Текст книги "Вторая надежда или байки электрика (СИ)"

Автор книги: Станислав Смакотин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Край тёплой упругости коснулся плеча и ноздри поймали лёгкий аромат жасмина. Всё так, как он любил. Леночка! Грудной голос шепнул в самое ухо:

– Вячеслав Арнольдович, срочный звонок! По линии правительственной связи.

– Кто?

– Не назвались. Просили передать дословно: 'вторая дача че-пе'. Вы сами распорядились, я помню, звонки со словом дача...

Красивая брюнетка шептала что-то ещё, эффектно согнувшись. Чем привлекла внимание большей части зала – преимущественно, конечно, мужской. Те же, кого женские задницы не волновали (таких тоже хватало, и не обязательно среди дам) заметили, как губернатор поменялся в лице. Совсем не по-джентельменски вырвав у секретарши трубку и плотно прижав её к щеке.

Сидевший по левую руку клерк что вёл протокол усиленно навострил слух, делая вид, что пишет. И разочарованно чертыхнулся про себя. Потому что ничего интересного расслышать не смог, как ни старался.

Напряжённо помолчав, губер коротко бросил:

– Действуйте по инструкции.

Затем, послушав ещё, добавил:

– Санкционирую. Поднимайте, кого надо.

Вернув телефон секретутке.

Что санкционировал глава региона, кого надо поднять... А, главное: по какой инструкции и кому как действовать, чиновничек так и не понял. И потому, уткнувшись в листок, продолжил усиленно строчить:

'...введут в эксплуатацию несколько энергетических объектов, важных для области...'

В глубине своей душонки немного удивляясь лишь, что звонок-то и впрямь был странным! На своей памяти он не знал случая, чтобы губернатор говорил по телефону на заседаниях. Но на то, как говорится, оно и большое начальство. Ему видней.

С треском прорвав кустарник я нырнул в чащу, едва не кувыркнувшись о торчащие корни. Бросающиеся навстречу ветки нещадно хлестали лицо, каждое дерево норовило размозжить голову.

После чего ноги резво припустили в сторону подстанции. Зачем? Я и сам не знал, но она – единственный ориентир в этом кошмарном месте!

Не разбирая дороги, уворачиваясь от сосен, я слышал позади топот множества ног. Бегущих не за беглым зеком или кто он там... За мной!

Когда 'буханки' ещё катили, дровосек меня уже удивил: спрыгнул с дерева и уткнувшись в траву, сжал руки на затылке! Точь-в-точь как бандиты, когда их берёт омон. Покорно и знаючи, что шутить ребята не станут. С умом падал псих!

И первый же, что из уазика так приложился по нему ботинком... Что если башка у Ивана не чугунная...

Выстрел раздался почти сразу, как я свернул:

'Тащ...' – разнесся по лесу одиночный. И тут же донеслось:

– Стоять, сука! Упал-лёг!..

Ноги припустили ещё шустрей. Предупредительный?..

'Хрена вам... Ребятам... С калашами... – я не оглядывался, вкладывая все силы в бег. – Вы ведь явно не менты, так? У ментов короткостволы, а у вас-то полноценные, военные!..' – сердце, казалось, вот-вот выскочит наружу.

Мат-перемат сзади. И в ту же секунду рядом что-то чиркнуло. Обыденно так, как ни в чём не бывало. О соседнее дерево!

Звук выстрела пришёл вдогонку.

Это уже были не шутки. И точно не менты. Пригнувшись, я попытался делать зигзаги, огибая сосны. Где-то видел, что убегать надо именно так!!!

'Чирк... Чирк!' – совсем рядом.

Красный силуэт будки мелькал впереди, и я удвоил усилия. В голове как заевшая пластика вертелось:

'Бегу я как по лесенке, по камушкам звеня!.. Издалека по песенке узнаете меня... Бегу я...'

'Чирк-чирк...' – мелкая щепа брызнула в глаза, заставив на миг зажмуриться. Бойцы меня или пока щадили, или мне дико везёт!

'Господи, пусть же повезёт ещё немного! Чуть-чуть!!!..' – взмолился я, выскочив к пригорку.

Выстрелы не прекращались, оглашая лес хлопками. Кто-то из преследователей не стал церемониться, дав короткую очередь – одна из пуль вошла в стену подстанции, брызнув кирпичной крошкой.

– Сто-о-о-о-о-о-ой!..

'Хрен вам!..'

Взбираться по скользкой земле оказалось непросто, но я влетел наверх как на крыльях. Буквально рухнув в открытую дверь. Тут же вскочив, с силой рванул её на себя, щёлкнув замком. Успев перед этим увидеть несколько выскочивших из леса фигур.

Всё же, сквозь мысленный хаос я отметил, что как только я оказался у будки, стрелять прекратили.

Я успел, я молодец и меня не убили! Но... Но это, всего лишь, небольшая отсрочка.

Переводить дух не было времени – снаружи раздался трёхэтажный мат, и кто-то дёрнул створку. Затем по металлу сильно долбанули:

– Открывай!

В этот момент я как раз заклинивал замок (дело нехитрое, когда знаком с устройством). Удар пришёлся в пальцы. Со стоном присев, я зашипел от боли. Но, всё-таки, успел: теперь дверь можно было только выломать. Или, прострелить...

В скважине пошарили ключом – похоже, ребята полностью экипированы! Раз имели его при себе... Только вот, я успел раньше!

Прильнув стене, я нащупал на привычном месте выключатель. Щёлкнул. Тусклый свет осветил привычный коридор с дверцами. Что дальше-то?!..

Новый удар:

– Открывай, жить будешь!

Снующий в скважине ригель безуспешно пытался зацепить пазы. Бесполезно!

– А вы-то кто? – впервые подал я голос. Прозвучал он крайне жалко и неуверенно.

Снаружи раздался громкий ржач.

Вспомнив о вентиляции, я упал, прильнув к оконцу.

– Слово даю: не застрелю. – спокойно ответила дверь, когда смех стих. – Если САМ откроешь. Считаю до одного: пять...

Видны ноги в берцах. Ещё одни. Ещё... Слух уловил негромкие голоса:

– Не застрелит... – усмехнулся кто-то. – Батя не врёт!

... – Сука... Погонял по лесу, гад! – всё никак не мог отдышаться один.

– Щас и спросим. – ответили вполголоса. – Подожди малёк.

– Четыре! – донеслось от двери.

– Так и сказано: валить? – тот, что не мог отдышаться, смачно схаркнул.

– Приказ.

– Тогда я сам гада... К стенке. К той!

Кто-то мрачно усмехнулся в ответ:

– Батя решил повесить. В машине говорил, так что...

Дальше я не слушал. Поднявшись на трясущихся ногах, дико оглядел помещение. Взгляд упал на открытую ячейку. За рубильником, как прежде, маячила нарисованная цифра...

– Три... – за дверью лязгнул затвор. Этот звук я распознал отлично.

Маячила цифра 'три'.

Искра безумной надежды вспыхнула, тут же погаснув:

'Исключено! Какие порталы?! Смерть!' – обмякшее тело плохо подчинялось, живя своей жизнью. Похоже, недолгой.

Нога неожиданно сделала шаг.

– Два! Отошли, хлопцы...

'Эти тоже убьют... Повесят!'

Мысль о сжимающейся на шее петле под сиплый гогот этих уродов вызвала животный ужас. Почему-то с самого детства я боялся именно такой смерти. Представляя, как дёргаюсь, задыхаясь в удавке, часто не мог уснуть ещё ребёнком. Интуиция? Возможно. А возможно – последствия уроков школьной училки литературы. Та очень любила в подробностях рассказывать нам о казни декабристов. Подчёркивая разинувшему рты классу, что палач намеренно не снял капюшоны с приговорённых, благодаря чему смерть несчастных растянулась на длительное время.

Передо мной стоял жуткий, страшный по сути своей выбор: мгновенно обуглиться в яркой вспышке десяти тысяч вольт, либо пожить ещё немного. Наверное, до первого крепкого сука. Которых вокруг – тьма тьмущая, сойдёт любой. Представив, как попинывая да посмеиваясь, меня за шкирку волокут к дереву, я решился.

– Один! Ну, гад, сам напросился...

В тот момент, когда в дверь ударили выстрелы, оставляя у замка дыры и срывая его с болтов... Когда выбор способа смерти накатил вплотную и медлить стало нельзя... В этот миг я сделал два быстрых шага. Успев ещё увидеть за распахнувшейся дверью силуэты в камуфляже.

Темнота надвинулась вплотную и гул стал ярким свечением. А десятки солнц, сойдясь вместе, отгрохотали и стихли.

Выкатившись в темноту, я упал.

Когда попадаешь под высокое напряжение существует вероятность, что тебя не притянет, а отбросит. Пятьдесят на пятьдесят.

Сперва я решил, что так и произошло: всё случилось настолько быстро, что перехода я почти не заметил. Оставаясь в этот раз в сознании, лишь свет померк да смолкли крики. Подо мной железный пол, слышно ровное гудение... Не шевелясь я ждал, что вот-вот меня подымут, и...

Так прошла томительная секунда. В следующую я уже стоял на ногах:

'Бежать, валить отсюда! Сейчас появятся они, и тогда...' – руки лихорадочно дёргали замок. Дверь со скрипом подалась, и я выпал наружу.

В какой-то миг мне опять почудилось, что всё по-прежнему: те, в камуфляже просто притихли и сейчас-то меня схомутают. Возьмут за шкварник, и...

Но – нет! Вокруг тот же лес – но с дорогой внизу! А вон и мои следы, и следы протектора! Нашего уазика! А будка за спиной – та самая, железная!!!

Вскочив, я припустил со всей дури. Запинаясь и падая, но вскакивая и работая ослабевшими ногами, как никогда. Позади не раздавалось ни звука.

Я бежал по лесу наслаждаясь ещё одним обстоятельством, придававшим духа. Нёсся изо всех сил, слушая самый великолепный в мире шум. Такой родной и близкий после пережитого. Означающий, что я в привычном мире, где нет линчеваний со стрельбой и всё по-прежнему. Гул оживлённого шоссе неподалёку.

И радость вновь слышать город заслоняла куда более насущные вопросы. К примеру, где моя бригада, хоть не прошло и часа. Так как в случае моей пропажи те обязаны были сидеть на месте, дожидаясь начальство и тех же ментов. И сорвать их отсюда могла ну очень веская причина. Приказ всё того же начальства, допустим, а то и кого круче. Ибо электрики своих – в беде не бросают, писано кровью и жизнями. Многими.

Вид вывалянного в грязи, белого как мел чувака в форме 'Горэнерго' наверняка отпугивал. И потому прошло несколько минут, прежде чем надо мной сжалилась старенькая 'десятка'.

Угрюмый мужик лет пятидесяти хмуро оглядел меня, бросив:

– Куда тебе?

– В город подкинь.

– Город здесь! – загоготал тот, дёрнув передачу.

Мужик был прав – лес находился хоть и на окраине, но в городской черте – первые многоэтажки торчали за вершинами деревьев.

– Ленина сто десять-бэ! – протараторил я.

– В 'Горэнерго'?

– Да!

– Пятьсот.

Учитывая даже состояние дважды воскресшего и чудом избежавшего пули с виселицей, внутри я припупел от суммы:

'За пятихатник можно лимузин вызвать, да с эскортом!..'

Но торговаться не стал, упав рядом и хлопнув дверью. Потому что мысль о лимузине окончательно вернула меня на землю. Заставив вспомнить про телефон в кармане.

Под лязг набирающего скорость хлама я торопливо обшаривал робу. Смарт отыскался во внутреннем, и я облегчённо выдохнул – эм-те-эс выглядел, как обычно. Безо всяких там 'два'.

Два долгих гудка.

– Слушаю.

Ни дежурной прибаутки, ни тебе привычного: 'Кремль на проводе'... Ни фирменного 'мля' на худой конец. Голос Василича звучал серьёзно и как-то подавлено, что ли?

Но над этим я не заморачивался. Рявкнул так, что водила вздрогнул:

– Василич!.. Какого...

Далее, как говорится, шла непереводимая комбинация слов. На русском.

Спокойно меня выслушав, тот ответил:

– А ты где сейчас, Сергей?

– Еду... – ответил я обалдевше.

– Куда?

– В контору. А ты ничего не хоч...

– А где ты едешь, Сергей?

– Скоро буду...

Я поглядел на экран. То, что говорило со мной – не могло зваться Василичем. Начиная с 'Сергея' и заканчивая литературной манерой речи. Которой бывалый электрик не страдал отродясь, особенно когда его обкладывали. Надпись, однако, не оставляла сомнений: 'Старый хрен'.

– Где, говоришь? – слышалось из динамика.

– У тебя всё в порядке, Деда? Чё с тобой? Вы куда свалили?!..

Короткие гудки. И тут же в ладонь отдало вибрацией. Незнакомый номер.

