Текст книги "Полеты над вечностью"

Автор книги: Станислав Смелянский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Покушение

Есть такая патология психики, когда человек играет со смертью. И есть такая патология бытия, когда смерть играет с человеком…

Сидели в обнимку на верхнем открытом этаже экскурсионного автобуса. Вдыхали ветер, целовались. Солнце выплескивало тысячи красок. Я оглянулся: позади нас цвета блекли, остывали.

Монумент с иглой на Пьяццале Кадорна вызвал ажиотаж у группы японцев, они верещали и смотрели через глазки японских фотоаппаратов и видеокамер, сделанных в Китае. Звук в наушниках снова пропал, я наклонился пошевелить штекер. Автобус качнулся, я буквально повалил свою спутницу на узкую скамейку.

И тут началось необратимое изменение реальности, страшное и ритмичное, под тяжелые удары перепуганного сердца. Ева с силой оттолкнула меня, мы упали на пол. Синхронно оглянулись: на спинке скамьи чернели две дыры… Свежие следы от выстрелов. Траектория очевидна – в наши головы целились с крыши. Взвизгнул металл поручня – новый выстрел? Заголосили японцы, сохраняя и в крике характерное интонирование. Схватила меня за руку и кивнула. Понятно. Автобус продолжал круговое движение, угол для снайперской атаки постоянно менялся, а значит, появился шанс выжить. Помню громкий удар сердца перед прыжком. Словно в замедленной съемке, ясно видел летящие щепки, падающих на пол японцев. Ева проорала какой-то неразличимый приказ. Отчаянным рывком мы бросились к другой стороне автобуса и вниз. Было похоже на самоубийство. Мой первый, но далеко не последний прыжок с высоты в пропасть, мой полет в никуда, мое дежавю, мое проклятие, или обязательная репетиция настоящей жизни.

Повезло. Мягко приземлиться со второго этажа прямо на студента-итальянца, который притормозил на мопеде рядом с автобусом, надо умудриться: оба отделались ушибами, он стонал и что-то тараторил. Моя спутница была уже на ногах и помогала мне встать. Как не переломали кости – загадка. Она чуть ли ни швырнула меня обратно к автобусу, ближе к огромному колесу. А перед нами, на асфальте, лежало распластанное тело японца.

На дальней полосе таксист звонил по мобильному. Ева взмахнула растрепанной рыжей копной волос в его сторону и прошипела: «На раз, два, три!» Я кивнул в ответ. Она начала: «Раз!» Вдруг будто громко лопнула струна – видимо, совсем близко срикошетила пуля. Мы, как по команде, единым броском ворвались в желтый фиат, я заорал на таксиста: «Ten thousand euro – go, go, go!» Через мгновение мы куда-то мчались и слушали нецензурный итальянский смешанный с нецензурным английским про то, что теперь его точно уволят, что он сейчас отвезет нас в полицию, что what the fuck и что десяти тысяч евро будет маловато.

Между нами
(записано на китайский девайс с незапоминающимся названием):
лечу!

У меня есть старый китайский DVD-плеер BBK. Он открывает любой диск или файл. Если поставить мою жизнь, он прокрутит и ее. Сначала попробует привычные: DVD-Video, Super VCD, VCD, Blu-Ray, BD-Live, MPEG 1/2/3/4, MOV, AVI, MKV, DivX, OpenDivX, H. 264, MP4, MP3, WMА, JPEG, Kodak Picture CD, Dolby Digital True HD, LPCM, DTS, Full HD, HDTV, HDMI, NTSC/PAL, CD-R/CD-RW, DVD-R/DVD-RW, DVD+R/DVD+RW, BD-ROM, BD-R/BD-RE, AVCHD, LAN, Flash, USB. Зависнет минуты на две, не меньше. А потом поймет. Тут Dolbanny SRAM H Strah (Glaza Pro-3). Соответственно, нужен «кодек полета» в «формате времени».

Перемотаем обратно. Стоп! Только что оттолкнулся от автобуса, завис в прыжке, глаза навыкате, руки врозь.

Сначала было страшно. Главное – научиться падать вверх, срываться ввысь.

Поворот

Перебранка с итальянцем завершилась устным контрактом, по которому таксист, Агент (или Исполнитель договора), довезет нас, никчемных Принципалов (Заказчиков), по оговоренной фантастической таксе до Форте дей Марми. Ева молчала, отвернувшись к окну. Когда выехали из города, набриолиненный делец потребовал оплату, он явно сомневался в финансовых возможностях пассажиров. Я запротестовал – что еще оставалось. Моя спутница прервала меня и протянула золотую карту. Наблюдая за медленно ползущим чеком, я почувствовал приступ тошноты. Попросил остановить, вышел в свежесть вечера. Небо, оставшись без светила, приблизилось.

Обочина длинного и плавного поворота шоссе. Я стоял спиной к машине. Смотрел на фонтаны вечерней синевы, бьющие вдоль леса. Вдалеке мерцал Милан. Сердце стучало громко и тошнотворно, у самого горла.

– Дальше поеду один, увидимся, – с трудом сцедил слова и сплюнул для пущей мужественности. Плевок не получился – слюна упала на живот.

Ева вышла из машины и прикоснулась к моим плечам. Я поежился, сбросив ее руки.

– Послушай.

– Да кто ты такая?! Ты понимаешь, что произошло?

– Без истерик! А как люди бежали из концлагерей, воевали в гетто…

В драматический момент машина с жутким ревом рванула и умчалась, оставив нас на обочине скоростной трассы. Мы переглянулись и… засмеялись. Вдруг умолкли.

– И все же прощай. Прости.

– Дурачок.

– Хватит со мной, как с щенком! Я пошел.

Она догнала, прильнула к моей спине, зашептала:

– Нас все равно убьют, мы приговорены, нам обоим нечего терять. Если повезет, у нас с тобой несколько дней. Проведи их со мной. Я потом все объясню. И… я… Будь со мной… пожалуйста… пожалуйста…

Между нами
(набрано в TAG Heuer Meridiist):
почему

Представляю моих друзей в какой-нибудь «Шоколаднице». Разбор полетов под холодные блины.

– Почему не сбежал? – деловито спросит меня Миша. Он учится на MBA и скоро станет большим боссом.

– Почему не спрятался? – подскажет Гриша, макая блин в сгущенку. Он бизнесмен, дешево скупает и дорого продает железные балки, а еще все время худеет.

Я улыбнусь в ответ.

 
Не спрашивай, зачем и почему.
Да просто потому что, по-то-му…
 

Карта моря

Форте дей Марми. Воздух можно было есть, ветер пить. Повисшее цветочное марево сводило с ума и мешало дышать. Кусты размером с деревья, домики, утопающие в цветах, загадочные огни в темноте. Добравшись на попутке, мы поселились в первом попавшемся отеле, в узкой комнате с кроватью от окна до входной двери. Легли спинами друг к другу. Спали крепко, до самого чек-аута в 12, одурманенные запахом растений.

Проснулся от ослепительного солнца и жары. Кондиционер не справлялся. Из ванны вышла не рыжеволосая ведьмочка, а сексапильная брюнетка. Волосы стали прямыми, блестящими. Фиолетовая помада, яркие тени и темный лак на ногтях – только сейчас я понял, что прежде она не пользовалась косметикой.

– Теперь зови меня по-другому.

– Как?

– Придумай, поэт!

– Не до этого. Слушай, давай обсудим…

– Сначала имя.

– Ты можешь быть серьезной?

– No.

– Я позвоню в консульство, потом пойдем в полицию. Зря вчера укатили.

– No.

– Что «no»?

– Сначала имя.

– Эльвира?

– Excuse me?

– Кэтрин?

– Уже лучше.

– Ирена!

– Супер. Пошли, я тебя постригу.

– Ты что, еще и парикмахер?

– Человек способен достичь высокого мастерства в любой деятельности, но ленится и «тупит».

– По поводу «тупит»: у тебя есть хоть какие-то мысли «про вчера»?

– Конечно. Только спроси у своей интуиции, хочешь ли ты сейчас, неподстриженный, неуложенный, обсуждать вчерашний день, ладно со мной, так еще и с одной из пяти полиций Италии. Побежишь в военную l’Arma dei Carabinieri, государственную Polizia di Stato или сразу в тюремную Polizia Penitenziaria?

– Не люблю, когда актриса режиссирует! Или фанатка выходит на сцену! Ты вообще – загадка. Ответь мне на простые вопросы…

– В чем смысл жизни?

– Кем ты работаешь?

– Скажем так, я многое умею, но мало делаю. Говорила же, специализируюсь на революциях и гениях. Вот сейчас одного гения собираюсь постричь, сам себя не узнает.

– Ответ не принят. Повторяешь шутку. Причем не вовремя. Вчера бредила про «нас убьют». Неужели до сих пор в себя не пришла?

– Нас убьют.

– Понятно. Еще вопрос, пока тебя санитары не увезли. Часто ли меняешь свой образ?

– Постоянно. Иногда с помощью париков. Раз в пять лет – лицо.

– Господи, ты разведчица? Или террористка? И ты можешь сказать, что…

Она прервала меня поцелуем:

– Не угадал. Пошли. Заодно побрею тебя… там! Молчи, а то ничего не расскажу! Я знаю, что вчера случилось, не злись, отчитаюсь сегодня же, обещаю. Пока поездим по Италии, запутаем следы.

Через час мы ехали на новенькой BMW третьей серии, моя девушка запросто вытащила ключи из кармана француза, который подробно выяснял на ресепшн, как добраться до Рима.

Особое ощущение зрело внутри. Угроза, смерть, боль оставались в параллельном измерении, где-то там, за гранью, за тонкой пленкой, внизу, далеко. Не потерять ее становилось важнее, чем не потерять себя. Для бабочки свеча – лишь свет. Икар забывает о воске в крыльях.

Столько солнца я прежде не видел. Словно по прихоти итальянского портного, волшебными ножницами разрезавшего огромное полотно песочного пляжа на тонкие лоскуты, побережье было поделено на полоски частных пляжей. Форте дей Марми звало барахтаться в теплом мелководье. Виареджио, Ливорно. И дальше, в Портофино. Прощай, Тоскана, родина Леонардо, Микеланджело и Данте. Я не забуду ароматы твоих цветов. И смутное предчувствие расплаты.

Свет-тень-свет-тень. Поездка по дорогам Лигурии с ее бесчисленными тоннелями превращается в утомительную игру с выключателем.

Курортный Санта Маргерита вдоль ломаной линии берега и наконец Портофино, город-картинка, жемчужина итальянской Ривьеры. Здесь тревога смягчилась. Мы сели на допотопный кораблик и поплыли в Сан-Фруттуозо – посмотреть на живописную крепость между скалой и морем.

Солнечные лучи путались в ее черных волосах, возвращая им прежний рыжий оттенок.

– Слышал радио? Про обстрел нашего миланского автобуса? Среди версий и стычка итальянской мафии с румынской, и мусульманский террор! – Она смотрела на воду.

– А там не передавали, почему я до сих пор с тобой? Я вот перебираю медицинские диагнозы. От легкой такой аллергии на Милан, где остались документы и деньги, до крайнего обострения сексуальной зависимости! Ты обещала что-то рассказать!

– Стреляли в нас. Ты же понял.

– Не факт… За что?

– За то, что мы есть.

– Ты о чем? Кто стрелял?

– Организация, убивающая гениев.

– Так. Первая нормальная девчонка в моей жизни оказалась ненормальной, кто бы сомневался. – Я заглянул в болотный сумрак ее глаз, тщетно надеясь найти малейшую искринку иронии или безумия.

– Мы те самые гении, за которыми они охотятся.

– Какие гении?

– Мы еще не проявили гениальность в полной мере.

– Бред. Полный. Учти, пока я изучал психологию юмора, успел кое-что узнать про патологии! Ты меня пугаешь! Даже во ВГИКе ребята адекватнее.

– Ты привлек внимание своей теорией юмора или творчеством. В этом, может, и нет гениальности, но есть больше, чем талант.

– Без комментариев, как-то вот не хочу ругаться матом в Западной Европе. А ты в таком случае тоже гений?

– Скорее всего, к тому же я слишком много знаю и пытаюсь действовать. Не перебивай. Есть еще один признак.

– Что еще?

– Ты… предчувствуешь будущее. Как все гении.

– Полный бред. Даже слушать не хочу. Я, конечно, в курсе: некоторые гениальные поэты предсказали свою смерть и все такое…

– Вот-вот. Про поэтов – в точку. Например, мой любимый Гумилев перед самым расстрелом читал Гомера и ведь заранее знал, что так и будет: «Я закрыл „Илиаду“ и сел у окна. На губах трепетало последнее слово. Что-то ярко светило – фонарь иль луна…»

– «И медлительно двигалась тень часового». Помню. Я его тоже люблю. Понятно. И у Рубцова: «Я умру в крещенские морозы, Я умру, когда трещат березы». И Пушкин предсказывал, и остальные, знаю… Но я-то тут при чем? Пишу плохие стихи, придумал и поставил дурацкий мюзикл с актерами-студентами, пописываю странные статейки, ничего пока не предсказал и вообще никому не нужен. Открой глаза!

– Ты слушаешь? Дело не только в стихах или статьях. Предчувствие будущего – в природе любой гениальности. А ты предчувствуешь сильнее многих.

– С чего ты взяла?

– Как с чего? Ты спас мне жизнь. И себе, кстати, тоже.

– Когда?

– Когда толкнул меня в миланском автобусе за миг до выстрела.

– Да я возился со штекером, у меня звук пропал, а автобус дернулся!

– Тебе показалось. Автобус не качался, а наушники ты поправлял пару раз, но в итоге отложил их еще в начале поездки. Просто от шока ты забыл детали.

– Не верю. Все произошло случайно.

– Случайно-неслучайно, а было. Я тебя проверяла: ты не выпил кофе, в который я подсыпала снотворное, в тот же день, у Дуомо. Я несколько раз тебе устраивала маленькие проверки. Не хочу рассказывать, чтоб не бесился. Кстати, мне нравится, как ты ворчишь. В общем, благодаря тебе Организация не сумеет поработать с нами тонко – подкинуть капсулу, выстрелить какой-нибудь отравленной иглой, прилепить марку или датчик. Ты увернешься на чистой интуиции.

– Слетела с катушек. Слушай. Мне не нравится! Возвращаемся в Портофино – и чао. То ли ты сбежала из психушки, где лечилась после нападения маньяка, который вчера снова в тебя целился. То ли из тебя каждый день ровно в 15:30 льется потоком бред сумасшедшей – я не знаю. С твоим появлением все пошло вверх дном. Меня ждут актеры, нужно починить квартиру, помириться с продюсером, издать статью…

– Хотел бы – давно бы ушел. И я тоже, – неожиданно потерлась носом о мою щеку.

– Ладно, допустим, крыша съехала, наоборот, у всех, кроме тебя. По-твоему, будут еще стрелять? И нас все равно убьют?

– Да.

– Но… зачем нас убивать?

– Начнем с того, что гении всем мешают. Они опасны. Нужна система, в которой середнячки за руку с талантами медленно двигают прогресс, богатые богатеют, а бедные работают. Гении взрывают экономику, разрушают политику, переворачивают культуру. Гении несут в себе революцию, а значит, от них надо избавляться. В истории человечества почти все гении, за редким исключением, ликвидированы Организацией.

– А Леонардо, а другие?

– Говорю, за редким исключением! Леонардо зашифровывал или сжигал свои открытия. Рукописи достались его ученику Франческо Мельци, а тот их уничтожил и умер весьма состоятельным – догадайся почему. Уцелело немногое, хоть и нашли лет сорок назад чертежи «робота Леонардо». Между прочим, возможно, Леонардо сотрудничал с Организацией, выдавая других гениев, поэтому и выжил.

– Очередная бредня. Не верю. Хорошо, Моцарта, допустим, отравили. А Эйнштейн?

– На то есть свои причины… Поверь, все сходится. Не хочу тебе сейчас объяснять. То, что его оставили в живых, связано с его национальностью… Его специально оставили, чтобы он был как бельмо на глазу. Счастливый еврей-гений был одним из многочисленных раздражителей трагических процессов до и во время Второй мировой, страшная тема, не хочу пока говорить, да и ты еще не готов…

– Подожди, ты о чем…

– Давай не будем. Гениев было много, но скажи, многих ли мы знаем? Ты любишь литературу, знаешь биографии поэтов. Многие ли гениальные поэты умерли своей смертью в глубокой старости? Все дуэли, расстрелы, болезни, несчастные случаи и прочее были организованы.

Кораблик причалил.

– Во что ты меня втянула?!

– Поцелуй меня.

Я пытаюсь разделить на отдельные слайды потертую и кое-где засвеченную пленку воспоминаний.

Озеро Комо. Старая чаша чистой воды с зубчатыми краями гор, плавающими крошками кораблей, выпуклыми узорами городков. Мы брели вдоль причала. Она объясняла мне, что и в самой дикой деревне, спрятавшись в гнилом подвале, все равно попадешь под камеру наблюдения или взгляд предателя. Так что если засекли, то погибаем красиво. Мне было интересно наблюдать, как отсветы зари алым восстанием отражаются в зеленых глазах моей революционерки.

Еве-Ирене зачем-то срочно понадобился мой мобильный. Набрала номер и в ожидании ответа, прижав телефон плечом к уху, попросила мои часы – посмотреть.

– Осторожно, купил на гонорар с мюзикла.

– Классные. Patek Philippe – the best.

Я расстегнул ремешок и протянул хронометр. Мгновенным движением она вышвырнула в воду мобильный и часы:

– Тебе они больше не нужны.

В ответ я машинально схватил со скамейки ее рюкзачок и тоже бросил в воду. Она побледнела.

– Ты даже не представляешь, во-первых, какой ты дурак, а во-вторых, что было внутри.

– Стерва. Я столько пахал ради этих часов!

– Зря. Часы жизни обменял на хронометр. Знаешь, в чем причина твоего вещизма? Тебе нравятся модные штучки и тренды, поскольку они творения рук человеческих, увлечения масс, а тебя интересует все, что связано с деятельностью и сознанием людей. Так уж вышло – мы живем в эпоху потребления, вот ты и носишься с брендами. Как папаша, который высокомерно и в то же время искренне рад всему, во что играют его дети. Очнись! Массовым сознанием и экономикой управляют компании-монстры, с глобализацией надо что-то делать.

Я посмотрел в небо. Расправил плечи. На миг почувствовал себя загадочным. С губ невольно слетело глупое:

– Да!

Взглянул на волны, вспомнил про хронометр, насупился.

Размышлял о часовой мануфактуре в Женеве, где трудились поляки-эмигранты, о ссоре Патека и Чапека, знакомстве Патека с Филиппом. А еще о великолепном Хрустальном дворце Crystal Palace, который был построен из железа и стекла в лондонском Гайд-парке ко Всемирной выставке 1851 года. Именно там королеве Виктории, красивой женщине, страдавшей от гемофилии, были преподнесены первые часы под маркой Patek Philippe & Co. Ровно через десять лет после этого она потеряет мужа, принца Альберта, и потом сорок лет будет носить только черные платья, неутешная во вдовстве. А волшебный дворец будет разобран и перенесен в лондонское предместье, где его уничтожит пожар. «There will never be another» – так скажет последний управляющий Хрустального дворца, воздушного здания, похожего на мечту.

Зачарованно наблюдал переливы отражений на глади воды и закатное марево. «There will never be another». Другого не будет никогда.

Всю ночь мы крутились в раздолбанном автобусе по узкому серпантину, поднимаясь в итальянскую Швейцарию.

Желтый автобус, прилепленный к пластиковой горе, внутри сувенирного снежного шара. Но стекляшку некому встряхнуть, и снежинки осели в глицерине.

Она, уютная, в толстом свитере, тихонечко напевала начало мюзикла: «Эта поэма легла на ноты, ритмы, диджей, готовь. Кто ты? Любо-о-о-овь!»

Я философствовал, а точнее ворчал, все еще переживая из-за выброшенных вещей.

– Тяни «Любо-овь!» Нужна опора. Требуется вибрато. И не расслабляй диафрагму, там две ноты «си». А про «си-си» я вот что думаю. У мужчины нет механизма защиты от симпатичной женщины, которая его выбрала. Нет таких шестеренок и пружин, которые могут развернуть инертную мужскую душу. Говорят, у Полански к концу лета выйдет фильм на эту тему – «Девятые врата». Короче, бабочка на огонь, змея на дудочку, мужчина на женскую удочку.

– Прибаутки – «в кассу», возьми на вооружение. А у нас, у женщин, свои заморочки: как назло, нет механизма защиты от пропаганды индустрии моды. Каким-то боковым зрением, советом подруги или прямым походом в магазин мы впитываем тренды, поглощаем ароматы и силуэты. Самая заядлая хиппушка выберет дешевую китайскую подделку вполне в соответствии с мировой модой на цвет и дизайн. И миллиардерша, уставшая от брендов, выберет ту же подделку, обзовет ее винтажной и своим выбором подтвердит модную тенденцию сезона, разработанную креаторами глобальных корпораций. Такой враг, которому хочется сдаться без борьбы!

– Кстати, что за кроссовки прикольные? Как советские кеды.

Спросил, а сам подогнул ноги, спрятав потертые Salamander, которые носил в память о любимом человеке. Дедушка еще в восьмидесятые купил для меня дефицитные немецкие ботинки, точно угадав не только мой будущий размер, но и возвращение витка моды к этому фасону через десять лет.

В ответ – положила свою ногу на мою.

– Тоже мне хипстер. Тебе бы сменить очки на Ray Ban Wayfarer. Кроссовки Black Chuck Taylore All Star Converse. В подобных Converse ходил Курт Кобейн, пока в них же в Сиэтле не был застрелен Организацией.

– Опять ты про свою Организацию. Он ведь покончил с собой, умер от передозировки.

– Да-да. И в крови была тройная смертельная доза героина, хотя от одной впадают в кому на третьей секунде, не успев вытащить иглу из вены. И на ружье нет отпечатков. И в записке он просто общается с поклонниками, ничего не говоря о смерти. И так далее. Ты еще скажи, Фредди Меркьюри заразился в мюнхенском гей-клубе, а потом по случайному недоразумению его врач Гордон Аткинсон целых пять лет не проверял его кровь и не давал никакого лечения.

– Совет режиссера. Очень увлекаешься. Говори спокойнее, менее убежденно, и люди к тебе потянутся. В тебе есть потенциал, я, к примеру, до сих пор не отлипаю.

– Режиссер! Ты в курсе, твоего помощника уже назначили главрежем и мюзикл идет с аншлагами?

– Догадываюсь. Подумаешь! Мои амбиции – в сфере творчества, а не славы. То, что происходит с нами, похоже на апофеоз творчества.

– Рассказывай! Все вы, мужики, макаронных дел мастера, вешаете лапшу, не успеваешь снимать!

– Лапша, говоришь?

Я дернул ее шнурок, развязав один бантик. Она легко ущипнула в плечо.

– Давай поиграем во что-нибудь интеллектуальное.

Радостно вспыхнула:

– Давай!

– Скажи какое-нибудь слово.

– Купидон.

– «Пора тебя откупидонить!» Поняла? С помощью глагольного словообразования получаешь сексуальный намек. Попробуй! Тюльпан.

– Мужчина с большой «М», конечно, ждешь чего-нибудь типа: «Надеюсь, ты не натюльпанился сегодня? Колокольчик в порядке? Одувань! А то отхризантемлю гиацинтово! Хочу тебя сегодня затюльпанить!»

– Ого! А с географией? «По самые Хельсинки!»

– «У тебя такой Копенгаген! Моя Норвегия соскучилась! Не будь Осло, македонь меня до Северной Ирландии! Сингапурь и альбань своим Чили»!

– Супер. Во что бы нам сыграть… Ты согласна, почти любое творчество бренно и все суета сует?

– С Экклезиастом не поспоришь. Я считаю, хватит «собирать камни» – самое время их разбрасывать.

– Точно. Если творчество – процесс создания субъективно нового, обреченного на уничтожение временем, не обязательно его фиксировать в виде материальных объектов. Достаточно послать сгусток интеллектуально-духовной энергии сразу в ноосферу.

– Здорово. Что-то почувствовала или придумала – фиксирую умом и отправляю. И как называется такое «творчество»?

– Не знаю пока. Наоизм? Мол, «наполняем ноосферу».

– Или эаризм. От air. Или филингизм, от feelings. Для тебя, кстати, весьма полезное упражнение!

– Так, поехали. Концентрируемся и отправляем креативный посыл. Кто больше зашлет, тот круче.

Сидели, тужились.

– Все, я выиграла!

– Откуда знаешь?

– Ты на пять раз реже прищурился, и ты туповатый, посылы в основном эротические.

– Читать мысли нечестно!