Текст книги "Некрологи"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Когда она закончила, я спросил:

– Ты клянешься Богом, что твой дядя действительно делал это?

– Да. Вновь и вновь и вновь. Когда он стал достаточно стар, чтобы иметь детей, он заставлял нас становиться на колени и использовал наши… – она не закончила это. – И я уверена на сто процентов, что он проделывал это не только со мной и Джесси.

– И его ни разу не поймали.

Она яростно покачала головой, ее черные волосы метнулись из стороны в сторону.

– Хорошо. – Я достал из портфеля свой iPad. – Но тебе придется рассказать мне о нем.

– Я могу сделать лучше.

Она вытянула свою руку из руки Кэти, и взяла самый уродливый кошелек из тех, которые я когда-либо видел на витринах магазинов, продающих секонд-хэнд. Из него она достала помятый лист бумаги, весь в пятнах от пота, ветхий и полупрозрачный. Там был текст, написанный карандашом. Только ребенок мог написать такие каракули. Заглавие гласило Амос Каллен ЛЭНГФОРД: его некролог.

Жалкое подобие мужчины, который неоднократно насиловал маленьких девочек, умер медленно и мучительно от многих видов рака мягких частей своего тела. В течение последней недели, гной хлыстал из его глаз. Ему было 63 года, и в предсмертный час, его крики и мольбы о дополнительной дозе морфина, наполнили дом…

Там было еще. Много чего. Почерк был детским, но ее словарный запас был потрясающим, и этот небольшой некролог был лучше, чем все, что она когда-либо написала для «Неонового цирка».

– Я не знаю, сработает ли это, – сказал я, пытаясь вернуть лист бумаги обратно. – Я думаю, что должен написать его сам.

Кэти сказала,

– Попытка – не пытка, не так ли?

Я предположил, что нет. Глядя прямо на Пенни, – я сказал,

– Я даже никогда не видел этого парня, и ты хочешь, чтобы я убил его.

– Да, – сказала она, и теперь она выдержала мой взгляд прямо и открыто. – Это все, чего я хочу.

– Ты уверена?

Она кивнула.

Я сел за маленький домашний стол Кэти, положил рукописный некролог Пенни рядом с моим iPad, открыл пустой документ, и начал перепечатывать. Я сразу понял, что это сработает. Чувство силы было мощнее, чем когда-либо. В смысле прицеливания. Я бросил заглядывать в листок после второго предложения, и просто скользил по экранной клавиатуре, начал с основных моментов, и закончил это фразой: поминающие – никто бы не посмел назвать их скорбящими, учитывая наклонности мистера Лэнгстона – предупреждены, чтобы не приносили цветы, при этом плевки на гроб приветствуется.

Обе женщины уставились на меня.

– Сработает ли это? – спросила Пенни, и тут же ответила сама. – Конечно, сработает. Я почувствовала это.

– Я думаю, что уже сработало. – И обращаясь к Кэти. – Попросишь меня сделать это еще раз, Kэти, и я напишу твой некролог.

Она попыталась улыбнуться, но я видел, что она была напугана. Я и не думал этого делать (по крайней мере, я не думал об этом тогда), поэтому я взял ее за руку. Она вскочила, отстранилась от меня, но руку не отняла. Кожа была холодной и липкой.

– Я шучу. Плохая шутка, я знаю. Но этому надо положить конец.

– Да, – сказала она, и шумно сглотнув, выдавила еще одно слово. – Безусловно.

– И никаких россказней. Никому. Никогда.

В очередной раз они согласились. Я начал приподыматься, и тут Пенни прыгнула на меня, сбив обратно в кресло и почти повалив нас обоих на пол. Обняла не нежно; это скорее был захват тонущей женщиной шеи своего горе-спасителя. Она была жирной от пота.

– Благодарю тебя, – прошептала она. – Спасибо, Майк.

Я ушел, не прощаясь, и не сказав им больше ни слова. Я не мог дождаться, когда выберусь оттуда. Я не знаю, съели ли они принесенную мной еду, но очень сомневаюсь в этом. Беспредельное удовольствие, поцелуй-меня-в-задницу.

Я не спал той ночью, и не мысли об Амосе Лэнгфорде не давали мне уснуть. У меня были другие причины для беспокойства.

Это была вечная проблема наркомании. Я оставил Кэти в квартире, пообещав, что никогда больше не воспользуюсь той страшной силой, но это было обещание, которое я давал себя и раньше, и я не был уверен, что смогу сдержать его, потому, что каждый раз, когда я писал некрологи на живых, желание сделать это еще раз только крепчало. Это было похоже на героин. Попробуйте его один или два раза, и вы не сможете остановиться. Через некоторое время вы начинаете понимать это. Возможно, я еще не дошел до этого состояния, но уже был на краю пропасти, и знал это. То, что я пытался донести до Кэти, было абсолютной истиной – это необходимо прекратить, пока я еще мог это сделать. Предполагаю, что было еще не слишком поздно.

Вторая, не такая уж мрачная, но тоже достаточно плохая. Как-то в метро, по пути домой в Бруклин, мне на ум пришла известная фраза Бена Франклина: двое могут хранить секрет, если только один из них мертв. А было уже три человека, которые знали об этом, и я не собирался убивать Кэти и Пенни из-за этих некрологов, что означало – опасный секрет был в их руках.

Они будут хранить его какое-то время, в этом я был уверен. Пенни будет особенно заинтересована в этом, если ей позвонят утром, сообщив, что старый добрый дядюшка Амос преставился. Но время ослабит табу. И был еще ряд факторов. Они обе были не просто журналистами, а корреспондентами «Неонового Цирка», и это значило, что секреты были их бизнесом. И еще секс. Секс мог не вызывать привыкание, как привычка убивать людей некрологами, но это была своя сильная тяга, и я хорошо это знал. Рано или поздно будет бар, много выпивки, и тогда…

Ты действительно хочешь услышать что-то действительно потрясающее? Тогда ты должен пообещать, что никому не скажешь.

Я представил себе, как сижу в редакции напротив плаката с Благодарственной индейкой и занимаюсь написанием едкого комментария к чему-нибудь. Фрэнк Джессап подходит ко мне, присаживается рядом, и спрашивает, а не хотел бы я написать некролог на Башара Аль-Асада, сирийского диктатора, или – эй, даже лучше! – на это корейского толстяка Ким Чен Ына. Для конечно, Джессап, возможно, ты захочешь, чтобы я написал некролог на нового главного тренера «Никс».

Я пытался убедить себя, что это было смешно, но не мог справиться с этой мыслью. Спортивный дядька с Ирокезом был безумным фанатом «Нью-Йорк Никс».

Последствия могли быть еще более ужасными (к этому я пришел около трех часов утра). Допустим, слух о моем таланте дошел до нужных правительственных ушей? Это казалось маловероятным, но разве я не читал где-то, что правительство экспериментировало с ЛСД и контролем над разумом ничего не подозревающих субъектов, еще в пятидесятые годы? До дельцов, которые способны на все что угодно. Что делать, если товарищи из Агентства Национальной Безопасности заявятся либо в «Цирк», либо к моим родственникам в Бруклине, и я получу билет в один конец на частный самолет, который приземлится на государственной военной базе, где меня поселят в отдельной квартире (роскошной, но с охранником на двери) и выдадут список членов «Аль-Каиды» и лидеров боевиков ИГИЛ, в комплекте с файлами, которые позволили бы мне писать очень подробные некрологи? Я мог бы сделать все эти беспилотники с ракетами устаревшими.

Безумие? Может быть. Но в четыре часа утра, все может показаться возможным.

Около пяти, как раз в тот момент, когда первый луч света заполз в мою комнату, я в очередной раз задумался над тем, как у меня в первый раз проявился этот талант. Не говоря уже о том, как долго я его хранил. Ранее не было никакой возможности узнать это, потому что, как правило, люди не пишут некрологи на живых людей. Их также не прочтешь в «Нью-Йорк Таймс», там просто накапливают необходимую информацию, и она пригождается, когда известный человек умирает. Скорее всего, у меня этот талант был с рождения, но если бы я не написал эту плохую шутку о Джероме, я никогда бы о нем не узнал. И еще я подумал о том, каким образом я попал в «Неоновый цирк» – отправил им некролог. На умершего, правда, человека, но некролог есть некролог. И как тут ни сделать вывод, что талант всегда хочет только одного? Он хочет найти выход. Он хочет надеть смокинг и отбить чечетку перед всеми.

С этой мыслью я уснул.

Мой телефон разбудил меня в четверть третьего. Это была Кэти, и она была сильно расстроена.

– Тебе необходимо приехать в офис, – сказала она. – Немедленно.

Я сел в постели.

– Что случилось?

– Я расскажу тебе все, когда ты приедешь, но одно я скажу тебе прямо сейчас. Ты больше не можешь это делать.

– Хм, – сказал я, – мне кажется, я сказал тебе, что больше никогда не буду.

Если она и слышала меня, то не обратила внимания, просто продолжила.

– Никогда в жизни. Даже если бы это был Гитлер, ты не должен этого делать. Даже если твой отец приставит нож к горлу твоей матери, ты не должен этого делать.

Она оборвала связь, прежде чем я успел о чем-нибудь спросить. Я задался вопросом, почему она не назначила встречу в ее квартире, это дало бы возможность более откровенного разговора, чем в толкучке «Неонового цирка», но только один ответ пришел на ум: Кэти не хотела быть со мной наедине. Я опасный чувак. Я делал только то, что она и ее подруга – жертвы изнасилования хотели от меня, но это не меняло сути.

Сейчас я опасный чувак.

Она встретила меня улыбкой и объятиями, что явно заинтересовало сотрудников, распивавших их послеобеденный «Рэд Буллз», и вяло тыкавших в клавиши своих ноутбуков, но сегодня жалюзи в офисе были закрыты, и улыбка исчезла, как только мы оказались за ними.

– Я испугалась до смерти, – сказала она. – Я имею в виду вчерашний вечер, когда ты это делаешь…-

– Становлюсь похожим на монстра. Да, я знаю.

– Но сейчас мне еще страшнее. Я думаю о тех подпружиненных гаджетах, которые делают твои руки и предплечья сильнее.

– О чем ты говоришь?

Она мне не ответила. В тот момент.

– Я должна начать с середины, с ребенка Кена Вандерлея, и идти в обе стороны…

– У «Злого Кена» был ребенок?

– Да, сын. Прекрати перебивать. Я должна начать с середины, потому что статья о сыне была первой, на которую я наткнулась. Это была первая заметка в разделе «сообщаем о смерти» утреннего «Таймс». На этот раз они обогнали Интернет. В «Хаффи» или «Дэйли Бист» привыкли иметь дело с горячими новостями, поэтому они не стали публиковать то, что произошло некоторое время назад. Мне кажется, семья решила подождать, пока пройдут похороны, и уж потом выдать новость.

– Кэти…-

– Заткнись и слушай. – Она наклонилась вперед. – Есть сопутствующий ущерб. И становится все хуже.

– Я не…-

Она положила ладонь на мой рот.

– Закрой свой, сука, рот.

Я заткнулся. Она отлепила пальцы.

Все началось с Джеромы Уитфилд. И исходя из данных, которые выдал Google, она единственная в своем роде. Была, я имею в виду. Есть куча Джером Уитфилдс, так что, слава Богу, что она была твоей первой, так как это могло повлиять и на других Джером. Некоторых из них, возможно. Очень похожих.

– Кем?

Она посмотрела на меня, как будто я идиот.

– Попыткой. Второй… – она помолчала, я думаю, потому что первое слово, которое пришло на ум, было жертвой. – Второй был Питер Стефано. Не самое распространенное имя в мире, но не такое уж и редкое. Только взгляни на это.

Она взяла с рабочего стола несколько скрепленных листков бумаги. Затем отколола один из них, и передала его мне. На нем были три некролога, все из небольших местных газет – один из Пенсильвании, второй из Огайо, и еще один из пригорода Нью-Йорка. В Пенсильвании Питер Стефано умер от сердечного приступа. В штате Огайо упал с лестницы. В Нью-Йорке – Вудстоке – перенес инсульт. Все умерли в один день с безумным продюсером, с таким же именем.

Я впал в транс.

– Этого не может быть.

– Однако это так. Хорошая новость заключается в том, что я нашла еще два десятка других Питеров Стефано по всей территории США, и с ними все в порядке. Я думаю, потому что все они живут далеко от тюрьмы в Гованде. Там был центр. Осколки разлетались оттуда.

Я посмотрел на нее ошарашено.

– «Злой Кен» был следующим. Еще одно необычное имя, слава Богу. Существует целый выводок Вандерлеев в Висконсине и Миннесоте, но я думаю, это было слишком далеко. Только…

Она вручила мне второй лист. Первой шла новость из «Таймс»: сын серийного убийцы погиб. Его жена утверждала, что Кен Вандерлей младший случайно застрелился во время чистки пистолета, но дальше отмечалось, что «неприятность» случилась меньше чем через двенадцать часов после смерти отца. То, что это действительно мог быть суицид, проходило красной нитью через всю статью.

– Я не думаю, что это было самоубийство, – сказала Кэти. Даже с макияжем, она выглядела очень бледно. – Но я и не думаю, что это был какой-то несчастный случай. А ведь есть еще семьи с похожими фамилиями, Майк. Ты ведь понимаешь, да? И теперь ты понимаешь, почему становится все хуже и хуже.

Ниже статьи про сына «злого Кена» был еще один некролог (я уже ненавидел это слово) Кеннета Вандерли, из Парамуса, Нью-Джерси. Подобно Питеру Стефано из Пенсильвании (невиновный, который, скорее всего, никогда не убивал ничего, кроме времени), Вандерли из Парамуса умер от сердечного приступа.

Как Джерома.

Я дышал часто, и был весь в поту. Мои яйца сжались до размера персиковых косточек. Я почувствовал, что сейчас либо грохнусь в обморок, либо меня вырвет, но не сделал ни того ни другого. Хотя позже меня рвало неоднократно. Это продолжалось неделю или больше, и я потерял десять фунтов. (Я рассказал моей беспокоящейся матери про кишечный грипп.)

– И венец всему, – сказала она, и протянула мне последнюю страницу. Там было семнадцать Амосов Лэнгфордов. Самая большая концентрация была в районе Нью-Йорк – Нью-Джерси – Коннектикут, но один умер в Балтиморе, штат Вирджиния, а еще два в Западной Вирджинии. Во Флориде их было трое.

– Не может быть, – прошептал я.

– Все точно, – сказала она. – Еще один в Амитивилле, и это дядя Пенни. Благодари Бога за то, что Амос тоже довольно необычное имя в этой части США. Если бы это был Джеймс или Уильям, там могли быть сотни мертвых Лэнгфордов. Наверное, не тысячи, потому что это все-таки не распространяется больше чем на девятьсот миль. Но все же, это дальше, чем расстояние, на которое распространяется любой АМ радиосигнал в дневное время.

Листы бумаги выпали из моих рук и спланировали на пол.

– Теперь ты понимаешь, что я имела в виду, говоря о тех подпружиненных вещах, которые люди используют, чтобы сделать свои руки сильнее? Сначала, вы можете сжать ручки вместе один или два раза. Но если вы продолжаете делать это, мышцы становятся сильнее. Вот что с тобой творится, Майк. Я в этом уверена. Каждый раз, когда ты пишешь некролог на живого человека, эта сила крепнет и распространяется все дальше и дальше.

– Это была твоя идея, – произнес я шепотом. – Твоя чертова идея.

Но она покачала головой.

– Я не просила тебя писать некролог Джеромы. Это была твоя идея.

– Это была шутка, – запротестовал я. – Я просто валял дурака, Боже мой. Я не знал, что произойдет!

Только, похоже, это не было правдой. Я вспомнил свой первый оргазм, в ванной, с куском мыла «Ивори» в руке. Я не знал, что я делаю, когда я нагнулся и взял свой… только какой-то части меня, какой-то глубинной, инстинктивной части, все было известно. Есть еще одна старая пословица, и это не Бен Франклин: когда ученик готов, учитель появится. Иногда учитель находится внутри нас.

– Вандерлей – была твоя идея, – сказал я. – И еще Амос Полуночный Монстр. И ты знала, что произойдет.

Она присела на край стола – теперь ее рабочего стола – и посмотрела на меня прямо, хотя ей было тяжело это сделать.

– Это правда. Но, Майк… я же не знала, что это распространяется и на других людей.

– Я тоже!

– И это действительно вызывает привыкание. Я сидела рядом с тобой, когда ты это делал, и это было похоже на пассивное вдыхание крэка.

– Я могу прекратить, – сказал я.

Надеюсь. Очень надеюсь.

– Ты уверен?

– Вполне. Теперь о тебе. Ты сможешь держать свой рот на замке? Всю оставшуюся жизнь?

Она оказала мне любезность, и подумала над этим. Затем она кивнула.

– Я постараюсь. Я могу сделать хорошую карьеру здесь, в «Цирке», и я не хочу превращться в сучку, пока, по крайней мере, не встану на ноги.

Это все о ней, другими словами, а что еще я мог ожидать? Кэти, возможно, не будет сосать леденцы Джеромы, я мог ошибаться насчет этого, но она сидела в кресле Джеромы, за столом Джеромы. С новой «смотри, но не трогай» прической. Как говорили Оруэлловские свиньи, синие джинсы хороши, новое платье лучше.

– А что с Пенни?

Кэти ничего не сказала.

– Потому что мое представление о Пенни – на самом деле, представление всех без исключения о Пенни, – это то, что у нее не все дома.

Кэти сверкнула глазами.

– Ты удивлен? У нее было очень трудное детство, если ты пропустил это. Кошмарное детство.

– Я могу это понять, потому что живу в своем собственном кошмаре прямо сейчас. Сочувствую, или как там говорят в ваших группах поддержки. Я просто хочу знать, будет ли она держать свой рот на замке. Всегда. Будет?

Долгая, долгая пауза. Наконец Кэти произнесла:

– Теперь, когда он мертв, заеду и переговорю с ней еще раз.

– А если она проговорится?

– Я предполагаю, что она может… в какой-то момент… сказать кому-то, кто находится в особенно плохом состоянии, что она знает парня, который может помочь. Это, конечно же, произойдет не в этом месяце, и, вероятно, не в этом году, но…

Она не закончила. Мы взглянули друг на друга. Я был уверен, что она прочла то, о чем я думаю в моем взгляде: в нем был один верный способ убедиться, что Пенни будет держать свой рот на замке.

– Нет, – сказала Кэти. – Даже не думай об этом, и не только потому, что она заслуживает жить, и всех, тех хороших вещей, которые могут быть у ней впереди. Это убьет не только ее.

Если опираться на ее исследования, она была права. Пенни Лэнгстон было не самым распространенным именем, но в Америке проживают более трехсот миллионов человек, и сколько Пенни или Пенелоп Лэнгстон выиграют в смертельную лотерею, если я достану свой ноутбук или iPad и напишу новый некролог? А потом были и побочные эффекты. Сила забрала Вандерлеев и также Вандерли. Что, если она заберет Петулу Лэнгстон? Пэтси Лэнгфордс? Пенни Лэнглейс?

А что же делать со мной. Может, если я напишу один единственный некролог на Майкла Андерсона, то это остановит всю эту чертову силу. Эта мысль заставляла меня немедленно взяться за дело, ведь это могло, хоть на немного, заглушить эти чувства ужаса и тревоги. Я представил себе, что пишу некролог на Джона Смита или Джилл Джонс, чтобы поднять себе настроение, и мои яйца сжались еще больше при мысли о массовых побоищах, которые могут за этим последовать.

– Что ты собираешься делать? – спросила Кэти.

– Я что-нибудь придумаю, – сказал я.

И я придумал.

В ту ночь я открыл Атлас автомобильных дорог к большой карте Соединенных Штатов Америки Рэнда Макнелли, закрыл глаза, и опустил палец. Поэтому я сейчас живу в Ларами, штат Вайоминг, где работаю маляром. В основном, маляром. А еще я занят и на других работах, как и многие люди в небольших городах этой глубинки – которую я, живя в Нью-Йорке, презрительно называл «эстакадными штатами». Я также работаю неполный рабочий день в компании по озеленению улиц: кошу газоны, сгребаю листья, сажу кустарники. Зимой, я работаю на горнолыжном курорте «Заснеженная Гряда», слежу за трассой. Я не богат, но держу голову над водой. Немного выше, чем в Нью-Йорке, на самом деле. Высмеивайте в «эстакадных штатах» все, что хотите, но жизнь здесь намного дешевле, и никто здесь не показывает друг другу средний палец.

Мои родители не понимают, почему я покончил со всей этой журналистикой, и мой отец даже не пытается скрыть свое разочарование; он иногда говорит о моем «образе жизни Питера Пэна», и говорит, что я буду сожалеть об этом, когда мне стукнет сорок, и седина коснется моих волос. Моя мама просто в недоумении, но более благожелательна. Она никогда не любила «Неоновый цирк», считая его напрасной тратой моих «авторских способностей.» Вероятно, она была права по всем пунктам, но в настоящее время я использую свои авторские способности для составления коротких списков покупок. Что касается моих волос, то я увидел первый проблеск седины, еще до того, как покинул город, и это было задолго до тридцати.

Я все еще пишу во снах, и эти сны вовсе не приятные. В одном из них я сижу за ноутбуком, хотя у меня больше нет ноутбука. Я пишу некролог, и не могу остановиться. В этом сне я не останавливаюсь, потому что ощущение могущества еще никогда не было таким сильным. А затем я читаю печальную новость: вчера вечером все в мире, кого зовут Джон, умерли, а потом просыпаюсь, иногда на полу, запутавшийся в одеяло, и кричу. Пару раз я едва не разбудил соседей.

Я никогда не оставлял своего сердца в Сан-Франциско, но я оставил свой ноутбук в добром старом Бруклине. Хотя не могу отказаться от моего iPad (поговорим о пагубных привычках). Я не использую его для отправки писем – когда я хочу быстро войти с кем-то в контакт, использую голосовой набор. Если не срочно, я использую одно старинное учреждение известное, как Почта Соединенных Штатов. Вы удивитесь, как легко обзавестись привычкой писать письма и открытки.

Хотя мне нравится iPad. В нем огромное количество игр, плюс звук ветра, которые помогают мне заснуть ночью и будильник, который будит меня утром. В нем хранятся тонны музыки, несколько аудиокниг, куча фильмов. Когда все остальное терпит неудачу, чтобы расслабиться, я захожу в Интернете. Там существует бесконечное количество возможностей убить время, как вы, наверное, сами знаете, а в Ларами время летит медленно, когда я не работаю. Особенно в зимний период.

Иногда я посещаю сайт «Неоновый цирк», просто по старой памяти. Кэти делает хорошую работу в качестве редактора – гораздо лучше, чем Джерома, вот уж у кого кругозор был ограничен – и сайт колеблется в первой пятерке в списке самых посещаемых интернет-изданий. Иногда на ступень выше, иногда на ступень или две ниже «Ломового отчета»; в основном, немного ниже. Много рекламы, так что у них все хорошо в этом плане.

Преемник Джеромы все еще ведет колонку Напиться с Кэти. Фрэнк Джессап все так же отвечает за раздел спортивных новостей; а интерес к серии его не очень уж и шуточных репортажей: Весь допинг в футбольной лиге привел его на спортивный канал ESPN, где он сейчас ведет передачу Ирокез и все. Джорджина Буковски написала полдюжины несмешных некрологов для Скажи гадость о мертвецах, и после этого Кэти закрыла эту колонку и заменила ее колонкой Ставки на смерть знаменитостей, где подписчики выигрывают призы на прогнозах, кто из известных людей умрет в ближайшие двенадцать месяцев. Пенни Лэнгстон сейчас ведет ёё, и каждую неделю смайлик, стреляющий себе в голову, появляется поверх танцующего скелета. Это сейчас самая популярная колонка в «Цирке», и комментарии к ней занимают сотни страниц. Люди любят читать о смерти, и они любят об этом писать. Я тот, кто это знает.

Вот такая история. Я не жду, что вы поверите, да вам и не надо; это Америка, в конце концов. Я старался изо всех сил, чтобы изложить её аккуратно, как все было на самом деле. Как учили меня писать на факультете журналистики: без выдумки, изящества и высокопарных слов. Я пытался излагать доходчиво и кратко, придерживаться главной линии. От начала перейти к середине, а затем уж и конец. Старая школа, вы скажете? Приготовьтесь. И если вы уже готовы, в завершение я напомню вам еще одну мысль профессора Хиггинса. Он говорил, каждый репортаж, всегда должен иметь логический конец, а в реальной жизни, конец всегда располагается на странице некрологов.

Для Стюарта О'Нэна

^{Перевод Михаила mmk1972}