Текст книги "Притчетерапия, или Книга смыслей о маркетинге"

Автор книги: Стас Жицкий

Соавторы: Сергей Кужавский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Являясь первым парнем на деревне в буквальном смысле (то есть старостой-вождем), наш г-н перманентно щеголял весь в перьях, бусах, женах и тыквах (функциональная тыква по причине особенностей строения тела могла быть только одна – зато каждый день новая, а по большим праздникам г-н для красоты и две прицеплял, вызывая заслуженную зависть односельчан-однотыквенников). Большие праздники в тех столь отдаленных местах происходили с завидной регулярностью – не реже одного, но и не чаще семи раз в неделю. Жители окрестных деревень под руководством первых парней собирались где-нибудь на междеревенской поляне, жарили кабанчика или соплеменника, а если повезет, то и туриста какого-нибудь, белого и жирного, – зарежут, глиной обмажут и в костер. Пели-плясали, конечно, – как же без этого? Бывает, что и дрались, – и без этого как же? Победителей не судили, проигравшими опять же закусывали.

А первые парни повышали свой авторитет в глазах деревенщины, прогуливаясь вокруг барбекю, демонстрируя свои райские перья в прическах, бусы и жен на шее, а тыквы… А тыквы, ну, вы сами понимаете на чем. Наш г-н по количеству перьев, бус и жен был абсолютным чемпионом. Равно как и по длине тыквы (или парочки в особо торжественных случаях – не чаще одного, ну, двух, ну, максимум трех раз в неделю). Уж и пробовали первые парни меряться тыквами, женами и перьями с г-ном, да всегда терпели позорное фиаско – у г-на и перья шикарней, и бусы стеклянней, и жены толще, и тыквы длинней.

Короче, процветал наш г-н и славился по всей округе. И шли люди к нему на поклон, чтоб только в его деревне прописаться, и несли ему новые перья, бусы, жен, тыквы, и если повезет, то и туристов свежевыловленных тоже.

Долго ли, коротко ли, но стал наш г-н самым крутым новым гвинейцем на всем своем архипелаге (пять с половиной полноценных островов и еще парочка необитаемых атоллов – это вам не шутка!).

Через каких-нибудь сто пятьдесят – двести праздников г-н заскучал – как-то приелись ему кабанчики, соплеменники и туристы. И перья не радовали – их ведь еще поди навтыкай в прическу, времени-то уходит сколько! И бусы тяжелы, как шапка Мономаха, а уж насколько жены тяжелы, так про то вообще отдельный разговор – откормились, сволочи каннибальские! Тыкву длинную опять же надевать – та еще процедура, все достоинство потеряешь, пока нацепишь, да и ходить она мешает, как ни привязывай. А репутация завоевана, первые парни других деревень уже и тыквами меряться не подходят, и перьями не хвастают – стоят себе в сторонке, нервно обгладывая чью-нибудь ногу…

В общем, руководствуясь своим безоговорочным лидерством, стал наш г-н манкировать регулярной демонстрацией превосходства – праздники посещает через раз, перьев по будням не носит, бусы вовсе не надевает, тыкву не меняет… Можете себе представить – на два праздника подряд в одной и той же тыкве приходил?!

А что ему? Дела-то идут! Жены льнут, толстеют, туристы не переводятся (гиды-проводники были у г-на прикормленные), а на бестуристье – и односельчанин не рыба, но мясо. Перья постоянно новые приносят, включая импортные павлиньи, – втыкай – не хочу! Так он и не хотел.Сначала оно ему с рук и сходило – уже не через раз, а через два стал на праздники ходить. Все больше в хижине лежал – сушеными головами любовался, которые туристы без особого желания к его ногам складывали. Бусы перебирал, тыквы проветривал, жен поглаживал. А вокруг его хижины ходили односельчане и с благоговением говорили: «О, г-н! О! (нет, не так, а вот так: О!!!!!)». И еще говорили: «Нет круче и новее гвинейца, чем наш г-н! И перья его роскошны, и жены его толсты, и тыквы его длинны!»

В общем, совсем перестал наш г-н тыквами меряться и на праздники ходить. Типа, зачем ему? И без того хорошо! Некоторое время по деревням еще ходили слухи о тыквах и перьях нашего г-на. Только ведь слух – не тыква, им достоинство не прикроешь. Посему достоинство г-на в глазах со-и иноплеменников потихоньку усыхало, пока совсем не исчезло. А через полгода и вовсе другие слухи поползли – компрометирующие. Стали поговаривать, что, видать, дела у г-на не так уж и хороши, да и жены не настолько толстые. Потом и эти слухи заглохли, как пенье райских птиц после захода солнца.

А тот знай себе почивает на лаврах из пальмовых листьев да жен потискивает (которые, кстати, дефакто [53] совершенно не похудели).

И уже появились на окрестных архипелагах новые активные игроки на рынках райских перьев и бутылочных тыкв. Да и прежние соперники тоже даром времени не теряли, расширяя сегмент сушеных голов.

Долго ли, коротко ли, но надоело г-ну сибаритствовать, манкировать и мизантропить – обвешался он тыквами да перьями, вылез из хижины и пошел на праздник. Да только никто почему-то не кричал ему «О!!!!!». Многие – так и вообще не узнавали. Глядит – а на почетном месте первого парня уже другой парень сидит, перья распушил, тыквы свои задрал (аж три штуки!), а вокруг него – такая конкуренция [54] , что и не подойти. И никто из соперников на г-на даже и не смотрит, на танец не приглашает, словно он не г-н, а папуас-невидимка какой из научно-фантастического эпоса племен Австралии-Океании. И г-новы жены толстые потихоньку к новому первому парню жмутся с недвусмысленными предложениями. И головы сушеные несут ему, приседая [55] подобострастно.

– Да что ж это такое? – в гневе возопил наш г-н. – Разве это перья, я вас спрашиваю? От дохлой курицы это хвост, а не перья! Это разве тыквы бутылочные? Это морковь сушеная, а не тыквы! И бусы у него пластмассовые, а не стеклянные! И жены у него на целых две свиньи [56] моих легче! А палки! Палки-то в носу у него не из ценных пород!

Надрывался, надрывался наш г-н, да только никто его не слушает, а шумная конкуренция продолжается. Без него. Некоторые конкуренты даже толкать его начали: иди, мол, подобру и покуда поздорову. Затолкали так, что его пошатнувшаяся репутация опасно накренилась и безнадежно рухнула.

Огорчился безмерно г-н, перья свои буйные повесил и поплелся в хижину. А в хижине – ни жен, ни бус! Сбежали в бусах к победителю!

Через некоторое время одосельчане-однотыквенники в результате безжалостной конкуренции реквизировали у г-на все перья, тыквы и прочие атрибуты папуанового достатка.

Остался наш г-н несолоно глодавши [57] на лаврах засохших почивать. Гол, как калао [58] , только и осталось у него имущества, что одна небольшая сушеная голова, которая в процессе конкуренции под лавры закатилась, да перьев пучок, да две тыквы, что на нем были, – вот и все его активы. И туристов никто не приносит.

Дальше – хуже. Однажды зашел к г-ну в хижину бывший основной конкурент, а теперь просто первый парень, оценил степень банкротства г-на и со словами «Одна голова хорошо, а две – лучше» отрезал ему голову и вместе с ранее засушенной унес к себе в коллекцию. А с телом поступили по национальному обычаю (то есть по рецепту) – обмазали глиной, ну и т. д.Вы спросите, где же были сионские близнецы? А на то они и мудрецы, чтобы в такие края не соваться.

Смысль: А смысль сей притчи в том, что никакого чуда в перьях нет. Просто их надо регулярно показывать. Не забывая параллельно меряться тыквами. А то конкуренты сожрут.

Это что еще за цветочки? Притча шестая, испанская – об умелом репозиционировании

За историческую правдоподобность притчи авторы ответственности не несут. Любые совпадения с реальными именами, географическими названиями и курсом мараведи [59] – более чем случайны и менее чем достоверны. А чего вы от притчи хотите?

Один г-н был испанцем [60] . Причем звали его не как-нибудь, а Христофор Колумб [61] . Мы с вами можем удивляться, а в те времена, когда он жил [62] , это имя ни у кого никакого удивления не вызывало. В самом начале его социально активной жизнедеятельности на него и вовсе внимания не обращали. Не на имя, а на непосредственно Христофора.

Но потом наш г-н отправился на поиски Индии, но нашел исключительно индейцев. Которые имели много золота (но мы – не об том), курили табак (но мы – не об этом) и выращивали картошку (а мы – как раз таки об этом!). Золото г-на Колумба впечатлило, табак понравился, а картошка – так просто заворожила не на шутку. Был еще арахис, но он г-ну по вкусу не пришелся.

И привез г-н Колумб картошку в кулинарно отсталую тогда Европу [63] , перебивавшуюся со спагетти на паэлью [64] . Золото, табак и индейцев тоже привез. Золото, табак и индейцев отдал королеве Изабелле в знак признательности за оказанное доверие, а потом еще два раза сгонял за картошкой в Индию, которая на самом деле была одним из Багамских островов, островом Гаити и островом Куба, который в то время не являлся островом свободы, которым он стал значительно позже, а в то время усилиями г-на Колумба стал, наоборот, островом полнейшей несвободы местного населения от испанских колонизаторов, организовавших на острове принудительные колхозы узкой специализации.

Однако, несмотря на активные рекламные действия, не приживался картофель ни в Испании, ни в соседних европейских землях.

Выйдет, бывало, г-н Колумб в поле и ну кричать:

– Крестьяне, вассалы и феодалы! Сажайте волшебный клубень под условным названием «земляное яблоко», и будет вам удача, и прибыль будет, и будете вы все сыты, пьяны [65] и нос в табаке! [66]Крестьяне, привыкшие собирать яблоки с яблонь, наотрез отказывались сельскохозяйственно окультуриваться, обзывая невинный клубень «чертовым яблоком». Так что г-новы Колумбовы крики оставались гласом вопиющего в чистом поле.

Личным примером поедания картофеля никого заразить не удалось: крестьяне плевались через левое плечо, вассалы кривили рожи, а феодалы писали доносы в Инквизицию.

А на таможне у г-на тем временем три каравеллы стоят, под завязку нагруженные картошкой, которая потихоньку превращается в пюре, несмотря на то что рецепт приготовления картофельного пюре еще был неизвестен кулинарной общественности. И кредиты пора отдавать [67] , взятые под залог колонизированных земель, арендованных каравелл и совершенно непроданного товара.

Идет г-н Колумб по не ставшему картофельным полю и горькую думу думает.

«Эх, – думает г-н Колумб, – говорил же мне де Торрес [68] , надо было арахис брать. К пиву-то [69] – что крестьяне, что дворяне вмиг разобрали бы!»

Так бы совсем и обанкротился наш г-н со своим не продвинутым на рынок товаром, но добрые (и неглупые) люди из финансового окружения Изабеллы Кастильской посоветовали ему обратиться к сиамским мудрецам, что жили и работали неподалеку, промышляя иезуитским консалтингом. А еще бы они не посоветовали – кому г-н Колумб денег-то был должен?

Приходит г-н к сионским близнецам, а те сидят себе, в усы дуют и заботливо так интересуются, какая беда г-на к ним привела.

– А такая беда, что три каравеллы нерастаможенного картофеля в пюре превращаются! – плачется им г-н Колумб. – В том смысле, что картофель в пюре превращается, а каравеллы превращаются в галеры, на которые меня вот-вот отправят, если кредиты не верну.

– Что, прямо так вот весь картофель – и в пюре? – заинтересованно спрашивают мудрецы.

– Нет, почему же весь? Только тот, который сгнил в результате неумелой транспортировки. А тот, который не сгнил, – тот ростки пускает, того и гляди зацветет, – отвечает г-н Колумб, а сам уже мысленно себя на галерах представляет, с веслом в шестнадцатом ряду по левому борту, с бритой головой, кляпом во рту и колодкой на ноге

– Зацветет, говоришь? – живо интересуются сионские близнецы, не обращая внимания на устройство галеры и причину затыкания рта кляпом [70] .

– Зацветет! Зацветет! Распрекрасными белыми цветочками зацветет! – бьется в истерике г-н Колумб, перед мысленным взором которого стоит картина погружения галеры в пучину морскую вместе с прикованным к ней бывшим адмиралом королевского флота, а ныне разжалованным и разоренным вовсе не г-ном, а обычным каторжником Христофором (он же Кристобаль, он же кто угодно, но только не это!).– Погоди тонуть, служивый, выныривай давай из долговых обязательств! – говорят г-ну сиамские мудрецы. – Ты свой овощ неверно позиционируешь. Раз нет к нему потребительского доверия – ни к чему тебе потребителя нервировать. От ущемленного его права до твоей галеры – всего одна пульгада [71] . Иди каравеллы разгружай. Будешь торговать цветами.

– Картофельными? – удивляется г-н Колумб.

– Картофельными, – отвечают близнецы. – Только название цветочкам дай поэлегантней: Solanum Tuberosum [72] , например.

И пошел г-н Колумб, и разгрузил каравеллы, и развернул торговлю садово-парковыми растениями исключительной декоративности. И феодалы понавысаживали картофельных кустов вокруг и внутри своих латифундий, и вассалы по мешку рассады приобрели, а крестьяне потом у них саженцев наворовали и украсили свои скромные палисаднички романтическими цветочками.

Долго ли, коротко ли, но вошла в европейскую моду садовая парковость соланума туберозума. Даже члены королевской фамилии не чурались бутоньерки картофельные в свои фижмы и брыжи втыкать.

А отдавший долги г-н Колумб еще трижды в так называемую Индию сплавал челноком (в смысле каравеллами), потихоньку внедряя в общественное сознание понимание невероятной полезности картофеля.

Через некоторое время как бы случайно обнаружилось, что картофелем можно и пятна выводить, и насекомых травить (пришлось пожертвовать несколькими крестьянами, которые объелись зелеными ягодами), а там уже и кулинарные рецепты на рынке появились.

И вот уже сама Изабелла Кастильская не гнушалась с утра пожарить Фердинанду Арагонскому сковородочку картошечки, а испанские крестьяне до отвала наедались вареной туберозой в пределах, оговоренных феодальным правом.А г-н Колумб заработал много денег, жил долго [73] и счастливо и умер в один день [74] .

Смысль: А смысль сей притчи в том, что к новому товару народ (не говоря уж о королях и феодалах) не всегда готов. Родину и рынок не всегда выбирают, а вот товар можно и перепозиционировать. А там – глядишь – за цветочками и финансовые плоды (в смысле – клубни) можно будет пожинать.

От серьеза до курьеза, или как довольствоваться немалым Притча седьмая, профессиональная – о неверном, но успешном позиционировании

Один г-н был музыкантом. Серьезным. Не в том смысле, что серьезного уровня музыкантом, а в том смысле, что был очень серьезен, исполнял исключительно серьезную музыку, требовал к себе серьезного отношения и мечтал добиться серьезного успеха. Играл он на барабане. Точнее, на пяти барабанах он играл, называемых литаврами [75] . Играл палками. А палок у него было пар десять – с головками повышенной твердости, и с головками, обтянутыми войлоком, и даже с двумя головками для быстрой смены forte на piano. То есть и подход у него к техническому оснащению был серьезный.

Как, бывало, выйдет один г-н на рыночную площадь [76] , как расставит свои пять барабанов, называемых литаврами, как начнет барабанить! Весь во фраке, в бабочке, с палками! Такое тремоло выдает, что вокруг тут же толпа потребителей музыки собирается.

Одна, но существенная проблема была у этого г-на: никто не хотел ни к нему, ни к музыке всерьез относиться. Как заслышит рядовой неподготовленный потребитель г-новы барабаны, так сразу начинает в ладоши хлопать, ногами топать и по прошествии небольшого времени пускается в неуважительный пляс. Тщетно пытался оскорбленный в лучших чувствах и звуках г-н донести до аудитории всю элитновозвышенную серьезность перехода с фортиссимо на пианиссимо с виртуозным набрасыванием сурдины в процессе исполнения рулады [77] . Аудитория пляшет, ног не чуя под собой, до полного физического изнеможения, а тонкого эстетического наслаждения не имеет. Денег, впрочем, полный футляр [78] накидывали запросто.В общем, терзался от непризнанности один г-н. Так бы вконец истерзался бы, но добрые (и умные) люди посоветовали г-ну обратиться к сиамским мудрецам, что жили и работали неподалеку, промышляя в том числе и музыковедением.

* * *

Другой г-н был лодочником-перевозчиком. С лодкой и с комплексами. Помимо комплексов у г-на в лодке были весла, которыми он греб, парус, который он ставил при попутном ветре, и вполне себе комфортабельная каютка. Не было только мотора по причине конструктивной невозможности установки. А у конкурентов, промышлявших извозом-перевозом-на-другой-берег, у них у всех серьезные моторы были, а кое у кого и по два. Поэтому конкуренты имели кучу лояльных потребителей в сегменте срочно нуждающихся в быстрой переправе. А второй г-н этих потребителей почти не имел по причине тихоходности. И страшно завидовал конкурентам, мечтая о вхождении на рынок серьезной скоростной перевозки и о своей дольке от срочно нуждающегося сегмента.

Справедливости ради заметим, что у второго г-на была другая долька (а точнее, серьезная доля) в сегменте не нуждающихся в быстрой переправе, а желающих романтически-несерьезно покататься. Желающие катались под хлюпанье весел или под хлопанье паруса и никуда не торопились. Некоторые пары желающих даже уединялись в каютке, где реализовывали дополнительные желания.

В общем, терзался второй г-н от непопадания в сегмент. Так бы всерьез истерзался бы, но люди [79] посоветовали г-ну сходить на консультацию к сионским близнецам, что промышляли в том числе и транспортно-кораблестроительным маркетингом [80] .

* * *

Третий г-н был венкосплетателем. Он крайне профессионально плел наградные венки марки Laurus Nobilis из высококачественных свежезасушенных суперэкологически экстрачистых лавровых ветвей с листьями. Венки предназначались для увенчания гениев, триумфаторов и лауреатов [81] , поэтому и подход к отбору сырья и качеству плетения у г-на был крайне серьезным. Поэтому и цена на венки была серьезная.

Но к сожалению третьего г-на, на рынке увенчаний наблюдалась серьезная стагнация: никто не проводил в должном объеме олимпиад, никто не организовывал в достаточном количестве конкурсов, никто не присуждал с нужной активностью премий. Посему венчать особенно некого было.

Правда, домохозяйки, домработницы и шеф-повары предприятий питания венки раскупали охотно: использованный в изделии свежезасушенный лист Laurus Nobilis был настолько суперэкологически экстрачистый, что с успехом использовался этим альтернативным сегментом при приготовлении разнообразных блюд.

Так что почивать на нереализованных лаврах нашему г-ну особо не приходилось.

Но все равно терзался третий г-н от недоувенчанности, то есть от той же непризнанности и непопадания в сегмент. Так бы и истерзался, но сами знаете кто посоветовал ему сами знаете что.

* * *

Короче, все три г-на столкнулись в дверях приемной сиамских мудрецов. А те сидят себе, в усы дуют и всех троих сразу приглашают. И живо так интересуются, какие беды г-д к ним привели. Наперебой заплакали все три г-на, изливая вместе со слезами свои непризнанности и недоувенчанности.

– Вот ведь зря говорят немудрецы-неблизнецы, что беда не приходит одна! – воскликнули мудрецы-близнецы. – Целых три г-на пришли, а беда у них одинаковая.

– Да как же это одинаковая? – возмущается один г-н. – Моя беда особо серьезная, музыкально-эстетическая!

– А моя что, несерьезная? – кричит второй г-н. – Без мотора мне такая беда, что она начинает плавно переходить в транспортно-репутационное горе.

– Эх, мой позор с вашими бедами сравним ли? – патетично восклицает третий г-н.

– Лавры в суп – это вам что, не трагедия, что ли, эсхило-софокловая?

– Цыц всем! – строго прикрикнули на пациентов сионские близнецы. – Пришел за советом – так молчи при этом. Запишите, а то забудете. Теперь слушайте, мнимые неудачники: беда у вас одна, да и той нет. Не делайте серьеза из вашего личного курьеза (он же казус).

– Как так нет беды? – хором кричат г-да.

– Да мы!.. Да вот же!.. А мы!.. А они!.. А мы-то…

– К вам что, наш «цыц» не относится? Слушайте и по возможности повинуйтесь, раз уж за советом пришли, – говорят сиамские мудрецы. – Отвечайте, бедовые вы наши, спрос есть на ваше предложение?

– Есть, да не там, где хотелось бы, – нестройным хором отвечают бедовые г-да.

– За музыку платят? Лодку арендуют? Венки берут?

– Платят.

– Арендуют.

– Берут, – отвечают.

– Не голодаете, не бедствуете ли? Хорошо платят-арендуют-берут?

– Да уж неплохо. И на хлеб [82] , и на масло [83] хватает, и на излишества остается [84] .

– А подите-ка вы все трое прочь! – говорят сионские близнецы. – Нет у вас проблемы, как нет у вас и дилеммы. Делайте то, что пользуется спросом, а личные конфликты с самоопределением оставьте шарлатанам-психоаналитикам. Финансовый успех – не грех. Даже там, где он вашим амбициям не соответствует. Берите от жизни все, что дают, и не жалуйтесь на то, что кое-что у вас не берут. Стучите, гребите и лавры в суп кладите, а потом, если не возгордитесь, еще и спасибо скажете.

Пригорюнились г-да – а что делать? – пошли себе: кто стучать, кто грести, а кто лаврами суп обеспечивать. Но не прошло и нескольких лет, как поняли они, что правы были сиамские мудрецы.

И заработали они много денег (собственно, они и до просветления их уже много заработали, так что это не важно), и жили они долго и счастливо, и умерли в один день (не в один и тот же, конечно, но каждый – в свой, то есть не сильно мучились), а до кончины на досуге развлекались некоммерческими возможностями в рамках хобби, спонсорства и чистого искусства. К тому же и наследство неплохое оставили.

Смысль: А смысль сей притчи такова, что не хоти того, на чем не поимеешь того, что имеешь, а что можешь, то и делай. Особенно если имеешь с того, что можешь, достаточно. А то, что хочешь, делай тогда, когда поимеешь всё, что смог. И это совершенно серьезно.

Хуже некуда, когда лучше не бывает Притча восьмая, куриная – об удорожании внешнего вида

Один г-н был петухом. В орнитологическом, конечно, смысле, то есть относился к отряду куриных, подотряду собственно куриных, семейству… Впрочем, не важно, к какому семейству он относился, потому что речь пойдет не о классификации пернатых героев притчи, а об их семейных проблемах. Так что семейство куриных нас в данном случае волнует больше как куриное семейство, то есть как ячейка куриного общества. А как всем известно, куриное общество полигамно, а точнее полигимно [85] . А посему производителей (то есть производительниц, то есть Куриц) на одного потребителя (то есть Петуха [86] ) приходилось не по одной отнюдь. Так что борьба за потребителя велась нешуточная: самые соблазнительные Курицы ежеутренне выстраивались в курятнике стройными продуктовыми линейками в ожидании своего единственного и неповторимого потребителя. В надежде быть употребленными. Поскольку потребителя на всех не хватало, то многие Курицы оставались неупотребленными. То есть невостребованными.

А одна молодая курица-дебютантка (давайте все-таки назовем ее г-жой Курицей, чтобы стиль соблюдать) очень хотела стать востребованной. Но была она не более заметна, чем ее подруги-конкурентки. Собственно, они ничем друг от друга и не отличались – одинаково серо-беленькие такие, скромные демократичные несушки. А пробиться в первый ряд претенденток на благосклонность потребителя – это сами понимаете, сколько сил и времени надо потратить.

Г-н Петух же не обладал безграничными потребительскими возможностями – большими, да, обладал, но не безграничными. Как с десяток г-жей употребит, так больше уже употреблять не может. Так что ежедневная квота на удовлетворение спроса исчерпывалась уже до дохождения очереди до нашей молодой г-жи. Да и очереди как таковой не было – кто первой из претенденток г-ну Петуху на глаза попадется, того и употребляет, потом употребляет вторую, третью и т. д. до полного потребительского изнеможения.

Призадумалась молодая г-жа Курица: как же ей выделиться на общем серо-белом фоне, чтобы г-н Петух обратил на нее свое потребительское внимание? Фигура у нее обычная, параметры стандартные, а ее глубокий внутренний мир и мятущаяся душа за невозможностью их наглядно продемонстрировать и вовсе не учитывались.

Оставалось давнее женское средство привлечения потенциального потребителя: броские наряды и сексуальный макияж. Г-жа Курица принялась слезно апеллировать к ближайшим родственникам из семейства куриных [87] .

Первыми на апелляцию откликнулись родственники попроще и поближе – Бурокрылая Чачалака и Рыжебрюхая Пенелопа [88] . Все ж таки бедные родственники – не зазнайки, всегда в беде готовы помочь. Да только чем они помогут? Одна прислала бурое перышко, вторая – рыжее, всё, что смогли от себя оторвать в буквальном смысле.

Делать нечего, хоть худо-бедно, хоть рыже-буро, но слегка принарядилась наша г-жа. Да только не помогает – в упор не видит ее г-н Петух: наряд не сильно взрачен, из продуктового ряда не выделяет г-жу, только конкурентки косятся неодобрительно – они-то как женщины сразу изменения имиджа заметили. Но что это за имидж – два лишних пера в хвосте?

«Надо бы рангом повыше родственников попросить – у них статус покозырней и перья попонтовей» [89] , – подумала [90] наша г-жа и по инстанции обратилась к Венценосной Куропатке и Расписному Перепелу. Те хоть и были персонами практически very important [91] , но запрос рассмотрели и в рамках семейного спонсорства выделили из фондов пару пучков цветных перышек.

Так что долго ли, коротко ли, но вышла в свет наша г-жа в позаимствованном наряде – ну просто вся из себя такая фифа! Некоторые конкурентки даже толкаться и кудахтать от удивления перестали. Даже г-н Петух в процессе осуществления потребительского выбора выделил г-жу из общего ряда: задержался перед ней, смерил ее удивленным взглядом, но не сказал [92] ничего… и не выбрал ее, о ужас! Ушел с другими. А невостребованные конкурентки остались злорадствовать: зря, мол, старалась, пижонка!

– Что делать? Кто виноват? Кем быть? Что такое хорошо? – от таких лихорадочных вопросов о сути бытия куриные мозги нашей г-жи чуть не помрачились. – Неужели я и в таком шикарном антураже недостаточно привлекательна для моего г-на? Я – самая нарядная в ряду, самая элегантная, самая… Или не самая? Что же может быть круче расписной венценосности? Дороже только Фазан или сам Павлин выглядят, выше них – никого и нет в нашем семействе куриных.

А делать-то нечего: уж больно велика охота пользоваться петушиным спросом. Так что через знакомых Цесарок договорилась наша г-жа – организовали ей аудиенцию на наивысшем уровне. Какие аргументы привела г-жа Курица – нам неведомо, но несколько фазаньих и (главное!) одно бесценное павлинье перо она таки получила.И вот настал день потенциального триумфа: появилась на насесте наша г-жа, вся в пух и перья разряженная. С одной стороны она – бурая, с другого бока – оранжевая, местами – как Куропатка, фрагментами – словно Перепел, крыльями – чистый Фазан, и главное – из хвоста аж метровое павлинье перо торчит! Апогей роскоши и триумф престижа в одном лице! Не было еще шикарней Курицы в курятнике! Многие конкурентки от зависти попадали с насеста, а некоторые в панике перестали нестись [93] . Так что уселась она в первом ряду, растолкав роскошными перьями прочих демократичных, а те жмутся по углам: типа, куда уж нам, таким непрестижным? Сидит, потребителя ждет, распушилась, нахохлилась, гордо смотрит сверху вниз.

Чу! Идет потребитель! Пришел! Увидел! Победит? Как бы не так. При виде нашей г-жи г-н Петух чуть в глубокоэстетический обморок не свалился. А как не потерять свое потребительское сознание от такой красоты? Ну, сознание усилием воли он себе вернул, а на г-жу Курицу от восторга даже и глядеть не в силах. А та уж и так повернется, и этак, то одним пером махнет, то другим поведет, то третье расправит… Извертелась вся, себя предлагая.

И что бы вы думали (а вы ведь что-то думали наверняка)? Походил г-н Петух вокруг г-жи Курицы, походил, походил…

И вдруг как бросится от нее прочь к другим и ну их употреблять, а на г-жу уже и не смотрит. Квоту исчерпал и ушел (а может, улетел).

Г-жа Курица с горя себе перья свои нарядные повыщипала, даже несколько собственных не пощадила, но вовремя одумалась: жизнь-то не кончилась, а как г-н Петух на голую Курицу посмотрит, это еще неизвестно.

Долго ли, коротко, но постепенно все у г-жи наладилось: иногда и на нее был спрос, а что она такого придумала, чтобы спрос активизировать, – о том совсем другая притча. Но про перья г-жа старалась больше и не вспоминать.

А один раз, в момент потребительской близости, г-н Петух ей признался, что положил на нее глаз уже тогда, когда г-жа перепело-куропаткой нарядилась, но подойти не осмелился, опасаясь, что слишком она для его скромных потребностей слегка шикарна и оказалась тут по недоразумению. А уж когда в ход пошли фазано-павлиньи завлекалочки, то и вовсе решил, что подвох какой-то тут имеется: что такой элите среди куриц делать? Не того поля ягода, не того насеста птица. Либо это сумасшедшая фазаниха, либо это павлиниха бракованная какая-нибудь.В любом случае, нанесла г-жа много яиц, жили они с г-ном долго и счастливо и умерли в один день от птичьего гриппа. А курятник все равно потом заменили инкубатором.

Даже и не спрашивайте, почему в курятнике не появились сионские близнецы. Сами понимаете, не тот это случай, да и аудитория не та. Жизнь иногда сама все по местам расставляет, без консалтинга на аутсорсинге.

Смысль: А смысль сей притчи в том, что не рядись в дорогое, если хочешь, чтобы тебя недорого купили. Даже всяк сверчок знает свой шесток, а уж курице и подавно надо ориентироваться в адекватном представлении себя потребителю. А то ведь не употребит.

Чем бы душа ни тешилась, лишь бы утешилась Притча девятая, ориентальная – о рекламе для себя

Один г-н был султаном [94] . В не самом большом, но довольно крепком и достаточно богатом султанате. Владения – в меру обширные, ровно настолько, чтобы удобно было контролировать, дворцов – умеренное количество, ровно столько, чтобы регулярно в них пребывать, казна – достаточно богатая, ровно такая, чтоб тратить и не жалеть, гарем – разумной численности, ровно такой, чтобы… Ну да ладно, чего там – все у него было, у этого султана. Полный штат: включая евнухов и конюхов, верблюжатников и ослятников [95] , визирей и провизоров, глашатаев, пленных иноземцев и добровольных экспатов [96] , маникюрщиц-педикюрщиц, банщиц-массажисток, наложниц на коммерческой основе (это помимо гарема и массажисток), общественных советников и серых кардиналов [97] .

Вроде бы и всё у него было, да не совсем всё. Не было у него одной простой, но важной вещи – довольства собой у него не было. И как следствие – не было у него твердой уверенности, что своему народу он люб, мил и необходим. И не было у него уверенности, что он достаточно мудро руководит своим народом и что народ втихаря не подыскивает ему замену, из подполья организовывая какой-нибудь референдум или (страшно подумать) восстание.