Текст книги "Кладбище домашних животных"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 14

Все стихло только около четырех часов, после того как Луис и Ричард Ирвинг – глава безопасности университетского городка, подготовили заявление для прессы. Молодой человек – Виктор Пасков бежал вдоль дороги со своей невестой и приятелем. Машина, которую вел Тремонт Витерс – молодой человек двадцати трех лет, уроженец Хавена (Мэйн), ехала по шоссе, ведущему из Ленгуллской женской гимназии к центру университетского городка. Он ехал, превышая скорость. Машина Витерса ударила Паскова, и тот полетел прямо головой в дерево. Паскова принесли в лазарет на одеяле его друзья и двое пробегавших мимо студентов. Умер Виктор через несколько секунд после того, как его доставили в лазарет. Витерса и раньше задерживали за превышение скорости, вождение машины в нетрезвом состоянии; вроде бы он даже кого-то сбил.

Редактор газеты университетского городка спросил, может ли он написать, что Пасков умер от травмы головы. Луис вспомнил дыру в голове молодого человека; дыру, через которую можно было видеть мозг, и сказал, что он должен сперва вручить заключение о смерти следователю Пенобскота. Потом редактор спросил: не могли ли четверо молодых людей, перенося Паскова в лазарет, неумышленно стать причиной его смерти?

– Нет, – ответил Луис. – Такого не может быть. Несчастный мистер Пасков, по-моему, при ударе получил смертельную травму.

Там были и другие вопросы, несколько, но предыдущий вопрос подытожил пресс-конференцию. Сейчас Луис сидел в своем кабинете (Стив Мастертон отправился домой час назад, сразу после «пресс-конференции» посмотреть на себя в вечерних новостях, так подозревал Луис) и пытался собрать осколки прошедшего дня.., или, быть может, просто охватить случившееся одним взглядом. Он и Чарлтон долго сидели над карточками из первоочередных, над карточками тех студентов, кто упрямо продолжал заниматься в колледже вопреки своим физическим недостаткам. В колледже было двадцать три диабетика, пятнадцать эпилептиков, четырнадцать паралитиков и еще несколько всяких разных: студенты с лейкемией, студенты с церебральным параличом и мускульной дистрофией; слепые студенты, двое немых и один перенесший полную амнезию, с которой Луис никогда раньше не сталкивался.

Уже к вечеру, после того как ушел Стив, в кабинет заглянула миссис Чарлтон и положила на стол Луиса розовый листок. «Бангорский ковер привезут завтра в 9.30», – было написано на листке.

– Ковер? – удивился Луис.

– Его же надо заменить, – словно извиняясь, сказала сестра. – Пятно вывести не удастся.

– Да, вы правы.

Наконец, заглянув в аптечку, Луис взял туинал, который первый мединститутский квартирант Луиса называл Тунервиллом. «Попробуй Тунервиллских колес, Луис,» – говорил он, поставив пластинку Криденса. Обычно Луис отказывался от путешествия в сказочную Тунервиллмандию, так что, может, вышло к лучшему, когда его сосед провалился в середине третьего семестра, и на Тунервиллских колесах укатил во Вьетнам, армейским санитаром. Луису иногда он рисовался в видениях; глаза Луиса стекленели, когда он слышал «Бегство через джунгли» Криденса.

Но сейчас лекарство казалось необходимым. Если он должен просмотреть записку о ковре на том розовом листочке, ему необходим транквилизатор.

Луис поплыл довольно сильно к тому времени, когда миссис Байллинс – ночная сестра, просунула голову в дверь его кабинета и сказала:

– Ваша жена, доктор Крид. Она на «линии один».

Луис посмотрел на часы и увидел, что уже почти пять тридцать. Он хотел уехать отсюда часа полтора назад.

– Хорошо, Нэнси. Спасибо.

Подняв трубку, он подключился к «линии один».

– Ах, дорогая. Только на моей…

– Луис, с тобой все в порядке?

– Конечно.

– Я слышала о случившемся в новостях. Луис, мне так жаль, – мгновение она молчала. – Это передавали по радио в новостях… Они были у тебя, задавали вопросы. Ты держался молодцом.

– Я? Ладно.

– Ты уверен, что с тобой все в порядке?

– Да, Речел. Со мной все в порядке.

– Приезжай домой, – попросила она.

– Да, – сказал он. «Домой» – звучало заманчиво.

Глава 15

Речел встретила Луиса у дверей, и у него отвисла челюсть. Речел надела тонкий, как паутина, бюстгальтер, который он так любил, полупрозрачные трусики, а больше на ней ничего не было.

– Выглядишь великолепно, – сказал он. – Где дети?

– Их взяла Мисси Дандридж. Мы свободны до полдевятого.., то есть два с половиной часа. Не будем терять время.

Она прижалась к нему. Луис почувствовал слабый, приятный запах., эфирные масла или розы? Его руки сплелись вокруг нее, сперва вокруг талии, а потом они нашли ее соски, когда ее язык, уже легко протанцевав по губам Луиса, нырнул ему в рот; там он вылизывал, метался…

Наконец поцелуй прервался, и Луис грубовато спросил Речел:

– На обед – ты?

– Я на десерт, – ответила она, а потом начала возбуждающе вращать бедрами. – Но я обещаю, что не буду предлагать тебе ничего из того, что ты не любишь.

Луис потянулся к ней. Но Речел выскользнула из объятий и взяла его за руку.

– Входи в дом первым, – сказала она.

* * *

Вначале она затащила Луиса в теплую ванну, медленно раздела его и загнала в воду. Энергично растирая перчаткой-губкой, которую обычно не использовали (эта вещь всегда просто висела на крючке), Речел медленно намылила тело Луиса, потом омыла его. Он чувствовал, как все события этого дня – ужасного дня уходят в небытие. Речел тоже вымокла и ее трусики прилипли к телу, словно вторая кожа.

Луис вылез из ванны, и Речел бережно вытерла его.

– Что…

Теперь перчатка-губка касалась его тела нежно, чересчур заводя поглаживанием, медленно двигаясь вверх-вниз.

– Речел… – пар окутывал их, но он исходил не только от горячей воды в ванне.

– Ш-ш-ш!

Казалось, ласки длились вечность… Луис был близок к оргазму, и рука в перчатке двигалась все медленнее, почти останавливаясь. И все же она не прекращала то давить, то отпускать, пока Луис не кончил так сильно, что ему показалось, у него чуть не лопнули барабанные перепонки.

– Мои боже, – слабо проговорил он, когда снова смог говорить. – Где и когда ты научилась этому?

– У девочек в лагере бойскаутов.

* * *

Речел приготовила бефстроганов. Пока она ублажала мужа в ванной, блюдо грелось на плите, и Луис, который еще в четыре часа клялся, что следующий раз сможет поесть не раньше Хеллоуина, съел две порции.

Потом Речел отвела его наверх.

– Теперь, – сказала она, – посмотрим, что ты сможешь сделать для меня.

«Принимая во внимание все случившееся, я отношусь к происходящему совершенно спокойно», – подумал Луис.

* * *

Позже Речел надела старую синюю пижаму. Луис натянул фланелевую рубашку и почти бесформенные вельветовые штаны, которые Речел называла «позорными».., и поехал за детьми.

Мисси Дандридж хотела узнать подробности случившегося, но Луис лишь вкратце описал ей происшествие, рассказав меньше, чем она могла бы узнать, прочитав завтрашний выпуск Бангорского «Дели Ньюс». Луису не хотелось рассказывать, это вызывало у него те же чувства, что и прогорклые сплетни, но Мисси согласилась бесплатно посидеть с детьми, и Луис был благодарен ей за вечер, который он и Речел провели вместе.

Гадж уснул рядом с Луисом раньше, чем они проехали милю, отделявшую их дом от дома Мисси; даже Элли зевала, у нее слипались глаза. Луис переодел Гаджа в свежие ползунки, засунул его в комбинезон и положил в колыбель. Потом он прочитал Элли одну сказку. Обычно Элли требовала, чтоб ей почитали на ночь «Где обитают дикие звери», и при этом она чувствовала себя пионером диких мест. В этот вечер Луис уговорил ее остановиться на «Коте в сапогах». Через пять минут после того, как он отвел девочку наверх, она уснула, и Речел поднялась к ней, укрыть ее одеялом.

Когда Луис спустился вниз, Речел сидела в гостиной со стаканом молока – одна из множества привычек, позаимствованных у Дороти Сайерс.

– Луис, с тобой в самом деле все в порядке?

– Дорогая, все хорошо, – ответил он. – Спасибо.., за все.

– Мы оба стремимся, чтоб все было хорошо, – сказала она с легкой, чуть ироничной улыбкой. – Ты пойдешь к Джаду на пиво?

Луис покачал головой.

– Не сегодня. Я полностью выжат.

– Надеюсь, что смогу тебя растормошить.

– Думаю, так.

– Тогда выпейте свой стакан молока, доктор, и отправимся в кровать.

* * *

Он думал, что лежит проснувшись; такое часто случалось, когда он был студентом-медиком; и такие часы и дни, которые были наиболее занимательными в его жизни, снова и снова прокручивались у него в голове. Но он плавно соскальзывал в сон, словно на изящных, лишенных трения санях. Луис читал: среднему человеку нужно только семь минут, чтобы стереть из памяти все неприятности и проблемы прошедшего дня. Семь минут сознательного и подсознательного вращения, словно трюк с поворачивающейся стеной в доме с привидениями парка развлечений.

Он уже почти уснул, когда услышал, как Речел, словно издалека, сказала:

– ..послезавтра.

– Гмммммм?

– Джоландер. Ветеринар. Он заберет Черча послезавтра.

– А? "Черч. Сокровища – твои «коджонс» 10  10 – Яички (испанск.).


[Закрыть], твои сокровища еще принадлежат тебе, но скоро ты лишишься их". Потом Луис отключился, провалившись в омут, уснул крепко, без снов.

Глава 16

Спустя некоторое время Луис проснулся. Грохот заставил его сесть в кровати. Он удивился: что бы это могло быть? То ли Элли свалилась на пол, то ли перевернулась колыбель Гаджа. Луна выплыла из-за облаков, осветив комнату, и Луис увидел Виктора Паскова, стоящего в дверях.

Мертвец стоял в дверях. Его голова была разбита над левым виском. Кровь темно-красными струпьями засохла на лице, словно боевая раскраска индейцев. Вывороченная ключица белела в лунном свете. Пасков улыбался.

– Вставайте, доктор, – сказал он. – Пойдем, прогуляемся.

Луис огляделся. Его жена – неясный холм желтого ватного, стеганого одеяла, спала. Луис снова посмотрел на Паскова, который был мертв, но мертвым почему-то не был. Луис не чувствовал страха. Он понимал, почему все так.

"Это сон, – думал он, и в этом все дело, но все равно что-то его беспокоило. – Мертвые не возвращаются. Это физиологически невозможно. Молодой человек микроавтобусом отправился в Бангор с отметкой патологоанатома – V-образным разрезом на груди. Может, патологоанатом даже извлек его мозг, переложил тот в грудную клетку, после того как разрезал ткани и вывалил содержимое черепной полости на коричневую бумагу, не пропускающую воду. Класть мозг в кишечную полость проще, чем пытаться запихнуть его назад в череп, словно отдельные кусочки головоломки. Дядя Карл – отец несчастливой Руги, рассказал Луису, что патологоанатомы делают так.., и еще много полезного рассказал он тогда Луису о том, чем Луис, в свою очередь, пытался поделиться с Речел, которая из-за своих страхов перед смертью могла просто завопить от ужаса, если бы увидела Паскова. Так что Паскова тут не было.., не было, крошка. Пасков лежал, запертый в холодильнике, с номерочком на ноге. «В морге с него содрали эти красные спортивные трусы».

У Луиса появилось непреодолимое желание подняться. Глаза Паскова не отпускали.

Отбросив назад покрывало, Луис опустил одну ногу на пол. Связанный крючком коврик – свадебный подарок бабушки Речел, впился холодными кругляшками в его ступни. Сон оказался чересчур реальным. Сон был таким реальным, что Луис не последовал за Пасковым, пока Пасков не повернулся и не начал спускаться вниз по лестнице. Сила, заставлявшая Луиса идти следом за мертвецом, оказалась невероятной, но Луис не хотел хотя бы и во сне идти вслед за разгуливающим трупом.

Но он пошел. Спортивные трусы Паскова сверкали впереди.

Луис вслед за Пасковым пересек гостиную, кухню. Луис ждал, что Пасков повернет замок, а потом отодвинет щеколду на двери, которая вела в сарай, где Луис держал многоместный легковой автомобиль с откидными сиденьями и откидным задним бортом и «Цивик», но Пасков поступил по-другому. Вместо того, чтоб открыть дверь, он прошел сквозь нее. «Как это он сделал? Невозможно! Никто так не может!»

Луис попробовал проделать это сам, но натолкнулся на неподатливое дерево. Очевидно, даже во сне он остался твердоголовым реалистом. Нажав кнопку американского замка, он отодвинул засов и вышел в гараж-сарай. Паскова там не было. Луис не долго удивлялся. Может, Пасков ушел? Фигуры в снах часто исчезали. То же происходило и с окружающим миром; представьте: вы стоите голым на краю открытого бассейна с поднятым членом, дискутируя о возможности поменяться женами, скажем, с Роджером и Мисси Дандридж, а потом закрываете глаза и, открыв их, лезете по склону вулкана на Гавайях. Может, Луис потерял Паскова из виду, потому что наступил Акт II.

Но когда Луис вышел из гаража, он снова увидел юношу, стоящего в слабом лунном свете на лужайке позади дома.., у начала дорожки.

Теперь пришел страх. Он вошел мягко, проплывая через пустоты тела Луиса, наполняя их едким дымом. Луис не хотел идти дальше. Он остановился.

Пасков оглянулся через плечо: глаза его в лунном свете были серебряными. Луис беспомощно почувствовал, как ужас заползает к нему в живот. Эта выпирающая кость, эти сухие сгустки крови. Но невозможно, казалось, сопротивляться глазам мертвеца. По-видимому, сон – вещь гипнотическая, доминирующая.., и может изменить сам факт смерти. Можете учиться двадцать лет и не сможете ничего сделать, когда принесут парня, тараном врезавшегося в дерево и пробившего дыру в голове, такую огромную дыру, что можно заглянуть в нее и увидеть мозг. С тем же успехом можно звать к умирающему водопроводчика, шамана или сутенера.

Несмотря на подобные мысли, роящиеся в голове Луиса, он потащился к тропинке. Луис поплелся за мертвецом, такой же темно-красный в ночном свете, как засохшая кровь на лице Паскова.

Луису не нравился этот сон. Совсем не нравился. Сон был слишком реален. Холод вязаного коврика, то, что он не смог пройти через закрытую дверь, когда любой может проходить через двери и стены в любом мало-мальски приличном сне.., а теперь холодная роса омыла ему ноги, холодное дыхание ветра коснулось его тела, абсолютно голого, если не считать трусов-плавок. Под деревьями сосновые иголки стали впиваться в ступни.., еще одна маленькая деталь, чересчур реальная для сна.

«Ни о чем не думать. Ни о чем не думать. Я дома, в своей кровати. Это только сон: происходящее выглядело так ярко, как это возможно только во сне, который утром может вызвать лишь недоумение. Проснувшись, я найду массу противоречий».

Ветка мертвого дерева грубо царапнула Луиса по бицепсу, и он содрогнулся. Уйдя вперед, Пасков превратился в тень и теперь ужас Луиса, казалось, кристаллизовался.

«Я иду за мертвым человеком по лесу. Мертвец ведет меня на хладбище домашних любимцев – и это не сон! Боже, помоги мне. Это не сон. Это – на самом деле!»

Они спустились по дальнему склону поросшего лесом холма. Тропинка сделала несколько плавных поворотов между деревьями и потом нырнула в подлесок. Этот раз у Луиса резиновых сапог с собой не было. Земля под ногами превратилась в холодное желе, засасывающее и неохотно отпускающее, разрешая идти дальше. Противные чавкающие звуки. Он чувствовал, как грязь засасывает его ноги, пытаясь не пустить вслед за Пасковым. Луис безнадежно убеждал себя, что все происходящее – сон. Они выбрались на поляну, и луна снова свободно поплыла по рифам облаков, омывая кладбище призрачным сиянием. Надгробия-доски и жестяные банки, которые были разрезаны отцовскими ножницами для жести, а потом загнуты в грубые квадраты; отслоенные пластины сланца и слюды – стояли в лунном свете, отбрасывая совершенно черные и четкие тени.

Пасков остановился возле «Смаки. Он был послушным» и повернулся к Луису. Страх, ужас – Луис ощутил, как эти чувства разрастаются внутри его тела.

Пасков усмехнулся. Его окровавленные губы обнажили зубы, и его темная, загорелая кожа в опалово-бледном свете луны стала покрываться мертвенной бледностью, теперь по цвету она напоминала саван.

Мертвец поднял руку, указывая на что-то. Луис посмотрел в том направлении и вздохнул. Его глаза расширилась, и он в ужасе закусил кулак. Холодок на щеках – Луис понял, что заплакал, не выдержав такого ужаса.

Бурелом, о котором Джад Крандолл предупреждал Элли, превратился в груду костей. Кости двигались, клацали друг о друга; челюсти и бедра, локтевые суставы, коренные зубы и резцы. Луис видел усмехающиеся черепа людей и животных. Кости пальцев клацали. Останки ног сгибались в сочленьях.

Оно двигалось. Оно подрагивало…

Пасков пошел прямо к Луису. Его окровавленное лицо, залитое лунным светом, расплылось в улыбке, и последнее, что не давало Луису сойти с ума, была ноющая, бесконечно повторяющаяся мысль: «Ты должен закричать так, чтоб проснуться, даже если ты испугаешь Речел, Элли, Гаджа, разбудишь весь дом и всю округу…»

Но тихий шепот донесся до него, словно маленький ребенок сидел на крыльце веранды и учился свистеть.

Пасков подошел ближе, а потом заговорил:

– Дверь не должна открыться, – проговорил Пасков. Он посмотрел на Луиса, и тот упал на колени. Луис принял лицо Паскова за маску сострадания. Но на самом деле там не было никакого сострадания, только ужасающее смирение. Мертвец все еще показывал на шевелящуюся груду костей. – Не ходи дальше. Ты решишь, что нуждаешься в этом, но на самом деле, в этом нет нужды, доктор. Барьер не должен быть разрушен. Помни: тут сокрыта сила большая, чем ты можешь понять. Она древняя и вечно бодрствующая. Помни…

Луис попытался закричать и не смог.

– Я пришел как друг, – сказал Пасков.., но было ли «друг» тем самым словом, которое он использовал? Луис решил, что нет. Пасков словно говорил на забытом языке, который Луис мог понимать с помощью некой магии сна.., а «друг», то значение, которое ближе всего подходило к слову, на самом деле использованному Пасковым, и этим значением в смятении воспользовался Луис, разбирая речь мертвеца. – Твоя смерть и смерть всего, что ты любишь, доктор, тут. – Пасков приблизился, и Луис почувствовал запах смерти, исходивший от мертвеца.

Пасков уже был рядом.

Мягкий, сводящий с ума шорох костей.

Луис начал терять равновесие, пытаясь вырваться из этих рук. Рука Крида ударила в надгробие и опрокинула его на землю. Лицо Паскова надвигалось, закрывая небо.

– Доктор… помни.

Луис попытался закричать, и мир завертелся у него перед глазами.., но еще слышалось клацанье шевелящихся костей в залитом светом луны склепе ночи.

Глава 17

В среднем человеку нужно семь минут, чтобы уснуть, но в соответствии с человеческой психологией человеку нужно от пятнадцати до двадцати минут, чтобы проснуться. Словно сон – омут, из которого вынырнуть труднее, чем в него плюхнуться. Когда спящий просыпается (он или она, не важно), он постепенно проходит разные градации сна, от глубокого до легкого сна, который иногда обозначается глаголом «дремать». В состоянии легкого сна спящий может слышать звуки и даже отвечать на вопросы, но не помнить о них позже.., разве только как о фрагментах сна.

Луис слышал громыхание, клацанье костей, но постепенно звук становился более резким, более металлическим. Хлопнула дверь. Крик. Еще металлические звуки.., а может, раскаты грома? «Верно, – согласился его еще грезящий разум. – Покатаем кости!»

Он услышал, как кричит его дочь:

– Стой, Гадж! Стой!

За этим последовало гуканье проснувшегося Гаджа – звук, после которого Луис открыл глаза и увидел потолок собственной спальни.

Он держался совершенно спокойно, привыкая к действительности, хорошей действительности, благословенной реальности, возвращению домой.

Все, что случилось с ним, – сон. Не важно, каким ужасным, каким реальным был он. Он остался сном, погребенным где-то в глубинах разума.

Снова послышался металлический звук. Одна из игрушечных машин Гаджа.

– Прекрати, Гадж!

– Прекрати! – завопил Гадж. – Прекрати! Прекрати!

Тумпа-тумпа-тумп.

Маленькие, голые пятки Гаджа забарабанили в коридоре. Он и Элли захихикали.

Луис посмотрел направо. Половина Речел была пуста, одеяло откинуто. Солнце уже встало. Он посмотрел на часы и увидел, что уже около восьми. Речел дала ему выспаться… Возможно, намеренно.

Обычно это раздражало его, но не в это утро. Луис глубоко вздохнул, радуясь, что может понежиться в солнечных лучах, косо льющихся из окна; насладиться реальностью окружающего мира. Пылинки танцевали в потоках света.

Снизу позвала Речел:

– Элли, спускайся и не забудь бутерброды! Давай на автобус, Эл!

– Ладно! Вот твоя машина, Гадж. А я уезжаю в школу.

Гадж негодующие завопил. Хотя немного не так… Гадж мог произносить только отдельные слова: биб, кратт и элли-бин – но текст выглядел предельно понятным: Элли должна остаться. Увы, общественное образование ждало ее. Снова послышался голос Речел.

– И встряхни своего папочку, прежде чем спуститься.

Вошла Элли, ее волосы были собраны в хвост; сегодня она надела красное платье.

– Ладно, папочка, – она подошла и легонько поцеловала его в щеку, а потом помчалась вниз по лестнице.

Сон начал блекнуть, растворяться. И слава богу!

– Гадж, – позвал Луис. – Пойди и поцелуй папочку.

Гадж игнорировал слова отца. Он вслед за Элли отправился вниз по лестнице, так быстро, как только мог, завывая:

– Прекрати! Пре-кра-ти-пре-кра-ти… Прекрати! – он вопил во всю силу своих детских легких. Луис заметил сынишку в подгузниках и ластиковых штанишках, проскочившего через лестничную площадку мимо двери спальни родителей.

Речел позвала снова:

– Луис, где ты? Ты проснулся?

– Конечно, – ответил он, садясь в постели.

– Говорю тебе, он проснулся. – сказала Элли. – Я ухожу. Пока.

Входная дверь хлопнула и оскорбленно вздохнул Гадж.

– Тебе одно яйцо или два? – спросила Речел, явно обращаясь к Луису.

Луис рухнул назад на одеяла и поставил ногу на вязаный коврик, готовясь сказать жене, что не хочет яичницы; ему бы тарелочку овсянки.., но слова застряли у него в горле.

У него оказалась грязная нога. К ней прилипли сосновые иголки. Сердце Луиса подскочило к горлу, словно безумный чертик выскочил из коробки. Глаза выпучились, зубы прикусили бесчувственный язык, и тогда Луис сбросил одеяло. Нога, лежавшая на кровати, оказалась точно такой же. Широкая грязная полоса на простынях.

– Луис?

Он увидел несколько сосновых иголок, прилипших к голеням, и неожиданно посмотрел на бицепс правой руки. Там была царапина, на коже выступила кровь, точно там, где его во сне поцарапала мертвая ветка.

«Сейчас закричу. Чувствую, ох закричу!»

Он мог закричать: крик поднимался у него в груди.., и ничего, лишь большой, холодный груз страха. Прихватило по-настоящему. «Все на самом деле, – подумал он, – эти иголки, грязь на лодыжках, кровавая царапина на руке».

«Сейчас я закричу, а потом сойду с ума. Больше мне не нужно смотреть туда…»

– Луис? – Речел начала подниматься по лестнице, – Луис, ты что, снова уснул?

Он боролся с собой две или три секунды; боролся точно так же, как тогда, когда услышал слова Паскова, умирающего на одеяле в Медицинском Центре. И он выиграл. Склонил чашу весов в свою сторону и решил: Речел не должна видеть, что его ноги грязные и в иголках; одеяла соскользнули на пол, открыв испачканную землей простыню.

– Я проснулся, – весело сказал он. Его язык неожиданно стал кровоточить, ведь он прикусил его. У Луиса закружилась голова, и что-то глубоко внутри отступило. Он удивился: почему он снова оказывается в пределах досягаемости безумных иррациональностей; или так было всегда?

– Одно яйцо или два? – поднявшись на две или три ступени, Речел остановилась. Слава богу!

– Да, – ответил Луис, едва понимая, что говорит. – Сделай болтушку.

– Ладно, только для тебя, – ответила жена и стала спускаться.

Луис быстро, с облегчением, закрыл глаза, но тут же перед ним возникли серебряные глаза Паскова. Луис немедленно открыл глаза. Он стал двигаться быстро, пытаясь ни о чем не думать. Он сдернул белье с кровати. С одеялами оказалось все в порядке. Луис скомкал простыни и, выскочив в коридор, бросил их в специальное отверстие, откуда по отдельному мусоропроводу грязное белье спускалось на первый этаж в большую бельевую корзину.

Потом, бегом, Луис заскочил в ванну, повернул вентиль крана и шагнул под душ, сделав воду такой горячей, что она почти обжигала. После ванны Луис досуха вытерся полотенцем.

Теперь Луис чувствовал себя лучше. Ситуация хоть как-то начинала поддаваться контролю. Вытираясь, Луис неожиданно подумал: он чувствует себя как убийца, который верит, что нужно избавиться от всех улик. Он продолжал вытираться, но уже со смехом. Смеялся и смеялся, и не мог остановиться.

– Эй, там! – позвала Речел. – Что тебя так развеселило?

– Секрет, – ответил Луис, продолжая смеяться. Он был испуган, но страх не мог пересилить смех. Смех навалился, поднимаясь из живота, который так напрягся, что стал твердым, словно скрепленная известкой каменная стена. С Луисом случился приступ смеха, потому что он решил, что самое лучшее: бросить простыни в грязное. Раз в пять дней Мисси Дандридж приходила пылесосить, чистить их дом.., она и отнесет вещи в прачечную. Речел увидит эти простыни, только когда снова постелет их на кровать.., чистыми. Луис предполагал, что, возможно, Мисси прошепчет ночью своему мужу, что Криды занимаются странными сексуальными играми, купаются в грязи и катаются по сосновым иголкам.

Такая мысль заставила Луиса захохотать еще громче. Он перестал смеяться, лишь когда оделся, и понял, что чувствует себя намного лучше. Почему так, он не знал, но было именно так. Комната выглядела обычно, только обнаженная кровать вносила некий диссонанс. Но он должен замести следы. Может, «улики» правильное слово, которое нужно использовать, ведь он чувствовал себя словно преступник.

«Может, так случается всегда, когда люди сталкиваются с необъяснимым, – подумал он. – Может, они так всегда поступают, с иррациональным, разрушающим нормальную последовательность причин и следствий, к которому привыкли на Западе. Может, точно так же ваш разум станет сражаться с летающими тарелками, если вы увидите их молча парящими у вас за домом однажды утром и отбрасывающими густые маленькие тени; с дождем из лягушек; рукой, выползающей посреди ночи, чтобы схватить вас за голую пятку. Припадок смеха, как припадок страха, когда начинаешь кричать, не можешь остановиться.., до тех пор, пока не успокоишься сам собой, пока страх сам собой не уйдет, словно песок из почки».

* * *

Гадж сидел на своем стуле и ел «Кокао Беарс», устроив на столе свинушник. Он насыпал крошек «Кокао Беарс» и на пластиковую подставку под своим высоким стулом.

Речел вышла из кухни с яичницей и чашечкой кофе.

– Хорошая шутка, Луи? Ты ржал, словно какая-то деревенщина. Я даже немного испугалась.

Луис открыл рот, не имея ни малейшего понятия о том, что будет говорить. Первое, что пришло в голову, был анекдот, который он слышал неделю назад на углу у магазина, дальше по дороге.., что-то о портном-еврее, который купил попугая, говорящего только: «Аариэль Шарон дрочит».

Когда он рассказал анекдот, Речел рассмеялась. За компанию, хоть он ничего и не понимал, рассмеялся Гадж.

«Великолепно. Герой уничтожил все улики.., остроумно: грязные простыни и смех в одиночестве, в ванной. Теперь Герой почитает утреннюю газету.., или просто просмотрит ее.., приведет свои мысли в порядок».

Подумав так, Луис открыл газету.

«Ты все делаешь правильно, – подумал он уверенно. – Ты выдержал испытание, как кремень, а теперь все закончилось.., такое обычно случается, когда в походе с приятелями разжигаешь костер и дует сильный ветер, а потом, сидя у костра, вы рассказываете друг другу страшные истории. Но обычно ночью у лагерного костра, когда в вышине дует ветер, разговоры ведутся о разном, о пустяках».

Луис съел яичницу, поцеловал Речел и Гаджа, внимательно посмотрел на квадратную, выкрашенную в белый цвет бельевую корзину, стоящую в каком– нибудь футе левее него. Все в порядке! Еще одно потрясение за утро. Позднее лето дало знак свыше о том, что теперь все пойдет нормально, все будет в порядке. Луис взглянул на тропинку, когда выводил машину из гаража; с ней тоже оказалось все в порядке. Его волосы больше не будут вставать дыбом. Ты великолепно прошел испытание.

Все было в порядке, пока он не отъехал миль на десять, и тут что-то сильно встряхнуло его. Луис даже съехал со 2-го шоссе и остановился возле по– утреннему пустынной стоянки китайского ресторана, не так далеко от Медицинского Центра Мэйна.., куда забрали тело Паскова. МЦВМ – вот что волновало Луиса, а не знак ресторана. Вик Пасков больше не отведает му гу гай пан, ха-ха!

Дрожь прошла по телу Луиса. Он почувствовал себя беспомощным и испуганным. И не что-то сверхъестественное напугало его, а просто яркий солнечный свет, но испугал он его до умопомрачения. Луису казалось, что длинная, невидимая проволока сжимается вокруг его шеи.

– Больше не надо, – сказал он. – Пожалуйста, больше не надо.

Он повернул ручку радио и дал Джоан Баез запеть о драгоценностях и ржавчине. Ее мелодичный холодный голос успокоил Луиса, и к тому времени как песня закончилась, он почувствовал, что может ехать дальше.

* * *

Приехав в университет, он поздоровался с миссис Чарлтон, а потом нырнул в туалетную комнату, решив, что выглядит как черт знает что. Да нет. Под глазами у него были небольшие синяки, но даже Речел не заметила бы их. Луис побрызгал холодной водой на лицо, вытерся, причесался и отправился в свой кабинет.

Стив Мастертон и доктор-индеец Саррендра Харди сидели, пили кофе и изучали регистрационные карточки – истории болезни.

– С добрым утром, Луис, – поздоровался Стив.

– С добрым утром.

– Будем надеяться, что день окажется лучше вчерашнего, – заметил Харди.

– Да, но вы пропустили самое интересное.

– Саррендра прошлой ночью получил интересное в избытке, – сказал, усмехнувшись, Мастертон. – Расскажи ему, Саррендра.

Харди, улыбаясь, погладил стакан.

– Около часа ночи два мальчика принесли свою подругу, – начал рассказывать он. – Девочка, оказывается, напилась в честь счастливого возвращения в стены университета, понимаете, и сильно порезала себе ногу. Я сказал, что зашью все четырьмя стежками так, чтобы даже шрама не осталось. Когда я зашил, она позвала меня, и только я наклонился…

Он продемонстрировал, как это было. Луис начал посмеиваться. Способность воспринимать окружающее возвращалась.

– ..и как только я наклонился, ее вырвало мне в лицо.

Мастертон взорвался от смеха. Так же как и Луис. Харди печально улыбнулся, словно подобное случалось с ним тысячу раз.

– Саррендра, сколько вы уже на дежурстве? – спросил Луис, когда они отсмеялись.

– Я заступил где-то около полуночи, – ответил Харди. – Сейчас пойду домой – Я только хотел задержаться, чтобы поздороваться.