Текст книги "Крокодилыч"

Автор книги: Станислав Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Родионов Станислав
Крокодилыч

Дружеский шарж Н. ЛИСОГОРСКОГО.

АВТОБИОГРАФИЯ

Ничто так не обязывает, как факт собственного рождения. Поэтому, слегка окрепнув, я начал работать – истопником (печное отопление), шурфовщиком, техником-геологом, следователем прокуратуры, преподавателем университета, юрисконсультом издательства, корреспондентом газеты… Но однажды – в тот день у меня чадил телевизор – я взял лист бумаги и написал такую фразу: «Некоторые мысли приходят не в голову». Разумеется, пришлось их перечислить. И послать в «Крокодил». Там посмеялись и напечатали. Я удивился и еще послал. Они опять посмеялись и опять напечатали. Так и пошло…

Сейчас у меня пять книг – две юмористических и три детективных. Надеюсь написать еще, поскольку с виду я крепок.

КРОКОДИЛЫЧ

Вообще-то его звали Кирилл Нилыч. Но дети любят сокращать.

Небольшую подсушенную фигурку не укрупнял даже толстый свитер – может быть, потому, что обвис и сбился сзади в курдюк. Кирилл Нилыч преподавал физкультуру лет сорок. Ходили слухи, что ему под семьдесят. Ребятам физкультура нравилась: можно было подурачиться.

Крокодилыч стал посреди спортплощадки, стянул свой утильный свитер и оказался в одной майке, сквозь которую заметно проступали ребра. Шея и грудь от сентябрьского ветра моментально посинели, и он сделался похожим на тех голубых цыплят, которые лежат под стеклом в магазине.

– Встали по-собачьи, – приказал Крокодилыч, – и все побежали три круга.

Ребята опустились на четвереньки и, отчаянно тявкая, заперебирали ладонями по грязной земле. Но двое не побежали.

– В чем дело? – сурово спросил учитель.

– У нас освобождение, справки от врача.

– Ни один умный врач не освободит от физкультуры. Марш на четвереньки!

Не пробежав и круга, девочка с тремя маленькими бантиками и одним большим поднялась на ноги и подошла к учителю:

– Кирилл Нилыч, я, кажется, укололась… Он глянул на ладонь, дунул и громко спросил:

– А кто у тебя папа?

Ребята остановились. Двоечник Шухов даже зашевелил ушами, предвкушая речь.

– Разве у тебя папа английский султан? Или какой паша-оглы? Я знаю, он трудящийся человек, доктор наук. Почему же ты боишься наколоть ручки?

Девочка смущенно опустилась на четвереньки я брезгливо положила ладони в пыль.

– Побежали-побежали! – заторопил Крокодилыч.

После третьего круга ребята поднялись такими чумазыми, словно пахали землю носами.

– Теперь сняли верхнюю одежду. Сейчас мы проверим, зависит ли скорость бега от длины ног. Встаньте парами: длинноногий с коротконогим. Шухов, а ты побежишь со мной.

Ребята начали мериться ногами.

Директор школы задумчиво щипал подбородок и смотрел в ясные, часто мигающие глазки Крокодилыча.

– Кирилл Нилыч. в седьмом «А» на вашем уроке простудилось пять человек.

Учитель физкультуры довольно улыбнулся.

– Чему вы улыбаетесь, товарищ Пудяков? – официально поинтересовался директор.

Крокодилыч запустил руку в карман пиджака, сшитого не позднее тысяча девятьсот тридцатого года, достал бумажный рулончик и расстелил на столе.

– Что это? – удивился директор.

На длинной ленте были изображены носы, соединенные ломаной чертой.

– График сморкаемости девятого «Б».

Директор неуверенно достал платок и высморкался.

– В пятом классе на физкультуре простужалась половина, – объяснил Крокодилыч, – в шестом – 12 человек, в седьмом – 9, в восьмом – 5, в девятом – 2. В десятом совсем не будет.

И он ткнул в самый крупный нос.

– Ребята выросли, – пожал плечами директор.

– Нет, они закалились.

– Но родители жалуются.

– Все родители хотят вырастить из своих детей английских султанов, – разъяснил учитель физкультуры.

– С родителями мы должны считаться, – начал злиться директор. – И в Англии нет султанов.

– Султаны есть везде, – убежденно заверил Крокодилыч.

Возвращался из школы он поздно, потому что вел три секции, которые сам и организовал: легкой атлетики, волейбольную и самбо. Последняя секция приносила много хлопот: на прошлой неделе боролся с десятиклассником, и тот растянул ему ногу.

Крокодилыч проехал в автобусе двенадцать остановок и подошел к двери, дожидаясь тринадцатой. Здоровый парень с длинными немытыми волосами оттер его плечом и поставил на освободившееся место свою мясистую подругу.

– Чего же вы, молодой человек… – начал было Крокодилыч. Но парень повернулся к нему и пропел довольно-таки сильным алкогольным голосом:

– Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет. И уже без мелодии разъяснил:

– Ясно, папаша? Почет тебе есть, а дороги тебе нету. Автобус притих. Потом всем показалось, что старик вроде бы этого парня перекрестил. И парень рухнул вниз, на ступеньки, где светилась маленькая лампочка. Он лежал, задрав ноги в утюгастых ботинках, и ошалело хлопал глазами. Так и вывалился на панель, стоило водителю распахнуть двери.

– Не будешь издеваться над песней, – проворчал Крокодилыч.

– Старый, а хулиганите, – опомнилась упитанная девица.

– А вам нужно обязательно заниматься гимнастикой, – заметил учитель физкультуры и пошел домой.

В спортивный зал Крокодилыч приходил всегда рано.

Он постоял на голове, покачался на брусьях, попрыгал через коня и забрался по канату к потолку. Тут и вошел гражданин с портфелем, хрустящим плащом на руке и заметным животом.

– Вам кого? – спросил Крокодилыч с потолка. Гражданин вздрогнул и поднял голову:

– Учителя физкультуры.

Учитель физкультуры по-обезьяньи съехал вниз и, отдуваясь, подошел к солидному гостю.

– Я – Семыкин, – представился тот. – Вы моей дочке поставили в четверти двойку.

– Ага, – согласился Крокодилыч.

– Она же круглая отличница, – весело сказал Семыкин, как бы давая понять, что шутку с двойкой он оценил и дальше шутить нет смысла.

– Она не круглая отличница, – не согласился учитель.

– Как не круглая? – опешил гость.

– У нее двойка по физкультуре.

– Вот я и говорю, – терпеливо сказал Семыкин, – она круглая отличница, а вы ей испортили…

– Да не круглая она, у нее двойка по физкультуре.

Семыкин замолк, рассматривая плюгавенького старичка с юношеской фигурой и военной выправкой. Казалось, сейчас гость шевельнет животом, и учитель физкультуры полетит на мат.

– Или вы меня не понимаете, – медленно начал Семыкин, – или…

– Я – второе, – перебил Крокодилыч. – До свидания. После ухода гостя физкультурник, как ни в чем не бывало начал делать уморительные фигуры, выгибаясь колесом и просовывая голову между ног. Он покраснел, как волейбольные мячи, которые лежали в углу. Когда вошла учительница пения, Крокодилыч совсем завязался узлом и походил на громадного тритона.

– Ой! – вскрикнула она. – Кирилл Нилыч, директор просил передать, что девятый класс на ваш урок не придет. Они поехали на математическую олимпиаду.

От возмущения Крокодилыч развязался.

– Ничего удивительного, – философствовала учительница. – Вы же знаете, что наша школа с математическим уклоном. А мои соль-миноры и ваши опорные прыжки разве предметы?

Физкультурник только пыхтел. Она подошла к нему, положила на плечо белую весомую руку и капризно попросила:

– Крокодилыч, научите похудеть.

– Не хочу.

– Почему? – удивилась она.

– А вы спортом не занимаетесь.

Он пошел в учительскую, взял журнал и поставил девятому классу тридцать один прогул.

Директор школы опять щипал подбородок. Перед ним лежало письмо от администрации парка культуры и отдыха.

«На нашей территории произрастает большое количество траво – и древостойных растений. У нас имеется единственный в городе экземпляр лавра благородного, семейство Lawrusha (лавровый лист). В аллеях цветут розы и доцветают лавсонии. По дорожкам ходят голуби. Естественно, что на скамейках отдыхают от трудового дня влюбленные.

Но вот появляется учитель вашей школы Пудяков К. Н., который начинает приставать к влюбленным. Уговаривает их пробежать стометровку, чем, мол, сидеть зря, обнявшись. Сравнивает конечности разных пар для демонстрации мускулатуры… Предлагает бороться. Запевает спортивные песни. Затем раздевается до трусов и бегает вокруг клумбы, демонстрируя своим посиневшим худым телом антиэстетическую категорию. Притом сильно пыхтит. Но проделывает все это в трезвом состоянии.

Просим к Пудякову К. Н. принять меры».

– Пыхтите зачем? – глянул директор на учителя.

– Дыхание, – объяснил тот.

Директор отпустил подбородок и сел поудобнее – беседа предстояла долгая.

– Кирилл Нилыч, вы пожилой человек…

– У вас в доме есть лифт? – перебил физкультурник.

– Есть. А что? – Поднимаетесь?

– Поднимаюсь, – удивленно подтвердил директор.

– А я на десятый этаж вбегаю по лестнице, хотя лифт тоже есть. Значит, вы пожилой, а я нет.

Директор, которому исполнилось сорок, забыл, о чем дальше и говорить. Он работал в этой школе три года, всех узнал и ко всем привык. Кроме этого Пудякова.

– Крокодил… э-э… Кирилл Нилыч, – сдерживаясь, продолжал директор. – Неужели вы считаете, что можно сделать человека сильным, если он слаб от природы?

– А можно человека выучить математике, если тот слабоват мозгами от природы?

– Можно, – убежденно ответил директор.

– Правильно, – подтвердил Пудяков. – А из слабого человека, даже из Семыкиной, можно сделать сильного, здорового, высокого и красивого.

Он внимательно оглядел директора и добавил:

– Даже из вас.

Директор застегнул пиджак, чтобы скрыть емкую фигуру, и начал тяжело вспоминать, что же он хотел сказать дальше.

– Кирилл Нилыч, да неужели вы не слышали, что сейчас главными стали математика, физика, химия?…

– Слышал, – спокойно подтвердил физкультурник. – Это неправильно.

Директор даже не возразил, только смотрел в сухое личико учителя и светло мигающие глазки.

– Неправильно, – подтвердил Пудяков. – Главный предмет – это физкультура и спорт. А потом уже ваши физики и математики. Кому нужны слабые? Производству? Армии? Жене-мужу? Допустим, у вас почечуй…

Директор заерзал, словно этот почечуй уже впился туда, куда надо.

– Пойдет вам математика в голову? – продолжал учитель. – Здоровье – это базис. А ваши математики – это надстройка. Дом без фундамента не построишь, а без спорта не вырастишь человека.

– В конце концов, у нас школа с математическим уклоном! – все-таки сорвался директор.

– Да хоть с психическим, а без спорта нельзя.

– Мы воспитали двух докторов математических наук! – крикнул директор и осекся. Он понял, чем сейчас ответит физкультурник.

Кирилл Нилыч гордо вскинул дубленое лицо и отчеканил:

– А мы воспитали тридцать восемь мастеров спорта, и в этом году их будет сорок!

– У-у, Крокодилыч, – буркнул директор и вцепился в свой подбородок.

ИНФОРМАЦИОННАЯ ПРОКАЗА

Першин мне сказал, что человек должен съесть за лето семьдесят три килограмма арбузов. Это без корок. Тогда из нашего организма что-то вымывается.

Поэтому я встал в жиденькую очередь у зеленого ларя из реек и стал выбирать хороший арбуз. Это очень просто, меня Першин научил. Если у него сзади – а перед у арбуза там, где хвостик, – так вот, если у него сзади пятно широкое, то это она. А если пятнышко чуть видно, то это он. Так вот она – слаще. Это и понятно – женщина всегда слаще. Я не пошлости говорю, а просто убежден, что, доведись съесть женщину (упаси бог, конечно, мяса, что ли, не хватает), так женщина была бы вкуснее мужчины.

Я уже выбрал крупную арбузиху, как подошел гражданин и огорченно спросил у очереди:

– Арбузы покупаете?

– Полезно для почек, – ответил я.

– А они с юга, – сообщил гражданин.

– Ясно, что не с севера.

У гражданина был круглый берет и круглое лицо, только берет лежал горизонтально, а лицо стояло вертикально.

– А на юге грипп, – совсем расстроился гражданин.

– Подумаешь! – сказал я, потому что уж если решил промыть организм, то надо промыть.

В очереди заметно опало векторное напряжение вперед. Я внимательно постучал по корке – арбуз как арбуз, круглый. Правда, грипп мог сидеть внутри.

– Верите ли, – продолжал гражданин, – триста тысяч скончалось, а четыреста на подходе. Покойники сами друг друга в морг носят. А все из-за дохлой кошки. Кто-то бросил ее в водохранилище без справки санэпидстанции – вот и вирусный грипп.

– А откуда же грипп у кошки? – поинтересовался кто-то в очереди.

– Как откуда… Съела несвежего мыша, – объяснил гражданин.

– Да, – вздохнула старушка, – теперь без холодильника не проживешь.

В очереди появилось векторное напряжение назад. Оно меня и вытеснило. Я поблагодарил гражданина за информацию и пошел домой. Бог с ним, с промыванием, можно и пивом.

Только я разделся, как в дверь позвонили. На пороге стоял сосед с огромным арбузом.

– Решил на вас купить арбузик, так сказать, по-соседски.

– О, спасибо. Сколько я вам должен?

– Пустяки. – И сосед перекатил арбуз в мои руки, как пушечное ядро. – Слышали, что на юге чума?

– Нет. – И мне захотелось перекатить арбуз ему обратно.

– Говорят, – сдавил голос сосед, будто ему мгновенно наступили на горло, – что одна очумелая студентка, так сказать, чумоносительница, сбежала из больницы, залезла к солдату в рюкзак и прилетела к нам. Так ее вчера поймали, улицу оцепили, квартиру опечатали, а студентку сожгли. Да-да, сам видел.

– Как… сожгли?

– А что делать? Здоровье народа важней.

– И что же… студентка?

– Ясно что – упиралась. Ну ладно, мне надо второй арбуз кому-то сбыть.

И он побежал рысцой, как развеселившийся слон. Я положил арбуз на тарелку и поставил ее подальше, на пол, под раковину. Между прочим, арбуз была она.

Зазвонил телефон, и я услышал голос жены:

– Витя, ты дома?

– Нет, я в другом месте.

– Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Да, я дома.

– Так вот, Витя, в город вошел брюшной тиф. Понял?

– Понял. И куда он сейчас идет?

– К тебе, дураку! Где бы поблагодарить за информацию, а он насмешки строит. Так я тебя прошу, ни в коем случае не покупай арбуз. Ты Афиноген Ипатыча помнишь? Мой начальник, такой интересный, с мельхиоровым зубом?! Вот он съел два арбуза сразу и уже попал в больницу. Тебе все понятно?

Я заверил, что «а как же», и переставил арбуз поближе к мусорному ведру. Его бы надо в мусоропровод, так ведь не пролетит. И в окно гражданам на голову не выбросишь – обидятся. Резвый звонок, совсем не соседский, отвлек меня от арбуза. Я трусцой побежал открывать.

У двери стоял грозный мужчина в накинутом на плечи плаще и сумасшедшими глазами буравил мои.

– Колики начались? – гипнотически спросил он.

– Нет, – вежливо ответил я. – А у вас?

Он отстранил меня и вошел в квартиру, как в свою. За ним вошло еще два сумасшедших в белых халатах.

– Где он? – спросил в плаще.

– Кто «он»?

– Арбуз!

Я показал на мусорное ведро.

– Взять его! – приказал главный, и двое в халатах схватили арбуз.

– В животе бурчит? – спросили в халатах.

– Товарищи, ничего у меня не бурчит. И вообще, кто вы такие и где у вас санкция прокурора на обыск арбуза?! – возмутился я, потому что на бандитов они вроде бы не походили.

– Мы из санэпидстанции, – объяснил главный. – Нам был звонок, что по этому адресу гражданин Рыткин поел арбуза и у него началась холера!

– Я и арбуза-то не ел!

Врач в плаще взял арбуз, повертел, постучал и послушал, будто тот кашлял. Арбуз как арбуз – полосатый.

– Кто ж тогда звонил? Он еще немного заикается…

– А-а-а, – обрадовался я, – так это мой приятель Першин. Между прочим, большой шутник.

– Между прочим, – оказал врач, – дайте-ка нам его адрес для органов милиции.

Я с удовольствием дал – для взаимного расчета. Врач извинился, посмотрел на арбуз, как на мину, и уехал. Из-за этих арбузных звонков мне не сиделось дома. Я набросил плащ и вышел походить по улицам, потому что нервы шатались, как пьяные.

На углу продавали усатых сомов. Я подошел и грустно спросил гражданина:

– Никак рыбу берете?

– Берем… Для фосфору.

– А ведь она плавает у островов Фиджи, – сообщил я.

– Сомы-то?! – удивился он.

– А на Фиджи проказа, – с болью разъяснял я.

– Какая проказа? – оживился продавец.

– Какая… Информационная! – И я пошел прохаживаться вдоль, иногда сворачивая поперек.

А эпидемии гриппа в нашем городе-таки не было. Вот арбузов было много, и все «она».

КТО ОНИ?

Ничего особенного из себя я не мню, но по улицам хожу самодовольно – слава богу, не хуже других. Самое главное – быть не хуже других. А уж если другие хуже третьих, то мне плевать на третьих, коли я равняюсь на других. Но в субботу со мной кое-что произошло, поэтому я из себя ничего не мню и другим мнить не советую.

Все было, как положено: женщины стояли в женское отделение, мужчины сидели в мужское. Нас, мужиков, было побольше, потому что мы паримся почаще. Мы говорили о хоккее и футболе, а женщины болтали там о разной чепухе. Все было нормально, как и должно быть в бане.

И вдруг… Надо ведь – обыкновенная баня, не детектив ведь и вдруг это самое вдруг.

И вдруг из женского отделения вышел мужик – в брюках, с бельишком, распаренный, чистенький. Мы обомлели. Женщины сидели спокойно, будто так и надо. Он посмотрел на нас, закурил сигарету и пошел себе из бани. Я не утерпел и бросился за ним: ну, думаю, это шпион для маскировки моется в женском отделении. Или кибернетика тут, какая с телепатией пополам.

Он вышел из бани и направился к цистерне – ну прямо мужик мужиком. Я подкатил к нему и без всяких яких сказал:

– Ты же мужчина?

– Мужчина, – басом согласился он, видимо, привыкший к таким любопытным.

– Тогда как же? – подозрительно спросил я.

Он взял кружку квасу, сдул пену, выпил и сообщил:

– С медицинской точки я мужчина, а не с медицинской не мужчина.

Тут уж я ничего не понял и тоже взял кружку – всегда пью квас, когда чего-нибудь не понимаю.

– Вот, к примеру, ты, – продолжал мой новый знакомый, – небось, деятельный?

Я промолчал.

– Говорят, мужчина должен быть энергичным, – сказал он. – А меня на работе обморок схватывает. Тружусь, как в бреду. Шагну вперед и оглядываюсь – идет вторая нога или нет. Ты, небось, и дома энергичный?

Я промолчал.

– А у меня так, – продолжал он, – сяду у телевизора и сижу, как замороженный. Могу вечер сидеть, могу всю ночь. Нету во мне энергии ни грамма. Вот ты, небось, смелый?

Я промолчал.

– Мужчина должен быть храбрым, – вздохнул он. – Построили мы каменный сарай, а начальник записывает двенадцатиэтажный дом. И я подписал, не могу отказать, безответный. Ты на собраниях выступаешь?

Я промолчал.

– Начальник бьет кого-нибудь с трибуны, – продолжал незнакомец, – да не в глаза, а все между. Знаю, что зря, а заступиться не могу – мужских сил нет. Вот ты, видать, хулиганов не боишься?

Я промолчал.

– Идут по улице, к примеру, две морды. Видно, что ищут, кого бы пригвоздить. Надо бы встать на их пути, если уж по-настоящему, по-мужски… Какое там. У меня от одной мысли конвульсии бегут по телу. Вот ты с женщинами, наверное, деликатничаешь?

Я промолчал.

– А я как влезу в автобус, – рассказывал он, – да сяду на место, так будто в глину влипну. Старушка хоть стой рядом, хоть падай. В общем, всю мою жизнь не перечислишь: жены боюсь, а соседки еще больше; собак во дворе опасаюсь, да и кошек тоже; анонимных заявлений страшусь, а подписанных тем более; солнечных пятен боюсь, уж не говоря про пятна на костюме… Знаешь, сколько я в булочной буханок вилкой перетыкаю, чтоб не ошибиться? Вот по всему этому бабы меня за свою и считают.

– А дети у тебя есть? – спросил я.

– Три штуки. Тут у меня полный порядок.

Я попрощался и пошел в баню – прямо в женское отделение. Мужики обомлели. Но женщины слова не сказали – они-то в своих разбираются.

ПУРВАН

Я стоял на центральном проспекте и ждал женщину, но еще ни одна женщина в мире не приходила вовремя. Поэтому я начал рассматривать других женщин, потом я принялся глазеть на винно-водочную витрину.

Когда и она надоела, и я было уже собрался уходить, ко мне приблизился высокий мужчина с интеллигентной рыжей бородкой на удивительно красном, загорелом лице.

– Пурван? – спросил он на каком-то языке.

Я мгновенно порозовел от двух причин. Оттого, что иностранец обратился именно ко мне, как к самому интеллигентному из толпы. И оттого, что я не знал ни одного иностранного языка.

– Пурван? – повторил он.

«Француз», – пронеслось у меня в голове.

– Их бин хойте орднер, – сообщил я и зарделся окончательно, ибо в последний миг вспомнил, что такой фразой мы сообщали учителю в школе о своем дежурстве.

Француз удивленно смотрел на меня. Легкий запах хорошего коньяка, как аромат тонких духов, обволакивал его. Конец желтого яркого галстука был небрежно засунут в нагрудный карманчик пиджака. «Вот теперь какая мода в Париже», – мелькнула у меня мысль.

– Пу-рван! – по слогам сказал француз.

– Ай, лав ю, – тоскливо ответил я.

Он взял меня за пиджак, притянул к себе, вдохнул бензин, выдохнул коньяк и уж совсем раздельно сказал:

– Пу рваному… скинемся?!

– Ах, по рваному, – наконец-то понял я и вытащил его галстук из своего нагрудного кармана.

ПЛОДЫ ФЕМИНИЗАЦИИ

Люблю я своего друга за то, что он на бубне играет. Хобби. Другие мужчины норовят на работе задержаться, в покер перекинуться или зайти в «Виноградные вина». А он придет с работы вовремя, сядет в уголке на ковер, постукивает в бубен и смотрит в одну точку – чаще всего в телевизор.

Конечно, мама не была бы мамой, если не учила бы его в детстве музыке. Восемь лет водила в кружок при жилконторе на пианино – двенадцать пятьдесят в месяц.

А когда Вовка вдруг кончил институт, то заупрямился – не захотел больше играть на пианино.

– Ну, хорошо, – сказала мама, – бог с тобой, с дураком, но никогда не закапывай свой талант.

– Какой талант? – удивился Вовка.

– Который ты уже наполовину закопал.

Где закопал, спрашивать он не стал – не откапывать же. А взял и женился на бывшей однокурснице Миле, которая век не играла ни на каком инструменте. Не парень Вовка, а вулкан. Молчит-молчит – и вдруг пепел вверх.

– Ну, хорошо, – сказала мама, – бог с тобой, с дураком, ты женился, это мелочи, но талант не зарывай.

Вовка мягкий, как обсосанное эскимо. Какой он вулкан – пошел на компромисс. Буду, говорит, играть на таком инструменте, у которого ни клавиш, ни струн, ни нот, ни мелодии. Сначала думали, что нет такого инструмента в природе. Оказался бубен. Я думаю, что известными пианистами пруд пруди – как конкурс, так и пианист. А известных бубнистов раз-два, и обчелся, я даже ни одного не знаю. Не исключено, что еще напишут концерт для бубна с симфоническим оркестром, какой-нибудь первый бубновый концерт се ля ви мажор.

Самое главное, что нравится ему играть, – сидит на ковре и постукивает, как шаман. И талант не зарыл, да и куда его зароешь – асфальт кругом. И Миле нравится, и теще с кисточкой нравится. Теща с кисточкой не в смысле «наше вам с кисточкой», в том смысле, что ходит она по квартире с волосяной кисточкой и пыль обмахивает. Хорошая теща, с кисточкой, только вот ботинки заставляет меня снимать, а тапочек у них никогда нет. В носках я ходить не привык, как-то неприлично и беспокойство испытываю. Вовке проще – он на ковре сидит. Лезу и я к нему, но там долго не просидишь, ноги так затекут, что на обратном пути всю дорогу похрустывают, как свежие огурцы под зубами.

Однажды Мила, между прочим, очень милая жена, послала Вовку в булочную. Он нехотя поднялся, потому что привык смотреть в одну точку, где ежедневно показывали хоккей или фигурное.

Шел он рассеянно с булками и вдруг увидел высокую стройную девушку в светлых брючках и белой кофточке, похожую на огромный циркуль из нержавейки. Вовка догнал ее и заглянул в длинно-тянутые графитные глаза. Забыл сказать, что мой друг Вовка тоже мужчина симпатичный – килограммов на девяносто будет.

– Девушка, – сказал он, – давайте представимся друг другу.

– Зачем? – спросила она.

– Зачем люди знакомятся? – спросил и он.

– Чтобы дружить.

– Так будем дружить, – предложил Вовка.

– А, знаете, зачем дружат? – поинтересовалась девушка.

– Странный вопрос, – удивился Вовка, – чтобы встречаться.

– Чтобы жениться, – разъяснила незнакомка. – Вы же на мне не женитесь? Вон батончики несете…

– Женюсь, – подумал немного Вовка, потому что шаг был серьезный, тут с бухты-барахты нельзя.

– Тогда пойдем?! – засмущалась девушка.

– Надо сообщить куда следует. Дай две копейки.

Володька позвонил, поблагодарил Милу за внимание и выразил сожаление, что ей придется ужинать без булки. И вещички не взял – даже бубен. Кто сомневается насчет любви с первого взгляда, тот пусть попробует полюбить, зная человека три года. Тут и надо сразу, как Вовка, – не мужчина, а вулкан.

Новую жену звали Леля, а тещу обыкновенно – тещей. Хорошие были люди, Володьке нравились сильно, особенно Леля с графитно-тянутыми узкими глазами. Энергичный он стал, на курсы шоферов-любителей они его записали, потому что копили на «Жигули». Ну что ж, идея свежая, прогрессивная, нечего выдумывать оригинальные-то. Потом они еще устроили его по совместительству на овощную базу – картошку перебирать. Это и понятно – гараж ведь будет нужен. Вовке поразмяться вечером хорошо, днем работа у него стоячая, он весь день перед начальником стоит. Или сбоку стоит, у кресла. Ничего, не сахарный, не развалится – стоит же не на руках.

Зато теща мне очень нравилась, ботинки с меня никогда не снимала, но и чаем, правда, не поила – они уже копили на мотор, на кузов уже было накоплено.

Присмотрелся я как-то к Вовке, вижу, нос у него выезжает из лица, как ракета из люка. По моим подсчетам, килограммов тридцать скинул.

– Что, – спрашиваю, – жиров не употребляешь?

– Трусцой бегаю, – бодро ответил Вовка. Какое там трусцой, когда пешком еле ходит.

– Будь другом, принеси мне бубен.

Чего там будь, когда я и есть друг. Сходил за бубном – отдали.

Настоявшись перед начальником, набегавшись по курсам и овощным базам, стал Вовка по часику тихонько постукивать в свиную кожу – очень музыкальный парень, на бубне мог и по нотам играть. Только не смотрел в одну точку, потому что продали они телевизор на задние колеса. Ему теща посоветовала больше на жену глядеть. Он и глядел – больше было некуда.

Однажды в субботу Леля говорит:

– Вова, сходи за мясом, мужикам куски рубят толще.

Надел он потертый галстук сорок пятого размера, взял полиэтиленовый мешок с дыркой и пошел в магазин, помахивая. Кусок мяса выбрал хороший, одна светлая молодая мякоть. Уложил в мешок и пошел по улице, помахивая.

Вдруг к нему подходит девушка – высокая, в острой меховой шапке, в длиннющем макси-пальто, ну сущая пика, только живая. Подходит и спрашивает:

– Скажите, где вы купили такое хорошее тресковое филе? Посмотрел Вовка на свой мешок, и так у него на душе забубнило, что он спросил ее, конечно, в свою очередь:

– А вы замужем?

– Я вас про филе спрашиваю? – удивилась пика.

– Филе филем, а я про замужество, – заупрямился Вовка.

– Никто не берет, – засмеялась она.

– Я возьму.

Она на него посмотрела. Забыл сказать, что мой друг Володька тоже мужчина симпатичный – метр с лишним росту.

– Живу за городом, – предупредила пикообразная девушка.

– Мне это без разницы, – сообщил Вовка и разъяснил, – потому что мне это до лампочки.

Взял он ее под руку и пошел на вокзал. Зря он так – филе мог бы снести Леле, в нем же фосфору много.

Вот такой мой друг Вовка. Знакомый врач мне объяснил, что Вовка в детстве получил от мамы большую дозу феминизации. Феминизация на русский язык переводится так: без женщин жизни нет, а с женщиной тем более.

Вовка живет за городом, и я у него еще не был. Говорят, хорошо живет – двух поросят в сарае разводит: одного для щей, а второго для люля-кебаб. Только новая жена в магазин его не пускает – не поросенка, а Вовку. В общем, хорошо живет.

Сегодня получил от него записку – просит бубен принести.