Текст книги "Пятьдесят на пятьдесят"

Автор книги: Стив Кавана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Жизнь в стиле Парк-авеню… При деньгах… В полной безопасности и полнейшей роскоши. У Александры Авеллино не было абсолютно никаких мотивов убивать своего отца. Он подарил ей жизнь, о которой она мечтала. Наставил ее на этот путь. Она была последним человеком на земле, способным причинить ему хоть какой-то вред.

Пробило и миновало шесть часов вечера, но никто не уходил из офиса. Эта юридическая фирма брала со своих клиентов почасовую оплату. И если ты не вносил свою долю в общую копилку этих рабочих часов, то в пять секунд оказывался на улице. Кейт отмечалась при приходе на работу в шесть утра, а выход пробивала в девять вечера. Плюс четыре рабочих часа по субботам. По воскресеньям она пребывала в отключке, отсыпаясь за всю неделю.

Только в восьмом часу домой отправился первый из младших сотрудников. Кейт посмотрела ему вслед и откинулась на спинку стула, подняв руки к потолку и выгнув спину. И в этот момент услышала, как позади нее открылась дверь кабинета Леви и прозвучали чьи-то торопливые шаги. Из кабинета Леви вышел Скотт – пружинистая походка и широкая улыбка на фотогеничном лице, – зашел в лифт и уехал вниз.

Кейт вернулась к экрану перед собой и перечитала последнее предложение, тщательно проверяя, нет ли опечаток. И в этот самый момент опять услышала, как хлопнула дверь Леви. Он редко покидал свой кабинет – обычно лишь отправляясь на какую-нибудь встречу или домой. Там у него имелся личный туалет, а небольшая армия секретарш таскала ему туда обеды и ужины, равно как и бессчетное количество стаканов охлажденного миндального молока. Обернувшись, Кейт поняла, что Леви, на ходу подтягивая штаны, направляется к ней. Когда он остановился за спинкой ее стула, она едва подавила стремление содрогнуться, почувствовав его руку у себя на плече.

– Есть какой-нибудь ответ из прокуратуры на мое встречное предложение? – спросил Леви.

– Нет, пока нет, – ответила Кейт.

– Хорошо. Послушай, Кэти, почему бы тебе не закончить все это завтра с утра? – спросил он.

Она почувствовала, как его указательный палец скользнул по ее ключице, и, не желая кричать или врезать ему локтем по яйцам, просто развернула свой стул так, чтобы оказаться к нему лицом, заставив убрать руку.

– Я не могу, мне нужно дописать кое-какие заметки для завтрашней презентации стратегии. Я скоро закончу, – сказала Кейт.

– Но тебе нужно поесть. Нужно сделать перерыв. Я знаю отличный итальянский ресторанчик совсем неподалеку от моей квартиры. И самое замечательное, что там есть доставка. Мы могли бы поехать ко мне, что-нибудь у них заказать, откупорить бутылочку вина, и ты рассказала бы мне, как видишь это дело…

На секунду – целую секунду! – мысль о том, чтобы поехать к нему на квартиру, все-таки промелькнула у нее в голове. Кейт хотела получить второе кресло. Просто ужас как хотела. Но этот момент прошел, оставив во рту неприятный привкус, которого раньше точно не было.

– Я немного отстаю со своей служебной запиской. Мне нужно еще кое-что проверить, с чисто юридической точки зрения. Простите, я и вправду хочу все это закончить и завтра произвести хорошее впечатление. Моя стратегия может показаться немного необычной, но она вполне может сработать в пользу Александры. Я и вправду думаю, что заслуживаю шанса занять второе кресло за столом защиты.

Леви отступил на шаг, сложил губы буквой «О», а затем немного помялся и сказал:

– Я только что передал второе кресло Скотту. Ты уж прости, но мне уже никак не отыграть назад. Ничуть не сомневаюсь, что стратегия у тебя боевая, но она явно не может превзойти задумку Скотта. В каком-то смысле это просто гениально. Безжалостно, что мне нравится, но при этом совершенно нестандартно. Сначала я не мог поверить в то, что он говорит, но он меня убедил. Мы не станем обращаться в суд с ходатайством о разделении слушаний. Это будет совместный процесс. Мы выставим Александру против Софии, и Александра разделает свою чеканутую сестру как бог черепаху. Как там сказал Скотт? Наденем найковские кроссовки, завидев тигра в джунглях… В этих кроссовках от тигра мы не убежим, но если обгоним другого парня, то будем в полном шоколаде. Забавно, не думаешь?

У Кейт гулко забилось сердце – она почувствовала, как пульсирует крупная вена где-то на шее.

– Когда Скотт рассказал вам этот анекдот?

– Буквально только что. Просто блестяще. Я не видел смысла откладывать решение. Скотт получает второе кресло. Если мы подыграем обвинению и получим совместное слушание, я смогу надавить на Драйера, чтобы тот заключил сделку в пользу Александры. Она согласится на признание в нетяжком в пять секунд. Так что, как видишь, тебе совсем ни к чему заканчивать эту работу к утру. Лучше пошли, поужинаешь со мной. Моя квартира – это реально нечто, понимаешь? Просторная, но в то же время… интимная.

Рот Кейт наполнился желчью. У нее закружилась голова, и она отвернулась от Леви, чтобы опереться на стол. Ей нужно было за что-нибудь ухватиться, иначе ее вырвало бы прямо на пол.

Если б она с самого начала сказала Леви, что это ее идея, то, скорей всего, он бы ей не поверил. Даже учитывая сделанные ею записи, Скотт всегда мог сказать, что это он говорил об этом на собрании, и его придурочные дружки стопроцентно его поддержат. Откуда-то издалека Кейт услышала голос Леви:

– В общем, если потом передумаешь, то заскакивай. Я только что установил джакузи. Там хватит места для двоих. Можно будет немного расслабиться, выпить шампусика и обсудить твои предложения по делу. Никогда не знаешь – может, мне понадобится и третье кресло на этом слушании…

Кейт схватилась за голову.

В голове у нее промелькнул целый ряд возможных действий. Ни одно из них не предполагало посещения квартиры Леви.

– Нет, спасибо, – ответила она.

Леви попятился – видимо, осознав, что все-таки перегнул палку.

Кейт очень хотелось засунуть свой лэптоп Леви в задницу, но вместо этого она щелкнула мышкой, возвращая потухший экран к жизни, и проверила электронную почту, на которую только что пришли заметки Брэда, Чеда и Андерсона для комментариев. Она распечатала их, а потом еще два документа. Достала листы из копировального аппарата, схватила пальто и нажала на кнопку вызова лифта. Пока она стояла там, у нее возникли некоторые сомнения. То, что она собиралась сделать, было опасным и совершенно возмутительным. Это могло стоить ей карьеры.

Двери лифта открылись, и Кейт вошла в кабину – совсем одна. Отдел кадров располагался этажом ниже. Она уже подумывала о том, чтобы нажать на кнопку этого этажа, пойти к начальнику отдела и подать жалобу на сексуальные домогательства и дискриминацию. Двери начали закрываться.

Она напомнила себе, что она – Кейт Брукс.

И нажала на кнопку с цифрой «один». С нее хватит. Пришло время прибегнуть к радикальному варианту. Любые жалобы на Леви не выдержат никакой критики. Практически невозможно доказать, что человек сделал что-то плохое, когда работаешь в офисе, на фирменном бланке которого красуется фамилия этого человека.

Так что никаких заявлений о сексуальных домогательствах.

То, что Кейт держала сейчас в голове, было гораздо более разрушительным.

Глава 13

Эдди

Я прождал в своем офисе до половины шестого, а потом позвонил Софии. Она опаздывала уже на полчаса, и я хотел убедиться, что она все-таки появится.

