Текст книги "Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII"

Автор книги: Стефан Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Этим «джентльменом» был, разумеется, monsieur – Наполеон III.

Глава 5
Секс и Город Света

От парижан он просил лишь одного – чтобы его представили парижанкам.

Филипп Жулиан, биография Эдуарда VII

Похоже, сама Виктория отправила Берти в следующий французский вояж сексуальных открытий.

Осенью 1864 года, когда Берти и Александра были в Стокгольме, совершая скандинавское турне, Виктория прислала им резкое письмо, отругав сына за проживание в замке шведского короля Карла XV. Она переживала, что Берти создаст прецедент и отныне все «мелкие королевские сошки», прибывающие в Англию на каникулы, будут рассчитывать на бесплатный В&В[118]118
  Bed and breakfast (англ.) – «номер плюс завтрак» (схема обслуживания в гостинице). – Примеч. пер.


[Закрыть] в Виндзоре.

«Я была весьма удивлена и раздосадована тем, что ты принял приглашение остановиться во дворце в Стокгольме, – писала Виктория, – и это после того, как было согласовано и решено… что ваш визит будет исключительно частным и вы будете жить в миссии [британском посольстве] или в гостинице, тем более что король не приходится родственником ни тебе, ни Алике».

Перед отъездом в Скандинавию Берти в очередной раз попросил королеву втиснуть в программу тура короткую остановку во Франции, но теперь Виктория ухватилась за эту возможность, чтобы расстроить его планы. «Я сомневаюсь в целесообразности вашего визита в Париж, – продолжала она. – Если он все-таки произойдет, то при условии полного понимания необходимости соблюдения инкогнито, чего нельзя сказать о твоих прошлых визитах, и твердого обещания, что вы остановитесь в гостинице, а не поселитесь у императора и императрицы, и откажетесь от приглашений в Компьень и Фонтенбло, на чем, как и я, настаивают все министры. Все, что там происходит, совершенно неприемлемо для молодых респектабельных принца и принцессы, каковыми вы являетесь. Разумеется, вы можете принять приглашение на дневную охоту в Компьене и нанести визит вежливости императору и императрице, но не более того».

К концу письма Виктория распалилась не на шутку и приказала Берти возвращаться домой из Скандинавии, остановившись у родственников в Германии и Бельгии, но семена уже легли на благодатную почву. Merci[119]119
  Спасибо (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] за отличную идею, мама, мог бы сказать Берти. Теперь можно было не придумывать оправданий вроде пересадки на поезд при возвращении из официального зарубежного вояжа, а проскользнуть через Ла-Манш как частное лицо – Виктория сама это предложила, n’est-ce pas?? [120]120
  Не так ли? (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] – зарегистрироваться в отеле под своим старым псевдонимом барона Ренфрю и наслаждаться парижской жизнью. Виктория возражала против «того, что происходит» в императорских дворцах, но ведь перед Берти лежал целый город, который можно было исследовать.

В любом случае, несмотря на то что мать еще имела возможность диктовать Берти свою волю, он, должно быть, чувствовал себя намного свободнее. Берти исполнил свой династический долг, и даже если Виктория постоянно напоминала о том, что морально развращенный принц не может быть хорошим королем, его вступление на престол казалось слишком далекой перспективой. Королеве не было еще и пятидесяти, она вела затворническую жизнь, которая практически не оставляла надежд на то, что ее скосят лихорадка или нервное истощение, как это случилось с ее мужем. Вдовство как будто лишило ее возраста, законсервировав в трауре.

Но если Виктория отказывалась подпускать Берти к политике и не разделяла его мнений о Дании и Пруссии, то что мешало ему развлекаться в нейтральной стране – Франции?

Большинство источников указывает на то, что первый шанс выйти на полнометражную французскую прогулку в качестве холостяка представился Берти весной 1867 года, когда он был приглашен Наполеоном III на Exposition Universelle[121]121
  Всемирная выставка (фр.) – проходила с апреля по ноябрь 1867 года в Париже на Марсовом поле, ее посетило около 9 миллионов человек, в том числе российский император Александр II. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Берти отправился в Париж со своим братом Альфредом, герцогом Эдинбургским, который был на два с половиной года моложе Берти и еще более безвольным. Альфред (Аффи для домашних) был без памяти влюблен в Александру, и вполне вероятно, что Берти мог взять брата во Францию с целью показать, что там к его услугам полно роскошных женщин и пора уже отстать от принцессы.

Это не был государственный визит, но на выставке Берти и Аффи появились на VIP-трибуне и принимали участие в разнообразных официальных мероприятиях наряду с другими королевскими особами. Среди именитых гостей были муж их сестры Вики, Фридрих Прусский, шведский принц Оскар, итальянский принц Умберто, турецкий султан и многие другие. В перерывах между официальными встречами и экскурсиями по павильонам «Экспо» братья времени зря не теряли и изучали город. Поездка Берти в Париж чем-то напоминала зарубежную командировку мужа на конференцию. «Ах, дорогая, эти бесконечные банкеты и пати[122]122
  Пати (англ, party – компания; прием) – званый вечер, обед в компании; вечеринка. – Примеч. пер.


[Закрыть] – такая скука, и мне будет ужасно не хватать тебя, но ты же понимаешь, это часть моей работы».

Пати там конечно же были. Берти и Аффи получали приглашения не на все императорские приемы, поскольку некоторые из них предполагали участие только глав государств и коронованных особ. Но они были почетными хозяевами бала в британском посольстве, куда были приглашены 1100 гостей и который почтили своим присутствием Наполеон и Евгения. Берти открывал бал танцами с императрицей и, как передавал один лондонский журналист, «был чрезвычайно разговорчивым, галантным и настолько обаятельным, что можно было подумать, будто он стремится завоевать сердца всех присутствующих дам». Наблюдательный репортер продолжал: «После ужина был cotillon[123]123
  Бальный танец французского происхождения, котильон близок контрдансу. Особое распространение получил в середине XIX века в странах Европы и в России. – Примеч. пер.


[Закрыть], и принц танцевал со знаменитой красавицей, маркизой Джорджиной де Галифе[124]124
  Эта дама, лет тридцати пяти, была одной из фрейлин Евгении. Она была знаменита своей бисексуальной ориентацией и длинной чередой любовников и любовниц. Неудивительно, что Берти настолько увлекся беседой с ней. Кстати, она была женой одного из ближайших французских друзей Берти, Гастона де Галифе.


[Закрыть], с которой встретился в саду и после долгой беседы пригласил на танец. Котильон длился почти два часа, все это время принц болтал без умолку, и было замечено, что он едва мог устоять перед чарами признанной парижской обольстительницы». Тон поездке Берти был задан.

Аффи был менее успешным. Тот же журналист отметил, что «он был очень застенчив, не сравнить с братом; и в то время как принц Уэльский заставлял многих женщин вспыхивать румянцем под огнем его горящих глаз, герцог Эдинбургский, встречая пристальный взгляд дамы, сам тотчас краснел от смущения». Аффи манкировал танцами и был позже замечен за столом, где «уплетал сытную дичь, запивая ее шерри». Что ж, простительно, ведь это была его первая вылазка, и, в конце концов, молодой герцог приехал в Париж, чтобы учиться.

К сожалению, Наполеон в этот раз уже не мог в полной мере исполнять свои обязанности наставника Берти, потому что начинал страдать от проблем со здоровьем. В 1864 году у него случился весьма серьезный сердечный приступ во время свидания со своей любовницей, молодой «актрисой» Маргаритой Беланже. Помимо этого его мучили приступы подагры, острого геморроя и мочекаменной болезни. Период ремиссии совпал с приездом Берти на «Экспо», но даже при этом Берти нашел Наполеона сильно исхудавшим и писал своей матери, что он «болен и измотан».

Если Виктория испытала облегчение, узнав эту новость, она ошиблась, потому что Берти собирался доказать, что способен справиться и в одиночку.

II

Впрочем, Exposition состояла не сплошь из светских раутов. По совету матери, Берти отказался от приглашения провести воскресенье на скачках в Шантийи к северу от Парижа, хотя во время одного из заездов его видели «случайно» оказавшимся на балконе Château de Chantilly[125]125
  Замок Шантийи (фр.) – одна из наиболее значительных аристократических резиденций Франции эпохи старого порядка. – Примеч. пер.


[Закрыть] за завтраком. И он, кажется, серьезно отнесся к своей официальной миссии и провел много времени на огромной выставочной площадке, где спустя несколько десятилетий будет построена Эйфелева башня.

Со времен первой поездки Берти на Парижскую выставку в 1855 году технологии значительно продвинулись вперед, и в этот раз действительно было на что посмотреть. В экспозиции 1867 года были представлены промышленные зубные протезы, машины для плетения рыболовных сетей, холодильники, сушилки, механизированные хлебопечи и гидрокостюмы для глубоководного погружения, которые демонстрировались в «публичном аквариуме».

В своей книге Les Souverains a Laris («Суверены в Париже»), подробно описывающей визиты всех королевских особ на Всемирную выставку 1867 года, писатель Адриан Маркс отметил рекорд посещаемости, который установил Берти: «он чаще всех появлялся на Champs de Mars»[126]126
  Марсово поле (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] и терпеливо обходил все стенды и павильоны в сопровождении экскурсоводов.

Корреспондент австралийской[127]127
  В Австралии существует бесплатный сайт оцифрованных газет, датируемых 1800-ми годами. В XIX веке международная информация в основном перепечатывалась из английских газет или поступала от корреспондентов, работающих на месте событий. Зайдите на http://trove.nla.gov.au, это замечательный ресурс. Сайт приглашает читателей участвовать в правке оцифрованных текстов – кое-где встречаются ошибки.


[Закрыть] газеты «Мельбурн Ааргус» был настроен более скептически, но выразил не меньшее восхищение: «Принц Уэльский и герцог Эдинбургский очень тщательно осмотрели выставку, и если они после этих пеших подвигов увезут с собой хоть какую-то идею, помимо невыразимой скуки, значит, они толковые ребята». Репортер ничуть не удивился, когда случайно заметил, как Берти отдыхает после осмотра машин и национальных костюмов, раскуривая сигару на крыше китайского павильона.

И не только огромное количество экспонатов могло утомить Берти – судя по всему, он сам превращался в одну из главных достопримечательностей выставки. Австралиец пишет, что другие королевские особы не были знакомы французской публике и он видел, как король Бельгии одиноко бродил по павильонам, в то время как Берти зачастую окружали толпы: «На днях, когда принцы обедали в русском ресторане, окна и двери облепили иностранные дамы и, с усердием уткнувшись носами в стекло, ловили каждый их жест, следили за каждым кусочком, отправляемым в рот».

А съедено было, конечно, немало. Оба, и австралийский репортер, и Адриан Маркс, раскрывают меню[128]128
  Конечно, это не значит, что каждый съедал все, что перечислено в таком длинном меню. На больших застольях гостям обычно подавали еду с подносов, что стояли ближе к ним, а важные персоны поручали официантам принести им порции любимых блюд.


[Закрыть] приватного обеда на «Экспо»:

Hors d’œuvre[129]129
  Закуска (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] и креветки Тюрбо sauce hollandaise[130]130
  Рыба тюрбо под голландским соусом (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть]

Филе говядины под соусом мадера с фаршированными помидорами

Котлета из баранины с зеленым горошком

Соте из курицы

Жареная утка

Салаты

Спаржа

Суп

Клубника, черешня, абрикосы

Вина: Haut Sauterne, Saint Julien[131]131
  «Сотерн», «Сен-Жюльен» (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть]

* * *

Хоть Берти и торчал часами на «Экспо», инновации в зубных протезах очаровали его не до такой степени, как огромные изменения, которые любимый город претерпел с момента его предыдущего визита. К 1867 году проект реконструкции столицы, затеянной Наполеоном III, близился к завершению, и Берти, должно быть, показалось, что новый Париж будто нарочно задуман для флирта и сексуальных утех.

Как бы ни приятно было так думать, но не это было изначальной целью капитальной городской перестройки, которая началась при Наполеоне III и продолжилась уже после его низложения. К началу 1850-х годов Париж стал перенаселенным, грязным городом. Представьте себе сегодняшний Маре[132]132
  Старинный парижский квартал. – Примеч. пер.


[Закрыть] или Латинский квартал с их узкими, извилистыми улочками и средневековыми покосившимися зданиями, а теперь мысленно уберите оттуда дворников, сборщиков мусора, водопровод, канализационные трубы, фонарные столбы – и законы. И добавьте толпы голодных парижан и крыс.

Прямо посреди всего этого убожества стоял королевский дворец, Palais des Tuileries[133]133
  Дворец Тюильри (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть], с его костюмированными балами, гала-представлениями и бесценной коллекцией произведений искусства. Какому императору-жизнелюбу захочется, чтобы его обитель развлечений окружали больные, озлобленные нищие, те самые парижане, которые всего несколько десятилетий назад рубили на куски[134]134
  См. главу о Французской революции в книге «Англия и Франция. Мы любим ненавидеть друг друга». Aristos и «предатели», которым удалось избежать этой рубки и отправиться на гильотину, были счастливчиками.


