355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Стивен Кинг » Некрологи » Текст книги (страница 1)
Некрологи
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 02:28

Текст книги "Некрологи"


Автор книги: Стивен Кинг



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Стивен Кинг
Некрологи

Предисловие автора

Я просмотрел множество фильмов ужасов, когда был ребенком (вы, наверное, догадались об этом). Я был легкой мишенью, и большинство из них пугали меня до смерти. Было темно, экран был настолько большой, а звук настолько громкий, что испуг продолжался даже тогда, когда ты закрывал глаза. По телевизору пугающий эффект конечно же был меньше. Вставлялись рекламные ролики, нарушающие общий ритм картины, самые страшные части иногда опускались, чтобы избежать развития комплексов у мальчишек, которые, может быть, это смотрят (увы, уже слишком поздно для меня; я видел мертвую женщину, выходящую из ванной в «Дьявольщине»). В крайнем случае, ты всегда мог пойти на кухню, взять рутбир из холодильника, и оставаться там до тех пор, пока зловещая музыка не сменится воплями местных торгашей, кричащих во весь голос: «Автомобили, автомобили, автомобили! Без проверки кредитной истории! Продадим любому!»

Однако один из фильмов, который я видел по телевизору, произвел на меня впечатление. По крайней мере, первый час или минут так семьдесят пять все шло своим чередом, и тут наступала развязка и даже сейчас я хочу, чтобы кто-нибудь ее переделал, так как от нее волосы встают дыбом. Этот фильм, пожалуй, лучший из фильмов ужасов во все времена, назывался: «Я хороню живого».

Я думал, об этом фильме, когда писал рассказ.

Некрологи

Излагайте доходчиво, и придерживайтесь главной линии.

Это было Евангелие от Верна Хиггинса, возглавлявшего факультет журналистики в университете штата Род-Айленд, где я получил свою степень. Многое из того, что я слышал во время учебы, влетело в одно ухо и вылетело из другого, но только не эта фраза, потому что профессор Хиггинс вбил ее словно молотком. Он говорил, что людям нужна доходчивость и краткость для того, чтобы начать процесс понимания.

Ваша настоящая работа как журналиста, говорил он своим ученикам, – дать людям факты, которые позволят им все понять и принять решение. Не надо выдумывать. Зачем все это изящество и высокопарные слова. Начните с начала, аккуратно перейдите к середине, так, чтобы одно событие логически перетекало в следующее, а затем уже и конец. Каждый репортаж, подчеркивал он, всегда должен иметь логический конец. И не смейте пускаться во все это ленивое дерьмо, типа: некоторые люди верят или по общему мнению. И обязательно ссылки на факты, это правило. Пишите все простым английским языком, без всяких украшений и прикрас. Полеты красноречия оставьте для страниц публицистики.

Думаю, вряд ли кто поверит, что это возможно, и моя карьера в «Неоновом Цирке» имела очень мало общего с изысканной писаниной, но я намерен сделать все как можно лучше сейчас: факты, события, от одного к другому. Начало, середина и конец.

По крайней мере, конец в настоящее время.

Хороший репортаж всегда начинается с пяти вопросов: «кто?», «что?», «когда?», «где?», и «почему?», если можно выяснить. В моем случае «почему?» – крепкий орешек.

Хотя «кто?» – это очень легко, – ваш бесстрашный рассказчик Майкл Андерсон. Мне было двадцать семь в то время, когда происходили эти события. Я окончил факультет журналистики Род – Айлендского университета со степенью бакалавра искусств. В течение двух лет после окончания колледжа я жил с родителями в Бруклине и работал на один из этих халявных веб-сайтов «Дэйли Шопперс», перепечатывал новостные страницы, вел разделы объявлений и купонов. Я постоянно направлял свое резюме (какое уж было), но, ни одна из газет в Нью-Йорке, Коннектикуте или Нью-Джерси не хотела меня нанимать. Это не было сюрпризом ни для меня, ни для моих родителей. Не потому, что мои оценки были хреновыми (это было не так), и не потому, что несколько моих опубликованных произведений – в основном рассказы, вышедшие в студенческой газете Род – Айлендского университета «Хорошая 5 центовая сигара» – были плохо написаны (пару из них даже были отмечены наградами), а потому, что газеты совсем никого не брали на работу. Даже наоборот.

(Если профессор Хиггинс увидел бы все эти скобки, он убил бы меня.)

Мои родители начали уговаривать, – мягко, аккуратно – чтобы я начал искать какую-нибудь другую работу.

– В смежной области, – сказал отец своим самым дипломатичным тоном. – Может быть, в рекламе.

– Реклама – не новости, – ответил я. – Реклама – это анти-новости.

Но я понял ход его мыслей: ему представлялось, как я, сорокалетний, ночью, продолжаю брать еду из их холодильника. Бездельник высшей пробы.

Скрепя сердце, я принялся составлять список возможных рекламных фирм, которые могли бы нанять молодого составителя рекламных объявлений с милой физиономией, но без опыта работы. Позже, ночью, перед тем, как я запланировал начать рассылку копии своего резюме в фирмы из этого списка, мне в голову пришла идея. Иногда – часто – когда лежу ночью без сна, я размышляю, как изменилась бы моя жизнь, если бы эта глупая идея не пришла мне в голову.

«Неоновый Цирк» был одним из моих любимых веб-сайтов в эти дни. Если ты ценитель приколов и злобных насмешек, ты его знаешь: типа портала TMZ на YouTube с большим количеством подписчиков. Там, в основном, описываются похождения местных знаменитостей, застигнутых в неприглядном виде во время путешествий по вонючим забегаловкам Нью-Йорка и Нью-Джерси. Если я хотел бы вкратце рассказать, что это за сайт, я бы показал вам фото, мы выставили его через шесть месяцев после моего трудоустройства там. На нем изображен Род Петерсон (всегда упоминается в «Цирке» как «Барри Манилоу своего поколения») после посещения клуба «Пача». Он, согнувшись, блюет в канаву. С тупой счастливой улыбкой на лице и руками, задирающими одежду. Заголовок: РОД ПЕТЕРСОН, БАРРИ МАНИЛОУ своего поколения, исследует нью-йоркский Нижний Ист-сайд.

«Цирк», по сути, был таким себе интернет – журналом, с большим количеством удобных для навигации разделов: ПОЗОРЫ ЗНАМЕНИТОСТЕЙ, ПОСЛЕДСТВИЯ УПОТРЕБЛЕНЯ, ОЧЕНЬ жаль, что Я ЭТО не видел, худшая ПЕРЕДАЧА За неделю, кто пишет эту чушь. И еще много такого, ну вы уже поняли, о чем я. В ту ночь, после подготовки кипы резюме, готовых отправиться по фирмам, не имея желания работать, я зашел на «Неоновый Цирк», чтобы развеяться за фаст-фудом, и на главной странице обнаружил, что популярный молодой актер по имени Джек Бриггс умер от передозировки. Там было его фото, шатающегося по злачным точкам центра города, за неделю до этого, типичная безвкусица в духе «Неонового цирка», но заметка, сопровождающая фото была вовсе не в духе «Цирка». И тут на меня снизошло вдохновение. Я провел кое-какие исследования в Интернете, и просто, чтобы подурачиться, набросал едкий и злобный некролог.

Джек Бриггс, не раз отмеченный за свое неподобающее поведение в течение всего прошлого года «Холли Роллерс», как пишет эта старая книжная полка, из-за любви к Дженнифер Лоуренс, был найден мертвым в гостиничном номере в окружении своих любимых порошков. Он пополнил клуб 27, в который также входят такие известные наркоманы как Роберт Джонсон, Джими Хендрикс, Дженис Джоплин, Курт Кобейн и Эми Уайнхаус. Бриггс уже брел по актерской сцене в 2005, когда…

Ну, ты понял. По-юношески, дерзко, откровенно непристойно. Если бы я был серьезным в ту ночь, я бы, наверное, отправил готовый некролог в корзину, потому что он, как мне кажется, выходил за рамки пристойности даже «Неонового цирка» – уж очень жестокий и чудовищный. Но ведь я просто дурачился (с тех пор я не раз задавался вопросом, сколько карьер началось с: я просто дурачился). И я отправил его им.

Два дня спустя – все из-за невысокой скорости интернета – я получил письмо от некоей Джеромы Уитфилд, которая писала, что они не только хотят опубликовать его, но и желают обсудить возможность того, что я, пожалуй, мог бы написать что-нибудь еще в таком же непристойном ключе. Не могу ли я приехать в город и обсудить это за обедом?

Мой галстук и пиджак оказались в данном месте полной нелепицей. Офисы «Цирка» на Третьей Авеню были заполнены мужчинами и женщинами, которые, скорее, выглядели как мальчики и девочки на рок концерте. Пара женщин носила шорты, и я увидел крепкого парня в плотницкой спецодежде с маркером, торчащим из его Ирокеза. Как оказалось, он возглавлял раздел спортивных новостей, и однажды выдал незабвенный сюжет под названием: ГИГАНТЫ ИЗ НЬЮ-ЙОРКА ВОЗЯТ ГАВНО в красной зоне. Впрочем, я не был удивлен. Это была (и есть) журналистика в эпоху Интернета, и кроме людей, находившихся в офисах в тот день, там были еще пять или шесть внештатных корреспондентов, работающих на дому. Как вы понимаете, за нищенскую зарплату.

Я слышал, что в старое доброе время, в туманном и мистическом Нью-Йоркском прошлом, сотрудники редакции обедали в таких местах, как «Четыре сезона», «Цирк», и «Русская чайная». Возможно, но мой обед в тот день проходил в захламленном офисе Джеромы Уитфилд. Он состоял из сэндвичей и газировки «Доктор Браун». Джерома была древней по «Цирковым» стандартам (слегка за сорок), и мне с самого начала не понравились ее бесцеремонная манера поведения, но она хотела нанять меня, чтобы вести еженедельную колонку некрологов, и это делало ее богиней. У нее даже было название для нового проекта: Скажи гадость о мертвецах.

Мог бы я это сделать? Попробую.

Буду ли я делать это за небольшую плату? Возможно. По крайней мере, для начала.

После того, как колонка стала самой посещаемой страницей на сайте «Неонового Цирка», и моя фамилия стала ассоциироваться с ней, я задумал попросить прибавку, отчасти потому, что я хотел переехать в свою квартиру в городе, и отчасти потому, что устал получать мизер заработной платы, и в одиночку вести страницу, которая приносила самый большой доход от рекламы.

Первая же попытка возымела успех, скорее всего потому, что мои требования вылились в нерешительную просьбу, и запросы были смехотворно скромными. Четыре месяца спустя, когда начали циркулировать слухи о покупке нас крупной корпорацией, и запахло большими деньгами, я посетил офис Джеромы и попросил большую прибавку, на этот раз с гораздо меньшей скромностью.

– Извини, Майк, – сказала она. – Как пели когда то «Холл и Оутс», я не могу пойти на это. Возьми «Yook».

Почетное место на заваленном бумагами столе Джеромы занимал большой стеклянный шар, наполненный леденцами с ментоловым вкусом и вкусом эвкалипта. Фантики были покрыты девизами Гун-Хо. Давайте прокричим наш боевой клич, прочитал я один. Другой советовал (меня даже пробил озноб от данных грамматических изысков) Превратим ты можешь, в ты сделаешь.

– Нет, спасибо. Дай мне шанс объяснить, прежде чем ты скажешь «Нет».

Я выложил свои аргументы; можно сказать, что я попытался обыграть Превратим ты можешь, в ты сделаешь. Красной нитью моей речи выступало мое убеждение в том, что я должен получать зарплату более соизмеримую с доходами, которые приносит колонка Скажи гадость о мертвецах. Особенно если «Неоновый Цирк» будет выкуплен крупной корпорацией.

Когда я наконец-то заткнулся, она развернула «Yook», засунула его между сливового цвета губ, и сказала:

– Хорошо! Прекрасно! Если у тебя немного отлегло, то, возможно, ты захочешь заняться Бампом Дево. Это вкусно.

Это действительно было вкусно. Бамп, вокалист «Енотов», был застрелен своей подругой при попытке проникнуть через окно в спальне ее дома в Хэмптоне, анекдотичная ситуация. Она ошибочно приняла его за грабителя. То, что сделало историю такой вкусной, был пистолет, который она использовала: подарок на день рождения от старины Бампа, и теперь новый член Клуба 27 возможно, соревнуется в гитарных переборах с Брайаном Джонсом.

– Так ты даже не собираешься отвечать мне, – сказал я. – Ну прояви хоть каплю уважения.

Начало формы

Конец формы

Она наклонилась вперед, улыбаясь, обнажив кончики ее маленьких белых зубов. Я почувствовал запах ментола. Или эвкалипта. Или оба сразу.

– Позволь мне быть откровенной, хорошо? Для парня, который все еще живет со своими родителями в Бруклине, у тебя чрезвычайно завышена планка значимости в общем положении дел. Ты думаешь, что никто не может мочиться на могилы придурков, которые довели себя до смерти? Не торопись, подумай об этом. У меня полтора десятка внештатных корреспондентов, кто может это сделать, и возможно даже смешнее, чем ты.

– Так почему бы мне не уволиться, и ты узнаешь, так ли это? – Я был очень зол.

Джерома усмехнулась, и ее эвкалиптовый леденец перекатился между зубов.

– Вперед, и с песней. Но если ты уйдешь, Скажи гадость о мертвецах не пойдут с тобой. Эту колонку придумала я, и она остается здесь, в «Цирке». Конечно же, твой уход создаст нам некоторые трудности, я не буду это отрицать. Так что выбор за тобой, детка. Ты можешь вернуться за свой компьютер, и заняться Бампом, или можешь пойти в «Нью-Йорк Пост». Они, наверное, наймут тебя. Будешь писать говно – фельетоны на шестой странице без подписи. Выбирай, в какой ты лодке, и вперед.

– Я напишу некролог. Но мы еще вернемся к этому разговору, Джерри.

– Только не в мою смену, и не со мной. И не называй меня Джерри. Ты знаешь, что я этого не люблю.

Я поднялся, чтобы уйти. Мое лицо горело. Я, наверное, был похож на знак «стоп».

– И возьми «Yook», – сказала она. – Черт, попытка номер два. Они очень успокаивают.

Я бросил презрительный взгляд на стеклянный шар и вышел, сдерживая (еле-еле) детское желание хлопнуть дверью.

Если вы представляете себе наш шумный отдел новостей, таким, каким вы видите его позади Вульфа Блитцера на CNN, или в том старом фильме, где Вудворд и Бернстайн пригвоздили Никсона, я вас разочарую. Как я уже сказал, большинство репортеров «Цирка» делали свою работу из дому. Наше новостное гнездышко (если вы сочтете возможным считать новостями то, что писалось в «Цирке») было размером с небольшой односекционный трейлер. Двадцать школьных парт, рядами, были втиснуты туда, лицом к телевизору, работавшему без звука на одной из стен. Парты были оснащены видавшими виды ноутбуками, на каждом из которых красовался стикер с веселым девизом: ПОЖАЛУЙСТА, УВАЖАЙТЕ ЭТИ МАШИНЫ.

Этим утром помещение было практически пустым. Я сидел в заднем ряду у стены, напротив плаката, на котором была изображена Благодарственная индейка, плавающая в унитазе. Под этим милым рисунком была подпись: пожалуйста, НЕ гадь там, где ешь. Я включил ноутбук, достал из своего портфеля распечатки о короткой и непримечательной карьере Бампа Дево, и начал их просматривать, в то время как ноут грузился. Я создал файл, назвал его БАМП ДЕВО. НЕКРОЛОГ, а затем просто сидел, уставившись в пустой документ. Мне платили за то, чтобы я смеялся в лицо смерти от всех двадцатилетних, которые считают, что смерть – это всегда не для них, а для кого-то другого, но трудно быть смешным, когда злишься.

– Не получается начало?

Это была Кэти Каррен, высокая, стройная блондинка, к которой я испытывал сильное влечение, уверен, безответное. Она всегда была вежлива со мной, и неизменно приветлива. Она смеялась над моими шутками. Такое поведение редко означает влечение. Был ли я удивлен? Вовсе нет. Она была привлекательной, я – нет. Я, если позволите быть откровенным, был тем уродцем, кого высмеивают все эти молодежные странички. За три месяца работы в «Цирке», у меня даже появился отличный компьютерный аксессуар: очки перемотанные скотчем.

– Немного, – сказал я. Я почувствовал запах ее духов. Какие-то фрукты. Свежие груши, может быть. В любом случае, что-то свежее.

Она сидела за соседней партой – длинноногая мечта в выцветших джинсах.

– Если со мной такое происходит, я печатаю: проворная коричневая лиса перепрыгнула через ленивую собаку три раза, очень быстро. Это открывает творческие шлюзы. – Она развела руки, показывая мне, как открываются шлюзы, и попутно открывая мне прекрасный вид на груди, плотно обтянутые черным топом.

– Я не думаю, что это сработает в моем случае, – сказал я.

Кэти вела свою собственную страничку, не такую популярную, как Скажи гадость о мертвецах, но также неплохо читаемую; у нее было полмиллиона подписчиков в Твиттере. (Скромность запрещает мне говорить, сколько их было у меня в те дни, но если вы подумали о семизначной цифре, то вы не ошиблись.) Она называлась: Напиться с Кэти. Идея заключалась в том, чтобы идти бухать со знаменитостями – непонятно как они велись на это – и брать у них интервью по мере того, как они все больше и больше напивались. Получалось потрясающе, и Кэти заснимала все это на свой милый маленький розовый iPhone.

Она должна была бы напиваться вместе с ними, но у нее был свой способ оставаться трезвой – она лишь пригубляла выпивку по мере того, как они продвигались от одной забегаловки к другой. Знаменитости редко это замечали. Что они замечали, так это идеальный овал лица, копну светло – пшеничных волос, и ее большие серые глаза, которые всегда проецировали одно и то же сообщение: о боже, ты такой интересный. Они даже выстраивались в очередь, хотя Кэти фактически прикончила полдюжины карьер с момента своего прихода в «Цирк» приблизительно за восемнадцать месяцев до того, как я поднялся на борт. Ее самое известное интервью было с потомственным комиком, который высказал такое мнение о Майкле Джексоне: «Чем-быть-такой-слащавой-жопомордой-белой– булочкой-лучше-умереть».

– Я думаю, она сказала, что прибавки не будет, не так ли? – Кэти кивнула в сторону офиса Джеромы.

– Как ты узнала, что я собираюсь просить прибавку? Я тебе говорил? – Загипнотизированный ее волшебными округлостями, я мог и проболтаться.

– Нет, но все знали, что ты попросишь, и каждый знал, что она ответит тебе «Нет». Если она скажет «Да», все захотят повышения. Говоря «Нет» самым достойным, она тем самым остужает другие горячие головы.

Самым достойным. Эта фраза привела меня в восторг. Особенно, учитывая то, что я услышал ее от Кэти.

– Так ты собираешься остаться?

– Пока – да, – сказал я. Слова небрежно слетели с моего языка, как бы закрывая это тему. Эти слова могли бы произвести впечатление на кого-нибудь в ретро-фильме, но не на Кэти, которая лениво потянулась, смахивая несуществующие ворсинки с топа, едва прикрывавшего ее упоительно плоский живот.

– Мне осталось еще немного написать. Вик Альбини. Боже, забери его подальше.

– Киногерой-гей, – сказал я.

– Новость-молния: не гей. – Она подарила мне загадочную улыбку, и погрузилась в работу, оставив меня в неведении. Но на самом деле я и не хотел ничего знать.

Я просидел перед чистым файлом Бамп Дево минут десять, набрал абзац, удалил его, и просидел еще десять минут. Я чувствовал, что Джерома смотрит на меня и знал, что она при этом ухмыляется. Я не мог работать под этим взглядом, даже если мне это просто казалось. Я решил пойти домой и написать о Дево там. Может, что-то осенит меня в метро, ведь там всегда было хорошее место для полета моей мысли. Я начал закрывать ноутбук, но тут на меня снизошло вдохновение, также как в ту ночь, когда я увидел заметку о Джеке Бриггсе, пополнившем тот великий клуб на небесах. Я решил, что буду увольняться, и к черту последствия, но я не собирался уходить просто так.

Я удалил пустой файл Дево, и создал новый, который назвал ДЖЕРОМА УИТФИЛД. НЕКРОЛОГ. Я писал на одном дыхании. Двести ядовитых слов просто вылились из-под моих пальцев на экран.

Джерома Уитфилд, известная близким друзьям как Джерри (по сообщениям, таких была парочка еще в дошкольных учреждениях), умерла сегодня в —

Я посмотрел на часы.

– 10:40. По словам коллег, она захлебнулась собственной желчью. Хотя она с отличием закончила Вассар, Джерри провела последние три года своей долбаной жизни на Третьей Авеню, где руководила командой из примерно двух десятков рабов на галерах, более талантливых, чем она сама. Она оставила после себя мужа, известного сотрудникам «Неонового Цирка» как Безвольная Жаба, и ребенка, уродливого маленького ублюдка, которого сотрудники ласково называли Пол Пот. Сослуживцы все согласны с тем, что хотя у неё не было ни капли таланта, Джерри была властной и беспощадной личностью, чем и восполняла отсутствие оного. Ее визгливый голос мог, как известно, любого довести до кровоизлияния в мозг, и недостаток чувства юмора был легендой. Вместо цветов, просим всех, кто ее знал, включая Жабу и Пота, выразить свою радость от ее гибели и отправить эвкалиптовые леденцы голодающим детям Африки. Поминальная служба пройдет в одном из офисов «Неонового цирка», где все довольные, пережившие ее, смогут обменяться драгоценными воспоминаниями и спеть «Динь-Дон, ведьма мертва.»

Моя идея, когда я начал эту обличительную речь, была напечатать десяток экземпляров, прикрепить везде – в том числе в туалете и обоих лифтах – тем самым сказав видеть-вас-больше-не-хочу-давай-до-свиданья как офисам «Неонового Цирка» так и Королеве Эвкалиптовых Леденцов. Я, скорее всего, сделал это, если бы не перечитал написанное и обнаружил, что это было не смешно. Совсем не смешно. Это была работа истеричного ребенка. Что навело меня на мысль, а не все ли мои некрологи были одинаково несмешные и дурацкие.

Впервые (вы можете не верить, но я клянусь, что это правда) до меня дошло, что Бамп Дево был реальным человеком, и где-то люди плакали, потому, что он умер. То же самое, наверное, касается Джека Бриггса… и Фрэнка Форда (которого я описал как известный жопорватель из шоу «Сегодня вечером»)… и Тревора Уиллса, звезды реалити-шоу, который покончил жизнь самоубийством после того, как был застигнут в постели со своим шурином. Эти фотографии было весело выставлять он-лайн, просто добавив черные полосы, скрывающие озорную биту шурина (Уиллс благополучно спрятался, и вы можете догадаться, где).

Также до меня дошло, что я тратил самые творчески плодотворные годы своей жизни на плохую работу. Позорную, по сути. Вот слово, которое никогда и не в каком контексте не пришло бы в голову Джеромы Уитфилд.

Вместо распечатки файла, я закрыл его, перетащил в корзину и выключил ноутбук. Я подумал, что надо бы вернуться в офис Джеромы сказать ей о том, что больше не буду писать материал, который был эквивалентом кидания какашками маленьким ребенком, но осторожная часть моего мозга – регулировщик движения у большинства из нас именно там, – приказала мне не торопиться. Все обдумать и только тогда принять окончательное решение.

Двадцать четыре часа, приказал регулировщик. Прокрути этот фильм сегодня днем и переспи с этим сегодня ночью. И если ты будешь чувствовать то же самое завтра утром, то вперед, с Богом, сын мой.

– Так быстро? – Кэти подняла взгляд от своего экрана, и впервые с момента моего первого дня нахождения здесь, я не отвел своего взгляда от этих больших серых глаз. Я просто махнул головой и вышел.

Я был на утреннем сеансе в кинотеатре, где смотрел «Доктора Стрейнджлава», когда мой мобильник завибрировал. Весь зал был практически в моем распоряжении – в кинотеатре не было никого, кроме меня, двух дремавших пьянчуг, и пары подростков, которые сосались на заднем ряду, я взглянул на экран и увидел сообщение от Кэти Каррен: «Брось все свои дела и перезвони мне прямо сейчас!»

