Текст книги "Сталинские соколы. Возмездие с небес"

Автор книги: Станислав Сапрыкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Три месяца я провалялся по госпиталям, пока решался вопрос дальнейшей пригодности, но все же, благодаря собственной настойчивости не был комиссован и в конце апреля получил направление на Восточный фронт во Вторую Группу 54-й Истребительной Эскадры. Выбор части был не случайным. Группа переучилась на ФВ-190А и готовилась к летней кампании в качестве истребителей-бомбардировщиков. «Убийца – Сорокопут», отличавшийся от Мессершмитта еще и усиленной броней, защищавшей маслорадиатор и двигатель бронекольцами спереди и кабину пилота двойной броней сзади, развивал скорость свыше шестисот километров в час и имел хорошую дальность полета. Он также был более простым при взлете и посадке, взлетал фактически сам, не имея тенденций к развороту, но был и более инертным в пилотировании.

В мае большую часть 54-й Эскадры перебросили на хорошо оборудованные аэродромы орловского аэроузла, Вторую Группу, возглавляемую гауптманом Генрихом Юнгом, оставили на северном участке фронта, впрочем, в случае оперативной необходимости нас могли перевести в Орел в любой момент.

На фронте была передышка, затянувшаяся на несколько месяцев, но мы знали, что летом сражения возобновятся. В районе Курска Вермахт попытается перехватить частично утраченную инициативу, и мы – Люфтваффе – как яркие представители силы германского оружия вместе с танками и пехотой будем на острие этого клина, а Группы нашей Эскадры будут рокироваться и перебрасываться на самые ответственные участки от Калинина до Орла.

В июне, переучившись на ФВ-190А, я попал в Орел, а 4 июля в 14.00 совершил первый боевой вылет в составе нового подразделения. На фоне общего затишья силам авиации отдали приказ бомбить первую и вторую линии советской обороны. Нашей эскадрилье, взлетевшей по тревоге, поручили уничтожить русские танки, замеченные близко к линии фронта северо-восточнее Белгорода. Наш налет должен был поддержать наступление передовых частей, занимающих исходное положение для атаки русской полосы обороны. Подвесив под фюзеляжи «Сорокопутов» двухсотпятидесятикилограммовые бомбы, под прикрытием двух пар своей эскадрильи идем в неизвестность. Лететь долго, поэтому в связи с дефицитом пикировщиков на задание отправили «Сорокопуты». Моя груженая птичка ведет себя лучшим образом, а вот я не очень. Последнее ранение сказалось на ухудшении объемного зрения, теперь я все вижу только перед собой, а вот периферия, особенно с правой стороны, страдает. Мир стал более плоским, поэтому в то время, когда эскадрилья разошлась для атаки, я не только не нашел русские танки, но и умудрился потерять свое звено. Сделав несколько безуспешных попыток найти цель, я вернулся домой. Потери оставленной мной эскадрильи составили один разбившийся самолет.

Поздно вечером личному составу Эскадры огласили обращение фюрера о готовящемся мощном ударе по советам этой ночью, в котором авиации отводилась особая роль. Будем расширять выступ от Орла на юг. Помпезность заявлений напоминает июнь сорок первого, только ставки стали выше, «охота» не увенчалась успехом, «зверь» взбешен и опасен, и теперь непонятно, кто на кого охотится.

Ночью все началось. По доступным нам сведениям русские попытались опередить наше наступление контрартподготовкой и авиационными налетами на аэродромы Белгорода и Харькова, окончившимися полным провалом, у нас было спокойно, если не считать доносившуюся до аэродрома с юга канонаду.

Проснулись в три часа ночи по Берлинскому времени, здесь это уже утро, позавтракали и собрались в штабе эскадрильи. Получив задание прикрыть обширный участок фронта в районе южнее Орла, поспешили к самолетам. Техсостав, похожий на курортников, заканчивает обслуживание наших птичек в одних трусах.

В 7.15 по местному времени сидим в самолетах с запущенными моторами, получаем команду «на взлет». Руководитель полетов сообщает о замеченных на подлете русских истребителях. Несколько красных, прорвавшись сквозь зенитный огонь, оказались над аэродромом в момент нашего взлета, «иваны» действуют все более самоуверенно. Я увидел, как один из наших самолетов загорелся, летчику удалось покинуть машину, которую вскоре потушили. Мне кажется, что русский заходит прямо на меня, спешу взлететь, так я скоро стану персонажем анекдотов про неудачников. «Иван» садится мне на хвост, пытаюсь маневрировать, неужели конец! Внезапно противник отстает.

В наборе высоты теряю звено и выхожу в район охоты самостоятельно.

Степь между позициями сторон, изрытая кратерами от снарядов и бомб, напоминает «лунный пейзаж», над холмами и траншеями стелется черный дым. С высоты полтора километра виден участок фронта, на котором идет вперед батальон наших танков, а советская пехота отстреливается из окопов.

Русская авиация атакуют небольшими силами. группа истребителей ведет разведку боем в полосе нашего главного удара. Фокке-Вульфы «Зеленого сердца» набросились сверху, как хищные птицы, но я опять не вижу противника и теряю своих. Метаться по небу неприкаянным нет никакого смысла, и я возвращаюсь на аэродром в Орел.

Через некоторое время возвращается эскадрилья. Товарищи заявляют о пяти победах, не считая двух сбитых русских истребителей над аэродромом, у нас потерь нет, разве что поврежденный на земле в момент внезапной атаки ФВ-190. Кстати, не все на войне одобряют это возвышенное обращение – «товарищ», предпочитая более фамильярное – «приятель».

Все произошедшее наводит меня на тревожные мысли. В технике пилотирования «Сорокопута» я уверен, а вот в зрении – нет, какой из меня теперь истребитель!

Эскадрилья сегодня сделала еще по одному вылету на завоевание господства в воздухе, я сижу на земле. Нас кормят двойным обедом, но есть не хочется, жарко, сейчас бы холодного пива. Вместо пива нам дают бублики по два на брата. От жары я перешел на диету, съел около килограмма яблок, на ужин повар обещает пончики. Вечером техники пополняют боезапас самолетов, мой цел, и «Сорокопут» готов к завтрашнему бою, готов ли я?

6 июля в 8 часов 30 минут взлетаю в составе группы на прикрытие автодорог в районе Орла по направлению на Брянск, откуда подтягивается наше снабжение. Задание можно считать второстепенным, так как русские вряд ли зайдут так далеко, и все же в воздух поднимаются все боеспособные самолеты 54-й Эскадры, находящиеся в районе Орловского аэроузла. Каждая эскадрилья имеет свое задание. После взлета вижу в небе столько самолетов, сколько не видел ни в одном вылете за всю войну. На юго-востоке идет бой. Русские штурмовики атакуют наши танки, мы бросаемся на Ил-2. Пока мои коллеги сбивают врага, я стараюсь действовать по медицинскому принципу. «не навреди».

С подошедшими русскими истребителями «Грюнхерц» справилась без особых проблем, потери противника огромны. только самолетами Второй Группы сбито до шести русских, а вся Эскадра записала на свой счет четырнадцать побед, потеряв четыре «Фоке Вульфа». Пятый я разбиваю при посадке.

Меня отзывают обратно на север в расположение основных сил 2-й Группы, но 7 июля я попал в приключение, благодаря которому смог доказать, что еще чего-то стою как летчик. Готовясь к отлету, я находился на аэродроме среди дежурной эскадрильи. Мы сидели в импровизированной курилке на краю аэродрома и играли в покер. По условиям, проигравший должен был организовать к ужину необычный стол – редкое блюдо и выпивку. Игра закончилась, и проигравший Ханс Хаппач отправился в город купить или раздобыть для нашей компании обещанное. Мы предупредили приятеля, что в Орле не осталось приличных ресторанов, и он должен был проявить настоящую фантазию, отдавая карточный долг.

Когда Хаппач ускользнул с аэродрома, поступил сигнал о замеченных русских бомбардировщиках. Нужно было выручать товарища, и я прыгнул в самолет Ханса. Солнце еще припекало, когда в 15.00 мы поднялись на прикрытие сил в районе Орла.

Поднявшись в воздух на два с половиной километра, мы обнаружили большую группу бомбардировщиков, идущих на позиции наших войск в районе Понырей. Часть «Сорокопутов» попыталась связать боем истребители прикрытия, а мы, не раздумывая, бросились на врага. Как некогда в сорок первом, я ворвался в строй «иванов», издав победный клич – «Хорридо» – и за несколько минут отправил к праотцам три Пе-2.

Строй русских был такой плотный, что боковое зрение мне не понадобилось. После того как третий бомбардировщик, развалившись в воздухе, понесся к земле, меня с задней полусферы атаковал советский истребитель. Двигатель сбросил обороты, в кабину стал проникать характерный запах горелого масла, и мне ничего не оставалось делать, как, развернувшись на север, пойти на вынужденную, оставляя за собой тонкий масляный след. Я сел на «пузо» в расположении наших войск, самолет был разбит, но я оказался цел и к вечеру вернулся в Эскадру.

Мы уничтожили одиннадцать или четырнадцать бомбардировщиков и истребителей противника, не потеряв своих летчиков, единственным потерянным самолетом был мой, а точнее, Ханса, ФВ-190. Три одержанных победы показали, что я еще могу быть полезен, и начальство изменило свои предписания, оставив меня в Орле. Однако последующие потери техники не дали мне шанса продолжить вылеты. Возросшее количество боевых повреждений самолетов привело к нехватке запасных частей, ремонтники не успевали восстанавливать оставшиеся машины.

К концу дня 12 июля сражение между Курском и Орлом завершилось с неясными для нас результатами. Утраты русских превысили все ожидания, но и смерть наших людей и потеря техники были значительны.

Будучи больше не полезен в эскадре, я был отозван в Германию на дальнейшее лечение.

«Тетушка Ю», сделав прощальный круг над аэродромом, взяла курс на запад. Звездное небо было умиротворенно спокойно. Ночь, давшая короткую передышку солдатам, не признавала войны и не замечала рек крови и куч изуродованной людской плоти, покрывших равнины и возвышенности поля битвы. Даже если бы наш маршрут был проложен над ним, сейчас, ночью, из окна транспортного самолета я бы не увидел этой отвратительной картины вышедшего из земной тверди ада. трупов, остовов разношерстой техники и полностью разрушенных дорог и населенных пунктов. Все было спокойно. Я летел и думал о том, как необычно складывается моя жизнь и карьера. В свое время Ганс фон Хан, оценив мою технику пилотирования, упорство, настойчивость и активность, необходимые воздушному бойцу, пророчил мне яркое будущее. Но жизнь сложилась как-то не так. За два года войны я провел всего девятнадцать воздушных боев, умудрившись одержать в них одиннадцать воздушных побед, не считая ущерба наземным силам противника. Соотношение одно из лучших в Люфтваффе. А если бы я совершил вылетов в десять раз больше, то давно бы стал одним из рыцарей, как мои приятели, с коими я начал эту войну. Но если посмотреть по-другому. да, многие мои сокурсники уже командуют эскадрильями, группами и даже эскадрами, но еще большее число их гниет в чужой сырой земле. Мой первый непосредственный командир Хельмут Меккель, с коим начинал я в июне сорок первого года, погиб под Тунисом два месяца назад. Пусть я все еще лейтенант, но с двумя Железными Крестами, и я все-таки жив, хоть и несколько изуродован. И чувствую. на меня еще хватит этой войны.

Несколько месяцев я болтался по Германии с пропагандистской компанией, вдохновляя гитлерюгенд. Надо сказать, что если бы мне поручили такую миссию пару лет назад, я бы, нацепив награды, делал это с нескрываемым чувством гордости и удовольствия, но сейчас, между сорок третьим и сорок четвертым годами, воспитательные патриотические мероприятия стали мне не по душе. Затем более полугода я работал инструктором в летной школе. Обстановка на фронтах усугублялась с каждым месяцем. Мы еще были достаточно сильны духом и опытом, но технических и людских ресурсов катастрофически не хватало, и мы утратили инициативу.

Вы когда-нибудь видели, как зарождается гроза в поле? Как небольшое белое облачко быстро превращается в темно-синюю, почти черную, все поглощающую стену, неотвратимо надвигающуюся на вас по всему видимому горизонту, как недавно спокойная атмосфера внезапным сильным порывом ветра срывает с вас головной убор и вихрем несет его вдаль? Ожидание подобной грозы демоном беспокойства вгрызалось в сердца патриотов Рейха. Об этом нельзя было говорить, чтобы не получить обвинение в пораженческих настроениях, но об этом нельзя было не думать. В глубине души я верю в нашу победу и готов на все ради этого.

Вермахт теснили по всем направлением, и фронт требовал присутствия каждого немецкого мужчины, тем более офицера Люфтваффе. Я просился на фронт и в начале июня получил назначение в 51-ю истребительную Эскадру «Мельдерс», сражающуюся на моих любимых «Густавах».

Сил для комплексной поддержки наземных войск по всему восточному фронту не хватало, основной задачей эскадры была «свободная охота» над аэродромами русских в районе Смоленска. Месяц назад эскадра отметила свою 8000-ю победу, но поводов для радости было немного. Русские оттеснили нас от Днепра и проникли в Карпаты, англичане и американцы высадились в Нормандии.

Вначале я попал в Тирасполь, где застал командира эскадры майора Фрица Лозигкейта в благодушном расположении духа, сидящего на металлическом складном стуле со стеблем клевера в зубах в окружении офицеров своего штаба. Фриц, ознакомившись с моим послужным списком, отправил меня дальше на восток в Оршу в Первую Группу под начало майора Эриха Лейе.

На аэродром я прибыл только к 15 июня. Быт был налажен хорошо, разместили в небольшом домике без хозяев. Командиром моей эскадрильи был гауптман Йоахим Брендель из Веймара или Ульрихсхальбена – результативный летчик и неплохой командир, очень спокойный, но требовательный. Он старался искоренить склонность некоторых пилотов к индивидуальным боям, если те шли в разрез с общими действиями эскадрильи. Однако Брендель в начале мне не понравился, его холодные, несколько грустные глаза пронизывали собеседника, как два бура. Командир был немногословен, но его взгляд как бы говорил. я тут главный и точка. Зато радовал принятый самолет. Это был скоростной вариант серии «G» без лишних подвесок – чистый истребитель с хорошей скороподъемностью, развивающий скорость у земли пятьсот пятьдесят километров в час и еще большую на высоте.

В связи с нехваткой людских ресурсов и необходимостью затыкать дыры по всем фронтам уровень подготовки личного состава наземных частей Вермахта по сравнению с сороковым – сорок первым годами значительно снизился, чего пока нельзя было сказать об авиации. Это я ощутил, работая инструктором. Учебный налет бил все рекорды, топливо, нехватка которого стала ощущаться и в боевых частях, регулярно выделялось школам, и Люфтваффе продолжало пополняться хорошо подготовленными летчиками. А по-другому не могло и быть. Сейчас, к середине сорок четвертого года, по количеству боеготовых самолетов мы уступаем русским в шесть-семь раз, приблизительно такая же разница в численности танков и пехоты. Это значит, что каждый солдат или летчик Германии для победы должен убить или уничтожить с десяток людей и техники противника, прежде чем ему будет предоставлена почетная привилегия – отдать за родину собственную жизнь. Если русские начнут массированное наступление, а такое наступление на Украине предполагается нашей разведкой, нам просто будет нечем сдержать их орды. Это знают все, но мы стараемся не думать об этом. Нужно делать должное, и будь что будет! Охота продолжается!

22 июня, через неделю после моего прибытия в Первую Группу Эскадры покойного «папаши» Мельдерса, Красная Армия начала наступление в Белоруссии, как раз на прикрываемом нами участке. Приблизительно в восемь тридцать утра несколько звеньев отправили на прикрытие наземных целей в районе Жлобина – двести километров от аэродрома на юг, где русские танки атаковали оборону 4-й армии. С большой высоты мы нашли и бросились на «иванов», вышедших на поддержу своих колонн. Мне удалось обнаружить пару русских, идущую в горизонте. Внезапной атакой с задней полусферы я вывел из боя ведомого, шедшего чуть сзади, а затем вступил с длительный бой на вертикалях с его напарником. Мы долго крутились вверх-вниз со значительными перегрузками, стараясь оказаться сзади противника. Никто не добился желаемого, и мы по-рыцарски разошлись в стороны. Через некоторое время я пристроился к основной группе, и мы продолжили бой. Русских было больше, но, используя начальное преимущество в высоте и скоростные качества новых «Густавов», мы смогли одержать общую победу.

Я сразу не определил тип советских истребителей, с которыми нам пришлось вступить в схватку, только после боя по донесениям наземных войск, прибывших на место упавших самолетов, и со слов товарищей я узнал, что сбил американский истребитель П-39 «Аэрокобра», с коими раньше не встречался. Его ведущий оказался опытным бойцом, не уступающим в подготовке, становится интересно!

Нам удалось вернуться без потерь.

Только сели, как получили вводную. идти несколькими звеньями в тот же район на «свободную охоту». Мы были уже в кабинах, когда техники заканчивали заправку и снаряжение самолетов. Опять набрали значительную высоту. Через некоторое время на пяти километрах мы перехватили русский бомбардировщик или разведчик, производивший разведку наших оборонительных линий. На обратном пути по невыясненным обстоятельствам с одним из пилотов произошла авария, и его самолет не вернулся, летчик погиб – это была первая потеря сегодняшнего дня.

Ситуация повторилась. сразу после посадки самолеты привели в боевую готовность, и в двенадцать сорок пять мы вылетели на «свободную охоту» в район между Жлобином и Рогачевом. Третий боевой вылет за неполных пять часов. Подготовить успели только шесть самолетов, поэтому пошли тремя парами. Летели молча, на разговоры не было сил. Усталость усугублялась летней полуденной жарой. Я следовал за ведущим. Один русский сел мне на хвост. Я сбросил его глубоким левым виражом и, стараясь не отставать от группы, принял бой. В течение двадцати минут мы вели жесткую схватку с противником. Вначале, спикировав сверху, мне удалось сбить один истребитель, похожий на «ивана», возможно это был ЛаГГ, а затем, разбившись по парам, мы на вертикалях сражались с уже знакомыми П-39. Не знаю, был ли это тот самый летчик, встретившийся мне утром, или другой, но на это раз у меня получилось переиграть русского. От нескольких попаданий снарядов его самолет в смертельном танце, именуемом плоском штопором, «завальсировал» к земле.

Собрались звеньями, все целы. По пути на аэродром перехватили и уничтожили еще одну пару русских, у нас потерь не было. Сели уставшие и возбужденные, сегодня мы в ударе. Обедали прямо рядом с самолетами. Иногда простая банка свиной тушенки, съеденная на природе, кажется лакомством, не уступающим кухне столичных ресторанов. Хочется выпить шнапса, но нельзя, обстановка диктует постоянную боевую готовность.

Через два часа в 16.45 нас подняли на прикрытие 4-й армии севернее Витебска, какие-нибудь девяносто километров от аэродрома. Четвертый боевой вылет за день – это уже как карточный перебор. Так интенсивно я никогда не летал.

Пошли всеми подготовленными самолетами эскадрильи – четырьмя парами, плюс пара осталась для прикрытия аэродрома. Когда отошли от города, поступил сигнал о замеченных в районе Орши штурмовиках. Это был излюбленный прием русских – атаковать аэродромы сразу после рассвета или незадолго до наступления темноты, но сегодня Илы пришли несколько раньше, 22 июня – день длинный. Нам пришлось вернуться и вступить в бой.

Отбив атаку противника, одержав несколько побед и потеряв один Мессершмитт, вернулись в зону прикрытия наземных войск. Рассредоточились парами и стали патрулировать район Витебска на высотах от четырех до пяти километров.

Когда сели, несмотря на то, что солнце еще не скрылось, пошли сразу спать, есть не хотелось. День действительно выдался длинным. С откупоренной бутылкой шнапса я добрел до кровати, сделал глоток – напиваться нельзя, завтра с утра в бой, бутылка выпала из моих рук, и я провалился в царство Гипноса. Сон был тяжелый, без сновидений.

В шесть часов утра мы стояли на старте с запущенными двигателями. О перехвате инициативы речь уже не идет. Всю эскадрилью отправили на прикрытие оборонительных линий южнее и севернее Витебска. Над Витебском заметили бомбардировщики, пытающиеся сбросить бомбы на фланговые позиции наземных войск. Пары выбрали цели и начали преследование. Ведущий открыл огонь первым, Пе-2 шарахнулся влево, оказавшись прямо перед моим носом, и мне ничего не оставалось делать, как открыть прицельный огонь с дистанции менее ста метров, целясь в левый двигатель. Поврежденный бомбардировщик, разрушаясь в воздухе, скрылся под капотом моего «Густава» – не трудная, но приятная победа. Были результаты и у других пар. Пролетев над полем боя, а точнее – избиения сил 4-й армии русскими танками, пока позволял остаток топлива, мы вернулись в Оршу, потеряв один самолет.

Начальство нас пощадило, сегодня я летал еще только один раз на прикрытие переправ через Березину. Армия отступала, и эти переправы были единственным шансом вырваться из окружения. В момент взлета истребители противника попытались блокировать взлетную площадку. Нам больше не спокойно оставаться в Орше, в любой час русские одним мощным ударом могут уничтожить аэродром. Быстро взлетев и отбив атаку, мы взяли направление на Березину, где провели еще один бой. Одержав несколько побед и расстреляв почти весь боезапас, без потерь вернулись в Оршу.

Фактически мы находимся там, откуда все начиналось три года назад. Мы продолжаем демонстрировать эффективность истребительных групп Люфтваффе, когда мы находимся в воздухе, мы одерживаем верх над многочисленными самолетами русских, но наш успех уже не останавливает отступления наземных войск.

На третье утро русского наступления в пять часов тридцать минут четырьмя парами взлетели для сопровождения бомбардировщиков, идущих на выручку частям 3-й танковой армии, находящимся восточнее Минска. Русские обошли Оршу с юга, и уже над нами нависла угроза окружения. Русские нас ждали. Чтобы оградить ударную группу, пришлось вступить в нестандартный оборонительный бой, иногда доходивший до срывных режимов, благо еще не настал дневной зной. На обратном пути были атакованы новой группой истребителей, пришлось справляться и с ними. Мне удалось одержать очередную победу, сбив Як, но боезапас был на исходе. С земли по нам вели огонь, и я отважился на самостоятельную штурмовку какой-то колонны, впрочем – безрезультатную. Остановить русские армии силами нескольких истребителей невозможно, если так пойдет и дальше, мы скоро уступим небо. Хорошо, что эскадрилья вернулась без потерь.

В 16.45 получили команду прикрыть дивизии, окруженные под Бобруйском. Отправили целую эскадрилью. Над полем боя много русских самолетов. На высоте пять километров провели бой без собственных потерь.

Обстановка усложняется не только с каждым днем, но и с каждым часом. Все вылеты группы сопровождаются воздушными схватками с русскими истребителями. Сегодня удалось отбить атаку на наши позиции штурмовиков Ил-2. Их «бетонные самолеты» традиционно несут большие потери.

25 июня противник подошел к Орше вплотную. Нас бросили на прикрытие дивизий, обороняющих город. Странно, что «иваны» не блокируют аэродром.

Вначале мы были одни, и я подумал, что сегодня обойдется без боя, но через двадцать минут патрулирования с земли передали о подходе бомбардировщиков. Как и вчера, нам пришлось отбивать атаку Ил-2, прикрываемых истребителями.

Пока были в воздухе, поступила команда садиться на фронтовой аэродром подскока, кажется, его название – Докудово, так как поняли, что окруженную со всех сторон Оршу не удержим и русские захватят аэродром. Наверное, нечто похожее испытывал противник ровно три года назад в момент начала операции «Барбаросса».

В этот же день несколькими парами сходили на «свободную охоту» в район Витебска. Обнаружили истребители и атаковали их сверху с переворота. Я прикрывал ведущего и в первые номера не лез. Сбили несколько русских, но сами потеряли две машины. Один летчик погиб, второй, наверное, попал в плен.

Противник вызвал подкрепление, и нам пришлось выйти из боя. Под огнем ПВО вернулись на полевой аэродром, к которому уже подходили советы.

Утром следующего дня, с рассветом, два звена отправили на атаку наземных целей в район Смоленска. Сегодня ночью наши ночные бомбардировщики атаковали Смоленск – слабая месть за явное поражение последних дней. Наша задача – подчистить железнодорожный узел. Уже на взлете аэродром был атакован противником. Отбив атаку и нанеся врагу ощутимые потери, мы последовали в Смоленск. С боем и под огнем ПВО прорвались к городу. Группе удалось пролететь почти над центром. Катастрофических разрушений, свойственных фронтовому городу, я не увидел, имелись отдельные очаги, особенно в районе нашей цели – железнодорожного вокзала. Произвести результативную штурмовку, используя только пушку и пулеметы, в светлое время под огнем противника было невозможно. В одном из маневров я перетянул ручку и сорвался в штопор, проделав витков шесть, машина с трудом перешла в пикирование. Если честно, я уже попрощался с жизнью, но спас запас высоты.

На обратном пути получили сообщение, что аэродром взлета практически захвачен и нам нужно следовать на аэродром Бояры. Удивительно, но все вернулись обратно.

После короткого отдыха и подготовки самолетов на новом аэродроме несколько пар, остальные самолеты оказались не готовы из-за постоянного перебазирования, отправили сопровождать бомбардировщики в район между населенными пунктами Бобруйск и Осиповичи. Бомбовым ударом пикировщиков Люфтваффе тщетно пыталось помочь нашим окруженным солдатам.

В бою мне удалось сбить один Як, возможно, летчик был новичком и не смог оказать должного сопротивления, позволив прицельно расстрелять себя с хвоста. Затем бой принял более ожесточенный характер. Русские, используя численное преимущество, попытались оторвать нас от бомбардировщиков и прижать к земле, но летные качества Мессершмиттов выручили и на этот раз. Мы потеряли один самолет. Летчик выпрыгнул, хорошо, если он попал к нашим, только вряд ли это его сильно обрадует – спастись и попасть в окружение.

27 июня группу спешно переводят на полевой аэродром Пуховичи. Нас все время бросают из одного пекла в еще худшее. Кажется, что русские повсюду. Два звена оставили для сопровождения Ю-87 на Смоленск. Пикировщики должны сделать точную работу – наметить цели, а если получится, то и подавить узлы противовоздушной обороны русских в коридоре, где пройдут ночные Ю-88. Взлетели в 12.45 и, встретившись с бомбардировщиками, пошли в район Смоленска. Все вернулись со значительными потерями, у нас два пилота. один погиб, второй сел на вынужденную в тылу противника.

На следующий день в 9.45 наши звенья переводят в Пуховичи на соединение с перелетевшей еще вчера Первой Группой. По пути были атакованы «иванами», вышли из боя без потерь с несколькими победами. Сегодня я больше не летал – дали короткую передышку. Хотел записать все, что было за последнюю неделю, но силы и желание думать быстро пропало. В Группе царит траур, настроение отвратительное, у нас много потерь, положение на земле критическое.

Двадцать девятого собрали два бомбардировочных звена из шести самолетов и отправили атаковать наземные цели в районе Бобруйска. Бомбардировщиков – главной ударной силы молниеносной войны – не хватает, и в условиях превосходства противника нас все чаще используют для ударов по наземным целям. Атака имела больше психологическое, чем практическое значение. Мы показали, что еще можем быть в небе главными. Несмотря на зенитный огонь, все вернулись в Пуховичи.

Первого июля рано утром нас перебросили в Пинск. В девять тридцать, после дозаправки боеготовые самолеты эскадрильи используют для атаки наступающих войск советов в районе города-крепости Витебска. Подход к целям приходится осуществлять на высоте более пяти километров, чтобы избежать внезапных атак истребителей. Вернулись все.

2 июля мы перелетаем на запад на аэродром в районе польской деревни Крзевика, там широкое летное поле, идеально подходящее даже для начинающих пилотов.

Все, мы проиграли в Белоруссии и отступаем в Польшу! Потерпели поражение, такое же, как и русские три года назад и в этих же местах. «Центр» понес большие потери, особенно в окружении. Нас побросали по аэродромам подскока, использовали в качестве штурмовиков, но что могли сделать сорок самолетов 51-й Эскадры против наступающих советских колонн. Следующим утром два звена сходили на «свободную охоту» над территорией, занятой противником, назад не вернулись три самолета.

После этого летчикам, выполнившим максимальное число боевых вылетов в июне, предоставили короткую передышку. Наконец я могу заполнить дневник и первое, что я хочу написать – это вопрос. что ждет нас дальше? Как офицеры Рейха, мы еще верим в победу, мы просто обязаны в нее верить! В последних боях Группа потеряла двадцать три самолета и одиннадцать летчиков, одержав сто пятнадцать воздушных побед, не считая уничтоженных пушек, автомобилей, вагонов и живой силы русских. Соотношение один к пяти уже не выручает Германию. Мой личный счет. семнадцать побед, последние – в основном над истребителями. В Белоруссии я ни разу не дал сбить своего ведущего и сам не потерял ни одного самолета.51-ю Эскадру к 25 числу собираются перевести в Варшаву на аэродром Окенце.

Несколько летчиков-добровольцев, имеющих опыт полетов на Фокке-Вульфах, транспортным самолетом перебрасывают на север на усиление 54-й Эскадры. Суетливые передислокации. несколько групп «Грюнхерц» переброшены во Францию для обороны Рейха от высадившихся в Нормандии англо-американских войск, но русские пошли вперед в Прибалтике, и теперь требуется усиление двух оставшихся истребительных групп «Зеленого сердца» на восточном фронте.

Вечером третьего числа мы прибыли на аэродром Идрица под Псковом, куда сутками раннее из Дерпта перелетел Штаб 54-й Эскадры. Штаб был полностью оснащен Фв-190.

Прибывших собрал командир Антон Мадер. Он начал с тридцатиминутного инструктажа.

– Господа, на отдых времени нет и часа. Я не требую от вас больше того, чем делаю сам. Фронт подошел на линию Нарва – Дерпт – Идрица – Великие Луки. Фактически мы на фронтовом аэродроме и русские постоянно приближаются. Вы все парни с опытом, и я не собираюсь читать вам нотации о том, как важно держаться в строю, не давая этим кретинам сесть на хвост товарищу в условиях количественного превосходства противника. Сейчас примите самолеты и отдыхайте. Завтра утром двумя звеньями, составленными из вас и нескольких оставшихся штабных ветеранов, со мной вылетим на свободную охоту в район Полоцка. Численность нашего формирования, а точнее, его малочисленность не позволяет другого варианта обучения. Распределенные по звеньям, мы разошлись по баракам. Со мной делили ночлег капитан Франц – наш командир, унтер-офицеры Гюнтер и Вернер.