Текст книги "Третий апостол"

Автор книги: Станислав Гагарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Хотя это довольно странно, но, видимо, такое ему явно не приходило в голову, – сказал Конобеев. – В противном случае, не сомневаюсь, что Старцев предпринял бы со своей стороны какие-то действия. Вообще, в его поведении много непрофессионального. Он раскрылся перед Маркертом, назвав себя Апостолом и сообщив пароль, потом узнает от Магды Брук об апостольской фигурке в руке жертвы. Прямая аналогия, но Старцев, как говорится, и ухом не ведет. Странно…

– Тут возможны два допущения, – медленно, как бы раздумывая, произнес Александр Николаевич. – Во-первых, Апостол утратил за годы вынужденного бездействия профессиональные навыки. Сбил, что называется, руку… Во-вторых, он был убежден, видимо, в нашей профессиональной непригодности, отказывал нам в необходимой для расследования такого сложного дела компетентности. Не принимал нас всерьез, одним словом.

– Конечно… – согласился Леденев. – Видимо, так оно и было. Нам еще многое предстоит выяснить у Старцева. Пока Апостол не очень-то склонен к откровенности. Так вот о деле. Как человек энергичного склада, не любящий сидеть сложа руки, Старцев попытался направить нас в нужную ему сторону, сбивая к трем отречениям Петра. Кроме того, он соответствующим образом упорно склонял нас к мысли о том, что это заурядное уголовное преступление, связанное с попыткой ограбления дома Маркерта. Это может засвидетельствовать и Прохор Кузьмич, который не раз беседовал с доцентом.

– Свидетельствую, – улыбнулся Конобеев.

– Более того, – продолжал Юрий Алексеевич, – меня насторожили слова Старцева, произнесенные им в конце нашего разговора. Старцев заговорил о неких ценностях, которые мог искать неизвестный грабитель в доме Маркерта. Тогда я, конечно, еще и предполагать не мог, что ночным гостем, забравшимся через окно в кабинет профессора, был он сам. Но если бы я условно поставил в том уравнении на место «икса» Старцева, то и здесь сошлось, ибо Магда Брук ни единым словом не обмолвилась Старцеву о ночном посещении. На этот раз были приняты все предосторожности. Добавлю, что странными мне показались и его настойчивые попытки выяснить исподволь, охраняем ли мы дом Маркерта. Это была третья ошибка Старцева, допущенная им в разговоре со мною. Но, повторяю, дальше этих моих довольно-таки беспочвенных и основанных на эмоциях и интуиции домыслов дело пока не шло. Необходимо было подкрепить это фактами. Вскоре мне стало известно, что Старцев любит играть в волейбол. По моей просьбе на площадку отправился Федор Гаврилович, которого Старцев не знал в лицо. Выбрав один из следов обутого в кеды Старцева, который тот оставил на земле рядом с площадкой, Кравченко сделал гипсовый слепок. Этот слепок совпал со следом, оставленным в саду Маркерта неизвестным злоумышленником. Тогда я решил доложить обо всем Александру Николаевичу.

– Мог бы и пораньше поделиться, – проворчал Жуков.

– У меня ведь тогда ничего материального не было за душой, – возразил, улыбаясь, Юрий Алексеевич. – Вы бы первый упрекнули меня в отрыве от реальности. А так… Словом, задача возникла такая: добывать и добывать новые факты, продолжая отработку и других версий. Находка Арвида Карловича, я говорю о плане-чертеже тайника, позволила нам разработать операцию по проверке наших предположений. Раз Старцев охотится за таинственным планом, значит, надо его подсунуть ему. Но предварительно следовало собрать дополнительные сведения в Луцисе. К тому времени у меня была уже фотография Старцева. Едва услыхав от Андерсона о «московском историке», я показал ему эту фотографию в ряду других, и Рудольф Оттович легко его опознал. Да и изображение фоторобота совпало… Можно было начинать передачу бумаг профессора Маркерта на кафедру. Но по приезде мы узнали про анонимку Синицкой. Я решил показать онемевшей и парализованной женщине фотографию Старцева. Врачи не возражали против этого. Более того, они считали, что если подобный эксперимент вызовет у больной некую сильную реакцию, это может встряхнуть организм, вернуть психику Синицкой в исходное положение.

– По принципу: чем ушибся, тем и лечись, – заметил доктор Франичек.

– Вот именно. Примерно так и получилось. Синицкая пришла в страшное волнение. Она мычала, закрывала то и дело и открывала глаза. Видно было, как мучительно хочется ей произнести какие-то слова… Ужасное зрелище, доложу я вам… Картина не для слабонервных. И врачи оказались правы. Фотография Старцева оказала на больную определенное воздействие. К ней вернулась, правда, на короткое время, способность как-то двигать правой рукой. Синицкая зашевелила пальцами. Бумага и карандаш были заготовлены загодя. С трудом держа карандаш в руке, Синицкая едва написала на листке бумаги два слова: «Юрис… Апостол…» И все… Новый приступ волнения охватил больную. Она мычала все сильнее, силясь заговорить. Потом потеряла сознание. Ничего больше добиться от нее пока не удалось.

– И это уже немало, – сказал начальник управления. – Синицкая напрямую связала Старцева с Черным Юрисом и словом «Апостол».

– Конечно, – согласился Леденев. – Ведь до того мы не могли утверждать, что Старцев имел какое-то отношение к Черному Юрису и носил кличку Апостол. Но можно было догадаться, что между убийством Маркерта, айзсарговцем Малхом Ауринем, которого встретил Андерсон, Черным Юрисом и Старцевым есть связь. Вы уже знаете о нашем первоначальном плане: подбросить Старцеву-Апостолу план тайника, где хранилась касса Черного Юриса и его архив. Как выяснилось впоследствии, в форте номер пять находились и витражи из кафедрального собора. Их украли гитлеровцы, только вот не сумели вывезти, поручив Черному Юрису надежно укрыть бесценные произведения искусства. Правда, витражи эти были безжалостно расстреляны из шмайссера. Автомат с пустым магазином валялся рядом со скелетом неизвестного человека.

– Как жаль, что витражи безвозвратно утрачены! – сказал Вацлав Матисович. – Но если стрелял этот неизвестный, то судьба его наказала. Основание черепа скелета проломлено… Его убили.

– Да, сейчас мы пытаемся установить, кем был этот человек, – сказал Леденев. – По его черепу воссоздается прижизненный облик убитого. Так вот… Когда вдруг стало известно о покушении на Арнольда Закса, от первоначального плана мы отказались. Впрочем, об остальном вы осведомлены так же, как и я.

– Значит, Юрий Алексеевич, исход дела решила ваша интуиция, усиленная логикой? – спросил Александр Николаевич. – Внешне как будто просто, товарищи, а вместе с тем… Вот мы твердим постоянно: факты, факты и одни только факты… А к ним необходимо и еще некое чувство.

– Шестое чувство, – добавил Конобеев.

– Детективное, – не удержался Кравченко и подмигнул Арвиду. В этом деле именно Арвид пережил звездные минуты, и Федор ничуть не завидовал ему, радовался за товарища.

– Наверно, именно так, если хотите, – ответил Юрий Алексеевич. – Какое-то особое наитие у следователя, конечно же, существует, и это вовсе не выдумано сочинителями детективных историй. Главное в том, чтобы уметь направлять это чувство в необходимую сторону. Не изгонять из сознания, когда оно вдруг появится, но и не полагаться на интуицию безоглядно, подбирая только угодные для нее факты. Одним словом, не сотвори себе кумира… И, разумеется, диалектический метод. Без него никуда. Догматизм в любой человеческой деятельности ведет в тупик.

Помолчали, размышляя над словами Леденева, осмысливая их.

– Тут мы говорили о непрофессиональном поведении Старцева, – сказал Конобеев. – Все это так, он, действительно, как отметил Александр Николаевич, сбил себе руку… Но дело еще тут и в диалектике преступления. Ведь преступление всегда совершается в реально существующем материальном мире и не может оказаться вовсе бесследным. Даже если преступник не оставил никаких следов на месте преступления, само преступление оставляет собственные следы в памяти преступника. Оно управляет независимо от его воли психикой преступника, воздействует на поведение. Каинова печать, наложенная на преступившего закон, состоит в том, что тот никогда не сможет забыть о содеянном…

– Хотите знать, что было еще? – улыбнулся Леденев. – В Луцисе, вернее, в пригородном районе, мы с Арвидом Карловичем разыскали бывшего бандпособника Эдмундаса Слуцкиса. Его хутор служил явочным пристанищем для верных братьев. В материалах его бывшего дела нет никаких упоминаний об Апостоле. Но мы увеличили фотографию Старцева, снятого в конце сороковых годов, нашли ее в личном деле студента, уже в архиве, и показали в ряду других Слуцкису. Бывший, так сказать, укрыватель бандитов узнал в молодом Старцеве человека, который прибыл к нему с условным знаком и жил несколько дней до тех пор, пока не пришли за ним люди Черного Юриса. Конечно, прошло едва ли не четверть века с тех пор, Эдмундас Слуцкие мог ошибиться, но и эта зацепочка нам пригодилась…

Низкий, рокочущий звук возник вдруг в кабинете. Все переглянулись.

– Москва, – сказал Жуков и взял трубку аппарата, стоявшего отдельно от других.

– Слушает Жуков, – сказал начальник управления.

Разговор продолжался недолго. Когда он закончился, Александр Николаевич потер лоб, проговорил, будто в раздумье:

– Не знаю… Радоваться или огорчаться. Василий Пименович сейчас звонил… Ждите, говорит, поощрений. Сам выезжает из Москвы в Западноморск. Готовьтесь встречать высокого гостя.

III

Прошло около месяца после трагических событий, разыгравшихся у маяка Старый Штелманис. Окрепший уже Арнольд Закс провожал в океан друга.

День выдался отменным, будто по заказу моряков с тунцеловной базы «Звездный луч», уходящей сегодня на промысел в Экваториальную Атлантику. Родные и близкие рыбаков, их друзья заполнили причал. У его стенки высилась громада современного белоснежного судна.

– Прелесть корабль, не правда ли? – сказал Геннадий Тумалевич капитану РБ-28.

Они стояли на причале, куда спустились, хорошо, по-доброму, как и полагается на проводах друга в море, посидев за чашкой чая в каюте начальника радиостанции. Предотходных хлопот у Тумалевича почти не было. Геннадий обо всем позаботился заранее, пока судно снаряжалось в порту на промысел. Да и то сказать, судно-то ведь новое… Оборудование в порядке и запасных комплектов к нему предостаточно пока. Так что заботы придут со временем.

Пограничные власти еще не появились на причале. Да и вообще в экипаже говорили, что границу морякам «Звездного луча» будут открывать в Приморске, после того как тунцеловная база пройдет Морской канал. Это все потому, что в порту намечен митинг по поводу выхода западноморских тунцеловов в Атлантику. Все-таки первый рейс подобного гиганта, выход его в океан даже для Западноморска, рыбацкого города, событие…

Находились сейчас здесь, рядом с моряками, и Зоя с Верой Гусевой, теперь уже носящей фамилию мужа. Они говорили друг с другом о чем-то своем, женском. А мужчины только вздыхали, каждый по своему поводу, и обменивались отрывочными фразами-замечаниями о стоящем перед ними судне, о промысле, о всяких других вещах, связанных с их профессией, и разговор этот мог бы до конца быть понятен лишь посвященным.

– Раз, два, три, четыре, пять… Даю настройку, даю настройку! Пять, четыре, три, два, один! – послышалось над причалом.

– Сейчас начнут митинг, – сказал Тумалевич. – Вот и динамики подключили…

– Какое большое судно! – сказала Зоя. – Целый город… Как ему, такому огромному, за рыбой-то в океане гоняться…

Тумалевич улыбнулся, Арнольд хмыкнул. Он подумал, что надо почаще брать Зою с собою в порт… Совсем непросвещенная она у него по рыбацкой части. А с другой стороны – чем меньше знает она об их труде, тем спокойнее будет за него, когда и ему доведется уйти в океан, за Большой Рыбой.

– А мы и не будем на ней гоняться, на главной-то коробке, – пояснил начальник рации. – Вон, Зоя, посмотрите… Видите на борту суденышки? Их по четыре с каждого борта. Это вполне самостоятельные рыбаки. Вот они и будут ловить рыбу, тунца, которого из-за отменного вкуса называют «морской курицей». В океан мы этих малышей доставим на себе. Потом опустим в воду и станут они промышлять рыбу, доставляя ее к нам на борт для переработки. А уж сам «Звездный луч» начнет тут же делать консервы и всякие рыбные деликатесы.

– А чем будут они ловить рыбу, эти малыши?

На этот раз вопрос задала Вера. Вообще-то она немножко знала о тунцеловном промысле, Геннадий ей все уши прожужжал о новом судне. Но вопрос этот она задала для Зои, и Тумалевич, который хотел было сначала упрекнуть Веру, мол, сколько можно рассказывать, понял это и стал обстоятельно все разъяснять.

– На каждом из промышляющих судов стоит барабан с длинным тросом, – сказал он. – На тросе крючки, на крючках – наживка, ее насадят уже в океане, перед тем как вытравить трос за борт. Малыш идет себе потихоньку и травит перемет с крючками, до ста километров, бывает, вытравливает… Потом начинает выбирать трос, а на крючках висят попавшиеся на приманку двух или трехметровые тунцы. Вот и вся механика.

– Солидная механика, – промолвила, покачав головой, Зоя.

Люди на причале вдруг засуетились… Они стали сбиваться к сооруженной трибуне, куда поднималось уже рыбацкое и городское начальство.

Начальство пожелало рыбакам удачных уловов, спокойного океана и традиционных семи футов под килем. Выступил капитан-директор «Звездного луча», пообещал, как водится, что доверие «звездники» оправдают. Еще двое от тунцеловной базы выступали. Один товарищ от машинного отделения, другой от матросов-добытчиков… На этом с речами было покончено, и грянул духовой оркестр.

Под музыку на причале и отваливал «Звездный луч» от стенки. Отдали швартовы: прижимные, продольные, шпринги… Два буксира вывели тунцеловную базу на фарватер канала. Тут бы кораблю и погудеть на прощанье, но сейчас гудки такие в портах отменены… На мостике «Звездного луча» скомандовали «Малый вперед!». Потом перешли на «средний», быстрее по каналу идти нельзя… Белый корпус тунцеловной базы скрылся за излучиной. Люди на причале расходились, чтобы приняться за собственные дела. Они будут жить дальше, жить на берегу, но прежними не останутся, потому как рядом с ними теперь всегда будет стоять Ожидание…

IV

– Подробный доклад с изложением процесса и результатов расследования я уже составил, Василий Пименович, – сказал Леденев. – К вечеру его отпечатают на машинке…

– Доклад докладом… Это хорошо, что ты уже все подготовил, Юрий Алексеевич. Только я надеюсь, что не откажешься и рассказать мне обо всем сам, что произошло в Западноморске, что установило расследование… И как ты шел к изобличению преступника. Собственными ушами услышать – это совсем другое дело. Так что ты, Юрий Алексеевич, уважь начальство и расскажи обо всем, не опуская подробностей.

– Конечно, в докладе обо всем не напишешь, – сказал Леденев. – И я готов… С чего начинать?

– Со Старцева, – предложил Бирюков. – С того, что вам удалось узнать о нем.

– Хорошо, – согласился Юрий Алексеевич. – Как показал он сам, признав себя виновным в убийстве профессора Маркерта, Старцев – это, разумеется, не его фамилия. В действительности, Апостол сын известного бундовца Семена Рывкина и двоюродной племянницы Тютюнника, одного из главарей украинской контрреволюции.

– Ничего себе альянс, – буркнул Василий Пименович. – Как его настоящее имя?

– Апостола звали Георгий Семенович Рывкин. Он родился в 1921 году в Варшаве, где отец его активно сотрудничал с Народным Союзом Защиты Родины и Свободы, который возглавлял Борис Савинков.

– Интересная метаморфоза у этого Бунда, – заметил Бирюков. – От сотрудничества с Лениным к сотрудничеству с Савинковым…

– Какое там сотрудничество с Лениным! – возразил Юрий Алексеевич. – Бундовцы, правда, входили в РСДРП, как автономная партия, именовавшая себя «Союзом еврейских рабочих Польши, Литвы и России», но бундовцы эти только и делали там, что спорили с большевиками в пользу меньшевиков, отстаивали для себя исключительные права, все больше и больше скатывались на позиции сионизма. Собственно говоря, они с ним никогда не порывали. Недаром вождь сионистов называл Бунд одним из их крыльев.

В декабре 1917 года согласно решениям собственного Восьмого съезда Бундовцы вообще стали на платформу борьбы с Советской властью. Правая часть партии, к которой примыкал и Семен Рывкин, эмигрировала и составила заграничное антисоветское ядро во главе с лидерами Бунда Абрамовичем и Айзенштадтом. Тогда Семен Рывкин и столкнулся с эсэрами, с савинковским Союзом. После захвата Савинкова чекистами и суда над ним в России отец Апостола перебрался в Соединенные Штаты Америки и стал работать в Международном сионистском центре.

– Обычное дело для бундовца, – сказал Бирюков. – Когда II-й съезд РСДРП отверг в 1903 году притязания Бунда на его исключительное право представлять весь еврейский народ, бундовцы демонстративно вышли из партии и сомкнулись с сионистским течением Поалей Цион.

– Тем временем, будущий Апостол подрастал, учился в школе, отец воспитывал его в соответствующем духе, – продолжал Леденев, – и вот уже Георгий Рывкин студент Гарвардского университета. Еще в колледже его завербовали в качестве агента-осведомителя Федерального бюро расследований, а когда началась Вторая мировая война, и американцы создали Управление стратегических служб во главе с Уильямом Донованом, Георгия Рывкина, как агента, имеющего российское происхождение и знающего в совершенстве русский язык, передали в новую разведывательную организацию, которая впоследствии превратится в ЦРУ.

– В университете его готовили для Востока? – спросил Бирюков.

– Да… По настоянию шефов Рывкин выбрал и соответствующий факультет – богословский. Он должен был стать миссионером в Китае или в стране, представляющей интерес для Японии, главной соперницы Штатов на Тихом океане. Поэтому Апостол и изучал в Гарварде буддизм с конфуцианством, получая приличную стипендию из специальных фондов. Когда он поступал на первый курс философского факультета Западноморского университета, то уже имел ученую степень магистра богословия.

– Но как он оказался у нас? Шефы Апостола очень резко изменили его судьбу, – заметил Василий Пименович.

– Это произошло в связи с новой расстановкой сил в Европе и Азии после 1945 года, – объяснил Юрий Алексеевич. – Агент, если так можно выразиться, «апостольского» класса был нужнее для заокеанской разведки именно у нас, в России.

Поначалу там рассчитывали, что за основу внедрения, легализации в нашей стране Рывкина-Старцева можно взять тот факт, что профессор Маркерт женился на Валентине Кострицкой, двоюродной сестре бостонского архиерея Павла Кострицкого, отца Валаама в пострижении. Рассчитывали, что Борис Янович примет участие в судьбе человека, получившего богословское образование, явившегося к нему с письмом от бывшего однокашника и родственника.

– Знал ли Кострицкий, кого он посылает к нам? – заметил Бирюков.

– Старцев говорит, что Валаам не был осведомлен о его задании. Но это ничего не значит. Правда, Кострицкий всегда занимал по отношению к Советскому Союзу более или менее лояльную позицию, и все равно уточнить его роль в этой истории не мешает. Оказавшись в России, Апостол-Рывкин понял, что необходимо более надежное прикрытие. И тогда Черный Юрис вывел его на Валентина Старцева, о котором бандиту было известно, что он собирается в Луцис к профессору Маркерту с намерением продолжать учебу после демобилизации из рядов Красной Армии.

О собственных планах подлинный Старцев делился с товарищами по работе, а среди них был человек Юриса Вилкманиса, штурмбанфюрера. Он, Черный Юрис, и предложил Рывкину более надежный путь внедрения, дал явку к давнишнему агенту Локису, гробовщику и могильщику из Луциса. Вдвоем они перехватили Валентина Старцева, ликвидировали его и захватили документы. Затем Апостол убрал и помогавшего ему Локиса…

– По закону джунглей, – сказал Бирюков.

– Тут еще одно обстоятельство, – заметил Юрий Алексеевич. – Хозяева Рывкина знали, что германская служба безопасности в Прибалтике поручила штурмбанфюреру Вилкманису вывезти архив на территорию рейха. Но Черный Юрис не сумел этого сделать, и архив секретной службы остался здесь. К этим документам у шефов мнимого Старцева был особый интерес.

Там хранились личные дела агентов гестапо в Прибалтике и в первую очередь их письменные обязательства сотрудничать с зихерхайтдинст. А также сведения о тех лицах, которые прямо или косвенно помогали и верным братьям, и другим бандформированиям. Совершенно неважно, оказал ты эту помощь, услуги добровольно или под дулом автомата… Накормил бандитов, показал им дорогу, вынес ведро воды, отдал поросенка – значит, угодил в этот список, который позволял бы шантажировать тебя или твоих детей и через десять, и через двадцать лет.

– Такие списки – сущий клад для иностранной разведки, – сказал Василий Пименович.

– Еще бы! – воскликнул Леденев. – Потому-то и «Старцев», и его хозяева шли на все, чтобы заполучить их. Рывкин связался с Черным Юрисом. Он даже находился в бункере в то время, когда бандит вербовал профессора Маркерта, захваченного вместе с беременной женой. Маркерт и не подозревал, что разговор с Черным Юрисом слушает за перегородкой Апостол, будущий его ученик и преемник.

Припертый к стене профессор Маркерт дал подписку о сотрудничестве с Черным Юрисом. Этот документ мы изъяли у «Старцева». Его передал ему главарь верных братьев. Но помощи от профессора Маркерта не дождались ни Черный Юрис, ни Апостол. Банда верных братьев была разгромлена внутренними войсками. Ушел только Малх Ауринь, скелет его мы нашли в тайнике форта номер пять…

– Правильно сделали, что тут же переслали нам череп этого скелета, – сказал Бирюков. – По предварительным итогам эксперты, создавшие по черепу скульптурный портрет на основе метода Герасимова, отождествили его с фотографиями Малха Ауриня.

– Череп был проломлен, – проговорил Юрий Алексеевич, – орудие убийства, ломик, валялось рядом. Можно предположить, что его отправил на тот свет сам Маркерт. Но профессор мертв. Теперь об этом можно только догадываться.

– Я долго размышлял о судьбе профессора Маркерта, – проговорил Бирюков. – Странная пестрая биография… И такой трагический конец. Впрочем, Борис Янович стал жертвой собственной непоследовательности. Я допускаю, что он вынужден был подписать обязательство сотрудничать с Черным Юрисом, желая спасти жену и будущего ребенка, но почему же, вырвавшись из лап верных братьев, Маркерт не пришел в органы государственной безопасности?..

– Трудные были тогда времена, Василий Пименович, – вздохнул Леденев. – Профессор Маркерт справедливо мог полагать, что ему не поверят.

– Трудные времена, – хмыкнул, сдвинув брови, Бирюков. – Про них я не хуже тебя знаю… И все-таки Маркерт преступил долг. Мало того, что он дал, как я предполагаю, Малху Ауриню возможность уничтожить бесценные витражи из Западноморска, а потом убил его, избавляясь от свидетеля собственного пребывания в лагере лесных бандитов.

Ведь Маркерт никому не сказал об архиве гестапо, о тайнике с награбленными ценностями, скрыл, что к нему может пожаловать Апостол. А когда тот на самом деле появился, поздно было что-либо исправлять… И нет у меня оправдания для профессора Маркерта. Струсив однажды, он положил начало целому ряду обстоятельств, которые и породили это каверзное и трагическое дело…

– Конечно, – согласно кивнул Леденев. – Предупреди он в свое время соответствующие органы, что ждет по приказу Черного Юриса некоего человека, профессор Маркерт позволил бы проверить личность мнимого Старцева. Его могли уже тогда вывести, что называется, на чистую воду.

– Совершенно справедливо, – сказал Василий Пименович. – Крепко зацепившись в Западноморске, глубоко осев здесь, «Старцев»-Апостол продолжал работать на хозяев, занимаясь политическим шпионажем. Он систематически информировал заокеанский Центр о духовном состоянии различных слоев нашего общества, о реакции населения на международные и внутренние события. В наши дни такой шпионаж в великой цене, дорогой Юрий Алексеевич. Но я уже перехватил, кажется, у тебя роль докладчика. Продолжай рассказ.

– Когда банду Черного Юриса ликвидировали, у «Старцева» отпали заботы об архиве, – сказал Юрий Алексеевич. – Апостол был убежден, что архив попал в руки чекистов. Ему оставалось выполнить вторую половину задания: внедриться, натурализоваться… Что он, как мы знаем, и сделал и, надо признать, весьма успешно.

До поры до времени хозяева не трогали «Старцева», берегли его до особого случая. Он сам утверждает, что не выполнил ни одного задания за все эти годы. Это если не считать постоянной информации, которая носила характер политического шпионажа, о котором вы говорили, но особых трудностей сбор и пересылка ее на Запад для Апостола не составляли.

Другими заданиями «Старцева» не беспокоили. А политический шпионаж доцент не считает преступлением… Раз в год, на рождество, он получал невинную поздравительную открытку от университетского друга. На самом деле, таким образом давали знать о том, что хозяева «Старцева» не забывают об агенте. Сообщали ему о той сумме в банке, которая постоянно увеличивалась: Георгию Рывкину все эти годы платили жалованье, как штатному сотруднику ЦРУ. И вот пришел его черед выступить в качестве агента-боевика. «Старцеву» сообщили, что архив Черного Юриса цел и хранится в тайнике, где-то в районе Луциса. Ему предлагалось любыми путями добыть архив и переправить за кордон.

Дополнительно Старцева извещали, что эта операция завершает его пребывание в Советском Союзе. Апостол сможет выехать вместе со специальным «грузом» на Запад, где его ждет солидное вознаграждение, пост профессора Гарвардского университета и солидный счет в банке. Ценности из кассы верных братьев рассматривались как личный трофей «Старцева». Хозяев Апостола интересовали в первую очередь документы.

– Да, тут было над чем задуматься, – проговорил Василий Пименович.

– И «Старцев» задумался, – подхватил Леднев. – Он поехал в Луцис и стал искать там следы архива, выдавая себя за «московского историка». Он знал об обязательстве, которое дал профессор Маркерт Черному Юрису. Но «Старцеву» не была известна связь между Маркертом и разыскиваемым тайником. До тех пор, пока Апостол не увидел план-чертеж форта номер пять, «Князь Отто фон Бисмарк», в бумагах профессора.

– Как это произошло? – спросил Бирюков.

– По версии «Старцева», они работали вдвоем в кабинете Бориса Яновича. Профессор попросил его освободить от папок с бумагами один из ящиков книжного шкафа. Там Апостол увидел этот план. Он развернул листок и прочитал слово «Малх». Оно было знакомо «Старцеву»… И тут Борис Янович вдруг выхватил листок из рук заместителя. Затем он извинился за горячность, что-то пробурчал неразборчивое и спрятал чертеж в ящик письменного стола. Потому «Старцев» и искал его там, когда забрался ночью в опечатанный кабинет.

Апостолу стало ясно, что Маркерт знает гораздо больше, чем ему представлялось. Надписи на латинском языке, хотя он видел их мельком, подсказали доценту, что тот на верном пути; это ключ к поискам тайника с кассой и архивом верных братьев.

«Старцев» решает действовать. Он уезжает в командировку незадолго до концерта, на который должны пойти обитатели дома Маркерта. Апостол делает это с целью обеспечить себе хоть какое-то алиби, на всякий случай, и провести разговор с Борисом Яновичем в то время, когда в доме никого не будет. Перед концертом он, изменив голос, позвонил Маркерту, проговорил, что с ним говорит Апостол и назвал пароль.

– Пароль? – спросил Василий Пименович.

– Да, условную фразу, которую передал Маркерту для связи с Апостолом Черный Юрис. «Старцев» сказал: «Ныне узнал я, что Господь велик паче всех богов». Это из книги Исход, глава восемнадцатая, стих одиннадцатый. И добавил, что хочет увидеть профессора сейчас. Тогда Борис Янович и сослался на сердечное недомогание, отправил свояченицу и дочь в кафедральный собор, а сам остался дома. Конечно, он был потрясен этим звонком… Ведь так давно все происходило. Профессор Маркерт находился в уверенности, что о его обязательстве, которое он дал Черному Юрису, чтобы спасти жизнь жены и будущего ребенка, не знает ни одна душа на свете.

– Но еще больше, должно быть, его потрясло превращение любимого ученика и близкого человека в Апостола, – задумчиво проговорил Василий Пименович. – Пожалуй, это было серьезным ударом для старика.

– И причиной его смерти, – сказал Леденев. – Когда он узнал, кем оказался «Старцев», то потерял самообладание и осторожность, пренебрег инстинктом самосохранения. Как показывает «Старцев», Борис Янович наотрез отказался вести с ним переговоры о Черном Юрисе, Малхе и тайнике. Более того, Маркерт сказал, что немедленно сообщит о «Старцеве»-Апостоле властям.

– Поздно он спохватился, – вздохнул Бирюков. – Раньше это надо было сделать, гораздо раньше…

– Он, видимо, – продолжал Леденев, – так бы и сделал, как говорил, хотя «Старцев» предъявил компрометирующие профессора Маркерта документы. Но доцент просчитался. Теперь Борис Янович не боялся за жизнь близких, а собственной он, видимо, не дорожил. Ему было наплевать и на армейский кольт тридцать восьмого калибра, подаренный в свое время «Старцеву» главарем верных братьев и сейчас появившийся у доцента в руке. Презирая угрозы, Борис Янович взялся за телефонную трубку. И тогда его ученик и преемник, прикрыв ствол пистолета плащом, висевшим на его левой руке, дважды выстрелил в упрямого старика, который теперь предпочел смерть компромиссу. Вот так все и было.

Они помолчали.

– Ну, расскажи теперь, как же ты вышел первоначально на «Старцева»? Ведь доцент никаких следов не оставил…

– В какой-то степени тут нам Борис Янович помог, указанием на апостола Петра. Этот его намек породил кучу версий, заставил нас всех засесть за Священное писание, и в конце концов вместе с другими разработками и соображениями навел и на единственно правильное решение.

Когда Юрий Алексеевич закончил рассказ о том, как зародилось у него подозрение против Старцева и как он подкреплял его фактами и доказательствами, Бирюков спросил:

– Ну, а если бы Арнольд Закс не нашел портфель с плащом и пистолетом или «Старцев»-Апостол поточнее бы стрелял в него, то как бы ты действовал в таком случае, Юрий Алексеевич?

– Находка Арнольда Закса и его чудесное воскресение из мертвых, конечно же, счастливые случайности, Василий Пименович, хотя и в действиях этого рыбака тоже, наверное, есть какая-то логика. Пусть раньше Арнольд Закс, подвергся однажды уголовному наказанию, но его внутренняя сущность оказалась здоровой. В этом как раз и сила наша, что мы опираемся в работе на честных людей, всегда готовых прийти нам на помощь.