355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Станислав Валах » Партизанские ночи » Текст книги (страница 4)
Партизанские ночи
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 02:28

Текст книги "Партизанские ночи"


Автор книги: Станислав Валах



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

ПРОВЕРКА ОТРЯДА

Через несколько дней после нашего прибытия в Либёнж молоденькая связная оповестила нас о предстоящей проверке нашего отряда командующим округом Домбровского бассейна «Томеком» – Станиславом Лациньским[13]13
  Станислав Лациньским до войны работал на угольных шахтах Домбровского бассейна. В качестве офицера республиканской армии принимал участие в боях в Испании, а потом был интернирован во Францию. На родину вернулся в 1942 году. Член ППР, командир округов ГЛ Лева Подмейска и Домбровского бассейна. Погиб в Прушкуве в феврале 1944 года.


[Закрыть]
. Сердца партизан забились сильнее при виде хорошенького личика и стройной фигурки связной. За несколько секунд ребята как-то похорошели, затянули пояса на последнюю дырку, а шапки лихо сдвинули набекрень. Те, которым удалось побриться еще с утра, чувствовали себя увереннее и тесным кольцом окружили связную. Из-за их спин неуверенно выглядывали бородачи, проклиная про себя свою лень. Кандидатов в провожатые связной к опушке леса было много, но решили, что на проводы отправятся только двое. Ребята горячо приглашали девушку снова навестить их. Она обещала прийти, но мы ее так больше никогда и не увидели.

Через два дня прибыл «Томек». Это был высокий, хорошо сложенный мужчина, брюнет с голубыми глазами. Типичный солдат. На место встречи в Либёнжский лес привел его секретарь Либёнжского района – «Беглы».

По коротким деловым вопросам нашего гостя видно было, что воинская служба – дело для него не новое. Подтвердил это и сам «Томек», вспоминая о борьбе в рядах республиканской армии в Испании. Там он дослужился до офицерского звания.

«Томек» произнес перед солдатами речь. Он охарактеризовал положение на фронтах и в оккупированной стране, движение Сопротивления в Польше, объяснил задания, которые партия ставила перед партизанами Гвардии Людовой. Самой важной и срочной задачей оставалась дезорганизация вражеского транспорта в тылу врага.

Выступление «Томека» собравшиеся слушали с пристальным вниманием. Посыпались вопросы. Он с удовольствием выслушал отчет о том, что мы самостоятельно провели подготовительную работу и теперь можем приступать к уничтожению транспорта врага.

Переходя к организационным вопросам, «Томек» сообщил нам, что Хжанов по-прежнему представляет собой подокруг как в партийной работе, так и в системе организации Гвардии Людовой.

Секретарем подокруга продолжает оставаться «Олек» – Томаш Барановский, который занимал этот пост со времени февральских арестов. «Болек» оставался на должности командующего подокруга Гвардии Людовой, продолжая командовать партизанским отрядом. Я стал теперь заместителем командира отряда. На практике это означало, что мне придется сосредоточить все внимание на организационной и технической стороне подготовки отряда к боевым действиям.

В ходе обсуждения организационных вопросов «Томек» предложил присвоить нашему отряду имя героя Парижской Коммуны Ярослава Домбровского. Он напомнил, что так называлась одна из интернациональных бригад в Испании. С тех пор и до самого освобождения сражались под именем Ярослава Домбровского партизанские подразделения и боевые группы Хжановского района.

Расставаясь с нами, командующий округом еще раз напомнил о самом важном задании текущего момента – о «борьбе за рельсы».

Несколько дней оставался «Тадек» в пределах Хжановского подокруга. Его встречи с активом в Либёнже, Хжанове, Мысляховице и Явожно оживили партийную деятельность в районе.

Задачи «борьбы за рельсы» захватили все наше внимание.

Неудача с миной под Затором заставила нас искать новые способы для уничтожения железнодорожного транспорта, тем более что и взрывчатку доставать было слишком сложно. Правда, и во всем остальном мы ощущали недостаток. Часто недоедали, не хватало одежды, сапог.

Жизненные условия партизан на территориях, включенных в состав империи, были необычайно трудными. Голодных пайков, выдаваемых по продовольственным карточкам, не хватало и для, тех, кто их получал. Нам же пайков не полагалось. Сначала помогали семьи, живущие рядом, товарищи, делясь с нами буквально последним куском хлеба. Помощь эта по вполне понятным причинам не могла быть ни постоянной, ни обильной. Кормиться и одеваться нужно было только за счет врага. А поскольку он не хотел снабжать нас добровольно, мы делали это за него, конфискуя все необходимое.

Операции по снабжению часто проводились нами «по-тихому». Магазины, склады и дома бауэров были основными объектами наших действий. Продукты в магазины обычно привозили в дни отоваривания продовольственных карточек, и нам приходилось выбирать время так, чтобы не попасть туда в дни, когда на полках шаром покати.

Осталось в памяти нападение на «сушки», продовольственный склад на окраине Хжанова. Сам я уже точно не помню, откуда взялось это название, возможно от фамилии владельца склада – Сушки. Для нас это была «сладкая» операция, хотя для немцев она оказалась горькой пилюлей.

По сведениям, полученным нами в середине мая 1943 года от товарищей из Хжанова, на складе по улице Освенцимской в Хжанове имелось большое количество сахара. Перспектива была соблазнительной. Склад охранялся только сторожем.

Поздним вечером мы вышли из бункера в Либёнже. В лесу перед «Фаблоком» к нам присоединились «легальные» гвардейцы. До склада было недалеко. По освенцимскому шоссе время от времени проезжали машины. В свете их фар очертания склада вырисовывались все ближе. Мы тихо подошли к цели. Минута выжидания. Сторож? Его нигде не слыхать.

Проникнуть в склад обычным путем было невозможно из-за прочных запоров. Ломать их означало бы поднять шум, который мог всполошить немцев. Более удобным оказалось одно из окон, с которым быстро справился «Болек». Несколько партизан, в числе которых был и я, тут же оказались внутри склада. Мы увидели большое помещение, до потолка уставленное мешками с мукой, крупой, солью и сахаром. Последнего было больше всего. Несколько человек забрались наверх и принялись осторожно спускать стокилограммовые мешки вниз. Это была слишком большая тяжесть для одного человека. Нам пришлось отсыпать по половине из каждого мешка. Двенадцать мешков с сахаром покинули в эту ночь складское помещение. Страшно пришлось нам намучиться, все немилосердно устали, прежде чем добрались до бункера. Не один проклинал себя за жадность и излишнюю уверенность в собственных силах. Частые передышки и «заметание следов» отняли у нас много времени.

Операция удалась полностью.

В воскресенье мы отправили несколько человек на разведку, чтобы установить, обнаружили ли немцы наш ночной визит. Пронаблюдав почти целый час за складом, разведчики доложили, что никто ничего не заметил. Тогда было решено повторить ночной поход. Таким образом более тонны сахара оказалось на нашем партизанском складе.

ИЮНЬСКИЕ «РЕЛЬСОВКИ»

Теперь мы могли спокойно подумать о том, как нападать на железнодорожные линии. Наши товарищи железнодорожники подали нам идею. Уничтожать транспорт, говорили они, можно не только динамитом. Можно еще и развинчивать стыки рельсов. Этот метод казался необычайно простым. Отсутствие гаечных ключей – не препятствие. Вместе с «Болеком» мы добыли их в будке железнодорожника на отрезке Либёнж – Хжанов.

8 начале июня состоялось первое официальное совещание, посвященное диверсиям на железной дороге.

Я представил на нем заранее разработанный совместно с «Болеком» план операции, которую предстояло осуществить в ближайшие дни. План этот предусматривал несколько следующих одна за другой диверсий на всех четырех трассах железнодорожных линий.

Первую из них мы решили совершить на линии Мысловице – Освенцим между Хелмом Вельки и Имелином. Снова ожили сомнения в надежности метода. Однако на этот раз мы уже не возобновляли дискуссий. Знали, что в любом случае задуманный план надо выполнять и что поезда должны лететь под откос.

9 июня 1943 года мы под командованием «Болека» вышли из либёнжского бункера. В теплую безлунную, хотя и светлую, ночь группа из семи человек маршировала по направлению к Хелму Вельки. Нам предстояло совершить пятнадцатикилометровый переход через леса и сырые луга. Короткая июньская ночь не оставляла нам слишком много времени, поэтому пришлось выйти, как только стемнело. Нагруженные тяжелыми ключами, оружием и патронами, мы продирались через заросли и болота. В лесу мы чувствовали себя уверенно, хотя ночной марш никак нельзя было назвать легким. У меня было такое ощущение, будто деревья, мимо которых мы проходим, молча сочувствуют нам и защищают от врага. Хуже приходилось на открытых местах. Но опаснее всего было пересекать дороги и проходить мимо жилья. Здесь нам грозила встреча с полицейскими патрулями или Ландвахе. Поэтому мы шли дозорным порядком, сохраняя между парами гвардейцев определенное расстояние. Связь была только «зрительная». Неоднократно приходилось падать на землю и ждать, пока освободится дорога. Через реку Пжемшу мы переправились вплавь, не рискуя переходить ее по мосту в Хелмеке, где полицейские часто проверяли документы у ехавших в ночную смену или возвращавшихся с работы поляков.

До цели добрались около полуночи. Выбрали подходящий отрезок рельсов. «Валек» и «Казек», посланные в разведку, сигналом – криком птицы – дали нам знать, что все спокойно. Мы с «Юзеком» подошли к линии и принялись развинчивать стыки рельсов. «Болек» прикрывал нас и поддерживал контакт с дозорными, расставленными по линии.

Поначалу движения наши были неуклюжими. Ключи со звяканьем соскальзывали с гаек. Товарищи, стоявшие в дозорах, все время требовали, чтобы мы работали потише. Поэтому, когда ключ в очередной раз соскакивал, мы насаживали его на гайку, как говорится, «по пальцу». Работа была нелегкой.

Задача заключалась в том, чтобы на обоих рельсах раскрутить стыки и отвернуть винты, которыми рельсы прикрепляются к шпалам. Потом нам предстояло сдвинуть рельс с таким расчетом, чтобы колеса паровоза попали в образовавшуюся щель. Заржавевшие болты развинчивались с трудом, и только после часа напряженного труда нам удалось с ними справиться. Но в спешке мы не заметили, что оба рельса соединены между собой каким-то прутом. Нам не оставалось ничего иного, как загнуть концы обоих рельсов внутрь. С немалым трудом удалось и это.

Отозвав дозорных, сошли с полотна в лес. Минуты тянулись бесконечно. Наконец до нас донесся сначала далекий, но все нараставший стук колес. Еще несколько мгновений, и мы увидели огни паровоза, а за ним – вереницу товарных вагонов. Некоторые из них были освещены – знак того, что в них едут сопровождающие солдаты. Внезапно раздался удар, и сразу же вслед за ним лязг железа.

Паровозные фонари замигали, один оказался выше другого, из топки посыпались снопы искр. Паровоз свалился с невысокой насыпи. Эхо еще не успело повторить грохот, как до нашего слуха донеслись стоны и перепуганные вопли. На фоне темных обломков мы увидели отблески винтовочных выстрелов, сначала одиночных, а потом – ураганный пулеметный огонь. Напуганные катастрофой, немцы вслепую поливали пулями грозную для них ночную темень.

Нас захлестнуло радостное возбуждение и гордость. Больше дожидаться было нечего. Окрыленные успехом, отправились мы в обратный путь и, изрядно усталые, вернулись в бункер.

Товарищи сообщили нам, что железнодорожное полотно оказалось разрушенным на протяжении нескольких десятков метров, было убито и ранено около полутора десятков немцев, а железнодорожное сообщение на перегоне Мысловице – Освенцим прервано на 36 часов. Так нам удалось нанести первый успешный удар по нервному центру врага – по его коммуникациям.

Через три дня, 13 июня 1943 года, «Болек» повел нас в сторону Щаковой. На этот раз мы решили несколько усовершенствовать методику. Опыт первой диверсии натолкнул нас на мысль, что вместо того, чтобы полностью устранить рельс, достаточно кусок его загнуть внутрь. Это должно было сэкономить и время и труд. Именно так мы и подготовили на этот раз западню. После того как стык был развинчен, а из нескольких шпал вырваны костыли, мы загнули рельс внутрь и вставили в щель металлический прут, чтобы рельс случайно не вернулся в прежнее положение. Работа эта, естественно, потребовала меньше времени. Недолго пришлось нам дожидаться результатов работы. Издалека послышался паровозный гудок. Я встревожился, поскольку поезд шел с противоположной стороны – вместо того чтобы идти со стороны Мысловице, он двигался от Щаковой. Я выругался про себя. Паровозные фонари надвигались все ближе и ближе. Внезапно мы услышали грохот, похожий на тот, который издавала бы катящаяся по ступенькам бочка. Фонари ритмично подпрыгивали. Паровоз соскочил с рельсов и, прокатившись несколько десятков метров по шпалам, с сопением остановился. Мы растерялись. За паровозом не было никаких вагонов. Домыслы были самыми различными. Загадку эту вскоре объяснили нам железнодорожники. Оказалось, что это был маневровый паровоз, случайно попавший в нашу ловушку.

Каждая операция обогащала нас опытом. К сожалению, мы действовали теперь без «Болека», которому партийные обязанности не позволяли непосредственно руководить вооруженной борьбой отряда. Обязанность эту он возложил на меня, как на своего заместителя. С тех пор я фактически стал командиром отряда.

Собственный опыт и советы товарищей мы решили испробовать 23 июня на линии Тжебиня – Освенцим между Хелмеком и Освенцимом.

До Хелмека было близко. Однако нам пришлось сделать большой крюк, чтобы обойти позиции немецкой зенитной артиллерии Пройдя Хелмек, мы остановились вблизи моста через Вислу. Перед полуночью прошли по направлению к Хелмеку и Освенциму последние поезда с рабочими. После этого могли идти только товарные составы или воинские эшелоны. Знакомству с порядком следования поездов мы были обязаны нашим разведчикам: «Пеню» – Станиславу Жидзику и Францишеку Каспереку из Хелмека.

Мы вошли на железнодорожный мост. «Тадек» и «Казек» заняли места дозорных, мы с «Личко» приступили к работе на рельсах, а «Юзек» и «Валек» прикрывали нас.

Крушение поезда на мосту, по моим расчетам, должно было не только нанести ущерб составу, но и повредить стальные конструкции самого моста. Мы надеялись, что это будет серьезная катастрофа и здесь мы возьмем реванш за неудачу под Ензором.

Темная и пасмурная ночь, которая обычно бывала нашим союзником, сейчас затрудняла действия. На ощупь отыскивали мы стыки на рельсах. И тут внезапно обнаружилось, что соединения здесь длиннее, чем обычно. «Личко» пытается развинтить стыки, а я ползком ощупываю руками шпалы и соединения с ними. Под пальцами – холод металла. Да и болты какой-то невиданной формы. Воспользоваться фонариком не могу из-за боязни привлечь внимание.

Путешествия на четвереньках в ту и другую сторону убеждают меня в том, что если бы даже мы и смогли отвинтить несколько болтов, то отогнуть рельс в сторону нам все равно не удастся. Подползаю к «Личко». Он тяжело дышит и потихоньку ругается.

– Возвращаемся! – говорю я «Личко».

У моста я подозвал остальных товарищей, и мы спустились с насыпи. Ничего не поделаешь, если не удается на мосту, то разрушим полотно перед самым мостом. Здесь рельсы крепятся к деревянным шпалам и стыки у них обычные.

Июньская ночь была на исходе, и я приказал товарищам возвращаться в бункер. А мы с «Личко» решили остаться в укрытии, чтобы проследить за результатами. Спрятавшись в хлебах в каких-нибудь 200 метрах от ловушки, мы с «Личко» с нетерпением дожидались поезда.

В тишине летней ночи время от времени слышался шорох полевых зверьков или крик проснувшейся птицы. Постепенно начало светать.

Лежа на влажной земле в хлебах, покрытых росой, я думал о всех тех, кого гитлеровцы обрекли на мучения и гибель. В трех километрах от нас был Освенцим. Я подумал об отце, погибшем там. Не услышит он уже вестей о борьбе партизан, не узнает, что среди них находится и его сын.

Мысли, однако, упрямо возвращаются к железнодорожному полотну. Удастся ли сегодняшняя диверсия? Издалека доносится характерный шум. Слышит его и «Личко». Он высоко задирает свой курносый нос и со сверкающими глазами шепчет мне:

– Идет…

Кивком соглашаюсь с ним. Шум все нарастает. Теперь уже можно рассмотреть поезд. Сердце колотится.

Напрягаю зрение. Со страшным грохотом и треском ввысь взмывает огромная огненная волна. Еще несколько более слабых ударов, и слышится мощное шипение пара. Стальное тело паровоза легло поперек рельсов. Рядом с ним, как щенята, тянущиеся к соскам матери, тесно прижимаются друг к другу товарные вагоны, разбитые, перекореженные, нагроможденные друг на друга. Крики, стопы, одиночные выстрелы… гляжу на «Личко». Он как зачарованный уставился на насыпь. Я дергаю его за рукав.

– Хватит, бежим!

Ползком пробираемся по полосе ржи, прилегающей к лесочку. До нас доносятся крики и проклятия. Неужто обнаружили? Нет, нас никто не преследует. Гитлеровцы пока что думают только о себе.

Вскоре мы уже были в бункере, где товарищи с нетерпением дожидались вестей. Мы были настолько взволнованы, что не могли подыскать слов, чтобы описать, как все было. Я очень сожалел, что весь отряд не мог быть свидетелем нашей добротной партизанской работы.

В тот же день нам сообщили о результатах катастрофы. Паровоз и несколько вагонов были полностью уничтожены. Гитлеровцы тут же принялись расчищать пути. На эту работу они согнали местное население, хватая всех, кто подвернется под руку. Были поданы технические составы. Последствия катастрофы ликвидировали почти 24 часа.

Метод оказался результативным, поэтому мы решили следующей же ночью провести диверсию на линии Освенцим – Затор.

Вечером 24 июня вместе с отрядом, состоящим из шести гвардейцев, я двинулся за Вислу. Собиралась гроза. С юго-запада доносились отдаленные раскаты грома, а небо полыхало молниями. Мы шли навстречу грозе. Оружие и инструменты не давали нам возможности переправиться через реку вплавь. Пришлось задержаться в поисках брода, хотя Вислу я знал достаточно хорошо. Ведь именно здесь я научился в детстве плавать, здесь мы играли с друзьями. С трудом переправились на другой берег. Раскаты грома звучали все чаще. Когда мы добрались до железнодорожного полотна под Пжецишувом, начали падать первые капли дождя. Я был рад такой погоде.

Дождь перешел в проливной ливень. Не успели мы отвернуть и пары гаек, как к нам подошел «Личко». Оказалось, что вместо обычных винтов здесь для креплений использованы костыли, а у нас не было инструмента, чтобы их вытаскивать.

Мы с «Валеком» кончили развинчивать стык и все вместе принялись вытаскивать костыли. Приходилось ломами поднимать весь рельс. К счастью, гроза разгулялась, и мы могли работать без излишних предосторожностей.

На этот раз мы ввели еще одно усовершенствование. По насыпи шли две линии. Чтобы усилить результаты катастрофы и забаррикадировать вторую линию, мы выгнули внутренний рельс наружу.

Усталые, промокшие, мы укрылись в зарослях недалеко от полотна, терпеливо дожидаясь результатов нашего труда. Дождь шумел в листве, вода заливала глаза. Мы промокли до нитки, но упрямо продолжали ждать. Наконец ветер донес мерный, нарастающий перестук колес. Мы смотрели как зачарованные. Сердца наши колотились все сильней.

Внезапно в ночной темноте взметнулся вверх огромный сноп огня и искр, а еще через мгновение до нас донесся страшный лязг железа.

Как выяснилось позже, мы в ту ночь пустили под откос эшелон с автомашинами, двигавшийся на фронт.

Немцы начали понимать, что поезда их идут под откос не случайно, и тут же стянули воинские части, полицию, жандармерию, оцепив место катастрофы и не подпуская к нему никого. Часть этих сил была брошена на прочесывание близлежащей местности и лесов. Немцы двигались под прикрытием живого щита из жителей Пжецишува-Ляса, которых они гнали перед собой. Однако им так и не удалось напасть на наши следы. Мы спокойно отдыхали в либёнжском бункере.

За маневрами врага следили наши «легальные» товарищи. Из их донесений следовало, что диверсии на железном дороге немцы приписывают партизанам из Генерального Губернаторства. И действительно, немцы усилили охрану границы. Тайные сотрудники полиции на нашей территории также получили задание выслеживать партизан. Почти через шесть недель, получив, по-видимому, какую-то информацию от своих тайных агентов, немцы приступили к расправе с партизанами-коммунистами.

Но до этого нам удалось нанести еще два удара по уязвимым местам коммуникаций «третьей империи». В ночь с 28 на 29 июня был пущен под откос транспортный состав на линии Освенцим – Хжанов, а 3 июля мы совершили диверсию на линии Освенцим – Мысловице. Два этих нападения привели к уничтожению паровозов и вагонов, а движение было приостановлено на 10—15 часов. Мы выбрали эту линию потому, что пока она еще не охранялась гитлеровцами.

Почти сразу же после диверсии 3 июля гитлеровцы прибегли к постоянной охране всех дорог в районе наших действий, используя для этого силы железнодорожной охраны, так называемых баншутце. С той поры патрули круглосуточно следили не только за станциями, как это было раньше, но также и за железнодорожными путями на всем их протяжении.

Кончилась для немцев относительно спокойная жизнь в Силезии. Для охраны железнодорожных путей им приходилось использовать сотни, а может быть, и тысячи солдат, несмотря на то, что недостаток в них ощущался на всех фронтах.

Бешенство гестапо не знало границ. Повсюду искали виновных. Недостаточно жестоких палачей заменяли новыми.

Полный успех наших диверсий подтвердил реальность выдвинутого партией лозунга «борьбы за рельсы». На территории, где, как поначалу некоторым казалось, не было условий для вооруженной борьбы, на земле, которую гитлеровцы считали своей собственной, жил и сражался польский народ. Малочисленные отряды Гвардии Людовой, малочисленные не потому, что не было людей, готовых сражаться с врагом, а потому, что местные условия вынуждали к этому, наносили оккупантам чувствительные удары.

Известия о наших успехах поправили несколько настроение и в освенцимском лагере. Как эти обреченные на уничтожение люди воспринимали известия из внешнего мира, способен рассказать только тот, кто находился тогда за колючей проволокой[14]14
  После выхода в свет первого издания этой книги я получил от профессора Людвика Жука, узника освенцимского лагеря № 37939, письмо, которое я привожу здесь с небольшими сокращениями.


[Закрыть]
.

«Я полагаю, что следовало бы упомянуть о том, какое впечатление производили на нас, узников освенцимского лагеря, вести, проникающие к нам благодаря вольнонаемным рабочим, занятым на территории лагеря Аушвитц-Биркенау, или непосредственно от свежих «цугангов» из околиц Хжанова об активной деятельности партизанских отрядов Гвардии Людовой, под боком Освенцима.

Мы с нетерпением дожидались подобных вестей (…) Надежда на быстрое освобождение затеплилась у нас еще в середине 1943 года, когда начали действовать в районе партизаны Армии Людовой. Мы радовались каждому успеху, который в передаче узников принимал просто невероятные масштабы. Однако это поддерживало дух людей. Именно этой стороны деятельности партизан в окрестностях Освенцима не следует упускать из виду. Так, например, разнузданному форарбайтеру Мухе во время работы на складе товарищ по несчастью З. Кукла (№ 763) смело сказал:

– О тебе, дрянь, знают даже партизаны в Хелмеке, так что тебе незачем дожидаться свободы, потому что тебя… сына, повесят.

Подобное же произошло с капо Гонсёровским в Биркенау. Брата его привезли в лагерь из Андрыхова. Я был свидетелем их разговора в блоке 17 в Бжезинке:

– Стефан, о тебе плохо отзываются ребята из леса, грозятся повесить тебя.

Под впечатлением этого разговора Гонсёровский переменился к лучшему…».

Удельный вес Силезии к тому времени возрос как в военном, так и в экономическом потенциале Германской империи. Наши люди, работавшие на фабриках и в шахтах, сообщали об увеличении выпуска продукции. Строились новые важные объекты: химический комбинат ИГ-Фарбениндустри в Дворах подле Освенцима, электростанция в Явожно и другие. Лихорадочно расширялись железнодорожные товарные станции и железнодорожные линии в Щаковой, Дзедзице и Мысловице. В Силезию прибывали все новые партии немецких специалистов. Строились филиалы трудовых лагерей при шахтах и фабриках, где использовался труд заключенных разных национальностей.

Усиленный приток немцев в Силезию сильно затруднил нашу борьбу.

Одновременно с введением охраны железнодорожных путей жандармерия и Ландвахе приступили к усиленному надзору за всей территорией. Начались допросы рабочих, которых подозревали в сотрудничестве с «бандитами», орудующими в окрестностях. Было арестовано много железнодорожников и без всякого доказательства вины отправлено в освенцимский лагерь. В июле усилили охрану линий на главных магистралях при помощи военных патрулей, расставленных через каждые 200 метров и вооруженных в числе прочего даже пулеметами. В этих условиях битву за рельсы пришлось приостановить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю