Текст книги "Бесстыжая"

Автор книги: Стелла Линден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6

Я обожала Майлса. Он был добр, обаятелен и забавен, а в постели неутомим. Но я узнала, что, несмотря на это, он чрезвычайно неуверен в себе, потому что убежден, будто женщины хотят его только ради титула. Поэтому его ужасно обрадовало то, что я занялась с ним сексом, считая его всего лишь библиотекарем. Он знал, что я искренне восхищаюсь им как любовником, и очень гордился этим.

Я уже говорила, что разработала свою систему оценки мужчин, наподобие классификации отелей по уровням, каждому из которых присваивается определенное количество звездочек. Так вот, Майлс, пока его не узнаешь, выглядел как однозвездочная гостиница, где предоставляется постель и завтрак. А потом обнаружилось, что его следует приравнять к роскошному пятизвездочному отелю.

Вскоре я узнала, сколько стоят даже маленькие квартиры в Ферриз-Мьюз, и это заставило меня призадуматься. Он заплатил наличными! Я впервые поняла, как, должно быть, богат Майлс. Мне всегда казалось, что современные аристократы совсем обнищали под бременем налогов. Им хотелось бы, чтобы мы так думали. Дайсоны веками накапливали богатство, и Майлсу осталось достаточно, чтобы он мог жить, как подобает маркизу. Насколько я могла заметить, то же самое относилось и к его друзьям-аристократам.

Моя связь с Майлсом была похожа на волшебную сказку, которая стала реальностью. Сам он предпочитал спокойную, тихую жизнь, однако зная, что светские развлечения приводят меня в радостное возбуждение, он приобщал меня к ним. В то лето мы побывали в Венеции. Мне всегда хотелось покататься в гондоле, но я представляла себе это совсем не так, как оказалось на самом деле. Большинство гондол были открытыми, но в нашей имелось нечто вроде кабинки. Это сооружение называлось «фелтц» и состояло из четырех металлических стержней с крышей. Стенами служили черные бархатные занавески, которые можно было раздвигать, если хотелось посмотреть, что там делается снаружи, или сдвигать, создавая для пассажиров обстановку полного уединения. Несмотря на полуденное время, когда мы задернули занавески, в кабинке стало так темно, словно внешний мир перестал существовать.

Майлс принялся целовать и ласкать меня, и не прошло и нескольких секунд, как я загорелась желанием. Однако возникла проблема практического характера: низкая деревянная скамья, на которой мы с трудом умещались рядом.

– Ничего не получится, – в отчаянии прошептала я, – здесь слишком тесно.

– Что-нибудь придумаем, – пробормотал он и усадил меня на колени, повернув лицом к себе.

Снаружи раздался испуганный крик.

– Это наш гондольер, – едва сдерживая смех, сказал Майлс. – Мы раскачиваем лодку.

Его массивный пенис прижимался ко мне, требуя впустить его. Я осторожно направила его рукой туда, куда следует. Майлс обхватил мои ягодицы и крепко прижал меня к себе. Мы находились посередине Большого канала, и снаружи к нам доносился шум оживленного города. Мимо проносились моторные лодки и речные трамвайчики, из которых что-то кричали туристы, совсем рядом взвыла сирена полицейского катера. От всего этого нас отделяли лишь занавески, и если бы налетевший ветерок их приподнял, нас могли бы арестовать. Мысль об опасности меня возбуждала, заставляла двигаться быстрее и энергичнее. Майлс застонал и крепко сжал меня в объятиях, лодка угрожающе качнулась, откуда-то сверху раздался душераздирающий вопль, а потом – всплеск воды.

Когда мы кончили, едва переводя дыхание и все еще сжимая друг друга в объятиях, Майлс, встретившись со мной взглядом, сказал:

– Похоже, мы потеряли своего гондольера.

Мы высунулись из-за занавески и увидели бедолагу, который барахтался в воде и орал нам что-то, грозя кулаком. С проплывавших мимо лодок неслись приветственные крики, и я догадалась, что то, чем мы занимались, ни для кого не было секретом. Майлс выудил гондольера и щедро заплатил ему за причиненную неприятность; а мы поспешили вернуться в отель «Даниэли», чтобы завершить то, что начали.

По возвращении в Англию Майлс взял меня с собой на бал, который давали герцог и герцогиня Брейнгемские для своей дочери леди Кэролайн Харвестер-Фицджеймс. Майлс предупредил, что на балу будет в основном молодежь и что я могу не ломать голову над тем, что надеть, а одеться, как мне нравится. Поэтому я надела золотые обтягивающие брючки и крошечный топ, связанный вручную из золотой нити. Вязка была такая редкая, что сквозь нее было сразу видно отсутствие бюстгальтера.

– Так хорошо? – спросила я у Майлса, заметив его улыбку. – Я не слишком экстравагантно выгляжу, а?

– Дорогая Хани, ты всегда слишком. За это я тебя и обожаю. Боже упаси меня от девиц, которые во всем выглядят недостаточно.

– На меня, наверное, все будут глазеть?

– Вот и хорошо.

Герцог и герцогиня действительно вытаращили глаза, когда я появилась в их доме под руку с Майлсом, но герцогиня быстро пришла в себя и поприветствовала меня. Говорят, герцог так и не оправился от потрясения.

Леди Кэролайн взглянула на меня сверху вниз ледяным взглядом хорошо воспитанной девицы. Когда я говорю «сверху вниз», я имею в виду семь дюймов разницы в нашем росте. Мне хотелось взглянуть ей прямо в глаза, чтобы показать, что меня не запугаешь, но мой взгляд уперся в такую плоскую грудь, каких я еще не видывала у женщин. Она выглядела очень элегантно в голубом шифоновом платье и сверкающих бриллиантах, но когда я увидела эту грудь, то почувствовала, что ко мне вернулась уверенность в себе.

Сыну Брейнгемов графу Литлу было около двадцати пяти лет. Этот пижон считал себя настоящим сердцеедом. Он пристально уставился на меня. Я удивленно вздернула брови и услышала, как он одобрительно заметил: «Вот нахалка!»

Войдя в бальный зал и увидев пять сотен гостей, я охнула от неожиданности. Должно быть, этот бал стоил больше, чем мама и папа зарабатывали за год. Я потеряла счет герцогам, которым представлял меня Майлс, но их было достаточно, чтобы составить целую футбольную команду. Через некоторое время я была сыта по горло герцогами, и мне уже не хотелось приседать в реверансе, знакомясь с ними.

На большинстве девушек были такие туалеты, с которыми наилучшим образом смотрелись «мамочкины бриллианты» – не лучшие, конечно, как сказала одна из девушек. К счастью, Майлс купил мне гарнитур из чистого золота – браслет и серьги, так что я могла гордо держать голову.

Мне было весело. Все женщины были готовы убить меня, особенно леди Серафина Конлей, которая приходилась Майлсу троюродной сестрой. Она из кожи вон лезла, чтобы завладеть его вниманием, старалась говорить о людях, которых знали они, но не знала я, однако Майлс отказался ей подыгрывать, за что я была ему очень благодарна.

– Все в порядке, Майлс, – сказала я наконец. – Я уверена, что тебе хочется поговорить со своими старыми друзьями. – Разве можно упрекнуть меня за то, что я самую капельку подчеркнула слово «старыми»? Игнорировав убийственный взгляд, который бросила на меня Серафина, я позволила лорду Литлу положить руку мне на талию. Мы стали танцевать. Наверное, мои золотые брючки слишком откровенно обрисовывали фигуру, потому что вскоре я заметила, что за нами наблюдает целая толпа, состоящая из одних мужчин.

Музыка замедлила темп, и Литл тесно прижал меня к себе. Наклонившись, он мечтательно прошептал мне на ухо: «Пять сотен».

– Да, я знаю, здесь очень много гостей, – сказала я, стараясь не сморщить нос от неприятного запаха его лосьона после бритья. Возможно, этот лосьон стоил тысячу фунтов за унцию, но все равно его запах был отвратителен.

Он усмехнулся:

– Вы понимаете, что я не это имею в виду. Это очень большая сумма, но я догадываюсь, что вы того стоите.

– О чем вы?

– Пятьсот фунтов. Вторая ночь по пониженной ставке.

Мгновение спустя он прыгал на одной ноге, потирая щиколотку и ругаясь на чем свет стоит. Каблучки на моих туфлях были очень острые.

Появился Майлс.

– Он сказал тебе то, что я подумал? – усмехаясь, спросил он.

– Наглец! – возмутилась я. – Как он мог подумать, что я на это клюну?

Майлс расхохотался, поняв, что Литл попал впросак, и остальную часть вечера мы танцевали вместе.

В светской хронике появилась заметка об этом вечере, где меня называли «королевой бала». (По слухам, леди Кэролайн Харвестер-Фицджеймс в сердцах вышвырнула газету из окна.)

Я купила огромную кровать, которая полностью заняла спальню моей маленькой квартирки. Гардероб и туалетный столик пришлось поставить в другой комнате, которая, хотя и называлась жилой комнатой, не отвечала своему назначению, потому что вся жизнь происходила в спальне. Вспоминая об этом теперь, я понимаю, что в этой квартире ничто не говорило о том, какой я была на самом деле. Там не было дисков или кассет, которые я любила бы слушать, а единственным чтивом были журналы мод. Все имело отношение к тому, как я выгляжу перед камерой и как мы занимаемся сексом с Майлсом. Теперь я не смогла бы жить такой жизнью, но в ту пору этого для меня было вполне достаточно. Мне было семнадцать лет, и весь мир был у моих ног.

Когда я могла уехать из Лондона, мы отправлялись в Дайсон-Холл, где, верный своему обещанию, Майлс на свой лад продолжал знакомить меня с каждой спальней. Одна из них называлась Спальней королевы, ибо в 1575 году там ночевала королева Елизавета I. Мы пропустили эту спальню. Как-никак это была королева-девственница. Зато мы компенсировали это шестикратным использованием спальни Генриха VIII!

Майлс учил меня верховой езде. Я немного побаивалась лошадей, но зато это был хороший предлог для того, чтобы приобрести костюм для верховой езды: мне так шли узкие бриджи!

Того же мнения придерживались фотографы. Они прятались в кустах, делая наши снимки. Майлс приказал вышвырнуть их с территории поместья, но было уже поздно. На следующий день снимки появились в газетах в сопровождении истории о том, что мы проводим вместе каждую минуту и что скоро могут зазвонить свадебные колокола. Я боялась, что Майлс может решить, будто я сама подстроила это ради собственной рекламы. Мне не хотелось, чтобы он так думал, но Майлс только усмехнулся:

– Да-а, теперь языки заработают вовсю.

Единственная серьезная размолвка случилась у нас тогда, когда Майлс купил мне норковое манто, а я отказалась его принять, потому что все еще была противницей натуральных мехов. Когда ему не удалось переубедить меня, он разозлился, но ненадолго и в знак примирения подарил мне маленького котенка.

Я пришла в восторг, узнав, что в Дайсон-Холле существует собственное привидение. Однако встречаться с ним я побаивалась.

– Привидения нечего бояться, – говорил мне Майлс. – Это милая старая леди, которая сидит себе у окна и вышивает. Ее никто не боится.

Мы лежали в кровати шириной десять футов в Якобинской спальне и обсуждали, какие костюмы наденем на бал-маскарад, который в следующем месяце давал в Лондоне граф Элзмир. Я подумывала о костюме леди Годивы, но Майлс категорически запретил это.

Спрыгнув с кровати, я направилась в ванную комнату, расположенную чуть дальше по коридору. Вокруг не было ни души, так как слугам было приказано держаться от нас подальше, и я даже ничего на себя не набросила.

Выйдя из ванной комнаты, я случайно открыла не ту дверь и озадаченно остановилась на пороге. Майлс и огромная кровать куда-то исчезли, а вместо них у окна сидела сухонькая старая леди с вышиванием в руках.

Она улыбнулась, и я поняла, что она совсем не страшная.

– Входи, не стесняйся, – сказала она. – Я много о тебе слышала.

– Я обычно не разгуливаю в таком виде, – стала оправдываться я, подумав при этом, что привидение, наверное, нагота не должна смущать.

– Но у тебя чудесная фигура, – заметила старушка. – Неудивительно, что Майлс от тебя без ума. Кстати, я леди Дайсон.

Я знала, что мать Майлса умерла, значит, это все-таки привидение.

– Не возражаете, если я спрошу, которая вы леди Дайсон по счету?

– Предпоследняя. Возможно, ты видела в холле мой портрет. Я, знаешь ли, была очень красива, – печально добавила она.

– Значит, вы были женой того мерзавца, который оборудовал встроенную ванную комнату в библиотеке? – возмущенно спросила я.

– Да, того самого, – вздохнула она. – Он был отвратительным человеком, хотя теперь, конечно, мне это безразлично.

Я с удовольствием поболтала бы с ней еще, но мне стало холодно.

– Не знаю, как это делается, но не могли бы вы отослать меня туда, откуда я пришла?

– Куда именно?

– В Якобинскую спальню. Я пошла в ванную, а когда вышла оттуда, все изменилось.

Она улыбнулась:

– Вернись в ванную и выйди в другую дверь.

Поблагодарив ее, я вышла. И конечно, там была другая дверь, открыв которую я попала в нужный коридор, а из него в Якобинскую спальню.

– Я видела ваше привидение! – возбужденно заявила я. – Она очень милая.

– Ты ей тоже очень понравилась.

– Ты хочешь сказать, что она и перед тобой появилась?

Он рассмеялся.

– Дорогая, это не привидение. Это моя бабушка. Ее комнаты выходят в коридор, параллельный этому. Она слишком стара и слаба и никого не принимает. Но ты ее очаровала.

– Откуда тебе это известно? Телепатия?

– Нет. Всего-навсего небольшое изобретение под названием телефон. У нее есть телефон в комнате, и она позвонила мне, как только ты ушла. Она сказала, что мне следовало бы предупредить тебя о том, что из ванной имеются два выхода.

– Боже мой! – воскликнула я. – А я ввалилась к ней в таком виде!

– Не беспокойся. Она и сама в свое время была большой проказницей.

Старая леди Дайсон пригласила меня на чашку чаю. На этот раз я предстала перед ней в более приличном виде. В ее глазах мерцали веселые искорки. Мы с ней очень подружились, я даже рассказала ей о том, что Клайв намерен выпустить календарь с моей обнаженной фигурой на каждой странице.

– Очень хорошая идея, – одобрила она. – Такое красивое тело, как у тебя, надо максимально использовать, пока ты молода.

Если вдуматься, именно это говорили мне всегда Фил и Донни.

Она также предупредила меня относительно леди Серафины, которая вбила себе в голову, что они с Майлсом были помолвлены с раннего детства и что в самое ближайшее время Майлс предложит ей руку и сердце. Леди Дайсон не скрывала своей неприязни к Серафине и была рада тому, что Майлс по уши влюбился в меня.

– Но будь осторожна, – предупредила леди Дайсон, – она наверняка постарается устроить тебе исподтишка какую-нибудь гадость.

– Едва ли мы встретимся с ней еще раз, – сказала я. – Едва ли в высшем свете пожелают часто видеть меня.

Леди Дайсон покачала головой:

– Ошибаешься. Ты будешь получать массу приглашений. Ты так привлекательна, что они воспользуются тобой, чтобы свести счеты друг с другом. Каждая девица, которая имеет виды на Майлса, вздохнет с облегчением, увидев, что ты убираешь с ее пути конкуренток.

Вскоре я поняла, что она права. Когда леди Алленбрук приглашала гостей в свою ложу на «Аскоте» [4]4
  Четырехдневные скачки на ипподроме «Аскот», которые считаются крупным событием светской жизни. На скачках обыкновенно присутствует монарх.


[Закрыть], то пригласила Майлса и меня – персонально. Она не имела видов на Майлса, потому что в прошлом году ей удалось заполучить себе графа, но терпеть не могла леди Кэролайн, которой я утерла нос на балу.

Леди Дайсон помогла мне выбрать платье, потому что на этот раз я не хотела выглядеть экстравагантно. Мы остановили выбор на простом белом шелковом платье, юбка которого была длиннее, а декольте – не таким глубоким, как обычно. Туалет завершала шляпка с широкими полями. Меня несколько смущал вид девственницы, потому что мне не хотелось выглядеть овцой, прикидывающейся ягненком. Но, увидев себя в зеркале, я поняла, что бояться нечего. Лицо мое, все еще юное, не казалось наивным, оно повзрослело и составляло потрясающий контраст с белым платьем.

Для этого случая я даже надела нижнее белье. Там все-таки будет присутствовать королева! Хотя бы из вежливости следовало надеть панталончики.

Итак, экипированная таким образом, я оказалась в частной ложе и, потягивая шампанское, наблюдала за прибытием членов королевской семьи. Серафина сидела в соседней ложе, бросая на меня убийственные взгляды, и по довольному выражению лица леди Алленбрук я поняла, что она убедилась в правильности своего решения послать мне приглашение. Все происходящее меня очень забавляло.

В нашу ложу заглянула Серафина и заявила, что идет в королевскую ложу поздороваться кое с кем из друзей.

– Почему бы вам обоим не присоединиться ко мне? – предложила она, переводя взгляд с Майлса на меня.

Она явно хотела досадить мне, потому что наверняка знала, что у меня не было пропуска туда. Майлс пытался получить для меня пропуск, но очередь желающих была такой длинной, что пришлось бы ждать несколько лет. Майлс, как и на балу, из чувства лояльности отказался идти без меня, и Серафина удалилась, затаив на меня черную злобу.

В тот день мне было очень весело: я поставила на победителя и получила еще одно приглашение. Леди Мендел устраивала благотворительный показ новых моделей одежды, на котором в качестве манекенщиц должны были выступать представительницы аристократии. Я обещала принять участие и несколько дней спустя одевалась и раздевалась в компании высокородных леди. Большинство из них отнюдь не отличались изяществом форм, чем, возможно, отчасти объяснялась причина моего приглашения. Интересно, с кем таким образом собиралась свести счеты леди Мендел?

На следующий день газеты только об этом и говорили. «Хани в высшем обществе!» – кричали заголовки. Высказывались разные предположения относительно того, как далеко я смогу пойти. Этот вопрос все чаще возникал и у меня самой.

Я побывала в магазине, в котором можно было взять напрокат театральные костюмы, и выбрала себе для костюмированного бала белое атласное платье XVIII века. Я надеялась, что Майлс подберет для себя что-нибудь в том же стиле, но он заявил, что не желает выглядеть, словно какой-то травести, и предпочтет надеть такой костюм, который закроет его лицо, чтобы не было заметно, как он краснеет.

Со своим костюмом я надела блестящий белый парик с локонами, ниспадающими с обеих сторон на мои плечи. Насчет парика у меня были некоторые сомнения, потому что мои собственные волосы были красивее, но когда я увидела себя в парике, сомнения отпали, потому что он поразительно менял мою внешность. Кроме того, у платья было весьма глубокое декольте, что позволяло мне продемонстрировать другие мои достоинства.

К моему удивлению, спереди и сзади на юбке платья были отверстия. Когда я привлекла к ним внимание костюмерши, она сказала:

– Это называется разрезами. В былые времена они были у всех леди, которые желали в любой момент быть готовыми удовлетворить желания своих любовников. – Засмеявшись, она добавила: – Если вы собираетесь на костюмированный бал в Иванов день, то вам они потребуются.

– Вы хотите сказать, что там так принято? – спросила я.

– В высшем свете всегда так принято, – цинично заметила она.

Майлс наконец нашел то, что искал. Это был венецианский костюм, который состоял из широкого черного плаща до пят с пелериной. На голове у него была черная треуголка, снабженная длинной полосой черной ткани, которая прикрывала лицо, оставляя прорези для глаз, носа и рта. Верхнюю часть лица прикрывала также маска с крупным крючковатым клювом. Должно быть, в этом костюме было очень жарко, но Майлсу он нравился. «Я смогу надеть под него только джинсы и рубашку», – сказал он. Должна признать, что в развевающемся черном плаще он выглядел загадочно, зловеще и безумно сексуально. Я подумала, что надо непременно заняться с ним сексом, пока на нем этот костюм.

Мое восхищение костюмом Майлса несколько поубавилось, когда я узнала, что он выбрал его по совету Серафины. Ее дружелюбие настораживало меня гораздо больше, чем ее неприкрытая враждебность.

В тот вечер Майлс приехал за мной в своем «роллс-ройсе» с откинутым верхом. Пока мы ехали в резиденцию Элзмиров, Майлс рассказал мне немного о хозяевах бала, хотя кое-какие сплетни о них я уже слышала.

Графу и графине Элзмир было немного за двадцать, и они принадлежали к новому поколению аристократов. Это означало, что он уже привлекался к суду за сбыт наркотиков, и потребовались все влияние и связи семьи, чтобы добиться отсрочки исполнения приговора. Его отец пытался лишить сына наследства. Но отец умер, и теперь новый граф веселился напропалую, устраивая настоящие оргии и с устрашающей скоростью проматывая свое состояние. Графиня внесла свой вклад в их бурную жизнь, родив двоих детишек от разных отцов еще до замужества. Костюмированный бал у Элзмиров, знаменующий середину лета, всегда отличался шумным весельем, но при сложившихся обстоятельствах эти увеселения приобретали дурную славу.

Когда мы подъехали к дому, там было полно репортеров, а фотографы как сумасшедшие щелкали затворами камер. Из толпы раздались возгласы: «Кто этот счастливчик, Хани? Позвольте взглянуть на его лицо, уж не маркиз ли это?» Но я лишь улыбалась, не желая раскрывать секрет.

Мне казалось, что я начинаю привыкать к высшему свету, но, увидев огромный бальный зал, я застыла в изумлении. Стены от потолка до пола были завешаны шелковыми занавесами, так что зал напоминал роскошный шатер. Белые колонны отделяли зал от другого, почти такого же просторного помещения, в котором стояли круглые столы, ломившиеся от изысканных деликатесов, разложенных с таким мастерством, что к ним страшно было прикоснуться из опасения нарушить эту красоту.

Окружающее походило на гигантскую театральную сцену, оформленную декоратором, смешавшим все стили либо потому, что не знал разницы между ними, либо потому, что ему было все безразлично. Майлс сказал мне, что в качестве официанток были наняты самые красивые профессионалки, умеющие развлечь и ублажить клиентов. Все они были в легких туниках, едва доходивших до бедер, с разрезами по бокам. Повсюду были расставлены кушетки, лежа на которых гости могли отдохнуть и подкрепиться или заняться чем-нибудь другим. В комнате царила атмосфера расслабляющего декаданса. Едва ли это можно было назвать балом. Скорее это была оргия.

Гости были в карнавальных костюмах, большинство – в масках. Многие девушки были в римских туниках, открывавших грудь больше, чем мое декольте.

– Когда-то в таких костюмах ходили незамужние женщины, – пояснил Майлс.

– Очень удобно, – пробормотала я. Джентльмен в костюме времен Регентства, два кавалера и чародей тоже считали их очень удобными.

Я заметила тигра с головой из папье-маше, развалившегося на кушетке, вокруг которого суетилась Мария, королева Шотландская.

– Очень разумно, – сказала я Майлсу. – С такой головой никто не догадается, кто он.

– Ты полагаешь, что это обязательно он? – пробормотал Майлс.

– Но, Майлс… посмотри, что с ним проделывает королева Мария!

– Или что она проделывает с ней? – лукаво заметил Майлс.

Если меня не шокировали отношения между Филом и Донни, то почему должны шокировать отношения между двумя женщинами? Однако, когда наблюдаешь пару одного с тобой пола, это выглядит по-другому. Настораживает.

На каждом столе стоял массивный серебряный поднос с белым порошком, который гости передавали друг другу. Я знала, что это кокаин, и Майлсу не нужно было предупреждать меня держаться от него подальше. Я жила своим умом и не могла допустить, чтобы его чем-то затуманивали.

Вскоре после нашего приезда свет приглушили и начались танцы. Сначала мне показалось странным танцевать современные танцы в костюме XVIII века, однако и императора Нерона или Кота в сапогах это, видимо, ничуть не смущало. Майлс казался мне еще более загадочным и привлекательным в своем черном одеянии, и я даже начала сомневаться, что сумею сохранить самообладание до конца вечера.

– Ты кажешься мне очень соблазнительным в этом костюме, – прошептала я.

– А мне ты кажешься соблазнительной всегда, – прошептал он в ответ.

Мой загадочный мужчина привлекал не только мое внимание, и девушки из кожи вон лезли, чтобы увести его у меня. Пока он с кем-то разговаривал, я танцевала с Генрихом VIII и Ричардом III, однако Ричарду мешал танцевать все время сползающий горб. После этого я решила отдохнуть от внимания монархов и стала танцевать с Авраамом Линкольном и Наполеоном.

Наконец я с облегчением увидела, что сквозь толпу ко мне пробирается мой укутанный в черный плащ Венецианец. Мы начали танцевать, и он, наклонившись ко мне, отыскал рукой разрез на юбке и запустил туда руку. Пальцы были холодные, что было не похоже на Майлса, но он умело ласкал меня, так что вскоре я почувствовала возбуждение. Я оглянулась вокруг, но на нас никто не обращал внимания, потому что почти все танцующие были заняты тем же.

– Этим не насытишься, – прошептал он. – Давай попробуем найти более уединенное местечко.

Он подтолкнул меня к двери, за которой оказалась небольшая комнатка. Там был столик, на котором находилось все необходимое для приготовления кофе, на другом столике лежало блюдо с самыми разнообразными фруктами. Но я мало что успела разглядеть, потому что он сразу же выключил почти все лампы.

Он распахнул плащ, и я уже протянула руки, чтобы помочь ему раздеться, когда увидела, что в этом нет необходимости. Под плащом у него ничего не было.

– Значит, вот что ты сделал, когда уходил, – сказала я.

Он хрипло хохотнул и, взяв мою руку, направил ее вниз. Его инструмент был в полной готовности – большой, напряженный, и я стала направлять его рукой в разрез юбки.

Вдруг мой нос уловил слабый запах. Запах был чужой, он не мог принадлежать Майлсу. Он был такой слабый, что я не сразу его почувствовала. Это был неприятный запах лосьона, и я знала, кто им пользовался.

Лорд Литл.

Я мгновенно поняла, что все было спланировано заранее. Это Серафина предложила Майлсу костюм, который так надежно скрывал надевшего его человека, что даже я не сразу заметила подмену. Литл был братом леди Кэролайн, так что у него были свои мотивы для сведения счетов со мной. Серафина же, наверное, уже вела сюда Майлса.

– Почему ты остановилась? – прохрипел он, и я удивилась тому, что могла принять его голос за голос Майлса.

– Ты знаешь, что я не люблю торопиться, – прошептала я. – Иди сюда.

Говоря это, я шаг за шагом пятилась назад. Литл следовал за мной. Правда, у него не было выбора. Потому что я все еще держала в руке его пенис. Приблизившись к кофейному столику, я свободной рукой нашарила на столе то, что мне было нужно, – щипцы для сахара. Схватив их в руку, я медленно протянула ее под плащ.

– У меня для вас сюрприз, лорд Литл, – тихо сказала я.

Он замер от неожиданности, поняв, что игра закончена. Воспользовавшись его замешательством, я успела наложить щипцы на нужное место и сжать их. Он заорал так, что мог бы разбудить и мертвого.

– Сучка! – вопил он. – Ах ты, двуличная сучка!

Я включила свет. Схватившись руками за раненое место, он прыгал по комнате и ругался на чем свет стоит. Воспользовавшись этим, я сорвала с него треуголку и маску. На долю секунды мне показалось, что я ошиблась и это Майлс, но это был Литл, смотревший на меня с такой яростью, словно готов был убить.

– Перестань обзывать меня, – проговорила я. – Я ведь тоже могу сказать, кто ты такой.

Он попытался схватить меня, но запнулся. Воспользовавшись этим, я толкнула его, и он повалился на ковер, придерживая рукой свое раненое мужское достоинство. За дверью послышались голоса, и я узнала Майлса и Серафину. Чтобы завершить свою победу, я схватила с подноса яблоко и наклонилась над Литлом.

– Открой рот пошире, – приказала я.

Он так ошалел, что не раздумывая подчинился. Я засунула яблоко в его открытый рот в тот самый момент, когда распахнулась дверь.

– Ты не поверил мне, но тебе придется поверить своим глазам, Майлс, – говорила Серафина. – Я делаю это для твоего же блага.

При виде Литла, растянувшегося на полу, голого, с яблоком во рту и руками, прикрывающими пенис, она застыла на месте.

В руке у нее был «Полароид». С быстротой молнии я выхватила у нее камеру, направила объектив на Литла и нажала кнопку. Все произошло так быстро, что Серафина не успела остановить меня. Когда, придя в себя, она хотела выхватить у меня камеру, я уже извлекла снимок и засунула его за лиф платья.

– Может быть, кто-нибудь скажет мне, что здесь происходит? – вежливо попросил Майлс.

– С удовольствием, – ответила я. Остановившись у двери, я сказала поднимавшемуся с пола Литлу: – Если вы когда-нибудь вздумаете причинить мне какое-нибудь беспокойство, я отошлю этот снимок в газеты. Во все газеты. – Потом я взяла Майлса за руку: – Пойдем. Вечеринка закончилась.

В машине по пути домой я рассказала ему, что произошло, и мы вместе разглядели снимок. Он получился великолепно. Я с большим удовольствием включила бы его в качестве иллюстрации в эту книгу, но Литл с тех пор держался от меня подальше, а я верна своему слову. Но если ты читаешь эти строчки, Литл, помни, что снимок все еще у меня.

– Так, значит, вот почему Серафина сказала, что ей надо со мной поговорить, – решил Майлс. – Она без конца намекала на то, что ты на многое способна, когда меня нет рядом, и настояла на том, чтобы я убедился в этом своими глазами. Она все это спланировала заранее, даже костюм я выбрал по ее совету.

– Зачем Серафина все это устроила? – возмущенно спросила я.

– Она боится, что я предложу тебе выйти за меня замуж, – сказал Майлс.

– Но это смешно!

– Почему смешно, Хани? Ты хочешь сказать, что если я сделаю предложение, ты станешь смеяться?

– Нет, но…

– Что бы ты ответила?

Он обнимал меня одной рукой, моя голова уютно лежала на его плече, и я подумала, что было бы очень приятно остаться с Майлсом навсегда.

– Думаю, я согласилась бы.

– Но ты не уверена?

– Спроси меня еще раз завтра, когда я привыкну к этой мысли.

Он высадил меня возле моей квартиры, но не попросил остаться на ночь. Он был тактичен и понимал, что мне надо побыть одной и подумать. Но особых размышлений не потребовалось: нам с Майлсом было хорошо вместе, я знала, что смогу сделать его счастливым, и к утру приняла окончательное решение согласиться.

На следующий день была суббота. Утром я сидела за чашкой кофе и просматривала газеты. Неожиданно на глаза мне попалась статья об известном археологе, работавшем на Востоке. Со страницы газеты на меня смотрел Стив.

Фотография была цветная и отчетливо показывала, каким бронзовым от загара стало его лицо. Выражение лица стало более волевым. У меня затрепетало сердце. Мы не виделись почти два года, но ничего не изменилось. Он по-прежнему был единственным мужчиной, который мне нужен. Возможно, было неразумно упускать шанс стать маркизой из-за мужчины, которого, может быть, я никогда не увижу, но я не могла ничего с собой поделать.

Днем я сказала Майлсу, что не могу выйти за него замуж. Он опечалился, но не удивился. Мы оставались вместе еще около двух месяцев, но оба понимали, что наша связь подходит к концу. Когда я занималась любовью с Майлсом, я видела лицо Стива, и, мне кажется, он начал кое о чем догадываться. Он был очень чувствителен.