Текст книги "Перелётный жених. Книга вторая"

Автор книги: Стасс Бабицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Бывают же на свете белые тигры?

Он и этого не помнил. Мозг впитывал окружающую красоту и временами лениво восхищался пейзажем, но соображать отказывался. Лев пританцовывал на палубе, чтобы не замерзнуть.

Меховых сапог по размеру не нашлось, но Нига предложила запихнуть в ботинки собачью шерсть. А он отказался.

Дурак набитый!

Хотя нет, набитому, пожалуй, было бы теплее. Пароходик маленький. В трюме не спрячешься, там только двигатель и помещается. Кают нет в принципе. В крошечной рубке – ворчливый капитан, зыркающий из-под насупленных бровей на посторонних. Приходится вытанцовывать снаружи, иначе недолго и околеть – фырчащая посудина ползет по заливу нарочито медленно. Понятно почему. У этих разноцветных милашек, ласково трущихся о борт парохода, как котята, есть и подводная часть. «Титаник» не даст соврать. Не спеши, капитан, мы все понимаем. Как бы зябко не было на палубе, в ледяной воде люди погибнут через пять минут. А если акулы нарисуются, то и быстрее.

Акулы!

Не только Шеймус говорил про акул. Стюардесса тоже что-то такое упоминала…

Мозг заворочался, как медведь в берлоге. Медведь? Медвежонок…

Это ее брат.

И у него проблемы.

Из-за акул.

Точно! Он с невестой поругался.

Но… какая связь?

– Нига, – окликнул он девушку, которая все еще дулась и потому стояла в отдалении и нервно переплетала косу. – Я вроде бы вспомнил, но не все. Расскажи заново, что за беда у вас стряслась?

– Сначала пообещай, что поможешь моему брату.

– Шкура Медвежонка меня от холода защищает, – попытался отшутиться Лев, похлопывая по тяжелой дубленке, – как же я могу отказать ему в помощи.

– Смотри, ты обещал. Потом не отказывайся от своих слов, – девушка обернула косу кожаным ремешком и затянула узелок. – Брат – парень хороший и честный. Но жутко невезучий. Влюбился в мою подругу Альгги. Она тоже стюардесса, вместе летаем в Канаду. Знакомы со школы. Нанухак сохнет по ней много лет, но Альгги не относилась всерьез к его робким намекам и неуклюжим ухаживаниям. Привыкла воспринимать брата лишь как забавного малыша.

– А малыш-то вырос, – Лев помахал длинными рукавами, из которых, подобно черепашьим мордам, высовывались темно-серые варежки.

– Ох, не говори, – вздохнула Нига. – Вымахал ростом с пожарную каланчу, но в душе остался карапузом. Подслушал как-то наш разговор о том, что современные женихи не способны на романтические поступки. Вот и захотел поразить Альгги в самое сердце. Сюрприз устроил. Выложил на ледяном поле за аэропортом гигантскую надпись из выпотрошенных акул.

– Из чего? – кажется, в прошлый раз Лев в этом месте тоже удивлялся.

– Мой брат работает на заводе, который уничтожает акульи туши. Нанухак больше месяца морозил их в холодильнике, пока не набрался целый рефрижератор. Акулы черные, на белом поле контрастно смотрятся. К тому же они достаточно большие, чтобы надпись с самолета разглядеть удалось. Такая блестящая идея пришла в его большую, но глупую голову. Брат привез акул утром, как только наш самолет улетел в Канаду, и с помощью двух друзей и трех железных крюков, выложил романтичную надпись: «Alggy marry me!»[11]11
  Альгги, выходи за меня замуж! (английск.)


[Закрыть]

«Из дохлых акул? Офигенно романтично», – подумал Лев, но вслух ничего не сказал.

– Обратный рейс, как назло, задержали. Возвращались мы уже ночью. Нанухак сообразил, что в темноте буквы никто не увидит. Но не сдался, нет. В нашей семье не принято отступать перед преградами, – в голосе стюардессы прорезались нотки гордости за младшего брата. – Он снял со счета все деньги и купил полную цистерну горючего. Бензин в Гренландии дорогущий до ужаса. Крона за литр. Это пятьдесят центов, чтоб тебе понятнее было.

«Чтоб тебе понятнее было, в России бензин еще дороже», – мелькнула шальная мысль, но Лев снова не рискнул перебивать.

– Пригнал Нанухак бензовоз в поле, облил акульи туши и когда объявили, что мы прибываем, поджег все буквы. Представляешь, летим мы в кромешной тьме, вдали загорается посадочная полоса и тут же слева, под крылом, вспыхивает огромная надпись. Пилот, предупрежденный заранее, объявляет по громкой связи, что сейчас для нашей прекрасной Альгги будет очень приятный сюрприз. Нарочно делает круг над полем, чтоб все хорошо рассмотрели. Пассажиры утыкаются в иллюминаторы. Мы с подругой тоже. А там…

Она замолчала, кусая губы. Непонятно, то ли слезы сдерживала, то ли рвущийся наружу хохот.

– Загорелись не все буквы. Туши слишком сильно отсырели, как братик ни старался, а на поле пылало: «logy mare». Вместо предложения руки и сердца получилось оскорбление.

«Ага, вот в чем фокус!» – Льву вполне хватило школьных знаний английского, чтобы перевести.

Тупая кобыла.

Как-то так.

Да уж, попал Нанухак.

– Еще трепетала надежда, что удастся обратить все в шутку, – хмыкнула Нига, – но тут кто-то на заднем ряду громко заржал. И-го-го! Я уверена, это тот американец… Мерзкий жирдяй, который требовал добавки к обеду. Ненасытная тварь…

Она помолчала, вглядываясь в пару голубых айсбергов, до которой как раз доплыл пароход. Тут можно без подробностей, и так понятно. Все пассажиры засмеялись. Альгги покраснела и заплакала. Ей хотелось убежать. Но куда? В маленьком самолете «Гренландских авиалиний» даже спрятаться негде.

– Я пыталась уговорить подругу не судить строго этого непутевого раздолбая, но она страшно обиделась. Понятно почему. Я бы на место Альгги тоже обиделась. Недавно встретились, так она бросила в сердцах: «Твой брат – глупый ребенок! Куда ему жену искать?! Пусть сперва повзрослеет!» Месяц прошел, а она не отвечает на звонки Нанухака и сообщения. Со мной тоже старается не общаться, даже сменами меняется, чтобы вместе не летать.

– Брат исстрадался уже?

– По нему не поймешь. Молчит, ничего не говорит. Зима у него на сердце, видите ли… Неделю просидел под арестом. Потом суд отрядил на общественные работы.

– Улицы от снега чистить? – Лев не пытался шутить, вырвалось первое, что в голову пришло.

– Нет, у нас никто не занимается бесполезным трудом, – отмахнулась стюардесса. – Ему велели вывезти все обгоревшие туши с поля. А директор завода обиделся, что Нанухак без спроса брал рефрижератор и машину не дал. Пришлось брату тащить акул волоком – впрягался в сани и по одной за раз…

«Никто не занимается бесполезным трудом», – звучало насмешливое эхо. – «Ну-ну!»

– Братишка еще легко отделался. Могли бы посадить надолго. За угон заводского транспорта. За то, что пожар устроил вблизи аэропорта. Даже за оскорбление! Но судья отнесся снисходительно. Сказал: «Кто из нас в молодости не совершал глупостей, ради любимой девушки». Мужчины, вас уже не исправить. Вечно хорохоритесь и пускаете пыль в глаза. Мог же тихо объясниться с Альгги наедине, нет, заробел он, видите ли. А теперь, после грандиозного провала, решил выбить клин клином. Добавить еще романтики, блин! Он хочет выиграть гонки на собачьих упряжках и потом во всеуслышание заявить, что хочет жениться на девушке своей мечты. Тогда все обиды забудутся, и любимая скажет «Да».

«Так себе затея», – снова промолчал Лев.

Хотя, не исключено, что в Гренландии победитель первых весенних гонок на собаках котируется на уровне чемпионов «Формулы-1».

– Я считаю эту затею еще большей глупостью, чем ту надпись на поле. Но кто будет слушать одинокую старую деву из розового домика, – пожала плечами Нига. – Мать и тетки давно мечтают о внуках. Дед поддержал, мне даже кажется, что он эту ерунду и посоветовал. Нанухак уехал в деревню к старику, чтобы подготовиться к заезду. Он переполнен энтузиазмом, даже говорить начал в последние дни. Правда, только о гонках и болтает. Ты поедешь вместе с ним и поможешь. Ты обещал!

Неожиданный поворот.

– Как я могу помочь? – пролепетал Лев. – Я же ни разу не гонщик, тем более на собаках.

– В гонке брату помощь не нужна, он с пяти лет самостоятельно правит упряжкой, возит туристов, а наш дед – легендарный каюр Апайя, который объехал всю Гренландию на собаках, – научил его своим премудростям. Ну и хитростям, наверняка. Поэтому Нанухак выиграет гонку с завязанными глазами. Но чтобы Альгги об этом узнала, нужно привлечь ее внимание, а значит, внимание всех жителей Иллулисата без исключения. Для этого нужна звезда, – стюардесса угрюмо ткнула Льва под ребро. – Другой звезды у нас нет. А про твое участие в гонках напишут в нашей местной газете, расскажут по радио и да, в Интернете ты соберешь очередной миллион лайков. Так Перелётный жених поможет Недолётному жениху – моему братишке.

«Заполярный ездок». Закрытая группа

23 апреля, 4:21

Насалыык, Гренландия

Присоединился: Лев Мартынов

Деревенька сиротливо жалась к воде. Редкие домики ползли от берега в глубь острова, но вскоре натыкались на высоченный забор. Дальше хода нет. Жизни нет. Только ледяная пустошь.

– Туда мы и рванем, Лейф! – азартно прокричал Нанухак, встречавший их на пристани. – Сто километров на собаках. Пятьдесят до базы спасателей, и столько же обратно. Ты таких ощущений еще никогда не испытывал!

– Да, здорово, – ответил Лев без особого энтузиазма.

Ему хватило айсбергов. Все эмоции замерзли, и двигался он на автомате. По скользкому трапу. По длинному пирсу. По ломкой корке сугробов на окраине, поминутно проваливаясь чуть не до колен. По широкой колее, заменяющей улицу. По унылому двору, к покосившемуся сараю.

– Хьёрр! Хьёрр! – приговаривал Нанухак, снимая замок и щелкая засовами. – Выходите, зверюги. Засиделись, небось!

Дюжина больших псов выскочила веселой гурьбой, тявкая от восторга, покусывая хозяина, тыкаясь широкими лбами в его колени. Уши торчком, хвост завит кренделем. На затылке и спине, вдоль хребта, темно-серая линия, к бокам сползает в рыжину, а брюхо и ноги белые – как будто они в снегу по грудь пробежались, но отряхнуться забыли.

– Какие странные хаски.

– Хаски? Нет, это калааллит кимьят… Гренландские лайки. Подходи знакомиться. Они умные, без команды не укусят.

Лев шагнул в меховой круг, присел на колени, выставляя руки вперед, и фальшиво-приторным голосом затянул:

– А кто хороший песик? Кто хороший песик? Подходи гладиться!

Прежний опыт общения с соседским пуделем тут не помог. Черные носы презрительно сморщились, обнажая клыки. Лайки смотрели исподлобья, без малейшего намека на дружелюбие, а самая крупная приблизилась и фыркнула прямо в лицо. Он успел заметить, что глаза у собаки небесно-синие, хотя у всех прочих – угольки.

– Ох, ты и выдумал! Ох, насмешил! – из дома вышел седой эскимос, скрюченный то ли от возраста, то ли от хохота. – Ктоха-рожи-пёзий, – передразнивал он льстивое сюсюканье, – Ходи глядь-ица!

– Дедушка! – обрадовался Медвежонок. – Знакомься, это Перелётный жених, про которого тебе Нигугайк рассказывала. А это великий каюр Апайя! Победитель семи весенних гонок подряд.

– Ой, когда это было, – притворно смутился старик. – Сила ушла из моих рук. Могу лишь туристов вдоль забора покатать, а им и того достаточно – агукают, как дети малые. В настоящей гонке все по-другому. Ты не едешь, ты летишь. Скорость такая, что ветер сдирает кожу с лица. Скоро сам узнаешь!

– Не пугай, – улыбнулся внук. – Давай-ка лучше собак напоим перед стартом. Пора уже запрягать.

Каюр кивнул и выволок на крыльцо бидон. Нанухак уже держал наготове жестяной таз.

– Молоко с рыбьим жиром, волшебная смесь для бодрости. Как эти ваши… Э-э-э-э… Энергетики!

Лайки виляли хвостами, лакали по очереди, не толпясь, и не отталкивая друг друга. Пятеро уже улеглись на снег, облизываясь. Три пса терпеливо ждали в стороне. Сразу видно – это не бродячая стая, а слаженная команда, где у каждого есть определенная роль.

Нанухак выкатил из сарая нарты. Не привычные глазу легкие плетенки, как показывают в кино. Эти напоминали оранжевую байдарку, поставленную на салазки.

– Угадал, рожи-пёзий, – Апайя плеснул добавку из бидона и захихикал, вспоминая недавний конфуз. – Если сани провалятся под лед, то превратятся в лодку, и вы не утонете.

– И часто это… Под лед уходят? – напрягся Лев.

– Всякое случается, – хмыкнул старик. – Белая земля коварна и непредсказуема.

– Не пугай, – снова улыбнулся внук. – Этого парня назвали в честь лучшего из викингов[12]12
  Лейф Эриксон – легендарный правитель Гренландии. Первым из викингов пытался завоевать Северную Америку.


[Закрыть]. Он облетел всю Европу. У него в груди огонь, отважное сердце!

Да-да. Но сейчас это сердце укатилось куда-то в пятки и замерло там, пропуская удары. Чтобы скрыть предательскую дрожь в руках, пришлось ухватиться за огромное кольцо в носу лодкосаней.

– Чт-то за шт-тука?

– Страховка. Вот сюда, – молодой эскимос показал на верхний полукруг, – крепится упряжка. А здесь, – палец ткнул в основание, – два зажима. Когда придет нужда, дергаешь рычаг, – видишь, слева торчит?! – и собак отпускаешь.

– Зачем?

– Ну как. Если провалимся под лед, то лайки в холодной воде долго не протянут. Начнут тонуть и нас утянут. Поэтому отпускаем, надеемся, что они сами сумеют выбраться.

– Сумеют?

– Не переживай ты так, – тяжелая ладонь ободряюще впечаталась в плечо, словно они в салочки играли. – Прокатимся, развлечемся. Это весело!

Лев Мартынов:-(приближает приход весны

23 апреля, 8:52

Где-то в Гренландии

Нет возможности опубликовать, запись будет сохранена, как черновик

Очуметь как весело! Ухохотаться прям…

Почти час он пролежал на животе, щуря глаза от летящего в лицо снега. Чуть проморгаешься и можно разглядеть два хвоста замыкающих упряжку кобелей. Ох, если бы только хвосты! А в следующий миг новая порция: собачьи лапы взметают снежную пыль, с неба падает колючая крупа, по бокам крутит вихри ледяной ветер – даже не знаешь, откуда именно шмякнет.

Лев пытался ехать сидя, но спустя пару миль сдался. Позвоночник гудел, отсчитывая каждую встреченную кочку, зубы клацали, боль резала затылок на ломтики. В нартах относительно комфортно лишь на запятках, с вожжами в руках, но там ему дали постоять только во время нудного обряда. Морщинистые старухи обламывали сосульки с ворот и рисовали ими узоры на спинах каюров – овалы, восьмерки, косые кресты. При этом пели шамкающими ртами что-то заунывное, вроде пугачевско-орбакайтеевской «Метели». Когда уровень тоски начал зашкаливать и заныли зубы, появились юные красавицы. Ну, как красавицы. По-прежнему, на любителя. В Москве, и даже в Балашихе, их котировки стремились бы к нулю. Но здесь, среди вечных льдов… Парни приосанились, захлопали в ладоши. Девушки достали из-за спин хворостины. Стеганули прямо по ледяным рисункам, да больно так! Хоть смягчила удар меховая куртка, а слезы выступили. Тут все начали кричать по-своему, но и без перевода ясно: гори, гори, ясно! Магия зимы разрушена, весну выкликают.

Ярило придет, порядок наведет.

Дальше почетное место возницы занял Нанухак и громким свистом поднял собак в резвый галоп, или как там это у них называется. Понеслись на бешеной скорости, обгоняя три десятка других упряжек, и вырвались на бескрайний простор гренландского ледяного щита.

– Первые! Мы лидеры! – обрадовался Перёлетный жених. – Йу-хууу!

Снял лыжные очки, заляпанные инеем, чтобы протереть и оглянуться на отстающих. Не удержал. Неуклюжие варежки хорошо защищают от холода, но с мелкой моторикой – беда. Выскользнули. Улетели в сугроб. А остановиться и поискать не вариант. Возвращаться плохая примета.

Вот и приходится щуриться сквозь смерзшиеся ресницы. Хорошо хоть дышать легко, нос и рот предусмотрительно закутаны шарфом. О, идея! Нужно натянуть шерстяную ленту повыше, до лба. Пусть ничего не будет видно, но тут и смотреть-то не на что. Зато глаза не остекленеют от мороза. Весна пришла. Ну-ну, рассказывайте.

Он разматывал шарф, ворочаясь в неудобных санях. Для мазохистов их придумали, что ли? Для худющих и низкорослых мазохистов. Не развернешься. Ладно, попробуем скрутить голову и перетащить свободный край…

Да вы издеваетесь?! Зацепился. Мать всех ездовых собак! Это ж надо, зацепился за какую-то щепку. Что теперь, так и валяться с вывернутой шеей до ближайшей остановки? Остановок не ожидается, даже по требованию. Это саночный экспресс, терпи до конечной.

Или дернуться? Не затянется же петля, в конце концов. Не задушит. Не убьет. А за порванный шарфик потом извинюсь.

Лев зашарил обеими руками, вцепился в продолговатую деревяшку, почти не чувствуя ее сквозь толстенные варежки. Дернул раз, другой.

Фу-ух! Похоже, освободился. Поднял глаза и увидел, как большое железное кольцо, замерзшее до синевы, со скрипом вывернулось из зажимов. Подпрыгнуло, звеня от напряжения, и улетело в снежную даль.

– Не-е-е-ет! – закричал Медвежонок, пытаясь удержать поводья, рвущиеся из рук.

Нарты крутились на месте, заваливаясь на правый бок. С оглушительным треском сломались полозья. Оранжевая лодка перевернулась и прихлопнула незадачливого седока, как гигантская ладонь. Протащила метров десять, вдавливая в лед.

– Лейф! – эскимос успел отпрыгнуть в сторону и теперь медленно поднимался на ноги. – Живой?

– Вроде да, – откликнулся тот, вырезая из-под раскуроченных саней. – А где лайки?

– Убежали.

Каюр трижды свистнул. Прислушался, не ответит ли из-за снежной пелены лающе-воющий хор. Тишина. Высвистел еще несколько трелей, с каждым разом все тише и безнадежнее.

– Но они же вернутся? – забеспокоился Лев, оглядываясь.

Эскимос не отвечал. Достал из внутреннего кармана компас и следил за колебаниями стрелки.

– Они найдут нас? По запаху? Собаки ведь хозяина за километр учуять могут…

Нанухак подошел к нартам, осмотрел сломанные полозья, вздохнул и попытался перевернуть.

– Эй! Ты чего молчишь? Псы ведь не бросят нас в этом треклятом месте?

– Это не они нас… Это ты их бросил! – взорвался Медвежонок. – За каким чертом дернул рычаг?

Он сжал кулаки.

И шагнул вперед. Лев сжался и закрыл руками голову.

– Случайно! Я не хотел!

Каюр пнул сани, пытаясь сдержаться, запыхтел, выпуская пар, но злость не уходила.

– Случайно. Случайно прилетел, случайно накосячил… Случайный человек, вот ты кто!

Прозвучало это как ругательство, даже хуже.

«А сам-то не косячил? Будто бы не из-за твоего прокола с романтикой меня потащили на эти злоездучие гонки!» – подумал Лев, но спорить не стал.

Оглядел ледяную пустыню и поежился.

– Теперь мы здесь… умрем?

– Только о себе думаешь, да? Долбанный эгоист. Нам-то что сделается?! Сейчас включу радиомаяк, его отследят спасатели и примчатся за нами на вертолете. А собак ты загубил.

– То есть как это – загубил?

– А вот так, – эскимос поднатужился и перевернул сани. Присел на краешек отдышаться. – Когда псы в упряжке, они не останавливаются. Инстинкт гонит вперед, пока погонщик не крикнет «стоп!» Если повезет – наткнутся на базу. Там их поймают и посадят в загон до нашего спасения. Но шансы невелики, проще плевком в звезду попасть. Лайки будут бежать, пока не рухнут от усталости. И потом замерзнут на хрен…

Он часто-часто заморгал под очками и отвернулся, делая вид, что возится с передатчиком, встроенным в нарты. Нельзя показывать слезы другим, в самой сложной ситуации нужно, прежде всего, оставаться мужчиной – холодным и твердым, как дед. Дед Апайя учил этому сызмальства.

Льва воспитывали не таким замороженным, поэтому он без всякого стеснения разрыдался, представив страшную картину: двенадцать хороших псов бредут на сбитых в кровь лапах по глубокому снегу, оставляя позади извилистый след. Языки свесили набок, дышат лихорадочно. Шерсть смерзлась жесткой коркой. И с каждой минутой они все ближе к смерти.

– Простите, я очень виноват, – шептал он, понимая, что лайки не услышат. – Лучше бы я никогда не прилетал на этот остров.

Внутренний голос звучал гораздо строже.

Лучше бы ты, Левушка, вообще не затевал авантюру с побегом. Возомнил о себе – всемирно известный Перелётный жених, неуловимый джентльмен удачи. А стоит ли азартное приключение хотя бы одной порушенной жизни? Нет, однозначно. Это вопиющая несправедливость! Лайки служили верой и правдой добрым людям, которые приютили тебя, накормили, дали теплую одежду. Но ты всех подвел. Стюардессу Нигу, готовую рискнуть карьерой и провести тебя на борт тайком. Старого каюра – этот, узнав печальную новость, сляжет с разбитым сердцем. Его внука, проигравшего гонку, лишившегося упряжки, а значит и дохода от возни с туристами, но, что гораздо страшнее для него, возможности вымолить прощение у любимой и доказать, что он достоин считаться взрослым мужчиной.

Но хуже всего сейчас тем, за кого ты обязан быть в ответе, хоть и не самолично их приручил. Час назад все было в лучших традициях Джека Лондона, а сейчас скатилось к полному Экзюпери. Собаки перед мысленным взором продолжали ковылять по ледяной пустоши. Падали, но поднимались, помогая друг другу, подталкивая носами в плечо. Рано или поздно силы окончательно оставят, тогда они лягут в снег, прямо в вытоптанную борозду. Вожак завоет на прощанье, глядя в пустое небо, а потом опустит морду на передние лапы и закроет глаза…

Постойте-ка, что еще за борозда?

Соображай, голова…

– Мы пойдем за ними. По следам.

– Нет, нам нельзя отходить от саней. Они оранжевые, на белом снегу заметны издалека. К тому же спасатели отслеживают сигнал маячка. Мы должны оставаться рядом.

– Мы и будем рядом! – Лев взбудоражено скакал вокруг нарт, примериваясь, с какой стороны лучше ухватиться. – Надо толкать эту штуку по снегу. Собаки убежали в сторону базы, правильно? Значит, мы с каждым шагом становимся ближе к ним, а заодно и к спасателям. Опять же, остальные гонщики могут заметить нас. Помощь окажут.

– Сомневаюсь. Все уже опередили нас.

– Но мимо никто не проехал!

– Здесь нет одной трассы, каждый сам маршрут выбирает.

– Слушай, Нанухак. Мы же ничего не теряем. Наоборот, пока волочем эту бандуру, мы не замерзнем! По любому выходит польза.

Эскимос хмыкнул, вложив в этот короткий звук все презрение к Перелётному жениху, но поднялся, налег плечом. Сани неохотно сдвинулись, зачерпнули носом снег и встали.

– Ничего не выйдет из твоей затеи.

– Постой, я знаю! Сейчас, минуту…

Злополучный шарф привязали к двум скобкам, на которых держалось кольцо с упряжкой. Другой конец обмотали вокруг груди – наискосок, через плечо, словно ленту выпускника или свадебного свидетеля. С такой петлей бурлаки ходили вдоль Волги, а по снежку-то, поди, саночки волочить куда легче. Лев сделал шаг, преодолевая сопротивление, тут же получил ощутимый удар под колени и завалился вперед. Вынырнул из сугроба, отплевываясь.

– Ничего, приспособимся. Ты толкай и чуть придерживай. Лови мой темп, ага? Скорее, пока следы видны! Может через каких-нибудь пятьсот шагов лайки сидят и ждут нас.

Лев Мартынов:-(теряет надежду

23 апреля, 12:15

Где-то в Гренландии

Нет возможности опубликовать, запись будет сохранена, как черновик

Прошли пятьсот.

Еще пятьсот.

Еще трижды по столько же.

Лев считал, потому что это помогало отогнать грустные мысли. Перед глазами расстилалась белая равнина с неровным следом. Сзади подпрыгивали на кочках сани с маячком, посылающим в небо неслышные «пиу-пиу». Если, конечно, не сломался. Впрочем, об этом лучше не думать. Вообще ни о чем не думать. Идти и тянуть лямку. Хорошо, что цифры в голове уже стали огромными. Каждый новый шаг давался с трудом, а пока произносишь про себя «Четыре тысячи восемьсот десять», можно вдохнуть побольше воздуха и наскрести остатки сил, чтобы двигаться дальше.

Четыре тысячи восемьсот одиннадцать…

Поднять левую ногу. Опустить ее в снег.

Четыре тысячи восемьсот двенадцать…

Поднять правую. Опустить.

Четыре тысячи восемьсот трина…

Вертолет красной каплей стек с неба и разбавил пейзажное однообразие. Странно, что не слышно гудения и стрекотания. Вообще ничего не слышно. Только стук сердца в ушах отдается: бух-бам, бух-бам. Звуки появились, когда сани втиснули на борт между снегоходом и откидной полкой для лежачих больных. Медвежонок с лязгом закрыл дверь, отъезжающую как в газельках, а седой пилот обернулся назад, напоминая водителя маршрутки. Для полного сходства не хватало лишь привычной мантры: передаем за проезд.

Но сказал он совсем другое.

– Hey, er du okay?

– Окей, – соврал Лев, улавливая знакомое слово. – Полетели спасать собачек!

– Hvad?

Понятно, английский спасателю неведом. К счастью, Нанухак сносно говорил по-датски. Языковой барьер пал под натиском гортанных глаголов.

– Du sindssyg? – резюмировал дядька, для наглядности покрутив пальцем у виска.

– Отказывается, – вздохнул эскимос. – Он спасает людей, а ради псов не хочет горючее жечь.

– Переведи ему, что если откажется, я выйду и побреду по следам дальше. А ему все равно придется шпарить за мной, чтобы не дать погибнуть.

Услышав такую угрозу, летчик с глумливым хохотом потянул рычаг. Вертолет подпрыгнул и начал набирать высоту.

– Ах ты ж сука! – психанул Лев, хватаясь рукой за стену, чтобы не упасть от резкого движения.

Пальцы заплясали в воздухе и вцепились в ухватистую рукоятку. Что это тут болтается на хлипком ремешке? Неужели пистолет? Нет, сигнальная ракетница. Тоже хорошо.

Он приставил широкое дуло к виску пилота, сдвигая наушник в сторону.

– Разворачивай свою стрекозу, чувак. Мы летим спасать собачек!

Седовласый покосился на ствол и что-то пробормотал в ответ.

– Чего?

– Спросил: «Ты и в самом деле шмякнутый на всю башку или притворяешься?» Ведь если ты выстрелишь, то вертолет упадет, и мы все погибнем.

– А ты объясни, что я русский.

Нанухак перевел.

Летчик покосился снова, во взгляде проступила легкая паника. Но он продолжал огрызаться.

– Псы ваши уже давно околели. На кой черт искать замерзшие трупы?

Эскимос покачал головой.

– Часов пять-шесть лайки продержатся. Если сразу полететь…

– Не положено! – буровил дядька, не сводя глаз с горизонта. – Гонка продолжается. Кто-нибудь еще может потеряться и замерзнуть, пока мы будем вашу сбежавшую упряжку искать.

Лев опустил ракетницу и положил руку на плечо спасателя.

– Слушай, ну чего ты как не родной, а? В моих краях говорят: «собака – друг человека». Ты человек или нет? Нельзя друзей в беде бросать.

Затылок летчика собрался складками. Он погладил золотой значок на груди – крылатый щит с тремя изогнувшимися львами, – а потом наклонил штурвал и вертолет, описав изящную душу, лег на обратный курс.

– Уболтали. Летим. Только учтите, если вызовут по радио и моя помощь срочно понадобится людям, то бросим к етиням поиски и сразу вернемся. Без всяких споров и угроз!

Полетели по широкому кругу, забирая вправо. Пилот сидел в кабине, а его пассажиры вглядывались в иллюминаторы на двух бортах.

Первое время снежный покров казался сплошной белой холстиной, натянутой на бильярдный стол. Потом изнутри проклюнулись холмы и пригорки. Залегли глубокие морщины оврагов или ледниковых трещин, кто разберет?! Мелькнули птицы. Замерзшая река лизала ярко-синим языком тонкую корку, но все никак не могла вырваться на свободу – две-три полыньи не в счет. Снова потянулось белое полотно, а вот и стежка-дорожка…

– Эй! Мы только что пересекли цепочку следов! – возбужденно закричал Лев. – Давай назад и спустись-ка пониже.

Он не ошибся.

Полоса на снегу, а в ней много отпечатков собачьих лап.

– Недавно пробежали, – Медвежонок разглядывал борозду в бинокль. – Но почему-то не видно отметин от поводьев и кольца.

– Подумаешь, отцепились где-то. Летим скорее!

Суровая романтика северных широт снова захватила, наполнила азартом и жаждой приключений. Что может быть прекраснее погони за гренландскими лайками. Грусть-тоска остались в далеком прошлом. Сейчас важна только скорость. Лопасти, вращайтесь быстрее! Красная стрела несется по небу, рассекая облака, настигая…

– Черт! – выругался пилот, добавив пару слов покрепче. – Свернули куда-то, а мы проглядели!

– Надо вернуться.

Следующие полчаса мотылялись над белизной, двигаясь широким зигзагом. След снова нашелся и, в конце концов, привел к невысокой горе, заметенной снегом от макушки до основания. Одно лишь темное пятно – вход в пещеру. Даже, скорее, нора. Оттуда высунулся пес, и заплясал, вытягивая морду к небу. Выл, наверное, но за шумом винтов разве услышишь. Наружу, будто по команде, бросились остальные собаки. Только почему-то сплошь белые. Может, шерсть смерзлась, покрылась инеем? Да и хвосты-колечки распрямились, повисли безжизненно.

Ничего, главное, что нашлись!

– А чего зависли-то? Спускаемся вниз, вон, как они нам радуются.

– Радость вполне понятна. Мы для них самый вкусный обед, – эскимос протянул бинокль. – Сам посмотри. Это волчья стая.

Оптика многократно увеличила свирепо оскаленные пасти.

– Полярные волки способны обглодать человека до костей минут за семь. Если сначала горло перегрызут, считай, повезло. А то ведь могут начать с ног и рвать на куски еще живого.

Лев вздрогнул, но совсем не от жуткого рассказа. Ему-то бояться нечего, железная машина надежно защищает от хищников. Однако дрожь не отпускала. Охватила все тело, спускаясь вдоль позвоночника, скручивая колени, завивая пальцы в нелепые переплетения, и чтобы унять ее, хотелось биться головой в круглое стекло. Мысль пострашнее четвероногих убийц кусала острыми клыками его мозг: это ведь ты обознался, нашел неверный след!

– Теперь лаек уже не спасти, – Нанухак опустился в кресло, постарев сразу лет на триста. – Им осталось жить максимум часа два, а за это время мы не успеем облететь весь сектор.

Пилот переспросил что-то на языке Гамлета. Выслушал. Выразил сожаление. Заложил обратный курс. Включил радиосвязь с базой спасателей.

– Advarsel! Advarsel! – выдал он непонятную скороговорку.

Ответ захрипел в наушниках, поди разбери, о чем там сообщает невидимый собеседник. Но эскимос радостно встрепенулся.

– Они поднимают в воздух самолеты! Понимаешь, Лейф?

– Нет, – честно признался тот.

– Объявлена тревога высшего уровня. Через двадцать минут взлетят истребители королевских военно-воздушных сил. У них на борту тепловизоры и мощная оптика. За километры можно мышь обнаружить! А скорость такая, что мигом прочешут окрестности и сообщат координаты Ларсу.

– Кому?

– Нашему пилоту, балда!

Вот и познакомились.

Очень приятно. Дядька-то хороший, как оказалось, хотя поначалу…

И тут его оглушила новость. Не сразу дошло, так бывает, когда у петарды длинный фитиль и огонек ползет, сверкая и подмигивая, а потом бу-у-ум и все вокруг накрывает фейерверком огромного изумления.

– Самолеты? Истребители?! – он тряс головой, как контуженный. – А с чего вдруг такая суета из-за горстки собак?

– Потому что Ларс сказал, что потерялась упряжка с двумя туристами, один из которых – совсем маленький ребенок.

– Приврал маленько, – пилот кивал, а Медвежонок переводил его слова. – Они ж там роботы бессердечные, ради собак не дернутся. Даже ради местных жопу от взлетной полосы не оторвут. Но турист, да еще и с малышом на руках – все на крыло!

– Как-то они сразу поверили, – усомнился Лев. – Кто потащит ребенка в такую холодину кататься на санках? Неужели такое возможно?