Текст книги "Крест и меч"

Автор книги: Станислав Сенькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Война и убывающая луна

К тому времени, как похищенную царевну Русудан благополучно доставили в И тиль, из Магаса к хазарским степям под предводительством нового аланского царя выдвинулись аланские войска – около сорока тысяч конников. К ним присоединились несколько степных племен. Это было мощное войско, которому было под силу покорить всю ближайшую степь.

Двинулась рать к Итилю, хотел мужественный Ос нанести удар по самому сердцу Хазарского каганата, а затем осадить и крепость Семендер – ключ к дербентскому проходу. Выполнимая это была задача, только от ее решения не зависел окончательный исход войны. Если аланы завоюют Дербент, это будет означать, что двое кавказских врат, через которые текли многочисленные караваны Великого шелкового пути, окажутся в их руках. Но не потерпят этого мусульмане. Знал Ос, что не удержать Алании эти кавказские ворота, только поздно было отступать. Хазары сами почти не воевали, но благодаря своим богатствам держали постоянную армию хорезмских наемников-мусульман возле Семендера.

Ос Багатар понимал, что будущее сражение будет кровопролитным и исход его в руках Господних. Но для алан недостаточно было победить в схватке с мусульманами – хазары подчинятся, только если в войну, как и обещали, вступят ромеи. Император Роман планировал высадиться в Херсонесе и нанести по основным хазарским войскам на Черноморском побережье решающий удар.

Но Роман, ободряя союзника в письмах, на деле не предпринимал никаких решительных военных действий против хазар. Он был скован вероломным наступлением болгар, которые, подстрекаемые хазарской дипломатией, решились направить свои войска к Константинополю. Болгары грозились истребить греков и овладеть империей, тем более, что в Каппадокии началось крупное восстание черни, возникшее, казалось, без каких-либо значимых причин. Невидимый враг дергал за нити, и никто, даже самый мудрый, не мог сказать, что принесет следующий день. Смутно было во вселенной!

Молодой царь хмурился и, обуреваемый тяжелыми думами, сидел на своем белом коне. Плохо было у него на душе.

Когда поход только начинался, к войску с гор спустился гонец с двумя дурными вестями. Узнал Ос Багатар, что его непутевый брат коварный Саурмаг с помощью нескольких алан-единомышленников, принявших иудейскую веру, бежал из крепости Луны. Затем подговорил он диких и воинственных горцев напасть на аланские поселения на равнине и на Дарьаланский замок. Быстро билось его сердце, предвкушая радости, что дает власть; верил неверный сын, что скоро станет он аланским царем.

Но не только это омрачало сердце Багатара. Произошло самое страшное: гонец доложил, что незнакомые купцы, по всей видимости, хазары за несколько дней до этих событий вероломно похитили из Дарьяльского замка его милую сестру – прекрасную Русудан. Начальник личной охраны царевны Бадрадз с небольшим отрядом бросился в погоню и бесследно сгинул в Закавказье. Беда шла за бедою! Сердце царя было переполнено скорбью, и не было никого, кто мог бы его утешить.

Сослан, узнав о похищении, хотел с присущей ему горячностью попросить у царя небольшой отряд, чтобы силой или хитростью вызволить свою голубку из плена. Но не согласился на это царь. А начальник тайной службы Давид, который не меньше братьев переживал похищение, сказал влюбленному ахсартагату:

– Мужайся, Сослан. Верю я, что вернешь ты в Аланию прекрасную царевну. А пока предстоит нам страшное сражение…

Молодой Ос Багатар понимал, что положение тяжелое и молился Господу Богу, как когда-то византийский император Ираклий, скорбевший, что персы похитили Животворящее Древо Господне:

– Господи, Иисусе Христе, спаси и защити богоспасаемую Аланию от нечестивых хазар! Тяжкие дни наступили, и смутилось сердце мое. Не за себя боюсь я, но за страну, в которой Ты меня помазал царем, и за царевну, сестру мою, прекрасную Русудан. Помоги нам, Боже, и помилуй нас.

Когда в аланской ставке выслушали гонца, пришлось молодому Осу Багатару разделить свое войско и поставить Иуане во главе полков, что будут защищать равнинную Аланию от нападения диких горцев, в то время как основные силы ударят по хазарам. Начальник тайной службы, преданный Давид, остался в Магасе, чтобы предупредить назревающую смуту. Лето уже клонилось к своему закату. В степи начинали дуть сильные ветры и лить проливные дожди. Промокшие всадники за несколько дней достигли предгорий и увидели поодаль войско наемных мусульман. Это был один из центральных отрядов хазар, мощный, значимый, но не единственный. Затрубили мусульмане в свои горны, увидев приближающегося врага. Неохотно, но смело дал молодой царь Ос приказ к наступлению.

Сошлись рати на равнине возле Итиля. Войско тюрков-наемников незначительно превосходило войско алан и было не менее сильным, чем аланское. Наемники были мужественными воинами, их кормили только оружие и щит. Ни чем иным не хвалились эти воины, только количеством убитых врагов. Они любили украшать своих лошадей попоной из человеческих скальпов. Суровы и храбры были эти воины – не в пример неорганизованным кочевникам Анвара и Сарата.

Описывать эту битву можно было бы долго. Рубились между собой аланы и тюрки, словно боролись, раздирая друг друга острыми когтями, медведь и тигр, равные по силе. И шла эта битва полдня. Погибло с той и с другой стороны половина воинов. Много крови было пролито в сражении. Затем заключили перемирие аланы и тюрки, чтобы подобрать раненых и привести в порядок свои силы.

Сидели аланы, понурив головы, потому что не вступили в войну греки, а хазары, пользуясь перемирием, стягивали к полю боя дополнительные рати. И тут подъехал к стану Оса Багатара гонец из Магаса, который сообщил, что дикие горцы со стороны черных гор вместе с легковооруженной арабской конницей разгромили отряд Иуане, а сам он, как и начальник тайной службы Давид, бесследно пропал. Затем с отрядом из алан, принявших иудейство, в Магас прибыл и его окаянный брат Саурмаг. Удивительно, что Саурмаг вошел в Магас как победитель, и аланы, хотя и не все, приняли его милостиво, потому что мало кто верил грекам и никто не хотел войны с хазарами.

Узнал также Ос Багатар, что Саурмаг хочет провозгласить себя аланским царем, а его самого – незаконным узурпатором. Будто бы перед смертью отец решил отдать власть разумному Саурмагу, а не горячному Осу – марионетке кровожадного и хитрого Романа Аакапина. Но якобы с помощью интриг Давида – начальника тайной службы – удалось заманить отца в ловушку, убить и провозгласить царем молодого Оса. Перевернул Саурмаг все с ног на голову. Нагло врал он, не краснея. И чем наглее он лгал, тем больше верили ему аланы. И помогал ему в этом не кто иной, как враг рода человеческого.

Через полчаса после гонца из Магаса прибыл в стан Оса и посланник от хазар с предложением мира. «Зачем нам воевать с тобой? – писал Аарон II, – это безумие выгодно лишь степным грабителям и возомнившим себя мудрыми грекам. Отведи свои войска, и не будем больше воевать. Не причастен я к гибели твоего отца, а царевну я выкупил у степняков. Знали они, что Иосиф не пожалеет денег, чтобы спасти ее, любит ее он всем сердцем своим. Сложи оружие, Ос Багатар, и останемся друзьями, а если нет – рассвирепею я и будешь ты пить вино гнева моего». Смутился молодой царь, был он храбр, но неопытен в государственных делах; а тут свалилась на его голову сложнейшая задача. К тому же скорбело сердце его об убитом отце и похищенной сестре. Не зная, что ему делать, не хотел он отступать. Если пойдет на условия бега – восстанут аланы, возмущаемые Саурмагом против греков и против святой православной веры. Усилится Саурмаг – не избежать тогда братоубийства. А если продолжать биться, что тогда? Греки не собирались вступать в войну…

С приходом аланского гонца и хазарского посланника началось брожение в умах военачальников рати Оса Багатара. Большая часть родовитых алдаров была настроена против войны с хазарами. Час за часом число противников войны росло:

– Ради Бога, что мы здесь делаем, Ос? – спросил с усмешкой двоюродный дядя царя Хамыц. – Ни за что погубим мы аланскую силу. И что нам со всего этого?

Вспылил тогда молодой царь, помутился от гнева его разум:

– Как смеешь ты указывать мне, что делать?! Мой отец и твой брат был заманен Аароном в ловушку и убит! Моя сестра – аланская царевна – похищена! Этим хазары нанесли нам оскорбление, которое смывается только кровью! Что Мы здесь делаем, спрашиваешь ты?! Мы мстим за славного царя нашего – ахсартагата Оса Багатара!

Улыбнулся Хамыц и посмотрел на облеченных властью алдаров.

– Молод ты и неразумен. Кто сказал, что царя нашего погубили хазары? Давид? – Хамыц, словно желая задеть Оса Багатара, обернулся к другим военачальникам, даже не посмотрев на царя. – Неужели мой славный брат Ос Багатар был так глуп, что поехал на верную гибель из-за того, что ему приснился сон? Он оставил страну на поругание врагам, а нас сиротами, в чем нас пытается убедить главный шпион. – Он снова усмехнулся и пристально посмотрел царю в глаза. – Не таков был твой отец, Ос. Не верил он в сны, знаки, предсказания и бабкины сказки. Только в разум и силу своего меча верил он!

Одобрительно загудели аланы, стали говорить, что поспешил молодой царь, выдвинув войска против хазар. Хамыц же продолжил обвинять племянника:

– И зачем ты заключил своего брата Саурмага в крепости Луны? Чего ты боялся – измены или правды?

Переменился в лице молодой Ос Багатар, согнул дугой черные брови, сверкнули его карие глаза.

– Я не боюсь ни правды, ни измены. Хоть ты мне и дядя, но противны мне слова твои. Саурмага я заключил за то, что сеял он смуту…

С неуважительной ухмылкой перебил его дядя:

– Саурмаг – твой не в пример тебе благоразумный брат – хотел лишь остановить бессмысленное кровопролитие! Сколько уже погибло алан на этом поле? Сколько погибло хазарских воинов? Откуда, Ос, такая необузданная кровожадность?! Разве отец не учил тебя, что дипломатия – наиболее простой, дешевый и нравственный способ улаживать дела как с друзьями, так и врагами?

Очень понравились слова уважаемого ахсартагата другим военачальникам, стали они принуждать молодого царя принять предложение хазар о мире.

Понял молодой Ос Багатар: войско настроено против него, за исключением нескольких лично преданных ему алдаров. Нахмурился он, заскрипел зубами, но скомандовал отступление.

И тут подошел к нему незнакомый всадник и незаметно для других сунул в карман царя послание. Заметив это, вытащил послание Ос Багатар и развернул его. Ему писал начальник тайной службы Давид. Он предупреждал, чтобы не ездил в Магас молодой царь, потому что измена была вокруг, чтобы не пил ничего и не ел в войске, потому что были сторонники Саурмаговы даже среди его ближайших друзей. Хочет его отравить окаянный брат. Писал Давид, он скрывается с несколькими сотнями всадников, и просил присоединится к нему.

Недолго думал молодой Ос Багатар. Собрал он три тысячи всадников, поставил во главе их преданнейших алдаров и сказал, что прибудет в Магас позднее:

– Есть у меня в степи дело. Не ждите меня, поезжайте, – говорил Ос дяде Хамыцу. А сам с ближайшими соратниками уехал и укрылся в одном из высокогорных ущелий.

Отшельник и файнаг фарст

Зная, что коварный брат хочет заточить его в крепость Луны, Иуане решился бежать в горы. Царевич отнюдь не был трусом, но какой был прок от него, если он находился в заключении? Уж лучше он будет бегать по горам, свободный, словно ирбис, чем позволит вероломному брату пленить и ослепить его, как это было принято в то время.

