Текст книги "Самые обычные животные"

Автор книги: Станислав Старикович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Ода дождевому червю

Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна божества;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь – я раб – я червь – я бог!

Г. ДЕРЖАВИН

Давным-давно в семье изобретателя пастушеской свирели – древнегреческого бога скотоводства Гермеса и богини красоты Афродиты появился сын. В честь божественных родителей мальчика нарекли Гермафродитом. Когда паренек вырос и возмужал, в него влюбилась нимфа Салмакида. Отчаявшись завоевать его любовь, она стала умолять богов, чтобы ее сделали неразлучной с Гермафродитом, Мольбы Салмакиды были услышаны: ее тело срослось с телом Гермафродита. Юноша неожиданно для себя стал двуполым существом.

В экспериментальной пересадке женских тканей боги, вероятно, шли по пути, проторенному природой: за образец можно было взять хотя бы пиявок или дождевых червей: и те и другие двуполы и могут быть папой и мамой одновременно.

К совершеннолетию червяки толстеют в талии – отращивают на передней части тела так называемый поясок, На этом поясе они некоторое время и носят свое чадо: пояс, словно скатерть-самобранка, вдруг покрывается жидким кольцом. Сюда заботливо откладывается питательная смесь для будущего малыша и яйцо (иногда – несколько яиц). Потом двуполый родитель, пятясь задом, сбрасывает кольцо-кокон через голову. Сквозное отверстие в колыбели само собой герметизируется, и кокон становится похожим на крошечный лимон. Если погода не подкачает, через месяц из колыбельки выскользнет маленький гермафродитик, который на следующий год тоже повзрослеет – обзаведется поясом. (Обратите внимание на схожесть, почти одинаковость первых шагов в этом мире пиявок и дождевых червей.)

Дождевые черви размпожаются не быстро. Те, что с красной пигментацией, за год откладывают не больше ста коконов, а солидный 30-сантиметровый обитатель почвы, именуемый в народе выползком, еще меньше – 40 коконов. Жизненный путь выползка точке невелик – всего 5—6 лет. Если учесть, что червяков обожают чибисы, грачи, скворцы, дрозды, жабы, землеройки и кроты, то это количество приплода уже не покажется большим. А если вспомнить, что подземные жители входят в меню чаек, сов, тысяченожек и мух, то цифра потомства будет выглядеть совсем скромно.

Страшно разбойничают мясные мухи, самки которых разыскивают норки червей, чтобы отложить яйца в копролиты (обогащённые органикой выбросы из кишечника червя). Из яиц, пристроенных мухами в копролиты, вскоре выходят кровожадные личинки. Эти гнусные твари, вероятно руководствуясь обонянием, добираются до ничего не подозревающего владельца норки и, внедрившись в беззащитное тельце, поедают его изнутри. Личинки мух предпочитают взрослого червя с пояском, если же такого поблизости нет, то и неподпоясанных детенышей не пожалеют.

Про мух, терзающих предмет нашего рассказа, писать противно. Уж лучше поговорить про более благопристойного пожирателя – крота. Помните, как в сказке Андерсена толстый крот приходил по вечерам в нору старой мыши, где временно проживала Дюймовочка. Крот болтал о том, что скоро лету конец, солнце перестанет палить и земля снова будет мягкой и рыхлой. Вот тогда-то они и сыграют свадьбу.

«Но Дюймовочка все грустила и плакала: она совсем не хотела выходить замуж за толстого крота...

– Глупости! – сказала старая мышь. – Не упрямься, а не то я укушу тебя своим белым зубом. Чем тебе крот не муж? У самой королевы нет такой бархатной шубки, как у него. Да и в погребах у него не пусто».

И в самом деле, кротовьи погреба не пустеют, хотя за один присест хозяин проглатывает по 20 граммов червей. А присесть повторяются через 4—5 часов. Червя крот ест с любого конца, придерживая извивающееся тельце лапами и очищая от налипшей земли. Отобедав, владелец шикарной шубы подвертывает голову под брюшко и засыпает часика на четыре. Проснувшись, он чувствует нестерпимый голод и снова кидается на поиск пропитания (в средней полосе половину кротовьего рациона составляют дождевые черви).

Как же крот раздобывает такое жуткое количество червей? Очень просто: они сами лезут к нему, сами пополняют его погреба. Их привлекает запах кротовьего мускуса, и они ползут, чтобы выяснить, что так приятно пахнет. Кроме того, в подземных галереях чуть теплее, чем в сырой земле, и это тоже манит несчастных. Владелец лабиринта даже запасает червей впрок – чтобы они не разбежались, надкусывает им голову. Беднягам ничего не остается, как заняться отращиванием новой головы. А на это требуется время – червяк месяцами лежит на кротовьей кухне и не портится даже без холодильника.

Итак, у червей есть серьезные основания держаться от крота подальше. И некоторые виды так и поступают: эволюция снабдила их врожденной реакцией удирать из кротового хода, когда по нему бежит хозяин. О его приближении будто бы рассказывают мельчайшие сотрясения почвы. Так это или иначе, но червяки боятся вибрации и стремглав выпрыгивают на поверхность. Увы, это не всегда спасает: чибисы, маскируясь под крота, выгоняют червей из земли, быстро потряхивая вытянутой вперед ногой; чайки заставляют подземных жителей покидать свои норки, топоча ногами – четыре раза в секунду поднимая и опуская лапы. Хорошо, что птицам удается обмануть обычно только небольших серых червей.

Еще более загадочно раздобывает дождевых червей новозеландская птица киви. Зарубежные научные журналы рассказали, как нескольких киви приучили искать еду, замурованную в тоненькие алюминиевые трубочки. (У киви, вероятно, превосходное обоняние, да и ноздри у них красуются па кончике клюва.) Так вот, киви быстро привыкли обедать из алюминиевой посуды. Тогда часть трубочек заполнили дождевыми червями, а остальные – землей. Чтобы киви было труднее узнать, где запакован провиант, все трубочки обмотали нейлоном и засыпали толстым слоем земли. Наутро выяснилось, что киви выкопали и расклевали только те трубочки, где были червяки. Как же умудряются киви чуять червяков сквозь землю и сквозь алюминий? Тайна. Но с червяками приключаются и более странные вещи.

Любят ли дождь дождевые черви?

Трудолюбивые создания по утрам любят отдыхать возле самого отверстия норки. Чтобы было теплее и помягче коротать досуг, они выстилают верхнюю часть норки опавшими листьями. Такое времяпрепровождение смертельно опасно – птицы не смогли бы вытаскивать червей из норок, если бы те отдыхали не у поверхности, а поглубже. Почему же необходимо устраиваться у самого входа? Увы, ответа пока нет.

Непонятно и другое тривиальное и грустное явление – почему во время дождя черви массами покидают родной кров? В городе под струями дождя они совсем теряют голову – с зеленого газона выбираются на погибельный асфальт, где их давят безжалостные шины или каблуки прохожих. Впрочем, в дождь они гибнут тысячами и без каблуков: с полей бездыханные тельца ливневые потоки уносят в реку на поживу рыбам.

Вначале думали, что не все дождевые черви (именно за эту странность они и получили свое название) в ненастье уходят из дому. Думали, будто уходят лишь те, кого терзают личинки мух. Рисовалась такая идиллия: обреченные якобы потому расставались с жизнью под шум дождя, что вместе с собой уносили в потусторонний мир и зловредных личинок. Но выяснилось, что и здоровый червяк в полном расцвете сил в ненастье отправляется в неразумный вояж.

Зачем же в погоду, когда хороший хозяин и собаку во двор не выгонит, червяки улепетывают из дому? Не боятся ли они утонуть в подземелье? Вряд ли – специальные эксперименты показали, что в воде они могут прожить 140 дней, даже не поев ни разу. Правда, в воде должен быть растворен кислород, чтобы можно было дышать поверхностью тела. В каплях же, упавших с неба, кислорода достаточно. Более того, нет сколько часов кряду червь неплохо себя чувствует и вовсе без кислорода.

Значит, дело в чем-то другом. Может, губительна невода сама по себе, а резкий перепад температуры, когда холодный ливень пропитывает нагретую солнцем землю? Может, продрогнув, черви бросают свои апартаменты в поисках тепла? Известно же, что осенью они погибают при самых слабых заморозках, хотя зимой спокойно спят в анабиозе и при нескольких градусах ниже нуля.

Все это домыслы – почему ливень причиняет червям страдания, пока известно лишь матушке-природе. На промокших и продрогших червяков жалко смотреть. Они корчатся в луже, пока не замрут навсегда. Хорошо еще, что с неба льется пресный душ, ибо соленая вода заставляет червей покидать норки буквально сломя голову. Еще сильнее отравляет им жизнь марганцовка и формальдегид.

А вдруг и в дождевой воде содержатся какие-то вещества, убивающие червей? Вряд ли. К химическому изменению среды подземные труженики обычно относятся спустя рукава – их организм легко переносит многие токсические соединения. Они не реагируют на высокие концентрации углекислого газа, вместе с землей преспокойно заглатывают вредоносные вещества, принесенные водой и опустившиеся на почву из загрязненного воздуха.

Однажды с обочины шоссе Нью-Йорк—Вашингтон, по которому день и ночь мчатся автомобили, собрали дождевых червей. Когда сделали анализы, выяснилось, что обитатели обочины по горло набиты токсическими металлами. Концентрация свинца и цинка в их телах была на уровне, смертельном для птиц, едящих червей. Кадмия было тоже много, но не убийственно. Червяки съели и много никеля, но о его вреде мало что известно. Как же эти металлы добрались до обитателей обочины? Скорее всего, они были смыты с автострады все тем же врагом – дождиком. (Свинец входит в горючее, цинк – в смазочные масла, кадмий – в покрышки, а никелем сверкают бамперы и радиаторы.)

Душевные способности

(Заголовок заимствован из книги Чарлза Дарвина «Образование растительного слоя деятельностью дождевых червей».)

Душа, как известно, от тела отделяется лишь изредка, и поэтому сначала давайте разберемся, как устроено тело червяка. Сперва выясним, где у него перед и зад, живот и спина. Узнать, где спина и живот, нетрудно: спина выпуклее и как бы загорелые плоского животика. Голову найти тоже легко – она остренькая и всегда темнее хвоста. В противовес ей светлый задний конец тела закруглён, лопатообразен, хотя эта лопата по прямому назначению не используется – ходы прокладываются головой. Заострив голову, землепроходец вонзает ее в почву. Потом, натужив мышцы, раздувает головушку, и она отодвигает комочки почвы. Если в плотной земле голова разламывается от натуги, приходится брать горлом – выедать себе квартиру.

Внутреннее устройство червя напоминает устройство подводной лодки: легко различимые снаружи кольца делят обтекаемое тело на отсеки, а передняя часть туловища, занятая на тяжелых земляных работах, для прочности еще разбита надвое продольной перегородкой. Внутри живого подземного кораблика проходит несколько труб: спинной и брюшной кровеносные сосуды, где кровь прокачивают пять миниатюрных насосов – примитивных сердец, и главная труба, тянущаяся от рта до самого конца. Вдоль неё стоит сложное оборудование, например железы, выделяющие гигантское для такого небольшого организма количество извести, и жевательный желудок, где перемалывается провиант. Чтобы мельница лучше работала, подземный житель, словно птица, заглатывает крошечные камешки. А черви, жившие в глиняных горшках в доме Дарвина, с удовольствием глотали мелкий стеклянный бисер.

Тот, кто нанизывал червяков на рыболовный крючок, конечно же, обратил внимание, что приманка может быть сразу и скользкой и шероховатой. Червь изо всех сил упирается в пальцы, когда его беззащитное тело пронзает стальная загогулина. Упирается он щетинками – они есть на каждом кольце и видны в обыкновенное увеличительное стекло. Щетинки – главная опора в жизни, ими очень удобно ухватиться за крошечные неровности почвы. Поэтому так трудно вытащить червя из норки – он скорее даст разорвать себя пополам. Благодаря щетинкам, малоподвижный на поверхности, он ловко ускользает от лопаты рыболова, пришедшего накопать приманки.

Черви – существа робкие. Они пугаются малейшего колебания почвы или дуновения ветра. От испуга их тело покрывается обильной испариной – слизью, которая служит превосходной смазкой для протискивания сквозь землю. Эта же слизь не дает организму понапрасну терять воду, которой в черве много – около 80% от общего веса.

Глаз у червей нет, но яркие лучи солнца их пугают, а мягкий лунный свет, наоборот, привлекает. Они прятались, когда Ч. Дарвин линзой собирал свет свечи на переднем конце их тела. Если же голова была прикрыта, зад червя на свет не реагировал.

Какие только штуки не проделывал Дарвин с обитателями глиняных горшков! Загородив свечу красным стеклом, узнал, что к этому свету они равнодушны. Накалив в камине кочергу, великий естествоиспытатель осторожно поднес ее к червям, ночью выбравшимся из нор. И те, как зайцы, бросились врассыпную. В доме Дарвина черви слушали фагот и рояль, но были безразличны к творениям великих композиторов, пока горшки не поставили на полированную крышку рояля. Ее вибрация несказанно перепугала слушателей, и они в панике забились в землю как можно глубже. Потом по поведению своих безухих слушателей Дарвин выяснил, что они различают одну и ту же ноту, взятую в басовом и скрипичном ключе.

Ночь за ночью маститый ученый тихонько подкрадывался к глиняным горшкам, стараясь, чтобы даже его дыхание не тревожило пугливых обитателей подоконника. Он видел, как, укрепив хвост в норке, они вытягивают передний конец тела и ощупывают все вокруг в поисках травинки или листика. Поднося к горшкам вату, смоченную в табачном соке, уксусе или духах, Дарвин узнал, что на эти запахи черви не обращают внимания. Иным был результат, когда он манил червяков превосходной, с их точки зрения, едой: капустными листьями и кусочками лука. Если Дарвин своим питомцам устраивал роскошное пиршество – давал одновременно листья капусты, репы, свеклы, сельдерея, вишен и моркови, то гурманы в первую очередь лакомились морковкой.

Оказалось, что они обожают жареное мясо и особенно падки на сырой жир, который в естественном состоянии, конечно же, и их меню не входит. Из этого Дарвин сделал немаловажный вывод: желудочные соки червя способны переварить не только углеводы, но и белки, и жиры.

Дотошные опыты с червями идут и сейчас. Например, доказано, что в ослабленном магнитном поле они плохо чувствуют разницу между светлым днем и темной ночью. Выяснилось, что их можно приучить находить выход из лабиринта. Так что черви вовсе не бестолковы. Великолепно рассказал об этом Ян Дембовский в монографии «Психология животных».

Однако вернемся к тому месту в книге Дарвина, откуда был позаимствован заголовок. «Мы видели, что черви трусливы. Можно сомневаться, что они, в случае поранения, испытывают такую большую боль, какую можно себе представить, судя по их движениям. Судя по их пристрастию к известным родам пищи, они могут находить удовольствие в еде. Их половое стремление достаточно сильно для того, чтобы на известное время победить в них боязнь света. Быть может, у них есть следы общественного чувства, так как, переползая друг через друга, они не обнаруживают никакого беспокойства и часто лежат друг с другом.

...В то время когда их внимание напряжено, они не воспринимают впечатлений, которые не прошли бы бесследно при других обстоятельствах; внимание, в свою очередь, указывает на существование у них в том или ином виде сознания... Одним из самых резких проявлений инстинкта служит закупоривание входных отверстий в норки различными предметами...»

Закупоривая норку, мини-шахтеры не действуют наобум. Наоборот, все говорит о том, что безрукие и безглазые создания могут определить форму предмета! И как же иначе – лист они обычно втягивают в норку, присосавшись ртом к черешку. Если подложить хвою, они заткнут ею норку так, чтобы наружу торчало острие. Конечно, это можно объяснить инстинктом, по как тогда быть с экспериментом, в котором Дарвин вместо листьев предложил своим подопытным животным бумажные треугольники разной конфигурации? Невероятно, но факт – черви узнавали, каким концов треугольник удобнее втащить в нору!

В книге Дарвина больше ста страниц убористого текста, и пересказать ее нет никакой возможности. Да это и не нужно – книга так интересна, что всякий может прочитать ее сам.

После опубликования этого труда многие не поверили в главный вывод автора. Одни восклицали, что слабые, практически безмозглые существа не могут выполнить ту работу, которую им приписывает Дарвин: подумать только – перелопатить и удобрить почву на колоссальных просторах континентов! Такое не под силу и миллионам землекопов, а не каким-то там червям. Хору скептиков брезгливо вторили голоса ханжей: «Зачем писать про гадких и скользких червяков. Фу, какая гадость». Научный же люд стал кропотливо проверять выводы великого ученого, чтобы лично удостовериться в его правоте. Новейшие же исследования убеждают в том, что выводы Дарвина скромны и осторожны – деятельность червей более интенсивна, более грандиозна, чем полагали в прошлом веке.

Почему камни врастают в землю?

Если бы черви не буравили землю, у археологов было бы мало работы. Не удивляйтесь, это действительно так, ведь далеко не все предметы и постройки захороняют водные и ветровые наносы. Множество древних развалин, амфор для вина или воинских доспехов, брошенных на поле брани, закопали черви. Именно благодаря им камень, положенный у ворот, потихоньку врастает в землю. Происходит это столь же медленно, сколь и неумолимо.

Поселившись под валуном, крошечные землекопы прокладывают в грунте все новые и новые штреки и штольни. Наглотавшись земли, мини-шахтеры вылезают на поверхность, дабы опорожнить желудок, что целесообразнее всего делать рядышком с валуном. Постепенно грунт, вынутый из-под камня, окутывает его бока, а штреки и штольни, проседая, опускают камень все ниже. Потом валун и вовсе скроется от разрушительного действия стихий – ветра, дождя, мороза и солнца. Таким нехитрым способом под копролитами червей и были спрятаны бесценные произведения древнего искусства.

Но еще бесценнее сами копролиты – прозаические выбросы из кишечника червя. Почему же бесценны? А вот почему.

Втянув в норку травинку, хозяин смачивает ее жидкостью, в которой, вероятно, есть ферменты – хлорофилл быстро темнеет и травинка становится мягкой. После этого можно закусить и беззубым ртом. Но не травинкой единой жив червячок, он заглатывает еще и почву с ее микрофлорой и микрофауной. То бишь у червя всегда под боком комплексный обед.

С этим обедом в длинном и узком животе происходят удивительные вещи. Самая главная – превращение растительных тканей в основу плодородия, в гуминовый комплекс. Но на этом живот червя не останавливается: известковые железы нейтрализуют почвенные кислоты и рН копролитов сдвигается в благоприятного для растений сторону. Выбросы из кишечника червя лакомы для растений еще и потому, что обогащены углеродом, кальцием, магнием, нитратами и фосфорной кислотой. Некоторые виды подземных тружеников пошли дальше, еще полнее удовлетворяют запросы зеленого покрывала планеты: часть потребленного азота выделяют в форме, доступной для корней растений.

Сами того не ведая, наши герои заботятся и о процветании полезных почвенных бактерий, которые бурно размножаются во время медлительного пищеварения, тянущегося день-два. В их животах на бактерии нисходит благодать: множество пищи, множество органики, переведенной в легкоусвояемую форму. И еще более удивительно и полезно то, что, давая жить хорошим микробам, черви разлагают вещества, которые могли бы угнетать рост трав и деревьев.

Гимн пищеварительному тракту червя можно продолжать до бесконечности. Однако наш герой силен не только животом. Его подземные выработки – сущий рай для молоденьких корешков, которые, пробиваясь вглубь, непременно пользуются услугами червей.

Наши герои знают толк в земляных работах: в среднем под квадратным метром земной тверди они прокладывают километр выработок и выдают на-гора (опять-таки в среднем) по 3 мм копролитов за год. Этот трехмиллиметровый слой припудривает не квадратный метр, а, скажем, Евразию. Действуя просто и нехитро, эти создания за сто или двести лет «выворачивают наизнанку» верхний метр суши.

На гектаре ухоженных пастбищ трудится около десяти миллионов землекопов (крайние значения от 1 миллиона до 200 миллионов). На пашне, которую то и дело бороздит плуг, червей в несколько раз меньше. Однако количественные показатели грешат против истины: черви одного вида маленькие, а другого – здоровенные. Если земляных жителей взвесить, то на гектаре луга чаша весов склонится в их сторону, несмотря на то, что на противоположную чашу взгромоздятся пасущиеся на лугу коровы. На полях биомасса червей скромнее. А жаль: горизонтальные ходы и вертикальные норки здесь переплетены не так густо и земле труднее дышать, труднее испить водицы.

Кстати, мастера плодородия и сами ненавидят засуху. При 23° они прячутся, а жара посильнее для них вообще смертельна. Чем континентальнее климат, тем ярче выражен их летний и зимний сон – свернувшись в спираль или завязав тельце самым настоящим узлом, великие труженики впадают в беспамятство в расширенных концах норок. Предварительно вход в спальню заделывается, а стены изнутри герметизируются слизью, чтобы бушующие наверху жаркие ветры не иссушили тело. Но все это не дает гарантии, что спящий очнется от анабиоза. Если влаги в почве долго будет меньше 30%, то самые распространенные на полях серенькие черви (серая аллолобофора) умирают, не приходя в сознание. Например, после засушливого лета 1956 года пашни и луга Венгрии осиротели – погибло более половины крохотных землекопов. Такая потеря чувствуется долго: скорость естественного расселения дождевых червей всего метр в год.

Справедливости ради надо сказать, что в цивилизованном мире они не всегда путешествуют самостоятельно. Вот лишь одно тому подтверждение. В 1958 году около деревни Костино Московской области из мусорной кучи, поросшей конским щавелем, извлекли странного червячка. Через пятнадцать лет была установлена его точная родословная – это коренной житель Италии, Швейцарии, Англии... В Подмосковье он, вероятно, приехал в цветочном горшке или с посадочным материалом. Новоселу русская земля пришлась по вкусу – к 1973 году он расселился уже на целом гектаре.

Как-то Козьма Прутков в порыве вдохновения заметил: «Три дела, однажды начавши, трудно кончить: а) вкушать хорошую пищу; б) беседовать с возвратившийся из похода другом и в) чесать, где чешется». Если бы Козьма был жив, я бы умолял его добавить в перечень еще один пункт: г) «писать, если пишется». Возможно, порой и сам Козьма не мог остановиться...

Рассказ уже превышает все мыслимые объемы, а столько еще хочется сказать. И про то, что в Африке из копролитов местных червей делают великолепные курительные трубки, и про то, что совсем неподалеку, под Мариуполем, обитает толстый и удивительно сильный червь, ходы которого пронзают землю на восьмиметровую глубину. Но, помня другой завет Пруткова («Никто не обнимет необъятного»), под конец выложу всего один поразивший меня факт. Ещё будучи в приятном школьном возрасте, я прочитал про гигантского австралийского червя, напоминающего страшную двухметровую змею. Будучи студентом, услышал, что подобные Гулливеры живут и в Южной Америке. А о том, что и Европа в этом смысле не подкачала, узнал, только засев за этот очерк: в 1972 году в Париже вышла монография М. Буше «Дождевые черви Франции. Экология и систематика». Так вот, Буше удалось изловить европейских суперчервей ростом более метра!

Ну что ж. Большому кораблю – большое плавание.