На сей раз София ответила на мой звонок.

– Господи, простите! Я, наверное, задремала… Можно я прямо сейчас приеду?

Я глянул на часы. Через полчаса мне надо уже было уходить к Гарри, так что этот вариант исключался.

– Может, завтра с утра? Годится? – спросил я.

– Конечно, спасибо. И еще раз: простите, пожалуйста.

– Нет проблем. Послушайте, я могу сам завтра к вам заско…

– Нет, – резко оборвала она меня, – я сама к вам приеду. Мне так удобней.

Я дал отбой, мысленно проклиная предстоящий вечер. Всяческие светские тусовки наводили на меня тоску еще со студенческих времен. Едва закончив юридическую школу, я дал себе торжественное обещание избегать любых подобных мероприятий, особенно требующих вечерних нарядов. Все полученные мной приглашения с пометкой «смокинг обязателен» отправлялись прямиком в мусорную корзину.

Но от этого приглашения было никак не отбрехаться.

Смокинга я дома не держу и, блин, уж точно не собирался брать его напрокат. В китайский ресторан Вонга я заявился в обычном черном костюме, белой рубашке и черном галстуке – наряде, вполне уместном что на светском приеме, что на похоронах. В кармане пиджака до сих пор лежала программка заупокойной службы с последних похорон, на которых я в нем присутствовал. Хоронили престарелого афериста по имени Билли Бэнгс, который в семидесятых обчистил половину «Золотой мили» в Лас-Вегасе. Эти похороны оказались чертовски депрессивными. Уже в самом понятии «престарелый мошенник» есть что-то унизительное. Эта профессия не слишком-то хорошо сочетается со старостью. Я засвидетельствовал почтение покойному и по-быстрому свалил оттуда.

На сей раз у входа в хорошо знакомый ресторан мне вручили бокал шампанского с серебряного подноса, и официантка провела меня в глубь заведения. С потолка длинного, ярко освещенного зала свисало множество китайских фонариков и две люстры в форме драконьих голов. Прием начался в шесть, а пришел я около семи. Отклонить приглашение я не мог, но мне не требовалось являться вовремя. Гарри Форд знал, что я здесь в знак протеста.

Гарри я приметил в другом конце зала, в котором толклись мужчины в смокингах и их жены в сверкающих вечерних платьях – сплошь видные адвокаты, судьи и сотрудники суда. Все они явились сюда ради Гарри. И наверняка девяносто девять процентов из них сейчас находились здесь, потому что это от них ожидалось. Оставшийся же один процент гостей ставил своей целью проследить за тем, чтобы Гарри благополучно управился с происходящим. Я тоже относился к этой однопроцентной категории. Я пришел сюда в первую очередь для того, чтобы поддержать своего друга Гарри Форда.

За небольшой трибуной в другом конце зала я увидел судью Стоуна. Гарри стоял слева от него. Стоун как раз заканчивал свою речь:

– Заслуги судьи Форда перед этим городом неизмеримы. Он один из наших самых уважаемых коллег, который в свое время был просто-таки замечательным адвокатом и стал еще более замечательным судьей. Дамы и господа из Южного округа Нью-Йорка, прошу вас поднять бокалы. Тост! За Гарри Форда! Пожелаем же ему еще долгих лет безмятежной жизни на пенсии, чего он безусловно заслуживает. За Гарри!

– За Гарри! – вразнобой подхватила толпа, и все вежливо пригубили шампанское. Я одним махом осушил свой фужер, огляделся в поисках места, куда бы его поставить, и тут увидел ее.

На этой женщине было длинное платье, открывавшее спину чуть ли не до самой талии, волосы закручены в замысловатые локоны и украшены яркими драгоценными камнями. Она обернулась, словно ощутив на себе мой взгляд.

– Харпер? – осторожно произнес я.

Она улыбнулась и, извинившись перед четырьмя или пятью окружившими ее мужиками, направилась ко мне.