Небольшой отряд Иуане вовсе не потерпел поражения от рати Саурмага, как донес гонец молодому Осу Багатару, под Итилем, потому как боя просто не было. Шайки диких горцев пограбили в аулах и ущельях и бежали, когда Саурмаг поднял свой меч. Аланов это воодушевило. Представление по хазарскому сценарию было разыграно весьма успешно. Саурмаг, рвавшийся к власти, был весьма красноречив. Он убедил воинов царевича не выступать против него. За ними последовали и другие аланы, которые, как уже говорилось, не хотели войны с хазарами и имели зуб на греков.

Напрасно Иуане убеждал воинов не нарушать приказы нового государя – молодого и благородного Оса Багатара. Он еще не сумел завоевать уважение заслуженных алдаров, да и не хотели воины обнажать меч против Саурмага, считая, что он разумен не по годам и ведет правильную политику, а у молитвенника Иуане, не расстающегося с четками, еще молоко на. губах не обсохло.

Но царевич благодарил Господа за то, что хотя алдары и перешли на сторону Саурмага, они дали ему возможность бежать, прекрасно понимая, что Саурмаг желает заточить и ослепить его.

Начальник тайной службы Давид также бежал с преданными воинами, только Иуане не успел узнать, куда именно. Царевичу пришлось скрыться впопыхах, прихватив с собой только оружие и коня, на котором он и доехал до предгорий, а затем и поскакал к горам. В стране мало кто понимал, кто является крамольником, а Саурмаг еще недостаточно укрепился, чтобы издавать указы. Поэтому царевич легко преодолел все сторожевые посты, где его приветствовали как младшего брата царя.

Через какое-то время Иуане, достигнув гор, въехал в безлюдное ущелье. Несмотря на то, что царевич вырос во дворце, он был приучен к тяготам походной жизни и не боялся умереть от голода или замерзнуть. Через несколько дней езды по горным ущельям его верный конь пал от какой-то болезни, и царевичу пришлось скитаться пешим, имея с собой лишь лук, колчан со стрелами, кинжал и плащ.

Болело сердце царевича – Саурмаг вошел в Магас не как предатель, а как победитель, обещав закончить войну в три дня и принести мир многострадальной Алании. Но Иуане еще не знал, что брат борется не только против Оса, но и против православия, которое с трудом прививали аланам византийские пастыри.

На большом ныхасе, в котором участвовали и алдары, вернувшиеся с поля боя под Итилем, Саурмаг уверенно, со страстью учил:

– Кому нужна война с хазарами? Аланам? Нет! Хазарам? Нет! Только грекам нужна слабая Алания и слабая Хазария. Мечтают они стравить эти народы, чтобы приобрести свою выгоду. Имперствуют они, а первый закон империи гласит: «Разделяй и властвуй».

Молятся они на незнакомом языке, заставляя нас становиться слабыми. Но разве медведь сможет стать зайцем? Разве алдар способен сменить меч на плуг и не воевать более? Знаете вы, что мой отец и ваш царь Ос Багатар последовал греческой вере только из-за тяжелой политической ситуации. Но время показало, что союз с вероломными греками чреват самыми тяжелыми последствиями. Где они сейчас – слуги благочестивейшаго Романа Лакапина? Они подговорили моего храброго, но неразумного брата идти войной на ближайшего соседа, пообещав военную помощь. Мол, мы с тобой одной веры, мы братья! Но где же эта помощь, благородные алдары?! Разве мы слышим о ромейских кораблях, причаливающих к Херсонесу?! Разве их кровь пролилась под Итилем?!

Что слова византийского императора? Лишь сухая листва, колеблемая ветром. То же скажу об их священстве. Непонятная злая вера затуманила наши умы. Что за зелье они готовят в своих чашах? Слышал я, что добавляют они туда кровь невинных младенцев, приносимых в жертву их Богу! Никогда аланы не были столь глупыми и нравом подобными овцам! Где ваши мечи, алдары?! Поднимите их высоко, чтобы враги видели булат, блестящий на солнце. Стряхните с век ваших вековой сон христианства, пока не превратили нас ромеи в послушных овец. Гнать надо греков с земель наших! Говорят, что верят они в Единого, но разве мы не верили в Единого до их прихода? Чем околдовали нас эти низкорослые чернявые люди, заросшие волосами настолько, что даже на груди их можно прикрепить гребень? Почему мы должны ловить слова из их уст как глаголы Единого? Пусть, кто может, даст мне на это ответ.

Так я скажу вам, благородные алдары: если есть на свете у нас друзья, так это наши мечи и рать. Но и хазары не желают нам зла и не хотят этой войны. Связаны мы обоюдной выгодой крепче, чем кровным родством. Да и сами знаете, что хазары не убивают, если нет нужды, а греки воюют только ради похоти своей и жадности. И дают хлеб хазары не так, как греки, которые с улыбкой берут, а сами злобу таят на дающих.

Признайте меня, гордые и сильные аланы, своим царем, и сразу же закончится эта нелепая война! Ничего не хотят от нас хазары, только дружбы, когда как греки желают нам погибели. Рыщут неподалеку жестокие язычники русы и орды степных тюрков. Ослабнем мы от распрей – и проглотят они нас, как волк кролика.

Закончил речь, Саурмаг удалился с ныхаса, оставив алдаров обсуждать его предложение.

Думали-думали алдары и признали правоту мятежного царевича. На следующий день Саурмаг был признан царем. Лишь несколько князей оставались преданными законному царю, но они укрылись вместе с молодым Осом Багатаром в одном из ущелий. Всего по горам было рассредоточено более пяти тысяч всадников, не признавших Саурмага своим государем. Многие из признавших его в Магасе также выжидали, что принесут первые месяцы его правления, не вполне доверяя ему, зная про сластолюбивый и властолюбивый характер Саурмага.

На следующий день после избрания Саурмаг издал свой первый безбожный указ. Радуясь приобретенной власти, он с нескрываемой злобой распорядился изгнать не только из Магаса, но и из Алании всех ромейских купцов, послов и священнослужителей, клеймя их как византийских шпионов: «Пусть убираются лукавые греки туда, откуда пришли! Пусть уносят в Царь-град свои потиры и антиминсы! Не нужна нам их вера! Пусть эти волки в овечьих шкурах арканят других овец и стригут их, сколько захотят. Но аланы не овцы и не волки. Мы гордые барсы!»

…Стали собираться в долгий путь священники и епископы, сопровождаемые насмешкам и унижениями со стороны тех, кто еще недавно считали себя христианами. На лицах пастырей запечатлелась скорбь, оттого что расстаются они с любимым, но строптивым стадом своим. Не все аланы желали их изгнания, но предательство Романа Лакапина заставило даже самых богобоязненных христиан смирится с приказом Саурмага. Для алан предательство было одним из самых страшных грехов, никакие доводы не могли растопить их сердца. Какой может быть Бог в Византии, если так поступил Его наместник на земле? Ведь напрасно пролилась кровь алан. Ехали в Грузию повозка за повозкой, за ними брели оставшиеся верные, а поникшие епископы с глазами, полными скорби и слез, благословляли их напрестольными крестами из под навесов. За десять дней покинули Аланию все ромеи, осиротели церкви Божии, со скорбью взирали со стен храмов лики святых угодников Божиих.

В Магасе тем временем собралось много иудеев из Хазарии. Они шушукались в подворотнях и начали проповедовать на площадях, уговаривая родовитых алан присоединится к иудейству и жить по Торе. Некоторые из алан выразили желание сделать обрезание. Если бы Иуане видел все это, облилось бы его сердце кровью. Он был готов положить свою жизнь, только бы в Алании утверждалась святая вера православная. Но Господь укрыл его от этого печального зрелища и хранил для особого служения.

…Довольно долго скрывался Иуане в горах, питаясь подстреленной дичью, яблоками и грибами, пока не достиг небольшого и очень красивого ущелья. Осень уже вступила в свои права, разукрасив деревья в желтые и красные цвета. В горах это было самое красивое время, но ночами становилось уже холодно. Царевич заметил вблизи потока, текущего с гор, старую, заброшенную сторожевую башню. Он решил пролезть в окно башни, чтобы отдохнуть в ней от дневного пути, Иуане подошел к потоку в поисках бревна, которое можно было бы использовать как лестницу. И вдруг его остановил тихий голос, доносившийся изнутри башни. Кто-то пел песню на очень простой мотив. Иуане прислушался:

– Господи Иисусе Христе, защити и помилуй… – на аланском наречии пел незнакомец, – …будь мне защитником в скорбях моих, ибо беды окружили меня словно волки и хотят поглотить несчастную душу мою. Озари меня светом истины, Свет и Истина! Расстреляй, Охотник великий, из лука Своего стаю мрачную демонов и освободи меня от страстей…

Иуане довольно долго слушал молитву. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять очевидное: в сторожевой башне подвизается какой-то монах из алан, что было весьма редким явлением – аланы предпочитали молится и причащаться у дзуаров перед кровопролитными сражениями, а отшельничество, за редкими исключениями, было у них не в почете. Поправив свою черную бороду, царевич окликнул незнакомца:

– Во имя Пресвятой Троицы, назови мне свое имя, алан!

Покаянный плач внезапно прекратился и через минуту из окна башни на расстоянии двух саженей показалась окаймленная седой бородой голова незнакомца:

– Сначала ты назови свое имя, как и подобает доброму христианину.

– Иуане, – немедленно откликнулся царевич.

Старец выглядел удивленным:

– Спаси тебя Господи, Иуане! Ну и какими судьбами ты очутился в этом забытом людьми ущелье? Сюда не каждый зверь заходит. – Старец с безопасной высоты покачал указательным пальцем и заговорил более строго: – А может быть, ты вообще не человек, а лукавый демон, желающий искусить меня?

Улыбнулся царевич и поднял руку, в которой была подстреленная часом раньше большая серая утка.

– Господи Иисусе, помилуй меня и слава Тебе за то, что я человек и православный христианин, а не темный дух, увлеченный некогда в преисподнюю начальником всякого зла сатаной. Давай подкрепим свои силы, неизвестный старец, а заодно я расскажу тебе, что сподвигло меня скитаться по горам подобно дикому зверю.

Спустя несколько мгновений из окна башни выпала веревочная лестница. Подхватив ее, Иуане забрался внутрь башни и ступить на перегородку, где его поприветствовал неизвестный подвижник. Он поддержал его за руку и забрал колчан со стрелами. Несмотря на то, что снаружи башня выглядела полуразрушенной и заброшенной, внутри старец соорудил неплохую келью из бревен, обструганных мечом досок и овечьих шкур. Иуане заметил на земле высокий каменный очаг, где тлели большие угли, от которых почти не было дыма. На деревянной перегородке, служившей крышей кельи, посередине которой было отверстие для лестницы и выхода дыма, стояли лук со стрелами и меч, которыми старец оборонял свою башню. Сам он был пожилым, но весьма крепким человеком с добродушным лицом и с большими, непривычно светлыми глазами. Старец забрал у царевича утку, улыбнулся и знаками показал, что надо опустится вниз.

Спустившись, Иуане обогрелся у очага и пока старец, которого звали Геор, готовил ужин, рассказал свою историю.

Поняв, кто находится перед ним, старец еще раз стоя поприветствовал царевича, а затем стал рассказывать о себе и о своем жилье:

– Слушай высокородный Иуане где ты находишься…

Гора, возле которой с незапамятных времен стоит эта башня, называется Ахсад. И я скажу тебе, благородный царевич, что одно время здесь жил святой Георгий Победоносец – двоюродный брат святой Нины. Высоко, возле самой вершины Ахсада раньше находилось небольшое соленое озеро, где святой Георгий построил часовню, в которой молился Богу. Рядом жил святой Николай, которому святой Георгий в свое отсутствие поручал охранять это озеро. Однажды пришел святой Георгий и увидел, что озеро исчезло. Спросил он у святого Николая: «Скажи, куда подевалось озеро?» Покачал головой в ответ святой Николай: «Не знаю, ничего не заметил. Видел только бежавшую большую белую собаку». «Вот беда! – расстроился святой Георгий – так эта собака и была озером!» В гневе ударил святой Георгий мечом по скале так сильно, что скала треснула, да еще ткнул в нее копьем. На этом месте появилась пещера. И возле нее святой построил дзуар, в котором я каждый год причащаюсь Святых Тайн.

А я, царевич, простой монах, но из знатного аланского рода. Десять лет назад призвал меня Господь в пустыню. Десять лет живу я в этой башне, спускаясь раз в год к тому месту, где находится дзуар святого Георгия. Туда в определенный день приходит мой старинный друг, греческий пресвитер из Магаса, и служит литургию, во время которой я причащаюсь. Такой день был некоторое время назад. По обыкновению, как и много лет подряд, я пришел к дзуару, но, увы, не обнаружил своего друга – старого греческого священника Димитрия. Вернувшись в башню, я стал молить Господа открыть мне, почему он не пришел. Может быть, он умер и мне должно молится о нем как об усопшем? Или, быть может, по моим грехам открыл ему Господь, что не стоит больше приходить в ущелье и служить здесь литургию?

Геор закрыл глаза и благоговейно перекрестился.

– Колебалось сердце мое, и не мог я найти себе места. Молился я с раннего утра до глубокой ночи, пока Господь не послал мне тебя, царевич Иуане. Но не могу я прославить Господа, услышав правду. Страшные слова сказал ты мне – в упадок приходит в Алании святая православная вера! Если Саурмаг – нечестивый брат твой – склоняется к принятию хазарского нечестия и аланы хотят признать его своим законным государем, дело совсем плохо, – старец на минуту загрустил, но потом словно бы вспомнил что-то и воспрянул духом. – Не просто так мы с тобой встретились. Давай-ка прочтем вечерню, потом отведаем похлебки, что я, грешный, приготовил, пока ты мне рассказывал, что творится на равнине. Отдохнем, а наутро решим, что нам делать дальше.

Стали они читать вечерню на греческом языке по старому византийскому служебнику, который весь был залит воском. Старец неторопливо пел псалмы, почти не заглядывая в текст, и часто, благоговейно крестился. Вместо свечей Геор использовал большие лучины, которые светились ровным ласковым светом и почти не давали копоти. Затем они поужинали в молчании. В похлебке, кроме утиного мяса, было немного бобов и пряных горных трав. Царевич быстро насытился и поблагодарил Бога за то, что даровал ему ужин, крышу над головой и приятного собеседника – благочестивого подвижника, да к тому же алана.

Лег Иуане на соломенный лежак и накрылся плащем. Украдкой, перед тем как уснуть, он посмотрел на Геора, который, похоже, и не собирался ложиться. Стоял он перед иконой своего небесного покровителя и беззвучно молился, время от времени подкидывая дровишки в очаг, чтобы поддерживать тепло…

Наутро царевич и подвижник прочли утреню и позавтракали вчерашней похлебкой. Геор выглядел весьма серьезным:

– Вот что я тебе скажу, Иуане! Господь открыл мне Свою волю – тебе надлежит отправиться в Армению к Ноеву ковчегу, чтобы снова воцарились в Алании мир и спокойствие.

Удивился царевич, но не смог не возразить подвижнику:

– Как я могу идти в Армению, да еще и к Ноеву ковчегу, когда моя собственная держава – любезная сердцу Алания – находится в большой опасности? Да и зачем все это? И есть ли вообще этот ковчег?

Старец нахмурился:

– Многие люди со всей вселенной искали Ноев ковчег, но Господь открывает его только тем, кому хочет. Есть старая аланская легенда об этом ковчеге: только чистые сердцем и намерением могут узреть его. Раньше, на заре принятия христианства, ковчег был открыт для многих, но люди начали злоупотреблять этим, добывая из его стен смолу для изготовления амулетов, останавливающих кровь и приносящих удачу. Разгневался Господь и поразил кого-то из собирателей молнией с небес. После этого местоположение ковчега было закрыто для глаз человеческих. С тех пор мало кто отваживается взобраться на Арарат, а из тех, кто дерзает пойти на поиски, многие погибают или исчезают бесследно. Люди, живущие рядом с горой, поговаривают, что лицезрение ковчега не полезно для христиан, – Геор улыбнулся и потрепал свою седую бороду. – Но к тебе, царевич, это не относится, потому как есть воля Божья, чтобы ты, не медля ни дня, отправился в путь.

Хоть и почитал царевич подвижников, но хранил здравомыслие, как учил его отец:

– Подожди-подожди! Допустим ты прав – мне нужно идти в Армению. Вот только я не путешественник и идти в такую даль без карты или попутчика очень сложно. Я уважаю твои седины и твой образ жизни, но мне кажется, что здесь ты превысил свои полномочия. Пророк пророчит, а Бог делает как хочет, разве нет? Да и с чего ты взял, что Господь открыл тебе волю Свою? Может быть, это лукавый демон навел на уставшие очи твои свою приторную прелесть? Что бы ты ни говорил, не могу я решится на такой шаг, если не предъявишь мне очевидных доказательств воли Божьей.

Старец ничего на это не ответил, лишь кашлянул в кулак, отошел в сторону и приоткрыл небольшой ящик, стоящий в углу кельи. Затем бережно достал оттуда большой лоскут кожи и расстелил его на столе. Это была карта.

– Смотри сюда, благородный Иуане. Эту карту подарил мне один армянский священник, и я ею очень дорожу. Никогда я не стал бы расставаться с ней, не будь у меня значимого повода. Вот! – Старец поднял указательный палец и посмотрел в глаза Иуане. – Через Дарьалан пойдешь в грузинские земли, которые населены преимущественно христианами, затем попадешь в Большую Армению. Будешь идти, пока, не доходя до озера Ван, не подойдешь к заснеженным склонам горы Арарат, где некогда остановился ковчег великого Ноя. Ориентируйся по солнцу и Полярной звезде. Господь укажет тебе дорогу. Там, у склонов Арарата, ты встретишь того, кто откроет тебе путь к вершине, где в снегах, вмерзший в лед, находится ковчег. Возьми эту карту, теперь она твоя! – Старец торжественно вручил царевичу лоскут кожи.

Задумался Иуане и осторожно взял карту в ладони. На газельей коже рукой неизвестного изографа были изображены заморские земли и кратчайший путь в Великую Армению. Уже давно мечтал царевич пойти в Иерусалим и приложится к Животворящему Древу Христову или же посетить какое-нибудь другое святое место. Но хорошо знал он, что не отпустит его отец – погибший Ос Багатар, потому что не приветствовал царь излишнюю, по его мнению, набожность. Для него главными добродетелями были сила и благородство, а не хождение по святым местам – пустым занятием почитал это аланский царь. Ос Багатар неодобрительно смотрел даже на частые отлучки Иуане в Мсхет, считая, что грузинам нельзя доверять. О паломничестве к Арарату Иуане даже и не думал, еще и потому, что никто не мог сказать точно, сохранился ли Ноев ковчег. Теперь же, после гибели отца, Господь давал ему возможность узнать правду, испытать себя, отправившись в опасное путешествие. Только было ли хоть какое-то подтверждение пророчества старца? Иуане хотел знать наверняка, истинно ли в словах подвижника проявлялась воля Божья?

Геор словно бы понял, что творится в душе у царевича и тепло улыбнулся: