Текст книги "Искатель. 1968. Выпуск №1"

Автор книги: Станислав Лем

Соавторы: Уильям Айриш,Борис Смагин,Владимир Гаевский,Юрий Тарский,В. Меньшиков,Ефим Дорош
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

В туннельном грохоте и кромешной темноте репортер, ошалевший, от, страха, не расслышал ни. приглушенного ходом поезда хлопка, выстрела, ни шума короткой рукопашной схватки в третьем от его, купе, пассажирском абтайлюнге…

Из состояния, полного, психического паралича, репортера– вывели громкие, возбужденные голоса, доносившиеся из коридора.

Какой-то железнодорожник пробежал мимо его купе. Потом вернулся и рывком отодвинул дверь.

– Вы едете от самой Вены? – спросил репортера обер-кондуктор. Его лицо было неестественно бледным, а в глазах застыл немой испуг и удивление.

– Яволь! А что случилось? – репортер вскочил, неожиданно для себя вытянув руки по швам и преданно заглядывая в глаза старшему проводнику.

– Пройдемте со мной! – За спиной обер-кондуктора репортер увидел черную заломленную тулыо фуражки, на которой поблескивал белый металл гестаповской кокарды —. черепа со скрещенными костями.

– Я ничего не слышал и ничего не знаю… – испуганно залепетал репортер, хотя его еще ни о чем не спрашивали.

Гестаповец проверил документы репортера и, положив их к себе в карман, указал дулом пистолета в сторону коридора.

Репортер покорно боком протиснулся между старшим проводником и дверью. Он даже поднял руки вверх. Но тут же последовал властный окрик: «Руки! Спокойствие! Марш вперед!»

Когда репортеру приказали войти в купе фон Борзига и взглянуть на труп, лежавший на полу в луже крови, нациста– начала бить нервная дрожь. Он с трудом оторвал глаза от убитого и перевел взгляд на сапоги офицера, лежавшего на диване. Голова фон Борзига была перебинтована. Большое красное пятно, чуть выше надбровья свидетельствовало о меткости нанесенного эсэсовцу удара. Но что-то помешало покушавшемуся покончить с эсэсовцем, прежде чем тот успел нажать на курок своего «вальтера».

В присутствии обер-кондуктора, нацистского репортера и фон Борзига гестаповец обыскал убитого. Из сумки проводника был изъят путевой журнал, на последней странице которого Макс пометил конечную станцию, куда следовал владелец билета фон Борзиг, – Бад-Аусзее. Помимо железнодорожного удостоверения, продовольственной карточки и нескольких марок, в карманах убитого обнаружили письмо без конверта, полученное Максом накануне от брата отца. Адрес отправителя остался на конверте, который Макс из предосторожности, как обычно, сжег еще дома. Но письмо еще не прочитала Ольга, и Макс решил сохранить его при себе. Он только не обратил внимания, что вопреки обыкновению дядя подписался не именем – Эрнст, а фамилией – Штумпф… (После 1934 года Макс и Ольга в целях безопасности взяли материнскую девичью фамилию – Вакулка.)

Составив протокол осмотра места происшествия, опроса свидетелей и приказав обер-кондуктору, репортеру и следовавшему с поездом санитару (он был включен в состав поездной бригады на случай, если состав подвергся бы воздушной бомбежке, он же и оказал первую помощь раненому эсэсовцу) – оставаться на месте, гестаповец на первом же разъезде сообщил о случившемся по путевому селектору начальнику отделения тайной полиции при вокзале Граца. Тот распорядился никого не впускать и не выпускать из вагона, пока поезд не прибудет в столицу федеральной земли Штирии…

На перроне вокзала в Граце усиленный наряд полиции сразу же оцепил прибывший из Вены скорый поезд. Агенты в штатском придирчиво проверяли документы у выходящих из вагонов пассажиров. Тем временем жандармские патрули прочесывали весь поезд, от паровозной кабины машиниста до хвостового вагона.

Несмотря на решительные протесты фон Борзига, ему вежливо, но настойчиво предложили сойти с поезда. Вместе с ним к начальнику отделения гестапо полицейские привели венского репортера.

– Я требую, чтобы мне возвратили билет и не мешали следовать, куда мне нужно! – вне себя от охватившего его бешенства закричал фон Борзиг, как только они остались наедине с шефом местного отделения гестапо.

– Обстоятельства и характер произведенного на вас покушения, господин лейтенант, настолько чрезвычайны, что я, к сожалению, вынужден задержать вас здесь впредь до выяснения.

– Мне наплевать на то, что вы собираетесь выяснять! – орал эсэсовец, несмотря на дикую боль, разламывавшую его голову, словно скорлупу грецкого ореха в челюстях «нускнакера» [6]6
   Нускнакер   –   приспособление   для   раскалывания   орехов    (нем.).


[Закрыть]. – Я застрелил этого мерзавца проводника. Остальное – ваше дело..

Но чем больше неистовствовал фон Борзиг, тем непреклонней был начальник гестапо. Он отлично понимал, какими неприятностями грозит это нападение на сотрудника берлинской СД, происшедшее на участке дороги, за который он нес персональную ответственность перед венским начальством, «Где гарантия, что покушавшиеся на жизнь германского офицера не повторят своей попытки вырвать у живого или мертвого фон Борзига его таинственный портфель, с которым он не желал расставаться, даже будучи раненым?» – рассуждал гестаповец, терпеливо выжидая, когда, наконец, эсэсовец выдохнется…

Гестаповец не стал допытываться, что везет фон Борзиг в своем портфеле. Ответ – «гехайме рейхсзахен» его вполне удовлетворил, тем более что лишь подкрепил его аргументы в пользу задержания здесь, в Лраце, курьера берлинской СД под самой надежной полицейской и медицинской охраной. Начальник гестапо не желал рисковать ни своей карьерой, ни головой эсэсовца.

– Немедленно свяжите меня с Берлином вот по этому телефону, – вконец охрипшим, усталым голосом произнес фон Борзиг, рухнув на услужливо пододвинутое гестаповцем кресло.

Когда личный секретарь Шелленберга сообщила фон Борзигу, что «шефа в Берлине не будет дня три-четыре», лейтенанту не оставалось ничего другого, как смириться со столь неожиданным «домашним арестом». «Такого поворота в операции, даю руку на отсечение, не предвидел и сам Шелленберг, – сокрушенно подумал фон Борзиг. – Сперва австриец чуть не проломил мне голову, а потом гестапо срывает срок моей встречи в Бад-Аусзее»…

По распоряжению начальника гестапо раненому фон Борзигу отвели лучший кабинет, которым пользовался начальник вокзала. К нему примыкала ванная комната. После вторичной перевязки и тщательного обследования, произведенного специально вызванным армейским хирургом, лейтенанта оставили одного, предварительно окружив самым изысканным комфортом. Стол в кабинете был сервирован так, что поварскому искусству штирийских кулинаров позавидовали бы лучшие венские рестораны. И только круглосуточный наряд вооруженных автоматами гестаповцев у двери в кабинет, в коридоре, на лестницах и под окнами напоминал фон Борзигу, что он очутился не в курортном пансионате…

Покончив с устройством раненого эсэсовца, начальник гестапо занялся венским репортером. Шифрованные экстренные телеграммы, отправленные из Граца во все отделения гестапо Остмарка, уже подняли на ноги аппарат тайной полиции. Тысячи агентов рылись в полицейских архивах, домовых книгах, нотариальных конторах, магистратах и даже церковных канцеляриях, поднимая пыль с документов, регистрирующих «акты гражданского состояния» – даты рождения, крещения, бракосочетания и смерти бывших граждан Австрии, ныне подданных рейха и его провинции Остмарк. Разыскивали всех, кто носил фамилию Штумпф.

Тем временем начальник гестапо решил пустить в ход еще один, как ему казалось, заманчивый козырь – прессу! Она была, что называется, под рукой, в лице перепуганного до смерти венского репортера, готового исполнить все, что ему прикажут в гестапо, и, что самое важное, видевшего преступника, поднявшего руку на офицера СС!

«…Пока суть да дело, веревочке долго виться, – прикидывал гестаповец, – а в статейке мы подбросим венскому и берлинскому начальству готовую версию покушения, где героем будет не только фон Борзиг, но и мы, спасшие его от неминуемой гибели! Ба, счастливая мысль! Такая работа понравится и самому Мюллеру… Наш шеф терпеть не может, когда лавры венчают головы его соперников, а синяки и шишки украшают лбы его подчиненных».

Все еще дрожавшему от нервного озноба репортеру начальник гестапо без труда втолковал, как именно нужно было сообщить в венскую газету об этом происшествии, чтобы репутация репортера осталась не запятнанной тягчайшим подозрением в соучастии в преступлении, за которое полагается петля!

– Боюсь, что материал не пропустит военная цензура, – безнадежно и робко пробормотал репортер, поспешно раскрыв свой блокнот и открутив набалдашник автоматической ручки.

– Это не вашего ума дело, – отрезал гестаповец и быстро продиктовал заметку, на следующее же утро появившуюся на страницах венской газеты под броским, сенсационным заголовком.

ГЛАВА X. ЖРЕБИЙ БPOШEH

Повестка с вызовом в гестапо была вручена Штумпфу в тот момент, когда начальник охраны объекта собирался встретиться с Линдеманом в заранее обусловленном месте. Повестку на завод доставил новый посыльный местного отделения гестапо, которого Штумпф прежде не встречал среди служебного персонала отделения. Посыльный сказал Штумпфу, что ему приказано начальством препроводить вызываемого немедленно в гестапо.

Повестка сильно обеспокоила Штумпфа, хотя он и не подал виду. На ум шли самые тревожные мысли. «Неужели провал? Но тогда бы меня арестовали без лишних церемоний. Здесь что-то не то… Нужно во что бы то ни стало предупредить Линдемана, но по телефону нельзя: этот тип донесет, ему наверняка даны инструкции внимательно следить за тем, как я буду реагировать на внезапный вызов в гестапо».

К счастью, посыльный застал Штумпфа тогда, когда начальник заводской охраны, накинув на плечи синий халат, перебирал канцелярские папки, оставшиеся от старого архива. Папки надлежало сжечь в заводской котельной. И прежде чем Штумпф запер за собой стеклянную дверь своего маленького кабинета, он снял и повесил халат на третий крючок вешалки, если считать слева. В верхний же карман халата он предварительно всунул грифелем наружу красный карандаш.

Только Артур мог понять, что означал халат Штумпфа с торчащим красным карандашом, повешенный на третий крючок слева: это был сигнал предостережения, обусловленный между ними на случай появления внезапных и угрожающих обстоятельств, касающихся их подпольной работы. Но Линдеман, напрасно прождав Штумпфа, мог и не заглянуть к нему, в кабинет, тем более что встреча была назначена возле бензозаправочной колонки, в пятнадцати километрах от объекта. Понимал это и Штумпф. Тревога за друга и руководителя, осветившего его жизнь ярким факелом мужественной и благородной борьбы, щемящей болью вошла в сердце Штумпфа. И как ни старался Штумпф совладать с охватившим его волнением, на помрачневшем лице отразилось эхо его душевного смятения.

– Грюс готт, бог в помощь, старина! – как обычно, улыбаясь, встретил его в отделении начальник местного гестапо. По роду своей службы Штумпфу приходилось время от времени беседовать с гестаповцем и раз-два в месяц приглашать его на кружку пива в гастхауз, чтобы «доверительно информировать» о настроениях среди рабочих, служащих и всех тех, с кем каждодневно сталкивался на объекте Штумпф. Артур не только поощрял эти «вечеринки вдвоем», но и посоветовал Штумпфу умело и тонко рисовать перед жадным до сплетен шефом гестапо выгодную подпольщикам картину: настраивать полицейских ищеек против не в меру ретивых нацистов и, наоборот, выдавать за «преданных фюреру» людей товарищей Штумпфа и Линдемана по их подпольной работе.

– Бог в помощь, – мрачно ответил Штумпф.

– Извини, старина, что пришлось тебя оторвать от служебных дел. Но необходимо уладить одну формальность. Так, пустяк. Вот прочти и распишись. – Гестаповец протянул Штумпфу только что отпечатанную на машинке, подробно заполненную автобиографическую анкету Штумпфа.

Все еще испытывая сильную тревогу, Штумпф внимательно прочитал анкету. Она ничем не отличалась от той, которую он заполнял года два назад, при очередной перерегистрации всех рабочих и служащих их секретного объекта.

Сняв очки, Штумпф аккуратно расписался и проставил дату.

– Ну вот и все, – с той же приятельской улыбкой произнес гестаповец, беря из рук Штумпфа анкету.

– Быть может, ты мне объяснишь, что все это значит? – спросил Штумпф,

– Только пусть останется между нами, – перешел гестаповец на доверительный шепот. – Гестапо разыскивает всех однофамильцев какого-то Штумпфа, оказавшегося связанным с железнодорожным проводником, чуть было не отправившим на тот свет специального курьера самого Шелленберга!

– Где же это случилось?

– Представь себе, рядом с нами, в туннеле под Земмерингом..

– Проводник сбежал, что ли?

– О, этот курьер оказался смельчаком. С первого же выстрела уложил террориста наповал. Правда, и ему здорово досталось. Мне позвонил коллега из Граца, рассказывает: курьера из вагона вывели под руки, голова вся в бинтах. Но, видно, парень не промах – вцепился в свой портфель, точно коршун в наседку. Тот из наших, кто встретил его в поезде, чуть было не отправился на тот свет вслед за террористом, когда попытался взять у эсэсовца черный портфель…

– Н-да, – сокрушенно покачал головой Штумпф. – Ну, я пойду к себе. Забот, сам понимаешь, полна голова, особенно теперь, когда у нас под носом зашевелились красные… Хайль Гитлер!

– Зиг хайль! Штумпф, не забудь, в субботу, как обычно, скоротаем вечерок в гастхаузе…

Как и опасался Штумпф, когда начальник охраны не явился на встречу в обусловленное время, Артуру не удалось сразу же приехать на завод. На полдороге к объекту шоссе перекрыл грузовик с прицепом: под груженным доверху грузовиком лопнула камера переднего колеса, и он чуть не завалился набок. Когда Артур на своей машине подъехал к грузовику, водитель и его напарник тщетно пытались подсунуть домкрат под специальную опору, вмонтированную под ступенькой кабины.

Как и надлежало в таком случае вести себя хауптштурмфюреру СС, Артур обрушил на голову шоферов каскад отборных армейских ругательств, потребовав, чтобы «ленивые австрийские разгильдяи» немедленно убрали в сторону свою старую колымагу!

Прошло битых два часа, пока потным от напряжения шоферам удалось подвести домкрат и сменить колесо. Когда не меньше Штумпфа встревоженный и взволнованный Артур примчался на объект, начальник охраны уже сидел у себя в кабинете,

Артур прошел мимо и взглядом дал понять Штумпфу, что ждет его у себя.

Обстоятельно, не пропуская ни одного слова из того, что услышал в гестапо, Штумпф рассказал Артуру о повестке и доверительном разговоре с начальником гестапо.

– Для нас, Штумпф, эта новая анкета – не пустая формальность! Ее направят в венское отделение гестапо, не исключено, что потом, а быть может и сразу, перешлют ее в Берлин, в Главное управление имперской службы безопасности. А там не привыкли класть подобные дела в долгий ящик-пусть твоих однофамильцев наберется даже несколько тысяч! Пока они наткнутся на того, кого разыскивают, они будут прощупывать каждого взятого на заметку Штумпфа. И здесь это прикажут делать твоему «приятелю» из гестапо.

– Что же нам делать, Артур?

– То же, что и до этого. Только вдвойне, втройне осторожнее. Главное же – обезопасить себя от назойливого копания в твоей жизни, которым уже сейчас занялся «твой» гестаповец, послав эту повестку…

– Хорошо, Артур. Я не подведу! У старика Штумпфа хотя и одна нога, зато шагаю я по земле вдвойне осторожно.

– Я и не сомневаюсь. Только сегодня же предупреди всех товарищей.

Когда Штумпф ушел, Артур вскрыл бандероль утренних газет, которые доставлял к ним на объект к концу дня рейсовый почтовый автобус.

На первой же странице фашистского полуофициоза в глаза Артуру бросился хлесткий, набранный крупным шрифтом заголовок: «Смерть ждет каждого, кто поднимет руку на солдата фюрера!» Артур несколько раз перечитал репортерскую заметку «с места чрезвычайного происшествия», оповещавшую жителей Остмарка о «бандитском покушении на офицера войск СС, специального курьера берлинской РСХА».

Не часто приходилось советскому разведчику сталкиваться в глубоком тылу фашистского рейха с подобного рода загадочной публикацией. «Репортаж, вне всякого сомнения, прошел через военную цензуру, – попытался распутать Артур клубок непонятных и даже необъяснимых действий тех, кто через голову редакции опубликовал для широкого оповещения столь необычного рода информацию о покушении на секретного сотрудника СД. – Но тогда непонятно, каким образом цензура пропустила детали и подробности происшествия, раскрывающие секретный характер миссии, которую выполнял этот эсэсовский курьер фон Борзиг?»

«…Борзиг… Знакомая фамилия… Но где я о ней слышал?» – Артур мучительно напрягал память, стараясь восстановить обстоятельства, при которых он впервые услышал имя этого офицера СС.

«…Драйэкк… Да, это он однажды упомянул имя фон Борзига там в Берлине! Тем загадочнее дешифровка нацистами доверенного агента самого Шелленберга… А с какими подробностями подана сама фигура «героя-эсэсовца», точное, прямо-таки протокольное описание портрета, с приметами, цветом глаз и волос! Чего стоит один только пересчет звеньев на цепочке, приковавшей ручку таинственного «черного портфеля» к руке эсэсовца! А о покушавшемся – скороговоркой, вскользь. Ни слова о найденном письме, о связях проводника с каким-то Штумпфом. В общем одиночка, полусумасшедший, фанатик, действовавший на свой страх и риск. Убит, и на этом точка!»

Артур встал и подошел к окну. Сумерки темным бархатом спускались на землю, оставив на горизонте узкую полоску догоравшего дня. Четким, фиолетовым рубцом вырисовывались пики альпийских гор. С севера на них наползала тяжелая, насыщенная снежными разрядами туча. Холодный порыв нордического ветра качал деревья, срывая пожелтевшую листву. Смутное предчувствие стеснило сердце Артура. Как никогда остро он ощутил гигантскую даль, разорвавшую живую плоть его связи с Родиной. Под ногами была чужая земля, и казалось, от нее тянуло могильным холодом. Артур знал: обостренное чувство одиночества предательски нападает на разведчика именно тогда, когда он больше всего нуждается в прикосновении к стенам родного дома, когда ему больше всего необходимо услышать родную речь. «Да, руководитель оказался прав… Придется пройти и сквозь эту пустыню тоски, горечи, немой, невысказанной боли одиночества…»

«…Гитлеровцы словно приглашают попытаться повторить безрассудство проводника. – Артур, с трудом поборов мучительную вспышку душевной слабости, снова вернулся к разгадке тайны газетного репортажа… – Но было ли это безрассудством одиночки террориста? Не правильнее ли предположить, что сам фон Борзиг стал такой же приманкой, как, возможно, и тот документ в солдатской фляжке, взятый Хайнцем из подвала фальшивого барака в Пенемюнде?»

Артур интуитивно чувствовал, что в его руках – всего лишь отдельные, разрозненные звенья, которые ему никак не удавалось соединить в логическую цепь фактов и выводов. «Если бы «черный портфель» был пустопорожней приманкой, фон Борзиг не цеплялся бы за него, как утопающий за спасательный круг. Нет, Артур, здесь все гораздо сложнее и умнее, чем может показаться на первый взгляд. Думай, думай, думай…»

За окном раздался дробный треск заведенного Штумпфом мотоцикла. Линдеман словно вновь ощутил дружеское, крепкое пожатие руки Штумпфа. Тягостное, давящее чувство одиночества, еще за минуту до этого захлестывавшее Артура, вытесни-лось горячей волной признательности к его славным, мужественным австрийским друзьям. Нет, он не был здесь одиноким! С ним рядом его боевые соратники. А для них эта земля была родной.

Мысли Артура снова возвратились к Штумпфу, его внезапному вызову в гестапо.

«…Гитлеровцы не стали бы разыскивать однофамильцев Штумпфа, рассеянных по всей Австрии, не вызывали бы моего Штумпфа повесткой и не обновляли бы его анкету, если бы покушение на дороге было простой инсценировкой. Не случайно об этом помалкивал и газетный репортаж. Видимо, «черный портфель» в руках Борзига не был простой приманкой. Итак, следует предположить с большой долей правдоподобия, что фон Борзиг действительно выполнял роль специального курьера СД», – все так же про себя рассуждал Артур, шагая из одного угла в другой своего небольшого заводского кабинета.

И хотя для него по-прежнему оставалось неясным, почему Берлин отправил своего курьера одного (ведь о главном попутчике фон Борзига хауптштурмфюрере Кройцере он ничего не знал), Линдеман уже не сомневался в реальности своей версии. Видимо, в Берлине не хотели привлекать к курьеру излишнего внимания, полагаясь на его опыт выполнения подобных задач, требовавших большой физической силы и мастерского владения холодным и огнестрельным оружием. С другой стороны, однако, Артур никак не мог подобрать ключ к загадке столь бросающегося в глаза детального описания курьера СД, подвергшегося нападению со стороны австрийского железнодорожника.

Следовало предположить, что в Берлине, снаряжая курьера, ставили, возможно, и другую, параллельную – с доставкой «черного портфеля», какому-то адресату – цель: проверить на Борзиге, выйдет ли на него агентура противника, которая, быть может, предпримет попытку похитить секретные документы, которые вез с собой карьер СД? Видимо, от этой идеи не отказались и после неудавшегося покушения, для чего и напечатали в газете этот сенсационный репортаж. Гитлеровцы были достаточно коварны и жестоки, чтобы пожертвовать таким своим разведчиком, как Борзиг, ради осуществления каких-то своих целей. Артур знал немало подобных случаев. И все же он чувствовал, что многое в этой запутанной истории остается для него неизвестным… Следовало ожидать, что гитлеровцы расставили не один капкан на маршруте следования своего курьера.

Чем больше Артур распутывал хитросплетения фашистской СД, тем острее чувствовал появление какого-то нового фактора и диапазоне его работы, в отношении которого он уже сейчас должен был принять конкретное решение.

«…Бад-Аусзее, так, кажется, назывался конечный пункт железнодорожной поездки фон Борзига?» Артур снова взял газету и разыскал упоминание о налете на эсэсовца в репортаже, там, где подробно описывался путевой журнал, найденный в сумке убитого проводника

Артур достал карту Австрии и развернул ее на столе. Небольшой курортный городок Бад-Аусзее приютился в пяти километрах от высокогорных озер Грундльзее и Топлицзее, в узкой лощине гор. Этот район австрийского Зальцкаммергута был знаком Артуру лишь по рассказам его тестя. На курортах Бад-Аусзее и Бад-Ишсль – в глубоких штольнях и естественных подземных гротах, согреваемых теплыми целебными источниками, – лечились богатейшие люди – от чикагских мясных миллионеров до «нефтяных» шейхов, прилетавших в снежные Альпы из знойных пустынь Аравийского полуострова.

Неожиданно Артур вспомнил, что совсем недавно в разговоре с тестем о перспективах его «успешного гешефта» Бингель вскользь упомянул о проектах постройки новых подземных заводов где-то в австрийских Альпах, закодированных под грифом «Цемент». Тесть упомянул, что идея «Цемента», как ему сообщили знакомые из «круга друзей рейхсфюрера Гиммлера», родилась в головах пенемюндских «ракетных богов», чуть ли не у самого Вернера фон Брауна – «отца» знаменитых ФАУ-1 и ФАУ-2 – вскоре после того, как англичане совершили свой августовский налет на полигон Пенемюнде.

К сожалению, тесть Артура не располагал сведениями, уточняющими проект «Цемент». И Артур еще в Берлине поставил своей ближайшей задачей постараться расшифровать масштаб и реальность осуществления гитлеровцами этой «новинки» в программе создания «оружия возмездия».

Кому был адресован «черный портфель» в Бад-Аусзее? Драй-экк, рассказывая Артуру о хауптштурмфюрере Кройцере, как-то не без издевки прозвал фон Борзига «аристократической тенью эсэсовского капитана из мещан». Артура меньше всего интересовала завистливая тяга нацистов-«плебеев» к прусской военной касте, перед которой раболепствовал и сам фюрер. Но вот почему Драйэкк назвал Борзига «тенью» Кройцера, это обстоятельство заслуживало серьезного анализа. Драйэкк, впрочем, сам раскрыл смысл своего эпиграфа, данного фон Борзигу: Артур узнал и о командировке Кройцера в Пенемюнде и о том, что фон Борзиг был награжден Железным крестом по ходатайству хауптштурмфюрера сразу же по возвращении с полигона.

Сопоставив эти факты с той задачей, которую, по-видимому, выполнял фон Борзиг, следуя в Бад-Аусзее, Артур пришел к выводу, что новая секретная миссия специального курьера берлинской СД, вероятно, имела отношение к гитлеровской программе создания «оружия возмездия», быть может и к проекту «Цемент». И эта персональная задача, поставленная перед Борзигом, рассуждал Артур, не противоречит его предположению о том, что в Берлине предусмотрена возможность неоднократных попыток похищения «черного портфеля» разведчиками противников нацистской Германии. Заинтересовал же его этот таинственный портфель, черт возьми! Больше того: Артур все больше задумывался над вопросом, а не должен ли он, выполняя прямую директиву Москвы, всерьез заняться похищением «черного портфеля» у специального курьера СД? Рискованно? Да. После неудавшегося покушения на фон Борзига риск возрастал вдвойне, а быть может, и втройне… Но пойти на эту рискованную операцию Артур имел право лишь в том случае, если он мог знать почти наверняка, кому предназначался «черный портфель». Только при этом условии Артур мог сознательно вторгнуться в расставленные гитлеровцами сети. Но равные ли были «ставки»? С его стороны – собственная жизнь и жизни его боевых товарищей, судьба подготавливаемой ликвидации объекта. В случае удачи – пока что совершенно неизвестные ему документы, ценность которых может оказаться далеко не такой, чтобы оправдать колоссальный риск, на который он прикажет пойти своей группе…

«…И все же портфель надо брать, – после долгих раздумий и колебаний пришел к выводу Артур. – Если в нем то, что предполагают в Москве, то тогда наши ставки – равные…»

Линдеман не был бы настоящим воспитанником чекистской школы, если бы не попытался даже в тяжелейших условиях непрерывного враждебного окружения и постоянно нависавшей над ним и его товарищами смертельной угрозы свести до минимума неизбежный и необходимый в его работе риск.

«…Попробую еще раз проверить адреса заказчиков продукции нашего объекта. Если Бад-Аусзее в списке нет, тогда… – Артур не докончил мысли. – И все же надо еще и еще раз проверить и взвесить».

Пользуясь предоставленным ему, как. особому уполномоченному СС, круглосуточным доступом ко всей секретной документации объекта, Артур всю ночь просидел за томами коммерческой переписки завода Шисля с имперским министерством вооружений, различными военными ведомствами и десятками фирм, так или иначе связанными с выполнением заказов гитлеровского вермахта. Но нигде название австрийского курортного городка не фигурировало.

Мрачный и усталый Артур закрыл последний скоросшиватель. Надежды почти не осталось. Артур словно остановился перед крутым и обрывистым берегом неизвестной ему реки, так и не найдя безопасного брода…

– А что, если проверить регистрационный журнал телефонных переговоров объекта?

Прошел еще час напряженного поиска. У Артура от бессонной ночи слезились глаза. Сердце то лихорадочно стучало, то вяло, словно окутанное ватой, каким-то далеким эхом посылало тревожные сигналы в усталый мозг Артура.

Взошло солнце. Дневной свет смешался с приглушенным, матовым свечением настольной лампы, которую Артур так и не выключал.

«…15 июня 1943 года. Бад-Аусзее, 36. Господин Бауэр. 15 минут…» Артур вздрогнул, точно за его спиной пахнуло ледниковым ветром со Снежной горы. Ее белая, как сахарная голова, остроконечная вершина четким конусом вырисовывалась за окном кабинета Линдемана.

«…23 сентября 1943 года. Бад-Аусзее вызвал герра Шисля. 5 минут». Артур тщательно в который раз перелистал страницы журнала, но больше Бад-Аусзее и господин Бауэр не упоминались.

«…Возможно, что это частный разговор, ничего общего не имеющий с продукцией объекта… – не веря еще в удачу, еще и еще раз предостерегая себя от поспешных заключений, анализировал Артур журнальную запись. – Но я никогда не слышал от Шисля даже намека о его связях с этим господином Бауэром. Стоп, Артур! Неужели?»

Линдеман торопливо – у него дрожали от возбуждения пальцы – перелистывал скоросшиватель, датированный тем же июнем – сентябрем 1943 года.

«Главный штаб военно-морских сил перевел на ваш счет 147000 имперских марок. Заказ на третью партию для Бауэра подтвержден министром Шпеером».

Итак, где-то в районе Бад-Аусзее размещался еще один сверхсекретный объект, связанный с гитлеровской программой создания «оружия возмездия». Теперь уже последние сомнения оставили Артура: фон Борзиг направлялся именно на этот объект. Весьма возможно, что в районе Бад-Аусзее гитлеровцам удалось осуществить часть проекта «Цемент» пенемюндских ракетчиков. Быть может, там находилось и нечто другое. Во всяком случае, характер тщательной маскировки говорил за то, что этому объекту Артур должен был уделить самое серьезное внимание. Теперь становилось очевидным и то, что в «черном портфеле» фон Борзига должны были быть документы, имевшие прямое отношение ко всей программе создания «оружия возмездия». В противном случае берлинской СД не было никакого смысла переправлять со своим курьером секретные сведения именно сюда, в Бад-Аусзее, за тысячу километров от имперской столицы.

Открытие, сделанное Артуром, приобретало принципиальное значение. При других обстоятельствах он, разумеется, запросил бы согласие Центра на осуществление возникшей у него идеи новой операции. Но сейчас он не мог терять ни одного часа.

Правда, знакомый Штумпфу гестаповец проговорился, что фон Борзиг взят под «комфортабельный домашний арест» начальником отделения гестапо на вокзале в Граце и что, возможно, фон Борзиг проторчит там несколько дней: но эсэсовский курьер мог покинуть Грац столь же внезапно, как и неожиданно ему прервали маршрут поездки.

Артур и его товарищи должны были во что бы то ни стало перехватить фон Борзига до того, как он передаст свой портфель адресату.