Текст книги "Шок-рок"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: Кевин Джей Андерсон,Грэхем (Грэм) Мастертон,Дэвид Джей Шоу,Нэнси Коллинз,Брайан Ходж,Джефф Гелб,Рик Хотала,А. Р. Морлен,Питер Дэвид,Рекс Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Она тихонько рассмеялась.
– Адрес я дала тебе правильный. Ты проскочил указатель. – Она не подходила к нему. – Помнишь свое обещание? Ты меня увидел. Теперь… я должна уйти… – Похоже, она вновь готова была разрыдаться.
– Нет, Кендолл, сначала выслушай меня. Я понимаю, мы совсем не знаем друг друга и я, конечно, не Мел Гибсон, но…
– Не в этом дело, Расти. Ты очень хороший человек, но у нас ничего не получится. НЕ может получиться. Теперь. Когда я… – Последние слова поглотил туман.
Он пытался разглядеть черты ее лица, но они расплывались у него перед глазами. Он моргнул, прищурился.
– Кендолл…
– Я должна идти. Помни обо мне, Расти. – Она повернулась и исчезла в тумане.
Он двинулся следом.
– Кендолл! – закричал он. Пусть Том слышит, черт с ним. Включил фонарь. Луч выхватил из темноты два свежих холмика.
Не-ет.
В головах каждого стояла новенькая металлическая табличка. Кендолл Лейк, прочитал он на одной. Том Ривз – на другой. Умерли в один день. За две недели до последнего звонка Кендолл.
В ту ночь Расти порушил все нормы и правила эфира. Четыре часа подряд он крутил "Ватеринг Хейтс", надеясь, что телефон зазвонит еще раз. Не зазвонил.
Эдо ван Белком
Струна на пределе[22]22
Струна на пределе" (англ. экв. «scream string») – классический рок-н-ролльный термин, означающий струну, специально натянутую немного слишком туго. Во-первых, такая струна дает характерный «кричащий» звук; во-вторых – эффектно рвется во время концерта. (Люди, идеально владеющие техникой «струны на пределе», – Кейт Мун, Джимм Хендрикс, Ронни Д. Дио и т. д.)
[Закрыть]
Тихое «дзын-н-нь» ненастроенной электрогитарной струны слабым эхом отдалось от кирпичных стен лестничной площадки. Пара несбалансированных тонов и – тишина.
На весь свет знаменитый гитарист Джон Берилл, в смысле – Джонни Ви, то бишь – Джонни Вайолент, сидючи на ступеньке, настраивал свой вишневый Стратокастер 1969 года выпуска. Вышеупомянутая площадка была пустая, холодная… самое место посидеть пару минут в одиночку перед крутейшим в жизни шоу. Нет, ясен перец, в лос-анджелесском "Колизеуме" и раньше немало команд зажигало, но этот-то концерт в международной телетрансляции крутить будут! Коли все по плану пойдет, так шоу это Джонни Вайолента и его "Коксовый пульс" до уровня "Ю-Ту" поднимет, не ниже. А то и до "роллингов". А может – и до "битлов".
Он еще три струны натянул, к четвертой уже подбирался – и вдруг за спиной зацокали шаги. Он сердито сощурился. Обернулся поглядеть – у какой сволоты наглости хватило прямо перед шоу его доставать.
У Джилл. У родной жены.
– Вот ты где, – сказала она тускло. Уселась ступенькой выше. Поддернула юбчонку. – А я-то тебя больше часа ищу.
Фигура у Джилл классная, но на физию – ничего особенного. С самого начала с Джонни была, теперь ей к сороковке уже. И очень заметно, на лестнице – полумрак, и то видно, глаза у Джилл – усталые, сильно припухшие, а в уголках – "гусиные лапки", временем, как лезвием, прочерченные.
– Искала – нашла, – буркнул Джон, подтягивая четвертую струну через порожек к головке.
Кому, собственно, как не Джилл, к нему и соваться – да после такого еще и в живых оставаться? Ведь у Джонни Вайолента – две славы, одна – рок-гитариста из лучших на земле, а вторая – парня взрывного нрава и не самого долгого терпения. Кто б другой – не Джилл – к нему сейчас полез, так этот кто-то через минуту уже билеты домой бы заказывал. Только вот… право-то Джилл имеет, да не похоже это на нее, перед концертом его напрягать.
Он еще в забегаловках трехгрошовых, в "эль-мокамбах" и "нагз-хэд-нортах" разных за бутылку пивка и мелочишку карманную играл – и то перед выступлением всегда смыться старался, уголок потише приискать и зависнуть там, как в убежище каком. Там гитару можно настроить. Или – струны подтянуть. Песню новую сочинить, подкуриться слегка, да мало ли – просто с мыслями своими наедине посидеть. А теперь, когда у команды его за плечами – шесть "дважды платиновых", теперь это и еще важнее, чем когда-то, – побыть в одиночестве, подготовиться к концерту.
Джон к Джилл обернулся, но в глаза глядеть ей не стал.
– Че надо? – поинтересовался раздраженным голосом, в смысле – чего пристала?
– Извиняюсь за беспокойство. – Она неуверенно улыбнулась. – Поговорить надо.
– Подождать нельзя?
– Нет, Джонни. Нельзя.
– Лады. – Он искренне старался просто не послать ее на хрен. Вытащил пятую струну из пакета, стоявшего на ступеньке у ног, – тонкая стальная проволока змейкой обвилась вкруг сжатого кулака. – Про что говорим?
– Про сиэтлское шоу завтра вечером.
Они после сегодняшнего концерта через все побережье полетят – отыграть в заштатном зальчике в пригороде Сиэтла. Джонни с командой часто так делает, с одной стороны – перерыв в графике турне, с другой – еще и паблисити неплохое.
– И что там такое? – спросил Джон.
– Ты сказал – это только для ребят и нескольких лучших технарей.
– Как сказал – так и есть, – огрызнулся Джон. – Один вечер. В зале – пятьсот мест. Как в старые добрые времена. Присутствуют только парни.
Джилл прикрыла глаза и медленно, глубоко выдохнула.
– Понимаешь… я тут позвонила в отель, хотела узнать, привезли уже твою упаковку "Хайнекена"? А консьержка мне и говорит: МИССИС ВАЙОЛЕНТ за пиво еще днем расписалась!
Зависло молчание – долгое, напряженное. Почему-то Джон внезапно ощутил, как веет по лестнице теплым сквознячком.
– Ну, ясно, ошибка вышла. – Он постарался сказать это погромче, скрыть дрожь в голосе.
– Я так не думаю, Джонни. Ты срываешься на ночь в Сиэтл, чтоб побыть С НЕЙ. – Последние слова отрикошетили эхом – и стихли. – Ведь так?
– Полегче, милая. – Джон уже напрягся. – Все совсем не так.
– Ты меня тут полегче-не-милуй, – прошипела Джилл сквозь стиснутые зубы. – Я тебе жена, не одна из твоих девок, которым бы только жвачку жевать да пузыри пускать.
– Чего?
– ГОСПОДИ, ты что, совсем за идиотку меня держишь? Я ж с начала турне только за тобой и наблюдаю. ЗНАЮ, как ты гуляешь.
– Да не гуля…
– Заткнись, Джонни. Просто заткнись – и дай мне закончить.
Джон утратил дар речи. Заткнуться ему не советовал еще никто и никогда. Никто и никогда. И Джилл – никогда.
– …Отрицать не имеет смысла. Я в прошлом месяце в Торонто детектива наняла – за тобой проследить. У меня и фотографии есть.
Бикфордов шнур взрывного норова Джона начал укорачиваться…
– Вот потому я и подаю на развод. – Джилл поднялась. – Все тянула, все надеялась – ты перебесишься, но – нет, больше я ждать не могу. Сейчас надо действовать. Пока еще хватит молодости начать заново. Самой по себе.
Джон отложил гитару – пятая струна еще намотана на руку – и встал, взбешенный не просто до черта, а до термоядерного состояния.
Глаза Джилл сузились в щелочки, губы сложились в откровенно злорадную усмешечку.
– И не беспокойся обо мне, Джонни. – Голос просто исходил пренебрежением. – Согласно калифорнийским законам о разводе, мне достается половина состояния. Уверена, с пятнадцатью миллиончиками уж как-нибудь я проживу.
Со стороны поглядеть – так Джон был просто эталон спокойствия. А вот что у него внутри делалось… Сама мысль – вот запросто, за здорово живешь вручить Джилл половину своих денег, – и та невыносима. Сознание взорвало белой вспышкой ярости, бешенство вырвалось на волю, забурлило во всем теле.
Он перелился на ступеньку выше – и теперь стоял с нею глаза в глаза. На лбу пульсировала жилка, губы медленно раздвигались, обнажали оскал, решительно не смахивающий на улыбку.
Джилл только головой покачала да хохотнула пренебрежительно:
– Все никак не вырастешь, а, Джонни?
Рука Джона взметнулась, со звучным увесистым шлепком впечаталась в ее щеку.
Джилл вроде удивилась – но не покорилась.
– Да ты хоть знаешь, как тебя наши технари называют? Малыш Джонни Ща-как-разозлюсь!
Неуловимо стремительным движением взлетели руки Джона. Сомкнулись сильными пальцами на ее горле – точно стальной ошейник, перекрывающий кислород, не дающий дохнуть…
Секунда-другая – и вокруг шеи Джилл обвилась гитарная струна. Он потянул – и струна впилась в ее плоть, украсила кожу мертвенно-белой полоской.
– Ты… что… – ахнула Джилл, а глаза аж из орбит выкатились от ужаса.
– Ни хрена ты не получишь. – Такого низкого, гортанного голоса Джон и сам от себя не ждал. – Мое это! Все – мое!
– Пожалуйста, не…
(Он потянул за струну еще сильнее – так, что тонкая стальная проволока уже прорвала кожу, так, что побежала уже тонкой струйкой кровь.)
– …убивай меня, Джонни…
(Уже не голос – мокрый всхлип. Она дергается, отчаянно пытается сжать руки Джона, ослабить давление натянутой струны.
Бесполезно. Джон слишком силен. Слишком взбешен. Слишком обозлен. Его не остановить.)
Задергалась струна. Острая сталь, перерезая сухожилия, вонзилась в мясо.
Джилл закричала. Всего-то – полустон-полувзвизг, на мгновение разодравший воздух – и умерший глубоко в горле. Еще какой-то миг крик прожил эхом на лестничной площадке – а потом не стало и эха.
Джон продолжал тянуть за струну, слушал, как царапает, скребет она о кости, вытягивал струну уже почти что в прямую линию.
Голова Джилл обмякло свесилась на сторону. Из открытой раны на горле кровь хлынула потоком, ливневыми каплями забарабанила по ступенькам. Рефлекторно опорожнился кишечник.
Тело, залитое потом, дыхание трудное, рвущееся из груди, – Джон ослабил струну. И внезапно дикая вонь крови напополам с дерьмом вышибла его из маниакального забытья. Он увидел бездыханное тело Джилл на лестнице. Увидел кровь, все еще струящуюся из сломанной ее шеи. Ощутил, как слипаются окровавленные пальцы.
Замерло дыхание. На секунду онемело от безумного страха тело. "Что ж я наделал? Что наделал?" – тихий стон и попытка втиснуться, вжаться в холодную твердую стену, укрыться в крошечных зазорах меж кирпичами.
И тогда он услыхал: его зовут издалека. "Джонни! Пять минут, Джонни!.." Зов прекратился – а кричавший, похоже, продолжил искать в закоулках за стадионом.
На данный момент раскаяние, совместно с чувством вины, следовало отложить. Позже с эмоциями разберемся, может, в Сиэтле, в номере отельном. А сейчас – сейчас шоу делать надо.
Юбкой Джилл отер он кровь со струны и с пальцев. Убедился удовлетворенно, что все чисто. Перескочил через пару ступенек, подхватил гитару. Скупыми, уверенными движениями приладил пятую струну, подтянул потуже, подкрутил головку. Еще минута – и на месте шестая струна, а он уже настраивает лихорадочно гитару.
Закончил. И понесся вверх по ступенькам, наяривая рифф из "Раны на теле", последнего, хитового сингла команды. Но как ни дери свой Страт – все едино, не отвязаться от звука, с каким Джиллова кровь со ступеньки на ступеньку капает – точь-в-точь вода из крана испорченного.
Ворвался он в гримерку за сценой – а народ из группы его уже поджидает, с крайне притом нетерпеливыми рожами.
– Совсем оборзел, чувак, – проворчал Стюарт Грин, долговязый беловолосый басист. – Уж на это шоу нам опаздывать – никак.
– Пардон, мужики, – сказал Джон. – Увлекся. Чувство времени потерял.
– С тобой хоть все в порядке? – полюбопытствовал Билл "Берсерк" Берне, ударник команды.
И смотрели они – так… Джону подумалось даже, уж не заляпаны ли, делом, шмотки его кровью. Оглядел себя по-быстрому – да нет, ежели и есть кровь, не видать ее в темно-пурпурных тонах его прикида. Собирался уже глаза поднять – и заметил вдруг: трясется правая рука.
– Надо думать, колбасит меня чуток. – Джон из последних сил попытался выдавить ухмылку.
– Всех колбасит, друг, – заверил Грин.
Берсерк откупорил банку "Хайнекена", опрокинул пиво в глотку и рыгнул.
– А меня вот – ни капельки, – сказал он.
Ди-джей вышел на сцену. Подошел к микрофону. Зал взвыл в ожидании. Дальше тормозить ди-джей не стал, просто возгласил:
– Дамы и господа! Для вас – Джонни Вайолент и "Коксовый пульс"!
Стадион взорвало ревом – как волна штормовая о волнолом разбилась. "Коксы" вынеслись – и с полувздоха врубили "Сбой в мозгах", первый свой, шестилетней давности, хит – этакий фирменный знак команды!
Джон еще стоял в глубине сцены. Стоял – чувствовал: ломовое вступление в башку, в грудь, в душу отбойным молотком лупит. Раз по ладам, два – и музыка, дерганая, пульсирующая, взяла его с потрохами, загасила последние, судорожные отголоски вины, раскаяния и боязни.
Только одно и осталось: вот сейчас он выйдет вперед, нахлебается энергетики сто-с-чем-то-тысячной толпы, ощутит, как окутает, защитит его музыка.
Шесть тактов до его соло. Вырвался в центр сцены, в обхват тугого белого юпитерного луча – луча, что останется с ним до конца шоу. Народ зарычал – да, Джонни Вайолент, тот, кого тут все и ждали!
Джон прошелся по сцене. В лучшем виде показал свой знаменитый угольный хайер до пояса. А теперь – отбили ударные! – время соло…
Сначала – "ля", потом – быстро, вскользь – до "ми", клево, уж как второпях гитару настраивал, а клево звучит, класс! Джон пару раз пробежался по грифу, а потом резко взял "ля" на пятой струне – и задержал, как до оргазма соло довел, только через несколько тактов отпустил, и закружилась над забитым стадионом нота, и развернулась, и превратилась… не сразу, но превратилась… в рвущий сердце, леденящий душу крик.
В прожекторном свете Джон увидел – люди в первых рядах зажимают ладонями уши, пытаются заглушить этот чудовищный вопль. Даже подивился на мгновение – интересно, это всю дорогу так бывало?
Отвернулся от зала. Принялся подкручивать на гитаре регуляторы громкости и тона. Эффект – нулевой, жуткий звук не изменился. Попробовал переключатель. Ни-че-го. Крик не стихал – он становился все громче, словно обезумело, забилось неукротимо эхо.
Поднял глаза – остальные музыканты еще играют, но косят уже туда-сюда – понимает хоть кто, что тут за херня творится?
Нет. Никто не понимает.
А вот Джон – понимает.
Он-то знает, отчего так знакомо звучит этот крик. Это Джилл так кричала… когда он ее убивал. Это смертный ее крик на тонкой стальной струне отпечатался, чисто отпечатался, прямо как на пленке.
Он торопливо наклонился. Нажал на педаль усилителя. Ноль реакции. Пнул педаль со всей силы – дикий крик не умолк.
Ребята – не сразу, один за другим – оборвали игру. Один только звук и остался – крик.
А потом не стало и крика.
Стадион замер в молчании – словно опустел.
МЕНЯ УБИЛ ДЖОННИ!
Воздух резануло как ножом – и Джон в центре сцены рывком выпрямился, будто нож этот в спину ему вонзился.
ЭТО СДЕЛАЛ ДЖОННИ!!
Женский голос – но на Джилл смахивает только слегка. Как если бы каждое слово сперва с десяток раз растянули, потом – расплющили, а уж после запустили через усилитель.
УБИЙЦА ДЖОННИ!!!
Джон сорвал гитару с плеча, сжал в вытянутой руке – подальше, как зараженную. Держал – и смотрел с ужасом, как пятая струна заходится в крике, дрожит – точь-в-точь жилка, вырванная из горла.
ДЖОННИ…
Договорить голос не успел. Джон вцепился обеими руками в гриф, подобно топору, занес гитару над головой…
И стремительным движением ахнул ее со всей силы о сцену.
Джонни Вайолент, в первые же минуты концерта разносящий бесценный свой вишневый Стратокастер-69?! Да от такого зрелища зал просто онемел.
Снова и снова обрушивал Джон на сцену Страт – отлетали от гитары куски дерева и металла, несся из динамиков справа и слева оглушительный грохот…
Когда вышли из-за кулис копы, народ, надо думать, решил – это тоже шоу, все с мест повскакали, такую учинили овацию.
Джон все еще размахивал гитарой и колотил ею об пол, хотя в руках уже просто обломок остался. А потом опустился на корточки и, шаря среди рассыпанных по полу осколков, искал, искал пятую струну…
И нашел. И подобрал. И ощутил, как дрожит она на ладони. Поднес поближе к уху – и сердце надорвалось.
"Зачем, Джонни? Почему?" – тихонько плакала в струне Джилл. Спросила еще только раз – и смолкла.
Кто-то грубо схватил Джона и поднял на ноги. Он огляделся, а вокруг – одни полицейские.
Легавый разжал его стиснутый кулак и положил гитарную струну в пластиковый пакетик. А потом руки его заломили назад, защелкнули на запястьях холодные стальные "браслеты".
– Мистер Вайолент, вы имеете право хранить молчание… – Слова подхватил ближайший микрофон.
И стадион обезумел!..
Рекс Миллер
Длинный язык до добра не доведет
Роста он был некрупного. Всегда в черной коже, прошитой серебряной нитью. С рыжими, падающими на плечи волосами, светящиеся умом глаза – цвета морской воды.
– Да, – говорил он кому-то по телефону. – А как ты думаешь? Я очень, очень доволен. Что я могу сказать? Они это заслужили, так? Слушай. Я должен бежать. И еще. Можешь ты разобраться с этими подонками из "Паралайзид"? – Так он называл крупнейшую звукозаписывающую компанию в городе. – Должны же они соображать, что делают. К понедельнику все должно быть готово… – Он выслушал ответ своего агента.
– Ладно. Звучит неплохо… До скорого. – Он положил трубку. – Не позволяй мне о чем-то договариваться с этими мудаками. – Он смотрел на Рика Баумана, его сценариста-продюсера, который, сидя в нескольких футах от него, что-то записывал в блокнот. – Если я произнесу слово "кино", достань гребаный револьвер и нажми на спусковой крючок. Пристрели меня немедленно, избавь от лишних хлопот. Не хочу больше иметь с ними никаких дел!
– Перерыв закончился, – предупредил звукоинженер. Трое мужчин поднялись.
Речь шла о самой популярной и, соответственно, прибыльной радиопрограмме, идущей в прямом эфире, рекламные паузы которой стоили бешеных денег. Но рекламодатели выстраивались в очередь – от производителей автомобильных запчастей до владельцев стрип-клубов. Вел программу Бобби О'Тул, в семидесятые годы известный ди-джей. Но со временем его программа набрала такой ход, что музыка из нее напрочь исчезла. Теперь люди хотели слышать только слова, знаменитый треп Бобби О'Тула. Его имитировали многие, но сравниться с ним не мог никто. Его ненавидели, его любили, но все знали, что жизнь столкнула их с явлением уникальным.
– Поехали, – скомандовал инженер. О'Тул с незапамятных времен делал программу с двумя одними и теми же людьми. Звукоинженер Бадди Лонг, когда-то давно начинал ди-джеем на маленькой радиостанции Среднего Запада. В какой-то момент начал работать с О'Тулом и стал его близким другом. Рик Бауман главным образом решал организационные и финансовые вопросы, но иногда писал сценарии. Правда, в данном случае работа эта ограничивалась вырезкой подходящих заметок из утренних газет да рутинным сбором информации о гостях программы.
– Доброе утро. Вы слушаете "Шоу Бобби О'Тула". Пора узнать, где что случилось. И с кем. С Джуди Гизон и Джуди Керном? С Мартой Грэм и Грэмом Герром? Питером Максом и Питером Дрейкером? Чудиком Элом Янкадиком и Элом Шарптоном? Клайвом Барсом и Класвом Бруком? Джоном Сунуну и Джоном Готти? Впрочем, мы знаем, что с ним случилось… А вот как насчет Джон-Боя, Джон-Джона и Джона Бон Джови? Помните Пи Ви Риза и Пи-ви Хермана? Майка Айснера и Майкла Медведа? Сандру Ди и Ди Снайдера? Я просто перечислил несколько имен… если вы знаете, что случилось с этими людьми, позвоните на вашу местную радиостанцию или напишите мне через "Котч рейдио нетуок" в Лос-Анджелесе. Итак, поехали. Тавана Броули? Морган Кайз?
Как, разве вы ее не помните? Ладно, Морган Кайз, из актрисулек, которые становятся секс-символами на десять минут, в прямом смысле, одна из тех очаровашек, которые приходят и уходят, и мы уже никогда не слышим их имена. Морган звали не одну актрису. Морган Фэйрчайлд, Морган Бритгени, Морган Кайз – она-то как раз полный ноль. Помнишь, Рик? Из "Баржи любви". Господи, ну и дерьмо. – Из динамиков радиоприемников послышался смех. – А теперь слушайте внимательно. "Полуночный следопыт" пишет, чтоб все адвокаты знали, я только цитирую: "Два года у меня был роман с Морган Кайз. Мы вместе любили и покурить, и нюхнуть, так что среди лос-анджелессовских дилеров она была своим человеком". Так что за парень разоткровенничался в "Следопыте"? Не угадаете, потому что это не парень, а женщина. Известная лесбиянка Сонни Коллинз, джазовая певица. Не верите? Клянусь вам! Морган Кайз была лесби! Я знал об этом еще тогда, когда она участвовала в этом глупом шоу. Даже сказал жене, ставлю десять баксов против пончика – она гребаная лесби. Такие вот дела. С секс-символами всегда одно и то же. Или увлекаются однополой любовью, или балуются наркотиками. Просто какое-то наваждение. Одним словом, беда.
А теперь давайте посмотрим, что у нас в новостях. Гарри Полски, продюсер из "Блу Виста", который раньше был большой шишкой в "Америкен рекорде", где работал с самим Гелленом, стал координатором турне группы "Шотган роудиз". Полски, как известно, из тех, кто зажигает звезды, поэтому, координируя, он отвечает и за покупку крэка своим подопечным. Может, он сможет выделить толику и Морган Кайз, которая всегда поражала меня своей тупостью. Я про то, как она играла в шоу. Такое ощущение, что приходила на съемку совершенно обдолбанная, так? Теперь мы это знаем наверняка. Раз написано в газете, значит, правда.
Наркотики – это одно, но как насчет парней, которые представляли себе, что занимаются этим делом с Морган Кайз, тогда как эта сучка предпочитает только других сучек. – Приглушенный смех человека, находящегося чуть в стороне от микрофона. – Сучка в сучке, вот так случка… Ладно, что еще пишет эта газетенка о шоу-бизнесе? Ага, знаменитая певица-танцовщица Пола Келли, когда-то входившая в группу поддержки футбольной команды, встречается с Ван Артуром, есть такой металлист. Вы только посмотрите, как завязаны все три истории. Ван Артур покупает наркоту у Гарри Полски, возможно, и мы, возможно, узнаем из завтрашнего "Полуночного следопыта" что Сонни Коллинз, Морган Кайз и Пола Келли проделывали это втроем. Если я об этом узнаю, обязательно вам сообщу. Это по-нашему. Правда, насчет Полы у меня большие сомнения. И не хотелось бы мне узнавать, что она и лесби, и наркоманка.
Ага, пора браться за телефон… Бадди дает сигнал, что у нас звонок в студию… Кто?.. Морган Кайз? Да, конечно. Включай… Вы в прямом эфире… Кто говорит?
– Морган Кайз.
– Вы позвонили в прямой эфир программы "Шоу Бобби О'Тула". Вы разрешаете донести наш разговор до слушателей программы? – Он сразу узнал ее голос, но какие-то сомнения оставались: в прошлом удачливые имитаторы несколько раз умудрялись обдурить его.
– Да, и я хочу сказать, что твой грязный язык просто омерзителен. Какое ты имеешь право говорить обо мне такие гадости по национальному радио? Ты же ничего обо мне не знаешь. Ты совсем меня не знаешь.
– Эй… я знаю о вас все, что написано в газете. Была у вас лесбийская связь с…
– Заткни хайло. Моя личная жизнь тебя не касается, а если об этом написала какая-то газетенка, что ж, ей придется доказывать это в суде, так же, как и твоей радиостанции.
– Так вы угрожаете подать в суд на меня, "Полуночный следопыт" и Сонни Коллинз? – Он рассмеялся.
– Такого мерзкого вранья…
– И насчет наркоты тоже? Я хочу сказать, вы будете отрицать, что только недавно выписалась из клиники для наркоманов? В газете ваша фотография, леди. Выглядите вы на ней хреновато. Конечно, по моему разумению, вы и с самого начала выглядели не так, чтобы очень.
– Почему тебе захотелось обидеть мне? Зачем выставляешь на посмешище? Я тебе ничего не сделала. Я даже с тобой не знакома. А ты прилюдно предъявляешь мне эти ужасные обвинения.
– Слушай, ты большая девочка – защищайся. Скажи Америке, лесби ты или нет? Наркоманила или нет? Просто "да" или "нет".
– Это самая…
– Настоящие у тебя груди или с силиконовыми имплантатами? И когда у тебя был лесбийский роман, просто ответь, ты была мужчиной или женщиной? Я имею в виду, ты была наверху или…
Послышались гудки отбоя.
– Лесбиянка-наркоманка Морган Кайз положила трубку, потому что не захотела признавать, что груди у нее силиконовые, и она играла роль папочки, забираясь в кровать с Сонни Коллинз. Лично я никогда не считал Морган Кайз хорошей актрисой, играла она ужасно, но я бы посмотрел эпизод из "Баржи любви", если бы она и Сонни изобразили зверушку о двух спинах. Итак, вы слушаете "Шоу Бобби О'Тула" с головной радиостанции "Котч рейдио нетуок". Рекламная пауза…
– …Что общего между популярными ведущими дядаошкой Милтом, Форрестом Тарром и Бобби О'Тулом?
В своем маленьком коттедже в Канога Парк Моргана Кестер, она же Морган Кайз, сидела на кухне, стараясь понять, что же произошло. Может, весь этот кошмар – галлюцинация? Но она слышала грубый, резкий голос, вопрошающий слушателей: "Они – короли комедии? У них фамилии из четырех букв? У них концы по четырнадцать дюймов? – Послышался дружный гогот продюсера и звукоинженера. – Нет! Они все работают на телевидении! И каждый пользуется успехом. Правда, в последнее время "Шоу Бобби О'Тула" забивает остальные. Поэтому, если вы только слушаете и не смотрите, половина удовольствия, считайте, потеряна. Смотрите нас на канале "Котч ти-ви" каждую пятницу. Теперь нас можно принимать и в Филадельфии. По последним рейтингам в Филли я иду первым!"
Моргана Кестер не выдержала. Выключила радио и смяла лист, на котором начала писать письмо адвокатской конторе в Беверли-Хиллз. Сняла трубку и набрала номер своего адвоката.
Просто извинения ее не устраивали. Она подаст в суд на этого мерзопакостного типа. Ударит в самое больное место – по кошельку. Но адвоката не оказалось на месте. Моргана в сердцах бросила трубку на рычаг. Приняла душ, оделась, открыла входную дверь. Увидела свой автомобиль на подъездной дорожке. Кто-то спреем написал на борту "ЛЕСБИ"!
Она почувствовала боль в руке и груди, попятилась к дому. "Боже, – подумала она, – у меня инфаркт".
* * *
– Я просто не могу этого понять, – призналась она своему адвокату.
– Я знаю, – слащавый мужчина сочувственно покивал, поцокал языком. – Это кошмар! Но боюсь, таковы законы жанра.
– Законы жанра? Как он меня только не обзывал по радио! Почему мы не можем подать на него в суд? Наложить судебный запрет на…
Адвокат показал головой.
– Вы – публичная фигура, поскольку были актрисой и вся страна видела вас по телевизору. И хотя личная жизнь охраняется законом, этот парень всегда сможет сказать, что он всего лишь шутил. А суд признает за средствами массовой информации право на шутку, сатиру, взять хотя бы процессы, которые выиграли "Мэд мэгезин", "Хастлер", "Нэшнл лампун". Все они в деталях отличались друг от друга, но в принципе по всем решения выносились одинаковые: масс-медиа имеют право высмеивать и вышучивать. Он этим и прикроется.
– Какая уж это шутка, брать какую-то газетенку и…
– Не шутка, согласен. Но все не так просто. Газета и радиопередача будут рассматриваться в пакете, и, боюсь, нам не удастся доказать злой умысел в том, что он повторил печатное слово. Более того, вы понимаете, я пытаюсь выступить в роли адвоката дьявола, что будет, если вы проиграете? Не только привлечете к себе больше внимания, но и предстанете перед всем миром сутяжницей и склочницей. Такой процесс – минное поле.
– То есть тебя могут обозвать по радио и телевидению последними словами, а ты ничего не можешь с этим поделать? – Моргана не верила своим ушам. Но адвокат твердо стоял на своем, а она оставалась с размазанной краской на боку автомобиля и рухнувшими надеждами на возобновление карьеры… и все из-за этого ужасного человека.
Боль в груди обернулась не инфарктом, а приступом стенокардии. Почувствовав себя лучше, Моргана привела "хонду" в порядок, пусть одну дверцу и пришлось перекрасить. Если бы она устояла перед искушением вновь включить программу О'Тула, все, конечно же, пошло бы по-другому. Но четырьмя днями позже, на автостраде, она вновь услышала свое имя. И ее так грубо, так бесцеремонно облили грязью, что она едва не заплакала от обиды.
– Пришли месячные и… о, нет! Испорчено ваше лучшее платье! Вы не должны позволить этой регулярной катастрофе вмешиваться в вашу повседневную жизнь. А нужно для этого всего ничего: "БИГ БОБ" легко решает все ваши проблемы. – Она ненавидела этот мерзкий голос, понимала, что не надо бы ей слушать эту программу, но не могла выключить радио. – Максимальная защита, которая обеспечит полную сохранность вашей одежде. И никаких неприятных ощущений. Живите полноценной жизнью, но перед этим… приобретите "БИГ БОБ"! – и салон автомобиля заполнил грубый смех.
– Когда у вас начинается это дело, не колеблясь, хватайтесь за "БИГ БОБ". – Грудь у нее вновь защемило. – "БИГ БОБ" может заткнуть любую текущую лесби – спросите у Морган Кайз!
Моргана Кеслер свернула на крайнюю правую полосу, жадно ловя ртом воздух. У нее не было сил выключить радио. Так ее и нашли, едва живой, и доставили в больницу с "коронарной недостаточностью и нервным истощением", как сообщил своим читателям вездесущий "Полуночный следопыт".
Она снова стала наркоманкой, только на этот раз роль наркотика играл радиоголос. Даже лежа на больничной койке, она держала под рукой транзисторный приемник. Хотела слышать все, что он про нее говорил. А Бобби О'Тул не упускал случая лягнуть ее. По любому поводу.
– Я слышал, из армии все чаще вышибают геев и лесбиянок. Да, кое-кому из старших офицеров скоро придется туго. Кстати о лесбиянках, мы посылаем наши пожелания поскорее выздороветь Морган Кайз, которая находится сейчас в больнице "Седарс Синай". Самая уродливая из тех, что появлялись в "Барже любви". Морган, почему бы тебе не осчастливить шоу-бизнес и всю Америку: слушай, ты и с самого начала была не очень, а уж после лечения в клинике для наркоманов… фу! Как насчет того, чтобы надеть на голову холщовый мешок, и Сонни Коллинз будет легче дышать!
В тот же день ей прислали букет увядших цветов и куклу с мешком на голове. Моргану это уже не волновало.
Прошло две недели, и О'Тул крепко зацепил ее в своей программе на "Котч ти-ви нетуок", которую смотрела вся Америка. Они взяли знаменитую песню Сонни Коллинз "Мне не терпится увидеть твое лицо", поработали с мелодией, но любой мог назвать первоисточник.
Участники "Телевизионного шоу Бобби О'Тула" оделись геями и лесбиянками, а передача прошла под названием "Я не могу мастурбировать, видя твое лицо". Некоторые актрисы выходили под камеру с мешком на голове и с едва прикрытой грудью. Текст и видеоряд были на грани приличий, зато рейтинг достиг максимума.
В понедельник утром, во время радиопередачи О'Тула, Рик Бауман передал ведущему записку. Бадди сообщал, что звонит радостная и веселая Морган Кайз, которая хочет поделиться тем, что случилось с ней после выписки из больницы. Похоже, благодаря рекламе О'Тула ей удалось получить неплохую работу.
– …эти чертовы бюрократы из ФКС[23]23
ФКС – Федеральная комиссия по связи.
[Закрыть] совершенно некомпетентны… Позвольте отвлечься от бюрократов, потому что есть дела поважнее. Знаете, кто нам сейчас звонит? Морган, это ты?
– Да! Это ты, Бобби? – Теплый, сексуальный голос.
– Да. Эй! И как поживает моя любимая, вышедшая в тираж наркоманка-лесбиянка-актрисуля?
– Твоя наркоманка-лесбиянка в полном порядке, за что большое тебе спасибо!
– Мне?
– Ну да. Как ты знаешь, после того, как твое любимое шоу, "Баржа любви", затонуло, меня чуть не арестовали. Потом я прошла курс реабилитации в клинике для наркоманов. Когда услышала, что ты наговорил обо мне, чуть не свихнулась, но, представляешь, все обернулось наилучшим образом! Я уже получила роль в новом телесериале и прошла кинопробы в крупнобюджетном фильме. Как тебе это нравится? – Этот текст она отрепетировала до блеска.
