Текст книги "Кошачье кладбище (Кладбище домашних животных) (др. перевод)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Мастертон расхохотался. Не удержался и Луис, Харду лишь спокойно улыбнулся, будто подобное случалось с ним тысячи раз в тысячах жизней.

– Шурендра, вы на дежурство давно заступили? – отсмеявшись, спросил Луис.

– В полночь, – ответил Харду. – Сейчас ухожу. Задержался чуток, чтобы с вами поздороваться.

– Ну, так здравствуйте. – И Луис пожал маленькую коричневую руку. – И до свидания. Отправляйтесь домой, отсыпайтесь.

– Мы почти все личные дела просмотрели, – похвастал Мастертон. – Славь Христа, Шурендра.

– Не могу, – улыбнулся тот. – Я не христианин.

– Тогда спой «Харе, Кришна».

– Да воссиять вам обоим! – сказал на прощание Харду и скользнул за дверь.

Луис и Стив переглянулись и вновь рассмеялись. Хотя что-то показалось Луису в этом смехе нехорошее, даже ненормальное.

– Одно дело кончили, другое в дверь стучит. Сегодня мы радушно встречали торговцев наркотой.

Луис кивнул. Первых можно ждать уже часов в десять. Как грустно шутил Мастертон: «Ожидай в среду хоть Потоп, во вторник в университете – праздник. В честь Великой Травки, которую здесь покуривают испокон веков».

– Могу дать совет, Хозяин, – бросил Стив. – Не знаю уж, как эта публика работает в Чикаго, но здесь они ничем не брезгуют, повсюду лезут, и в охотничий сезон в ноябре в заповедник для бедного люда дешевые поездки организуют, и в Бангоре в городке «Семейные аттракционы» у них бесплатный кегельбан. Мне один все пытался всучить здоровенную надувную бабу. Мне! Хотя я для него не ахти какая находка. Не мытьем, так катаньем свое возьмут. Не продадут зелье, так хоть заинтересуют, приохотят.

– А от бабы ты напрасно отказался.

– Не по мне. Рыжих не люблю.

– Что ж, дай Бог, чтоб сбылись слова Шурендры: пусть сегодняшнее утро будет добрее вчерашнего.

18

В десять часов утра, так и не дождавшись личного дела Виктора Паскоу, Луис сам позвонил в университетскую канцелярию. Некая миссис Степлтон пообещала сию же минуту доставить ему копию дела. Не успел Луис повесить трубку, как и впрямь объявился человек из канцелярии. Только никаких бумаг он не принес, а всего-навсего поинтересовался, не хочет ли Луис со скидкой купить абонемент на матчи местной бейсбольной команды.

– Нет, не хочу, – решительно отказался тот.

– Да я особо и не рассчитывал, – уныло вздохнул парень и вышел.

В полдень Луис заглянул в «Берлогу», взял бутерброд с тунцом и банку кока-колы. Перекусил он уже в своем кабинете, просматривая бумаги Паскоу. Он пытался найти какую-либо связь парня с самим собой или хотя бы с северным Ладлоу, где находилось Кошачье кладбище… Конечно, надежда слабая, но должно же существовать трезвое, разумное объяснение случившемуся. Может, парень вырос в Ладлоу, может, похоронил на том кладбище собаку или кошку.

Ничего он, разумеется, не нашел. Паскоу был родом из Нью-Джерси, приехал в университет учиться на инженера-электрика. И никак, нигде их пути не пересекались. И общее меж ними одно – оба смертны.

Луис допил кока-колу, вслушиваясь, как сухо щелкают, лопаются пузырьки воздуха в горле, выбросил банку и объедки. Второй завтрак оказался весьма легким, но ел он в охотку. Значит, со здоровьем все в порядке. Больше его не бросало в дрожь, а утреннее ужасное пробуждение вспоминалось сейчас как глупая, неудачная шутка, почти как сон – тоже скоро забудется.

Он побарабанил пальцами ло блокноту, пожал плечами и снова взялся за телефонную трубку. На этот раз позвонил в морг.

Луис представился дежурному по моргу и спросил:

– У вас находится наш студент, некто Виктор Паскоу.

– Уже нет, – ответили на другом конце провода. – Был да весь вышел.

У Луиса перехватило дыхание. Он лишь выдавил:

– То есть как вышел??!

– Ночью тело отправили родителям. Приехал представитель похоронного бюро и забрал труп. Рейсом «Дельта» номер… – послышался шелест бумаг, – сто девять. А вы что, решили, что он вышел на дискотеке потанцевать?

