Текст книги "Десять этажей"

Автор книги: Степан Исаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Степан Исаченко
Десять этажей

Любивший смотреть на звёзды

Не, Толик, он, конечно, чудак! Да он ещё с детства такой был. Вот сколько его помню, всё время чего-то чудил. Да постоянно, я ж его с первого класса знаю. За одной партой сидели. Вот помню, классе в пятом, что ли, притащил в класс белку. Чёрненькая такая, вертлявая, и с хвостом пушистым. Принёс, значит, показал всем, погладили мы её дружно. А потом он взял и положил её в стол учительский. Говорил, мол, Зинаида Петровна очень белок любит. Ну вот он ей и положил белку в стол. Зачем? А, так у неё ж тогда день рождения был. Да у Зинаиды Петровны, конечно, не у белки же! Так вот, приходит в класс наша Зинаида и топает к столу своему. Ну мы тут замерли, знаем же про белку в столе. Одна только Манька Стригунова рот раскрыла, видать, рассказать хотела, да так и не смогла. Она ж у нас всегда ябеда была. Сидим, наблюдаем. А Толик меня, значит, локтем пихнул и гордо так смотрит: дескать, гляди, как обрадуется! Зинаида Петровна к столу подошла, журнал со всячиной всякой положила и садится. Мы дыхание затаили и ждём. Она нас оглядела так, словно чего заподозрила, и спокойно ящик стола открыла. А белка оттуда ей на грудь-то и прыгнула. А Толик такой довольный кричит на весь класс, мол, с Днём рождения. Ну, потом-то, естественно, вызвали родителей к директору, разбирались долго. Ох и влетело тогда Толику, матушки… Что? Что стало с Зинаидой Петровной, спрашиваете? Так она ж чуть не слегла на месте, сердце подвело. Но Толика это, конечно, не остановило. Он же у нас такой…

Кстати, у Вас не будет сигаретки? Ага, спасибо! О, давненько таких не пробовал…

Ну, Толик-то постоянно у нас чего-нибудь вытворял! Классе где-то в девятом он у нас чего сотворил-то. Тогда наш Фима Штейн, маленький такой и с кучеряшками, схлопотал «двойку» по химии, прямо под конец четверти. Сидит, переживает. Ну Толик его и пожалел. И как-то во время урока, когда наш химик, дряхлый Карп Игнатьевич, вышел покурить – а он два раза за урок курить выходил – Толик, поставив Валюху Серёгина у двери, пошёл спасать Фимино положение. Открыл, значит, журнал и начал рассматривать реактивы в баночках на учительском столе. Сколько раз наш директор Карпа Игнатьевича ругал за то, что реактивы бросает, а тому всё до одного места было. Ну, значит, Толик открыл какую-то банку и говорит, что, мол, это в самый раз. Он-то химию на «пять» знал, не хуже Карпа. Взял Толик палочку стеклянную, зачерпнул порошку из баночки и прямо на Фимину «двойку» в журнал высыпал. И полил сверху чем-то там зелёненьким из пробирки. Мы смотрим, Валюха караулит. Одна вот только Манька Стригунова рот раскрыла, но ничего не сказала. А в журнале тем временем пузырьки пошли, и чернила стали исчезать. Толик сразу заулыбался, и Фима с ним на пару. Тут ещё Лёшик Петрухин стал просить, чтоб и его «двояк» по алгебре вывели. Да только в это время дым повалил, и порошочек начал журнал насквозь прожигать. В общем, когда Карп Игнатьевич с разящим от него запахом табака вернулся, смесь уже стол почти проела. Ох и влетело тогда Толику, по самое коромысло… Да и Карп от директора и завхоза получил тогда прилично! А Фиму, кстати, тогда оставили на второй год. Но Толика, конечно, такой ерундой не остановишь. Он же у нас такой…

Ой, дайте-ка мне пепельницу, а то не достану. Ага, спасибо! Кстати, эти сигареты раньше, по-моему, лучше были…

Да Толик, он же вечно чего-то там творил! Вон, на выпускной-то на наш припёрся с ведром и подушкой. Мы ему говорим, зачем тебе, дескать, ведро на выпускном, да ещё и с подушкой. А он нам отвечает, увидите, мол. Раздобыл где-то ножик, подушку распорол и все перья в ведро высыпал. Послал Валюху на улицу, нет ли кого. Мы же в клубе сельском отмечали. Валюха возвращается и говорит, что Николай Александрович идёт. Это директор наш. Ну, тут Толик дверь входную приоткрыл, взял ведро с перьями и сверху поставил. Ну, знаете, шутка такая – открываешь дверь, а тебя водой обдаёт. А Толик перьев наложил, чтоб Саныч не намок. Ну, мы замерли, ждём. Одна вот только Манька Стригунова рот раскрыла, но не успела ничего сказать. Зашёл, значит, директор наш. А Толик, я так понял, не рассчитал чего-то, ну, Саныча ведром по голове и огрело. Прямо по лысине. Ох и влетело тогда Толику, конкретно так… А директор весь выпускной с красной лысиной просидел. Простил, правда, Толика. Но Толик, конечно же, ничего не перестал чудить. Он же у нас такой…

Ой, а Вы пепельницу обратно не поставите, будьте так любезны. Ага, спасибо! Кстати, не подскажете, сколько времени сейчас? Сколько? Ага, спасибо! Значит, успеваю ещё…

А Толик, он же всегда был со странностями! Да я его когда впервые увидел, сразу это понял. Мы ж с первого класса вместе. А, я уже говорил, да? Так о чём это я? Ах, да, была же у Толика одна особенность – любил он на звёзды смотреть. Да нет, не в том смысле, как все, ради красоты, там, как обычно на Луну смотрят или на Млечный путь. Он смотрел так, вот будто ждал чего. Ага, честное слово. Вот как люди, бывает, сидят подолгу на остановке и начинают на дорогу смотреть, не едет ли что. Вот, Толик вот так на звезды смотрел. Ага. Он же у нас большой любитель фантастики, с детства ещё. И книжек у него уйма всяких, и фильмы разные обожал. И вот обязательно, чтобы про космос и инопланетян. Ага! И вот чтобы обязательно пришельцы там добрые были. Вот Вы фильм смотрели, как его… «Инопланетян»? Ага, вот такое он всё любил. Ну, и на звёзды он всё смотрел, дескать, ждал, что прилетят за ним и с собой заберут. Ага, так и было! Мы-то, конечно, смеялись над ним, ну так он всегда со странностями был. И вот он как-то мне даже сказал, что видел огни в небе. Не звезда, говорит, не комета, не самолёт и не спутник, а именно что-то там… неопознанное. Радовался, как ребёнок, довольный был. Он же из-за этого и на астрофизику пошёл учиться. Ну, всё село над ним тогда смеялось. Кто куда, а этот – в астрофизики. Правда, бросил потом, не удовлетворило его… Начал сам какие-то расследования проводить. Вот, например, покажут, что где-то на другом конце страны нашли круги на полях, ну знаете, такие непонятные… Ага, так он сразу берёт билет и мчится туда. Лазил там, измерял всё, записывал и чего-то там подсчитывал. А потом домой приезжал и мне всё показывал да разъяснял. Мы ж с ним с первого класса вместе. Ещё он начал письма писать в разные организации типа «Космопоиск» и всё такое. А мы над ним, конечно, посмеивались. Но Толик, он же у нас такой…

Так я к чему всё это рассказываю-то? Ах, да! Представляете, полгода назад забегает ко мне и радостно так заявляет, нашёл, мол. Чего нашёл, спрашиваю я его. А он мне говорит, что вступил в контакт. Рассказывал мне, мол, сидел как-то ночью в поле с телескопом, ждал и записи всякие делал. Ну, говорит, смотрит, что где-то на востоке горизонт светится. Ну, знаете, мужики наши когда допоздна пашут, всегда так светится. Ну и он не придал значения. А потом, говорит, шум какой-то такой низкий, и свет тот стал приближаться. Толик говорит, что глазам не поверил тогда. Дескать, дождался-таки! Летит, значит, большое такое что-то, всё в огнях, и снизу под ним вихри из травы и листьев опавших. Потом, говорит, зависла метрах в ста от него, опустилась почти до самой земли и что-то вроде трапа выкинула. Смеётесь? Ага, я тоже тогда улыбался. А Толик, говорит, сидел и ждал. Потом, говорит, люк какой-то возле трапа открылся, и свет оттуда яркий-яркий светит. Выходят, говорит, трое. Высокого роста, все такие худые, серые, лысые, с большими головами вытянутыми и глазами огромными. Ну, говорит, пошёл к ним навстречу. А они, значит, руки подняли, приветствуют, дескать. А потом протягивают ему штуковину какую-то кругленькую с крючочком. И на ухо показывают, одень, мол. Ну, Толик, штуку ту в ухо вставил, а они давай с ним булькать на своём языке. Бульк да бульк. А эта штука как переводчик какой-то, вот Толик все бульки эти понимает, что ему говорят. Серые ему говорят, дескать, тарелка наша сломалась, и помощь нам твоя нужна. Так она же летает, говорит им Толик. Не, на своём языке, а те, видать, тоже с переводчиками, не знаю. В общем, говорят ему серые, тарелка наша может летать в воздухе, а вот с планеты не может улететь, тяги не хватает. Ага, гравицапа нужна, как в том кино! И чем могу помочь, спрашивал их Толик. Они ему говорят, мол, ядерное топливо нам нужно. Помните, у нас вон том лесу секретная часть ракетная стоит? Ну та, про которую все знают. Ага, вот они ему и показывают на тот лес и говорят, мол, там надо добыть. Сами, говорят, не можем, боимся ваших военных. И просят его добыть. Ну, после этого сели и улетели. А он, значит, остался в поле с мыслями своими. Он мне ещё показывал шарик этот с крючочками, переводчик. Ну, штуковина как штуковина, может, запчасть какая от телевизора импортного, не знаю. Ну, ушёл тогда Толик, но я никому о том, конечно, не говорил, а то засмеют ещё мужика. Вот и не сказал никому. Мы ж с ним с первого класса вместе…

Сколько Вы говорите, времени-то? Ага, спасибо! Успеваю ещё, значит…

После того раза Толик как-то поменялся. Замкнутый стал какой-то, всё больше один стал ходить везде. Уйдёт, бывало, в лес один и не показывается неделями. Мы уж думали пару раз поиски организовывать. Но нет, появлялся потом. Ну, мы постепенно привыкали к нему новому. Никто, конечно, не знал, что он с пришельцами разговаривал. Да и я как-то не особо ему верил. Ну, Вы знаете, он же у нас со странностями был…

И вот, где-то с месяц назад, прибегает ко мне Толик, заросший, грязный, весь в поту, и сумкой какой-то в руках большой. Глаза бегают, вращаются. Спасай, говорит, мне нужно сумку эту спрятать! Там, говорит, топливо для тарелки. А я, говорит, никому, кроме тебя не доверяю. Мы же с первого класса вместе. Ну, хорошо, думаю, что я жену с детьми отправил к родне в город, а то перепугал бы всех. А Толик говорит, положи, мол, подальше где-нибудь, я заберу, как уляжется. А сам как-то трясётся так нервно. Ну, думаю, надо успокоить мужика. Беру сумку у него – тяжеленная такая – и уношу в сарай, за дровами там спрятал, чтоб никто из моих не нашёл. А Толик после этого пропал. Совсем пропал, нигде не могли найти.

А через пару дней слышу, сигналит кто-то во дворе. Выхожу, перчатки снимаю, смотрю – «УАЗик» милицейский стоит и ещё один, с номерами чёрными. Выходят два милиционера, пара военных и трое в белом, типа врачей. Здравствуйте, говорят, Вы такой-то? Отвечаю, что я. Они говорят, знаете, мол, Анатолия Ивановича Спиридонова? Конечно, говорю, с первого класса же вместе. Он, говорят, не приходил к Вам в ближайшие дни? Я помялся немного и говорю, нет, мол. Они мне потом начали объяснять, что Толик наш, оказывается, сошёл с ума. Ага! Повернулся на пришельцах и всём таком. Как это называется, шизофрения, что ли… Ну, в общем, Толик себе внушил, что он встречался с инопланетянами, и те ему сказали, что топливо им ядерное нужно. И вот Толик наш, чудик деревенский, устроил нападение на секретную военную часть! Нет, Вы только это представьте: толпа вооружённых солдат, и наш Толик умудрился выкрасть у них контейнер какой-то с ядерными отходами. И вот теперь Толика нашего ищет и милиция, и военные, и санитары. Шуму потом по селу было, искали Толика везде, лес перерыли, но не нашли его. А я про сумку его так и не сказал никому. Не знаю, может, потому, что он друг мой. Мы ж с ним за одной партой с первого класса…

Ой, у Вас ещё сигаретки не будет? А то забыл свои дома. Ага, спасибо!

Так я к чему всё это рассказываю-то? Ах, да! Потихоньку улеглось всё, только военные всё по лесам шарили. Забыли потихоньку про Толика. Да вот только сегодня ночью зазвонил у меня телефон. А там Толик. Привези мне, говорит, сумку мою. На поле, говорит, гречишное. Знаете, если бы жена с детьми вернулась, я бы, наверное, не поехал. Но, почему, не знаю, завёл я свою «Ниву», достал сумку из дровяника и поехал на поле гречишное. Фары, правда, не включал, чтобы внимание не привлекать. Дорогу-то наизусть знаю. Еду, значит, по полю, смотрю, стоит Толик посреди дороги. Худой такой, заросший, одежда вся растрёпанная. Остановил я «Ниву», выхожу. Тебя, говорю, всем селом ищут, а также милиция и военные. И врачи, говорю. Все говорят, что ты с ума сошёл. Толик заулыбался и просит сумку. Я, правда, начал сомневаться. Но тут справа загорелся яркий красный свет. Смотрю туда, а там… Висит она, огромная такая, вся в огнях. И вижу, идут к нам… Серые, высокие, как Толик говорил. Я замер и стою на месте. Они подходят, на меня посмотрели, и начали булькать чего-то. А Толик мне говорит, мол, времени нету, сумка нужна. Отдал я ему сумку, он передал серым, и те понесли её вовнутрь. Ну, говорит Толик, прощай, дружище, я с ними улетаю. Всю жизнь ведь ждал. Обнялись мы, попрощались, и он ушёл в тарелку, та поднялась и улетела за горизонт. А я остался в поле, глядя ей в след да рот открыв.

Что, не верите? Да ладно Вам, что Вы смеётесь? Я же тоже до сегодняшней ночи не верил. Да было это, серьёзно! Своими же глазами видел! А, ладно Вам…

А Толик наш, я думаю, летит куда-то сейчас с друзьями своими. Неспроста же он их всю жизнь ждал. Он же всю жизнь любил на звёзды смотреть. Это же Толик. Он же у нас такой…

28-29 августа 2010

Человек, который знал больше других

Я сижу в придорожном кафе где-то посередине между городом А и городом Б. Какие это города, для меня большого значения не имеет. Почему, спросите вы? Да просто перед моими глазами уже промелькнуло столько городов, посёлков, деревень, станций и просто отдельно стоящих домов, что я давно сбился со счёту. Если я их вообще считал.

Я сижу в придорожном кафе и жду своего заказа. Вы знаете такие кафе. Стандартная такая забегаловка (вернее бы назвать ее «заезжаловка»), каких много. Обычно они носят незамысловатые названия типа «Перекуси!», «Дорога», «Транзит», «Автостоп», «Минутка», а также «Маша», «Аня» или там «У Иваныча». Таких кафешек очень много на наших дорогах, уж поверьте мне, сам побывал в тысячах. Сказал бы точнее, если бы я их вообще считал. Их тысячи и тысячи: кафе, закусочные, пельменные, беляшные, шашлычные. Обычно тут работают люди из местных. Официантки в них ходят в красных, синих, зелёных передниках. Женщины средних лет. Меню в таких кафе состоят из пятидесяти-восьмидесяти блюд, а в наличии имеются только десять-двенадцать. В зале стоит от пяти до десяти столиков, когда и меньше. В углу на кронштейне находится небольшой телевизор, который не включают. Здесь играет какое-нибудь дорожное радио или что-то невнятное. На столе стоят зубочистки, в то время как на соседнем – соевый соус, а на третьем – перец или соль. Они редко стоят вместе, на одном столике, когда они тебе нужны. В таких кафе есть туалеты, но они не всегда работают, жидкое мыло на исходе, а туалетная бумага кончается дня за три до вашего прихода. Цены в таких кафе как в неплохом ресторане.

Я смотрю по сторонам, на сидящую в зале публику. В этом кафе, называемом «Рассвет», зал на шесть столиков. Разгар дня, и зал полон. Обычно в таких кафе завтракают, обедают или ужинают водители-дальнобойщики, семьи, едущие на море или к родственникам, те, кто едет в районный или областной центр за покупками или по делам, а также торговые представители и простые работяги, которым приходится постоянно быть в разъездах. Этот раз не стал исключением.

По левой стороне у входа сидят четверо водителей большегрузных фур. Одного из них зовут Лёней, и у него двое детей, на которых он платит алименты. Второй, Ваня, весь такой постоянно весёлый, переживает насчёт хорошенькой молодой жены, оставленной дома. Третий, пятидесятилетний Сергей Сергеевич, обеспокоен работой коробки передач, хотя сейчас он смеётся над Ваниными шутками. Последний, Тимур, ест борщ с недоваренной капустой и думает, не выплеснуть ли его в лицо повару. Вы спросите, откуда я это знаю?

Соседний столик на двоих, там сидят Надя и Антон, молодожёны, всего месяц назад расписавшиеся. Они едут на неделю к морю. Они сидят, шутят и мило улыбаются друг другу. Надя не знает, как начать разговор о том, что у неё начались задержки, ведь Антон этому явно не обрадуется. Антон рассказывает ей какой-то анекдот, который он позавчера услышал в весьма приватной обстановке от какой-то белокурой Тани. Вы спросите меня, откуда я это знаю?

Третий столик занимает молчаливая пожилая пара. Они едут с похорон матери Елены Ивановны, девяностотрёхлетней Марии Макаровны. Елена Ивановна рада тому, что мать её наконец-то отмучилась и, тем паче, не будет теперь мучить свою более старую сестру, с которой она прожила последние двадцать семь лет. Яков Петрович ест плов и радуется, что старая язва наконец-то отдала концы. Вы спросите, откуда я это знаю?

Два столика по правой стороне занимает женская студенческая команда по баскетболу из посёлка, что за триста двадцать километров отсюда. Шесть девчат в возрасте от восемнадцати до двадцати двух, а также водитель, Алексей Абрамович, и тренер, Алексей Викторович. Девчата бурно обсуждают предстоящую игру, и каждая из них мечтает затмить на поле остальных. Тренер разглядывает своих подопечных и размышляет, каковы они в постели. Водитель злится оттого, что ему надоела дорога и этот старый бабник. Вы спросите, откуда я это знаю?

Последний столик, в самом углу, занимаю я. Это моя привычка, садиться подальше от всех. Правда, не всегда помогает.

Ко мне подошла официантка Лена и принесла заказ. Расставляя тарелки, она держит во рту сигарету и явно мечтает о том, чтобы пепел упал в блюдо. Её вообще достала эта дурацкая работа, и она хочет уволиться, но её бездарный муженёк-увалень не прокормит семью один. Вы спросите, откуда я это знаю?

Вот вы когда-нибудь задавали себе вопросы насчёт того, о чём думают люди рядом с вами? Вот к примеру, о чём думает человек, с которым вы живёте? О чём думает продавец в магазине, отпуская вам товар? О чём думает сидящий рядом с вами в автобусе, кинотеатре, поезде, электричке или самолёте? Не знаете? А мне это известно.

Может быть, вы не поверите, но это так. Просто я умею читать чужие мысли. Любые мысли. Абсолютно любые. Назовите это «дар». Назовите это «телепатия». Назовите это как угодно. Может быть, это и дар. А, может, это проклятие. Не знаю, сам толком не определился.

Как это произошло, спросите вы? Как это я вдруг научился читать мысли других? Конечно, я бы мог рассказать невероятную историю о том, что меня укусил таракан, выведенный где-то в секретной подземной лаборатории. Или я попал под радиоактивный дождь. Или меня похитили инопланетяне и вшили передатчик. Вот только вы бы мне не поверили. Вы бы засмеялись, а сами подумали бы, как бы поскорее уйти. Поверьте мне. Уж я-то знаю…

Мне было тринадцать, когда это случилось. Люди в этом возрасте вообще меняются, начинают переходить из детства в юность, в них происходят физиологические изменения и всё такое. У всех по-разному, но, в принципе, согласно учебника биологии за девятый класс.

Так вот, однажды утром я проснулся от сильного шума. Мы тогда жили в стандартной пятиэтажке: семьдесят пять квартир, почти триста душ. Я проснулся с таким ощущением, как будто нахожусь на вокзале. Вы когда-нибудь были на вокзале? Вот, представьте себе картину, что в зале ожидания сидит триста человек от младенцев до глубоких стариков, и все враз чего-то говорят. А вы ещё при этом слышите каждого в отдельности. Как она вам, эта картина?

Я проснулся оттого, что услышал разговор почти трёхсот человек одновременно. Но только это был не разговор. Это были мысли. Мысли не «читаешь», как читаешь книгу. Их «слышишь». Вот я и услышал тогда мысли такой огромной толпы. Мысли о жизни, о работе, о поломанных игрушках, о любимых девушках и парнях, о телевизоре, о власти, о родне и о ценах на колбасу.

Сначала меня это сильно напугало. Напугал этот постоянный шум в голове. Я вставал, ел, ходил в школу, гулял по улицам, сидел дома и ложился спать под постоянный гвалт сотен людей. Я ложился спать и молился, чтобы наутро всё прошло, как проходит головная боль. Но нет, я просыпался и знал, о чём думают мои родители, соседи, жильцы в другом конце дома.

Вот вы помните тот фильм, где герой Мэла Гибсона научился читать мысли? Он ещё тогда обрадовался поначалу. Честно сказать, не понимаю я его…

Со временем я выяснил, что радиус моих… способностей, что ли… составляет почти пятьдесят метров. При желании можно соседний дом услышать. Со временем я научился этот радиус сокращать и блокировать «сигнал». В итоге моим пределом стали десять метров. Но тут уже никак ничего не заглушишь.

Потом я начал извлекать некую пользу из моих… умений. В школе я под недоумённые взгляды и соответствующие мысли просил учителей пересадить меня поближе. Так я мог ясно слышать мысли наших отличников и педагогов, что не раз помогало во время всяких там контрольных и самостоятельных. Кстати, а вы знаете, какая каша твориться у человека в голове, когда он решает квадратные уравнения или извлекает корни? А если он ещё при этом песню напевает?

В общем, очень скоро я из рядового отстающего ученика стал отличником. Учителя стали говорить что-то о новом методе педагогической работы. Настоящие отличники мне завидовали. Остальной класс меня ненавидел. Поверьте мне. Уж я-то знаю…

По причине того, что могу «слышать» то, что думают другие, я не смог ни с кем подружиться. Я узнавал всё о людях буквально за пару минут, и мне не о чем было с ними разговаривать. Мне не было с ними интересно. Дружба – это, всё-таки, познание друг друга в течение долгого времени.

Окончив школу, я аналогичным способом поступил в институт. Но там уже было не интересно. Например, я знал наперёд всё, что думает преподаватель. Лекции тоже можно было не писать: на экзамене всё можно было «услышать» от преподавателя и одногруппников.

Однажды мне это наскучило, и я просто ушёл. Ушёл подальше от людей и их мыслей. Думаете, приятно постоянно знать, что думают другие люди? Тем более, о вас. Нет? Вот поэтому я и ушёл бродить по стране.

Я просто выбирал направление – север, юг, запад, восток – и шёл туда. Без конечной цели, просто шёл, стараясь по возможности обходить города и сёла. Хотелось, знаете ли, тишины. Хотелось насладиться тишиной, как пели когда-то «Depeche Mode». Я просто шёл вдоль дороги, с рюкзаком на спине. Мимо проезжали машины, мотоциклы, грузовики и автобусы. И я постоянно «слышал», о чём думали эти люди. Одни думали об этой проклятой дороге, другие – о тех, кто сидел рядом с ними, третьи – вообще о какой-то незначительной ерунде, но такой важной для них в этот момент. Кто-то нелестно отзывался и обо мне. Водители и пешеходы – разные касты, которым никогда не понять друг друга.

Когда мне надоедало и это, я уходил вглубь лесов. Находил какое-нибудь тихое место у реки, разбивал там палатку и жил там неделями, наслаждаясь тишиной. Хорошо, что я ещё не могу «слышать» мысли белок и ежей. Вот Вы представляете, о чём думают белки?

Отдохнув, я снова выходил на дорогу и продолжал свой путь. Когда я нуждался в деньгах, мне приходилось заходить в города и сёла. Там я устраивался на какую-нибудь несложную с точки зрения знаний работу. Так, я был классным грузчиком, и не было никого, равного мне. Потому что я наперёд бригадира знал, куда и что поставить.

Конечно, я бы мог выбрать работу, достойную моих умений. Например, я бы мог прийти в любое отделение какой-нибудь федеральной службы. Мне бы не составило большого труда доказать тамошнему руководству, что я умею. И я бы мог ловить шпионов и легко выводить их на чистую воду. Ещё я мог бы работать в пограничной службе и отыскивать контрабандистов. Я мог бы работать простым автоинспектором и со стопроцентной гарантией определять нарушителей. Знаете, о чём думают люди, проезжая мимо постов ГИБДД? Особенно те, кто принял перед поездкой? Кстати, а вы знаете, какая каша твориться в голове у пьяного человека?

Да, я со своими умениями мог бы работать где угодно. Но есть две причины, чтобы этого не делать. Во-первых, мне эти мысли и так до ужаса надоели, чтоб ещё и на работе их «слушать». Во-вторых, узнай кто-нибудь о моих способностях, тут же приехали бы ребята со скальпелями. В целях, так сказать, научных изысканий. Поверьте мне. Уж я-то знаю…

В общем, я путешествовал по стране. Когда я заходил достаточно далеко, и передо мной вставала преграда, будь то холодный Северно-Ледовитый океан, тёмное Охотское море, граница с Казахстаном или Украиной, я отправлялся в ближайший город и шёл на вокзал. Там я садился в поезд и ехал на другой конец страны, причём не обязательно в тот город, откуда я вышел. Это время было самым тяжелым для меня, поскольку тут я постоянно был в окружении людей и их мыслей.

Доехав до какого-нибудь крупного города, я выбирал новый маршрут и вновь выдвигался в путь. И так постоянно. Не считая, конечно, зимы.

Зима наша плоха тем, что она есть. Зимой на природе не заночуешь. Поэтому зимы я проводил в городах. Я снимал себе домик где-нибудь на краю и начинал зарабатывать себе деньги на зиму и немного наперёд. Работал где-то на стройках, на складах, в доках. Как я уже говорил, грузчиком, по большей части. Но основной мой заработок состоял не в этом.

В крупных городах всегда найдутся любители азартных игр. И обязательно на деньги. Походив по городу, я довольно быстро находил места, где такие игры проводятся. Заводил знакомства, зная, как быстро понравиться людям. И, в конечном итоге, садился с ними за один карточный стол. Когда для вида проигрывал, но, естественно, больше брал верх. Потому что, конечно же, знал наперёд все ходы и поступки партнёров по игре. Кстати, а вы знаете, какая каша твориться в голове у человека, когда он играет в карты?

За зиму я собирал довольно неплохой капитал, подновлял своё походное обмундирование и, как только можно было спать на улице, отравлялся в путь, подальше от людей и их мыслей.

Снова и снова я выбирал новые маршруты, проходил их, садился в поезд и ехал далеко-далеко, где опять сочинял новый путь.

В основном, я хожу пешком. Изредка, когда сильно устаю, начинаю ловить попутки. Иногда я езжу в машинах с незнакомыми людьми, о которых узнаю всё буквально за пять минут, независимо оттого, хотят они того или нет. И независимо оттого, хочу ли этого я. Поэтому я не разговариваю с ними. Зачем, когда мне и так всё известно. Поэтому я, всё же, предпочитаю пеший способ передвижения.

По пути я захожу обедать в придорожные кафе. Вроде того, где я сейчас сижу. Кстати, у меня есть хорошее преимущество относительно того, в какие кафе заходить и что в них заказывать. Потому что я наперёд знаю, где и из чего что приготовлено, что не пригорело и что нормально посолено. Потому что это знает повар. И думает об этом.

Вот и сейчас я сижу в придорожном кафе где-то посередине между городом А и городом Б, ем суп и слушаю музыку, играющую по радио. Стинг допел свою песню про что-то там хрупкое, и ди-джей объявил «Bee Gees». Повар Русланчик мысленно обматерил и ди-джея, и «голубых котов», которых тот поставил. Официантка Лена мысленно посмеялась над тем, как ненавидит повар этих самых «голубых котов», и начала напевать про себя «Staying Alive». Хотя песню, впрочем, включили другую.

К кафе подходит девушка. Я это знаю. Двадцати трех лет, зовут Юлей. Она путешествует автостопом. Через минуту звенит колокольчик над дверью, и входит она. Поскольку свободных мест больше нет, она сядет ко мне. Она как раз сейчас об этом подумала. Как и официантка Лена. Юля идёт по проходу, с рюкзаком на спине, кеды совсем стоптались, а джинсы внизу истёрлись до отдельно торчащих ниточек. Юля думает заказать борщ, картофельное пюре и котлету. Ну, может быть, кофе с молоком. Только наверняка он здесь из пакетика, думает она. Тренер Алексей Викторович бросает короткий взгляд на вошедшую девушку, и в голове его вновь мелькает пошленькая мыслишка. Юля, словно угадав его намерения, косится на тренера и с усмешкою идёт дальше. Юля садится за мой столик, ставит свой рюкзак рядом с моим, бросает на меня короткий взгляд и тянет к себе меню. Недовольная официантка Лена незаметно появляется рядом. Юля просит у неё борщ. Конечно, добавляет про себя Лена, он же сегодня с недоваренной капустой. Юля косится на мою тарелку с супом с фрикадельками и, передумав, просит его. И картошку с котлеткой, добавляет она. Лена спрашивает, будет ли девушка кофе, чай, сок или компот. Юля отказывается от идеи с кофе и просит апельсинового сока. Лена быстро всё записывает в блокнотик, тут же подсчитывает сумму и, оторвав бумажку, кладёт её на стол и удаляется.

По радио включили старую запись: Синатра запел про незнакомцев в ночи. Забавно, подумала Юля. Забавно, подумал я. А в голове какое-то эхо. В ожидании заказа Юля начинает смотреть по сторонам. Я доедаю второе и украдкой смотрю на девушку. Вроде бы ничего особенного, а что-то в ней есть интересное. Может быть, потому что она путешествует пешком. Как я. Она постоянно в пути, она постоянно сторонится людей. Прямо как я. Рассматривая её, я снова замечаю, что мысли мои отдаются в голове эхом. Раньше такого не было, думаю я. Юля смотрит по сторонам и почему-то улыбается. Но что-то в ней есть, я чувствую это.

В это время официантка Лена приносит заказ. Расставляя тарелки, она опять мечтает, чтобы пепел упал в суп. Юля, странно улыбаясь, отдаёт Лене деньги, и та уходит. А Юля ставит руки на стол, подпирает ими голову и смотрит прямо на меня.

Забавно, думаю я, что же она такое разглядывает. Тебя, думает Юля. И тут меня как будто током ударяет. Не может этого быть, думаю я, и мысли опять звучат как эхо. Сама удивляюсь, думает Юля и улыбается. Ты давно, думает Юля. Пятнадцать лет, думаю я и понимаю, что эхо в моей голове – это мои мысли, прочтённые Юлей, после чего прочтённые уже мной. А я десять, думает Юля. Кстати, добавляет она, у меня тоже эхо, так что не пугайся. Ты тоже постоянно ходишь по дорогам, мысленно спрашивает она и кивает в сторону рюкзака. Да, мысленно отвечаю я, из года в год. Ага, кивает она, из года в год. Подальше от людей и их мыслей, думает она, и я невольно улыбаюсь. Она тоже.

По радио Майкл Джексон запел о том, что я не одинок. А я сижу и понимаю, что передо мной та, кого я искал в течение стольких лет. Единственный человек, который меня понимает, родная душа. Вот только интересно, думаю я, как смогут ужиться два человека, которые могут постоянно читать мысли друг друга. Смогут ужиться, думает Юля. И им даже не обязательно общаться. В привычном значении этого слова.