Текст книги "Искатель. 2009. Выпуск №7"

Автор книги: Станислав Родионов

Соавторы: Сергей Саканский,Сергей Нагаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Подошедший к столику официант, наскоро пересчитав оставленные Петром Леонидовичем деньги, сказал Николаю Алексеевичу:

– Сейчас я принесу сдачу.

Николай Алексеевич, не обращая внимания на официанта, поднялся и устремился к дверям, за которыми исчез Клепанов. Но перед тем как приблизиться к выходу из зала, он заметно сбавил ход. Словно бы никуда не спеша, медленно приблизился и выглянул. Затем снова пошел быстро. Вот он увидел, как серебристый костюм Петра Леонидовича мелькнул через застекленную веранду другого, летнего, зала ресторана, затем оказался за стеклянными же дверями, ведущими на улицу. Атапин прошел еще немного вперед.

День в Москве выдался теплый и солнечный. Пиджак Петра Леонидовича, вынырнувшего на яркий свет, при движейии to и дело отливал серебром, словно чешуя играющей в реке рыбы. Подойдя к черному «БМВ», припаркованному слева, Клепанов оглянулся на вход в ресторан. Атапин, похоже, предвидел это и остался незамеченным – он наблюдал за Петром Леонидовичем из летнего зала, встав за декоративным деревцем. Как только тот повернулся к машине, Николай Алексеевич покинул свое укрытие и заспешил к выходу.

Пока Клепанов открывал заднюю дверцу «БМВ», совал на сиденье свой портфель, снимал пиджак и вешал его на вешалку, а затем эту вешалку с пиджаком цеплял на крючок, расположенный в салоне автомобиля чуть выше двери, Николай Алексеевич вышел из заведения и быстрым шагом двинулся направо, к троллейбусной остановке. Здесь он смешался с публикой, ожидавшей троллейбуса. Впрочем, Клепанов уже и не мог его видеть – он сидел в своей машине и, выкручивая руль, пытался встроиться в плотный поток машин, очень медленно двигавшихся по Садовой-Самотечной к Цветному бульвару.

Николай Алексеевич прошел дальше, к стоящему у обочины «Форду» модели «Focus», на ходу разблокировал сигнализацию и открыл багажник. Быстро откинул жесткий коврик, покрывавший отсек с запасным колесом и инструментами. Покопавшись и погромыхав какими-то железяками, он достал ломик, сделанный из короткого, менее чем полуметровой длины, куска строительной арматуры, накинул коврик на место и закрыл багажник. Скрывая ломик между опущенной рукой и телом, он сел за руль, завел двигатель. Увидев в зеркале заднего вида, что «БМВ» Клепанова приближается, Атапин пригнулся, и тут раздался звонок мобильного телефона. Не разгибаясь, Николай Алексеевич с чертыханиями достал телефон из кармана брюк. На табло светилось имя звонящего абонента: «Мама».

– Алле, – нажав на зеленую кнопку, сказал Атапин. – Мама! Алле, ну говори, это я. – Он отнял телефон от уха и посмотрел на табло. – Ты мне уже звонила? Тут у меня один твой неотвеченный вызов. Я трубку взять не мог – на переговорах был. Алле! Мама! Я ничего не слышу. Алле. Мам, я перезвоню. Слышишь?

Он дал отбой, взял с заднего сиденья газету, закатал в нее ломик, положил его на переднее пассажирское сиденье, себе под правую руку. Затем подумал и сунул его еще в темный полиэтиленовый пакет с ручками; вновь сел ровно и стал беспокойно оглядываться: «БМВ» скрылся из виду. Впрочем, довольно быстро черная машина вновь обнаружилась – Клепанов уже двигался по крайней левой полосе; их разделяли три ряда автомобилей. Следовало поторапливаться: было ясно, что Петр Леонидович, перестроившись в этом месте в левый ряд, собирается либо свернуть под эстакадой налево, на Олимпийский проспект, либо хочет вообще развернуться и двинуть по Садовому кольцу в сторону Триумфальной площади.

…Спустя два часа Николай Алексеевич остановил свой «Форд» на Пятницкой, у кафе «Грабли», сразу, как пересек Климентовский переулок. Вся правая полоса у тротуара была занята автомобилями, среди которых, метрах в пятидесяти впереди, был и «БМВ» Клепанова. Петру Леонидовичу повезло найти место для стоянки, едва он подъехал. Атапину же припарковаться было негде. Так и встав во втором ряду, он включил аварийные огни и, слегка пригнувшись, стал наблюдать за «БМВ». Петр Леонидович вышел из машины, надел пиджак, взял с заднего сиденья букет бордовых роз, неспешно, прогулочным шагом удалился в направлении станции метро «Новокузнецкая». Назад, в сторону «Форда», он и не взглянул.

Атапин тоже вышел из автомобиля, но не пошел вслед за Клепановым, а остался рядом со своей машиной. За два минувших часа это была уже третья их остановка (точнее, четвертая, если учесть минутный визит Петра Леонидовича в магазин «Цветы», где и был куплен букет роз). В первый раз Клепанов остановился в одном из переулков между Тверской и Малой Дмитровкой. Там он нырнул в отделение банка, причем из зала для посетителей, который весь был как на ладони виден с улицы через огромные окна, Петр Леонидович как-то незаметно шмыгнул в дверь с доступом только для сотрудников. Атапин чуть не попался ему на глаза, когда подобрался ближе, чтобы разведать, куда делся Петр Леонидович, который вот только что вроде был в зале, а потом вдруг исчез. Увидев выходящего из банка Клепанова (на нем был серебристый, как прежде, но уже свежий, без пятен, костюм, белая сорочка и белый в серебряную полоску галстук), Николай Алексеевич в смятении еле успел отвернуться и шагнуть за фонарный столб. При этом он налетел на какого-то старичка и едва не сбил его с ног. Николай Алексеевич извинился. Старичок с ворчанием поплелся дальше. А подводник Атапин, увидев себя в этот момент в зеркальной витрине соседствующего с банком магазина, похоже, проникся к себе презрением – во всяком случае, когда он смотрел на свое отражение, глаза в глаза, мина тревоги и суетливости на его лице сменилась гримасой отвращения.

Вторая остановка случилась в одном из Кисловских переулков. Петр Леонидович остановил машину напротив обнесенного строительным забором особнячка. Николай Алексеевич, не рассчитав дистанции, припарковался очень близко от черного «БМВ», но Клепанов вроде бы не обратил внимания на его «Форд». Атапин, захватив с собой пакет с болтающимся в нем ломиком, вылез из машины и пошел вслед за Петром Леонидовичем вдоль забора, за которым громыхала бетономешалка, слышались крики гастарбайтеров и раздавались прочие звуки строительства.

Клепанов свернул в арку, которая вела, как увидел поспешивший за ним Николай Алексеевич, в маленький пустынный дворик. Еще на подходе к этой глубокой арке Атапин, держа пакет в левой руке, запустил в него правую руку и ухватил завернутый в газету ломик. Шум стройки заглушал и шуршание пакета, и шаги Николая Алексеевича, так что он смог приблизиться к Клепанову незамеченным. В полумраке арки Атапин вынул ломик из пакета, когда всего-то шага три отделяли его от Петра Леонидовича. Но тут из дворика им навстречу в арку вошла молодая женщина с детской коляской. Николай Алексеевич резко развернулся, помедлил несколько секунд, обернулся и, поняв, что Клепанов ускользнул, пошел к своей машине. Там он и дождался возвращения Петра Леонидовича.

Еще была короткая остановка в самом начале Моховой. Петр Леонидович удалился в недра расположенного здесь бизнесцентра «Деловой дом», а Николай Алексеевич на сей раз остался в салоне машины. Петр Леонидович вернулся довольно быстро, и они двинулись по Москве дальше.

Вспомнив эти этапы слежки за Клепановым, Атапин поморщился, затем бросил взгляд на наручные часы и стал осматриваться, не освободилось ли место для парковки хотя бы на противоположной стороне Пятницкой. Кофейня, ресторан «Шеш-Беш», «Винный погребок» – компанию разного рода закусочных заведений разбавлял лишь магазин «Ювелирный», рядом с заведениями – муравейник людей, а вдоль – сплошной ряд автомашин. В это время к Атапину подошел мужчина, владелец маленького уродца «Clio Symbol», рядом с которым, бок о бок, стоял его «Форд», и попросил «сдвинуться», чтобы ему можно было отъехать от тротуара. Местечко для остановки, таким образом, нашлось само собой.

– Интересно, я хотя бы задом сюда впишусь? – спросил Николай Алексеевич.

– Ну как-то, наверно, да, – неуверенно ответил водитель «Рено».

Атапин сел за руль и переместил свой автомобиль немного вперед. Владелец «СИо» минут пять все никак не решался встроиться в движение, наконец кто-то из потока сжалился над ним, притормозил, и он медленно-медленно двинулся, так что пропустивший его водитель успел пожалеть о своем великодушии и закатить глаза к небу, а потом уже и крикнуть в окно: «Ты бы снялся, что ли, с ручника-то!» – и только тогда «Рено» кое-как выполз и поехал.

Николай Алексеевич, наблюдавший за этой сценкой со своего водительского места, усмехнулся и уже собрался было сдать назад и пришвартоваться к тротуару, как вдруг на освободившееся место влетела иномарка. Атапин только успел заметить, что машина была бордовая, с черной крышей. Она не могла уместиться здесь во всю свою недюжинную длину, но водителя это, очевидно, не смущало – он поставил автомобиль чуть ли не под прямым углом к тротуару, оставив заднюю часть далеко торчащей из ряда. Атапин вышел из машины и, поворачиваясь к наглецу, сказал:

– Послушай, дружок, ты кого-нибудь, кроме себя, видишь? – И тут он осекся: из-за руля бордового автомобиля поднялась молодая эффектная брюнетка. Ухоженная, лощеная – воплощение девушки с обложки. Ну, или пусть не с обложки (это была не знаменитость), но уж точно из красивого журнала, из рубрики «Светская хроника». На девушке было белое простое по крою, но очень стильное платье, на ногах – босоножки на высоких каблуках. Босоножки, как и маленькая сумочка в руке, были бордовыми. В ее сжатых пухлых губках, во всем ее облике сквозило надменное безразличие к окружающему миру. Она молча вымерила Николая Алексеевича пренебрежительным взглядом, захлопнула дверцу автомобиля движением, как бы иллюстрирующим ее мнение насчет того, что Атапин должен сделать со своим ртом, и пошла в сторону станции метро.

– Сучка! – тихо выругался он.

Николай Алексеевич вновь занял место за рулем и придвинул свой «Форд» впритирку к ее машине, чтобы девица не смогла открыть дверцу. Затем вышел и, обойдя свой «Форд», оценивающе оглядел бордовый экипаж. Это был «Ягуар» с черным откидным верхом.

– Дорогая сучка, – резюмировал Николай Алексеевич. И затем добавил, глядя на удаляющуюся фигурку в белом платье: – Ничего, теперь здесь останешься, пока я не отпущу.

Постояв немного, он спросил у прохожего, где тот купил мороженое, потом взял из своей машины пакет с ломиком и направился в указанную сторону – к станции метро. Навстречу ему двигалась большая группа гомонящих иностранных туристов. Топали, понятно, в Третьяковку – куда еще в этом месте Москвы могут идти иностранцы? Атапин шел медленно, настороженно высматривая сквозь толпу, не мелькнет ли где-нибудь впереди серебристый пиджак.

Дойдя до скверика, за которым располагалась станция метро, похожая на круглый торт, Николай Алексеевич с удивлением обнаружил недавно построенный фонтан со скульптурной композицией. Атапин давненько не бывал в этом районе центра. Кому посвящен памятник, было ясно с первого взгляда, – Адаму и Еве. Обе фигуры сидели, свесив ноги, на Змее размером с откормленную анаконду, а между ними торчало металлическое дерево с шарообразной кроной. Атапин покрутил головой и, не обнаружив нигде поблизости серебристого костюма, направился к весело журчащим струям, распространявшим в воздухе свежесть и умиротворение.

Затем он стал рассматривать латунные фигуры, медленно обходя фонтан. Ева держала на раскрытой ладони яблоко перед лицом Адама, вернее, не перед лицом, а повыше, перед лбом. Не обращая никакого внимания на суженого, она с торжествующим видом глядела на яблоко, будто это была только что врученная ей коробочка с дорогим обручальным кольцом. Судя по выражению лица, девушка испытывала чувство глубочайшего удовлетворения – гораздо более глубокого, чем сексуальное. Она словно бы говорила, имея в виду Адама: «Наконец-то созрел, дубина! Хотя куда бы ты делся!» Адам же, похоже, пребывал в прострации, глядел с отрешенным, подавленным видом, причем совсем не на яблоко и не на Еву, а куда-то себе под ноги. Ему бы подошли слова: «Блин! Что я, дубина, наделал! Жениться-то зачем?» Что до Змея, извивавшегося у подножия дерева, то на его обращенной к Еве похотливой морде читалось нетерпение старого хрыча, который включил на видео классическую немецкую порнушку и никак не дождется, когда же в сарае с сеном на альпийской скотобазе закончится прелюдия и фрау свинарка начнет наконец вытворять со своим ухажером пастухом «фантастишен».

По лицу Атапина невозможно было понять, что он думает по поводу представленной здесь сценки из райской жизни. Скорее даже можно было сделать вывод, что он вообще ничего о ней не думает, а занят размышлениями о чем-то своем. Так или иначе, от разглядывания скульптур Николая Алексеевича отвлек звонок на мобильный. На табло высветилось: «Миха».

– Алле, Миша, я слушаю.

– Здорово еще раз, Коль, – послышалось в трубке. – Слушай, ты можешь подъехать к нам на яхту?

– Вообще-то, не очень, – Атапин посмотрел на часы. – Тут кое-какие дела есть. И еще я хотел к матери в больницу съездить.

– А, ну жаль. А то я сейчас наконец дозвонился до Вадима, ну этого, Олеговича, начальника отделения Сбербанка.

– Ну-ну, и что?

– Ну, я позвал его завтра на яхту пообедать. А он сказал, что может только сегодня, а завтра – нет. В общем, приедет. У нас же капитан все-таки ты, втроем выпили бы, как полагается, поговорили бы с ним, может, он наконец даст ссуду, козлина. Столько денег на него потратили – должен уже дать. Так что, подъедешь? Ну, заскочи в больницу к матери – и сюда по-быстрому, а? Он сказал, что ненадолго приедет. Где-то через час будет, я тогда постараюсь его задержать.

– Я точно не успеваю. Если только прямо сейчас к тебе гнать.

– А мать как же?

– Не знаю, – Атапин тяжко вздохнул. – Ну а чего мать? Позвоню сестре, она наверняка сегодня к ней заедет – практически каждый день там бывает.

– Этого гребаного Вадика давно пора к стенке прижать, а то уже достал – завтраками кормить.

– Да не говори.

– Я тут прикинул, он нам уже четыре месяца какие-то тупые отговорки втюхивает и соскальзывает, а сам на яхту без конца с дружками заваливается попить-погулять на халяву.

– Хорошо, я еду, но, сам понимаешь, смотря какие пробки, часа через два, наверно, буду. Если не успею, ты сам его это…

– Ага. А то бред какой-то получается. Мы без его помощи все бумаги подготовили и по его подчиненным ходим, как обычные чайники с улицы. На хрен, спрашивается, такой знакомый, если мы сами все инстанции в их банке проходим и ждем, пока каждый мелкопузый завотделом наше дело рассматривает по два месяца? И каждый ни мычит, ни телится. Я думаю, хватит с ним нянькаться. Или Сбербанк дает кредит, или пусть идет в жопу.

– Да, сегодня надо какую-то черту подводить.

– Хотя если не даст кредит… Бизнес-то на нашей посудине мы делать будем – от берега все равно далеко не отходим, а вот кругосветка чугунным тазом накроется – не сможем яхту подготовить как следует.

– Ладно, не вой – луна еще не вышла. Давай, я еду.

Атапин сунул телефон в карман брюк и, разминая шею, покрутил головой. И когда откинул голову назад, посмотрел в ясное дневное небо, где увидел нежнейший прозрачно-белый лепесток луны.

Он опустил голову и, задумчиво глядя себе под ноги, стал дальше по кругу обходить фонтан. И тут, подняв взгляд, внезапно увидел стоящих рядом друг с другом Клепанова и ту самую высокомерную брюнетку в белом платье. В руке она держала бордовые розы, а у Петра Леонидовича руки были свободны.

Черт! Откуда он взялся?! Его же тут не было! Эти суетливые мысли отразились на лице Николая Алексеевича в ту секунду, когда стало ясно, что он замечен – Клепанов сразу же уставился на Атапина, потому что разговаривал с девушкой, стоя как раз лицом к нему. Но что странно, Петр Леонидович при этой, казалось бы, неожиданной встрече не проявил ни малейшего удивления, а уж тем более замешательства. Судя по всему, смущение подавлял в себе только Атапин.

Николай Алексеевич медленно продолжил движение вперед и, когда уже почти поравнялся с парочкой, слегка кивнул Клепанову, как бы давая понять, мол, надо же, такой большой город, а все равно нет-нет да и встретятся знакомые люди совершенно случайно.

Едва Атапин отошел от них на пару шагов, Петр Леонидович, чуть повернув голову, вдруг бросил ему в спину:

– Что, Коля, уже есть результат?

Было жарковато, а тут Николая Алексеевича и вовсе пот прошиб, на лбу выступила испарина. Он развернулся.

– Думаю, вряд ли, – продолжил Петр Леонидович, скосив на него взгляд через плечо. – Поэтому не надо за мной ездить. Иди отсюда, делом займись. – Сказал и отвернулся.

По выражению лица Атапина было видно, что он мучительно пытается найти чем ответить.

Его взгляд встретился с взглядом брюнетки. Она, как и во время парковки, смотрела на него – и сквозь него на весь мир – с пресыщенностью и ледяным отсутствием интереса. Николай Алексеевич опустил взгляд и увидел в своей руке пакет с ломиком, о котором он вроде совсем забыл.

Клепанов в это время демонстрировал свой безупречно подстриженный затылок, и получалось, что для того, чтобы ответить ему что-нибудь в глаза, пришлось бы к нему подойти.

– Кто это? – спросила в этот момент брюнетка, переведя взгляд с Николая Алексеевича на Петра Леонидовича. Ее голос звучал бы, пожалуй, капризно, если бы не был столь безразличным.

Атапин приподнял левую руку, в которой держал пакет, сунул в него правую руку и взялся за ломик.

– Так, знакомый по работе, – ответил Клепанов и чуть громче, похоже, чтобы гарантированно быть услышанным Атапиным, но не поворачивая головы, добавил: – Никто.

Николай Алексеевич уставился на отменный затылок Петра Леонидовича с ненавистью и одновременно с мучительной думой. Все крепче сжимая в руке ломик, он, похоже, не знал, что делать.

– Ну и знакомые у тебя, – прокурлыкала брюнетка, не стесняясь присутствующего и явно все слышащего Атапина. – Он знаешь на чем приехал? На «Форде».

Ударение в слове «Форде» было сделано на «е».

Услышав это слово с этим ударением, отдававшим провинциальностью и, главное, глухим, беспросветным невежеством, Николай Алексеевич вдруг преобразился. Он отпустил правой рукой ломик, так что тот вновь упал на дно пакета, который он держал в левой руке, и от души, беззаботно рассмеялся.

Клепанов повернулся на смех, и его спутница также посмотрела на Атапина.

– На «Форде»! – передразнил ее Николай Алексеевич тем тоном, который больше подошел бы восклицанию «Эврика!». В его интонациях и выражении лица было торжество и одновременно некое сожаление.

– Я, как видишь, занят, – сказал Петр Леонидович. – Ты не мог бы оставить нас? Заранее спаси… – Клепанов благодарил Атапина голосом, в котором не было ни капли благодарности, а только одно соблюдение офисных правил общения, и, еще не договорив, он уже начал отворачиваться, когда Николай Алексеевич прервал его:

– Всё! – Атапин усмехнулся. – Ты мне больше не интересен. – Он посмотрел на брюнетку: – И ты тоже. – Николай Алексеевич, вздохнув, с сожалением, если не сказать, с жалостью оглядел их.

– Ну и ехай отсюда, чего встал? – вдруг сказала Атапину брюнетка.

Николай Алексеевич со значением подмигнул Клепанову и затем, словно вспомнив о чем-то, окончательно посерьезнел, бросил взгляд на часы и голосом, каким обычно прощаются с посетителями в официальных учреждениях, буркнул им: – К черту вас. – И, резко развернувшись, пошел к своей машине.

А между тем, если бы Атапин не ушел, то не пропустил бы шокирующего события, происшедшего через несколько минут после того, как он покинул сквер и скрылся за углом ближайшего дома.

Впрочем, позже в бульварной газете «Твоя тень» можно было ознакомиться с информацией об этом происшествии.

Сообщение в таблоиде сопровождалось развернутым комментарием и иллюстрациями. Рядом с фотографиями пояснялось, что они сделаны в сквере с помощью видеокамеры – их продал редакции некий москвич, ставший случайным свидетелем, по выражению газеты, «кровавого купания новоявленных Адама и Евы в фонтане под райским деревом».

…На борт своей яхты «Галс» Николай Алексеевич ступил три с половиной часа спустя.

При входе в кают-компанию, в небольшом коридорчике перед ней, он увидел сцену: двое пьяных мужчин стоят перед большим настенным зеркалом, а напротив, в дверях, ведущих в камбуз, топчется молодой парень в поварском фартуке, держащий на подносе подсвечник из витой латуни.

Мужчины, покачиваясь, вели беседу – каждый мычал свое, не особо слушая собеседника. Появления Атапина никто не замечал.

– Это зачем? – неожиданно увидев подсвечник, строго спросил парня в фартуке один из пьяных – темноволосый худощавый мужчина в матроске.

– Вы же сами сказали, Михаил Степанович, чтоб все было точно, как в прошлый раз, когда Вадим Олегович тут отдыхал. Ну вот, – юноша кивнул на подсвечник, стоящий на подносе.

– Вадик, а что было в прошлый раз, я что-то не помню? – вопросил Михаил Степанович у полнотелого лысоватого блондина с развесистыми усами, о которого опирался плечом.

Тот тоже посмотрел на подсвечник.

– Ну хорошо, Андрюша, давай, – сказал усатый, видимо, вспомнив, что было в прошлый раз, и, отстранив от себя Михаила Степановича, цапнул подсвечник и загромыхал им по подносу, потому что, когда хватал его, сильно качнулся. – Как в прошлый – значит, как в прошлый.

И размахнулся подсвечником и запустил им в настенное зеркало. Крупные и мелкие осколки полетели на пол, вызвав развеселую чехарду солнечных бликов на стенах и потолке.

– Так было? – спросил он у парня, которого назвал Андрюшей.

– Да, – конфузливо ответил Андрей.

– Ну ладно, – сказал Вадим Олегович. – На этом всё!

– Да, всё, – подтвердил Михаил Степанович. – Значит, договорились. Завтра мы с Колей приходим, и ты с-с… ссужаешь нам с-с… с-суду.

– Не-е-ет, Мишенька, не с-ссужаю.

– Ты же обещал помочь, – сказал Михаил Степанович. – Ты мне сейчас, за столом, сто раз обещал!

– Да! И помогу! – заверил Вадим Олегович. – Но я тебе забыл сказать: я с завтрашнего дня уже в Сбере не работаю. Я в другой банк перехожу. Выжили меня. Интриганы. Крысы!

Тут Михаил Степанович молча размахнулся и так ударил Вадима Олеговича кулаком в челюсть, что тот вылетел на палубу (стоявший у дверей Николай Алексеевич едва успел отступить в сторону). Пытаясь устоять на ногах, представитель банковского мира попятился, попятился и кувыркнулся через борт яхты – только подошвы вверх мелькнули. Послышался шумный всплеск воды.

– Доехал, Коля? – спросил, увидев Атапина, Михаил Степанович. – А я вот – переговоры провел.

– Вижу, – Николай Алексеевич вздохнул и спросил молодого человека в фартуке: – А ты, юнга, видишь?

– Что, Николай Алексеевич?

– Ну, как бы человек за бортом. Или мне им заниматься?

– А, конечно. – Андрей выскочил на палубу и метнулся к корме, где находился красный спасательный круг.

А Николай Алексеевич шагнул внутрь помещения и прошел в кают-компанию, к длинному столу, и сел во главе него.

Через некоторое время подошел Михаил Степанович, грузно сел на стул рядом и уставился в стол, заставленный закусками. На другом конце стола светился монитор ноутбука; в качестве заставки во весь экран было помещено фото российской атомной субмарины. Если бы на фото посмотрел знаток, он определил бы, что это лодка из серии «Золотая рыбка» – одной из последних серий, запущенных в строительство при Советском Союзе. На экране монитора около десятка ярлыков папок располагались по левому краю и не умаляли величественного вида атомохода, стоящего в открытом море.

Вошел Андрей.

– Помог банкиру не утопнуть? – спросил его Николай Алексеевич.

– Да он сам вылез, до причала-то, до лестницы, всего три гребка, – ответил юноша. Он вышел, но быстро вернулся с чистой тарелкой, рюмкой и вилкой с ножом, которые учтиво разложил на столе перед Николаем Алексеевичем.

– Спасибо, Андрюша, – сказал тот.

Тут взгляд Атапина упал на двуствольное ружье, которое просто стояло в углу комнаты, рядом со шваброй – щеткой для пола.

– А почему ружье не в сейфе? – спросил Николай Алексеевич, глядя на двустволку.

– Не знаю, – ответил Андрей и посмотрел на Михаила Степановича.

– Да я его туда поставил. Чтоб не забыть почистить, – сказал Михаил Степанович. – Постреляли немного с этим банкирчиком.

– Убрать в сейф? – спросил Андрей.

– Нет, – сказал Атапин. – Тебе же однажды было сказано: оружие не трогай. Не твое это дело – значит, лучше даже не касайся.

Андрей взялся за бутылку водки и хотел было налить ему, но Николай Алексеевич отстранил рюмку, сказав:

– Нет, не хочется. Лучше квасу принеси. Жарко.

Тут в его кармане зазвонил мобильный телефон. Атапин вынул аппарат, табло высвечивало: «Мама».

– Алле, мам, я слушаю. Алле! Мама, я тебя не слышу. Мам, я сейчас перезвоню, хорошо?.. А? Кать, ты? А чего ты с маминой мобилы? Как перепутала? Ты у нее в больнице сейчас? В смысле – куда она ушла? Ты в смысле… ушла?.. – Атапин враз потемнел; помолчав, он продолжил: – А когда это… случилось?.. Подожди, она же мне перед этим звонила. И тебе тоже? И я не мог к ней приехать… И с утра она мне звонила… Значит, никто к ней не приехал – ни я, ни ты… А вчера ты у нее была?.. И я вчера думал, что завтра… Ладно. Понятно. Ты сейчас куда, домой? Я к тебе подъеду. Ты давай там, держись.

Николай Алексеевич залпом выпил кружку кваса, которую к этому моменту успел принести Андрей. Затем уставился на экран ноутбука с подводной лодкой и бессмысленным взглядом смотрел на нее, пока монитор не перешел в режим сохранения энергии и не погас.

* * *

Ночью Николаю Алексеевичу снился сон. Было так. Он лежит на спине и смотрит в синее небо, руки полусогнуты вдоль тела, прямые ноги вместе. Он лежит, словно на ките, на атомной подводной лодке между громадными задраенными люками ракетных шахт. Лежит в одних черных плавках, и, хотя солнце яростно печет, Атапин не расслаблен, он не растекается от зноя по черной поверхности лодки, он одеревенел. Или лучше – ометаллел. Головой к носу атомохода он лежит тяжелым железным якорем – ни самому не сдвинуться, ни другим не поднять.

Океан спокоен, в покатые бока субмарины время от времени тихо поплескивают мелкие волны.

– Атапин, ты что, не слышал?! – доносится чей-то крик со стороны рубки. – Кончился праздник экватора – тревога! Срочное погружение!

Николай Алексеевич не откликается.

Изредка шлепаются о лодку волны.

Океан вокруг такой же неохватный и до самого горизонта такой же головокружительно пустой, как небо над ним.

– Николай, мы все уже в лодке! Николай! Под воду уходим!

Подлодка начинает двигаться вперед, разгоняясь и одновременно погружаясь.

С рубки слышится отборная матерщина, затем что-то лязгает – видимо, люк.

Лодка набирает ход и быстро погружается, вот уже вода почти добралась и до Николая Алексеевича, бурлит и пенится совсем близко. Но он не двигается. Так и лежит. И очень скоро Атапин, как будто магнит, прилепившийся к корпусу субмарины, пропадает вместе с ней, и только шлейф вспененной воды остается на поверхности океана.

И Николай Алексеевич несется и несется на спине рукотворного чудовища сквозь толщу вод, по-прежнему невозмутимо глядя сквозь воду туда, где небо. И небо с белым пятном солнца в зените быстро темнеет, потому что стремительно увеличивается глубина погружения…

Чем заканчивался сон, Атапин наутро вспомнить не мог, хотя почему-то очень хотел – ему это казалось важным. Время от времени в последующие дни потерянные обрывки сновидения вновь всплывали в его памяти, и всякий раз Николаю Алексеевичу удавалось лишь немного продвинуться в восстановлении картины.

* * *

– Я рекомендую вот этот гроб, – произнес мужчина в черном костюме и галстуке, указывая на один из гробов позади себя, которые в окружении всевозможных венков с лентами были выставлены в просторном зале.

Стены зала и потолок безвестный дизайнер задрапировал темно-серым материалом.

– Светлый клен, очень хорошее лаковое покрытие, – пояснил мужчина Атапину, который вместе со своей сестрой Екатериной в этот момент приблизился к нему. На Николае Алексеевиче была серая сорочка и черный костюм. Екатерина, женщина чуть младше Николая Алексеевича, была одета в черное длинное платье.

– Наиболее оптимальное соотношение по цене и качеству, – продолжил служащий похоронной конторы. – Поэтому я и рекомендую его. Но, конечно, посмотрите, пожалуйста, остальные. Вот подальше есть дуб. Еще дуб, с резьбой. Дороговато, прямо скажем. Дальше бук, тоже с резьбой и с позолотой, это совсем уж по цене… Хотя решать вам. А вон, с другого края то, что подешевле, из прессованной стружки. Можете не спешить, смотрите, думайте.

Служащий тактично удалился и встал у окна. Екатерина прошлась вдоль ряда гробов, в то время как Атапин, стоя на месте, лишь голову за ней поворачивал.

Наконец сестра подошла к брату. Неслышно подошел и служащий, обозначив свое приближение покашливанием.

– Определились? – спросил он Николая Алексеевича.

Тот промолчал.

– Мне кажется вот этот, который вы показали, кленовый, – сказала Екатерина.

– Вы тоже так считаете? – спросил служащий Атапина.

Но Николай Алексеевич и на этот раз не ответил. Он молча смотрел на кленовый образец и не двигался. Сестра посмотрела по направлению его взгляда и сказала служащему:

– Да, мы решили, этот подойдет.

– Ну, раз так, наверно, пойдемте к столу, там все оформим? – служащий вновь обратился к Николаю Алексеевичу. И снова без какой-либо реакции со стороны Атапина.

Екатерина взяла под руку служащего и пошла с ним к широкому низкому столу, вокруг которого были расставлены диван и несколько кресел.

– Не обращайте внимания, – шепнула она ему. – У него и в детстве так бывало. Замолкнет – и все.

– Да, конечно, – с интонацией понимающего врача тихо ответил служащий, – это нормально.

* * *

Громадина атомной подлодки скользит в мрачных и холодных водах океана. Что-то непонятное лежит на ее корпусе, между люками, за которыми дремлют демоны ядерных ракет. В сумраке и не разберешь, что там такое – то ли якорь, напоминающий своими очертаниями человека, то ли человек, застывший в позе якоря.

* * *

Атапин докурил, бросил окурок в сторону урны и вошел с улицы в дверь, рядом с которой на стене была укреплена табличка, оповещающая, что здесь находится зал прощальных церемоний морга. Вместе с ним внутрь медленно втянулась, шаркая и шмыгая носами, небольшая толпа.

Посреди зала на возвышении, задрапированном черным бархатом, стоял кленовый гроб, в котором лежало тело старушки. Вошедшие стали по очереди подходить к гробу. Они клали в него, на ноги старушки, цветы и, лишь отойдя в сторону, позволяли себе оглядеться по сторонам.