– Так и знала, что ты опоздаешь… Я и сама только что ввалилась, – сказала Харпер.

– Ты выглядишь… просто офигительно, – запинаясь, вымолвил я, не в силах – или, может быть, не желая – говорить что-либо еще.

Ухватив меня за локоть, Харпер приблизила свои ярко-красные губы к моему уху. Я ощутил ее дыхание у себя на шее, которую словно обожгло огнем.

– Никогда еще не бывала в одном помещении с таким количеством придурков. Пошли выручать Гарри, – шепнула она.

Мы стали вместе пробираться сквозь толпу. Я никогда еще не видел Харпер в таком наряде. Это явилось для меня полным откровением. И я не мог сказать ей, что при этом почувствовал. Не мог вообще ничего сказать. Как будто в горле у меня застряла пробка. Кляп. Может, это было и к лучшему. Харпер заслуживала кого-то поприличней меня.

– Предоставляю слово виновнику торжества! – объявил судья Стоун, отходя от микрофона, чтобы освободить место для Гарри.

Я увидел Гарри впервые за две недели, и мне показалось, что за это время он заметно похудел, хотя обычно был даже излишне грузноват, и это ему шло. Стоя за трибуной, Гарри казался каким-то старым и тощим. Даже щеки у него ввалились.

Мы с Харпер остановились в толпе, отделенные от него всего парой-тройкой гостей.

– В жизни мне довелось быть мойщиком посуды, поваром холодного цеха, разносчиком газет, самым молодым темнокожим капитаном в Вооруженных силах Соединенных Штатов, судебным клерком, адвокатом и, наконец, судьей. Хотя я бы сказал, что на протяжении пятидесяти лет моя карьера шла в обратном направлении. Лучшей работой, которая у меня когда-либо имелась, было мытье посуды во «Всеамериканской закусочной Роко». Мне было всего тринадцать, когда я устроился туда. И обучился всему, что мне требовалось знать, меньше чем за тридцать секунд. Тарелки поступали на кухню грязными, и в мои обязанности входило следить за тем, чтобы всегда имелось достаточно чистых тарелок, которые можно было бы забрать обратно. Там не было места какой-либо двусмысленности. Тарелки были либо чистыми, либо нет. Когда я стал адвокатом, стоящие перед мной задачи значительно усложнились, а уж когда занял председательское кресло в коллегии судей – тем более.

Я оглядел зал. То, что начиналось как вежливый смех, когда люди сочли, что Гарри просто шутит, быстро стихло. Теперь в толпе адвокатов и судей я видел множество сурово напрягшихся лиц, нацеленных на Гарри. Некоторые смотрели на него с явным неодобрением. Некоторые недоверчиво.

А одно лицо выражало откровенную злобу.

Судья Стоун уже сошел с небольшой сцены и теперь стоял рядом с Уэсли Драйером, помощником окружного прокурора. Драйер внимательно наблюдал за Стоуном, как будто изучал каждый его жест, считывал его эмоции. Словно во время игры в покер. С такими людьми, как Драйер, любой разговор – это карточная игра, и единственное, что для него стоит на кону, – это то, что он может тут для себя извлечь. А в данном случае не требовалось особого умения «читать» людей, чтобы заметить презрение и растущую агрессию на лице у Стоуна.

– Поскольку судья Стоун занимает мое председательское место в коллегии, у меня есть для него несколько советов, – сказал Гарри, теперь поворачиваясь и глядя прямо на Стоуна. – Я старался быть справедливым, соблюдать закон и конституцию и выполнять свой долг перед жителями этого города. Я отмотал свой срок. Да-да, теперь у меня такое чувство, будто я только что вышел из тюрьмы. Я хочу, чтобы вы, судья Стоун, были лучше меня, и говорю это совершенно серьезно. Всем нам нужно гораздо лучше заниматься порученным нам делом. Жители Нью-Йорка этого безусловно заслуживают. Спасибо вам всем за то, что пришли сюда. Увидимся в баре.

Под нестройные хлопки Гарри сошел со сцены. Это была довольно странная речь. Я уже раз бывал на подобном мероприятии – когда провожали на пенсию старого приятеля Гарри, судью Фолчера. Со множеством высокопарных поздравительных речей, фронтовых историй и неоднократных похлопываний по спине. Гарри – из другого теста. Он тащил на себе весь груз ответственности, словно раненых солдат на собственной спине в тот последний год вьетнамского конфликта. У Гарри было одно качество, которое не очень-то подходило для должности судьи, – он был человек неравнодушный. Причем его в одинаковой степени заботили судьбы как жертв преступлений, так и подсудимых. Очень немногие люди в этом мире по-настоящему, непоправимо плохи. Большинство из тех, кто оступился, испорчены наркотиками, алкоголем или самой жизнью. И почти в каждом на своем суде Гарри видел прежде всего жертву. Человеческие страдания плотно прилипают к частичкам твоей души. Въедаются в них и остаются там, как бы ты ни старался избавиться от них при помощи законов, профессиональной этики или, что еще лучше, бурбона.

Заметив нас с Харпер, Гарри стал пробираться к нам через толпу, пожимая на ходу руки в ответ на добрые пожелания. Не успел он пересечь зал, как рядом с нами нарисовалась нежелательная компания.

– Довольно необычная речь, – послышался голос у меня за спиной.

Обернувшись, я увидел судью Стоуна. Рядом с ним стоял Драйер, и за деланым безразличием обоих явно что-то скрывалось. Если Гарри проявлял сострадание и человечность в каждом решении, принятом им в зале суда, то Стоун обеспечивал системе правосудия баланс, который, по мнению некоторых, был ей необходим. Он не был милосердным человеком. Стоун проработал судьей уже десять с лишним лет, но его самое первое дело в этой роли до сих пор было у всех на слуху. Тогда он отказался принять предложенную окружной прокуратурой сделку с признанием вины и отправил бездомную мать пятерых детей в тюрьму на шесть месяцев. Все ее преступление заключалось в том, что она стащила хот-дог у уличного торговца. Все ее дети на тот момент находились на попечении социальных служб, и она отчаянно пыталась найти жилье и работу, чтобы вернуть их. Когда она украла этот несчастный хот-дог, то уже три дня ничего не ела. Это был ее первый проступок. По условиям досудебной сделки эту женщину ждал небольшой условный срок с зачетом времени, уже проведенного под стражей – двадцать один час с момента ареста, так что максимум, что ей грозило, – это необходимость регулярно отмечаться в полиции.

Она повесилась в своей камере на вторую ночь того шестимесячного срока, к которому ее приговорил Стоун.

На следующий день тот явился в суд и, находясь в своих судейских палатах, сообщил своему секретарю, что прочел в новостях о самоубийстве этой женщины. И при этом добавил: «Одним тараканом в мире стало меньше». Секретари не дают обета молчания, это любому судье известно. Фактически Стоун во всеуслышание объявил, что он хладнокровный расистский гондон, и да поможет вам бог, если вам придется когда-нибудь предстать перед его судом. Секретарь, естественно, поведал кому-то эту историю, которая быстро распространилась.

У Стоуна было вытянутое, бледное лицо с сухой кожей, которая всегда выглядела словно обсыпанной мелкой сухой пудрой. А вот его розовые губы, напротив, казались постоянно влажными и блестящими, и за ними скрывались мелкие крысиные зубки. Глаза у него походили на черные жемчужины, и от него исходил какой-то запах, который я так и не мог определить. Вроде как химический, только вот пахло не чистотой. Словно он пытался замаскировать исходящую от него вонь увядшими цветами.

Стоун посмотрел на меня, ожидая какой-то реакции. Я отвернулся.

– Я сказал, что это довольно необычная речь, – повторил он.

– Я и в первый раз вас хорошо услышал, – отозвался я. – И проявил вежливость, не став вам возражать. Это были совершенно справедливые слова. Гарри посвятил этой работе очень много времени. И не хочет, чтобы плоды его трудов пошли прахом, когда вы возьмете бразды правления на себя.

Драйер подступил на шаг ближе, с явным предвкушением на лице – как будто увидел, как в толпу людей несется автомобиль с отказавшими тормозами, и хочет поскорей увидеть кровь и кишки на асфальте.

– Вы считаете меня недостойным преемником? – поинтересовался Стоун.

Он явно получил некоторое удовольствие от своего вопроса – его маленькие черные глазки сузились, а губы скривились в самодовольной ухмылке.

Я ничего не ответил.

– Судья Стоун задал вам вопрос, мистер Флинн, – подал голос Драйер, явно желая подыграть судье.

– Его я тоже услышал. И подумал, что это риторический вопрос. Но если вы и вправду хотите, чтобы я на него ответил, то извольте.

Тут Харпер потянула меня за рукав и сказала:

– Привет, я Харпер!

Она оказалась умней меня, и судья с Драйером ненадолго отвлеклись, чтобы окинуть ее оценивающим взглядом с головы до пят.

– Я собираюсь украсть у вас Эдди – если вы, джентльмены, конечно, не против, – продолжала она. Я мог бы сказать, что она в бешенстве и что ей очень не понравилось, как Драйер со Стоуном блуждают по ней взглядами.

Мне это тоже не понравилось.

Харпер потянула меня за руку, пытаясь вытащить из этой ситуации.

– А вот вы, мисс Харпер, – как вы думаете: я стану достойным преемником судьи Форда? – спросил Стоун, явно желая не спускать на тормозах любую предполагаемую критику.

– Стоун, что тут происходит? – спросил подошедший Гарри, прерывая меня, прежде чем я успел сказать что-то, о чем мог бы впоследствии пожалеть.

– Мистер Флинн как раз собирался сказать нам, что, по его мнению, судья Стоун станет достойным вашим преемником, господин судья, – вставил Драйер.

– Эдди не настолько пьян, – буркнул Гарри. – Пока что. Стоун, ты не стал бы достойным преемником даже служителя в платном сортире. Я знаю твои политические взгляды. Я знаю, какого ты сорта.

Вытянув руку, Гарри ткнул пальцем в лацкан смокинга Стоуна, из которого торчал металлический значок на булавке. Совсем крошечный, и я даже не обратил на него внимания, пока Гарри не указал на него – металлический кружок с буквой «i» в центре.

– Твое время вышло, Форд. Ты сдулся. Не вынуждай меня предпринимать в отношении тебя какие-то законные меры, – надменно ответствовал Стоун.

– Пошли-ка лучше выпьем, – сказал Гарри, уводя нас с Харпер прочь. – Здесь дурно пахнет.

Когда мы уходили, я оглянулся через плечо и только тогда заметил на лацкане у Драйера точно такой же значок.

У выхода из зала Гарри распрощался кое с кем из оставшихся судей и адвокатов, и мы направились в шикарный бар в соседнем квартале. Гарри Форд относился к подобным мероприятиям, даже своим собственным, точно так же, как и я. Бар был частью отеля, так что в своих пингвинских костюмах мы не смотрелись там особо неуместно, в то время как Харпер в этом своем наряде выглядела бы на миллион долларов в любой обстановке.

Я взял нам пива и скотча, и мы заняли столик в углу.

– А что это за значок у Стоуна? – полюбопытствовала Харпер.

– Это отличительный знак организации, которая меняет название примерно раз в год. Раньше так опознавали друг друга белые парни из одной уличной банды в Теннесси. Потом они ударились в политику и сменили название с «Нация прежде всего» на «Жизни американцев прежде всего», потом на «Мужчины Америки», потом на что-то еще – они так часто раскалываются, реформируются и разделяются опять, что я даже не знаю, как именно они себя называют в наши дни. Хотя это не важно. Они не признают права женщин, евреев, черных, латиноамериканцев, да и вообще всех, кто не является белым, богатым и невежественным.

– Я думал, судьи не имеют права заниматься политикой, когда они у власти, – сказал я.

– Да, есть такое правило. И Стоун всегда придерживается буквы закона, это у него не отнимешь. Согласно Первой поправке[18]18
  Имеется в виду Первая поправка к Конституции США, являющаяся частью Билля о правах и относящаяся к основным законам.


[Закрыть], у него есть право на свободное выражение мнений, когда он не в зале суда и не председательствует в коллегии. Я просто не могу смириться с мыслью, что этот мудак займет мое место. Я никогда не думал, что он получит это назначение, – если б знал, то не ушел бы, но на тот момент я уже оформил все документы.

– У этого нового пузыря в офисе окружного прокурора, Уэсли Драйера, тоже такой же значок, – заметил я.

– Я тоже это заметил. Драйер и Стоун – одного поля ягоды. Расисты слабы, Эдди. Они сильны, только когда соберутся толпой. Не думаю, что Драйер и вправду верит во всю эту херню, которая идет в комплекте с этим значком. Он просто подлаживается к влиятельному судье, как только может. В некотором смысле это даже еще хуже. Стоун слишком глуп, чтобы признать ущербность своих взглядов. А Драйеру на это насрать, пока он продолжает карабкаться по служебной лестнице. Хотя будь осторожен – это опасная пара. Закон не препятствует Драйеру выступать на суде под председательством Стоуна. Если ты попробуешь обвинить Стоуна в судейской предвзятости, то ничего хорошего не жди, – сказал Гарри.

Некоторое время мы молча потягивали наши напитки, и я заказал официанту еще.

– Мы с Харпер тут недавно подумали… У тебя ведь нет каких-то ближайших планов касательно твоего выхода на пенсию, насколько я понимаю? – спросил я.

– В каком это смысле – «планов»? Мне не нравится, как это звучит, Эдди.

– Ну, ходить под парусом ты не умеешь, никаких хобби у тебя нет, и ты вроде не собираешься подрядиться консультантом в какую-нибудь крупную фирму… Ты ведь теперь типа как свободный человек, верно?

– По-моему, мне стоит пожить спокойной жизнью хотя бы недельку, прежде чем мы поедем в Вегас и нас там арестуют, – заметил Гарри.

– Не думаю, что Эдди именно это имел в виду, – заметила Харпер.

Гарри отодвинулся от стола и посмотрел на меня поверх очков.

– Эд-ди… – произнес он таким тоном, словно я уже сделал что-то сомнительное.

– Я хочу, чтобы ты поработал со мной. Я знаю, что практиковать тебе запрещено, но ничто не мешает тебе быть консультантом. Мне нужен помощник. Кто-то, кто знает закон как свои пять пальцев. Если тебя это немного успокоит, то мой оппонент – Драйер. Я представляю интересы Софии Авеллино. Расследование ведет Харпер. Я займусь уликами и свидетелями, но мне нужен кто-то с юридическим складом ума. У меня нет дюжины помощников, которые строчат мне резюме по делу двадцать четыре часа в сутки.

Поднеся стакан к губам, Гарри задумчиво сделал глоток, а когда поставил его на стол, на лице у него играла озорная улыбка.

– Эдди, твои дела имеют обыкновение становиться… несколько стрёмными. Тебе еще не угрожали, тебя еще не избили и не арестовывали? – спросил Гарри.

– Дай мне шанс, мы еще толком не начали.

Гарри поднял свой стакан, и мы с Харпер последовали его примеру. Мы чокнулись, и Гарри сказал:

– Ну что ж, по крайней мере, не придется тащиться в Вегас, чтобы влипнуть в какую-нибудь поганку.