– Да?

Вызов сразу сбросили. Когда я перезвонил, женский голос вежливо проворковал:

– Номер не обслуживается.

В ступоре я откинулся на сиденье, не зная, что и думать. В душу вкрадчиво, извилистой змейкой стало вползать липкое чувство.

'Приеду в контору – всё выясню. – я постарался расслабиться. – Не страдай паранойей раньше времени!'

За окном мелькали городские кварталы. Водила прибавил магнитолу:

'Парень с зоны бежал, а за ним – мусора...' – разнеслось по салону. После чего колоритный бас доложил под музыку, как несчастный беглец повстречался с волком и тот не стал его трогать. Потому что также несчастен и одинок, как и вообще все волки. '...В небо взмыла ракета...' – хрипело из колонок.

– Совсем оборзели... – мужик неожиданно ругнулся, тормозя. Но не успел: перестраивающийся впереди Лексус опасно приблизился и через мгновение раздалось глухое 'бу-м-м-м'. Процарапав на серебристом боку японца полосу, десятка встала.

– Приехали... – водила выругался. – Платить-то будешь? – с надеждой спросил он.

– Держи! На восстановление тебе! – бросив сотню на панель, я вышел из машины. Хоть и легко мог бы организовать его клон на острове посланных. Далеко не единственный, судя по всему.

Высотка 'Горэнерго' торчала из-за домов и решив пройти две улицы пешком, я влился в толпу прохожих.

Спешащие пешеходы, серый город. Кому-то в нём есть дело до грязевика, топающего навстречу? Сколько таких сантехников, строителей, каких-нибудь отделочников и просто: рабочих в грязных спецовках попадается на пути? В лучшем случае мы брезгливо отстранимся, чтобы не запачкаться. В худшем – постараемся не заметить и потопаем по своим делам. Разве, какой-нибудь выпивший субъект в пятницу, залив своё горе прокричит что-то, тоскливо выплеснув одиночество. Но и тогда мы постараемся скорей пройти мимо: 'вечер на дворе. Мало ли, что в башке... Пьянь и быдло!'

Рабочие, тем временем, существуют в своём мире, приводя жизнь вокруг в порядок. Обособленном и чуждом большинству из нас. Обеспечивая бесперебойную подачу газа в квартиры, чинят канализацию, водопровод, свет... И даже новая детская площадка во дворе возникла не абы как, а руками тех же замарашек в грязных робах. Быстро сделавших своё дело и ушедших возводить другой объект.

А если такой работяга отмочит, что побывал в другом мире? Побывал и вернулся сквозь десять тысяч вольт? И только что, полчаса назад в него стреляли на поражение, собираясь повесить? Никому же нет до этого дела? В лучшем случае решим, что покурил что-то не то и брезгливо отвернёмся.

Раздвигая плечами прохожих, я спешил в контору. Две модно одетых студентки, шарахнувшись, пискнули что-то матерное. В другое время я ответил бы по полной, поставив соплячек на место. И плевать, что одна замочила ноги – смотри, куда прёшь! Но сейчас было не до них. Опустив голову, я мрачно и угрюмо шёл, не оглядываясь. Проигнорировав чей-то свист:

– Серёга?!..

Сзади меня догоняли. Плевать! Я продолжал путь, не оборачиваясь.

– Се-рый! Да стой же ты!!! – кто-то хлопнул по плечу. – Что у вас за хрень? С Василичем?

Передо мной стоял Борисыч. Коллега из соседней службы – той, что выписывает штрафы за хищения. Говоря проще – инспектор и фискал.

– А что такое? – я сделал круглые глаза. Исповедаться абы кому мне не хотелось. Тем более в эту минуту, да ещё и Борисычу.

– Да ты прикалываешься? Сотрудники в штатском у вас пасутся да менты... В отделе! Напарника твоего видал – вели под белы рученьки. Натворил чего? И знаешь... – тот перешёл на шёпот. – Там не только менты, я те грю.

– А кто? – механически спросил я.

Тот сделал страшные глаза:

– Фе-эс-бэ! Ждут кого-то или ловят. Маски шоу натуральные, ей-богу! В окна палят, не высовываются, все со стволами. В раздевалке вашей обыск, в кабинете документы вынимают... Не тебя часом ждут? – подмигнул он.

Оглядев робу в колючках, Борисыч подозрительно отстранился:

– А ты-то чё такой? В стогу ночевал?

– И давно? – спросил я.

– Минут пятнадцать как... Ты чё так побелел? – вмиг сделался серьёзным тот. – Натворил что? За тобой что ли?

Мир рухнул. Утром ещё сотрудник солидной конторы, лениво мечтающий перекантоваться до обеда да смыться домой, теперь... Теперь я стоял на оживлённой улице, не в силах принять новой реальности. Где тебя, Серёгу Карецкого сперва пытаются убить, затем ловят менты. И не только, они. В голове вертелся хоровод обрывков каких-то эмоций, мыслей...

– Хрена встал на дороге? – чьё-то плечо больно толкнуло меня, и я пришёл в себя.

Та же улица, тот же город. Только путь на работу мне сейчас – заказан. Если там, в том мире меня собирались повесить и палили в спину, то никакой гарантии, что здесь будет иначе – нет. Потому что не приезжают группы захвата после че-пе на предприятиях. Приезжает Ростехнадхор и в лучшем случае ленивый участковый. В том же, что ситуация напрямую связана с похождениями меня в другом мире, я не сомневался ничуть.

Борисыча уже не было – спина его торопливо семенила вдали. Причём, в сторону 'Горэнерго'.

Не раздумывая я свернул во двор, прибавляя шаг. Ничего подозрительного: бабка с коляской, трое собачников курят и смеются на погребах. Псины предоставлены сами себе – рычат от счастья и как могут бесятся в пёстрой куче мале. Когда я торопливо проходил мимо, то едва не присел от громкого окрика:

– Лежать!

Я остановился.

– Лежать, кому говорят!

Когда я готов был растянуться в луже, подобно тому дровосеку, сцепив руки на затылке, голос уточнил:

– Молодец, Красс. Красавец.

Телефон давно рвался наружу, вибрируя, как и моё сердце. Свернув за угол, я прибавил шагу ещё, оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха. Взгляд пробежал по вывескам очередного здания 'Пошивочное ателье', 'Ремонт обуви'... Задержавшись на 'Опорный пункт полиции'. Миновав неприятное место, я перешёл на полубег, торопливо доставая аппарат. Отвечать очередному неопределившемуся номеру я не стал, скинув вызов. А на ходу пролистав контакты, выбрал единственный, что мог прояснить хоть что-то.

Самсонов являлся школьным другом и помогал всегда – даром, что мент. Неуклюжий, толстый, умудрившийся дослужиться до майора растяпа был тем самым опером, который работал не за бабло а по совести. Такие ещё встречаются в нашем мире, и я знал точно: как в школе я защищал увальня от местного хулиганья, так и тот мне поможет сейчас, чем сможет. Без вариантов.

– Самсонов, колись! – задыхаясь, я летел по дворам, перепрыгивая клумбы и песочницы. – Какого лешего происходит?!

Голос на том конце помолчал, потом ментяра начал говорить:

– Молодец, что звонишь через мессенджер, так мне меньше шансов впухнуть. Теперь слушай сюда и не перебивай.

– Так я...

– Рот закрой и слушай. Прошла ориентировка на тебя высшего приоритета, как на особо опасного. Такая на маньяков или убийц-рецидивистов бывает. Вся полиция на ушах, да и не только. Не знаю, что ты натворил, но...

– Самсон, подожди!.. – я забежал в открытый подъезд, прижавшись в тамбуре. – Объясни мне, ты же можешь помочь...

– Мне больше не звони, сам понимаешь. И лучше приди, и сдайся сам.

Связь оборвалась.

Дверь в подъезд резко открылась, едва не придавив меня, и я встретился глазами с недовольной старушенцией в пёстром платке. Такие живут в каждом подъезде каждого дома нашей страны: про них написаны песни, ходит городской фольклор и вообще – те являются классикой жанра. Непонятно одно: то ли они вечны, эти старухи и владеют секретом бессмертия, подобно Агасферу. То ли рождаются сразу злобными бабулями. Минуя стадию детства и период становления. Потому что переходной фазы между женщиной и такой вот каргой не наблюдал, наверняка, ни один учёный. Тайна веков! Въедливо оглядев меня, та начала с полоборота:

– Ходют и ходют здесь! Бомжары, спасу от вас нет! Опять на батарею спать пришёл, нехристь?! – та замахнулась клюкой, надвигаясь на меня.

