Текст книги "Девушка с татуировкой дракона [Другое издание]"

Автор книги: Стиг Ларссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Он подозревал, что в глазах Грегера связь жены с ним, Микаэлем, придает их браку дополнительную пикантность. Впрочем, это они никогда не обсуждали.

Заснуть не удавалось, и часа в четыре Микаэль прекратил бесплодные попытки. Он уселся на кухне и еще раз от начала до конца прочел приговор. Вспоминая прошлое, он чувствовал, что встреча на Архольме имела прямо-таки судьбоносное значение. Ему так и не удалось разобраться, заговорил ли Роберт Линдберг о махинациях Веннерстрёма только в порядке трепа за рюмкой в каюте или же он действительно хотел предать дело огласке.

Микаэль склонялся к первому, но с таким же успехом могло оказаться, что Роберт из сугубо личных или коммерческих соображений хотел навредить Веннерстрёму и воспользовался удобным случаем, когда к нему на яхту попал податливый журналист. Он был достаточно трезв, чтобы в решающий момент вырвать у Микаэля роковое обещание, благодаря которому сам Роберт из трепача превратился в анонимный источник информации. А значит, он мог говорить все, что угодно, но Микаэль не имел права на него ссылаться.

Одно, правда, было Микаэлю совершенно ясно. Если бы какие-то заговорщики нарочно устроили встречу на Архольме с целью привлечь его внимание, то лучшего вклада в это дело Роберт внести просто не мог бы. Однако они пересеклись там по чистой случайности.

Роберт не знал, насколько Микаэль презирает людей типа Ханса Эрика Веннерстрёма. Многолетнее изучение данной темы убедило Микаэля, что не существует ни единого директора банка или известного главы компании, который бы не был прохвостом.

О Лисбет Саландер Микаэль никогда не слышал и пребывал в счастливом неведении относительно сделанного ею этим днем отчета, но, слушай он ее, он бы согласно закивал, когда Лисбет заявила, что его откровенное отвращение к любителям считать деньги не является проявлением левого радикализма. Нельзя сказать, что политика Микаэля не интересовала, но к разным политическим «измам» он относился с величайшей подозрительностью. Единственный раз, когда он голосовал на выборах в риксдаг – это было в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, – он остановился на социал-демократах просто-напросто потому, что, на его взгляд, ничто не могло быть хуже, чем еще три года иметь Йосту Бумана в качестве министра финансов, а Турбьёрна Фельдина или, возможно, Улу Ульстена – на посту премьер-министра. Поэтому он без большого энтузиазма проголосовал за Улофа Пальме, получив в результате убийство премьер-министра, «Бофорс» [26]26
  Имеется в виду скандал, связанный с получением крупных взяток индийскими чиновниками и бизнесменами от шведской компании «Бофорс АВ» за заключение в 1986 году контракта на поставку гаубиц. (Прим. перев.)


[Закрыть]и дело Эббе Карлссона [27]27
  Книгоиздатель Эббе Карлссон оказался в центре крупного политического скандала, когда по его инициативе расследовался курдский след в убийстве Улофа Пальме. (Прим. перев.)


[Закрыть].

Микаэль презирал репортеров, пишущих об экономике, по причине пренебрежения ими такой, по его мнению, очевидной вещью, как мораль. Для него уравнение решалось просто. Директора банка, который растратил сто миллионов из-за безрассудных спекуляций, надо снимать с работы. Руководителя предприятия, который занимается созданием «дутых» компаний, следует сажать в тюрьму. Домовладельца, который вынуждает молодежь нелегально оплачивать комнату с сортиром, необходимо делать объектом всеобщего осуждения.

По мнению Микаэля Блумквиста, задача репортера-экономиста состояла в том, чтобы выявлять и разоблачать финансовых акул, которые создают банковские кризисы и растрачивают капиталы мелких вкладчиков в безумных вереницах дот-комов. Он полагал, что такому журналисту надлежит наблюдать за руководителями предприятий с тем же пристальным вниманием, с каким политические репортеры отслеживают малейший неверный шаг министров и членов риксдага. Политическому журналисту никогда бы не пришло в голову считать лидера партии непогрешимым, будто святой, и Микаэль отказывался понимать, почему столь многие экономические журналисты важнейших СМИ страны относятся к посредственным биржевым дельцам с обожанием, словно те – рок-звезды.

Такая необычная для экономической журналистики позиция когда-то привела его к громкому конфликту с коллегами, иные из которых, в первую очередь Уильям Борг, сделались его злейшими врагами. Микаэль повел себя вызывающе, раскритиковав собратьев по перу за то, что они предают свое дело и служат на посылках у успешных молодых биржевиков. Роль критика общественных пороков, разумеется, создала Микаэлю определенный статус, его стали приглашать в качестве «неудобного гостя» на телепередачи, чтобы прокомментировать разоблачение какого-нибудь директора, растратившего миллиард или около того. Однако эта же позиция принесла ему много непримиримых врагов. Микаэль легко мог себе представить, что этим вечером в некоторых редакциях откупоривали бутылки шампанского.

Эрика понимала роль журналиста так же, как он, и еще в школе журналистики они вместе забавлялись тем, что придумывали издание, основанное на таких принципах.

Лучшего руководителя, чем Эрика, Микаэль просто не мог себе представить. Она была организатором, способным проявлять по отношению к сотрудникам теплоту и доверие, но вместе с тем не уклонялась от конфликтов и при необходимости умела править твердой рукой. А главное, ее хладнокровие и точная интуиция играли важную роль, когда надо было определять содержание нового номера. Они с Микаэлем нередко расходились во взглядах и отчаянно ругались, но при этом бесконечно доверяли друг другу и вместе составляли непобедимую команду. Он играл роль чернорабочего, добывая материал, а она обрабатывала его и находила ему применение.

Парень из рабочей среды и девушка из высшего класса вместе обладали необходимыми качествами. «Миллениум» был их общим творением, но никогда бы он не стал реальностью без ее способности обеспечить финансирование. У Эрики имелись деньги, полученные по наследству, и основной капитал она внесла сама, а потом уговорила отца и знакомых вложить в проект весьма солидные суммы.

Микаэль часто раздумывал над тем, почему Эрика занялась именно «Миллениумом». Конечно, быть совладельцем – даже основным владельцем – и главным редактором собственного журнала престижно, а к тому же ни на каком другом рабочем месте она не была бы так независима как журналист. После Высшей школы журналистики Эрика, в отличие от Микаэля, сделала ставку на телевидение. Она была боевой, роскошно смотрелась на экране и могла успешно конкурировать с кем угодно. Кроме того, у нее имелись хорошие контакты в бюрократической среде. Если бы она продолжала там работать, то, без сомнения, уже занимала бы куда более высокооплачиваемую руководящую должность на одном из каналов. Вместо этого она сознательно предпочла направить свои усилия на «Миллениум» – рискованный проект, который начинался в тесных, ободранных подвальных комнатах на окраине, но оказался достаточно успешным для того, чтобы в самом начале 90-х годов они смогли перебраться в более просторные и уютные помещения на холме Гётгатсбаккен в самом центре.

Все та же Эрика уговорила стать совладельцем журнала Кристера Мальма – известного гея со склонностью к эксгибиционизму, который периодически откровенничал вместе со своим бойфрендом в репортажах «Дома у…» и часто фигурировал на страницах глянцевых журналов. СМИ стали проявлять к нему интерес, когда он съехался с Арнольдом Магнуссоном, именуемым Арн, – артистом, начинавшим в Королевском драматическом театре, но добившимся серьезной популярности, только когда он согласился сыграть самого себя в реалити-шоу. После этого сюжеты об отношениях Кристера с Арном сделались в СМИ чем-то вроде сериала.

К тридцати шести годам Кристер превратился в популярного профессионального фотографа и дизайнера и обеспечивал номерам «Миллениума» привлекательное и современное графическое оформление. У него было собственное предприятие с офисом на том же этаже, что и редакция «Миллениума», и в журнале он трудился по совместительству, одну неделю в месяц.

Кроме того, два человека работали в редакции постоянно, трое неполный день, и еще одна должность предназначалась для практикантов, сменяющих один другого. Балансовый отчет в «Миллениуме» по-настоящему никогда не сходился, но журнал обладал престижем и сотрудниками, любившими свою работу.

Большой прибыли «Миллениум» не приносил, но свои расходы покрывал, а тираж и доходы от рекламных объявлений постоянно росли. Вплоть до настоящего момента журнал имел репутацию дерзкого и серьезного издания, говорящего правду.

Теперь ситуация, по всей видимости, изменится. Микаэль перечел сформулированное ими этим вечером краткое сообщение пресс-службы, которое быстро распространилось через телеграфное агентство «ТТ» и уже было выложено в Интернете на странице газеты «Афтонбладет».

ОСУЖДЕННЫЙ РЕПОРТЕР ПОКИДАЕТ «МИЛЛЕНИУМ»

Стокгольм («ТТ»). Журналист Микаэль Блумквист оставляет пост ответственного редактора журнала «Миллениум», сообщает главный редактор и основной владелец издания Эрика Бергер.

Микаэль Блумквист покидает «Миллениум» по собственному желанию.

«Он совершенно изнурен драматическими событиями последнего времени, и ему необходим тайм-аут», – говорит Эрика Бергер, которая теперь берет на себя роль ответственного редактора.

Микаэль Блумквист был в 1990 году одним из основателей журнала «Миллениум». Эрика Бергер не думает, что так называемое дело Веннерстрёма скажется на будущем журнала.

«Журнал выйдет в следующем месяце, как обычно, – говорит Эрика Бергер. – Микаэль Блумквист сыграл важную роль в развитии журнала, но теперь мы закрываем эту страницу».

Эрика Бергер сообщает, что рассматривает дело Веннерстрёма как неудачное стечение обстоятельств. Она сожалеет о неприятностях, доставленных Хансу Эрику Веннерстрёму. Получить комментарий от Микаэля Блумквиста не удалось.

– По-моему, это просто ужасно, – сказала Эрика, когда они отослали сообщение пресс-службы по электронной почте. – Большинство сделает вывод, что ты некомпетентный идиот, а я хладнокровная гадина, воспользовавшаяся случаем, чтобы тебя прикончить.

– Принимая во внимание все слухи, которые о нас уже циркулируют, у наших друзей, по крайней мере, появится новый повод для сплетен, – попытался пошутить Микаэль.

Но она даже не улыбнулась.

– Другого плана у меня нет, но я полагаю, мы совершаем ошибку.

– Это единственный выход, – произнес в ответ Микаэль. – Если журнал обанкротится, все наши усилия утратят смысл. Ты ведь знаешь, что мы уже лишились большой части доходов. Как, кстати, повела себя компьютерная компания?

Эрика вздохнула:

– Они еще утром сообщили, что не будут размещать рекламу в январском номере.

– Веннерстрём имеет у них крупный пакет акций. Это не случайность.

– Да, но мы найдем других клиентов. Пусть Веннерстрём и финансовый магнат, но он все-таки владеет не всем миром, да и у нас тоже имеются кое-какие контакты.

Микаэль обхватил Эрику и притянул к себе:

– В один прекрасный день мы так поддадим Хансу Эрику Веннерстрёму, что на Уолл-стрит все затрясется. Но не сегодня. Необходимо вывести «Миллениум» из-под удара, спасти остатки доверия к журналу. Этим нельзя рисковать.

– Мне все это понятно, но если мы с тобой сделаем вид, что разрываем отношения, то я буду выглядеть жуткой сволочью, а ты попадешь в чудовищную ситуацию.

– Рикки, пока мы с тобой доверяем друг другу, у нас есть шанс. Нам надо действовать по интуиции, и сейчас время отступать.

В его рассуждениях была суровая логика, и ей пришлось с этим согласиться.

Глава 04

Понедельник, 23 декабря – четверг, 26 декабря

Эрика осталась у Микаэля Блумквиста на все выходные. Постель они покидали в основном лишь для того, чтобы сходить в туалет и приготовить поесть, но занимались они там не только любовью; они часами лежали «валетом», обсуждая будущее, взвешивая последствия, свои возможности и шансы. В понедельник, когда забрезжил рассвет и наступил канун сочельника, Эрика поцеловала его на прощание – до следующего раза – и отправилась домой к мужу.

Микаэль начал день с мытья посуды и уборки квартиры, а затем пошел в редакцию, чтобы очистить свой кабинет. Он не собирался всерьез порывать с журналом, но ему в конце концов удалось убедить Эрику в том, что важно на какое-то время внешне отделить Микаэля Блумквиста от «Миллениума». А пока он намеревался работать в своей квартире на Беллмансгатан.

Кроме него, в редакции никого не было. Офис уже закрыли на Рождество, и все сотрудники разбежались по своим делам. Он отбирал бумаги и книги, укладывая их в коробку, чтобы взять с собой, и тут зазвонил телефон.

– Могу я поговорить с Микаэлем Блумквистом? – с надеждой спросил незнакомый голос на другом конце провода.

– Это я.

– Извините, что беспокою накануне праздника. Меня зовут Дирк Фруде.

Микаэль автоматически записал имя собеседника и время звонка.

– Я адвокат и представляю клиента, который очень хотел бы с вами поговорить.

– Ну, попросите клиента мне позвонить.

– Я имею в виду, что он хотел бы встретиться с вами лично.

– Хорошо, давайте условимся о времени, и направляйте его ко мне в офис. Только поторопитесь; я как раз освобождаю свое рабочее место.

– Мой клиент очень хотел бы, чтобы вы его посетили. Он живет в Хедестаде – туда ехать на поезде всего три часа.

Микаэль прекратил перебирать бумаги. СМИ обладают способностью притягивать самых безумных людей, которые звонят с разными нелепыми советами. В редакциях всего мира раздаются звонки от специалистов по НЛО, графологов, сайентологов, параноиков и всевозможных заговорщиков-теоретиков.

Как-то раз Микаэль слушал в Образовательном центре лекцию писателя Карла Альвара Нильссона, посвященную годовщине убийства премьер-министра Улофа Пальме. Лекция носила серьезный характер, и среди публики находились Леннарт Будстрём [28]28
  Известный шведский политик, социал-демократ. (Прим. перев.)


[Закрыть]и другие старые друзья Пальме. Однако там присутствовало и поразительное количество сыщиков-любителей. Среди них была женщина лет сорока, которая, как только перешли к непременным вопросам и ответам, схватила микрофон и тут же понизила голос до едва различимого шепота. Это само по себе уже предвещало интересное продолжение, и никто особенно не удивился, когда женщина начала с заявления: «Я знаю, кто убил Улофа Пальме». Со сцены чуть иронично предположили, что, коли женщина обладает такой в высшей степени важной информацией, было бы небезынтересно, если бы она поделилась своими сведениями с комиссией, расследующей убийство Пальме. Женщина поспешно произнесла едва слышным шепотом: «Я не могу – это слишком опасно!»

Микаэль подумал, уж не является ли Дирк Фруде одним из вдохновенных правдоискателей, стремящихся раскрыть секретный сумасшедший дом, где служба госбезопасности проводит опыты по контролю над мозгом.

– Я по домам не хожу, – коротко ответил он.

– В таком случае я надеюсь уговорить вас сделать исключение. Моему клиенту за восемьдесят, и поездка в Стокгольм для него слишком утомительна. Если вы будете настаивать, мы, разумеется, сможем это как-нибудь организовать, но, по правде говоря, было бы очень желательно, чтобы вы оказали такую любезность…

– Кто ваш клиент?

– Человек, о котором, я подозреваю, вам доводилось слышать по работе. Хенрик Вангер.

Микаэль в изумлении откинулся на спинку кресла. Разумеется, он слышал о Хенрике Вангере – промышленнике и бывшем генеральном директоре концерна «Вангер», название которого когда-то являлось синонимом лесопилок, леса, шахт, стали, металлургии и текстиля, производства и экспорта. В свое время Хенрик Вангер был действительно большим человеком с репутацией порядочного старомодного патриарха, не подвластного никаким новым веяниям. Он являлся одним из столпов шведской экономики и одним из лучших представителей старой школы; можно было сказать, что наряду с Матсом Карлгреном из концерна «Модо» и Хансом Вертеном из старого «Электролюкса» в период господства социал-демократов он составлял хребет промышленности.

Однако за последние двадцать пять лет концерн «Вангер» – по-прежнему семейное предприятие – изрядно разорили структурные усовершенствования, биржевые и банковские кризисы, конкуренция со стороны Азии, нестабильный экспорт и другие напасти, которые в совокупности значительно принизили значение и вес фамилии Вангер. Сегодня предприятием руководил Мартин Вангер – это имя ассоциировалось у Микаэля с полноватым пышноволосым мужчиной, как-то раз промелькнувшим на телеэкране, но представлял он его себе довольно смутно. Хенрик Вангер уже наверняка лет двадцать как сошел со сцены, и Микаэль даже не знал, что тот еще жив.

– Зачем Хенрик Вангер хочет со мной встретиться? – задал он вполне естественный вопрос.

– Сожалею. Я уже много лет являюсь адвокатом Хенрика Вангера, но рассказывать о том, чего он хочет, он должен сам. Я уполномочен сказать только, что Хенрик Вангер намерен обсудить с вами возможную работу.

– Работу? Я вовсе не собираюсь начинать работать на его предприятия. Им что, нужен пресс-секретарь?

– Речь идет о работе несколько другого рода. Не знаю, как лучше объяснить, но могу сказать лишь, что Хенрик Вангер весьма заинтересован в том, чтобы встретиться с вами и проконсультироваться по личному вопросу.

– Вы выражаетесь чересчур неопределенно.

– Прошу меня простить. Но могу ли я надеяться все-таки уговорить вас нанести визит в Хедестад? Разумеется, мы компенсируем стоимость поездки и заплатим подобающий гонорар.

– Вы позвонили немного не вовремя. У меня сейчас масса дел, и… полагаю, вы видели статьи обо мне в последние дни.

– Дело Веннерстрёма? – Дирк Фруде на другом конце провода вдруг издал короткий смешок. – Да, кое-что занимательное там было. Но, по правде говоря, именно шумиха вокруг процесса и обратила на вас внимание Хенрика Вангера.

– Вот как? И когда Хенрик Вангер хочет, чтобы я его посетил? – поинтересовался Микаэль.

– Как можно скорее. Завтра сочельник, и это едва ли вам подойдет. А как насчет второго дня Рождества? Или между Рождеством и Новым годом?

– То есть срочно. Сожалею, но раз вы толком ничего не можете сказать мне о цели визита, то…

– О, пожалуйста, я заверяю вас, что приглашение носит самый серьезный характер. Хенрик Вангер хочет проконсультироваться именно с вами, и ни с кем другим. Если вы заинтересуетесь, он собирается предложить вам задание. Я лишь посредник. Объяснять, о чем идет речь, должен он сам.

– Давно я не вел таких нелепых разговоров. Дайте мне подумать. Как я могу с вами связаться?

Положив трубку, Микаэль продолжал сидеть, разглядывая хлам на столе. Он никак не мог понять, зачем понадобился Хенрику Вангеру. На самом деле Микаэлю не особенно хотелось ехать в Хедестад, но адвокату Фруде удалось пробудить в нем любопытство.

Он включил компьютер, зашел на «www.google.com» и сделал запрос на предприятия Вангера. Нашлось сотни страниц – концерн «Вангер» сильно сдал свои позиции, но по-прежнему почти ежедневно фигурировал в СМИ. Микаэль сохранил около дюжины статей, анализировавших деятельность концерна, а затем поискал по очереди на имена Дирка Фруде, Хенрика Вангера и Мартина Вангера.

Мартин Вангер многократно упоминался в качестве нового генерального директора предприятий Вангера. Информации об адвокате Дирке Фруде было не так много: он являлся членом правления гольф-клуба в Хедестаде и о нем говорили в связи с «Ротари-клубом». О Хенрике Вангере, за одним исключением, писали только в материалах об истории концерна. Однако местная газета «Хедестадс-курирен» два года назад в связи с восьмидесятилетием бывшего промышленного магната дала его краткий портрет. Микаэль распечатал несколько текстов, в которых вроде бы содержалась суть, и у него получилась подборка страниц на пятьдесят. Затем он закончил разбирать стол, упаковал коробки, которые предстояло перевезти, и пошел домой. Он точно не знал, когда снова сюда вернется, да и вернется ли вообще.

Лисбет Саландер проводила сочельник в больничном пансионате «Эппельвикен» в городке Уппландс-Весбю. Она привезла с собой рождественские подарки: туалетную воду от Диора и рождественский бисквит из супермаркета «Оленс». Лисбет пила кофе, глядя на сорокашестилетнюю женщину, пытавшуюся неловкими пальцами развязать узелок на упаковке подарка. Во взгляде Саландер чувствовалась нежность, хотя она по-прежнему не переставала удивляться тому, что эта чужая женщина напротив приходится ей матерью. Как она ни пыталась, а все же не могла найти ни малейшего сходства ни во внешности, ни в характере.

Наконец мать отчаялась справиться с узелком и теперь сидела, беспомощно глядя на пакет. Сегодня был не лучший ее день. Лисбет Саландер протянула ножницы, все время лежавшие на столе на самом видном месте, и мать просияла, словно очнувшись.

– Ты, наверное, считаешь меня дурочкой.

– Нет, мама. Ты не дурочка. Просто жизнь несправедлива.

– Ты виделась с сестрой?

– Давно.

– Она никогда меня не навещает.

– Я знаю, мама. Меня она тоже не навещает.

– Ты работаешь?

– Да, мама. У меня все в порядке.

– А где ты живешь? Я даже не знаю, где ты живешь.

– Я живу в твоей старой квартире на Лундагатан. Уже несколько лет. Я перевела контракт на себя.

– Возможно, летом я смогу тебя навестить.

– Ну конечно. Летом.

Мать наконец распаковала подарок и с удовольствием вдыхала аромат туалетной воды.

– Спасибо, Камилла, – сказала она.

– Лисбет. Я Лисбет. Камилла – это моя сестра.

Мать смутилась, и Лисбет Саландер предложила пойти посмотреть телевизор.

Традиционный для сочельника час мультфильмов Диснея Микаэль Блумквист провел с дочерью Перниллой на вилле у бывшей жены Моники и ее нового мужа в пригороде Соллентуна. Он привез Пернилле рождественские подарки; посоветовавшись, они с Моникой договорились подарить дочери iPod, mp3-плеер, размером чуть больше спичечного коробка, но способный вместить все собрание дисков Перниллы. Собрание же было весьма солидным, и подарок оказался довольно дорогим.

Отец с дочерью около часа просидели вместе в ее комнате на втором этаже. Микаэль развелся с матерью Перниллы, когда ей было пять лет, а нового папу она обрела в семь. Не то чтобы Микаэль уклонялся от контактов с дочерью; Пернилла навещала его примерно раз в месяц и летом проводила неделю на его даче в Сандхамне. Нельзя сказать и что Моника пыталась препятствовать этим контактам или что Пернилле не нравилось общество отца – напротив, бывая вместе, они обычно прекрасно ладили. Однако Микаэль в основном предоставлял дочери решать, насколько интенсивно она хочет с ним общаться, особенно после того, как Моника снова вышла замуж. Когда Пернилле было лет одиннадцать-двенадцать, они почти не виделись, и только в последние годы ей захотелось встречаться с отцом чаще.

Дочь следила за судебным процессом с твердым убеждением, что все обстояло именно так, как уверял Микаэль: он был невиновен, но не смог это доказать.

Она рассказала о кандидате в бойфренды из параллельного класса гимназии, а еще о том, что стала членом местной церковной общины и считает себя верующей. Микаэль был поражен, но от комментариев воздержался.

Его пригласили остаться на ужин, но Микаэль отказался; он уже договорился с сестрой, что проведет сочельник с ее семьей на вилле, расположенной в престижном пригородном районе.

Утром Микаэль также получил приглашение отпраздновать Рождество с Эрикой и ее мужем в пригороде Сальтшёбаден, однако отказался, полагая, что благосклонное отношение Грегера Бекмана к любовным треугольникам должно иметь предел, а ему отнюдь не хотелось выяснять, где именно этот предел находится. Эрика возразила, сказав, что приглашение как раз исходит от ее супруга, и попрекнула Микаэля тем, что он не хочет поучаствовать в настоящем треугольнике. Микаэль посмеялся – Эрика знала, что он гетеросексуален до мозга костей, и предлагала это не всерьез, – но его решение не проводить сочельник в компании с супругом любовницы осталось неколебимым.

В конце концов он позвонил своей сестре Аннике Блумквист, по мужу Джаннини, когда ее итальянский муж, двое детей и взвод родни мужа как раз резали рождественский окорок. За ужином он отвечал на вопросы о суде и выслушивал разные добрые, но совершенно бессмысленные советы.

Не комментировала приговор только сестра Микаэля – но, с другой стороны, она была в этой компании единственным адвокатом. С легкостью изучив юриспруденцию и проработав несколько лет в качестве судебного секретаря и заместителя прокурора, Анника вместе с несколькими друзьями открыла собственную адвокатскую контору с офисом в центральной части города, на острове Кунгсхольмен. Анника специализировалась на семейном праве, и Микаэль даже не успел заметить, как, собственно, это произошло, а его младшая сестра уже стала появляться в газетах и на теледебатах в качестве известной феминистки и адвоката, защищающего права женщин. Она часто представляла интересы женщин, подвергавшихся угрозам или преследованиям со стороны мужей или бывших бойфрендов.

Когда Микаэль помогал Аннике готовить кофе, она взяла его под руку и спросила, как он себя чувствует. Он ответил – как мешок с дерьмом.

– В следующий раз нанимай хорошего адвоката, – посоветовала она.

– В этом случае от адвоката мало что зависело.

– Что же, собственно, произошло?

– Сестренка, давай в другой раз.

Она обняла его и поцеловала в щеку, после чего они отправились к остальным, неся рождественские бисквиты и чашки кофе.

Около семи часов вечера Микаэль извинился и попросил разрешения воспользоваться телефоном на кухне. Он позвонил Дирку Фруде – на заднем плане у того раздавался шум голосов.

– С Рождеством, – приветствовал его Фруде. – Вы решились?

– Я свободен, а вам удалось пробудить во мне любопытство. Если это подходит, я приеду во второй день Рождества.

– Замечательно, замечательно! Если бы вы знали, как порадовали меня своим решением. Извините, но у меня в гостях дети и внуки, и я почти не слышу, что вы говорите. Можно, я позвоню вам завтра, чтобы договориться о времени?

Микаэль Блумквист пожалел о своем решении еще тем же вечером, но звонить и отменять визит было как-то неудобно, поэтому утром второго дня Рождества он сел на поезд, идущий на север. Права у Микаэля имелись, но купить машину он так и не удосужился.

Фруде оказался прав, говоря, что поездка будет недолгой. Микаэль проехал Уппсалу, а затем поезд шел мимо редкой цепочки промышленных городков вдоль побережья Ботнического залива. Хедестад принадлежал к числу самых мелких и располагался примерно в часе езды к северу от Евле.

Ночью была страшная метель, но, когда он вышел из поезда, погода прояснилась и воздух обжигал холодом. Микаэль сразу же понял, что неправильно оделся для зимней погоды Норрланда, но знавший его в лицо Дирк Фруде быстро выловил его на перроне и отвел в тепло «мерседеса». В Хедестаде полным ходом шла уборка снега, и Фруде осторожно лавировал между высокими снегоуборочными машинами. По контрасту со Стокгольмом снег придавал всему окружающему экзотичный вид, словно здесь был какой-то другой, прямо-таки незнакомый мир. И это при том, что Микаэль находился всего в трех часах езды от площади Сергеля. Он покосился на адвоката: угловатое лицо, редкие, коротко остриженные белые волосы, очки с толстыми стеклами на массивном носу.

– Первый раз в Хедестаде? – спросил Фруде.

Микаэль кивнул.

– Это старый промышленный портовый город. Небольшой, только двадцать четыре тысячи жителей. Но народу здесь нравится. Хенрик живет в Хедебю – прямо на въезде в город с юга.

– Вы тоже там живете?

– Так уж получилось. Я родом из Сконе [29]29
  Полуостров и лен на юге Швеции. (Прим. ред.)


[Закрыть], но начал работать на Вангера сразу после университета, в шестьдесят втором году. Я бизнес-юрист, и с годами мы с Хенриком стали друзьями. Сейчас я вообще-то на пенсии, и Хенрик – мой единственный клиент. Он, естественно, тоже пенсионер и нуждается в моих услугах не слишком часто.

– Только чтобы отлавливать журналистов с подмоченной репутацией.

– Не надо заниматься самоуничижением. Вы не единственный, кто проигрывал в матче против Ханса Эрика Веннерстрёма.

Микаэль покосился на Фруде, не зная, как следует истолковывать это замечание.

– Мое приглашение как-то связано с Веннерстрёмом? – спросил он.

– Нет, – ответил Фруде. – Но Хенрик Вангер не принадлежит к числу друзей Веннерстрёма и с интересом следил за процессом. Однако встретиться с вами он хочет совершенно по другому поводу.

– О чем вы не хотите рассказывать.

– Рассказывать об этом я не уполномочен. Мы договорились, что вы сможете переночевать в доме у Хенрика Вангера. Если же не захотите, мы снимем вам номер в гостинице в центре города.

– Возможно, я уеду вечерним поездом обратно в Стокгольм.

На въезде в Хедебю снег еще не убрали, и Фруде с трудом вел машину по замерзшим колеям. Взгляду открылись классические старые деревянные строения, характерные для заводских поселений вдоль Ботнического залива. Их окружали виллы покрупнее и посовременнее. Селение начиналось на материке, а потом продолжалось за мостом на холмистом острове. На материковой стороне, возле опоры моста, расположилась маленькая церковь из белого камня, а напротив светилась старомодная реклама с текстом «Кафе и пекарня Сусанны». Машина проехала по прямой еще около ста метров и, повернув налево, оказалась на расчищенном от снега дворе перед каменным домом. Усадьба была не слишком велика по сравнению с окружающими постройками, но ее солидный вид явно указывал на то, что это владения хозяина.

– Вот и усадьба Вангеров, – сказал Дирк Фруде. – Когда-то здесь кипела жизнь, а сейчас в доме живут только Хенрик и домоправительница. Но там много комнат для гостей.

Они вышли из машины. Фруде указал на север:

– По традиции руководитель концерна «Вангер» всегда жил здесь, но Мартину Вангеру захотелось чего-нибудь посовременнее, и он построил виллу в самом конце мыса.

Микаэль огляделся и задумался над тем, какому безумному порыву он поддался, когда принимал приглашение адвоката Фруде. И решил, что по возможности вернется в Стокгольм этим же вечером.

К входу в дом вела каменная лестница, но не успели они по ней подняться, как дверь отворилась. Благодаря снимкам в Интернете Микаэль сразу узнал Хенрика Вангера.

На фотографиях он был моложе, но для своих восьмидесяти двух лет и сейчас выглядел на удивление бодрым: поджарый, с грубоватым, обветренным лицом и зачесанными назад пышными седыми волосами, указывавшими на то, что мужчины в его семье не склонны к облысению. Он был одет в хорошо отутюженные брюки, белую рубашку и потрепанную коричневую кофту, носил небольшие усы и тонкие очки в стальной оправе.

– Я – Хенрик Вангер, – поздоровался он. – Спасибо, что согласились ко мне приехать.

– Здравствуйте. Ваше приглашение стало для меня неожиданностью.

– Проходите в тепло. Я приготовил одну из гостевых комнат; не хотите ли немного освежиться? Ужинать будем попозже. Это Анна Нюгрен. Она обо мне заботится.

Микаэль обменялся коротким рукопожатием с невысокой женщиной лет шестидесяти, которая взяла у него пальто и повесила в шкаф. Поскольку по полу заметно тянуло холодом, она предложила Микаэлю тапочки.