Текст книги "Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга"

Автор книги: Стефан Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шаг 5. От Гастингса до «Книги страшного суда»

Новому королю Вильгельму, в отличие от нынешних королей, некогда было ходить по ночным клубам и заниматься благотворительностью – ему приходилось мотаться по стране и усмирять своих подданных. В одном только 1067 году мощные бунты произошли в Нортумбрии, Херефорде, Эксетере и Дувре, важнейшем портовом городе, который восставшие чуть не отбили у нормандцев.

В конце концов новый король так рассердился на англосаксов, которые либо открыто восставали, либо сначала присягали на верность, а потом – совсем как Гарольд – нарушали свои клятвы, что издал указ о военных преступлениях, за которые сегодня сажают на несколько лет в комфортабельный тюремный комплекс в Гааге.

Вильгельм приказал своей армии убивать всех и уничтожать все от Ланкастера до Йорка, от Северного до Ирландского морей – а это территория площадью сто восемьдесят квадратных километров! Точные цифры убитых и лишенных крова местных жителей найти трудно, но летописцы рассказывают об обитателях целых деревень, которые предпочитали прятаться в лесах и гибнуть там от голода, нежели встречаться с бойцами штурмовых отрядов Завоевателя. Истребление приняло такой масштабный характер, что север Англии превратился в пустыню на целых пятьдесят лет. [15]15
  А в культурном плане, как утверждают высокомерные южане, еще на несколько веков.


[Закрыть]

Количество тех, кто присягал на верность Вильгельму, а потом предавал его, уже зашкаливало, и процесс захвата земель становился все более запутанным. Споры о том, кто чем владеет, кто кому должен платить ренту, участились, так что в 1085 году Вильгельм созвал своих лучших юристов и счетоводов на совет по инвестициям в Глостере. Хотя практически каждый житель Англии был обязан выплачивать процент от своих доходов новоиспеченному королю, тому хотелось точно знать, кто его налогоплательщики и сколько они зарабатывают, чтобы исключить всякий обман с их стороны.

Советники подсказали выход: составить список всех объектов собственности в Англии, включая рабов – сервов. Итог этой работы, «Книга страшного суда» получилась на редкость занудной и перегруженной информацией, совсем как учетные записи трейнспоттера. [16]16
  Трейнспоттер – человек, хобби которого – отслеживать поезда и записывать номера локомотивов. – Примеч. пер.


[Закрыть]

В начале 1086 года по стране были разосланы ревизоры; когда они закончили сбор данных, их перепроверила другая команда. Будучи реестром всех земель, личной собственности и богатств, эта опись предоставляла сведения по всем фискальным долгам, начиная от самых мелких землевладельцев и живущих за пределами страны, но получающих доход лордов и заканчивая самим королем Вильгельмом.

Название «Книги», придуманное в двенадцатом веке, указывает на масштабность и важность проекта. В ней содержалось столько сведений, что люди сравнивали ее с «Книгой жизни», каталогом деяний, по которым Бог будет определять судьбу каждого в день Страшного суда.

И все это состряпали для человека, который практически не умел читать. Возможно, это объясняет, почему люди Вильгельма кое-что все-таки скрыли от него: есть огромные пробелы в данных по Лондону и дальнему Северу, регионам, которые считались неспокойными и где ревизоры не осмеливались задавать слишком много вопросов.

Так или иначе, у Вильгельма было не так много времени, чтобы насладиться перед сном чтением «Книги страшного суда», поскольку он умер в сентябре 1087 года, вскоре после того как работа над ней была завершена. И умер, прямо скажем, как подобает королю Англии – в борьбе с Францией.

Король франков Филипп I вторгся в Вексен, область Нормандии, расположенную к северо-востоку от Парижа. Вильгельм направил к нему своих гонцов с требованием отступить, однако Филипп, чувствуя свою силу перед лицом Завоевателя, уже старого и не в меру упитанного, ответил: «Когда наконец пузатый разродится?»

Вильгельм просидел на английском троне двадцать один год, но так и не приобрел чувства юмора, причем шутки, затрагивавшие лично его, просто-таки бесили Вильгельма, поэтому в ответ на реплику Филиппа он решил осадить и сжечь что-нибудь французское. После того как его войска штурмом взяли Мант, центр Вексена, Вильгельму вздумалось проехаться верхом по пожарищу. В какой-то момент, согласно легенде, его конь споткнулся об упавшую балку, и Вильгельм рухнул на землю, получив серьезную травму внутренних органов.

Шесть недель он страдал от жутких болей в животе, и его мучения, несомненно, усугублялись тем, что французские доктора постоянно переворачивали его, пытаясь впихнуть ему в задний проход целебные травы: обтекаемых, легких в применении суппозиториев еще не изобрели.

Англосаксонские летописцы, составлявшие «Англосаксонские хроники», древнейший исторический документ, превратили некролог Вильгельму в длинную оскорбительную поэму: в ней они перечислили беды, которые обрушил на Англию Завоеватель, и дали ему нелицеприятную характеристику: «Своих людей он убивал, без цели и без веры, и в пропасть жадности упал, он алчным был без меры».

Монахи, писавшие «Хроники», усматривают в смерти Вильгельма гнев Божий, говоря, что он умер после того, как сжег Мант и «все святые церкви города». Летописец с прискорбием отмечает, что «двое праведных служителей Бога были заживо сожжены», а потом, смакуя подробности, описывает предсмертные страдания Вильгельма и смерть, после которой осталось «ему, некогда могущественному королю и хозяину многих земель, всего семь футов этой самой земли». Чем не торжествующий смех англичан? И звучать ему предстояло еще очень долго…

Parlez-vous[17]17
  Вы говорите…? (фр.) – Примеч. пер.


[Закрыть] по-английски?

Начиная с 1066 года, французский диалект нормандских завоевателей стал официальным языком поверженной Англии, и на этом языке предстояло говорить английским королям и правящим классам следующие триста лет. Но англосаксонские крестьяне были слишком многочисленны и необразованы, чтобы пытаться навязать им новый язык, и в любом случае среднестатистический англосакс использовал франко-нормандские слова только для того, чтобы продать свой товар аристократу или упросить солдата не кастрировать его за убийство ежика.

Со своей стороны, завоеватели, как правило, отказывались учить язык лузеров, или же у них попросту ничего не получалось (Вильгельм тоже пытался, но безуспешно). Между собой они общались на франко-нормандском пиджине [18]18
  Пиджин – вторичный язык, возникший в условиях межъязыковых контактов; использует лексику одного языка и грамматику другого. – Примеч. пер.


[Закрыть], в котором смешались разные региональные диалекты. Так возник новый говор, который обходился без многих грамматических сложностей, сохранившихся на многие века в «чистом французском», языке франков.

И постепенно, как мы увидим в следующих главах, англосаксы и франко-нормандцы сблизились; стремление обеих сторон к лингвистическому выживанию привело к созданию гибкого, адаптированного языка, в котором можно было изобретать или частично заимствовать слова, при этом не беспокоясь о том, правильно ли в предложении расставлены глагольные окончания или соблюден порядок слов и выдержан стиль (вот как в этом предложении). В результате возникла первичная форма того языка, который впоследствии стал английским.

Все это лишний раз доказывает, что Нормандское завоевание Англии было столь же знаковым событием с точки зрения лингвистики, как момент выхода на сушу первых амфибий. Каждый, кому доводилось увязнуть в трясине современной французской грамматики, способен оценить степень свободы английского языка. Завидуя этой раскрепощенности, французские грамматисты обязательно скажут вам, что английский – это язык нечистый, язык бастардов. Они, конечно, правы, и самое забавное то, что он обязан своим созданием Вильгельму, нормандскому бастарду, рожденному на земле нынешней Франции.

Начало конца (начала)

В конечном итоге Нормандское завоевание Англии обернулось неприятностями для французов, и уж конечно его никак нельзя считать победой Франции над Англией. Вильгельм сокрушил англосаксонский порядок, но сформировал новую нацию, которая переросла свой первоначальный статус нормандской колонии и стала серьезной независимой силой в Европе. Впоследствии язык этой нации тоже вышел за пределы Европы и распространился по всей планете, эволюционировал в британских колониях и послужил созданию культуры, которую французы ошибочно (и зачастую с упреком) называют «англосаксонской» – и которую Франция по привычке обвиняет в попытках задушить французскую литературу, кинематограф и конечно же французский язык.

Для Вильгельма, умирающего в агонии от ран, полученных в результате войны с Парижем, возможно, было бы некоторым утешением знать, что, создавая Англию, он посеял семена боли, которая тысячу лет будет мучить французов.

Глава 2
Разминка перед боем

Под руководством великих – а подчас и откровенно ужасных – королей Англии (королевы все еще под запретом)

За те 250 лет, что разделяют смерть Вильгельма Завоевателя и Столетнюю войну, разумеется, произошло немало исторических событий. В конце концов, два с половиной века – это то время, что прошло между изобретением велосипеда и созданием атомной бомбы (да, по времени мы продвигаемся вперед, но это вовсе не означает, что мы прогрессируем).

В эти годы уместились и подписание Великой хартии вольностей [19]19
  Великая хартия вольностей – грамота, подписанная в 1215 году королем Иоанном Безземельным под давлением восставших баронов; ограничивала королевскую власть и предоставляла более широкие права крупным феодалам; основной массе английского народа – крепостному крестьянству – не дала никаких прав. – Примеч. пер.


[Закрыть], и убийство Томаса Бекета [20]20
  Томас Бекет – архиепископ Кентерберийский, одна из ключевых фигур английской истории XII века; вступил в конфликт с Генрихом II и был убит по наущению короля на ступенях алтаря Кентерберийского собора. – Примеч. пер.


[Закрыть], и подвиги легендарных героев, таких как Ричард Львиное Сердце [21]21
  Ричард I Львиное Сердце – английский король из династии Плантагенетов, правивший в 1189–1199 годах. – Примеч. пер.


[Закрыть], Роберт I Брюс [22]22
  Роберт I Брюс – король Шотландии (1306–1329), один из величайших шотландских монархов. – Примеч. пер.


[Закрыть] и Робин Гуд (последний, конечно, в прямом смысле легендарный, поскольку существовал только в легенде).

Однако, помимо всего прочего, именно этого времени хватило Англии, в 1087 году представлявшей собой всего лишь нормандскую колонию, чтобы стать мощной державой, обладающей национальным самосознанием и способной отплатить и поражение не только своим бывшим колонизаторам, но и всей Франции.

Это был долгий процесс, поскольку англо-нормандские короли Англии по-прежнему считали себя герцогами Нормандии со вторым местом жительства в Лондоне, а Англию с ее крестьянами рассматривали как источник удовлетворения своих хобби, которые варьировались от уныло-привычной охоты за дичью и женскими телами до более экзотического времяпрепровождения вроде Крестовых походов в Средиземноморье (Ричард Львиное Сердце), архитектурных прихотей (Генрих III) и сооружения соломенных крыш (Эдуард II).

Но каждый король [23]23
  Королевы не допускались к английскому трону вплоть до 1553 года, когда на престол взошла Мария Тюдор.


[Закрыть], правивший с 1087 по 1327 год, внес свой вклад в подготовку Англии к Столетней войне, хотя в некоторых случаях они делали это, казалось, неосознанно…

В борьбе за право на кутежи

События развивались ни шатко ни валко во многом из-за того, что наследник Вильгельма первого оказался совсем уж никчемным правителем.

После смерти Завоевателя его старший сын, Роберт, получил в управление родную Нормандию. Англию же Вильгельм завещал среднему сыну, Вильгельму II, или Руфусу, как его называли из-за красного цвета лица. Да, в семейной лотерее Англия оказалась всего лишь утешительным призом.

Вильгельм Руфус страдал от хронического синдрома избалованного обладателя громкой фамилии и был кем-то вроде средневековой Пэрис Хилтон, имея такое же пристрастие к макияжу, нарядам и маленьким визгливым собачкам. За время своего короткого правления (1087–1100) он прославился тем, что устраивал шумные вечеринки в замках по всей Англии и душил граждан налогами, чтобы оплачивать роскошный стиль жизни. Он был настолько непопулярен, что, когда стрела, выпущенная из лука, «случайно» попала ему в легкое, оставив его умирать там, где он и упал, никто даже не потрудился начать расследование. Было даже что-то символическое в том, что Руфус умер во время охоты в Нью-Форест, на земле, где его отец провел в свое время этническую зачистку англосаксов.

Ходили слухи, что роковая стрела полетела в Руфуса по приказу его младшего брата, Генриха, которому по завещанию Вильгельма Завоевателя достались лишь деньги на покупку кое-какой земли. Генрих участвовал в той фатальной охоте и поспешно, без всяких видимых причин, покинул место действия незадолго до «несчастного случая».

Воспользовавшись тем, что английский трон остался вакантным, а старший брат, Роберт, находился в крестовом походе, Генрих немедленно вступил на престол как король Генрих I. Он оказался совершенно другим правителем. Как и Руфус, Генрих обожал кутежи и развлечения и, говорят, наплодил на стороне чуть ли не двадцать пять детей, но при этом отличался ученостью и политическим умом – неслучайно ему дали прозвище Боклерк, Грамотей в переводе с французского. Он первым осознал важность объединения двух главных народов Англии и женился на англосаксонке Идгит (в модернизированном варианте Эдит), потомке Альфреда Великого. Что интересно, их бракосочетание состоялось 11 ноября 1100 года – дата, несомненно, резонансная с точки зрения нумерологии, призванная придать особую значимость союзу, тем более в эпоху суеверия.

Когда нормандская знать Англии пожаловалась на непроизносимость имени Идгит [24]24
  То, что оно к тому же сложно в написании, их совершенно не смущало, поскольку почти никто из них не умел писать.


[Закрыть], Генрих I просто-напросто изменил его на англонормандское имя своей матери, Матильда.

Генрих пообещал исправить все ошибки, допущенные при правлении брата, и посадил за решетку главного советника Руфуса, богатого нормандского епископа Ранульфа Фламбара (по прозвищу Ранульф Горячая голова), который отвечал за сбор государственных доходов: эту задачу он исполнял блестяще, торгуя церковными должностями. Но Фламбар стал и первым узником, совершившим побег из нового лондонского Тауэра, откуда улизнул в Нормандию, где присоединился к герцогу Роберту, который только-только вернулся из крестового похода и ломал голову над тем, как бы вырвать английский трон из лап своего наглого младшего брата Генриха.

Роберт, к которому приклеилось прозвище Куртгёз (Короткие штаны) из-за его коротких и толстых ног, был такой же «горячей головой», как и Фламбар, и большую часть своей взрослой жизни воевал против собственного отца, Вильгельма Завоевателя. Эти двое даже встречались лицом к лицу в сражении: сын сбил с ног стареющего отца, но в последний момент пощадил его и оставил в живых. При подстрекательстве Фламбара, в 1101 году Роберт затеял новое нормандское вторжение в Англию, высадившись с небольшой армией в Портсмуте. Однако английские бароны, прежде обещавшие Роберту поддержку, не явились на подмогу, так как Генрих I становился все более популярным королем: одной из его наиболее дальновидных реформ стали налоговые послабления для баронов. В конце концов братья встретились за столом переговоров, и Роберт согласился отказаться от своих притязаний на трон в обмен на регулярный доход и некоторые земли, принадлежавшие Генриху в Нормандии.

Но Генрих не доверял брату и, чувствуя, что Англия стала уже достаточно сильной, чтобы противостоять любым вызовам, сам вторгся в Нормандию. Все прошло на удивление гладко. В 1105 году Генрих захватил Байё и Кан, на короткое время вернулся в Англию, дабы урегулировать спор о том, кому – ему или Папе – следует назначать английских епископов, и продолжил военную кампанию, наконец встретившись с Робертом в битве у замка Таншбре под Каном 28 сентября 1106 года. Генрих за час разгромил нормандцев и взял Роберта в плен.

Англия с блеском завоевала Нормандию ровно через сорок лет после того, как Вильгельм Завоеватель высадился на английскую землю: еще одно нумерологическое совпадение.

Теперь Генрих I был таким же могущественным, как и его отец, и, чтобы закрепить свое господство, он на всякий случай нейтрализовал старшего брата. Роберта отправили в тюрьму – по иронии судьбы, в нормандский замок в Кардиффе. А после неудачной попытки побега Генрих распорядился выжечь брату глаза и держать его за решеткой до конца его дней. Любовь к близким родственникам явно не присутствовала в этих англо-нормандских генах.

История «с душком» на земле Нормандии

В 1135 году королю Генриху Первому шел уже шестьдесят седьмой год, и он начинал подумывать о преемнике. Осенью того же года он отправился в Нормандию, желая навестить дочь Матильду, которая стратегически блестяще вышла замуж за француза Жоффруа, графа Анжуйского, который правил на соседних с юго-западными доменами Генриха в Нормандии землях. Несмотря на недавнее рождение двух внуков, отношения между отцом, дочерью и зятем носили напряженный характер – возможно, потому, что король настойчиво пытался втолковать Матильде, что она, даже будучи его единственной законной наследницей, стать королевой не может, именно в силу того, что наследница. В те времена необходимым требованием для претендентов на английский трон было наличие пениса.

Как бы то ни было, однажды после дневной охоты Генрих вернулся к Матильде и Жоффруа, в замок Шато де Лион в Нормандии (не путать с городом Лион в Центральной Франции), уселся за стол и принялся за свое любимое кушанье – жареных миног. Это уродливые, похожие на угрей существа с ртами-присосками и острыми зубами, которыми они прокалывают живот своих жертв и высасывают внутренности. Сегодня миноги уже почти вымерли из-за своего пристрастия к чистой речной воде, но в Средние века слыли деликатесом, и город Глостер на каждое Рождество присылал монарху пирог с миногами. Генрих обожал миног, несмотря на их уродство, и в тот вечер, 1 декабря 1135 года, говорят, так «переел миног», что умер от обжорства.

Интересно, что в официальной французской версии это событие представлено несколько иначе: вроде бы Генрих съел lamproies avariées, испорченные миноги. Похоже, французам просто не понять, как можно переесть деликатеса. Впрочем, учитывая особую жестокость тех времен, резонно задаться вопросом, не содержалось ли в еде Генриха лишних ингредиентов – скажем, небольшой дозы яда.

Как только отошел в мир иной ее отец, Матильда обратилась к английским баронам за разъяснением, можно ли решить гендерную проблему престолонаследия так, чтобы она могла занять трон – как королева или же как регент своего сына. Некоторые бароны присягнули на верность Матильде, но в конечном итоге против нее сыграл брак с анжуйцем – те всегда конфликтовали с нормандцами, – и трон получил один из племянников Генриха – Стефан, граф Блуа и Булони, французский внук Вильгельма Завоевателя.

Стефана уж никак нельзя назвать великим правителем. На самом деле ему удалось потерять не только связь Англии с Нормандией, но и английский трон. Похоже, ему недоставало той самой крови Завоевателя. Отец Стефана, Этьен-Анри, был известным трусом. Он дезертировал из армии крестоносцев во время осады Антиохии [25]25
  Антиохия-на-Оронте – город в древней Сирии, на юге современной Турции. – Примеч. пер.


[Закрыть] в 1098 году, чем привел свою жену в такую ярость, что она тотчас отослала его обратно на Средний Восток, где его и убили в 1102 году. В общем, для средневекового короля не образец для подражания.

К несчастью для Стефана, Матильда и ее муж, Жоффруа Анжуйский, не собирались сдаваться без боя. В 1139 году Жоффруа начал планомерную кампанию по истощению Нормандии, в то время как Матильда собрала армию анжуйцев для похода на Англию, базируясь в Глостере – столице миног.

Жестокая борьба между дамой из Анжу и господином из Блуа развернулась на британской земле. Война между Матильдой и Стефаном, которая вошла в историю как период Анархии, дала авторам «Англосаксонских хроник» последний шанс (летопись завершалась 1154 годом) поупражняться в злобных выпадах против иностранцев. В записях, относящихся к 1139 году, хронист с грустью сообщает, что обе группировки французских политических дельцов похищали английских «крестьян и крестьянок, бросали их в тюрьмы, отнимали золото и серебро, подвергали неописуемым пыткам». Хотя он и называет пытки «неописуемыми», ему удается достаточно подробно изложить суть дела:

«Их подвешивали за большие пальцы рук или за голову, поджигали ступни; головы обматывали колючей проволокой, стягивая ее, чтобы шипы впивались в мозг… Некоторых помещали в ящик, короткий, узкий и полый, набивали его острыми камнями, вдавливая в них человека, чтобы они переламывали ему кости… Я не могу и не в силах перечислить все ужасы и пытки, которым подвергали несчастных на этой земле».

Конфликт уносил столько жизней, что в итоге обеим сторонам пришлось прийти к соглашению: Стефан продолжит править Англией, но после его смерти трон отойдет сыну Матильды, Генриху (внуку Генриха I). Это был хрупкий компромисс, мало кого он устраивал, и, как пишет в своей «Краткой истории Англии» Дж. М. Тревельян, «Англии несказанно повезло, что он [Стефан] умер на следующий год».

Хочешь поссориться с соседом – кради у него жену

Будущий Генрих II, едва родившись, автоматически стал наследником могущественного Анжуйского графства (благодаря тому, что имел отцом Жоффруа), а также Нормандского герцогства и английской короны. В девятнадцать лет он расширил свои владения новыми землями, женившись на Элеоноре Аквитанской. Опять же благодаря специфическому пункту в анкете соискателя престола о наличии выпуклого детородного органа, Генрих стал герцогом обширных и очень богатых французских территорий – Аквитании и Гаскони, – протянувшихся от Бордо до границы с Испанией.

Этот союз был не только выгодным – его можно считать удачным антифранцузским политическим маневром.

Всего несколькими неделями ранее Элеонора была королевой Франции, женой Людовика VII. Она добилась расторжения брака, мотивируя это тем, что Людовик не произвел на свет наследников мужского пола и, как ей подсказывало чутье, не собирался этого делать, поскольку, тонко заметила она, «он больше монах, чем муж». Как только брак был аннулирован, тридцатилетняя Элеонора сделала предложение юноше Генриху которого, как она точно предсказала, ожидало блестящее будущее. Несомненно, эта высокая, красивая, хорошо образованная женщина знала, чего хочет, и знала, как это получить. К тому же она успела проверить родословную Генриха, переспав с его отцом.

В результате в 1154 году, после того как король Стефан умер, Генрих (теперь уже двадцатиоднолетний) добавил новый титул – король Англии – в свою и без того перегруженную визитную карточку, и теперь под его властью оказалось больше «французских» земель, чем у Людовика VII. Если взглянуть на карту Франции того времени, можно увидеть, что домены Генриха и Элеоноры солидным пластом покрывали всю западную часть страны, захватывая почти все северное побережье и спускаясь вниз через центр Франции, оставляя за пределами разве что Париж. Для сравнения, территории Людовика VII на карте напоминали вытянутые лягушачьи лапки – от запада Кале, вниз через Париж и дальше к Средиземному морю. Становится совершенно понятным, кто правил Францией в те дни, и это был не французский король.

Генрих II – первый английский король из рода Плантагенетов, обязанного своим названием ветке дрока (латинское название растения planta genista), которой его отец Жоффруа имел обыкновение украшать свою шляпу. И как Плантагенет Генрих стал основателем династии, которой предстояло править Англией в течение 330 лет. Этого он знать, разумеется, не мог, но все равно действовал так, будто закладывал фундамент на века.

Он укротил капризных баронов как в Англии, так и во Франции, разрешая им откупаться от военной службы, что позволило ему содержать профессиональную армию наемников. Он ввел суды присяжных, и это означало, что, по крайней мере, на слушаниях будут учитывать доказательства, а не просто заставят обвиняемого ходить босиком по раскаленным углям и объявят виновным, если у него на ступнях вздуются волдыри. Возможно, памятуя о своем деде и миногах, Генрих был щедр к голодающим, перераспределяя в их пользу десятую часть всего продовольствия, что поставлялось в его замки.

Позор, конечно, что французы одержали одну из своих самых блестящих побед – хотя и малоизвестную, – когда опорочили доброе имя короля Генриха.