– Бабушка, да я так зашёл! – отступая, я упёрся спиной в стену. – Позвонить!

– Позвони-и-и-ить?! – та вылупилась на телефон. – У меня, ветерана труда пенсии не хватает, а ты с нашей батареи ещё и звонить станешь?! Вот я тебя сейчас!!!

Палка чувствительно ткнула меня под рёбра.

Быть избитым божим одуванчиком не входило в мои планы. И я, ловко прошмыгнув между ним и стеной, вновь оказался на улице. Встреча эта всё же принесла пользу, хотя как, пользу...

Отсоединив от постоянно уже вибрирующего телефона крышку, я безжалостно выдернул прямоугольник батареи. Заставив китайца умолкнуть на полуслове. Полувибре или полувызове, чёрт те знает, как правильно...

Затем, под крики из дверного проёма, торопливо направился туда, где меня ждали при любых обстоятельствах и конечно же не домой, куда путь был заказан. Благо тут совсем недалеко: несколько минут ходьбы.

– Щас милицию вызову! – доносилось мне вслед.

'Не стоит беспокоиться, бабушка. Вся давно уже на ушах...'

Борщ вышел на славу! Такой, какой он и любил: наваристый, да со свежей капустой, да ночь отстоявшийся в погребе... Ай-я! Хорошо!

Дососав мозговую косточку, полный мужчина неторопливо вытер салфеткой губы, с сожалением оглядев пустую тарелку. Хотелось, ой как хотелось да крикнуть, да приказать добавки, и та тотчас возникла бы на цветастой скатерти! Внесённая цветущей Алевтиной на подносе в парящей сытно фарфоровой супнице. Потом сразу накрошить зелени (самолично!), капнуть свежей горчицы с перебором в дымящую красноту и сладко, зажмурившись, прихлебнуть с шипением...

Нельзя, желудок пошаливает да и печень давно не та. Тарелка жирного блаженства в день – всё, что он мог себе позволить.

Мужчина закрыл глаза, не желая отпускать видение и помедлил ещё некоторое время. После, решившись, резко поднялся, громыхнув отодвинутым стулом. Позвонил в изящный колокольчик.

Алевтинка немедля влетела, суетливо озираясь вокруг. Молча бросилась к столу, сгребая посуду в поднос, гибко при этом выгнувшись. Румяное лицо её дышало такой юной свежестью, а округлость изгиба столь манила, что мужчина не сдержался. Проведя рукой вниз, подцепил край юбки, проникнув ладонью во влажный жар. Поднявшись чуть выше, с силой сжал прохладную упругость, и не дожидаясь ответа дёрнул брючный ремень.

Девка сладко прильнула к нему, выпустив посуду и распрямив стан. Повела плечами, и пёстрая вышиванка скатилась к поясу, обнажив высокую грудь с острыми сосками.

Ни громкие стоны Алевтины, ни распахнутая настежь дверь, за которой один раз мелькнуло бородатое лицо управляющего, его не волновали. Покряхтывая и сладко пыхтя, толстяк двигался всё быстрей, вжимаясь ладонями в податливое тело. Дойдя до пика тот клокотнул горлом и, схватив девку за волосы пригнул к полу, уронив на колени.

Через две минуты, наблюдая за собирающей посуду красавицей, он блаженно нежился в кресле. Всё вокруг его устраивало и соответствовало вкусу: и простой, кедровый потолок с резьбой по углам – совсем не сравнить с каким-то 'евроремонтом', пусть и самым изысканным. И вырезанная по личным чертежам мебель, тоже из кедра: грубая на первый взгляд, простая... Но именно то, что ему хотелось: крепкая и надёжная. Даже камин в углу соответствовал тайным пожеланиям: простецкий, с каменными медведями по углам. Медведей он вообще уважал и чтил – зверь не простой и лютый. И потому стены украшали головы трёх лично заваленных им косолапых, а ноги приятно ласкала раскинутая по полу шкура...

Алевтинка неосторожно брякнула тарелкой, и он перевёл взгляд на неё: красавица на загляденье! Среди всех дворовых она выделялась особой женственностью: точёное лицо, высокий лоб, стать не как у других. Добавить сюда пару шмоток из бутиков, да стервозности... Той самой, женской, что так кружит головы мужикам – выйдет породистая элитная сука. Жаль только, что читать не умеет даже... Родители её, он знал – из интеллигенции, тех ещё, что первопроходцы. И лишний раз убеждался, что генетика вовсе не лженаука. Совсем, не лже... Наблюдая за её суетливостью, тот решил нарушить молчание:

– Вытрись! – указал он на салфетки.

Та испуганно метнулась, неосторожно рассыпав всю стопку. Охнув, начала собирать упавшие, позабыв об испачканном лице. Ему это понравилось:

– Что тебе привезти? Когда снова буду?

Девка вздрогнула, зардевшись пунцовым и едва не выронив поднос. Удержав равновесие застыла посреди комнаты, подобно изваянию.

– Давай, давай, не стесняйся... – улыбнулся мужчина. – Что хочешь? Брошь? Помаду?

Неожиданно его осенило:

– А хочешь, духи привезу?

Идея с духами понравилась. Конечно, Алевтинка мылась в бане вчера, готовясь к его приходу вместе с другими девками, а запах свежего тела ни с чем не сравнится, но... Но он уже решил и даже знал, что именно выберет.

Девка между тем явно собиралась, но стеснялась что-то сказать.

– Барин... – наконец решилась та. – Можно просьбу?

– Давай.

– Я... Мы... Мне можно замуж? – выпалила та, зардевшись до невозможности.

– Замуж?..

Неожиданный поворот пришёлся ему не по вкусу. Улыбка махом сползла, превратив блаженное лицо его в строгое и совсем неприветливое.

– Да, барин, замуж! Антон Генрихович, кормилец вы наш! – та неожиданно рухнула на колени.

По лицу Алевтинки побежали обильные слёзы, и оттого он весь сразу сжался в своём кресле. Послеобеденный отдых стал теперь безнадёжно испорченным, превратившись в пшик.

На короткий миг ему почудилось, что речь о нём и что эта дворовая начнёт умолять сейчас его, Стамеева о браке. Но лишь на миг – такой дурой та, конечно же, не являлась. Брезгливо глядя на девку, тот уточнил:

– Кто жених?

– Иван, из лесорубов!

– Номер?

– Триста двадцать семь ха! – выпалила та с надеждой, перестав плакать.

Как он ни напрягал память, как ни старался – вспомнить такого не мог. Номер, как и профессия говорили лишь, что Иван тот трудился в бригаде по отвалу леса, относился к низшему уровню работников и ходил в холопах – буква 'ха' гласила именно о таком статусе. Формально отношения людей в усадьбе не запрещались и в брак мог вступать кто угодно и с кем, но на практике он, Стамеев давно ввёл порядок утверждения им лично. Так оно верней: и люди ближе, и он в курсе.

– Я подумаю. – сказал он. – А теперь пшла прочь!

Алевтинка сорвалась с места, засверкав пятками.

– Управляющего позови мне! – крикнул он вдогонку.

Через минуту высокий бородач тихо вошёл в комнату. Прикрыв дверь отбил поклон, как положено и в ожидании остановился:

– Доброго утра, барин!

– И тебе, Андрей. Всё видал? – Стамеев погрозил пальцем.

– Как можно, Антон Генрихович... – бородач снова поклонился.

Хитрые глазки, впрочем, говорили обратное. И хоть Стамеев отлично видел бороду того в процессе, зла на него не держал: управляющий слыл отличным распорядителем и держал усадьбу в узде. Не жалился с людом, не панибратствовал: когда требовалось нещадно наказывал и сёк, проще говоря – дело своё знал отлично.

– Ладно, смотри у меня, стервец... Рудник как?

– Трудимся, Антон Генрихович, добываем. Пять кило за неделю вынули.

– Записи с собой?

– Конечно, барин. – и Андрей уважительно положил тетрадь на стол.

Вникать в цифры Стамееву не хотелось, и потому он поднялся, застёгивая штаны.

– Серебро приготовил?

– А то... Рюкзак в сенях.

– Буду через неделю, чтоб накопал не меньше!

Застегнув ширинку, толстяк как раз собрался распорядиться об Алевтинке, но лай собак на улице отвлёк:

– Кого принесло? Узнай! – подойдя к окну, приказал он.

– Сейчас, барин...

– Рюкзак прибери! – кинул он вдогонку.

Шаги Андрея протопали по дому, послышалась возня в сенях, затем входная дверь хлопнула... Стамеев наблюдал, как фигура управляющего пробежала через двор, остановившись у ворот. Приоткрыл глазок, тот посмотрел наружу... После чего сразу кинулся подымать засов. Отсюда хорошо виделось, как Андрей старается и спешит, и значить сие могло одно: едут те, кто главней самого барина. И хозяина усадьбы этот факт почему-то совсем не порадовал. Выматерившись вволю, Антон Генрихович кинул взгляд в зеркало и поспешил во двор, изобразив на лице радушие доброго хозяина. Через ворота, распугивая домашнюю птицу, уже въезжал уаз с характерной эмблемой. Гневить же таких гостей не следовало ни разу.

– Здрав будь, Антон Генрихович!

Хмурый мужик в камуфляже, поставив ногу на колесо лениво игрался с ножом: подкидывая и ловя его за лезвие. В машине звучал шансон и время от времени из салона прорывался дружный хохот, но Стамеев намётанным глазом различил у одного из пассажиров торчащее дуло. АК-47 он мог опознать где угодно – годы в армии не пропьёшь. И факт сей добил окончательно: заявившись с дружинниками без предупреждения, начальник охраны губернатора явно что-то хотел. Ветеран Афгана и множества более мелких точек, офицер в отставке по кличке Батя просто так по усадьбам не мотался. Вопрос: что случилось?

– Приветствую дорогих гостей! – расплылся в улыбке хозяин. – Как Всеволод Арнольдович? Как сами живёте?

– Живём как-нибудь... – резким движением воткнув нож у ног, Батя выпрямился. – Подарок у нас тебе.

– Подарок?

– Он самый. Выгружайте! – рявкнул гость.

Боковая дверь открылась и из машины выбросили тело. Человек упал лицом вниз, но вопроса жив он, или мёртв даже не ставилось: на затылке того, в волосах со спёкшейся кровью, зияло пулевое отверстие. На спине измазанного бушлата белела крупная надпись: 'Стамеевка'.

– Твой? – носком сапога повернул Батя голову.

– М-мой, по всей видимости. Натворил чего? – Стамеев съёжился. – Я номера не вижу...

– Ща исправим. – бывший афганец с силой толкнул тело. Развернувшись, мертвец широко раскинул руки, и хозяин усадьбы вздрогнул: на бирке чёрным по белому было написано: 'СТ-237Х'. Тот самый, что называла Алевтинка. Стало быть, нет больше жениха?

Батя тем временем мягко и как-то по-кошачьи оказался рядом. Приблизив вплотную небритое лицо, прошептал в самое ухо:

– А знаешь, что случилось?

Стамеев не двигался, замерев. Если холоп провинился, зацепив чьи-то интересы, дело могло кончиться плохо. Эти ребята шутить не умели, и олигарх отлично это знал. Трясущимися губами он пробормотал:

– Н-нет.

– Через твой ход, Антон Генрихович, прошёл гость. Незарегистрированный.

Стамеев побелел.

Насладившись эффектом, Батя обошёл застывший соляной столб, зайдя с другой стороны. Всё так же вкрадчиво прошептав в противоположное уже ухо:

– И ушёл обратно. Тоже, через твой личный ход. Смекаешь, Антон Генрихович? Чем пахнет?

Стамеев не шевелился. Прекрасно понимая, куда тот клонит. Раскрытие кому-либо способа перемещения каралось смертью без каких-либо вариантов. Причём смертью как тайну раскрывшего, так и всех близких. В памяти жил и всегда будет жить случай, как сын бывшего соседа притащил сюда подружку. Просто побаловать красотами да поскакать на лошадях по отцовским угодьям. Сам он не видел, но говорили... Смерти, какую приняла вся родня, включая девчонку не пожелать самому лютому врагу. Имение же соседа просто сравняли с землёй, распродав всех людей. Он сам, Стамеев выкупил тогда по дешёвке немалую часть. А там, в привычном мире, семья якобы сгорела в пожаре вместе с городским особняком. И он лично присутствовал на похоронах, прикладывая платок к глазам и отлично зная, что гробы закапывают пустыми. Потому как настоящие могилы безвременно усопших находились здесь.

Удар по плечу вывел его из обморочного состояния:

– Да расслабься ты, Антон Генрихович. – Батя хохотнул, выдернув из земли нож. – Случайный то пассажир, не ссы. Его и ТАМ возьмут с минуты на минуту, а этот... – он указал на мертвеца, – Просто поговорил. Ты не при чём, мы знаем... – пряча лезвие в ножны, процедил сквозь зубы тот.