Текст книги "Партизанские ночи"

Автор книги: Станислав Валах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

К «Личко» он относился с наибольшим доверием и именно ему после ссоры признался в том, что «Грыцько» кажется подозрительным типом, поскольку он поймал его на неточностях, касающихся городов на Украине, в которых тот якобы бывал. В городах этих Ваня бывал тоже, и то, что говорил «Грыцько», не совпадало с тем, что знал Ваня. Не совпадали в рассказе «Грыцько» и некоторые подробности, связанные с его пребыванием в лагере военнопленных и побегом из него. «Личко», не придав этому рассказу особого значения, не передал мне Ваниных сомнений. И это оказалось оплошностью.

29 мая, а было это на троицу, все мы были начеку. Подготовка была завершена до мельчайших деталей. Хворост для костра был собран, мы проверяли оружие, лампы. После полудня вдруг обнаружилось, что «Грыцько» исчез. Пошел за хворостом, и больше его никто не видел. Мы полагали, что он ушел далеко в лес и заблудился. Я отправил людей на поиски. Они вернулись ни с чем. Тут только «Личко» рассказал мне о Ваниных сомнениях. Я вызвал Ваню. Он высказал нам свои подозрения.

Потом мы расспрашиваем «Миколая». Он не добавляет ничего нового, предполагая, что «Грыцько» заблудился и придет к вечеру. Мы не знаем, что за роль играет «Миколай», потому что в отряд они пришли вместе с «Грыцько». Поэтому я поручаю незаметно следить за ним.

Советуемся, что делать. Отказаться ли от приема груза или ждать дальнейшего развития событий. Лесные решают ждать, «легальные» предпочли бы отказаться. В конце концов решаю принять сброшенный груз без участия «легальных», которых отпускаю по домам.

В ночь с 28 на 29 я выслал троих аловцев – «Ромека», «Рысека» и «Трока» в Ензор. Они должны были охранять товарища из Варшавы и «Офика», прибытия которых я ожидал с наступлением сумерек, за несколько часов до самолета.

С наступлением сумерек «Личко» с несколькими помощниками расставили по углам квадрата четыре лампы, покрытые красной папиросной бумагой. Примерно в полночь, услышав шум мотора, мы должны были зажечь сначала лампы, а потом и хворост в центре квадрата.

Около 23.00 осторожный и бдительный «Кропка» доложил мне, что со стороны дороги Либёнж – Бычина доносится какой-то подозрительный шум. Кратко посовещавшись и не желая отказаться от возможности принять груз, мы решаем оставаться на местах.

Все волнуются. Полночь близилась, «Офика» с представителем ЦК все еще не было. Не было и товарищей из Ензора.

Ночь стояла темная и безлунная, только где-то на небосклоне мерцали отдельные звезды. Мы напрягали слух, пытаясь уловить гул мотора. Полночь давно уже миновала. Наконец около часу ночи до нас донесся вой сирен с окрестных фабрик и шахт. Воздушная тревога. Нас охватила радость. Все мрачные мысли рассеялись. Сквозь вой сирен пробивается гул самолетного мотора. Мы зажигаем лампы, а еще через мгновение из кучи сухого хвороста взмывает на несколько метров пламя, освещая всю поляну. Мы со всех ног бросаемся в спасительную темноту леса. Самолет совершает над нами круг, а потом уходит на запад. Мы вглядываемся в ночное небо, пытаясь увидеть парашюты. Их нет. Может, самолет еще вернется. Мы возвращаемся к костру и подбрасываем в него новую порцию хвороста. Ждем еще минут пятнадцать. Постепенно начинаем понимать, что самолет не вернется. Кто-то вполголоса ругнулся. Я приказываю погасить сигналы. Кто-то бьет лампы, срывая на них злость, еще кто-то выговаривает ему, что они еще могут пригодиться.

Дозорные со стороны Бычины подают сигнал, что кто-то бежит по направлению к нам. Это один из наших часовых. Задыхаясь, он срывающимся голосом сообщает, что на шоссе остановились машины с солдатами и полицейскими, а цепь их уже движется к лесу.

Всем ясно – мы попали в западню. Нас предали!

Я еще не знал, что мы окружены со всех сторон. Цепь, о которой только что доложили, замыкала кольцо, растянувшееся на несколько километров. Мы находились в кольце, но убедились в этом, только пытаясь вырваться из окружения. Как зайцы метались мы от Пжемши к Явожно, потом – на Хжанов и Либёнж. И всюду немцы.

Положение отчаянное. Попытка переждать облаву в укрытии означала бы верную смерть. Наспех посовещавшись, я решил ударить по железной дороге между Либёнжем и Хелмеком и пробиться в Ментковские леса. Бросив запасы продовольствия и теплой одежды, мы подошли к охраняемому солдатами полотну напротив Косувок. Светало. До нас доносились тихие голоса. В последнюю минуту подошел паровоз с двумя вагонами пополнения. Отступать мы уже не могли, да и некуда нам было отступать. Вот-вот взойдет солнце, а что для нас верная гибель.

Огнем «дырокола» «Вицек» прижимает немцев к земле. Развернутые в цепь, мы выскакиваем на насыпь, стреляя на ходу. Немцы припадают к земле, ищут укрытия за насыпью. «Миколай», за которым мы все время присматриваем, не проявляет рвения в бою и не стреляет. Мы подгоняем его криками. Передо мной возникают фигуры двух солдат, стреляющих на бегу. Один из немцев падает, а второй, уцепившись за мои штаны, пронзительно кричит. Одной рукой он держит меня, во второй у него карабин, из которого он пытается выстрелить. Отталкиваю его стволом и нажимаю на спусковой крючок, и вот я уже по другую сторону насыпи. Остальные тоже прорвались. Я слышу, что кто-то бежит за мной, оборачиваюсь и узнаю «Личко». Догнав меня, он сообщает, что Ваня погиб на рельсах. Наконец мы добегаем до спасительной стены леса под Хелмеком. Дошли все, кроме Вани. «Вицек» и «Кропка» ранены, первый в руку, второй в ногу. Раны кровоточат, но они не серьезные.

Мы отходим в сторону Косувок и лесами, обойдя Жарки, мчимся изо всех сил. Через несколько часов мы находились уже в лесах между Ментковом и Янковице. «Личко» по дороге заскочил в дом «Зоси» и принес два праздничных калача.

Теперь всем стало ясно, что история с присылкой оружия подстроена немцами. Они стремились к концентрации наших сил в одном месте, чтобы сразу ликвидировать весь отряд. «Офик» оказался предателем. Это подтвердил и «Миколай», которого мы тут же взяли в оборот и вытянули из него всю правду. Они с «Грыцько» служили в гестапо и через «Офика» попали в отряд с заданием разведать личный состав, вооружение, места стоянок, укрытий, лиц, сотрудничавших с отрядом. Все эти сведения они должны были сообщить «Офику». «Миколай» умолял нас сохранить ему жизнь, потому что никаких сведений он ни немцам, ни «Офику» еще не сообщил. Приговор был приведен в исполнение над Вислой.

Наконец мы получили ответ на вопрос, мучивший нас с момента первомайских неудач на железной дороге. Предатель затаился в руководстве округа. Мы с волнением обдумывали способы, как помешать его дальнейшей преступной деятельности. Мы еще не знали, что было уже поздно. В то самое время, когда мы вели смертельный бой в Либёнжском лесу, гестапо нанесло удар по всей организации V округа. Через несколько дней после этой драматической ночи мы узнали, что «Ромек» был застрелен в Ензоре, а «Рысек» и «Трок» арестованы.

Жертвами провокационной деятельности «Офика» заполнялись гестаповские подвалы. Среди них оказались «Марек» – Леон Вечорек, занимавший тогда должность секретаря V округа ППР, его жена «Мария», «Крыся» – Аделя Моравец, связная округа Домбровский бассейн и моя сестра «Стася». «Стася» знала дислокацию всех боевых групп отряда имени Я. Домбровского, размещение диверсионных групп, явок и складов литературы, а также адреса многих активистов подокруга. Несмотря на пытки, гитлеровцы ничего от нее не узнали.

«Марек», который видел, как 25 июля 1944 года она шла во главе группы женщин в последний путь к газовой камере в Освенциме, так описывает эту встречу.

«Шла гордо, с высоко поднятой головой. Ее маленькую фигурку украшали длинные каштановые косы, выделяя среди остальных женщин, у которых волосы были острижены. В какое-то мгновение «Стася» заметила меня. Легкая, полная печали улыбка появилась на ее лице. Однако она тут же исчезла, а лицо снова приняло выражение спокойствия и гордости. В этом ее спокойствии, полном внутренней силы и достоинства, чувствовалась и уверенность в победе, ради которой «Стася» отдавала свою молодую жизнь, и приказ продолжать борьбу тем, кто остался».

Они до конца выполнили свой долг. Муки их и пролитая ими кровь порождали новых борцов, которые без колебания брали на себя выполнение заданий своих павших предшественников. Место «Стаси» заняла ее сестра «Броня».

Ни у «Марека», ни у «Марии», ни у «Крыси» гестаповцам не удалось вырвать никаких сведений.

Тогда же арестовали члена окружного комитета ППР, бывшего секретаря окружного комитета в Домбровском бассейне «Вихера» – Эугениуша Годлевского, ветерана Октябрьской революции и гражданской войны в России. Он попал в засаду, устроенную на квартире связной Валерии Тжанковской. Сорок восемь часов просидели здесь гестаповцы, арестовывая всех приходящих на явочную квартиру. В числе прочих здесь были арестованы Подлевский, Зыгмунт Вошковский и его жена Гелена, связная «Мария» и несколько активистов из района Сосновца.

В эти трагические и кровавые дни в лапы гестаповских палачей попали и «Роберт» вместе со своей связной «Геленой». Произошло это, по-видимому, за несколько дней до большой облавы. Обстоятельства его ареста остаются невыясненными до сих пор. «Роберт» – Стефан Францишек – был представителем ЦК в Силезском округе и часто встречался с «Офиком».

Удар, нанесенный гитлеровцами по V округу, был подготовлен на основе подробных именных списков, составленных вне всяких сомнений при помощи «Офика».

Мы понесли тяжелые потери, была уничтожена сеть явок, были ликвидированы самоотверженные связные, нанесен удар боевым группам.

Однако оставшихся не отпугнула трагическая участь их товарищей. Ни один из нас не сошел с избранного пути. Я хотел бы, чтобы молодое поколение приобрело те черты характера, которые нам, бывшим солдатам Армии Людовой, позволили сражаться, выжить и построить новую Польшу.

ОКРУГ ВОЗРОЖДАЕТСЯ

В нашей лесной жизни произошли перемены. После разгрома либёнжского бункера мы переживали временный кризис доверия к бункерам. Особенно тревожила нас возможность внезапного нападения на весь отряд в подземном укрытии. Поэтому мы перешли на систему временных и тщательно маскируемых шалашей. Шалаши делались наспех и были неудобными, протекали и не защищали нас от холода, поэтому мы и расставались с ними без сожаления. Хотя такая кочевая жизнь доставляла нам дополнительные трудности, никто не роптал.

Важным событием в нашей жизни было и изменение меню. Мучные блюда надоели всем до отвращения. Нужно было добывать мясо. Его поставляли нам немецкие хозяйства в Янковице и Бабице, лысухи и буренки начали исчезать в лесной чаще. Таким образом нам удавалось добывать даже молоко, до которого было много охотников. Оно было редкостью и раньше почти не доставалось нам.

Бывали иногда даже такие сытые недели, когда мы ели мясо по три раза в день, подкрепляясь еще и бульоном из подвешенного по-цыгански, на железном пруте, котла. Не всегда нам удавалось съесть сразу все добытое, и тогда излишками занимался «Личко». Он укладывал мясо в посуду и закапывал в землю. Видимо, он не очень овладел этим искусством, потому что заготовленное впрок мясо частенько попахивало. К счастью, это никому не повредило. Возможно, от отравления нас спасал самогон, строго ограниченное производство которого нам пришлось наладить, чтобы спасать людей от простуды.

В первой половине июня, вернувшись в отряд после нескольких дней отсутствия, я застал там трех новичков. Это были убежавшие из лагеря советские военнопленные. Их нашел неподалеку от нашей стоянки вездесущий «Личко». Укрывшись в лесной чаще, они на небольшом костре готовили курицу. Увидев неожиданно появившегося с оружием в руках «Личко», они сначала растерялись, но потом, быстро сообразив, в чем дело, договорились с ним. Так – под направленным на них пистолетом – он привел их в отряд. Переговорив с русскими и посоветовавшись с товарищами, «Вицек» решил оставить их у нас. Двое из советских солдат были рослыми парнями. До войны Петр Новиков («Петрек») учился в ленинградском механическом техникуме. Василий Новиков («Васька») работал в Караганде, а самый маленький из них, Ян Шулик («Янек») был колхозником из-под Москвы. Они оставались с нами до самого освобождения, принимая участие во всех операциях отряда.

В июне мы залечивали нанесенные нам раны. Я в то время был командиром округа Армии Людовой Домбровского бассейна, а после смерти «Болека» пришлось мне возглавить Хжановский подокруг. Целый месяц у меня было ощущение пустоты. Должность моя была скорее номинальной – у меня не было точных сведений о положении в районе, а редкие беседы с уцелевшими товарищами давали не очень ясную картину всего происходящего.

Однако мы не могли просто так сидеть в лесу и сложа руки дожидаться конца войны. Постепенно мы освоились с новым положением и начали осторожно завязывать контакты в городах и селах. В отряде было четверо уроженцев Домбровского бассейна, остальные были преимущественно из Хжановского района, поэтому-то лучше всего пошло у нас дело в Хжановском районе и Домбровском бассейне. Прежде чем привлекать новых людей в организацию, мы учитывали и такие обстоятельства, как место их работы и жительства, возможность свободного передвижения, соседей и прочее. В сравнительно короткое время нам удалось наладить четко работавшую сеть связных, создать явки, восстановить работу разведки, без которой и думать было нечего о серьезных боевых действиях.

На исполнительном комитете из шести человек, избранном в августе, лежала вся работа округа. До освобождения нам так и не удалось наладить контакт с ЦК. Мы действовали самостоятельно. Это не означало, что мы ничего не знали о событиях, происходивших в освобожденных районах Польши. Уже в августе мы получили экземпляр «Манифеста Польского Комитета национального Освобождения» и тут же приступили к выполнению его призывов.

Мы сформировали подпольный Воеводский Народный Совет Силезии. В него вошли восемнадцать представителей V округа. Председателем стал Здислав Вишневский, заместителем Францишек Недзюлка. В него входили товарищи Юзеф Фаруга и Адам Музык, а наш IV округ был представлен «Вицеком» и мною.

Вскоре был образован и подпольный народный совет Хжановского повята. Организовать его поручили мне.

Стоял воскресный день. В Либёнже, в шахтерский домик «Комара» – Эугениуша Трепы, в котором должно было состояться собрание, стали поодиночке приходить товарищи. И только под вечер собрались все.

Я пришел последним. Дверь мне отворили на условный стук. Из маленьких сеней «Комар» ввел меня в комнату. За столом сидело шесть человек. Могло показаться со стороны, что они играют в карты, которые были разбросаны тут же по столу. «Комар» представил меня:

– Начальник штаба округа товарищ «Здих».

Минут пятнадцать я говорил о «Манифесте ПКНО», о необходимости создания местных органов рабочей власти на территориях, еще оккупированных немцами. С той минуты, когда первый польский или советский солдат появится в Хжанове, подпольный народный совет должен взять на себя власть в повяте. Наступили сумерки. Кто-то из присутствующих, включая электрическую лампочку, спросил, успеем ли мы закончить заседание при ее свете или придется зажигать свечи? Речь шла о перерывах в подаче тока, так как к тому времени мы уже приступили к уничтожению электролиний.

Тут уж я с полной уверенностью мог ответить, что на этот вечер у нас ничего не предусмотрено, но на ближайшие дни не худо запастись свечами.

Потом была принята присяга. Все встали и торжественно повторили:

«Я, член повятового народного совета в Хжанове, сын польского народа, страдающего в варварском немецком рабстве, торжественно клянусь посвятить все свои способности честному труду в соответствии с велениями совести и здравого рассудка, руководствуясь судьбами народа в борьбе за Свободную, Независимую, Демократическую Польшу. Перед лицом опасности, грозящей со стороны оккупантов и прислуживающих им польских предателей, обязанности свои я буду выполнять со строжайшим соблюдением безусловной конспирации и с чувством ответственности перед Польским Народом».

Я предложил избрать председателем совета «Комара». Предложение мое было принято единогласно, и все поздравили «Комара» с новой должностью. Заместителем «Комара» стал Игнаций Буяк. Впоследствии состав совета был расширен до 16 человек. В числе прочих в состав совета вошли: Францишек Бались, Эдвард Цекера, Ян Дружбик, Макарий Юрчик, Ян Пшебиндовский, Ян Павловский, Тадеуш Пайонк и Антони Шарый. В совет вошли в большинстве члены ППР, затем представители фабричных комитетов, члены ППС и беспартийные.

Выбор «Комара» председателем совета был удачным и правильным. Когда через несколько месяцев гитлеровцы в панике покидали Хжанов, Эугениуш Трепа, войдя в здание предвоенного старостата, тут же принял управление и не оставлял своего поста еще пять лет.

Сейчас на одном из шахтерских домиков, которых так много в Либёнже, висит памятная доска с надписью:

«В этом доме в конце декабря 1944 г. был организован подпольный Народный Совет Хжановского повята».

Уже в июле – августе силезские партизаны Армии Людовой приступили к боевым действиям. В Домбровском бассейне возник лесной отряд под командованием «Мушки». С апреля по июль 1944 года «Мушка» сражался в нашем отряде имени Ярослава Домбровского. В июле ему было поручено организовать отряд в Домбровском бассейне. Вместе с ним ушли от нас «Сковронек», «Вацек» и «Кропка». Нам было жаль расставаться с этими хорошими и храбрыми солдатами. Несколько месяцев делили мы с ними радости и горести партизанской жизни, и это спаяло нас больше, чем обычная дружба. Очень скоро отряд «Мушки», насчитывая уже 18 человек, устроил себе бункер в околице Зомбковице. Уже 20 августа одна из групп вновь сформированного отряда совершила диверсию на железнодорожной линии Голонуг – Зомбковице, разбив паровоз и 18 вагонов, что прервало движение на 8 часов. Чтобы добыть оружие, они совершили несколько смелых налетов, в том числе на пост жандармерии в Зомбковице, на караульное помещение баншутцев, на квартиру шефа гестапо в Бендзине. С интервалами в несколько дней аловцы трижды наведывались в кассу трамвайного парка в Бендзине, реквизировав несколько десятков тысяч марок.

Вслед за майским арестом К. Сумнера – «Серпа», члена окружного комитета и штаба АЛ, Бельская организация понесла тяжелые потери. 5 августа в Вильковицах был разбит отряд «Квасного» численностью в семь человек, окруженный 32 жандармами и семью гестаповцами. Погибли на месте шесть партизан, и только одному удалось спастись. Командир отряда «Квасный» находился в то время в Бучковице в доме Лусхинского. На рассвете следующего дня немцы окружили дом Лусхинского. «Квасный» не сдавался. Сопротивляясь до последнего патрона, он погиб. Место павших заняли живые, и командование создало в начале августа отряд «Семпа» – Константия Герущака, который начал свои действия в окрестностях Тарганц Вадовицкого повята. Отряд был вооружен, а оружие его было добыто в военных казармах в Бельске. Хитроумным приспособлением удалось тогда бесшумно выломать решетку на окнах склада и захватить 2 пулемета, 29 десятизарядных карабинов новейшей конструкции, 3 пистолета и большое количество патронов. Излишки добытого оружия усилили огневую мощь отрядов «Клусовника» – Эдварда Саблика и «Менкого» – Тадеуша Хандзлика.

Интересно, что операция эта была выполнена всего лишь пятью аловцами, хотя разработанный ранее план предусматривал участие четырнадцати человек.

Несколько карабинов попало и в наш отряд. Их привезла поездом связная «Хеля» – Мария Фаруга, в специальном фанерном футляре. Ей удалось благополучно миновать Освенцим – станцию, пользовавшуюся у нас недоброй славой. Однажды именно там попали в облаву «Гранат» и «Кравец», у которых были с собой «левые» документы и оружие. Все кончилось благополучно, хотя им и пришлось пережить неприятные минуты.

Улучшилось техническое оснащение V округа. Нам удалось добыть около 8000 типографских литер и бумагу и благодаря этому отпечатать несколько сот экземпляров «Устава Армии Людовой».

Одновременно было отпечатано более десяти тысяч экземпляров обращения к польскому населению, призывавшего к саботированию оборонительных приготовлений немцев, и столько же листовок, посвященных пятой годовщине начала войны. Листовки эти были распространены среди жителей Силезии, Домбровского бассейна, Хжанова и Бельска.

Вновь созданный окружной комитет стал издавать новую газету. Она выходила раз в две недели и называлась «Кузня». Редакторами ее были Здислав Вишневский и Владислав Мартынус. Выход газеты, однако, прекратился в связи с арестом Стефана Ценцека, в квартире которого находилась наша типография.

С момента выхода Красной Армии на рубеж Вислы территория Силезии превратилась в прифронтовой район. Повсюду располагались запасные части вермахта. Днем и ночью на железнодорожных рампах выгружали военное оборудование и боеприпасы. Грузы эти развозились автомашинами по временным складам, устроенным чаще всего в лесах. Это еще больше стесняло наши действия. Однако мы быстро приспособились к новой обстановке. Был отдан приказ № 1, который требовал уничтожения линий высоковольтных передач, парализуя тем самым работу многочисленных промышленных объектов военного значения.