– Нет, конечно, нет, – бросил Луис, – просто…

Просто – что? Какое ему дело, когда и куда отправили тело? Разве нормальный человек станет названивать? Все, забыть, будто и не было никогда. А иначе навлечешь на себя бессмысленные хлопоты.

– Просто все как-то быстро очень, – не слишком убедительно закончил он.

– Вчера днем произведено вскрытие, – снова зашуршали бумаги, – около половины четвертого. Доктором Ринсуиком. К тому времени отец покойного уже обо всем договорился. Думается, часа в два ночи ваш Паскоу был уже дома.

– Да? Ну, тогда…

– Если, конечно, какой-нибудь чокнутый в аэропорту его на другой рейс по ошибке не погрузил, – весело продолжал дежурный. – Такое, знаете ли, бывает. Правда, «Дельта» – компания надежная. Помню, раз поехал один тип порыбачить да умер, а городок-то крошечный, даже названия нет, одни цифры координат. Так вот, этот осел захотел пивка попить, да колечком от банки и подавился – он его, видать, совсем отодрал. Так приятели его два дня из этакой глуши вызволяли, не всякая компания потом возьмется такого покойничка доставлять. Все ж таки сунули его в грузовой отсек самолета, чтобы домой, в Миннесоту, отправить – он в городе Большие Водопады жил. Но нашелся-таки болван, перепутал самолеты, и полетел покойничек сначала в Майами, потом в Де Мойн, потом – в Фарго, это в Северной Дакоте местечко. Наконец, у кого-то мозги сработали, но пока суд да дело, еще три дня прошло. Им бы заморозку вколоть, да куда там! В общем, привезли бедолагу, а он почернел весь и провонял, как стухший окорок. Так, по крайней мере, рассказывали. Шестеро носильщиков отравились. – И на другом конце провода от души рассмеялись.

– Ну, что ж, спасибо, – пробормотал Луис, закрыв глаза.

– А хотите, я вам домашний телефон доктора Ринсуика дам. Только по утрам его нет, он в гольф играет.

– Благодарю, не стоит. – И Луис повесил трубку.

ВСЕ. С ЭТИМ ПОКОНЧЕНО, решил Луис. КОГДА МНЕ ПРИСНИЛСЯ СОН, ТЕЛО ПАСКОУ УЖЕ БЫЛО ДАЛЕКО, НАВЕРНОЕ, ЕГО ГОТОВИЛИ К ПОХОРОНАМ. ВСЕ! ТОЧКА! КОНЕЦ!

По дороге домой ему в голову вдруг пришло простое и естественное объяснение, откуда взялись грязь и хвоя на постели. Словно гора свалилась с плеч.

Просто-напросто он, как лунатик, ходил во сне! Причина – сильное потрясение: в первый же рабочий день у него на глазах скончался от ран студент.

И сразу расставлены все точки над «i». Потому-то сон и кажется таким правдоподобным, что происходил наяву: кусачий коврик, холодная роса, ветка, оцарапавшая плечо; Паскоу сумел пройти сквозь стену, а он, Луис, – нет.

Ему представилось: вот Рейчел, проснувшись среди ночи, спускается вниз и видит, как муж тычется в дверь, пытаясь пройти. Луис даже ухмыльнулся. Да уж, всполошилась бы моя половина как пить дать!

Теперь легче (и приятнее) проследить всю логическую цепочку до конца, выявить мотивы и причины. На Кошачье кладбище он забрел, потому что оно связано с другим недавним переживанием, точнее, с одним эпизодом. Ведь именно из-за кладбища повздорил он с женой. А еще потому, все более и более вдохновляясь, думал он, что именно на Кошачьем кладбище Элли впервые столкнулась со смертью – и это тоже отложилось в его мозгу. И, конечно, мысль о смерти Паскоу не покидала его весь тот день, даже когда он ложился спать.

ГОСПОДИ, ЕЩЕ ПОВЕЗЛО, ЧТО ДО ДОМУ ДОБРАЛСЯ, ДАЖЕ НЕ ПОМНЮ КАК. ВИДНО, ВНУТРЕННИЙ «АВТОПИЛОТ» СРАБОТАЛ.

Что и говорить, повезло. А случись ему проснуться поутру рядом с могилой Дымка? Ничего не понять, жутко, еще и промок бы от росы. А уж как бы Рейчел перепугалась!

Но сейчас все позади.

ВСЕ, КОНЕЦ, с невероятным облегчением подумал он. ХОРОШО, А КАК ЖЕ БЫТЬ С ПОСМЕРТНЫМИ СЛОВАМИ ПАСКОУ? – шевельнулся беспокойный вопрос, но Луис тут же его отмел.

В тот вечер Рейчел занялась глажкой, дети, усевшись в одно кресло, зачарованно следили за проделками кукольного лягушонка и его друзей на телеэкране. Луис, как бы невзначай, бросил, что хочет пройтись подышать свежим воздухом.

– Долго не гуляй, тебе Гейджа спать укладывать, – не отрываясь от гладильной доски, напомнила Рейчел. – При тебе он быстрее засыпает.

– Еще бы!

– Ты куда, пап? – спросила Элли, засмотревшись на Кермита, которому мисс Пигги готовилась отвесить очередную оплеуху.

– Выйду на минутку проветриться.

– Ага.

Луис вышел.

Через четверть часа он был уже на Кошачьем кладбище. С любопытством огляделся – все казалось удивительно знакомым. Ну, конечно же, он прошлой ночью приходил сюда: вот и опрокинутая дощечка у могилки кота Дымка. Он схватился за нее, когда Паскоу наклонился над ним низко-низко… А дальше Луис не помнил. Он поправил табличку и подошел к огромной куче валежника.

Что-то не нравится она ему. Живы еще жуткие, леденящие кровь воспоминания о груде шевелящихся костей. Он заставил себя дотронуться до одной ветки. Державшаяся каким-то чудом, она тут же упала наземь, далеко от кучи. Луис едва успел отскочить, не то ветка ударила бы по ноге.

Он прошел вдоль завала, сначала влево, потом вправо. С обеих сторон к валежнику подступали густые, непролазные кусты. Ни силой не одолеть, ни хитростью. Луис распознал в кустарнике ядоносный сумах (всю жизнь попадались ему хвастуны, твердившие, что им это растение нипочем, но Луис знал наверное, что этот яд смертелен). Дальше начинались заросли каких-то умопомрачительных колючек.

Луис вновь вернулся к середине завала. Сунул руки в задние карманы джинсов, критически осмотрел.

– НЕ ПОЛЕЗЕШЬ ВЕДЬ НАПРЯМИК, ВЕРНО?

– ЕЩЕ ЧЕГО! ГЛУПЕЕ НЕ ПРИДУМАТЬ!

– ТО-ТО! А ТО, ЛУ, ХЛОПОТ НЕ ОБЕРЕШЬСЯ. САМ В ЛАЗАРЕТ УГОДИШЬ – НОГУ ТУТ В ДВА СЧЕТА СЛОМАТЬ МОЖНО.

– ЗАПРОСТО! ДА И ТЕМНЕЕТ УЖЕ…

Так, посовещавшись со своим внутренним голосом и вроде бы согласившись с ним, Луис… стал карабкаться на кучу валежника.

Добравшись до середины, почувствовал, как хрустят-скрипят ветви под ногами, как ходит ходуном вся куча. ПУСТЬ КАТЯТСЯ К ЧЕРТУ ВСЕ ЭТИ КОСТИ!

Чувствуя, что теряет равновесие, Луис поспешно спустился. Рубашка выбилась из-под брюк, но все сошло благополучно. Он отряхнул с рук приставшие кусочки коры и зашагал обратно. Скоро тропа приведет его домой, к детям (они, конечно, потребуют сказку на сон грядущий), к Черу (бедняге остался один день на любовные похождения), к чашке вкусного чая, которая ждет их с женой после того, как дети улягутся спать.

Прежде чем уйти, Луис еще раз оглядел поляну. Его поразила недобрая тишина леса. Откуда-то стал наползать туман, взвихриваясь вокруг самодельных «памятников». Могилки, расходящиеся от середины все более широкими кругами… Сами того не ведая, несколько поколений детишек из Ладлоу повторили загадочные древние построения. ТАК ЧТО, КОШМАРАМ КОНЕЦ?

Ему не удалось толком рассмотреть, что за валежным барьером, страх согнал его на землю. Но, ей-богу, ему показалось, что за грудой деревьев и палых ветвей тропинка продолжалась!

– КАКОЕ ТЕБЕ ДЕЛО, ЛУИС! ЗАБУДЬ! ХВАТИТ!

– НУ, ЧТО Ж, ТОГДА СТАВИМ ТОЧКУ.

И Луис повернул домой.

Рейчел уже легла, а он еще с час просматривал стопку медицинских журналов, уже читанных-перечитанных, боясь признаться себе, что одна мысль о сне приводит в замешательство. Раньше он никогда не страдал лунатизмом, и, как знать, вдруг подобное хождение во сне повторится. Убедиться можно только на опыте.

Он услышал, как Рейчел поднялась с постели, тихонько окликнула:

– Милый, ты скоро?

– Иду-иду. – Он выключил настольную лапму и вышел из кабинета.

Засыпал он много дольше положенных семи минут. Рядом глубоко и мерно дышала жена, Луис прислушался, и вчерашнее видение Паскоу показалось ему вовсе не сном. Он закрыл глаза: сейчас со стуком распахнется дверь, и на пороге вырастет Гость и Гвоздь Нашей Программы Виктор Паскоу! Красные шорты, бледное, несмотря на загар, лицо, торчащий обломок ключицы.

Луис постепенно окунался в сон. Хорошо бы наяву оказаться на Кошачьем кладбище, спокойно, не робея, пройтись по окружьям могильных аллей, залитых лунным светом, хладнокровно проделать обратный путь по тропе, виляющей по лесу… Но стоило так подумать, как сон словно рукой сняло.

Уже за полночь Луис наконец поддался Морфею и уснул, словно провалился во мрак – и никаких сновидений. А утром точно в семь тридцать проснулся – в окно стучал скучный осенний дождь. Луис недоверчиво откинул простыню: вроде все чисто. Конечно, ноги далеко не безупречны – в шишках, мозолях – но, по крайней мере, не в грязи и налипшей хвое.

Принимая душ, он, неожиданно для себя, принялся насвистывать.

19

Мисси Дандридж взяла Гейджа к себе, пока Рейчел отвозила кота к ветеринару. В тот вечер Элли не могла уснуть, все жаловалась, что не хватает Чера и то и дело просила пить. Наконец Луис перестал давать воду, дескать, иначе описается ночью. Элли неожиданно бурно выразила возмущение и несогласие. Рейчел и Луис лишь недоуменно переглянулись.

– Лу, она боится за кота. Ей нужна разрядка.

– Уж больно рьяно она разряжается. Ну да ничего. Надолго ее не хватит.

И оказался прав. Сердитый, взахлеб, рев понемногу стих, сменился всхлипами и тяжкими вздохами. Потом наступила тишина. Луис поднялся на второй этаж проведать дочь и увидел, что она заснула прямо на полу, прижав к груди кошачью подстилку, до которой Чер вряд ли бы снизошел.

Луис осторожно разжал девочке руки, положил на место кошачью постель, пригладил прядки волос, упавшие на влажный еще лоб, поцеловал. Потом, видно, придумав что-то, прошел в рабочую комнату Рейчел и большими печатными буквами вывел на листе бумаги: ЗАВТРА Я ВЕРНУСЬ! НЕ СКУЧАЙ! ЧЕР. Приколол записку к кошачьей лежанке, заглянул в спальню в поисках жены. Рейчел уже ждала его. Несколько времени они провели в ласках, так и уснули, обнявшись.

Чер вернулся домой в пятницу – в конце первой рабочей недели Луиса. Элли не отходила от него. Почти на все карманные деньги накупила ему кошачьих яств, Гейджа и близко к коту не подпускала, даже шлепнула один раз. Брат только расплакался: одно дело, когда в воспитательных целях отшлепает мама или папа, другое – когда поднимает руку его божество, родная, ненаглядная сестра.

Луису же больно было смотреть на кота. Конечно, он все так же любим, хотя перемены в нем разительные. Куда девался его задор, куда девалась нахальная походка? Теперь Чер ходил медленно и осторожно, словно оправляясь после тяжелой болезни. Он позволил Элли покормить себя с рук. Выходить из дома его больше не тянуло, даже во двор, к гаражу. Кот переменился. Может, это и к лучшему.

Рейчел с Элли, похоже, ничего не заметили.

20

Промелькнуло бабье лето. Деревья ненадолго вспыхнули бронзой и потускнели. В середине октября зарядили холодные дожди и листва облетела. Элли всякий раз возвращалась из школы с новой страшной маской или игрушкой, которые мастерили в школе к Ведьмину дню. Младшего брата она развлекала пересказом «Всадника без головы». Малыш что-то лопотал, Рейчел смеялась. Всем было хорошо в ту осеннюю пору.

Работа у Луиса шла как по маслу, он уже привычно и с удовольствием исполнял все обязанности: принимал занемогших; посещал заседания межуниверситетского совета; писал обязательные заметки в университетскую газету; напоминал, что лечение венерических болезней анонимно; предупреждал, что близится эпидемия гриппа – вирус группы А – и какие меры следует принять; обсуждал вопрос медицинского страхования. В середине октября ездил на конференцию в Новую Англию, выступил с докладом о частных случаях студенческого травматизма. Упомянул он и Виктора Паскоу под вымышленным именем. Доклад имел успех. Луис начал предварительно составлять смету лазаретных расходов на будущий год.

В привычку вошел и вечерний досуг: поужинать, повозиться с детишками, посидеть с Джадом Крандалом на веранде, потягивая пиво. Иногда и Рейчел присоединялась к нему (когда Мисси соглашалась посидеть часок с детьми), изредка – Норма. Но чаще мужчины коротали вечер вдвоем. С Джадом легко, просто и приятно. Он расссказывал об истории Ладлоу, заглядывая в прошлое, будто сам пережил те времена. Ни разу разговор не скатывался к пустой болтовне. И Луису не бывало скучно со стариком, а вот Рейчел, как он подметил, частенько украдкой позевывала.

К девяти вечера он пересекал шоссе и возвращался домой, где ждали (почти такие же привычные) ласки жены. Так часто и с таким удовольствием они предавались любви разве что в медовый месяц. Рейчел уверяла, что все дело в чистой воде из артезианского колодца. Луис склонялся к тому, что причиной всему – чистый воздух.

Трагическая смерть Виктора Паскоу в первый же день учебного года стала забываться как студентами так и самим Луисом. Помнили о ней (и, конечно, горевали) только его близкие. С отцом покойного Луис разговаривал по телефону: тот сдерживал слезы, голос, слава Богу, был не особенно выразителен. Он хотел убедиться, все ли сделал Луис, чтобы спасти его сына. Луис заверил его, что персонал сделал все возможное. Он не стал говорить, как сначала все оцепенели от ужаса, увидев кровавое расползающееся пятно на ковре и то, что Виктор уже был почти мертв. Не стал он говорить, что сам он никогда этой смерти не забудет. А те, для кого Паскоу – лишь жертва несчастного случая, конечно, забыли о нем.

Помнил Луис и сон, и лунатическую прогулку. Но сейчас все виделось так, словно произошло с кем-то другим или мелькнуло на телеэкране. Точно так же вспоминалась ему встреча с проституткой шесть лет назад в Чикаго. Что-то маловажное, побочное, ушедшее, оставившее лишь эхо.

А о том, что Паскоу сказал или хотел сказать, он и вовсе не вспоминал.

На Ведьмину ночь ударил мороз. Забавы начались с дома Крандалов. Элли довольно ухала и охала, скача на метле по кухне. И Норма отдала ей должное:

– Джад, я такой симпатяги-ведьмы в жизни не видела!

Джад кивнул, раскурил сигарету.

– А где Гейдж? Я думал, он тоже ряженым будет.

И верно, сначала хотели взять с собой и Гейджа. Особенно Рейчел. Она с Мисси Дандридж придумала костюм жука, усами должны были служить изогнутые проволочные вешалки, обернутые черной бумагой. Но у малыша вдруг открылся бронхит, и, послушав его легкие, Луис запретил всякие вылазки. Тем более что на улице похолодало. Рейчел хотя и огорчилась, но поддержала мужа.

Элли пообещала поделиться с братом сладостями, но уж очень картинно она сочувствовала малышу. Наверное, рада в душе, подумал Луис, что избавилась от «конкурента» и все внимание достанется ей одной.

– Бедный Гейдж! – скорбно вздыхала она, будто брат лежал на смертном одре.

А «бедный Гейдж», и не подозревая о том, чего лишился, преспокойно сидел на диване и смотрел мультфильм. Рядом с ним дремал Чер. На соболезнование сестры Гейдж отозвался лишь одним восклицанием: «Элли-яга!», и снова вперился в телевизор.

– Бедный Гейдж! – повторила она и, поднатужившись, изобразила еще один печальный вздох. Луису вспомнились крокодиловы слезы, и он улыбнулся. Элли потянула его за руку: – Ну, пойдем, пап! Ну, пошли!

– У Гейджа с горлом неважно, – объяснил Луис Джаду.

– Вот досада! – покачала головой Норма. – Ну, ничего, зато на будущий год больше радости будет. Ну-ка, Элли, открывай свой мешок… держи!

Старуха взяла из блюда на столе яблоко и маленькую шоколадку, но не удержала. Узловатые пальцы совсем не гнулись, Луису рука показалась похожей на клешню. Он подобрал покатившееся по полу яблоко, Джад – шоколадку и бросил Элли в мешок.

– Дай-ка, милая, я тебе другое яблоко выберу, – предложила Норма. – То теперь с мякушкой, нехорошее.

– Очень даже хорошее, – возразил Луис и потянулся к дочкиному мешку, но она отступила на шаг и закрыла мешок.

– Не хочу с мякушкой! – И изумленно-негодующе воззрилась на отца. – Там, где мякушка, будет гнить!

– Элли, ты ведешь себя неприлично!

– Не ругайте ее! Она верно говорит, – заступилась за девочку Норма. – Только от детей правду и услышишь. Верно, детка, яблоко с мякушкой загнивает.

– Спасибо, миссис Крандал! – вежливо поблагодарила Элли и бросила на отца укоризненный взгляд.

– Кушай на здоровье, детка, – улыбнулась Норма…

Вслед за Джадом вышли на веранду. По тропинке к дому неслись два «привидения». Элли сразу распознала товарищей по школе и повела их на кухню, за добычей. Джад и Луис остались одни.

– У Нормы, судя по всему, обострился артрит, – заметил Луис.

Джад кивнул, затушил сигарету о донышко пепельницы.

– По осени и зиме всегда мучается. Но сейчас, видно, совсем худо дело.

– А что говорит ее врач?

– Да ничего не говорит. Норма давно ему не показывалась.

– Что так? Почему?

Джад взглянул на Луиса. В ярком свете фар большой машины, поджидавшей «привидения» у дороги, во взгляде его сквозила беззащитность и беспомощность.

– Ладно. Все откладывал, думал, потом как-нибудь выберу удобный момент, попрошу. Но у друзей, похоже, всякий момент – удобный. Не могли б вы ее осмотреть, а?

Из кухни донеслись завывания, потом, как сова, заухала Элли – она всю неделю репетировала. Для Ведьмина дня самые подходящие звуки.

– Норму еще что-нибудь беспокоит? Может, она боится чего-то? – спросил Луис.

– У нее появилась боль в груди, – тихо сказал Джад. – К доктору Уайбриджу она больше не хочет ехать. И я за нее тревожусь.

– А сама-то она как?

– Думаю, боится, оттого и к доктору не едет, – помолчав, ответил Джад. – В прошлом месяце ее давнишняя подруга умерла от рака. Они сверстницы. И Норма боится.

– О чем речь?! Конечно, с радостью помогу, осмотрю.

– Спасибо, Луис, – расчувствовался старик. – Как-нибудь вечерком вдвоем на нее нажмем и… – Джад не договорил, склонил голову набок, испытующе взглянул в глаза Луису. И незаметно – Луис не уследил сразу, а потом, как ни вспоминал, не смог, только голова закружилась, взгляд у старика переменился, в нем мелькнуло осознание: что-то в жизни безнадежно сломалось. Они смотрели друг другу в глаза доверительно и открыто. Но как быть и что делать, Луис не успел сообразить.

На кухне ухали, завывали на разные голоса «ведьмы» и «привидения». Вдруг их разноголосый хор стих, и тишину прорезал испуганный вскрик.

– А-а-а! Папа! – донесся до Луиса безмерно испуганный вопль Элли. – Папа! Миссис Крандал упала!

– О Господи! – простонал Луис.

Элли выскочила на веранду, как была в черном, «ведьмином» балахоне, с метлой в руке. Подведенное зеленым лицо вытянулось: ни дать ни взять – пигмей в последней стадии алкогольного опьянения. За ней с криками вылетели оба «привидения». Джад с необыкновенным для старика проворством и легкостью бросился на кухню. Нет, даже не бросился, а вихрем влетел. Окликнул жену.

Луис положил руки на плечи дочери.

– Элли, оставайся здесь. С веранды – ни шагу! Поняла?

– Пап, мне страшно, – прошептала девочка.

«Привидения» неслись по дорожке к машине и звали маму.

Луис тоже поспешил на кухню, не обращая внимания на хныкавшую Элли – она просила его остаться с ней.

Норма лежала на бугристом линолеумном полу, вокруг рассыпаны яблоки и шоколадки. Падая, она, очевидно, схватилась за блюдо и уронила его на пол. Как игрушечный пластиковый диск-бумеранг, блюдо приземлилось подле хозяйки. Джад наклонился, принялся растирать жене запястья, тревожно взглянул на Луиса.

– Помогите, Луис. Помогите Норме. Похоже, отходит она.

– Подвиньтесь. – Луис опустился на колени, раздавив пакетик с соком. Штанина намокла, по кухне разнесся яблочный аромат.

ОПЯТЬ ТЕНЬ ПАСКОУ, мелькнула мысль, но Луис ее тут же прогнал, быстро и решительно.

Нащупал пульс у Нормы – слабый, неровный, учащенный. Даже не пульс, а какие-то судорожные спазмы. Страшная аритмия, того и гляди, сердце остановится, КАК У ЭЛВИСА ПРЕСЛИ, подумал он.

Он расстегнул платье, под ним – шелковая кремовая нижняя рубашка. Повернув старушке голову вбок, принялся делать искусственное дыхание. ЛИШЬ БЫ РЕБРА НЕ СЛОМАТЬ. КОСТИ-ТО СТАРЫЕ, ХРУПКИЕ. СПОКОЙНО, БЕЗ ПАНИКИ. ВЫДЕРЖАЛИ БЫ ЛЕГКИЕ.

– Джад, послушайте: возьмите Элли, переведите ее через дорогу, только осторожно, под машину не угодите. Расскажите все Рейчел. Попросите, пусть достанет мой чемоданчик. Не тот, что в кабинете, а тот, что в ванной на полке. Скажите ей, чтоб позвонила в Бангор, вызвала «Скорую».

– Может, лучше в Бакспорт, все ближе.

– В Бангоре быстрее обернутся. Идите. Сами не звоните. Пусть Рейчел. И не забудьте про чемоданчик. Он понадобится. УЗНАЙ ОНА, ЧТО СТРЯСЛОСЬ, САМА НИ ЗА ЧТО НЕ ПРИНЕСЕТ.

Джад ушел. Хлопнула дверь из проволочной сетки. Луис остался наедине с Нормой Крандал и яблочным ароматом. Было слышно, как в гостиной тикают старые часы с недельным заводом.

Вдруг Норма всхрапнула. Дрогнули веки. Луиса прошиб холодный пот: СЕЙЧАС ОТКРОЕТ ГЛАЗА И ЗАГОВОРИТ О КОШАЧЬЕМ КЛАДБИЩЕ.

Но она взглянула на Луиса, кажется, признала его и вновь закрыла. Луису стало стыдно за себя, за то, что поддался глупому страху – на него это не похоже. И вместе с тем на душе полегчало, появилась надежда. Во взгляде старушки читалась лишь боль, а не предсмертная агония. Вряд ли это апоплексический удар, решил он с самого начала.

Луис устал, вспотел, дышал тяжело. Только на телевидении искусственное дыхание представляют легкой забавой. А глубокий массаж грудины отнимает столько сил, завтра руки и плечи будут болеть.

– Чем вам помочь? – услышал он за спиной.

Оглянулся: в дверях, прижав руку к груди, нерешительно застыла женщина в свободных брюках и коричневом свитере. Мать «призраков», что ли?

– Спасибо, ничего не нужно, – отказался было он, но тут же переменил решение: – Впрочем, намочите, пожалуйста, тряпицу, отожмите и положите ей на лоб.

Сам же взглянул на Норму. Та снова открыла глаза.

– Луис, я упала, – прошептала она, – наверное, сознание потеряла.

– Небольшой спазм сосудов. Ничего страшного. Сейчас не напрягайтесь и не разговаривайте.

Он снова проверил ее пульс. Частый, точно морзянка: сердце то билось ровно, то начинало трепыхаться, то мерцать, потом вновь ритм налаживался. Тук-тук-тук, шлеп-шлеп-шлеп, тук-тук, тук-тук, тук-тук. Не очень обнадеживающая картинка, но бывают случаи сердечной аритмии и похуже.

Женщина принесла влажную тряпицу, положила Норме на лоб и в нерешительности отошла. Вернулся Джад с чемоданчиком Луиса.

– Ну, как дела?

– Все образуется. – Луис смотрел на Джада, но говорил на самом деле для Нормы. – «Скорая» выехала?

– Ваша супруга им сейчас звонит, я уж дожидаться не стал, бегом – сюда.

– Только не в больницу! – прошептала Норма.

– Только в больницу! – твердо сказал Луис, – дней на пять. Там вас осмотрят, подлечат. А оттуда, Норма, своими ногами – домой. Будете упрямиться, заставлю съесть все эти яблоки с кожурой и сердцевиной.

Норма слабо улыбнулась и снова закрыла глаза.

Луис открыл чемоданчик, порывшись, достал пузырек, вытряхнул на ладонь крошечную таблетку– штук пять уместилось бы только на ногте. Закупорил пузырек, обратился к Норме, зажав таблетку меж пальцами.

– Вы меня слышите?

– Слышу.

– Откройте рот. У меня для вас тоже гостинец. Держите пилюльку под языком, пока не рассосется. Немножко горчит, но потерпите. Хорошо?

Норма послушно открыла рот, запах тяжелый, затхлый. У Луиса защемило сердце: больно смотреть на старушку, распростертую на полу среди яблок и шоколадок. Ведь когда-то и ей было семнадцать, и соседские парни засматривались на ее высокую грудь. И все зубы у нее были свои, а не вставные, а сердце резво прыгало, точно норовистый жеребенок.

Поморщившись, она упрятала таблетку под язык – горькая. Все лекарства не сахар. Но, в отличие от Виктора Паскоу, она не безнадежна, она видит, слышит, говорит. Пожалуй, кризис наступит завтра, прикинул Луис. Вот она повела рукой. Джад положил ее к себе на ладонь.

Луис поднялся, взял с пола блюдо, принялся собирать праздничные гостинцы. Незнакомка представилась миссис Баддинжер, она жила неподалеку. Помогла Луису собрать яблоки и конфеты и попрощалась: при дороге ее ждала машина, а там – перепуганные сыновья.

– Спасибо, миссис Баддинжер.

– Не за что. Сегодня помолюсь о здравии Нормы. Слава Богу, что вы, доктор Крид, оказались рядом.

Луис лишь смущенно махнул рукой: мол, пустяки.

– Верно, верно, доктор, – поддержал соседку и Джад. И снова – спокойно и уверенно – взглянул Луису в глаза. Он уже взял себя в руки. Ни следа страха и растерянности. – Я ваш должник, Луис.

– Да бросьте. – И Луис помахал на прощание миссис Баддинжер. Та улыбнулась и помахала в ответ. Подняв яблоко, Луис откусил… и у него едва не свело челюсти, таким оно оказалось «сладким». Впрочем, все равно вкусно. РАЗВЕ Я НЕ ЗАСЛУЖИЛ ГОСТИНЦА? И с удовольствием доел. Только сейчас он почувствовал, что голоден как волк.

– Нет, нет, я ваш должник, – настаивал Джад, – если что у вас случится – первым делом ко мне.

– Договорились! – кивнул Луис. – К вам!

Через двадцать минут из Бангора приехала «Скорая». Луис со двора наблюдал, как санитары переносили Норму в машину, через дорогу в окне гостиной мелькнуло лицо Рейчел. Луис помахал ей, она – ему.

Луис с Джадом проводили взглядом машину, сейчас сирена не выла, зато вовсю светили фары.

– Мне, наверное, надо сейчас к ней, в больницу, – сказал Джад.

– Никто вас на ночь глядя к Норме не пустит. Сначала кардиограмму снимут, потом сердце уколами поддерживать будут. В первые сутки к ней никого не пустят.

– Как по-вашему, Луис, выдюжит она, а?

Тот лишь пожал плечами.

– Обнадеживать не стану. Все-таки сердце у нее прихватило. Но, по-моему, выкарабкается. Еще здоровее прежнего будет после лечения.

– Дай-то Бог. – И Джад закурил.

Луис улыбнулся, взглянул на часы. Поразительно: еще и восьми нет. А кажется, будто целая ночь пролетела.

– Я, Джад, пойду, пожалуй. Хочу дочурку еще по домам повозить. Сегодня для «ведьм» самое времечко гостинцы получать.

– О чем речь, Луис! И скажите ей, чтоб не стеснялась на людях.

– Непременно.

Луис вернулся домой. Элли еще не сняла своего «ведьминого» наряда, хотя Рейчел уговаривала ее переодеться в ночную рубашку – скоро спать. Но девочке так не хотелось расставаться с игрой, прерванной из-за сердечного приступа Нормы. Ведь вечер еще длинный.

– Надевай-ка пальтишко, – сказал Луис, и дочка закричала, захлопала в ладоши от радости.

– Уже очень поздно, Луис.

– А мы на машине. Ну, пойми, Рейчел, ведь она этого праздника месяц дожидалась.

– Ну, что с вами поделать… – сдалась мать, и Элли обрадовалась еще больше. – У Нормы ничего опасного?

– Кажется, обошлось. – Луис хоть и устал, но был доволен. – Сердце немного подкачало. Ей нужно поберечь себя, все-таки семьдесят пять, в таком возрасте надо понимать, что козочкой уже не попрыгать.

– Как удачно, что ты рядом оказался. Божий промысел.

– А мы с удачей накоротке, – улыбнулся Луис. Подошла Элли. – Ну, как, злодейка-чародейка, готова?

– Готова! Пойдем скорее! Ну, пойдем же!

Через час он привез дочку и полмешка гостинцев домой. Элли хоть и упрямилась, не хотела возвращаться, но, скорее, для вида – ее сморила усталость. Еще в машине она озадачила его внезапным вопросом: