Текст книги "Последний круг"

Автор книги: Стив Шенкман

Соавторы: Петр Болотников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Петр Болотников
Последний круг

Глава I. Марафон без легенды

– Итак, с чего начнем?

– С самого трудного,

– Значит, с марафона. Скажи, Петр Григорьевич, тебе не приходилось участвовать в соревнованиях по марафону?

– Всего один раз.

Рассказ человека, пробежавшего 42 километра 195 метров

Как-то я читал, будто Геродот, описавший битву с персами при деревне Марафон, ни словом не обмолвился о гонце, который прибежал в Афины, чтобы крикнуть: «Радуйтесь, мы победили!» – и упасть замертво. Об этой спустя пятьсот лет рассказал Плутарх. А в еще более позднее время кто-то из историков попытался даже восстановить имя легендарного гонца. Впрочем, нашлись и скептики, утверждавшие, что никакого гонца быть не могло и что если кто и прибежал с поля битвы в Афины, то он был просто-напросто дезертиром.

История, конечно, наука точная: что было, то было, а лишнего привирать, наверное, ни к чему. Но надо отдать должное Плутарху. Если он и придумал гонца, то придумал здорово. Красивая легенда. Пусть историки спорят, а мне приятно в нее верить. Так же, как приятно вспоминать свой первый и единственный марафон. Хотя дался он мне страшно трудно.

Это было в 1954 году, я служил тогда в армии, занял второе место на первенстве Вооруженных Сил в тридцатикилометровом пробеге и думал, что марафон станет моей спортивной специальностью. Так и говорил Феодосий Карпович Ванин, опытнейший бегун, которому поручили готовить сборную ЦСКА к лично-командному первенству страны. Дней за сорок до соревнований мы начали тренировки в Рублеве под Москвой. Бегали пять раз в неделю часа по полтора. Тренировки я переносил легко и потому на старт марафона вышел бестрепетно. Соревнования проходили в День физкультурника, трасса была проложена от стадиона «Динамо» по Ленинградскому шоссе до Химок и обратно.

Все как положено: ракета, «ура», круг по стадиону. Бегу и наслаждаюсь. Очень легко бежится_, сбились в кучу, переговариваемся. Перед стартом Ванин каждому дал задание. Меня он определил в третий эшелон и велел внимательно следить за динамовскими бегунами, нашими основными соперниками. Держусь в третьей группе, чувствую себя легко. Не заметил, как до поворота добежали. Дай, думаю, переберусь потихоньку во второй эшелон, сил-то много в запасе. Подтянулся ближе к лидерам, стало труднее. А тут еще солнце палит. Короче говоря, к 35-му километру силы меня оставили. А как шло хорошо поначалу! Обогнал Никифора Попова, Феодосия Ванина – он был у нас, как теперь говорят, «играющим тренером». Смотрю, знаменитый Иван Пожидаев отстает, заковылял он и прямо упал на обочину.

А теперь и моя очередь. Ноги подгибаются. Шоссе поплыло передо мной. Докрутил до метро «Сокол». Дополз, точнее сказать. Там вся моя родня собралась. Слышу, кричат: «Сходи, Петенька! Не мучайся!» Видок у меня был – не описать. Майка полиняла, красная краска на шее, на ногах. Они решили, что я кровью истекаю. Глаза как у тихого сумасшедшего. «Ну, чего пришли? – думаю. – Смотреть на мой позор, на мою погибель? Вот упаду сейчас и умру. Даже если остановлюсь, все равно умру. Убил меня проклятый марафон».

Перешел на шаг. Все равно худо. Да, надо сказать, что еще перед стартом нас предупредили, на стадионе будут финишировать лишь те, кто пробежит дистанцию быстрее 2.25 – так было составлено расписание физкультурного парада. Финиш остальных – на запасном поле. Добираюсь до этого поля, вдруг вижу впереди динамовца. Это был Гена Хромов. Он теперь важный человек – председатель Центрального совета спортобщества «Зенит». А тогда у него вид был совсем плохой. И тут я вспомнил о тактических установках, о том, что надо у «Динамо» выигрывать. Издал я победный клич, а на самом деле что-то там забулькало во мне, и снова побежал. Обогнал Хромова, финишировал.

Тут же меня доктор наш подхватил, Володя Гарин, муж олимпийской чемпионки по диску Инны Пономаревой. Здоровенный парень, метатель молота. Потащил меня в душ, а я думаю: «Сейчас за ступеньку зацеплюсь и весь рассыплюсь». Но Володя не дал мне развалиться. Поставил меня под струю горячей воды, а она сразу с ног сбила. «Зачем так много воды? – говорю. – Мне одной тонкой струечки хватит». Володя кое-как привел меня в порядок. Дает стакан боржоми. «Не удержу», – думаю. И не удержал.

Вывел меня Гарин на улицу, велел походить. Уже час прошел после финиша. Смотрю, еще многие бегут, бедные. Некоторые неплохо выглядят, другие никуда не годятся. «И похуже меня нашлись, – думаю, – значит, не такое уж ты барахло, Болотников». А когда узнал, что финишировал восемнадцатым, за 2.41,12, то совсем загордился. Все-таки обошли соперников, первое место заняли. Ванин был седьмым, Попов – девятым, потом я, третий в команде. Сошел из наших только Рафаэль Сусликов, он и перед этим раз пять стартовал в марафоне и все сходил, совсем веру в себя потерял. А победил тогда Гришаев, всего двое из 2.25 выбежали.

Ванин самым свежим из нас выглядел. Он посадил нас в автобус, и отправились мы в Центральные бани. Попарились, стало легче. Опять сели в автобус и поехали в Рублево ужинать. Час ехали, а потом выйти из автобуса не могли – мышцы одеревенели. Борис Реут, он постарше был, поопытнее, нас, молодых, вынимал из этого автобуса. Поужинали. И куда, ты думаешь, мы пошли после этого? На танцы. Это Ванин заставил, чтобы мышцы разогрелись. Поплясали деревянные кавалеры кое-как на танцплощадке и отправились спать. А утром в положенное время – зарядка, пробежка. Но окончательно отошел я от марафона только через неделю.

Осенью того же года я участвовал в пробеге Тарасовка – Москва. Это 30 километров. И там окончательно провалился. Был 21-м. Опять мучился и умирал, но ноги не бежали.

Вот тогда-то я и решил никогда больше не выступать в марафоне. Понял, что не моя это стихия. Но понял я, между прочим, неправильно. Сейчас ясно, что к тем пробегам, надо было готовиться не 40 дней, а года полтора. Тогда и результаты были бы иными, и самочувствие приличным.

И все-таки я благодарен своему первому марафону. За то, что получил я возможность проверить себя в большом деле. Страдания были отчаянные, а я их пересилил, добежал до финиша и обгонял даже кое-кого, хотя чувствовал себя умирающим. И потом сколько раз приходилось мне зубы стискивать, а я уже знал, что все, абсолютно все, могу вытерпеть. Ни разу в жизни не сходил я с дистанции. Потому что за спиной у меня марафон.

Репортаж журналиста, проехавшего 42 км 195 м на машине

Надо воздать должное французскому филологу Мишелю Бреалю, который уговорил барона Кубертэна включить пробег Марафон – Афины в программу I Олимпийских игр современности и пожертвовал ценный приз для первого олимпийского чемпиона на марафонской дистанции.

Спустя достаточно много лет приз лучшему марафонцу учредил журнал «Физкультура и спорт». Я был командирован редакцией для вручения приза. В отличие от стародавних времен наш приз – нечто весьма скромное и деревянное – предназначался не только марафонцам, но и ходокам.

Ходоки заслуживают особого разговора, ибо именно им по праву должны были бы принадлежать сердца всех любителей спорта. Вряд ли хоть одна сотая часть болельщиков Яшина когда-нибудь стояла в воротах, почитателей Попенченко – надевала боксерские перчатки, а Валерия Брумеля – прыгала в высоту. И потому они загадочны. А ходим мы все и очень устаем от этого. Ходьба проста и, наверное, поэтому мы не очень интересуемся теми, кто умеет ходить быстрее всех. Согласитесь, чемпионы по прыжкам с шестом – чемпионы только среди тех, кто прыгает с шестом. А чемпионы по ходьбе – это чемпионы среди всех нас, что гораздо существеннее. Именно поэтому ходоки заслуживают особого разговора.

А сейчас – о марафонцах. Вот они выстроились на старте ужгородского стадиона «Авангард», готовые бороться за приз журнала «Физкультура и спорт». 138 человек. Нет, происходит какая-то заминка. На марафоне такое бывает – на старт рвется 139-й.

Это невысокий мужчина лет тридцати пяти. Он крутит в руках медицинскую справку, страшно волнуется: «Только что прилетел из Алма-Аты. Отпуск не давали». – «Но вас нет в стартовом списке, у вас нет даже номера. Мы не сможем засчитать ваш результат и зафиксировать место», – возражает ему секретарь соревнований. «Не надо мне места, не надо результата. Мне бы только пробежать!» Это Тищенко, штукатур. Узнав о марафоне, он срочно оформил отпуск, купил билет, двое суток трясся в дороге чуть не через всю страну, толком не ел, не спал, чтобы два с половиной часа бежать по дороге, обливаясь потом и терпя боль.

На старте 139 человек. Воздух, тихо шипя, прочертила сигнальная ракета. И все 139 бросились вперед, прокричав негромкое протяжное «ура». Такая традиция. Даже если марафонец бежит 42 километра 195 метров один, проверяя свои возможности, он обязательно прокричит на старте «ура».

Итак, начался долгожданный и нелегкий праздник. Сперва круг по стадиону. Марафонцы не спешат. Они растягиваются по битумной дорожке длинной вереницей. В отличие от отчаянных ребят средневиков они не борются за место у бровки, не расталкивают соперников локтями, не наступают друг другу на пятки. Марафонцы мудры и понимают, что старт не решает ничего. И кроме того, соперники для них не соперники, а добрые коллеги.

К 10-му километру несколько человек так взвинтили темп, что караван растянулся на добрый километр. Темп лидеров губителен для них самих, они это прекрасно сознают, но сделать уже ничего не могут: резко менять ритм еще хуже. Впереди стройный худощавый Бугров из Южно-Сахалинска и тринадцатый номер – туляк Анатолий Анисимов, зловеще поблескивающий темными очками.

Анисимов, взявший приз за промежуточный финиш на середине дистанции, и Бугров никак не могут сбросить темп. Они все еще лидеры, хотя уже ясно всем, что их обойдут. Сразу после поворота это сделал опытный туляк Моисеев. Маленький, сухощавый, его лицо высушено солнцем и обветрено на тысячекилометровых тренировках, как у старого морского волка. Боцманские пшеничные усы придают Моисееву еще большее сходство с бравым морским бродягой. Он не спеша набирал скорость и по-настоящему разогнался только к середине трассы.

Из глубины подтягивается дружная группа армейских марафонцев. Словно печатая шаг, пробиваются вперед железные ребята Щербак, Пензин, Мухамедзянов. Они настигают лидеров с неуклонностью рока. И между прочим, именно они решили судьбу нашего приза, который в конце концов достался армейцам.

После поворота, когда марафонцы пошли в обратный путь – от Чопа к Ужгороду, задул сильный встречным ветер. Бегуны сбились в компактные группы, все время меняясь местами, ведут друг друга вперед, точно велосипедисты на велогонке. Этот ветер сдует немало минут, многих лишит высокого результата. Такая длинная дистанция обязательно подготовит какую-нибудь неприятность – ветер или жару, дождь или даже снег.

Ужгородская трасса считается быстрой – тут нет подъемов. Но рекорды устанавливают не здесь, а в Японии У конькобежцев «фабрика рекордов» – Инцель, Медео. У марафонцев – Фукуока. Трасса там ровная, как стол, тянется вдоль морского побережья, воздух чистый, безветрие, умеренная температура. Каждый год список сильнейших в мире наполовину состоит из результатов, показанных в Фукуоке. В идеальных условиях установлено высшее мировое достижение австралийцем Дереком Клейтоном – 2 часа 8 минут 33,6 секунды. Да и высшее всесоюзное достижение Юрий Волков установил в Фукуоке – 2 часа 14 минут 28 секунд. Заметьте: не рекорд, а высшее достижение. Это как в лыжных гонках – слишком много зависит от состояния трассы.

Вот и страшный 35-й километр. Говорят, что настоящий марафон начинается отсюда. Это значит, что до 35-го сил хватит у любого марафонца, независимо от взятого темпа. А с этой точки начиняется отсев – отстают плохо подготовленные, не рассчитавшие сил, не долечившие свои забитые, истертые ноги, да и те, кто не умеет терпеть, хотя, впрочем, таких в марафоне не бывает.

На питательных пунктах оживление. Длинные столы уставлены бумажными стаканчиками с минеральной водой, глюкозой, теплым чаем. На пути к Чопу бегуны здесь не задерживались. Девушки, дежурившие у питательных пунктов, запустили транзисторы и что-то кричали спортсменам. Питание потребовалось на обратном пути: за один забег марафонец в среднем теряет три килограмма, хотя лишнего веса у него нет. Ребята хватают минеральную воду, выплескивают себе на грудь, на бегу выпивают глюкозу.

Я попробовал этот темно-бурый напиток. Вероятно, по тем усилиям, которые затрачивает марафонец, прежде чем выпьет стаканчик глюкозы, это самое дорогое питье в мире.

37-й километр. Впереди Моисеев, Щербак, Анисимов и Бугров. Двое последних выглядят неважно. Бугров держится за правый бок. Мучается и терпит не он один. Ну и праздники у марафонцев!..

38-й километр. Когда-то, на самых первых Олимпийских играх современности, марафон заканчивался именно здесь, ибо таково расстояние от деревни Марафон до Афин. Посмотрим на секундомер: ровно на час быстрее, чем Спирос Луис, первый олимпийский чемпион. В 1969 году, когда в Греции разыгрывался чемпионат Европы, к древней дороге приделали петлю, чтобы довести дистанцию до той, какая принята сейчас. В течение доброго десятка лет длина марафона колебалась в пределах 40 километров. А потом во время Олимпийских игр в Лондоне королева попросила отнести старт марафона к балкону Виндзорского дворца, от которого до олимпийского стадиона ровно 42 километра 195 метров.

Говорят, американские марафонцы, отличающиеся особыми чувствами к своей прародине, на последнем дыхании пробегая сороковой километр, распевают «Боже, храни королеву!».

Между марафонцами лавируют огромные «икарусы». В одном – судьи, в другом – тренеры, в третьем – чехословацкие любители марафона, специально приехавшие в пограничный Ужгород посмотреть розыгрыш приза «Физкультура и спорт». Еще один автобус подбирает тех, кто сошел с дистанции. Эти будут терзаться пока когда-нибудь не пробегут свой марафон полностью.

Вообще, каждый марафон знает кучу неудачников, но ни на одном еще не было счастливчиков, волею чудес получавших почетные награды. Фортуна не гостит на марафонских дорогах. История сохранила имя одного ловкого парня, поднявшегося на олимпийский пьедестал почета, не успев даже вспотеть на трассе. Это был некий Лорц, американец, прокатившийся на попутной машине и первым вбежавший на стадион. Но спустя несколько минут медаль у него отобрали с великим позором.

К 40-му километру лидеры прибавили. Уже не видно Анисимова и Бугрова, безнадежно отстали фавориты – Скрыпник, Байдюк, Цыренов, Горелов. Они не готовы к очень высокому результату, который – теперь это уже ясно – покажут Моисеев и Щербак.

Убивает темп, а не дистанция. Любой марафонец, если захочет, протрусит хоть двести километров. Но стоит прибавить скорость, как организм начинает решительно протестовать. Я убедился в этом сам после неоднократных и тщетных попыток пробежать хоть четверть марафона.

На 41-м километре Щербак спросил тяжело дышавшего Моисеева: «Прибавим?» – «Не могу, – ответил тот, – я на пределе». Потом внимательно посмотрел на товарища, и сказал: «Ты в порядке. Иди вперед!» И Щербак ушел, щедро обращая в скорость резервы, накопленные в зимних тренировках.

На стадион он вбежал почти как спринтер. «Рекорд! Рекорд!» – кричали трибуны. Да, капитан Советской Армии Игорь Щербак на минуту с лишним перекрыл фукуокский результат Волкова. 2 часа 13 минут 16 секунд показали секундомеры. Быстрее старого достижения был и Владимир Моисеев.

И тут же один за другим посыпались на стадион марафонцы. Мокрые, измученные, в полинявших майках, счастливые. Убийственный темп, заставивший сойти с дистанции человек тридцать, не менее полусотни марафонцев привел к серебряному значку мастера спорта. Ажиотаж достиг кульминации, когда по стадиону стали отсчитываться в микрофон секунды, оставшиеся до 2 часов 25 минут – мастерского норматива. Это раньше считалось, что марафон выигрывают на 42 километрах, а не на последних 195 метрах и что марафонцам неприлично обгонять друг друга на стадионе. Теперь обгоняют, удачно сочетая, по-моему, истинно марафонское благородство с весьма понятным желанием стать мастером спорта.

Все кончено. Прибежал человек без номера – счастливый штукатур Тищенко. А вот, как полагается, под бурные аплодисменты финишировал последний марафонец, отставший от победителя на добрых полчаса. Ребята принимают горячий душ, пьют сладкий чай.

Вот они выходят промытые, осунувшиеся, разговорчивые. Завтра будет все болеть, завтра они будут ковылять на негнущихся ногах. Сегодня самочувствие отличное. И врачи довольны, хотя многих не хотели допускать к пробегу. Потому что кардиограмма в покое показывала какие-то изменения. Но стоило перед контрольной кардиограммой дать трехминутную нагрузку, как картина становилась идеальной.

Вот какие это сердца. В покое они как рыбы, выброшенные на берег. Их стихия – бег.

Глава II. Первые круги

– Петр Григорьевич, ты говоришь, что первому марафону надо было готовиться года полтора. Но ведь ты и до июля 1954 года много занимался бегом. Уж наверное, больше чем полтора года. Разве это не подготовка?

– Если быть точным, то впервые я выступил в соревнованиях по бегу летом 1950 года. Но те четыре года, которые отделяют самый первый старт от первого марафонского старта, нельзя назвать подготовкой в полном смысле слова. Да, я тренировался, много бегал, но готовился совсем к другим дистанциям. Марафон же требует особой работы. Наша тренировка – это регулярные пробежки, различные по скорости и различные по километражу, выстроенные в определенную систему. Этой системы специальной тренировки марафонца я и не прошел.

– Хорошо, вспомним лето 1950 года. Твой первый старт.

– Это было в армии. После мобилизация меня направили на прохождение трехмесячного курса молодого бойца. В это время в нашей части увольняли в запас многих старослужащих, в том числе и сверхсрочников военного времени. Перед демобилизацией каждый из них должен был сдать нормы на значок ГТО. Вот в день сдачи нормативов подходит ко мне один старослужащий и говорит: «Пробежишь вместо меня километр!» Не посмел я отказаться: страшно уважал всякого, кому удалось повоевать. Да и проверить себя в беге я был не прочь. Натягивает он мне на голову пилотку… «А это еще зачем?» «Ну как же? Старослужащие все чубатые, а мы лысые: пилоточка обман прикроет». Да, построили пятнадцать солдат. Дали старт. В кирзовых сапогах бежать тяжело и непривычно. Но километр я одолел легко, первым прибежал. Норматив выполнил, а вот угрызений совести не ощутил совсем. Не придал значения обману. Видно, незрелый еще был. До спорта еще далеко. После присяги и стал солдатом одного из танковых батальонов. В программе занятий много времени отводилось физической подготовке Каждое воскресенье бегали кроссы. Случалось, в противогазах. Вставали в шесть утра, после утреннего туалета – хорошая зарядка минут на двадцать. Путь в столовую лежал через спортгородок. Прежде чем сядешь за стол, прыгни через козла и подтянись на перекладине. Я еще до армии занимался гимнастикой, так что трудностей на пути в столовую не испытывал. Но многим солдатикам пришлось помучиться.

– Значит, серьезно у вас в армии была поставлена физподготовка?

– Да. Для очень многих солдат, особенно из сельской местности, служба в армии стала отличной школой физвоспитания. В военные и первые послевоенные годы мало кто из нас имел возможность серьезно заниматься спортом. Даже сейчас физкультура в школе далеко не на высоте. А в те времена этого предмета практически не было. Гоняли мяч вообще-то все мальчишки, а серьезных тренировок не было. Вот давай вспомним бегунов моего поколения: Феодосий Ванин, Никифор Попов, Иван Семенов, Семен Ржищин, Алексей Десятчиков, Владимир Куц, Александр Артынюк, Сергей Попов, Евгении Жуков – все они начали заниматься спортом в армии. Позднее появились хорошие бегуны, подготовленные в различных секциях. А тогда все стайеры рождались на армейских кроссах.

– Как считаешь, Петр Григорьевич, по физической подготовке теперешние солдаты не уступят твоему поколению?

– Об абсолютных результатах говорить не приходится: спорт стал иным, сейчас рекорд дивизии порой выше всесоюзного рекорда моих времен. Я бываю в воинских частях, выступаю перед солдатами и вижу: ростом они выше моих сверстников, покрепче нас, в армию приходят после солидной подготовки, у каждого значок ГТО. Но значки значками, а предложишь им пробежать или на кольцах покрутиться и видишь: не всякий значок золотой…

– Никак мы не доберемся до твоего первого старта.

– Все было очень просто. После регулярных кроссовых пробежек в танковом батальоне провели соревнование – кросс на 3 километра. Я пробежал дистанцию за 9 минут 16,2 секунды. Это был рекорд дивизии.

– Извини, Петр Григорьевич, сейчас ты мог бы показать такой результат?

– Ну, милый мой, мне тогда был 21 год. Сегодня, прямо сейчас, я так не пробегу. Минут за 10, может быть, за 9.30, но не за 9.16. Была бы у меня возможность пару месяцев хорошенько тренироваться, в норму прийти, тогда пробежал бы и быстрее 9 минут.

Да, значит, тогда это был рекорд нашей танковой части. На 2 секунды лучше, чем у Аверина из соседней роты. А Аверин, между прочим, уже три года был чемпионом дивизии. Поздравил меня комроты капитан Бочкарев и сказал, что Аверин не успокоится и потребует очной встречи. Так и случилось. Бочкарев и командир той роты, где служил Аверин, договорились через неделю провести матч между мной и бывшим рекордсменом.

И мой командир, и я отнеслись к этому очень серьезно. Я стал тренироваться по вечерам в лесу – бегал по 10–15 километров каждый день, а утром еще километров по 7–8. Капитан выдал мне 100 марок (я служил в ГСВГ) и велел побольше есть шоколада и фруктов. Несколько раз я видел, что и Аверин тренируется серьезно.

В назначенный день обе роты собрались на плацу. И мы с Авериным – в майках, в тапках. Я, честно сказать, слегка трусил, совсем не был умерен, что выиграю: очень уж грозный казался соперник. Но эту боязнь все время теснило чувство ответственности перед командиром, перед своей ротой, которая верила в меня и надеялась на победу.

Командир той роты майор Зарубеев взмахнул флажком, и мы побежали. Аверин сразу сильно рванул вперед, а я пошел в своем темпе. Думал, что он нарочно хочет меня измотать, пользуясь моей неопытностью: все-таки это были самые первые мои соревнования. Бежим километра полтора, а я уже отстал на 40 метров. Неужели, думаю, он выдержит такой темп? Но Аверин темпа не сбавлял. Остался всего один километр. Разрыв по-прежнему 40 метров. Я бегу, как на кроссах бегал. Ровненько так дышу, все нормально. Тут выскакивает на дорожку Бочкарев, лицо перекосилось: «Ты лапша, – кричит, – вспотеть боишься!» Как будто пощечину дал. Ка-а-ак я припустил, догнал Аверина – и дальше, но и он припустил. Я еще прибавил. И он прибавил. И все же я убежал. Ой, тяжело было! Перед глазами туман. Через полчаса уже под душем поздравил меня расстроенный Аверин. Вот такой был мой первый старт.

Это был матч, но их сейчас в легкой атлетике не устраивают. Недавно был я на больших соревнованиях в Лужниках. Шли они пять дней и каждый день по шесть часов. Почти без зрителей. На трибунах сидели лишь участники да тренеры. На дорожке и в секторах – старт за стартом, глаза разбегаются. Хотя и выступали многие известные спортсмены, но зрителю смотреть было не очень-то интересно; где что происходит – не поймешь. А основная борьба шла не на дорожке, а на бумаге: на сколько очков «Динамо» отстает от ЦСКА или, наоборот, обойдет его.

Может быть, это и важно, но зрителям до такой бухгалтерии мало дела. Они зрители, им нужно зрелище! Короткие же матчи могут быть одной из форм показа легкой атлетики, очень динамичной и зрелищной. Скажем, в перерыве между таймами футбольного матча или перед футболом проводится поединок Борзов – Корнелюк, или Аржанов – Уоттл, или Шарафетдинов – Желобовский. Соперники к ней специально готовятся, встреча хорошо рекламируется. Разве не интересно?

На первенстве части трехкилометровую дистанцию мы с Авериным закончили одновременно. Серьезных соперников в других ротах не было, мы довольно легко ушли от всех, а так же яростно бороться между собой, как и в первый раз, охоты не было.

– Почему? Разве не руководило тобой и твоим соперником естественное желание быть первым?

– Если борьба очень тяжелая, на пределе сил, то бегун не только приобретает, но и теряет, тратит себя. Я допускал перегрузки, делал то, что выше моих сил, только тогда, когда в этом была крайняя необходимость. Да, ты можешь сейчас говорить о радости победы, о моральном удовлетворении. Это правильно, но в разумных пределах.

И на контрольных тренировках, к в соревнованиям я старался выступать в меру своих возможностей, в соответствии со своей подготовленностью. Лишь в чрезвычайных случаях – а их было не так уж много – приходилось выдавать больше того, что мог. Всякий опытный спортсмен в ходе борьбы хорошо чувствует предел своих возможностей. Важно уметь переступить этот предел только в очень нужный момент. Если бы каждый раз, на любых соревнованиях я совершал подвиги, как порой любят красиво говорить, то долго не протянул бы, не уберег бы себя для самых важных стартов. С природой шутки плохи, она не терпит грубого насилия над собой.

– В твоих словах, Петр Григорьевич, я слышу упрек в адрес тех, кто порой утверждает, что чемпион должен побеждать с блеском, убедительно. Они недовольны победой без рекорда, без подвига.

– По-моему, это от наивности, от незнания сути спорта и от чрезмерной начитанности очерками о героизме спортсменов. Мне кажется, всякие разговоры о подвигах слишком часто заслоняют будни спорта, тему тоже достаточно интересную. А при всем моем глубоком уважении к спортивным подвигам еще раз скажу, что подвиги – это события чрезвычайные и редкие в жизни каждого спортсмена, подготовленные – обрати внимание – скромными буднями.

После первенства части меня признали хорошим бегуном, посылали на всякие соревнования. На Спартакиаде ГСВГ я занял второе место в беге на 5 тысяч метров. А в июне 52-го года выступил в Одессе, на Спартакиаде Вооруженных Сил. Там я впервые увидел знаменитых наших бегунов – Феодосия Ванина, Никифора Попова, Ивана Семенова.

О Ванине я и до этого много слышал. Его имя было окружено легендами. Говорили, что он на спор обгонял отца, который мчался на лошади. До сих пор не знаю, правда ли это. Зато точно известно, что в трудные для нас дни 1942 года он по заданию командования атаковал мировой рекорд на 20 километров. Отозвали его из армии, дали в то утро талоны на дополнительную порцию каши с маслом, и Ванин побежал. Побил мировой рекорд. Об этом сообщили на следующий день после сводок Совинформбюро. Такое сообщение произвело впечатление и на немцев, и на наших союзников.

Все мы относились к Ванину с огромным почтением, величали его не иначе как Феодосием Карпычем, а я, салажонок, вообще боялся к нему подойти.

На спартакиаде в Одессе я занял 15-е место в новом для меня виде – 3 тысячи метров с препятствиями. А победил тогда Михаил Салтыков. Его называли «королем терпения». Он умирал с первого круга. Мучился, потел, стонал, но побеждал.

Еще я выступил в беге на «пятерке». Здесь был одиннадцатым. Плохо пробежал, хуже первого разряда. Очень уж было жарко.

В то олимпийское лето у нас в части показывали киножурнал о первенстве страны по легкой атлетике предыдущего года. Московский динамовец Владимир Казанцев завоевал за год до игр в Хельсинки три золотые медали чемпиона СССР – на 5 тысяч и 10 тысяч метров и на 3 тысячи метров с препятствиями. Появился на экране Казанцев с поднятой рукой на пьедестале почета. То ли качество съемки было неважным, то ли измучился он очень во время забега, но вид у Казанцева был ужасный. Худ и тощ, как Кащей Бессмертный, руки – ниточки, глаза ввалились. Наши ребята как увидели эти кадры, так и покатились: «Вот, – говорят, – Болотников! Быть тебе, Петро, таким!»

Я из вежливости тоже посмеялся, но сказал, что таким не буду никогда – гимнастикой занимаюсь и аппетит хороший. Но, честно сказать, стало мне страшно. Конечно, мечтал я, как и всякий спортсмен, о том, что стану чемпионом страны, поеду ни Олимпиаду. Однако не представлял, что за медали приходится платить такую цепу. Значительно поздней я познакомился с Володей Казанцевым и понял, что он человек астенического склада, худощав от природы. Кинооператор снял его невыигрышно, подчеркнув природную худобу и изнуренность после забега. А сейчас Володя отменно здоров и силен, говорят, самбо увлекается.

Но вообще-то должен сказать, все стайеры склонны к худобе. Лишние килограммы – лишний груз во время бега. Когда я всерьез занимался бегом, я старался поменьше есть мучного, меньше пить, да и прочих продуктов употреблял немного. Мудрый Григорий Исаевич Никифоров, у которого мне посчастливилось тренироваться много лет, приучил есть не спеша, вдумчиво. Он говорил, что индийский йог, сжевав корочку хлеба, получает от нее больше питательных веществ, чем англичанин от бифштекса. Время от времени организм надо разгружать, устраивая нечто вроде поста. В это время пищеварительная система отдыхает, освобождается от вредных шлаков. Поскольку бегун тратит много энергии, у него не успевает образоваться жировая прослойка, все продукты идут в дело. Что же в этом плохого?

В армии мой вес при росте 174 сантиметра был 65 килограммов. А позднее он колебался в пределах 62–63 килограмма. Лишь перед ответственными соревнованиями, когда во время специальной подготовки применялась скоростная нагрузка, вес снижался до 61 килограмма. Так что мои юношеские страхи были напрасными.

Впрочем, думаю, что после особо напряженной борьбы я тоже выглядел неважно. Взвешивание в таких случаях показывало потерю 2–3 килограммов за каких-нибудь полчаса.

– Интересно, все сомнения тебе приходилось преодолевать самому или был уже к тому времени у тебя тренер, который мог бы дать разумный совет?

– Нет, тренер появился позднее. Это был Петр Сергеевич Степанов. Его адрес дал начальник физподготовки армии майор Кудрявцев. Я нашел Петра Сергеевича в Москве на стадионе ЦСКА в Сокольниках.

А до этого приходилось из сложных ситуаций выпутываться самому. И по части тренировки, и в других случаях. Ребята относились ко мне с уважением, избрали комсоргом, я был уже командиром танка, отличился в учебных стрельбах. Кроме того, спортом успешно занимался – боксом, велосипедом, гимнастикой и бегом, конечно. Но знаешь, какие у ребят языки. Все норовили подцепить, лишь бы посмешнее. Если всерьез принимать, обижаться, то жизнь станет адом. Они посмеиваются над моими тренировками, и я вместе с ними смеюсь.