Текст книги "Любите истории пострашнее? (ЛП)"
Автор книги: Стивен Кинг
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Стивен Кинг
Любите истории пострашнее?
«Пятый шаг» (2020)
"Финн" (2022)
"На Слайд-Инн-Роуд" (2020)
"Красный экран" (2021)
"Эксперт по турбулентности" (2018)
"Лори" (2018)
Пятый шаг
Гарольд Джеймисон, некогда старший инженер санитарного управления Нью-Йорка, наслаждался выходом на пенсию. На примере своих немногочисленных друзей он знал, что некоторым это не удаётся, поэтому считал себя счастливчиком. У него имелся акр сада в Квинсе, который он делил с несколькими садоводами-единомышленниками, он открыл для себя «Нетфликс» и взялся за книги, которые всегда хотел прочитать. Джеймисон по-прежнему скучал по своей жене, которая пять лет назад умерла от рака молочной железы, но, если не считать этой неутихающей боли, его жизнь была довольно насыщенной. Вставая каждое утро, он напоминал себе, что нужно наслаждаться новым днём. В свои шестьдесят восемь лет он считал, что впереди его ждёт ещё немалый путь, который, стоило это признать, начал сужаться.
Лучшей частью этих дней – если не было дождя, снега или слишком холодно – была прогулка длиной в девять кварталов до Центрального парка после завтрака. Хотя у Джеймисона имелся мобильный телефон, и он пользовался планшетом (практически жить без него не мог), он по-прежнему предпочитал печатную версию «Таймс». В парке он устраивался на своей любимой скамейке и целый час проводил за газетой, читая разделы от и до – так сказать, продвигаясь от первоклассного к смехотворному.
Одним утром в середине мая – на улице было прохладно, но вполне приемлемо для чтения – Джеймисон с раздражением оторвал взгляд от газеты и увидел мужчину, присевшего на другом конце его скамейки, хотя вокруг было полно свободных. Этому непрошенному гостю на вид было около сорока пяти лет, не красивый, но и не урод, – на самом деле совершенно невзрачный. То же самое можно было сказать о его одежде: кроссовки «Нью Бэланс», джинсы, кепка «Янкиз» и толстовка «Янкиз» с капюшоном. Джеймисон бросил на незнакомца нетерпеливый косой взгляд и собрался было пересесть на другую скамейку.
– Обождите, – произнёс мужчина. – Я сел здесь, потому что мне нужно от вас одно одолжение. Небольшое, но я заплачу. – Он полез в карман толстовки и достал двадцатидолларовую купюру.
– Я не делаю одолжений незнакомым людям, – сказал Джеймисон и встал.
– Как раз в этом-то всё дело – мы незнакомы. Выслушайте меня. Если скажете «нет», ничего страшного. Но, прошу, выслушайте. Вы могли бы… – Мужчина прочистил горло, и Джеймисон понял, что его собеседник нервничает. Может быть, даже напуган. – Вы могли бы спасти мне жизнь.
Джеймисон задумался, затем сел, но так далеко от незнакомца, насколько мог, чтобы не свалиться с края скамейки.
– У вас есть минута, но если вы покажетесь мне сумасшедшим, я сразу же уйду. И уберите свои деньги. Они мне не нужны.
Мужчина посмотрел на купюру, будто бы удивившись, что она по-прежнему у него в руке, затем сунул её обратно в карман толстовки. Положив руки на колени, он посмотрел на них, а не на Джеймисона.
– Я алкоголик. Но уже четыре месяца трезв. Четыре месяца и двенадцать дней, если быть точным.
– Поздравляю, – сказал Джеймисон. Он почувствовал, что мужчина говорит всерьёз, и от этого ему ещё больше захотелось уйти. Незнакомец казался вменяемым, но Джеймисон достаточно пожил, чтобы знать: иногда «ку-ку» проявляется не сразу.
– Я уже пытался трижды и один раз протянул почти год. Думаю, возможно, это мой последний шанс. Я состою в АА. Это…
– Я знаю, что это такое. Как вас зовут, Мистер четыре месяца трезвости?
– Вы можете называть меня Джек, этого достаточно. В нашей программе мы не называем фамилий.
Джеймисон знал и это. У многих людей в передачах на «Нетфликсе» были проблемы с алкоголем.
– Итак, Джек, что я могу для вас сделать?
– Первые три раза у меня не было наставника – кого-то, кто выслушает тебя, ответит на вопросы или подскажет, что делать. В этот раз у меня есть наставник. Увидел его на собрании в Боуэри и мне понравилось то, что он говорил. И ещё, знаете, как он держался. Двенадцать лет в завязке, уверенный в себе, занимается продажами, как и я.
Мужчина глянул на Джеймисона, но потом снова перевёл взгляд на свои руки.
– В своё время я был чертовски хорошим продавцом – пять лет возглавлял отдел продаж в… в общем, не важно где, но в крупной компании, вы точно о ней слышали. Теперь вот продаю поздравительные открытки и энергетические напитки бакалейным лавкам во всех пяти районах Нью-Йорка. Последняя ступенька на лестнице.
– Ближе к делу, – сказал Джеймисон, но без резкости. Он невольно заинтересовался историей. Не каждый день незнакомец садится на твою скамейку и начинает вываливать на тебя своё дерьмо. Особенно в Нью-Йорке. – Просто собирался сходить на тренировку «Метс». У них выдалось отличное начало.
Джек потёр губы ладонью.
– Мне понравился этот парень, поэтому после встречи я собрался с духом и попросил его стать моим наставником. Это было в марте. Он оглядел меня и сказал, что возьмётся за меня только при двух условиях: я буду делать всё, что он скажет и сообщу ему, если мне захочется выпить. «Тогда мне придётся звонить вам каждый грёбаный вечер», – сказал я, а он ответил: «Значит звони каждый грёбаный вечер, и если я не подойду, говори всё автоответчику». Затем он спросил, проработали ли я Шаги. Вы знаете, что это?
– Смутно.
– Я ответил, что не нашёл на них времени. Он сказал, если я хочу видеть его своим наставником, то придётся начать. Сказал, что первые три шага одновременно самые трудные и самые лёгкие. Вкратце они звучат так: я не могу остановиться сам, но смогу с Божьей помощью, поэтому я приму Его помощь.
Джеймисон хмыкнул.
– Я ответил, что не верю в Бога. Этот парень, его зовут Рэнди, сказал, что ему наплевать. Велел каждое утро вставать на колени и просить Бога, в которого я не верил, помочь продержаться трезвым ещё один день. И если мне удастся, велел перед сном тоже вставать на колени и благодарить Бога за трезвый день. Рэнди спросил, готов ли я делать это, и я сказал, что готов. Потому что иначе я лишусь его поддержки. Понимаете?
– Конечно. Вы были в отчаянии.
– Именно! «Дар отчаяния» – так это называется в АА. Рэнди сказал, что если я не буду читать молитвы и солгу об этом, он узнает. Потому что он тридцать лет лгал как сивый мерин.
– И вы молились? Даже не веря в Бога?
– Молился и это помогало. Что касается моего неверия в Бога… то, чем дольше я остаюсь трезвым, тем сильнее оно колеблется.
– Если вы собираетесь попросить меня о совместной молитве, то забудьте об этом.
Джек улыбнулся, глядя на свои руки.
– Нет. Мне всё ещё неловко стоять на коленях, даже когда я один. В прошлом месяца, то есть в апреле, Рэнди велел мне сделать Четвёртый шаг. Это значит нужно провести нравственный пересмотр – желательно «дотошный и бесстрашный» – своей личности.
– Что вы и сделали?
– Да. Рэнди сказал, что я должен был записать плохое, затем перевернуть страницу и перечислить хорошее. На плохое у меня ушло десять минут. На хорошее – больше часа. Когда я рассказал об этом Рэнди, он ответил, что это нормально. «Ты пил почти тридцать лет, – объяснил он. – От этого на самооценке мужчины остаётся много шрамов. Но если ты останешься трезвым, они затянутся». Затем он велел мне сжечь листок. Сказал, что так я почувствую себя лучше.
– Почувствовали?
– Как ни странно, да. Как бы то ни было, это подводит меня к просьбе Рэнди на этот месяц.
– Скорее требование, как я полагаю, – сказал Джеймисон, слегка улыбнувшись. Он свернул газету и отложил её в сторону.
Джек тоже улыбнулся.
– Кажется, вы улавливаете характер отношений наставник-подопечный. Рэнди сказал, что пришло время для Пятого шага.
– И в чём он заключается?
– В признании перед Богом, перед самим собой и перед другими людьми истинную природу своих ошибок, – сказал Джек, показав пальцами кавычки цитаты. – Я сказал Рэнди, что составлю список и зачитаю ему. А Бог может послушать. Два зайца одним выстрелом.
– Думаю, он сказал «нет».
– Так и было. Он посоветовал мне обратиться к совершенно незнакомому человеку, например, к священнику, но я не бывал в церкви с двенадцати лет, и не горю желанием. Во что бы я ни собирался верить, – а я пока не знаю, во что именно, – для этого мне не нужна церковная скамья.
Джеймисон, сам не посещавший церковь, понимающе кивнул.
– Рэнди сказал: «Так подойди к кому-нибудь на Вашингтон-Сквер или в Центральном парке, попроси выслушать перечень твоих ошибок. Предложи несколько долларов, если понадобится простимулировать. Спрашивай, пока кто-нибудь не согласится». Он сказал, что труднее всего будет спросить, и он был прав.
– Я… – «Ваша первая жертва», – пришло на ум Джеймисону, но он решил, что это будет некрасиво. – Я первый, к кому вы обратились?
– Второй. – Джек ухмыльнулся. – Вчера я подошёл к таксисту на обеде, и он велел мне проваливать.
Джеймисону вспомнилась старая нью-йоркская шутка. Приезжий подходит к парню на Лексингтон-Авеню и спрашивает: «Вы не могли бы подсказать мне, как добраться до Ратуши или мне сразу пойти на хер?» Джеймисон решил, что не будет посылать человека в одежде «Янкиз» на хер. Он выслушает его, и при следующей встрече с другом Алексом (ещё одним пенсионером) за обедом, у него будет тема для разговора.
– Ладно, приступайте.
Джек полез в карман своей толстовки, достал лист бумаги и развернул его.
– Когда я учился в четвёртом классе…
– Если это будет история вашей жизни, может, всё-таки стоит отдать мне двадцатку.
Джек снова полез в карман свободной рукой, но Джеймисон отмахнулся.
– Я же шучу.
– Уверены?
Джеймисон не знал, уверен он или нет.
– Да. Но давайте недолго. На восемь тридцать у меня назначена встреча. – Это была ложь, и Джеймисон подумал, хорошо, что у него не было проблем с алкоголем, потому что, судя по телепередачам, которые он смотрел, честность в этом деле имела большое значение.
– Не растягивать, понял. Короче, в четвёртом классе я подрался с другим парнем. Разбил ему губу и нос. Оказавшись в кабинете директора, я сказал, что он назвал мою мать плохим словом. Этот парень, конечно, всё отрицал, но нас обоих отправили по домам с запиской для родителей. В моем случая – только для мамы, потому что отец бросил нас, когда мне было два года.
– А эта история с плохим словом?
– Ложь. У меня был плохой день, и я подумал, что станет легче, если подерусь с этим парнем. Он мне не нравился. Не знаю, почему – думаю, была причина, но я уже не помню. С этого и начался мой путь лжи. Я начал пить ещё в средних классах. Моя мама держала в морозилке бутылку водки. Я отпивал из неё, затем доливал воды. В конце концов она поймала меня, и водка пропала из морозилки. Я знал, куда мама спрятала бутылку – на верхнюю полку над плитой, – но после этого я к ней не притрагивался. Наверное, к тому времени там уже была одна вода. Сэкономив карманные деньги и сложив их с деньгами за работу по дому, я попросил какого-то старого алкаша купить мне шкаликов. Он принёс четыре штуки, и один оставил себе. Я поспособствовал его пьянству. Так сказал бы мой наставник.
Джек замотал головой.
– Не знаю, что сталось с этим мужиком. Его звали Ральфом, только я мысленно называл его Убогим Ральфом. Дети бывают жестоки. Насколько я знаю, он умер, и я помог ему в этом.
– Не отвлекайтесь, – сказал Джеймисон. – Я уверен, вам и так есть за что испытывать чувство вины без всяких надуманных поводов.
Джек поднял голову и ухмыльнулся. Джеймисон увидел, что в глазах этого мужчины стоят слёзы.
– Вы говорите, как Рэнди.
– Это плохо?
– Думаю, нет. Думаю, мне повезло, что я встретил вас.
Джеймисон тоже был с этим согласен.
– Что там у вас ещё в списке? Потому что время тикает.
– Я поступил в Браун и окончил его с отличием, но большую часть обучения я лгал и жульничал. У меня это хорошо получалось. Приведу красноречивый пример. Мой студенческий ментор на последнем курсе был кокаиновым наркоманом. Не буду вдаваться в подробности о том, как я это узнал – время тикает, как вы сказали, – но я узнал и заключил с ним сделку. Хорошие рекомендации в обмен на пачку кокса.
– Это же килограмм, да? – спросил Джеймисон. Его брови от удивления взлетели чуть ли не до линии волос.
– Верно. Он всё оплатил, и я перевёз кокс через канадскую границу, засунув в запаску от моего старого «Форда». Я старался выглядеть, как любой студент, который ездит на каникулы в Торонто, чтобы поразвлечься и перепихнуться, но моё сердце билось как сумасшедшее, а давление, наверное, подскочило до предела. Машину передо мной обыскали вдоль и поперёк, но я просто показал права и меня пропустили. Конечно, в то время всё было намного проще. – Джек замолк, затем продолжил: – Я сказал, что кокс обошёлся мне дороже и прикарманил разницу.
– Но сами вы не употребляли кокаин?
– Нет, никогда этим не страдал. Бывало иногда занюхивал дорожку-две, но по-настоящему хотел – и всё ещё хочу – только зерновой алкоголь. Устроившись на работу, я лгал своим боссам, но со временем всё вскрылось. Это вам не колледж, тут не для кого было добывать кокс. Во всяком случае, такой человек мне не попался.
– В чём конкретно вы провинились?
– Перевирал рекламные листовки. Выдумывал деловые встречи, чтобы объяснить неявку в дни сильного похмелья. Мухлевал с расчётной ведомостью. Та первая работа была отличной. Бесконечные возможности для роста. И я всё профукал. После увольнения я всерьёз решил, что мне стоит сменить место жительства. В АА это называется «исцеление переездом». Никогда не работает, но я этого не знал. Сейчас мне это ясно как божий день: мудак – он и в Африке мудак. Или в Лос-Анджелесе, или в Денвере. Или в Де-Мойне. Я облажался и со второй работой, не такой отличной, как первая, но тоже хорошей. Это было в Сан-Диего. И тогда я решил, что мне нужно жениться и остепениться. Это решило бы проблему. Поэтому я женился на милой девушке, которая заслуживала кого-то получше меня. Брак продлился два года, и всё время я напропалую врал о своём пьянстве. Выдумывал несуществующие деловые встречи, чтобы объяснить позднее возвращение домой, симулировал симптомы гриппа, чтобы объяснить опоздания на работу или вообще неявку. Я столько денег извёл на мятные освежители дыхания – «Алтоидс», «Брес Сейверс», – что меня можно было смело зачислять в их совет директоров. Но верила ли во всё это моя жена?
– Полагаю, нет, – сказал Джеймисон. – Слушайте, вы уже подходите к концу?
– Да. Ещё пять минут. Обещаю.
– Хорошо.
– Мы ссорились – чем дальше, тем хуже. Иногда кидались вещами. Как-то раз я вернулся домой около полуночи, в стельку пьяный, и она разразилась тирадой. Обычный трёп, но все её слова были правдой. Я чувствовал себя так, будто она кидалась отравленными дротиками и ни разу не промахнулась.
Джек снова смотрел на свои руки. Уголки его рта так сильно опустились, что на мгновение Джеймисону показалось, будто он смотрит на Эммета Келли, знаменитого клоуна с печальным лицом.
– Знаете, что я вспомнил, пока она кричала? Гленна Фергюсона, того мальчика, которого я избил в четвёртом классе. Как хорошо мне тогда было после этого, будто выдавили гной из фурункула. Я подумал, что было бы неплохо избить и её тоже. В этот раз меня бы точно никто не отправил домой с запиской для матери, потому что она умерла через год после того, как я окончил Браун.
– Ого, – произнёс Джеймисон. Его хорошее предчувствие по поводу всего этого непрошенного признания улетучилось. На смену ему пришло беспокойство. Джеймисон не был уверен, что хочет услышать продолжение.
– Я ушёл, – сказал Джек. – Но я был достаточно напуган и понял, что пришла пора что-то сделать с моим пьянством. Тогда-то я впервые обратился в АА, ещё там, в Сан-Диего. В Нью-Йорк я вернулся в завязке, но долго это не продлилось. Я попробовал снова, с тем же результатом. И в третий раз. Но теперь у меня есть Рэнди и, возможно, в этот раз я справлюсь. Отчасти благодаря вам. – Джек протянул руку.
– Всегда пожалуйста, – сказал Джеймисон и пожал руку.
– И ещё кое-что, – сказал Джек. У него была очень сильная хватка. Он смотрел Джеймисону в глаза и улыбался. – Я действительно ушёл, но перед этим перерезал горло этой суке. Я не бросил пить, но мне стало легче. Когда я избил Гленна Фергюсона, мне тоже стало легче. Помните того алкаша, о котором я говорил? Когда я отпинал его, мне тоже стало легче. Не знаю, убил ли я его, но отмудохал будь здоров.
Джеймисон попытался отстраниться, но Джек держал его крепко. Свободной рукой он снова залез в карман толстовки «Янкиз».
– Я действительно хочу бросить пить, и не могу полностью сделать Пятый шаг, не признавшись, что по-настоящему получаю наслаждение…
Полоса обжигающего белого света скользнула между рёбер Джеймисона, и когда Джек убрал окровавленный нож для колки льда обратно в карман, Джеймисон понял, что не может дышать.
– …от убийства людей. Это мой порок, я знаю, и, вероятно, наихудший из всех.
Джек поднялся со скамейки.
– Спасибо, сэр. Не знаю, как вас зовут, но вы очень мне помогли.
Он направился в сторону западной части Центрального парка, затем повернулся к Джеймисону, который слепо сжимал в руках свой «Таймс»… будто беглый просмотр раздела «Искусство и досуг» мог всё исправить.
– Сегодня вечером я помолюсь за вас, – сказал Джек.
Финн[1]1
Действие рассказа происходит в Ирландии. Просто при чтении держите это в голове. В рассказе присутствует обилие ирландских сленговых словечек, которые придают колорита. Но их невозможно перевести на русский так, чтобы этот ирландский колорит сохранился.
[Закрыть]
У Финна жизнь не заладилась с самого начала. Он выскользнул из рук акушерки, которая до этого принимала роды у сотен младенцев, и издал свой первый крик, ударившись об пол. Когда ему было пять, в соседнем доме проходила вечеринка. Ему разрешили выйти послушать музыку (в переносных колонках на треногах гремел Шэйн Макгоуэн). Стояло лето и Финн был босиком. Какой-то отвязный тусовщик бросил «бомбочку», которая искрясь фитилём, описала в воздухе дугу и оторвала детский пальчик на левой ноге.
«Случай – один на миллион, – сказала бабушка Финна. И добавила: – Должно быть, палец понадобился Богу для какого-нибудь ангела».
Когда Финну было семь, он с сёстрами играл в парке Петтингилл, а их бабушка сидела рядом на скамейке, попеременно занимаясь вязанием и поиском слов в головоломке. Финна не интересовали качели, ни подвесные, ни в виде перекладины, и он был равнодушен к карусели. А нравилась ему «Спиралька», восхитительная извивающаяся конструкция из синего пластика двадцати футов в высоту. У неё имелась лесенка, но Финн предпочитал взбираться на четвереньках по самой горке – вверх и по кругу, вверх и по кругу. Наверху он садился и скользил вниз к утрамбованной земле. На «Спиральке» с ним никогда не случалось происшествий.
– Может быть передохнёшь от этой штуки, а? – как-то раз спросила бабушка. – Только и делаешь, что катаешься на этой старой «Спиральке». Попробуй что-нибудь новенькое. Может быть, турник. Покажи мне, что ты умеешь.
Сёстры Финна, Коллин и Марси, как раз были на этом турнике, лазали и болтались, как… в общем, как обезьянки. Поэтому, чтобы порадовать бабушку, Финн залез на турник и, вися вниз головой, сорвался и сломал руку.
Его учительница, прелестная мисс Моноган, любила заканчивать урок словами: «Итак дети, чему мы сегодня научились?» В пункте неотложной помощи, когда Финну вправляли руку (выданный ему после этого леденец вряд ли мог компенсировать пережитую боль), он подумал: «Сегодня я научился одному: никогда не отходить от «Спиральки».
В четырнадцать лет, когда Финн в грозу бежал домой после посиделок у своего друга Патрика, у него за спиной ударила молния, да так близко, что прожгла его куртку. Финн упал ничком, ударился головой о бордюр, получив сотрясение мозга, и два дня пролежал в постели без сознания, а когда очнулся, спросил, что с ним случилось. Бесчувственного мальчика заметила Дейрдре Хэнлон (одна из тусовщиц на той памятной вечеринке, где пел Шейн Макгоуэн, хотя «бомбочку» бросила не она), живущая через дорогу. «Я подумала, что теперь-то бедолага Финн точно умер», – сказала она.
Его покойный отец говорил, что Финн родился под дурным знаком. Бабушка (которая так и не извинилась за турник) придерживалась другого мнения. Она сказала Финну, что за каждую ниспосланную Богом неудачу, Он даёт две удачи. Финн обдумал это и сказал, что с ним не случалось такой удачи, которую можно было бы вспомнить, разве что молния не ударила его прямо в темечко.
– Тебе стоит радоваться своим неудачам, – сказала бабушка. – Может быть, тебе повезёт сразу по-крупному, и ты выиграешь в лотерею. Или богатый родственник после смерти оставит тебе всё своё состояние.
– У меня нет богатых родственников.
– Или ты о них не знаешь, – ответила бабушка. Она была из тех, кто всегда оставляет за собой последнее слово. – Когда что-то идёт не так, просто напоминай себе: «Бог задолжал мне». А Бог всегда отдаёт свои долги.
Однако к Финну это пока что не относилось. Впереди его ждала очередная неудача.
***
В девятнадцать лет Финн бежал после посиделок у своей девушки не потому, что шёл дождь. До «шпили-вили» дело не дошло, но после всех этих объятий и поцелуев он был в крайнем возбуждении. И чувствовал, что нужно бежать или его разорвёт. На нём была кожаная куртка, джинсы, кепка «Кабинтили»[2]2
Ирландский футбольный клуб.
[Закрыть] и винтажная футболка с логотипом старой рок-группы «Nazareth». Он завернул за угол на Пик-Стрит и врезался в бегущего навстречу парня. Они оба упали. Финн поднялся на ноги и принялся извиняться, но парень уже вскочил и снова побежал, оглядываясь через плечо. На нём также были джинсы, кепка и футболка, что не показалось Финну каким-то невероятным совпадением – в этом городе так одевалась вся молодёжь, как парни, так и девушки.
Финн побежал дальше по Пик, на ходу потирая расцарапанный локоть. Навстречу ему ехал фургон «Додж» с выключенными фарами. Финн не придал этому значения, пока машина не остановилась рядом с ним и из кузова ещё на ходу не выскочили несколько человек.
Двое из них схватили Финна под руки. Он лишь воскликнул: «Э-э!»
Третий произнёс: «В жопу себе экни!» и нацепил на голову Финна мешок.
Что-то кольнуло его чуть выше расцарапанного локтя. Финн почувствовал, как тротуар уходит у него из-под ног, а затем весь мир растворился.
***
Когда Финн пришёл в себя, он лежал на койке в маленькой комнате с высоким потолком. В углу стояла настольная лампа, но без стола. В другом углу – комод, из синего пластика, совсем как «Спиралька» в парке Петтингрилл. Другой мебели не было. В потолке имелось окно, но оно было грубо закрашено чёрной краской.
Финн сел и поморщился. Голова не раскалывалась, но шея ужасно затекла, а рука болела, как после прививки от ковида. Он посмотрел на руку и увидел, что кто-то прилепил пластырь повыше царапины. Отклеив пластырь, Финн увидел крошечную отметину с красноватыми краями.
Финн попробовал открыть дверь, но та была заперта. Он постучал, а затем забарабанил по ней. Словно в ответ громыхнула песня «AC/DC» «Dirty Deeds Done Dirt Cheap» – не меньше пары тысяч децибел. Финн зажал уши ладонями. Это продолжалось двадцать-тридцать секунд, затем прекратилось. Финн поднял глаза и увидел высоко над собой три динамика. Кажется, фирмы «Боус», дорогие, подумал Финн. В углу над настольной лампой на него смотрел объектив камеры.
В отличие от того раза, когда в него чуть не попала молния, Финн сумел вспомнить, что с ним случилось перед тем, как он отключился, и сразу всё понял. Это было абсурдно, но не удивительно. Похищение – это просто ещё один пример «удачи» Финна Мюрри.
Он снова принялся колотить в дверь и кричать, чтобы кто-нибудь пришёл. Когда этого не случилось, он отступил назад и посмотрел в объектив.
– Там кто-то есть? Наблюдаете за мной? Если да, то, пожалуйста, придите и выпустите меня. Полагаю, вы дали маху. Вам нужен другой парень.
Ответа не было почти минуту. Финн уже собирался прилечь, когда динамики снова заревели. Финну нравились «Ramones», но не на такой сумасшедшей громкости, к тому же в замкнутом пространстве. На этот раз звуковая атака продолжалась около двух минут, прежде чем так же внезапно прекратилась.
Финн лёг на койку и только начал засыпать, когда загрохотала «Cheap Trick». Двадцать минут спустя – лихое саксофонное соло из «Tequila» группы «Champs».
Так продолжалось довольно долго. Вероятно, несколько часов. Финн не мог сказать точно – похитители забрали его часы.
***
Финн клевал носом, когда дверь открылась. Вошли двое мужчин. Финн не был уверен, что это они схватили его под руки, но скорее всего. У одного из них было приспущенное верхнее веко. Он спросил:
– От тебя стоит ждать проблем, Бобби-О?
– Нет, если вы всё исправите, – ответил Финн. Он едва обратил внимание на то, что его назвали Бобби-О. Подумал, что это просто такое нарицательное имя. Так, например, его отец, увидев на улице шатающегося пьянчугу, всегда говорил: «Вот опять Пэдди О’Рэйли бредёт домой, где обязательно поколотит жену».
– Это тебе решать, – сказал другой, с узким лицом и чёрными, как у хорька, глазами.
Все вышли за дверь – Финн в сопровождении двух мужчин, одетых в чиносы и белые рубашки. Ни у одного из них не было оружия, что немного утешало, хотя Финн не сомневался, что они легко справятся с ним, если он решит доставить им проблемы. Они выглядели крепкими. Финн был высоким, но тощим, как щепка.
Они оказались в комнате с рядами пустых полок. Финн подумал, что это кладовая, или, как сказала бы его бабушка, учитывая размеры помещения, – ледник. В молодости она «прислуживала» в графстве Даун.
Из кладовой они попали в самую большую кухню, которую Финн когда-либо видел. На столе стояла пара пустых тарелок с ложками. Судя по остаткам, в тарелках был суп. У Финна заурчало в животе. Он понятия не имел, когда ел в последний раз. Перед нежничанием Элли приготовила ему яичницу, но Финн полагал, что она давно переварилась. Если пищеварение продолжается, когда вы без сознания. Хотя, что ему мешает? Организм просто продолжает заниматься своими делами. До тех пор, пока может.
Дальше располагалась столовая с полированным столом из красного дерева, достаточно длинным, чтобы сыграть в шаффлборд. Тяжёлые шторы цвета сливы были наглухо задёрнуты. Финн напряг слух, надеясь услышать проезжающие автомобили, но ничего не услышал.
Они прошли дальше по коридору, и мужчина с приспущенным веком открыл дверь справа. Хорёк легонько подтолкнул Финна. В комнате стоял массивный письменный стол. Вдоль стен сплошь книги и папки. Позади стола – тёмно-красные шторы, тоже задёрнуты. За столом сидел мужчина с седыми волосами, зачёсанными назад, как у раннего Клиффа Ричарда. На нём был твидовый пиджак с заплатами на локтях и расслабленный галстук чёрно-коричневого цвета. Загорелое лицо покрывали морщины. Он выглядел ненамного старше отца Финна, когда тот умер.
– Садись.
Финн сел напротив седовласого мужчины. Мистер Приспущенное веко встал в один угол. Мистер Хорёк – в другой. Оба стояли, засунув большие пальцы за пряжку ремня. Перед седовласым мужчиной лежала папка, тоньше, чем те, что беспорядочно громоздились на полках. Он открыл её, взял лист бумаги, глянул и вздохнул.
– Всё может пройти либо легко, либо тяжело, мистер Финни. Это полностью зависит от вас.
Финн подался вперёд.
– Понимаете, это не моё имя. Вы взяли не того человек.
Седовласый мужчина казался заинтригованным. Он положил лист обратно в тонкую папку и закрыл её.
– Не Бобби Фини? Я правильно понимаю?
– Меня зовут Финн Мюрри. Через «ю», а не через «у». – Финн полагал, что одного этого нюанса будет достаточно, чтобы убедить седовласого мужчину. Довольно специфичная деталь.
– В самом деле? – произнёс седовласый. – Вот так чудеса, а?
– Я расскажу вам, что произошло. То есть, как я это вижу. Когда я завернул за угол на Пик-Стрит, то столкнулся с парнем, бежавшим мне навстречу. Мы сбили друг друга с ног. Он поднялся и побежал дальше. Я вскочил и тоже побежал. Должно быть, вашим людям, – Финн указал на мужчин, стоящих по углам, – нужен был тот, другой, этот ваш Бобби Финни. Он был одет так же, как я.
– Одет также, правда? Кепка «Кабинтили»? Футболка «Nazareth»? Кожаная куртка?
– Ну, я не знаю, что у него было на футболке, и не помню, была ли на нём кепка. Всё произошло так быстро, но я уверен – он именно тот, кто вам нужен. Такое происходит со мной постоянно.
Седовласый наклонился вперёд, его руки (покрытые шрамами, как заметил Финн, возможно, от ожогов) сжали тонкую папку. Он казался ещё более заинтригованным.
– Хочешь сказать, тебя постоянно похищают?
– Нет, я имею в виду неудачи. Мне постоянно не везёт. – Финн поведал седовласому, как его уронили при рождении, о «бомбочке», оторвавшей ему палец на ноге, потому что тот якобы понадобился ангелу, о сломанной руке, потому что поддался на уговоры бабушки оставить в покое «Спиральку», и об ударе молнии. Финн мог бы вспомнить и другие происшествия, но решил, что лучше всего закончить на молнии и последующем сотрясении мозга. Так сказать, кульминация его рассказа. – Теперь вы понимаете, что я не тот, кто вам нужен.
– Хм. – Седовласый откинулся на спинку кресла, прижал руку к животу, будто ему стало больно, и вздохнул.
Вдруг Финн ощутил воодушевление.
– Просто подумайте, сэр. Если бы я убегал от ваших людей, то я бы побежал дальше. Но я этого не сделал, согласны? Я, так сказать, бросился в их распростёртые объятия. А убежал другой парень, Бобби Фини.
– Так, ты не Бобби Фини?
– Нет, сэр.
– Ты Финн Донован.
– Финн Мюрри. Через «ю». – Казалось бы, с этим они уже разобрались. Но нет, от чего у Финна возникло дурное предчувствие.
– У тебя есть какие-нибудь документы? Потому что, если у тебя был бумажник, то, наверное, ты засунул его себе в очко. Это единственное место, куда мы не заглянули.
Финн машинально потянулся к заднему карману, но спохватился.
– Я оставил его у своей девушки. Мы сидели на диване, – точнее лежали, Элли была сверху, – и он впивался мне в задницу, поэтому я вынул его и положил на маленький столик, где стояли наши банки с пивом. Наверное, забыл его забрать.
– Забыл, – ухмыляясь сказал Мистер Хорёк.
– Ну, конечно, – сказал мистер Приспущенное веко. Он тоже ухмылялся.
– Вот видишь, у нас с тобой уже нарисовалась проблемка, – заметил седовласый мужчина.
Финн снова ощутил воодушевление. Неприятная ситуация, в которой он оказался – даже невероятная ситуация, хотя ему ничего не оставалось, кроме как поверить в неё, – казалось, рождала воодушевления одно за другим.
– У меня в кармане отдельно лежала карта «Одеон», на случай, если Элли захочет съездить в Стиллорган…
Финн полез за ней, но не нащупал.
Седовласый открыл свою папку, порылся в бумагах и достал оранжевую карточку.
– Эта?
– Да, она самая. Видите моё имя? – Финн потянулся к карточке. Седовласый откинулся назад. Мистер Хорёк и Мистер Приспущенное веко разжали кулаки, готовые в любой момент наброситься на Финна, если это потребуется.