[Закрыть] aristos[135]135
  Аристократы (фр., сокр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] – или всех, в ком подозревали aristo?

Стоит ли удивляться, что Наполеон, как только пришел к власти, подверг Париж тому, что сделал с Лондоном Великий пожар 1666 года, – полной зачистке. Он восхищался английскими городскими парками и зелеными проспектами, еще когда находился там в ссылке в 1830-1840-х годах, в первый постбонапартистский период. Чтобы добиться подобного результата в своей столице, он принялся экспроприировать городские окрестности и прокладывать через них новую дорожную систему – бульвары. Самые большие из них расходились крыльями пропеллера от Place de l'Opéra[136]136
  Площадь Оперы (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть]; южная петля бульвара Сен-Жермен пересекала Латинский квартал; с севера на юг протянулась почти прямая ось бульваров между Восточным вокзалом и Монпарнасом, для строительства которой потребовалось снести большинство зданий île de la Cité[137]137
  Остров Сите (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть]. Уцелел лишь клочок вокруг Notre-Dame[138]138
  Собор Парижской Богоматери, Нотр-Дам (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] (даже Наполеон опасался гнева сил, более могущественных, чем он сам).

Grands boulevards[139]139
  Большие бульвары (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] с их театрами, cafés и бутиками тотчас стали самым модным местом города. В своей книге «Воспоминания о счастливой жизни Второй империи» Гастон Жоливе, бывший парижский плейбой, рассказывает, что он редко покидал этот район, разве что иногда прогуливался на запад, вдоль Елисейских Полей, в новые жилые кварталы за Триумфальной аркой. Он признается, что «почти ничего не знал о других районах города, как если бы они были в Центральной Африке». Да и для Берти Большие бульвары времен Наполеона III стали основным местом охоты.

Для осуществления своих планов Наполеон привлек Жоржа Эжена Османа, парижского политика, настолько беспристрастного, что во время градостроительных работ он, как известно, не пощадил даже дом, в котором сам родился. Наполеон доверил Осману миссию «наполнить воздухом, единообразие и украсить город». Требование единообразия вылилось в то, что сегодня и составляет изюминку Парижа – шести– или семиэтажные жилые дома с покатыми оцинкованными крышами, балконами на пятом этаже и поразительно похожими фасадами с почти одинаковыми рядами окон. Под строгим руководством Османа архитекторам ничего не оставалось, кроме как взяться за работу.

Добиваться социального единства – это тоже было одной из целей градостроительной реформы. В свое время состоятельные и хорошо одетые парижане массово покидали зловонные улицы города, и теперь Наполеон хотел вернуть их на прежние места. Во всех новых haussmannien[140]140
  «Османовские» (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] зданиях внизу разместились торговые помещения, над ними располагались просторные апартаменты, и целый этаж под крышей занимали специально построенные chambres de bonne – комнаты для прислуги. В более дорогих домах зачастую было по два этажа для прислуги, а также escalier de service – черная лестница, – чтобы состоятельные жильцы не видели, как доставляют продукты и заказы или таскают ведра. В наполеоновском новом Париже даже средний класс должен был чувствовать себя так, будто живет во дворце. Никто из его парижан не стал бы призывать рубить ему голову.

И наконец, реновация нужна была из санитарно-гигиенических соображений. Прокладка подземной канализации позволила навсегда распрощаться с эпидемиями холеры. Но изменения к лучшему коснулись не только разрастающейся и все хорошеющей столицы. В 1840 году, за восемь лет до того, как Наполеон пришел к власти, во Франции было 500 километров железных дорог. К концу его правления, в 1870 году, их стало 17 000 километров, включая новое парижское Petite Ceinture («малое кольцо»), предшественника Métro[141]141
  Метро (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть], которое перевозило грузы и пассажиров по внутреннему периметру города, освобождая центр от заторов. И уж, конечно, никак не назовешь простой случайностью то, что железнодорожные ветки были протянуты до загородных резиденций Наполеона в Фонтенбло и Компьене и модного ипподрома в Шантийи.

Наполеон был подлинным реформатором, поставившим задачу модернизировать страну и достойно конкурировать с экономическими достижениями Англии. Но при этом он оставался и беззастенчивым гедонистом, который использовал промышленный прогресс и новации градостроительства, чтобы подарить своей любимой Франции высшее art de vivre[142]142
  Искусство жить (фр.) « – Примеч. пер.


[Закрыть] – с элегантными людьми, удобными средствами передвижения, вкусной, свежей едой и красивыми домами. Это была французская версия Vorsprung durch Technik[143]143
  «Превосходство высоких технологий» (нем.) – рекламный лозунг немецкой автомобилестроительной компании «Ауди». – Примеч. пер.


[Закрыть], с высокими технологиями, направленными на создание повсеместной атмосферы соблазна.

Часто говорят о том, что наполеоновские бульвары были призваны наполнить город воздухом и светом, а еще – облегчить передвижение войск при подавлении восстаний. Но это не вся правда – бульвары стали местом, где парижане могли неспешно прогуливаться, бросая по сторонам заинтересованные взгляды.

В дневное время широкие, чистые тротуары наводняли дамы, занятые невинным шопингом, – идеальная добыча для мужчин-охотников. Парижский monsieur, городской летописец Гастон Жоливе вспоминал, что, завидев хорошенькую женщину на прогулке по бульвару, он обгонял ее, а потом неожиданно оборачивался и спрашивал: «Вы следите за мной, мадам?» Если дама останавливалась, изъявляя желание продолжить разговор, он мог пригласить ее в café или предложить купить ей носовой платок или пару перчаток в одном из модных бутиков. Если дама не клевала на наживку, Гастон не расстраивался – выбор был большой, и долго ждать следующего объекта не приходилось.

Новые театры и cafés открывали большие возможности для продолжения знакомств, свиданий с любовницами или дамочками на одну ночь, и вокруг было много парковочных мест для экипажей, которые могли незаметно увезти парочку прочь.

Борделям больше не нужно было прятаться по темным средневековым переулкам, но даже и в такие укромные уголки стало легче пробираться по просторным авеню, пересекающим город. Кеб мог высадить мужскую компанию гуляк неподалеку от грязных трущоб, и любители удовольствий пешком добирались до мест развлечений, не опасаясь конфискации кошельков и одежды. Наполеон создавал свой Город Света[144]144
  Говорят, что лестное прозвище la Ville-Lumière (Город Света) Париж получил, в том числе, и за свою репутацию центра философского и научного просвещения в XVII и XVIII веках, и благодаря новому уличному освещению вкупе с расчисткой плотно застроенных средневековых кварталов в эпоху Османа.


[Закрыть], но оставалось еще много мрачных закоулков, где развратные мужчины могли утолить свои темные инстинкты.

На окраинах города новые парки с их широкими аллеями, обсаженными деревьями – Bois de Boulogne и Bois de Vincennes[145]145
  Булонский лес и Венсенский лес (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть], – стали излюбленными местами для прогулок. Парижские аристократы разъезжали в открытых экипажах, обменивались приветствиями, снимая шляпы, или, как мадам Бовари в одноименном романе Гюстава Флобера, вышедшем в свет в 1857 году, выбирали закрытые транспортные средства и занимались любовью в движении. Гастон Жоливе любил кататься вокруг искусственного озера в Булонском лесу и наблюдать за публикой в «головокружительном разнообразии экипажей, больших и малых; замечать, кто с кем, кто в одиночестве, а кто осмелился показаться с любовницей или – того хуже – рискнул явиться с собственной супругой».

Мемуарист граф де Мони емко описал новый Париж Наполеона ш в своих «Воспоминаниях о Второй империи»: «Никогда еще он не был таким элегантным, не вызывал такого желания развлекаться и не видел таких зажигательных вечеринок и красивых людей». Для молодого Берти, приехавшего в Париж в 1867 году, это был город бесконечных возможностей.

Рабочие, создавшие этот потрясающий город рабским трудом на опасных и крайне вредных для окружающей среды производствах, вряд ли разделяли энтузиазм Берти, особенно если оказывались выброшенными из своих лачуг, и только потому что Осман решил превратить их кварталы в парк или бульвар. Но две категории граждан выступали за перемены в парижском обществе, задуманные Наполеоном III. Прежде всего, это был формирующийся класс bourgeois[146]146
  Буржуа (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть], заселяющих османовские районы, где они открывали новые магазины и были заняты в быстрорастущей сфере обслуживания. И конечно же верхний эшелон, haute bourgeoisie[147]147
  Крупная буржуазия (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть]. Наполеон использовал типично английскую систему финансирования общественных работ за счет частных средств, тем самым помогая банкирам, строителям и промышленникам сколачивать огромные состояния. И поскольку сам он, в силу своего происхождения, был лишен снобизма, эти nouveaux riches[148]148
  Нувориши (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] поднялись на самый верх la bonne société[149]149
  «Порядочное общество» (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть], так что аристократы уже не смотрели на них свысока. Они могли купить или построить себе замок или hôtel particulier (особняк в Париже), устраивать блестящие приемы, на которые стекались crème de la crème[150]150
  «Сливки общества» (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть] города, в том числе и заезжие королевские особы, такие как Берти.

Во времена Second Empire[151]151
  Вторая империя (фр.)I – Примеч. пер.


[Закрыть] Наполеона III Париж был наводнен шикарной публикой – аристократами или просто людьми с хорошими манерами, – у которой были и деньги, и куча свободного времени, чтобы их тратить. Берти крупно повезло – он сразу же стал членом этого «клуба», с положенными ему по рангу привилегиями. Но он пользовался и заслуженной популярностью, поскольку был не только наследным принцем, но еще и общительным, дружелюбным молодым человеком, который с удовольствием включался в общее веселье, забрасывая все вокруг деньгами и заливая шампанским. Берти повезло вдвойне, потому что у этого поколения бонвиванов был только один интерес – секс.

III

Таковым, по крайней мере, было мнение писателя Эмиля Золя, летописца своего времени, автора целой серии романов, в которых представлена развернутая (пусть иногда и перегруженная деталями) картина Франции середины и конца XIX века. Золя проник в самые разные миры – искусства («Творчество»), гастрономии («Чрево Парижа»), криминала («Человек-зверь»), пролетариата («Жерминаль») и даже шопинга (действие романа «Дамское счастье» разворачивается в декорациях одного из новых парижских универмагов).

Но есть у Золя и роман о сексе – «Нана». Это уменьшительно-ласкательное производное от имени Анна, вероятно, отсылка к печально известной актрисе/куртизанке того времени, Анне Дельон, прозванной светской львицей бульваров. Она прославилась своим романом с Наполеоном III, черными, как смоль, волосами и тем, что один французский комментатор тактично назвал «определенными талантами». Но в названии романа кроется нечто большее, чем просто имя. На современном французском сленге (арго) une nana – это всего лишь «девушка», хотя в эпоху Золя так называли куртизанок[152]152
  Словом fille («девица» или «дочь») частенько называли и уличную девку. Чтобы собеседнику было понятно, что une fille dans la rue («девица на улице») не проститутка, добавляли une jeune file («молодая девушка»). Хотя не совсем понятно, как это могло внести ясность.


[Закрыть]. Собственно, об этом и роман – о жизни обычной парижской труженицы сексуального фронта, пусть и высокого класса, которая удовлетворяет запросы представителей новой haute bourgeoisie Наполеона III. И вот в таком вымышленном мире Нана встречает вполне реального принца Берти.

Мнение Золя о Париже Наполеона было предельно жестким. В предисловии к «Нана» он сформулировал темы романа: «целое общество, ринувшееся на самку», «свора, преследующая суку, которая не охвачена похотью и издевается над бегущими за ней псами»[153]153
  По-французски это звучит так: Toute une société se ruant sur le cul. Une meute derrière une chienne, qui n'est pas en chaleur et qui se moque des chiens qui la suivent. Слово cul употребляется не только в значении «задница», в просторечии это еще и «секс». Глагол se moquer тоже имеет несколько лексических значений, в том числе «насмехаться» и «не обращать никакого внимания».


[Закрыть]. История эта, по словам писателя, «поэма вожделения самца, великий рычаг, приводящий в движение мир».

Когда заходит разговор о сексуальных похождениях в Париже середины XIX века, важно не слишком романтизировать то, что, по сути, было секс-туризмом, скрывающим за своим гламурным фасадом пошлость и убожество. Но в то время Берти, должно быть, казалось, что именно так «отрывается» Париж. Город был наводнен легальными проститутками, и не счесть было insoumises[154]154
  Непокорный (фр.) – здесь речь о так называемых свободных художницах, не зарегистрированных в полиции и не имевших «желтых билетов». – Примеч. пер.


[Закрыть] – так называли тех, кто не желал подчиняться законам, как будто женщины боролись за право торговать своим телом.

В своих «Признаниях» Маргарита Беланже, любовница Наполеона III, рассказывала, что во времена Второй империи «от insoumises было не протолкнуться на Больших бульварах, Елисейских Полях, в Булонском лесу. Их было полно в театрах, и не только в ложах, но и на сцене, где они выступали за деньги. Это был один большой прилавок, рынок человеческой плоти разной свежести».

И эти незарегистрированные, нелегальные проститутки зачастую были гораздо богаче, чем мы думаем. Красивая, честолюбивая женщина могла в считаные месяцы заработать целое состояние, поскольку состоятельные мужчины боролись за право обладать ею по принципу «кто заплатит больше». Продажных женщин, которые, как и Нана, соблазняли мужчин, умело обращая их слабости в свою пользу, называли cocottes[155]155
  Кокотки (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть]. Обычно провинциалки бедного происхождения, они, подобно Маргарите Беланже, красотой и чарами прокладывали себе путь наверх по социально-экономической лестнице, на каждой ступеньке предусмотрительно обнажая натренированную ножку. Самые обольстительные – певицы, танцовщицы и актрисы – своей сценической игрой привлекали особо именитых и богатых любовников. Та же Маргарита Беланже начинала с армейского лейтенанта, а дошла до самого Наполеона III.

В своих мемуарах Гастон Жоливе описывает нелегкую жизнь cocotte. У нее был основной любовник, известный служанкам как Monsieur, и это он оплачивал квартиру cocotte. Непременно был еще один страстный любовный роман – с молодым, бесшабашным дворянином, amant de cœur (возлюбленным). Кокотка всегда четко давала понять, что amant должен уступить Monsieur, когда тот захочет воспользоваться своим правом. И это не считая череды любовников на одну ночь и случайных связей. Претенденты на тело соревновались друг с другом в своей щедрости, чтобы завоевать даму.

Письмо одной из знаменитых cocottes, Огюстины Броант, дает представление о том, как работала система. Вот что она рассказывает своему любовнику: «Дорогой друг, вчера я была очень тронута вашей нежностью, а ваш сегодняшний подарок привел меня в восхищение. Трудно выразить мою благодарность за ваше внимание к моему самоуважению. Я не могу любить вас больше, но мои чувства стали полнее». По крайней мере, она была честна.

А вот еще один смешной случай: знаменитая cocotte отдыхала в компании мужчин в café, и один из них послал официанта купить метр шелка, чтобы написать на нем стихотворение, посвященное красавице. На следующий день дама, скорее всего, отстирала дорогостоящий материал, чтобы сшить из него блузку, – для кокоток жизнь была борьбой за выживание, и они любой ценой старались поддерживать роскошный образ жизни, чтобы оправдать свои высокие расценки.

Служанкам кокоток тоже доставался кусок от этого пирога. Хорошая горничная могла заработать щедрые чаевые от мужчин, которые желали знать, когда ее хозяйка будет дома, или передать ей записку. Она могла выхлопотать себе и порядочную комиссию от торговцев, поставляющих продукты для частых вечеринок и модную одежду, без которой хозяйке было не обойтись. Одним словом, умная горничная прилично зарабатывала на успешной карьере кокотки, и для этого ей совсем не нужно было спать с мужчинами.

Самые искусные cocottes, как вымышленная Нана, которых прозвали grandes horizontales («гранд-горизонталки»), заламывали такие высокие цены на свои услуги и требовали так много «подарков» в виде денег, драгоценностей и недвижимости, что нередко доводили ухажеров до банкротства. Маргарита Беланже рассказывает: «Чтобы осыпать нас золотом – не подумайте, что я ставлю себя выше стада, будучи одной из наиболее высокооплачиваемых овец, – сыновья крали деньги у своих отцов или влезали в разорительные долги, а кассиры опустошали закрома наличности». Пользуясь своим статусом императорской фаворитки, она привлекала бесчисленное множество любовников, заработала себе château, пожизненную пенсию и безбедное будущее для своего внебрачного сына. Маргарита была настолько знаменита, что даже удостоилась упоминания в истории Золя как знаковый персонаж эпохи.

Роман «Нана» впервые появился в виде фельетонов, которые печатались в журнале «Вольтер» начиная с 1879 года, а в 1880 году вышел отдельной книгой, но действие начинается еще в апреле 1867 года, и персонажи списаны с реальных людей, в том числе с Берти и актрис, которых он посещал в Париже в тот год. Говорят, что прообразом героини стала самая знаменитая кокотка, Гортензия Шнайдер, у которой перебывало в любовниках столько королевских особ, что ее прозвали le Passage des Princes[156]156
  «Пассаж принцев» (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть]. Это было в высшей степени меткое прозвище: настоящим Passage des Princes считалась одна из торговых галерей, построенных в районе новых бульваров. И если француз говорит, что побывал где-то de passage, то имеется в виду, что это было проездом, мимоходом. Судя по всему, Гортензия была довольно энергичной особой[157]157
  В защиту Гортензии следует заметить, что прозвище, как говорят, приклеилось к ней с легкой руки ревнивой соперницы, тоже певицы, по имени Леа Силли.


[Закрыть].

Из полицейского досье на Гортензию: «Она прибыла в Париж с парой башмаков и в платье из грубого полотна. Женщины Мартен и Дефонтен взяли ее в оборот и познакомили с мужчинами, ставшими ее первыми любовниками». Типичное начало карьеры кокотки. В романе Золя мы видим, с каким трудом девушка из низших слоев пробивается наверх и какая награда ждет ее за это. Нана, как и все кокотки, имеет полный комплект сексуальных партнеров – официальный друг-джентльмен, который обеспечивает ее шикарной квартирой, многочисленные претенденты на его трон и совсем уж случайные знакомства. Золя описывает, как она проводит ночь с хозяином магазина, которому утром надо рано вставать, чтобы успеть домой к восьми часам. Молодой дворянин уже поджидает за дверью и, как только соперник уходит, ныряет в теплую постель Нана, где остается до десяти часов, когда и ему пора заниматься делами. В другой раз пожилая сводница предлагает Нана заработать 20 louis[158]158
  Louis – так обычно называли napoléon, золотую монету достоинством 20 франков. Чтобы было понятно, много это или мало, представьте себе, что рабочий, укладывающий брусчатку на наполеоновских бульварах, зарабатывал около 4 франков в день, пятую часть louis у так что секс с Нана обошелся бы ему примерно в 100-дневный заработок. Впрочем, вряд ли она стала бы развлекать мужчину с грязью под ногтями.


[Закрыть] в три часа пополудни. Ош[159]159
  Да (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть], соглашается Нана и просит дать ей адрес мужчины. По вечерам Нана выходит на сцену, играет в сомнительных постановках и зачастую приводит домой мужчин, которые после спектакля ломятся к ней за кулисы с непристойными предложениями. Мечта всей ее жизни, как признается она, это провести ночь, всего одну ночь, в одинокой постели. Хотя, конечно, для английского принца время она выкроит.

Золя получает удовольствие от сатирического изображения извращенной морали того времени. Развлекая орды женатых клиентов, Нана приходит в ужас, когда узнает, что один из них соси – в смысле, рогоносец. Она не может в это поверить: «Отвратительно! Мне всегда были противны эти рогоносцы». В ее лицемерии вроде бы кроется ирония, но, как ни странно, подобное отношение к обманутым мужьям разделяли все ее любовники.

Самыми яркими получились те сцены романа, в которых Золя описывает атмосферу животной сексуальности на спектаклях с участием Нана. Разумеется, в этой среде варился и Берти. Актерская игра Нана ограничена парой-тройкой простеньких фраз и нелепой арией, но зато она мастерски дефилирует по сцене в прозрачной тунике, и вид ее тела приводит мужчин в дикий восторг. Золя описывает сцену у дверей театра перед спектаклем, где «теснилась публика, шум нарастал, гудели голоса, призывали Нана, требовали Нана; в толпе, как это порой бывает, проснулась потребность к низменной потехе и грубая чувственность».

А в театральном зале собралась типичная для Второй империи тусовка. Как пишет Золя: «Весь Париж был здесь, Париж литературный, коммерческий и веселящийся, – множество журналистов, несколько писателей, биржевиков и больше filles (проституток), чем порядочных женщин. То была странная смесь различных слоев общества, представленного всеми талантами, снедаемая всеми пороками». И в скором времени среди них окажется и Берти.

Нана выходит на сцену, излучая откровенную сексуальность. Она не умеет ни петь, ни танцевать, но это не имеет значения. Понимая, что уже не возьмет высокую ноту, «она преспокойно сделала движение, обрисовавшее ее пышные формы, и, перегнувшись всем станом, запрокинув голову, протянула руки, вызвав целую бурю аплодисментов». Когда Венера, персонаж Нана в пьесе, начала соблазнять Марса, «она целиком завладела публикой, и теперь каждый мужчина был в ее власти. Призыв плоти, исходивший от нее, как от обезумевшего зверя, звучал все громче, заражая зал. В эту минуту малейшее ее движение пробуждало страсть, и ей достаточно было пошевелить мизинцем, чтобы пробудить вожделение».