала, когда ее называли по имени, звали, выкрикивали это имя ей в лицо. Она лишь сидела со сложенными на коленях руками, тупо уставившись в лицо младшей сестры. А если Лизи отходила в сторону, Аманда продолжала смотреть туда, где она только что находилась.

– Анди-Банни!

На этот раз и детское прозвище не вызвало ответной реакции. Лизи решила развернуть его.

– Большая сисса Анди-Банни!

Ничего. Вместо испуга (он пришел позже) Лизи захлестнула дикая ярость, спровоцировать которую Аманде не удавалось, даже когда она предпринимала такие попытки.

– Прекрати это! Прекрати и отодвинь зад подальше от края, чтобы ты могла выпрямиться!

Никакого эффекта. Нулевой результат. Она наклонилась, протерла лицо Аманды тряпкой, смоченной в холодной воде, и опять ничего не добилась. Глаза не моргали, даже когда Лизи проводила по ним тряпкой. Вот тут Лизи почувствовала страх. Посмотрела на электронные часы на прикроватном столике: самое начало седьмого. Она могла позвонить Дарле, не боясь разбудить Мэтта, который спал в Монреале, но звонить ей не хотелось. Пока не хотелось. Звонок Дарле означал признание поражения, а к этому она еще не была готова.

Она обошла кровать, схватила Аманду под руки, потащила назад, повалила. Оказалось, что это труднее, чем она думала, несмотря на худобу Аманды.

Потому что сейчас она – куль с землей. Вот почему.

– Заткнись, – рявкнула Лизи, не представляя себе, с кем разговаривает. – Просто заткнись.

Она забралась на кровать, встав коленями по обе стороны бедер Аманды, положила руки ей на плечи, у шеи. В такой позе (прямо-таки из пособия по сексу) она могла смотреть сверху вниз на поднятое застывшее лицо Аманды. Во время предыдущих приступов сестра всегда была послушной… такими же послушными становятся под гипнозом. Этот случай, похоже, отличался. Она могла лишь надеяться, что ошибается, потому что утром человек должен совершать определенные действа. Если, разумеется, этот человек намеревается и дальше жить в своем отдельном маленьком доме.

– Аманда! – проорала Лизи в лицо старшей сестре. Потом убавила громкость в попытке еще раз договориться по-хорошему и не испытывая особой неловкости (все-таки в доме они были одни). – Большая… сисса… Анди-Банни! Я хочу, чтобы ты… встала… ВСТАЛА!.. и пошла в сортир… и села на ТОЛЧОК! Воспользуйся ТОЛЧКОМ, Анди-Банни! На счет три! Один… и ДВА!.. и ТРИ! – Лизи рывком усадила Аманду, но вставать та не пожелала.

Один раз, минут в двадцать седьмого, Лизи подняла ее с кровати, и Аманда, пусть и низко присев, оказалась на ногах. Ощущения у Лизи были точно такие же, как в ее первом автомобиле «пинто» выпуска 1974 года, когда двигатель все-таки завелся после того, как она две бесконечные минуты терзала стартер, едва окончательно не посадив аккумулятор.

– Ты прикидываешься, сука! – рявкнула она на Аманду, полностью отдавая себе отчет в том, что Аманда не прикидывается. – Что ж, продолжай! Продолжай и… – Тут она поняла, как громко кричит (если будет и дальше так кричать, то разбудит миссис Джонс, живущую на той стороне улицы), и понизила голос: – Продолжай и ложись на пол. Да. Но если ты думаешь, что я все утро буду плясать вокруг тебя, то у тебя вместо мозгов берьмо. Я иду вниз, чтобы приготовить кофе и овсянку. Если запахи понравятся вашему королевскому величеству, крикни мне. Или, ну, не знаю, пришли долбаного лакея, чтобы он принес тебе пожрать.

Она не знала, понравились ли запахи кофе и овсянки большой сиссе Анди-Банни, но Лизи определенно понравились, особенно кофе. Она выпила чашку черного до того, как съела овсянку, а потом еще одну, уже со сливками и сахаром. Допивая маленькими глоточками вторую чашку, подумала: «Все, что мне еще нужно, так это сигарета, и я проскочу этот день, как пони. Долбаная «салем лайт».

Ее мысли попытались вернуться к грезам и воспоминаниям ушедшей ночи («РАННИЕ ГОДЫ СКОТТА И ЛИЗИ», все так, подумала Лизи), но она этого не допустила. И не позволила разуму анализировать произошедшее при ее пробуждении. Позднее она могла найти для этого время, но не теперь. В данный момент следовало заняться большой сиссой.

Допустим, большая сисса найдет большую розовую опасную бритву на верхней полке аптечного шкафчика и решит перерезать себе вены на запястьях? Или полоснуть по горлу?

Лизи торопливо поднялась из-за кухонного стола, задаваясь вопросом, сообразила ли Дарла, что острые предметы нужно убрать из ванной наверху… да и вообще из всех комнат наверху. По лестнице поднялась чуть ли не бегом, в ужасе от того, что могла увидеть в спальне, и пришла в еще больший ужас, увидев на кровати лишь две примятые подушки.

Но Аманда лежала на полу, все так же глядя в потолок. Не сдвинулась ни на дюйм. Облегчение Лизи сменилось предчувствием дурного. Она села на кровать, взяла сестру за руку. Теплую, но безжизненную. Лизи хотела, чтобы пальцы Анди сжали ее, но они оставались полностью расслабленными. Восковыми.

– Аманда, и что нам с тобой делать?

Ответа не последовало.

А потом, поскольку в доме они были одни, не считая их отражений в зеркале, Лизи спросила:

– Ведь это не Скотт, верно, Аманда? Пожалуйста, скажи, что это сделал не Скотт… ну, не знаю, войдя в тебя?

Аманда ничего не ответила, и некоторое время спустя Лизи прошествовала в ванную на поиски острых предметов. Поняла, что Дарла в этом опередила ее, потому что нашла лишь маникюрные ножницы в нижнем ящике маленького туалетного столика Аманды. Разумеется, в умелых руках и этих ножниц вполне хватило бы. Вот, к примеру, отец Скотта

(прекрати Лизи не надо Лизи)

– Хорошо, – ответила она, встревоженная охватившей ее паникой, от которой рот наполнился вкусом меди, пурпурный свет начал застилать глаза, а рука сжала маникюрные ножницы. – Хорошо, не буду. Проехали.

Она спрятала ножницы за пыльными флаконами шампуня, которые стояли на полочке над сушилкой для полотенец, а потом (потому что не знала, чем заняться) приняла душ. Когда вышла из ванной, увидела большое мокрое пятно вокруг бедер Аманды, и поняла, что столкнулась с проблемой, которую одним только сестрам Дебушер не решить. Она сунула полотенце под мокрый зад Аманды. Потом посмотрела на часы, сняла трубку с телефонного аппарата и набрала номер Дарлы.

2

Вчера Лизи услышала в голове голос Скотта, ясный и отчетливый: Я оставил тебе записку, любимая. Отмела его, приняв за собственный внутренний голос, подделывающийся под его. Возможно (скорее всего), так оно и было, но к трем часам пополудни этого долгого жаркого четверга, когда она и Дарла сидели в кафе «Попс» в Льюистоне, одно она знала наверняка: Скотт оставил ей большущий посмертный подарок. Чертовски огромный бул-приз, если выражаться его словами. День выдался жуткий, но был бы еще хуже без Скотта Лэндона, умер тот два года назад или нет.

На лице Дарлы читалась та самая усталость, которую ощущала Лизи. Где-то по ходу дня она нашла время, чтобы подкраситься, но амуниции в сумочке не хватило, чтобы скрыть черные круги под глазами. И уж конечно, в ней не осталось ничего общего с рассерженной тридцати-с-хвостиком-летней дамочки, которая в конце семидесятых вменила себе в обязанность раз в неделю звонить Лизи и напоминать о ее семейном долге.

– Даю цент за твои мысли, маленькая Лизи, – нарушила Дарла затянувшуюся паузу.

Лизи как раз тянулась к баночке с заменителем сахара. Голос Дарлы заставил ее передумать, она схватила старомодную сахарницу и высыпала в чашку немалую порцию песка.

– Я думала, что сегодня у нас кофейный четверг, – ответила Лизи. – Кофейный четверг с настоящим сахаром. Кажется, это моя десятая чашка.

– И моя тоже. Я посетила клозет уже раз пять и обязательно побываю там снова, прежде чем мы покинем это очаровательное заведение. Слава Богу, у нас есть «Пепсид АС»[45]45
  «Пепсид АС» – препарат, уменьшающий кислотность желудочного сока.


[Закрыть].

Лизи помешала кофе, скорчила гримаску, пригубила напиток.

– Ты, конечно же, хочешь запаковать ей чемодан.

– Ну кто-то же должен это сделать, а ты выглядишь как смерть на крекере.

– Премного тебе благодарна.

– Кто же еще скажет тебе правду, как не собственная сестра?

Эту фразу Лизи слышала от нее много раз, наряду с «Берешь в долг чужие на время, а отдаешь свои навсегда» и с номером один в хит-параде Дарлы: «Жизнь несправедлива».

Сегодня эти слова не жалили, даже вызвали некое подобие улыбки.

– Если ты хочешь это сделать, Дарл, я не собираюсь оспаривать у тебя эту привилегию.

– Я же не говорила, что хочу, лишь сказала, что могу. Ты оставалась с ней последнюю ночь и встала вместе с ней этим утром. Я считаю, что ты свое отработала. Извини, мне нужно потратить пенни.

Лизи наблюдала за ней, думая: «Вот и еще одна дебушеровская фраза». В этой семье, где на все была своя присказка, «потратить пенни» говорили, если человек шел в туалет по малой нужде, и (странно, но правда) «похоронить квакера» – если по большой. Скотту такое нравилось, он говорил, что у этих выражений, вероятно, шотландские корни. Лизи полагала, что такое возможно. Большинство Дебушеров приехали из Ирландии, а все Андерсоны – из Англии, но добрый мамик говорила, что в каждой семье есть несколько белых ворон, не так ли? И ее это совершенно не интересовало. Интересовало другое: «потратить пенни» и «убить квакера» выловлены из пруда, пруда Скотта, а со вчерашнего дня он оказался чертовски близко от нее…

Этим утром был сон, Лизи… ты это знаешь, не так ли?

У нее не было уверенности, знала ли она, что произошло этим утром в спальне Аманды, или не знала (все казалось сном, даже попытки заставить Аманду встать и пойти в ванную), но в одном никаких сомнений быть не могло: Аманду определили в «Гринлаунскую восстановительную и реабилитационную клинику» как минимум на неделю. Все оказалось гораздо проще, чем они с Дарлой могли надеяться, а благодарить за это следовало Скотта. В данный момент и

(прямо здесь)

прямо здесь, а остальное, похоже, значения не имело.

3

Дарла приехала в маленький уютный кейп-код Анды еще до семи утра, обычно аккуратно причесанные волосы торчали во все стороны, одну пуговицу на блузке она застегнула неправильно, так что в зазоре радостно сверкал розовый бюстгальтер. К тому времени Лизи уже убедилась, что Аманда еще и не ест. Она позволила заложить ей в рот ложечку яичницы-болтушки, после того как Лизи вновь удалось усадить ее спиной к кровати, и у Лизи затеплилась надежда (Аманда глотает слюну, может, проглотит и яичницу), которая, увы, не оправдалась. Посидев секунд тридцать с бледно-желтой яичницей между губами (желтизна особенно опечалила Лизи, казалось, ее сестра пытается съесть канарейку), Аманда языком вытолкнула ее изо рта. Какие-то крошки прилипли к подбородку, остальное вывалилось на ночную рубашку. Аманда же продолжала смотреть в далекую даль. Или в мистику, если вы были поклонником Вэна Моррисона[46]46
  Моррисон Вэн («Вэн-Мэн», Джордж Айвэн Моррисон, р. в 1945) – известный ирландский поэт и музыкант, работающий в стиле блюза, кельтского и ирландского фольклора.


[Закрыть]. Скотт определенно был, хотя его любовь к Вэну-Мэну иссякла в начале девяностых. Именно тогда Скотт вернулся к Хэнку Уильямсу и Лоретте Линн[47]47
  Линн Лоретта (р. в 1935) – легендарная американская кантри певица.


[Закрыть].

Дарла отказывалась верить, что Аманда не ест, пока сама не повторила яичный эксперимент. Для этого ей пришлось поджарить новую яичницу – остатки первой Лизи отправила в мусорное ведро: устремленный в никуда взгляд Аманды напрочь лишил ее желания подъедать что-либо за большой сиссой.

К тому времени, когда Дарла твердым шагом вошла в спальню, Аманда опять сползла на пол, и Дарла помогла Лизи вновь ее усадить. Помощь Лизи приняла с благодарностью. У нее уже начала ныть спина. И она с трудом могла представить себе, в какие деньги выльется каждодневный уход за человеком на протяжении необозримого периода времени.

– Аманда, я хочу, чтобы ты это съела, – строгим, не терпящим возражений тоном, какой Лизи помнила по множеству телефонных разговоров в свои юные годы, заявила Дарла. Тон, выражение лица, решительность движений Дарлы трактовались однозначно: Дарла не сомневалась, что их старшая сестра разыгрывает спектакль. «Симулирует как тормозной кондуктор», – сказал бы их папаня; и это была всего лишь одна из сотни, или около того, его образных, веселых, мало что значащих фраз. Но (вспомнила Лизи) Дарла всегда выносила такой вердикт, если ты не делал того, чего хотела Дарла. Говорила, что ты «симулируешь как тормозной кондуктор».

– Я хочу, чтобы ты съела эту яичницу, Аманда… немедленно!

Лизи открыла рот, чтобы что-то сказать, потом передумала. Они попадут куда нужно гораздо быстрее, если Дарла прочувствует ситуацию на собственном опыте. И куда им нужно? Вероятнее всего, в «Гринлаун». Точнее, в «Гринлаунскую восстановительную и реабилитационную клинику» в Обурне. В то место, которое она и Скотт присмотрели после последнего приступа Аманды в 2001 году. Только, как выяснилось, отношения Скотта с «Гринлауном» зашли несколько дальше, чем подозревала его жена, и спасибо Тебе за это, Господи.

Дарле удалось отправить ложку яичницы в рот Аманды, и она повернулась к Лизи с зачатками триумфальной улыбки на лице.

– Вот! Я думаю, ей просто не хватало твердой р…

В этот самый момент язык Аманды показался между расслабленных губ, выталкивая перед собой канареечную яичницу. Вновь все, что было во рту, вывалилось на ночную рубашку, на то самое еще влажное место, куда упала первая порция, за исключением нескольких прилипших к подбородку крошек.

– Так что ты там говорила? – мягко переспросила Лизи.

Дарла долго, очень долго смотрела на старшую сестру, Потом перевела взгляд на Лизи, и решимости в нем поубавилось. Теперь она выглядела как женщина средних лет, которую слишком рано вытряхнул из постели семейный катаклизм. Она еще не плакала, но слезы уже подступили к глазам. Ярко-синие, как и у всех сестер Дебушер, они влажно блестели.

– Раньше такого не случалось, верно?

– Не случалось.

– И что же произошло этой ночью?

– Ничего, – без запинки ответила Лизи.

– Ни слез, ни криков?

– Ни того, ни другого.

– Так что же нам теперь делать?

У Лизи был наготове практичный ответ, и удивляться этому не приходилось. Дарла могла придерживаться иного мнения, но Джоди и Лизи всегда были самыми практичными в их семье.

– Сейчас мы ее уложим, подождем, пока начнется рабочий день, а потом позвоним в то место. В «Гринлаун». И будем надеяться, что за это время она вновь не обмочит постель.

4

Коротая время, они пили кофе и играли в криббидж, карточную игру, которой отец научил их задолго до того, как они стали ездить в большом желтом школьном автобусе Лисбон-Фоллс. После каждой третьей или четвертой сдачи одна из них заходила в спальню, чтобы посмотреть, как там Аманда. Ничего не менялось: Аманда лежала на спине и смотрела в потолок. И в первой, и во второй игре Дарла взяла верх над младшей сестрой. Тот факт, что эти победы привели ее в хорошее настроение, пусть даже Анди недвижно лежала наверху, дал Лизи повод для размышлений… но ничего вслух она говорить не собиралась. Она понимала, что день будет долгим, и если Дарла начнет его с улыбкой на лице, отлично. От третьей игры Лизи отказалась, и они обе посмотрели последний блок передачи «Сегодня», выступление какого-то кантри-певца. Лизи буквально услышала слова Скотта: «Ему не вышибить старину Хэнка из бизнеса». Под стариной Хэнком, естественно, подразумевался Хэнк Уильямс. Когда дело касалось кантри, для Скотта существовал старина Хэнк… и все остальные.

В пять минут десятого Лизи села перед телефонным аппаратом и нашла в справочнике телефон «Гринлаунской клиники». Одарила Дарлу сухой и нервной улыбкой.

– Пожелай мне удачи, Дарла.

– Желаю. Поверь мне, желаю.

Лизи набрала номер. Трубку сняли после первого гудка.

– Здравствуйте, – произнес приятный женский голос. – Это «Гранлаунская восстановительная и реабилитационная клиника», подразделение «Федеральной здравоохранительной корпорации Америки».

– Здравствуйте, меня зовут… – На том Лизи и замолкла, потому что приятный женский голос начал перечислять всех, с кем можно было связаться, перейдя в тональный режим набора номера. Это был записанный на магнитофонную ленту голос. Лизи пробулили.

– Подождите, пожалуйста, пока вам ответят, – закончил приятный женский голос, и его сменила музыка, отдаленно напоминающая мелодию Пола Саймона «Возвращение домой».

Лизи обернулась к Дарле сказать, что она ждет, пока ей ответят, но Дарла ушла, чтобы проверить, как там Аманда.

«Чушь собачья, – подумала Лизи. – Просто не выдержала напря…»

– Доброе утро, это Кассандра, чем я могу вам помочь?

Имя – дурной знак, любимая[48]48
  Как известно из древней истории, ясновидящая с таким именем предсказала падение Трои.


[Закрыть], прокомментировал Скотт, который жил в ее голове.

– Меня зовут Лиза Лэндон… миссис Скотт Лэндон.

За все годы семейной жизни она не больше пяти раз представлялась как миссис Скотт Лэндон и ни разу – за двадцать шесть месяцев вдовства. Однако не составляло труда объяснить, почему она сделала это сейчас. Скотт называл это «разыграть карту славы» и сам не стеснялся ее разыгрывать. Отчасти, говорил он, потому что, разыгрывая ее, чувствовал себя самодовольным говнюком, отчасти – потому что боялся, а вдруг не сработает. Скажем, он прошептал бы на ухо метрдотелю что-то наподобие «Разве вы не знаете, кто я?» – чтобы услышать в ответ: «Non, Monsieur[49]49
  Non, Monsieur – нет, мсье (фр.).


[Закрыть] – а кто ты, твою мать?»

Пока Лизи говорила, перечисляя прежние случаи членовредительства и полукататонии старшей сестры и описывая случившееся этим утром, она слышала мягкий перестук клавиш. Когда сделала паузу, Кассандра ввернула:

– Я понимаю вашу тревогу, миссис Лэндон, но в настоящее время в «Гринлауне» нет свободных мест.

У Лизи упало сердце. Она мгновенно представила себе Аманду в крошечной, размером с чулан, палате в Стивенской мемориальной больнице в Но-Сапе, в запачканном едой больничном халате, уставившуюся сквозь забранное решеткой окно на светофор, который регулировал движение автотранспорта на пересечении 112-го и 19-го шоссе.

– Ох. Я понимаю. Но… вы уверены? Речь идет не о «Медикейд» или ином виде страховки… Я буду платить наличными, знаете ли… – Хватайся за соломинки. Прикидывайся шлангом. Когда другое не помогает, предлагай деньги. – Если это имеет значение, – обреченно добавила она.

– В общем-то нет, миссис Лэндон. – Лизи подумала, что уловила холодок в голосе Кассандры, и надежда на успешный исход сошла на нет. – Это вопрос места и договорных обязательств. Видите ли, у нас только…

Лизи услышала какой-то звук, похожий на «бинг». Примерно такой же издавала ее микроволновая печь-тостер, сообщая, что гренки или буррито готовы.

– Миссис Лэндон, вы можете подождать, не кладя трубку?

– Разумеется, если нужно.

Раздался щелчок, и вновь зазвучал Прозакский[50]50
  Прозак – популярный в США антидепрессант.


[Закрыть] оркестр, на этот раз наигрывающий мелодию «Шафт». Лизи слушала ее с ощущением нереальности, думая о том, что Айзек Хайс[51]51
  Хайс Айзек (р. в 1942) – известный американский музыкант и певец. Выше речь идет о его песне «Шафт 2000».


[Закрыть], если бы услышал такое, забрался бы в ванну с пластиковым пакетом на голове. На этот раз ожидание затянулось, и Лизи начала подозревать, что про нее забыли (видит Бог, такое уже бывало, особенно когда она пыталась купить билеты на самолет или поменять взятый напрокат автомобиль). Дарла спустилась вниз, взглядом спросила: «Что у тебя? Выкладывай!» Лизи покачала головой, отвечая: «Ничего» и «Я не знаю».

В этот момент ужасная, заполняющая паузу музыка смолкла, и на линию вернулась Кассандра. Холодок из голоса исчез напрочь, и впервые Лизи почувствовала, что разговаривает с человеческим существом. Более того, сам голос показался знакомым.

– Миссис Лэндон?

– Да.

– Извините, что заставила вас так долго ждать, но у меня в компьютере метка с указанием связаться с доктором Олбернессом, если позвоните вы или ваш муж. Доктор Олбернесс сейчас в своем кабинете. Разрешите вас переключить?

– Да, – ответила Лизи. Теперь она знала, где находится, знала совершенно точно. Знала, что прежде всего доктор Олбернесс принесет ей свои соболезнования, как будто Скотт умер в прошлом месяце или на прошлой неделе. А она поблагодарит его. Более того, если бы доктор Олбернесс пообещал освободить их от доставляющей столько хлопот Аманды и положить ее в свою переполненную клинику, Лизи была бы так счастлива, что встала бы на колени и сделала доброму доктору качественный отсос. От этой мысли дикий смех едва не сорвался с губ Лизи, так что их пришлось крепко сжимать несколько секунд. Поняла Лизи, и почему голос Кассандры вдруг стал столь теплым: так начинали говорить люди, когда внезапно узнавали Скотта, когда до них доходило, что они имеют дело с человеком, фотография которого украшала обложку долбаного «Ньюсуик». И если эта знаменитая личность обнимала кого-то своей знаменитой рукой, та, кого обнимали, то есть она, Лизи, тоже становилась знаменитой, пусть и по близости к телу. Или, как однажды выразился Скотт, по вливанию.

– Доброе утро, – произнес приятно-грубоватый голос. – Это Хью Олбернесс. Я говорю с миссис Лэндон?

– Да, доктор. – Знаком Лизи предложила Дарле сесть и перестать кружить перед ней. – Я – Лиза Лэндон.

– Миссис Лэндон, позвольте начать с соболезнований по поводу вашей утраты. Ваш муж надписал мне пять своих книг, и теперь они – среди самых дорогих моих сокровищ.

– Спасибо, доктор Олбернесс, – поблагодарила она и, соединив большой и указательный пальцы в кольцо, показала Дарле: «Дело в шляпе». – Я вам очень признательна.

5

Когда Дарла вернулась из женского туалета кафе «Попс», Лизи сказала, что и ей стоит заглянуть туда: до Касл-Вью двадцать миль, а дороги во второй половине дня частенько забиты. Для Дарлы эти двадцать миль стали бы лишь первым этапом. Ей предстояло собрать вещи Аманды (утром они забыли это сделать), отвезти их обратно в «Гринлаун» и, оставив там, вернуться в Касл-Рок. Это означало, что на подъездную дорожку своего дома она могла свернуть лишь где-то в половине девятого, и это при условии, что удача будет благоволить к ней, то есть позволит избежать пробок.

– Перед тем как войдешь, набери полную грудь воздуха и задержи дыхание, – посоветовала Дарла.

– Так воняет?

Дарла пожала плечами, зевнула.

– Я бывала в местах и похуже.

Лизи тоже, особенно в поездках со Скоттом. На сиденье опускаться не стала, зависла задом над унитазом, согнув ноги, облегчилась, спустила воду, помыла руки, протерла влажными руками лицо, причесалась, потом посмотрела на себя в зеркало.

– Новая женщина, – поведала она своему отражению. – Американская красотка. – И ощерилась, продемонстрировав дорогостоящую работу дантиста, но вот в глазах над этой аллигаторской улыбкой застыло сомнение.

«Мистер Лэндон сказал, если нам будет суждено встретиться, я должен спросить…»

Не нужно об этом, не трогай.

«Я должен спросить вас о том, как Скотт провел медсестру…»

– Только Скотт не никогда не говорил «провел», – сообщила она своему отражению.

Заткнись, маленькая Лизи!

«…как он провел медсестру в тот раз в Нашвилле».

– Скотт сказал – «пробулил». Не так ли?

Во рту опять появился медный вкус, вкус центов и паники. Да, Скотт говорил «пробулил». Само собой. Скотт сказал, что доктор Олбернесс должен спросить Лизи (если когда-нибудь встретится с ней), как Скотт пробулил медсестру в тот раз в Нашвилле, Скотт точно знал, что она получит это сообщение.

Он уже тогда посылал ей сообщения? Он посылал даже тогда?

– Оставь это в покое, – прошептала она своему отражению и вышла из женского туалета. Как было хорошо, когда этот голос сидел пусть и внутри, но взаперти, а теперь ситуация изменилась. Долгое время он вел себя пристойно, или спал, или соглашался с разумом Лизи, что есть темы, которых не касаются, даже среди различных отображений собственного «Я». К примеру, сказанного медсестрой на следующий день после того, как Скотта подстрелили. Или…

(молчи МОЛЧИ)

того, что случилось

(ЗАТКНИСЬ!)

зимой 1996 года.

(ЗАТКНИСЬ ТЫ НАКОНЕЦ!)

И, о синеглазое чудо, голос заткнулся… но она чувствовала, что он наблюдает и слушает, и боялась.

6

Лизи вышла из женского туалета в тот самый момент, когда Дарла вешала трубку телефона-автомата.

– Я позвонила в мотель напротив клиники. Вроде бы он выглядел чистеньким, и я забронировала номер на ночь. Во-первых, не хочу снова ехать в Касл-Вью, а во-вторых, смогу увидеть Анду завтра утром. Для этого нужно будет лишь перейти дорогу. – Предчувствие дурного, которое читалось на лице Дарлы, когда она посмотрела на младшую сестру, Лизи нашла довольно-таки сюрреалистичным, учитывая долгие годы, в течение которых она слушала, как Дарла вещает жестким, пленных-не-берем тоном. – Ты считаешь, это глупо?

– Я считаю это отличной идеей. – Она сжала руку старшей сестры, и от улыбки облегчения, осветившей лицо Дарлы, у нее чуть отлегло от сердца. Она подумала: «Деньги делают и это. Превращают тебя в самого умного. Превращают в босса». – Пошли, Дарл… Я сяду за руль, не возражаешь?

– Меня это устроит. – И она последовала за младшей сестрой в еще далеко не закончившийся день.

7

В Касл-Вью они добирались долго, как и опасалась Лизи. Оказались позади огромного, под завязку нагруженного бревнами лесовоза, а холмы и повороты не давали возможности обогнать его. Единственное, что могла сделать Лизи, так это отстать, чтобы не глотать выхлопные газы этого монстра. Зато у нее появилось время обдумать события текущего дня, и хоть в этом ей повезло.

Разговор с доктором Олбернессом напоминал появление на бейсбольной игре во второй половине четвертого иннинга, но в этом она не нашла для себя ничего нового: игра в прятки всегда была одной из составляющих жизни со Скоттом. Она помнила день, когда приехал мебельный фургон из Портленда, привез секционный диван стоимостью в две тысячи долларов. Скотт был в кабинете, работал, как всегда, под оглушающую музыку (она слышала, как Стив Эрл[52]52
  Эрл Стив (р. в 1955 г.) – известный американский певец, композитор, гитарист.


[Закрыть] пел «Город гитар», несмотря на всю звукоизоляцию), и если бы она прервала его, то, по мнению Лизи, причинила бы своим ушам травму еще на две тысячи долларов. По словам грузчиков, «мистер» сказал им, что она покажет, куда ставить новый диван. Лизи тут же распорядилась вынести диван из гостиной (очень даже приличный диван) в амбар, а на его место поставить новый. По крайней мере цвет обивки не выпадал из общей цветовой гаммы гостиной. Она знала, что никогда не обсуждала со Скоттом покупку нового дивана, секционного или нет. Знала и другое: Скотт мог заявить (и яростно отстаивать свои слова), что обсуждала. И Лизи не сомневалась, что он действительно обсуждал с ней эту покупку, но лишь у себя в голове; нередко он забывал озвучивать эти дискуссии. Собственную забывчивость Скотт довел до совершенства.