Я вышел в вестибюль без особого сожаления (хотя я всегда хотел увидеть, как Слим Пикенс седлает бомбу) и перезвонил ей. Не было бы преувеличением сказать о том, что первые же два слова, вышедшие из ее рта, изменили мою жизнь.

– Джерома мертва.

– Что? – Я почти кричал.

Девушка, продающая попкорн, испуганно взглянула на меня поверх своего журнала.

– Мертва, Майк! Мертва! Она подавилась одним из этих своих чертовых эвкалиптовых леденцов, которые она всегда сосет.

Умерла в 10:40, написал я. Задохнулась своей собственной желчью.

Только совпадение, конечно, но экспромтом мне в голову пришла одна зловещая мысль. Бог превратил для Джеромы Уитфилд ты можешь, в ты сделаешь.

– Майк? Ты здесь?

– Да.

– У нее нет заместителя. Ты ведь знаешь, да?

– Ага. – Сейчас я думал о том, как она во время разговора со мной, развернула «Yook», и перекатывала его между зубов.

– Так что я принимаю руководство на себя, вызываю всех сотрудников на совещание завтра в десять. Кто-то же должен делать ее работу. Ты придешь?

– Я не знаю. Возможно. – Я шел по направлению к выходу на Хьюстон-Стрит. Прежде чем я добрался до двери, я вспомнил, что оставил свой портфель на кресле кинотеатра и повернул обратно, чтобы забрать его, теребя волосы свободной рукой. Девушка, продающая попкорн, смотрела теперь на меня с откровенным подозрением. – Я хотел уйти с работы этим утром.

– Я знаю. Я видела это по твоему лицу, когда ты уходил.

Мысль о Кэти, наблюдавшей за выражением моего лица, возможно, при других обстоятельствах, тормознули бы мою речь, но не сейчас.

– Это случилось в офисе?

– Да. Было где-то около двух часов. Нас было четверо в этом обезьяннике, но на самом деле мы не работали, а просто зависали, травили байки и пережевывали слухи. Ты знаешь, как это бывает.

Я знал. Эти побрехушки были одной из причин, почему я работал в офисе, а не на дому в Бруклине. К тому же это был дополнительный шанс попасться на глаза Кэти.

– Ее двери были закрыты, но жалюзи на них были открыты.

Как всегда. Если только она не встречалась с кем-то, кого считала важным, Джерома любила наблюдать за своими вассалами.

– Первой обратила внимание Пинки, которая произнесла,

– Что случилось с боссом? Чего это там она исполняет Gangnam Style?

– Я посмотрела, и увидела, как она дергается взад – вперед на своем офисном кресле, схватившись за горло. Потом она упала с кресла, и я видела только ее ноги, барабанившие по паркету. Роберта спросила, что мы должны делать. Я даже не потрудилась с ответом.

Они ворвались в офис. Роберта Хилл и Чин Пак Су подняли ее за подмышки. Кэти встала сзади и начала делать ей Хаймлиха. Пинки стояла в дверях и махала руками. Первый жесткий нажим на ее диафрагму ни к чему не привел. Кэти крикнула, чтобы Пинки позвонила 911, и предприняла еще одну попытку. После второй попытки один из этих эвкалиптовых леденцов вылетел из ее горла и пролетел через всю комнату. Джерома сделала глубокий вдох, открыла глаза, и произнесла свои последние слова (и они были очень даже к месту, по-моему):

– Какого хера?

Затем она вновь начала дергаться, и перестала дышать. Чин делал ей искусственное дыхание, пока не приехали врачи, но все бесполезно.

– Я посмотрела на часы на стене после того, как она перестал дышать, – сказала Кэти. – Ты знаешь, на эту ужасную ретро – мультяшную вещь? Я думала… я не знаю, я предполагаю, что я думала, что кто-то может задать мне вопрос о времени смерти, как в «Законе и порядке». Всякие глупости проходит на ум в такой момент. Было без десяти три. Все это происшествие заняло менее часа, но мне показалось, что прошло больше времени.

– Значит, она могла подавиться леденцом в два сорок, – сказал я. Не в десять сорок, а в два сорок. Я знал, что это всего лишь еще одно совпадение, как Линкольн и Кеннеди, фамилии которых содержат одинаковое количество букв; с чем-то сорок бывает двадцать четыре раза в сутки. Но мне это по-прежнему не нравилось.

– Что-то я не понимаю, а какая, собственно, разница. – Голос Кэти звучал раздраженно. – Ты придешь завтра или нет? Пожалуйста, проходи, Майк. Ты мне нужен.

Быть нужным Кэти Каррен! Ай-яй-яй!

– Ладно. Но ты сделаешь кое-что для меня?

– Я думаю, да.

– Я забыл очистить корзину на компьютере, а это ритуал. На том, что напротив плаката с Благодарственной индейкой. Точно сделаешь?

Эта просьба не имела никакого рационального смысла для меня даже тогда. Я просто хотел, чтобы этот мерзкий некролог был удален с компа.

– Ты с ума сошел, – сказала она, – но если ты клянешься именем своей матери, что придешь завтра в десять, точно. Послушай, Майк, это шанс для нас. Мы могли бы в конечном итоге иметь долю в золотой шахте, а не просто работать в ней.

– Я приду.

Почти все пришли, за исключением внештатных корреспондентов, проживающих в непроходимых трущобах Коннектикута и Нью-Джерси. Даже маленький шелудивый Ирвинг Рамштайн, который вел колонку анекдотов, называвшуюся (я не понимаю почему, так что не спрашивайте меня) Неполиткорректные Враки, нарисовался. Кэти пришла на встречу, и самоуверенно заявила нам, что шоу будет продолжаться.

– Это то, что хотела бы Джерома, – сказала Пинки.

– Насрать, что хотела бы Джерома, – сказала Джорджина Буковски. – Я просто хочу продолжать получать свою зарплату. А также, в дальнейшем, получить свою долю акций.

Этот крик вызвал бурю других! Акции! Акции! Давай-долю-акций! – происходившее в нашем офисе стало похоже на бунт в столовой в старом фильме о тюряге. Кейти позволила немного помитинговать, потом утихомирила всех.

– Как она могла задохнуться? – спросил Чин. – Ведь жвачка вылетела.

– Это была не жвачка, – сказала Роберта. – Это был один из тех вонючих леденцов, которые она всегда сосала. Дерьмососалка.

– Как скажешь, чувиха, но он вылетел, когда Kэти надавила на диафрагму. Мы все это видели.

– Я ничего не видела, – сказала Пинки. – Я разговаривала по телефону. Так что не трынди.

Кэти рассказала, что она взяла интервью у одного из медиков – без сомнения, используя свои большие серые глаза для лучшего эффекта – и тот пояснил, что удушье, скорее всего, спровоцировало сердечный приступ. И, чтобы придерживаться главной линии, следуя Евангелию профессора Хиггинса, и излагать все относящиеся к делу факты доходчиво, я прыгну вперед и скажу, что согласно акта вскрытия нашего Уважаемого Руководителя, все было именно так. Если бы о данном факте писалось в «Неоновом Цирке», то Джерома, на мой взгляд, заслужила бы следующий заголовок: ГЛАВНЫЙ БОСС СЛЕГКА ПЕРЕСОСАЛ.

Это совещание было продолжительным и шумным. Выказав недюжинный талант руководителя, Кэти позволила всем в полной мере излить свои чувства (выражавшиеся, в основном, в порывах дикого, иногда почти истерического смеха) прежде чем сказать, чтобы они возвращались к работе, ведь время быстротечно, а Интернет не ждет. Либо работаем, либо нет. Она сказала, что до конца недели встретится с основными инвесторами «Цирка», а потом позвала меня в офис Джеромы.

– Задернем шторы? – спросил я, когда дверь закрылась. – Или жалюзи, в нашем случае?

Она посмотрела на меня, как на больного. А может быть, просто, с удивлением.

– Ты думаешь, я хочу быть редактором? Мне больше нравится быть журналистом, Майк, как и тебе.

– Ты на самом деле этого достойна. Я знаю это, так же, как и они. – Я мотнул головой в сторону нашего отдела новостей, где каждый, кто там сейчас находился либо долбил клавиатуру, либо звонил по телефону. – Что же касается меня, я всего лишь писатель смешных некрологов. Скорее был им. Я решил уйти на покой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю