Текст книги "Вторая надежда или байки электрика (СИ)"

Автор книги: Станислав Смакотин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Смакотин Станислав Викторович
Вторая надежда или байки электрика

Тряска под пятой точкой усилилась – старенький уазик выкатил в лесополосу, и серая пелена пятиэтажек сменилась жёлто-зелёным месивом. Среди которого нет-нет, да и мелькнёт одинокий дачный домик с палисадником.

– Где-то там, за развилкой, налево повернёшь. – Василич перегнулся к водиле. Добавив по окончании непременное 'мля'.

След от грязной подошвы остался на моей штанине, и я молча отряхнулся: передняя, пассажирская дверь 'буханки' не работала никогда, потому бригаде оставался салон. Докричаться же до Макса под завывания движка являлось делом весьма проблематичным, и нам оставалось нырять вперёд, корректируя водителя. В данном случае навигатором служил напарник, так как маршрут к подстанции – вроде как знал.

Когда-то давно мне попадался рассказ, где фигурировал 'остров посланных на'. Суть проста: тебя посылают, а твоя копия немедленно там возникает. И сколько раз послали – столько на этом острове твоих клонов. Так вот: бесконечными Василичами тот клочок суши должен просто кишеть.

Брякнувшись на место, тот с тоской оглядел меня. Затем, почесав где-то в складках грязной робы, начал:

– Эх-х-х, Серёга... Нам бы понедельники взять и отменить, да?

Что последует дальше я представлял себе прекрасно, поскольку с Дедом катался уже давно. Сейчас он начнёт о будущей пенсии (до которой пять лет), затем перейдёт на отпуск (из которого вышел ровно месяц как) и закончит новогодними праздниками. До которых остаётся, к его великому сожалению, 'цельных два месяцу'.

Дед – одно из прозвищ, а ещё: 'Старый', 'Старый хрен' а иногда уж вовсе непечатные эпитеты. Которыми Василича, бывшего кабельщика и того ещё пройдоху, щедро награждал весь наш отдел. Впрочем, деда мужики любили, а он никогда не обижался. И если вечером из раздевалки слышалось 'да не пошёл-ка бы ты на...' – можно было не сомневаться: Василич с выезда уже вернулся и как раз разоблачается.

Я как в воду глядел: обложив первый день недели парой прилагательных, Дед перешёл к отгулянному отпуску:

– А в отпуску Серёга – благода-а-а-ать... – мечтательно закатил он глаза. – С утра просыпаешься и...

Что следовало за просыпанием Василича я не услышал, поскольку 'буханка' резко тормознула, встав колом.

– Приехали. – Макс уже скинул туфли, располагаясь горизонтально. – Разбудите, как закончите. – и его макушка скрылась за спинками кресел.

Сломанная дверь уазика приходилась водиле как нельзя кстати: вперёд никто не совался, а места вытянуться на седушках – хватало тому как раз. И сотрудники службы учёта электроэнергии, к которой прикреплена машина имели в связи с этим стойкое подозрение, что калитка повреждена неспроста. Однако доказать ничего не могли, да и не старались особо: дрыхнет водила – так на то он и водила. Его дело довезти, а работать – нам.

Покряхтев по поводу нынешней молодёжи, потуже запахнув мятый бушлат и для порядка ругнувшись, напарник немедленно предложил:

– Серёг, а давай ты счётчик смонтируешь, а я посплю? С Максом на пару? Так мля, Макс?

– Да пошёл ты, Василич... – и я спрыгнул в липкую грязь. Закинув на плечо моток кабеля. – Выгружай инструмент, я иду Те-Пе открывать.

– Каску одень... – донеслось в спину.

– Да пошёл ты, олень... – срифмовалось у меня невольно.

Но голову всё ж прикрыл – засекут тэбэшники, гуд бай премия.

Трансформаторная подстанция (она же те-пе, тепуха, тепешка и ещё много как) располагалась на пригорке. И пока я, взбираясь по скользкой, усыпанной листьями земле дополз до жёлтой будки, на острове посланных прибавилась минимум пара Максов. Причём, вместе с уазиками: в горку тот решил не лезть, предоставив удовольствие затаскивать инструмент наверх нам с Василичем.

Сооружение носило номер '020-Зе-2' – ярко нанесённая надпись сияла свежей краской на жёлтой стене. Никогда не обращали внимания на нумерацию таких будок? Как присваиваются названия, да и кем – всегда оставалось загадкой. Даже для нас, электриков их обслуживающих. Во всяком случае, сколько я не интересовался – внятного ответа получить не смог: нумеруем и нумеруем. Как сказали – так и пишем. Кто сказал и почему – дык начальство и распорядилось. Причём, на вопрос этот так отвечали все, включая само начальство. Наверняка существовал какой-то ГОСТ, но... Но я о нём не знал.

Первые числа ноября чреваты заморозками и пока я, отдалбливая примёрзшую дверь и матерясь на весь лес (какой электрик не матерится – ну-ка, покажите мне?) пытался справиться с замком, под бушлатом ощутимо помокрело. Скользкий ригель всё никак не цеплялся, за пазуху же стекало всё то, что таяло на крыше. Жить, а тем более монтировать в понедельничную рань общеподстанционный учёт у чёрта на куличках – не хотелось напрочь.

Тугая створка, наконец, со скрипом подалась и, едва не кувыркнувшись я оказался внутри.

Отряхивая рукава, огляделся:

Всё как обычно: узкий коридорчик, по бокам дверцы, так называемые, ячейки. Справа 'высокая сторона', где проходит десять тысяч вольт, слева низкая – та, что ноль четыре. Рутинная работа – установить в отключенной, не введённой в эксплуатацию новенькой подстанции счётчик, написать акт да смыться отсюда на хрен. Два часа от силы, да и то – если Василич соизволят шевелиться.

Что вряд ли, судя по ленивой перебранке у машины. До меня донеслось: '...Какого лешего' и '...я те, Макс, припомню...'. Сквозящее через слово 'мля' – как фирменный бренд Василича.

Дед с крепкого бодуна да и у самого, если честно, в голове шумит от вчерашнего. Работать придётся одному.

Спускаться обратно по грязи, помогать разгружаться Василичу – не хотелось, и потому закурив, я механически открыл несколько ячеек: первая, вторая... Когда дошёл до третьей, взгляд привлекла продублированная на задней стенке, за приводом рубильника цифра её номера. Тоже, три. Несколько раз я встречал подобное и никогда не задумывался – цифра да цифра. Зачем рисовать её там, когда всё пронумеровано снаружи? Так оно видней обслуге подстанций, их это вотчина. Мало ли...

Осветив 'тройку' фонариком я пригнулся: выполнена как обычно, трафаретом, ничего примечательного...

Бам.

– Вот же твою же мать! Же!!!..

Голове под вязаной шапкой стало значительно легче, а с языка сорвалось пару ласковых (прибавив меня родного на острове посланных): лезть в яму за каской не хотелось совсем! Делать, впрочем, было нечего и кряхтя я опустился на четвереньки. На плече всё ещё мешался моток провода, который я так и не успел сбросить.

Наверное, гудение могло насторожить меня раньше, когда я открывал саму будку. Так как подстанции без электричества не гудят. А правила ТБ я нарушил минимум несколько раз – начиная с того, что полез внутрь в одиночку и заканчивая сованием носа туда, где работать не собирался. Но...

Но услышал и вспомнил я слишком поздно. И если вам скажут, что перед смертью мимо глаз проносится жизнь – не верьте. Потому что кто умер – об этом не говорят. А кто нет – так то происходило не перед смертью и означает чушь. Полную.

Гул превратился в ярчайшую вспышку. Миллионы солнц сойдясь воедино рассыпались вдребезги, грохнув осколками в гигантские тамтамы. Отбив страшную дробь, замолкли и те. Последнее, что я ощутил – как невероятная сила притянула меня к оголённой части высоковольтного кабеля ячейки номер три. Оказавшейся под напряжением, как и вся подстанция.

После чего наступила пус-то-та.

Хорошо вот так поваляться дома, в кровати. До будильника ещё долго... Хотелось бы, во всяком случае, чтобы долго. Просыпаться неохота!

Я перевернулся на другой бок, подложив руку под голову.

И чего так неудобно? Нет, кровать у меня не самая лучшая, давно мечтаю купить новую. Эта вот – осталась от бабушки, наверное, меня ещё вполне могли на ней делать. Папа с мамой, допустим, когда в гости приезжали. К бабушке... То есть, тёще и маме, видимо.

Кровать, конечно, неудобная... Но ведь не железная же?!

Гудение вокруг. И я лежу.

В голове пронеслись события последних минут: вспышка, запоздалая мысль о высоком напряжении... После – провал в памяти. Я умер? Это рай?! Если в раю что-то гудит, значит, вряд ли это он. В том месте души праведников должны отдыхать от бренного, наслаждаясь тишиной и спокойствием. А гудение уже меня порядком напрягает, и это только самое начало. Отдохнёшь здесь...

Я осторожно приподнял ресницы, стараясь не шевелиться. Темно хоть глаз выколи!

Где-то читал, что боль от ожогов приходит с первыми движениями. Впрочем, только что ведь переворачивался и ничего?

Так, это точно не рай. Тогда что? Ад?! Ага, а гудят, очевидно, котлы со смолой – они там теперь, видите ли, электрические! Прогресс и в преисподней на месте не стоит – эвон как работают, котлы-то...

А ещё в аду вряд ли существует шум леса вокруг. С пением птичек и стуком топора. Хотя... Как посмотреть, что ещё за лес и что за птички. Да и кто там топором машет, что немаловажно. Если, конечно, то что слышится сквозь гудение – не бред. Значит, раз это не ад и не рай – я всё ещё в подстанции? Но чего так темно-то?!.

– Василич?.. – слабо позвал я.

Ничего.

Точно помню открытую дверь – света должно быть достаточно, однако темень. Но неполная и дует. Откуда? Ага, справа у пола окошко, вентиляция... Оттуда и тусклый свет. Хм...

Осторожно ощупав тело, я нашёл себя в привычной спецовке. Дыр, обугленных ран и прочей жуткой всякости – навскидку не наблюдалось. На полу рядом рука нащупала увесистый болт – механически я сунул его в карман, сам себе подивившись: 'Лежит при смерти, а материалы экономит... Идиот, не?..'

Неуверенно встав на четвереньки, я прополз несколько метров – светлые очертания четырёхугольника обмануть не могли, выход там.

Нащупав замок отодвинул щеколду, навалясь всем телом. Не поддаётся. Примёрзла? Это сколько я тут пролежал тогда? Сутки? Сам ведь отдалбливал только что?

– Василич, эй? Дед?!.

Поднявшись, я дал несколько мощных пинков железяке:

– На тебе, на... И ещё раз – на!!!..

Со страшным скрипом створка, дрогнув, пошла и в лицо ударила волна свежего ветра. Открывать глаза не хотелось (страшно), и я начал считать про себя, готовясь к худшему:

Три...

Тебя убило электричеством, по-другому и быть не могло – десять киловольт не шутка! Точней, верная смерть. Всё, что ты увидишь сейчас, Серёга, преддверие загробного мира.

Два...

Однако, тело я ощущал, с осязанием, обонянием и чёрт те чем ещё – всё в порядке. Как, кстати, и с надетой робой. Вроде. В чистилище что, тоже в спецодежде попадают? Слышу также отлично – топор и птички никуда не делись! Значит, выжил?!

Один...

Стоять с закрытыми глазами как минимум глупо, а открывать всё равно придётся! Так что сделай это прямо сейчас!

Есть.

Вокруг лес. Тот же, осенний. Над головой серое ноябрьское небо, затянутое низкими облаками. Постанция и я в ней стоим всё на том же пригорке, однако... Однако. Однако!!! Ёперный театр, мать его!!! Где я?!

Ни следов моего подъёма в гору, ни зелёной 'буханки' с Василичем и Максом... Ни даже самой дороги внизу, по которой мы приехали – я не увидел! Их просто не существовало в принципе. Повсюду, сколько хватало взгляда, желтел ровный, нетронутый ковёр из листьев. Уходящий прямиком в лес.

Я спрыгнул, ошалело осматриваясь. И только сейчас, оказавшись вне будки, уловил взглядом ещё одно невероятное изменение. Точнее, оно само бросилось в глаза, вопя о себе на весь мой обалдевший мозг. Подстанция!!! Подстанция стала красной и кирпичной! Да и номер...

Удивлённо обходя сооружение, я остановился у таблички. Провёл рукой по холодной гладкой поверхности, оставив на конденсате небольшой мазок. После, сглотнув, поднял голову и вновь вчитался в цифры. Белым на ярко-красной поверхности, выполненная трафаретом, сверху зияла надпись: 'Тэ Пэ ноль двадцать-Зе'. Куда пропала двойка?!

Здание будки выглядело старым и ветхим – таких не строят с полвека как. А если и встречаются где, то редко и на грани вывода. Из эксплуатации.

Приехали.

Достав сигарету, я опустился на корточки. Механически прикурил, глубоко затянувшись. После стал тщательно изучать поверхность зажигалки, вертя её и так, и эдак.

Гладкая! Ровный цилиндрик корпуса, отлично подогнанное колёсико. Никогда не задумывался над этим, но наверняка их изготовлением занимается целая индустрия! Это же надо: колёсико отлить в миллионных количествах, железячку, его крепящую – изготовить. Кнопочка опять же – пластмассовая, с пружинкой... И их тоже надо создать и скрепить!

Сделав ещё затяжку, я продолжил изучение:

А наклейка? Ты представь: дизайнер рисует, начальство утверждает (или не утверждает) текст, потом макет со всякими надписями. Споры, крики, лишения премий... Семейные драмы, можно сказать. А на выходе – такая вот простенькая с виду зажигалка. Ничем не примечательная на первый взгляд. Сколько же народу задействовано, чтобы она к тебе попала!

Ещё затяжка.

– А сколько народу должно быть задействовано, прости что вмешиваюсь...

Внутренний голос, всё это время робко стучавшийся в размышления, наконец, прорвался.

... – Сколько народу, ещё раз прости, необходимо, чтобы: переделать подстанцию и сравнять целую дорогу? Замаскировав всё так, что комар носа не подточит, а?! А главное: сколько на это ушло бы времени и вообще: на фига и кому это надо делать?!..

Ответа я не знал.

Спасительная мысль пронзила мозг, заставив подскочить тело:

'Телефон!'

Трясущиеся руки охлопали карманы. На месте! Включить... Работает!

Последним вызовом стоял номер Василича и не раздумывая я надавил его пальцем. Ну же!

'Проверьте параметры сети...'

Да чтоб тебя! Какого лешего? Есть же связь, вот шкала...

С удивлением я поднёс смартфон ближе. На первый взгляд всё в норме: на экране присутствовало привычное название оператора, однако...

Однако напротив аббревиатуры МТС стояла едва приметная цифра 'два'. Эмтээс два?

Что за чудеса... Никогда о таком не слыхивал!

Спокойно. Коли есть МТС, должны найтись и другие? А ну-ка... Несколько движений пальцем по экрану тут же доказали обратное: китайская техника не желала более признавать никого. Но такого ведь не может быть, верно?

Лесная прохлада понемногу вползала под одежду, и несмотря зимнюю спецовку по коже поползли первые мурашки. Отчаявшись вразумить гаджет, я несколько раз подпрыгнул, размахивая руками.

'Тук-к-к...' – уловило ухо.

Не дыша я замер. Это я так приземлился? Или, нет?

'Тук-к-к-к...' – донеслось вновь из лесу.

Раззява! Я ведь пока валялся слышал, как топор стучал! И всё это время он тоже стучал, причём не так далеко, судя по звуку!

Ища его источник, я обошёл будку, напряжённо прислушиваясь, пока не поймал примерное направление.

Где валят лес – там люди. Значит, и нам туда!

Дорога здесь всё же имелась. Совсем с другой стороны и едва видимая. Я с трудом различил уходящую в глубь сосен заросшую колею. Орудовали топором именно там.

'Действительно, раз здесь тэпуха, то не по болтам ведь её собирали? Явно привезли на чём-то да поставили. – размышлял я, шлёпая в лес. – Только вот колеёй этой... Крайний раз при Володе Ясно-Солнышко пользовались...' – высохшая трава приходилась выше колен, и я с трудом выдёргивал боты из хлюпающей жижи.

Ноги безнадёжно промокли в первые же секунды и сейчас я мечтал об одном: разуться и выяснив того, кто меня разыграл таким образом, крепко начистить тому... Пусть будет морду. Хоть в мыслях моих и звучал совсем иной термин. Так вот босиком и начистить. То самое.

С каждым шагом приближаясь к невидимому дровосеку я напрягался всё больше. Помимо кирпичной подстанции, единственного оператора и исчезнувшей дороги заметилось ещё кое-что. И 'кое-что' это совсем не успокоило.

Городская окраина лежала в паре километров, а шоссе так и вообще: метрах в трёхстах. Гул машин на таком расстоянии должен фоном звучать, а здесь – девственная тишина. Как в глубокой тайге.

'Тук-к-к-к... Тук-к-к-к-к...' – раздавалось всё ближе.

'Где ж ты, мил человек? – вертел я головой. – Покажись уже!'

Внезапный скрип вынудил ноги остановиться, а тело навострить слух. Последовавший за ним шелест, переходящий в шум заставил меня бодро рвануть назад, не оглядываясь даже на всосанный жижей бот. И я так и шлёпал: одна ступня босая, вторая в промокшем ботинке. Страшно неудобно, надо сказать! Однако, выбора не оставалось. Поскольку прямиком сюда, отделившись от остальных, стала резко наклоняться здоровенная сосна.

'Мать твою... – задыхаясь, чертыхался я. – Только вынеси, не подведи!!!..'

Шаг. Ещё шаг. Время остановилось, предоставив мне возможность размышлять. Но бег мой – отнюдь не ускорив.

Спиной отлично ощущалось, как могучее дерево набирает скорость, подчиняясь гравитации.

Ещё шаг! Ещё один!!! Не успею...

Отчётливая мысль о переломе позвоночника (что как минимум) пришла первой. Второй (и как всегда запоздалой) подоспела другая, тоже верная. О том, что сваливать следовало не от сосны, а ей поперёк, то есть в лес. Поздно!!!

Два очень медленных шага...

Нее-е-е-ет!.. Не сейчас...

Удар позади почувствовался всем телом, отдав в ноги и особенно в ту, что необута.

Переводя дух я обернулся, мечтая увидеть автора произведения, что называется, воочию. И хоть отлично понимал, что виноват сам и никто иной, отказать себе в удовольствии просто не смог:

– ...!!! – многоступенчато разнеслось на весь лес.

– ...! – вернуло мне эхо.

От опушки уже торопился человек. И надо сказать...

Под ложечкой неприятно засосало, а тело непроизвольно развернулось обратно. Мгновенно!

Убегать снова – не хотелось совсем. Но когда к тебе несётся здоровенный детина с топором... Лежащим на плече в косую сажень!..

Я со всех сил, не размышляя, рванул назад. Так, как не бегал, пожалуй, ни разу! Если вам не приходилось сматываться в лесу от чувака с топором, просто поверьте: босая нога помехой не является. Ничуть! Точку опоры ищет – не хуже обутой!!! Красная будка маячила вдали, и я молился успеть к ней первым. Там можно закрыться изнутри!

'Хык... Хык... Хык!..' – часто вырывалось из груди.

'Шлеп... Хлюп... Шлёп!!!..' – вторило снизу.

Вариант, что лесоруб может настигнуть – не рассматривался. Даже в мыслях! Как крайне неприятный!!!

– ...о-о-ойте!!!.. Простии-и-и-ите!!! – шлепки за спиной приближались.

Не снижая скорости, я обернулся. Парень, словно вездеход, мощно топал следом, рассекая траву и разбрызгивая воду. Ручищей крепко сжимая топорище с широким лезвием.

Лучшее, что я смог проорать в ответ, это:

– Топор брось!!!..

Вертеть башкой совсем не стоило. А убегать в двух ботинках – всё же удобней, здесь я наврал. В следующую секунду ступня в носке предательски заскользила, и проехав по траве копчиком я застыл на пятой точке. Прибыли...

– Простите, пожалуйста... – дошлёпав до меня, шаги остановились. – Я вас не видел!

Копчик болезненно ныл, перебивая оледеневшую пятку. Представляя над собой секиру в замахе, я всё же нашёлся:

– Сам кто будешь?

– Иван. Дровосеки мы. – пробасили шаги, чуть потоптавшись. – Со Стамеевки. Давайте я вам помогу. Простите ещё раз...

– Сам щас встану.

Поняв, что убивать меня не станут, я немного расслабился. Сразу стало стыдно за произошедшее – действительно, мужик помочь бежал, извинялся, а ты как заяц от него... Драпанул. И чо, что с топором? Работают люди, лес валят. Китай ведь надо кому-то кормить? А виноватый вежливый голос вызвал стойкое желание взглянуть на такую невидаль. Поскольку у людей рабочих специальностей чувство такта – нонсенс, заявляю знаючи. Другой на его месте так обложил бы, что мама не горюй. Напрягало одно: ни о какой такой 'Стамеевке' в окрестностях я слыхом не слыхивал. Хоть и прожил в Томске все свои тридцать лет.

С трудом поднявшись, я повернулся к Ивану.

Передо мной, виновато улыбаясь, стоял габаритный мужик в синей спецовке. Наподобие моей робы, со светоотражателями. Ноги в высоких болотниках, руки в хебэ перчатках... Работяга, видно, как и я. Топор, кстати, бросил, о чём ему оралось – и на том спасибо!

Необычно смотрелась лишь длинная, густая борода, как принято у староверов. Да и то – как необычно... Хочет – носит, страна у нас свободная.

– Ай-ай-ай... – глядя на босую ногу, бородач закачал головой. – Потеряли пока бежали? Укажите, где? Можно захворать, нынче морозит!

В другой ситуации я решил бы, что меня разыгрывают. Но вопрос звучал настолько естественно, что я удивлённо поднял руку:

– Там остался.

Через секунду подошвы сапог засверкали по дороге. Чуть свернув, Иван подобрал в траве инструмент, и вскоре от сосны послышались методичные удары.

Я же усиленно переваривал новую информацию. И фиг с его гипервежливостью и речью! Как и с непонятной услужливостью – сейчас меня волновали вопросы поважней. Утверждая, что он с некой 'Стамеевки', тот, похоже, не шутил. На спине бушлата Ивана, точь-в-точь как на моей, красовалась белая надпись: 'Стамеевка'.

Беда заключалась в том, что моя гласила 'Горэнерго', чем определяла принадлежность к известной конторе. Часто встречались также водоканальцы и газовики. Но вот 'Стамеевцы'?

Пока я хромал к сваленной сосне, на ум пришла единственная ассоциация: принадлежащая местному олигарху Стамееву городская сеть магазинов 'Стамеевъ'. С 'ять' на конце. Торговавшая сырами на пальмовом масле, порошковой молочкой и прочей дешёвой гадостью. Однако сеть ту мы обслуживали, и подобных роб там – я не встречал ни разу.

Добредя до места, я уселся на шершавый ствол, начав растирать ступню – окоченевшие пальцы напрочь утратили чувствительность. Вторая нога тоже промокла, но до неё ещё следовало добраться.

Молча наблюдая за торчащей кверху задницей да прислушиваясь к хрусту, я невольно улыбнулся: Иван старался на славу, прорубив в ветвях солидный колодец и нырнув в него по пояс, головой вниз.

Продолжая массировать ногу, я начал осматриваться: у свежего пня брошен рюкзачок вроде походного. Наверняка, с едой. Дорога, а точнее просека уходила за поворот. Ни техники, ни кого-либо ещё поблизости – не наблюдалось. На чём лесоруб прибыл и как повезёт добытое – оставалось загадкой. Как и то, зачем он, собственно, валит лес по старинке? Когда в помощь его профессии давным-давно придуман такой гаджет, как бензопила.

– Слушай, а ты где тачку бросил? – пальцы понемногу отходили, и я перешёл к осмотру ступни на повреждения.

Хруст немедленно прекратился.

– Тачку?

– Пешком, что ли, сюда пришёл? – одна заноза всё-таки нашлась, и я как раз мужественно готовился приступить к её ликвидации.

Ноги скрылись в ветвях и через минуту на их месте появилась бородатая голова.

– Отчего пешком, привезли.

– Один трудишься?

– Один.

Поймав край, я осторожно потянул. Приятное чувство разлилось по ноге – вышла!

– Ну, волков бояться – в лес не ходить? – довольно подмигнул я.

Почему-то ответной улыбки не последовало. Протянув ботинок (вот же молодец!) тот, помедлив, совершенно спокойно ответил:

– Волков в округе много нынче, да. Недавно дядю Петю схавали. Костушек не собрать.

Я как раз завязывал бантик, собираясь спросить, как выйти в город. И поперхнулся, позабыв ясельный способ шнуровки.

Оставив шнурки как есть, я медленно выпрямился, стараясь не делать резких движений. Внимательно поглядел на Ивана.

Тот сохранял серьёзность, молча отряхивая куртку.

– Ну... Раз волки-то, ты не топором ведь от них отмахиваться будешь? – с трудом растянул я улыбку.

Всё ещё теплилась надежда, что он просто шутит. Не смешно, неудачно, но – бывают такие экземпляры, встречал. Ляпнут как в воду пукнут, и считают себя... Гениями юмора типа. Сейчас вот и этот – заржёт и мне придётся типа улыбаться. Типа оценил.

– Топором не отбиться от стаи... – пожал он плечами. – Вверх лезть да ждать, пока приедут.

– Кто, говоришь, приедет-то?

Поднявшись на ноги, я медленно увеличивал пространство между нами. Не сводя с сумасшедшего глаз.

– Известно кто – барина люди. Со Стамеевки!

Нога моя аккуратно перешагнула поваленный ствол. За ней другая. Теперь нас с психом разделяло дерево, да и обувь на месте – бежать станет легче. Стараясь не дёргаться, я медленно отступал. Только сейчас заметив на его груди светлую бирку. Зрение у меня отличное, потому номер 'СТ-327Х' я прочёл без труда.

'Беглый? Вопрос только: беглый псих, или зе-ка? Психи вроде без номеров должны, хотя я не спец...'

– А барином там Стамеев, разумеется? – уточнил я, намечая глазом маршрут.

– А как же. – и дровосек низко поклонился. – Антон Генрихович, будь он здоров!

При последних словах я вздрогнул. Право подписи в магазинах 'Стамеевъ' имел исключительно собственник, доверенности никому не давая. И десятки раз я лично вручал акты на счётчики низенькому толстячку с неприятными замашками и лысиной. Звали хозяина торговой сети – Антон Генрихович.

Решив не бесить психа, я кивнул головой из солидарности – будь он тоже здрав, мол. Хоть Стамеева и не переносил на дух.

– А ваша деревня как зовётся? – Иван, казалось, вёл себя совершенно естественно. Указывая пальцем на меня, по-простецки добавил: – Никогда не встречал такого порядка букв.

Я ничему уже не удивлялся. Псих в робе с номерами, который не умеет читать, считая, что живёт в деревне, где дядю Петю сожрали волки, обглодав до 'костушек' а барином сидит олигарх Стамеев... Мать-мать-мать! С какого отделения ты сбёг-то? Для совсем ку-ку?! Почему-то именно 'костушки' добили меня окончательно.

Не желая более испытывать судьбу (а с ней и миролюбие болезного), меня срочно осенило:

– Слушай!.. А я там в подстанции... Кой-чё забыл! Щас найду вот, и...

Развернувшись, я деловито зашагал обратно. Будь у меня вместо ушей вмонтированы локаторы, оба смотрели бы в единственную точку. Напряжённо застыв.

– Про деревню-то не сказали... Губернаторские, что-ль?..

Звучало по-детски обиженно. Не зло, не грубо, без тени агрессии. Словно покладистому ребёнку не досталось мороженого, а он-то так рассчитывал!

– С Горэнерго мы... – не сдержался я, продолжая топать. – Местного.

– Не слыхал о такой!

Ответ совсем не удивил. Как и некие 'губернаторские'. Решив покинуть мутного дровосека как можно скорей, я уверенно рассекал жухлую траву. Удивлённый возглас заставил-таки обернуться:

– Ого-го! Не ваши едут?

Взобравшись на поваленный ствол, Иван смотрел в другую сторону. Приложив ладонь козырьком и даже встав на цыпочки. До ушей донесся далёкий, но знакомый звук и я облегчённо выдохнул. А с души будто камень сняли:

'Ну, наконец-то! Вернулись, собаки? Ща я вам...'

Представив, что скажу Василичу (если вообще буду что-то говорить), и как потом доберусь до Макса я остановился, разминая кулаки. Розыгрыши-розыгрышами, но всему есть предел. И оставив в бессознанке меня непонятно где – парни далеко переступили черту. Настолько далеко, что...

Напряжённо застыв, я слушал звук приближающегося мотора. Отличить движок продукции родины Ильича я смогу где угодно, включая марсианскую пустошь. И в принадлежности не сомневался ничуть.

'Настолько далеко зашли мои парни, что... – как и Иван, я поднялся на цыпочки, отчаянно щурясь. – Что не могли они так со мной и уаз не наш! Два уаза...'.

Сквозь деревья мелькнула 'буханка'. Следом ещё одна. Водилы явно спешили, выжимая максимум – завывания двигателей спугнули целый пернатый выводок. Толстая птица, вспорхнув неподалёку, с недовольным квохтаньем пролетела над самой головой. Хлопая крыльями и отчаянно ругаясь, быстро скрылась из глаз. Удивляться встреченному у города глухарю мне было некогда. Совсем некогда.

Наверняка в этом лесу водились и зайцы. Раз свободно порхали глухари, а волки ели дядей Петь, причём до самых 'костушек'... Как необходимые звенья пищевой цепи – готов поспорить даже, что водились. И скорей всего, в великом множестве.

Так вот: у зайцев, если представители их вида могли наблюдать сейчас поляну... Откуда-нибудь из схронов... У зайцев должно возникнуть чувство зависти к конкуренту в беге!

Рванув со всех ног в третий раз (и это за последние полчаса!!!), я отчаянно молился об одном: исчезнуть отсюда навсегда. Сейчас! Вчера!!!...

Потому что из дверей тормознувших 'буханок' посыпались спортивного вида парни в камуфляже. У первых двух (дальше я не смотрел) в руках находились штуки, до боли напоминающие АК-47.

Заседание затягивалось. Сильно, затягивалось. И Всеволоду Арнольдовичу давно уже скучалось: с тоской наблюдая старающихся докладчиков, чиновник с трудом сохранял подобающее выражение лица. Добавив последнюю рожку к чёртику и заштриховав её, он насладился рисунком: чёрт вышел на славу! С поросячьим рыльцем, наглой улыбкой и вообще: весь из себя классический, традиционный во всех отношениях, демонёнок. Как сию минуту выскочивший из глубин ада. Привычку рисовать чертей он приобрёл ещё в студенческие годы на скучных лекциях и оставался верен ей всю свою жизнь.

Вздохнув, несостоявшийся художник перелистнул блокнот, проведя золотым пером бессмысленную линию. Добавил к ней ещё одну... Два штриха не рождали продолжения, и мужчина в дорогом костюме поднял голову, всматриваясь в зал.

Очередной представитель какого-то департамента, отчаянно краснея, возник где-то у входа. Явно волнуясь, прошёл к трибунке с гербом. Трясущимися руками разложил бумаги, поправив галстук. Затем неуверенно начал:

– Уважаемые депутаты, господин губернатор! Позвольте мне...

Дальше можно было не слушать: рутинные цифры, рутинные показатели. И потеющая напротив лысина, произносящая их следующие пять минут. Лысина тоже, надо сказать, рутинная. Как и всё это давным-давно опостылевшее заседание областного правительства. На которое он, Всеволод Арнольдович должен был являться каждое утро понедельника. По долгу службы.

С трибунки меж тем раздавалось:

– ...Вышли на показатели прошлого года. В планах до конца нынешнего достроить и ввести в эксплуатацию...

Оглядев новичка и не припомнив такого, он повернулся к помощнику. Так как, зарисовавшись, прослушал фамилию:

– С какого департамента?

– Энергетики, Всеволод Арнольдович. – подобострастно выгнулся тот. – Замглавы Иваненков.

– Новенький?

– Месяц в должности.

– Кем назначен?

– Вы утвердили, Всеволод Арнольдович... – помощник сжался.

– А почему не начальник говорит? – наливаясь красным, перешёл чиновник с шёпота на вполголоса. Оглядывая заспанные лица членов правительства по очереди. В свою очередь, заставляя каждого из них утыкать взгляд в бумаги.

Мысль о том, что кто-то может прогуливать Думу, вызвала вспышку ярости. Отдав в виски тупой болью. В то время как он, губернатор, сидит тут? В понедельник. Утром!

– Я уточню, Всеволод Арнольдович... – и референт тихо прошелестел к выходу.

Человечек у кафедры сжался, спиной чуя неладное. И затараторил ещё шибче:

– ...Запущена в срок новая котельная в Ясинском районе, готовятся ко вводу...

'Цок-цок-цок...'

Справа раздалось знакомое постукивание каблучков, и глава региона немного расслабился.