Текст книги "Голубой шалаш (Миниатюры, сказки, баллады)"
Автор книги: Спиридон Вангели
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Дельфин плыл впереди корабля и всё оглядывался – идёт ли за ним корабль?
– Ура! – кричали моряки, благополучно пройдя пролив, и радостно махали Дельфину.
Однажды в проливе появился корабль "Пингвин".
Как всегда, Дельфин поспешил на помощь. Но один злой и глупый человек выстрелил в него с палубы из винтовки.
Он ранил Дельфина, и Дельфин рассердился, скрылся в глубине.
Его не видели месяц, два...
А потом он появился. И снова стал указывать людям путь. Только к "Пингвину" не подплывал никогда.
И корабль под названием "Пингвин" поздней осенью разбился в проливе о скалы. Беда.
ПЕВЕЦ
Рассказывают, что когда-то давным-давно жил один певец. Арион его звали.
Когда он пел, к берегу подплывали дельфины и слушали.
Однажды певец плыл на корабле. Ночью матросы сговорились:
– Давайте отнимем у него деньги, а его самого – убьём!
И напали на певца.
– Позвольте перед смертью песню спеть, – попросил Арион.
И спел так, как умел. А потом бросился в море. Лучше погибнуть в морской пучине, чем от руки вора!
И тут из глубины вынырнули два дельфина. Они услышали песню. Подхватили певца, вынесли на берег.
ПТИЦА МИРА
Жил-был король.
И затеял он однажды войну.
Затрубили трубы – собралось войско.
Наточил король стрелы, надел доспехи, пристегнул саблю, только голова осталась непокрытой. Хотел король шлем надеть, а шлем-то его на землю упал, в траве лежит. А в шлеме голубка гнездо себе свила.
Задумался король и распустил воинов по домам.
С тех пор зовут голубя *птицей мира*.
КОНЬ ФЭТ-ФРУМОСА
Очень уж хотелось Груе коня.
Был бы конь – кормил бы его Груя из шляпы.
А вчера вечером перед сном вдруг почудилось Груе: стоит конь у ворот.
– Вот и я, – молвил конь человеческим голосом. – Садись на меня верхом.
Вскочил Груя на коня.
– Теперь ты мой хозяин, – сказал конь. – Куда поскачем?
– Куда хочешь, конь-огонь, только скачи побыстрее.
Втянул в себя конь воздух – и взвился до самых облаков. Груя еле удержал шапку двумя руками.
Летал конь, летал и вдруг опустился в лесу.
Видит Груя: растёт дуб-великан, да такой древний – Молдавии ровесник! Дуб Штефана Великого!
А под дубом человек стоит.
Узнал его Груя.
Это был Фэт-Фрумос.
Смелый и справедливый Фэт-Фрумос. Герой любимых сказок Груи.
– Здравствуй, Фэт-Фрумос, – сказал Груя. – Что ты здесь делаешь?
– Что и раньше, Груя, – отвечал Фэт-Фрумос. – Родину охраняю.
...Конь-то, на котором Груя летал, был Фэт-Фрумоса конь...
ГРУЯ И ФЭТ-ФРУМОС
На другой день вечером Груя лёг спать.
Только положил голову на подушку, как услышал ржание коня. Да, это был тот самый конь. Он ждал у колодца.
Выбежал Груя во двор, напоил коня, вскочил в седло. Встряхнул конь гривой и взвился в облака.
Опустился конь опять возле дуба Штефана Водэ.
Вышел навстречу Груе Фэт-Фрумос, протянул мальчику руку:
– Здравствуй, Груя! Постереги пока этот дуб, а я тем временем другие дубы в молдавских кодрах проведаю.
Вскочил на коня и ускакал.
А Груя прицепил к ремню палицу Фэт-Фрумоса и встал рядом с дубом.
– Прадедушка... – прошептал он и погладил древний ствол. Потом прильнул к нему ухом, и показалось – слышит он бучумы* солдат Штефана Великого.
А потом прилетела ворона на дерево, закаркала. Груя свистнул, ворона испугалась и улетела.
Наконец Фэт-Фрумос вернулся.
Обнял Фэт-Фрумос мальчика, усадил его на коня и на прощанье подарил листок с дуба Штефана Великого.
– Приходи ещё, Груя!
На другой день вся деревня удивлялась: ходит Груя, а на груди у него – дубовый листок. –* Бучум – старинный молдавский музыкальный инструмент.
РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ
Быль
Давно это было. Заболел Санду, таял на глазах. Отец водил его к докторам, да ничто не помогало.
– Надо мальчику к морю, в тёплые края, – сказал один врач.
– Эх, кабы он ласточкой был... – вздохнул отец.
Продал отец лошадь и корову, с трудом собрал денег на дорогу, и отправился Санду в далёкие края...
И много, много лет прошло. Не дождался отец сына, умер... а мать всё ждала.
Однажды она получила конверт, украшенный марками и печатями из-за тридевяти земель.
"Избавился я от болезни, – писал Санду, – но извела меня тоска по родному дому – самая тяжёлая болезнь на свете!"
И вот появился у калитки человек с седою головою. Опустился человек на колени, прижался к земле губами.
– Санду! – Мать выронила из рук тарелку. – Да он белее, чем я!
Смотрит на неё человек, а слова вымолвить не может.
Обошёл он дом на коленях, а потом поцеловал его порог.
Собрался народ.
– Немой, бедняга! – говорили люди. – Или забыл свой язык?
Только к вечеру вернулась речь к Санду.
– Здравствуй, мама... – сказал он и обнял мать.
А как обнять родной дом?.. ______________________________________________________________________
СЕСТРЁНКА
СНЕГОВИК-НОВОСЕЛ
Ночью в село пришла зима.
А поутру раньше всех проснулись дымоходы. Увидели, что всё кругом стало сказочным и белым – тут же нахлобучили на себя курчавые шапки из дыма.
Где-то заскрипел колодец, застучали во дворах топоры, вспомнив, что печкам пора уже согреть свои спины.
Высыпали на улицу ребята. Интересно: много ли выпало снега? И не разленились ли санки, пролежав без дела целый год на пыльных чердаках?
Мальчишки постарше сразу же взялись за мужское дело – затеяли игру в снежки.
Вдруг один, в которого попало больше всего снежков, бросил шапку в снег и сказал:
– Давайте сделаем памятник _ЗИМЕ_!
Заскрипели калитки, и покатились со всех дворов снежные комья большие, как солнце, и маленькие, как мальчишки, катившие их.
После обеда стало в деревне на одного жителя больше.
Снеговик-новосёл стоял в снежном пальто, в руках – метла. Глядел на белый свет, улыбался: _сегодня_ у него день рождения!
Когда дети разошлись по своим дворам, к снежному новосёлу подлетели два снегиря и синица. "Чик-чирик? чик-чирик?" – спрашивают снегири. А синица уселась снежному человеку на нос и глядит ему в глаза.
Опечалился снеговик: верно, он _самый_бедный_ _человек_ в этом селе. Не может даже птиц покормить – нечем... И как это, думал он, ребятишки не догадались сделать ему снеговые карманы и наполнить их до краёв хлебными крошками?!
ФЭНУКЭ И ДЕДЫ МОРОЗЫ
Раздал Дед Мороз подарки и вышел из села с пустой котомкой. Он, бедный, еле-еле ноги из сугробов вытягивал.
Вот его белая борода пропала в темноте.
Маленький Фэнукэ всё не мог заснуть. Как же это никто не догадался спросить у Деда Мороза, не голоден ли он, не жмут ли ему валенки и почему у него такая старая шапка. Если у него нет денег купить новую, он, Фэнукэ, на следующий год отдаст ему отцовскую шапку.
И вдруг не когда-нибудь там, а летом Фэнукэ (он нёс обед чабанам) увидел в овчарне самого настоящего Деда Мороза. Фэнукэ сразу узнал его по длинной белой бороде, хотя Дед Мороз носил летнюю шляпу.
"Ну, этот – не бедняк, у него, видать, есть и овцы, и брынза", подумал Фэнукэ и позвал Деда Мороза пообедать вместе со всеми.
Идёт Фэнукэ домой, видит: ещё один Дед Мороз! Белую бороду засунул за ремень и сеет себе пшеницу. "И этот, видно, не из бедных, – калачи у него найдутся".
В долине ещё какой-то Дед Мороз босиком косил траву.
"Ай-ай! – пожалел его Фэнукэ. – Надо сказать Гугуцэ, пускай смастерит старику пару башмаков".
Вернулся Фэнукэ в село, видит: из больницы вышел Дед Мороз с непокрытой головой. "Вот кому, – решил мальчик, – я отдам под Новый год отцовскую шапку".
На всякий случай он обо всём посоветовался с Гугуцэ. А Гугуцэ потрепал малыша по плечу и рассказал всем ребятам, что и как.
В ту зиму Дед Мороз пришёл в село с котомкой на плече, а уехал оттуда в санях с колокольчиками, и сани у него были битком набиты и шапками, и валенками, и калачами, и даже таблетками от кашля.
СЕДЛО
Дэнуц приехал в гости к бабушке и первым делом забрался на чердак. Обшарил каждый уголок, но так и не нашёл, что искал.
– Бабушка, а где дедушкино оружие?
– Да зачем тебе? Осталось на войне.
– Как так?
– Отдал его дед солдатам помоложе.
– Так ведь и я моложе. Мне хотя бы саблю, бабуля...
Задумалась бабушка. Потом взяла огарок свечи и полезла на чердак. Порылась там и принесла Дэнуцу старое седло.
Схватил Дэнуц седло и побежал на дедушкину конюшню. Стал искать клячу, что ест горячие угли. Есть такая сказка, в которой кляча поела углей и превратилась в волшебного коня. Не нашёл её Дэнуц. На конюшне-то две лошади, и те на дверях нарисованы.
Загрустил Дэнуц, хотел уже седло назад на чердак нести. Но тут мимо бабушкиного двора проехала подвода. Позади бежал жеребёнок.
Помчался Дэнуц обратно на конюшню. Подмёл там пол, убрал из стойла мусор и положил в него охапку свежей травы. А седло повесил на гвоздь.
Весь следующий день Дэнуц вертелся у ворот. Дождался наконец подводы с жеребёнком. Но жеребёнок даже не взглянул на него.
Тогда Дэнуц сходил в лес, набрал там цветов и мяты, украсил ими конюшню и широко распахнул двери. А седло взял в руки и встал у ворот. Жеребёнок остановился, поглядел на Дэнуца и на седло, но тут заметил, что подвода удаляется, – и побежал за ней.
– Глупый же ты, – сказал ему вслед Дэнуц. – От такого седла отказался!
СТЕКЛЯННЫЙ ДОМИК
Когда арбуз немного подрос, то понял, что он – круглый.
Арбуз обрадовался, ещё бы! – он похож на Солнце и на Луну! И тут ему очень захотелось, чтобы у него было много-много детей – арбузиков – бело-чёрно-зелёных, полосатых. И чтоб все они были круглыми, как он и как их дедушка – Солнце и бабушка – Луна.
Никто, конечно, не знал, о чём думает арбуз.
Однажды, когда он спал в своих листьях, появилась чья-то рука, погладила его и сказала:
– Я принесла тебе стеклянный домик, чтобы ворона тебя не клевала.
И арбуз очутился в бутылке.
Сначала ему жилось неплохо. В стеклянном домике было тепло и чисто. Но скоро арбуз загрустил, затосковал по земле. В бутылке ему стало тесно. Солнце казалось теперь зелёным и сплющенным, а луна светила тускло, будто сквозь туман. И скрипка кузнечика как-то охрипла, и дождик не плясал больше по арбузиной спине.
– Эх, – думал арбуз, – пусть уж лучше ворона клюнула бы меня разок-другой. Это можно пережить. Перевязал бы рану листиком, скоро бы и зажила...
Но ворона так и не прилетела. Появились одна за другой разные букашки, они заискивали перед ним, потому что он жил в красивом домике, называли "королём арбузов".
– Пленный король... – вздыхал арбуз.
В середине лета он почувствовал, что удлиняется, становится длинным, как бутылка. Он перестал есть и спать, ночи казались ему бесконечными. Теперь букашки называли его королевой и прилетали по-прежнему стаями, будто ничего не случилось.
А арбуз-король тосковал в своём стеклянном домике. Он тешил себя одной мыслью: "Вот будет у меня много арбузиков – бело-чёрно-зелёных, полосатых. И все они будут круглыми, как дедушка Солнце и бабушка Луна".
СЕСТРЁНКА
Когда Арбузайка выглянула из цветка, она ещё не знала, что вырастет не круглой, как все арбузы, а длинной, вытянутой, как огромный огурец.
Арбуз, её круглый брат, уже три дня как спустился с ботвы на землю. Он был старшим и взялся заботиться о сестрёнке. Арбу-зайка была ещё совсем крохотная. Она даже не знала, когда спать ложатся, путала день с ночью.
Арбуз убаюкивал её по ночам и будил утром. Он рассказывал ей всякие истории, и понемногу Арбузайка набиралась ума.
– Братец, откуда меня взяла ботва?
– Купила.
– А почему она купила меня такой маленькой? Могла бы подождать, пока стану большой.
Когда Арбуз не знал, что ответить, он сердился:
– Скажи лучше, почему ты вся в грязи?
– Играла, братец.
– Для этого у тебя ума хватает. Займись-ка лучше устным счётом.
– Один...
– Дальше!
– А я только до одного умею.
– Голова у тебя длинная, а ум короткий. Ты самая глупая на всём баштане.
Арбузайка прикрывалась листочком и лежала тихонечко, пока её не звали к обеду. После обеда Арбуз снова брался за её воспитание:
– Что надо сказать ботве?
– Ещё хочу!
Арбуз злился и называл сестрёнку жадиной и невежей.
Когда они выросли, Арбуз больше всего на свете полюбил музыку. Он валялся животом кверху и слушал концерт лягушек с соседнего пруда. С сестрёнкою он не ладил. В музыке она не разбиралась. Наверное, потому, что у неё была слишком узкая голова.
Как-то ночью Арбузайка растормошила Арбуза:
– Скажи, братец, кто посеял на небе пшеницу?
– Это не пшеница, а звёзды.
– А у звёзд есть колосья?
– Есть, как не быть...
– Братец, а почему лягушки квакают?
– Чтобы арбузы лучше росли.
– Не обманывай.
В один прекрасный день на баштане появился шалаш. Арбузайка удивилась:
– Братец, почему у шалаша такой большой рот?
– Чтобы видеть весь баштан.
– Ты, братец, оказывается, тоже глуп. Кто видит ртом?
– Оставь меня в покое, – проворчал Арбуз и повернулся на другой бок.
Сквозь сон Арбуз слышал шаги, но не разобрал, что к чему. А утром хотел он разбудить сестрёнку и застыл на месте: возле него остался только её след на земле да хвостик.
СКАЗКА
О САМОМ БОГАТОМ
НА СВЕТЕ МАЛЬЧИКЕ
– Отпусти меня, бабуля,
Отпусти, родная, в сказку.
– Что ж, иди да возвращайся.
Мамалыга уж вскипела.
Нику в дверь шмыгнул проворно,
Озабоченный, серьёзный,
Побежал туда, где бродит
Папой сложенная сказка.
От отца ещё зимою
Нику слышал сказку эту.
Чудеса, что в ней случились,
За холмом в лесу таились.
Нику знал туда дорогу,
Этот путь недальний к лесу.
О боязни нет и речи!
Там лесник с двустволкой ходит.
Впрочем, Нику сам не робок,
Защитить себя сумеет.
Не его ли меч разящий
Разогнал зимой драконов!
Вверх идёт он по тропинке,
А село внизу осталось.
Не оглядываясь, Нику
Босиком идёт по травке.
Он пошёл босым нарочно,
Чтоб почувствовать ногами
Ласку тёплой пыльной стёжки,
Травки шёлковой касанье...
В башмаках ведь не узнаешь
Радость этих ощущений.
Волшебство босым дано лишь,
Босиком лишь в сказку ходят.
Дома бабушка, наверно,
Думает, что Нику рядом,
Где-нибудь в саду играет.
А уж он за холм спустился.
Всё тут кажется волшебным.
Вот оно, начало сказки!
Встали рослые деревья,
Шелестят о чём-то травы...
Ветер, что бежал за Нику,
Перед лесом бег замедлил:
– В лес идти нельзя мне, мальчик,
Ждёт на мельнице работа.
Про себя же ветер думал:
"Ох! Заблудится мальчишка!"
Только Нику не боится
Всё в лесу ему знакомо.
Входит в чащу шаг за шагом
Пробуждаются полянки.
В белых платьицах ромашки
Расступились перед Нику.
Еле слышно шелестели
Вслед ему цветы и травы:
– Это Нику, мальчик Нику
Из отцовской доброй сказки!
Мальчик смотрит на деревья,
Взглядом трогает травинки,
Слышит шорохи, шуршанье,
Удивляется: красиво!
– Добрый день, бесстрашный Нику!
Василёк ему кивает.
А чабрец пожал плечами:
– Это что за незнакомец?
– Это ж Нику, храбрый Нику,
Что зимой прогнал драконов!
Молвит василёк с восторгом,
И чабрец на Нику смотрит:
"Нику? Видно, смелый парень!"
А кузнечик среди травки
Красит тоненькой былинкой
Своих деток в цвет зелёный...
Впереди летит кукушка
Будит криком глушь лесную.
Стайки птиц спешат за Нику,
По бокам цветы шагают.
Коровяк им машет шляпой,
Маки огненно пылают,
И доносятся до слуха
Колокольчиков трезвоны.
Необъятно царство леса!
Но ничуть не страшно Нику:
Средь резных зелёных шапок
Тут и там синеет небо.
Вот он встретил след копыта:
Фэт-Фрумос бывал тут, значит,
Кто ж ещё верхом проскачет
К роднику испить водицы?
Видно, тут его и видел
Папа Нику среди леса.
Собирал здесь папа песни,
Мать в лесу цветы искала,
Чтоб цветы лесные эти
Рисовать на стенах дома.
А овечки подбирали
Колокольцы позвончее...
Не от этого ль стоцветья
В дождик радуга родится?
Красный цвет – из земляники,
Жёлтый с белым – из ромашек,
Голубой – из незабудок,
А зелёный – из травинок.
И ещё цветов каскады...
Где-то радуга таится?
Видно, здесь, неподалёку,
Косы ей переплетают.
Дело только за дождями,
А они вот-вот польются.
Слышен топот лошадиный:
По зелёному туннелю
Рядом с Нику – мчит повозка,
Кони уши навострили.
"Тоже песни собирают!
Только дышло, только дышло,
Деревянное, глухое,
Пролетает, мчится мимо.
Ничего оно не слышит,
Ничего оно не видит..."
Вот повозка удалилась,
Позади оставив Нику.
Мальчик лес несёт с собою
Сложный мир цветов и звуков.
Беспокоится кукушка:
– По плечу ли ноша, Нику?
– Ничего, ведь я уж взрослый!
Улыбается мальчонка.
Вот уже закраек леса.
Только лес отстать не хочет.
Он в душе сейчас у Нику,
Пропитал его одежду.
Через поле за мальчонкой
Он идёт сквозь кукурузу,
Переходит вброд пшеницу
И шагает с Нику к дому.
– Вот какой богатый Нику!
Удивляется кукушка.
– У кого ещё на свете
Есть леса волшебней этих!
А "богач" босой шагает
По тропе, прогретой солнцем
(Волшебство босым дано лишь,
Босиком лишь в сказку ходят).
На лице его – улыбка:
Целый лес в себе несёт он,
С пеньем птиц, росой, цветами...
Знала б бабушка об этом!
Убежали волки-трусы,
Скачут зайчики за Нику,
По бокам цветы шагают,
На ветвях щебечут птицы.
Вот и бабушка выходит.
– Открывай скорей ворота!
Это я, отважный Нику,
Возвратившийся из сказки.
СОЛДАТЫ КОРОЛЯ ПАНТЕЛЕЯ
– Слуги мои верные! Откройте мне калитку!
Руки Пантелея отдали честь королю и тут же выполнили его желание. Король вышел со двора с гордо поднятой головой.
– А теперь, слуги мои верные, проведите меня к пруду в Медвежьей Долине! – снова приказал король Пантелей. Ноги его послушно зашагали к пруду, оставляя следы в дорожной пыли, чтобы люди, в случае чего, догадались, куда направился их король.
Вечером слуги ложились спать вместе с королём. И всё шло так, как того желал король, но вот однажды...
Большой Палец правой ноги взял и объявил себя командиром. Это означало, что остальные пальцы должны стать его солдатами.
– А я вот возьму и доложу королю, что ты считаешь себя самым главным, – пробормотал Мизинец.
Большой палец, чтобы отвлечь Мизинца от опасных мыслей, стал рассказывать ему сказку о трёх козлятах и рассказывал её до тех пор, пока Мизинец не уснул. Большому Пальцу только это и надо было.
Однажды ночью командир вступил в переговоры с Большим Пальцем левой ноги. И назначил его своим помощником. Теперь в распоряжении командира было девять солдат. Во всяком случае, так думал сам командир.
А левая нога, узнав обо всём этом, взяла и неожиданно подставила подножку правой ноге. Король шлёпнулся, да так сильно, что шлем его покатился прочь, звеня и подскакивая.
Когда король поднялся, отряхивая свою мантию, командиром уже был Большой Палец левой ноги, и не успел король сделать несколько шагов, как правая нога взяла и подставила подножку левой. Пантелей снова полетел кувырком, даже не догадываясь, что всё это происходило из-за ссоры между его слугами.
Чтобы король так ни о чём и не узнал, ноги помирились, и Большие Пальцы условились быть командирами по очереди. Но мир продолжался недолго. Слуги опять начали ссориться. Сам король Пантелей просто с ног сбился: хочет идти в одну сторону, а ноги его тащат совсем в другую. Ну что с ними поделаешь! Солдаты Пантелея умели не только шагать, но ещё и прыгать. Завидев повозку, они тут же, по знаку командира, бросались к ней – и король оказывался возле ездового, а иногда даже и на его месте.
Пантелей и не подозревал, что те же солдаты помогают ему очутиться в седле, и, когда король научился ездить верхом, то взял и прицепил себе на грудь большую медаль. А солдатам даже не дал отдохнуть и поваляться на зелёной траве. Загрустили тут солдаты короля Пантелея. А с чего веселиться-то? В ботинках темно и душно. И мёртвая тишина. Ни пения птиц, ни порхания бабочек, ни свежего ветерка. К довершению всех бед, король Пантелей становился всё тяжелее и тяжелее, потому что он теперь себе за каждый мало-мальский поступок нацеплял по медали.
Как-то раз солдаты вспомнили и о других слугах короля – о руках. Ночью они рассказали им о своём горе. Командиры только кивали головами, зная, что солдаты говорят одну правду.
Рано утром, когда король ещё спал, руки взяли ботинки за ушки и сунули их в печку. Только и всего. И сколько король ни искал их, так нигде и не нашёл – потопал бедняга босиком по всему своему царству.
В тот день солдаты так развеселились и разыгрались, что медали короля Пантелея одна за другой попадали в траву.
АИСТЫ
Для гнезда они выбрали не самый красивый дом на селе. Жили там старик со старухой. Выросли их дети, разбрелись по белу свету. Только и оставили они матери, что сетку морщин на лице да глаза, чтоб смотреть на дорогу, а отцу – шапку белых волос на голове да палку в руке.
Зато каждую весну появлялись на крыше аисты, птенцов выводили, на одной ноге стояли.
Утром стариков будила коза. Возьмёт старуха скамеечку, а старик стульчик, сядут – он по одну, она по другую сторону, начнут козу доить.
– Подъём! – шепчет аистиха птенцам. – Старики уже козу подоили.
Старуха выливала молоко в чугунок, разжигала печку, а птенцы смотрели, как из трубы дымная дорожка в небо ползёт.
Потом хозяева садились за стол, и старик махал аистам рукой:
– Эй, на крыше! Пожалуйте откушать с нами!
Птенцы только смеялись в ответ, стуча длинными клювами.
Клювы у них почти всегда были раскрыты. То лягушка, то рыбка, глядишь, и подрос птенчик. И всё чаще клювы раскрывались, чтобы спросить что-нибудь. Почему, например, старик никогда не стоит на одной ноге? И кого же, все-таки, ловит старуха ведром в колодце?
Мать не знала, что ответить, а у отца было слишком много дел на пруду.
Когда на гнездо опускался вечер, мать пела птенцам колыбельную:
Засыпайте, аистята!
Пусть вода растит для вас
Новых рыбок и лягушек
В этот поздний тёмный час.
Птенцы не знали, так ли это. Но на всякий случай прятали головы под мамино крыло. И от этого быстро-быстро наступал рассвет и вставало большое солнце.
Когда у аистят перья стали подлинней, а головы поумней, сделал для них старик бумажного змея. Хвост у него тянулся до самого пруда. Днём птенцы следили, как носится змей по небу, а ночью снилось им, что они сами летают.
– Какого замечательного змея смастерил нам дедушка! – радовались аистята.
– Это что, – отвечала мать. – Когда я была маленькой, дед для меня сделал большого деревянного аиста. Вон того, что над колодцем стоит на одной ноге.
– Вот вырасту, буду старикам козу пасти! – пообещал старший птенец.
– А я, – закричал средний, – собственным клювом выкопаю для них пруд во дворе и рыбок туда напущу.
– А я... а я, – растерялся младший. – Я буду вам помогать.
Наутро отец объявил, что берёт с собою старшего аистёнка. Дал он ему несколько полезных советов, три раза покружился над крышей, и птенец полетел за отцом. Передохнули на соседней крыше, потом ещё на одной, потом ещё, так и добрались до пруда. На следующий день полетел с ними средний. А младший с горя в рот ничего не брал.
– Может, я гусь, мама? Почему я не летаю, как братья?
– Нисколечко не гусь, – утешала мать. – Погоди, придёт и твоё время.
Время пришло на третий день. Отец полетел со старшими братьями, мать – с малышом.
Что за прелесть этот пруд! Шагай сколько хочешь по одному берегу, по другому, можешь поймать лягушку, можешь отпустить. А сколько тут аистов, не говоря уже о цаплях и диких утках!
Старший аистёнок только и делал, что важно расхаживал вдоль и поперёк Страны лягушек, совсем зазнался. У среднего завелись какие-то дружки в соседнем селе, он там и ночевал. Некому было пасти дедову козу и копать пруд во дворе. Помнил об этом только малыш, но что он мог один!
Тем временем дни стали прохладнее, дед начал даже во дворе шапку носить, лягушки всё реже высовывали головы из воды. Попрощались птицы с гнездом и слетелись на луг, поджидая аистов из соседних сёл. Вот показался один, за ним трое, а там и целая стая собралась. Пересчитал их вожак и сказал, что все на месте, никого не забыли.
Повернули аисты головы к тёплым краям, расправили крылья, и тут увидел младший аистенок веточку в траве и вспомнил что-то. С веточкой в клюве возвратился он к старикам и положил её перед очагом, как раз на то место, где хозяева хворост держат. А потом покружился-покружился над двором и полетел догонять стаю.
ПТИЦЫ ДЕДА ПЕТРУЦА
Летели по небу аист и аистиха. Они летели уже давно и очень устали.
– Ничего, – сказал аист, – ещё два холма и мы – дома.
– А вдруг нет нашего гнезда? – встревожилась аистиха.
Но вот внизу, на земле, аисты увидели людей из своей деревни. Люди махали им шляпами. Обрадовались аисты, на душе стало веселее.
Над родным селом аисты летели медленно – вот и знакомая улица, вот он дом, а вот и гнёзда...
Аисты опустились на камышовую крышу рядом с гнездом, прошлись, чтобы размять ноги, огляделись.
Смотри-ка: во дворе появился новый дом! С большими светлыми окнами!
Тут дверь нового дома отворилась, и на порог вышел дед Петруц.
– Добро пожаловать! – сказал дед аистам и снял шапку.
Переглянулись аисты: постарел дед, поседел...
Прохожие останавливались, спрашивали деда:
– Ну что, дед Петруц, какие новости из Африки?
– А какие, – отвечал дед, – живут люди.
Когда двор опустел, дед Петруц кивнул аистам и сказал:
– Ну так вот, я построил новый дом, а этот оставляю вам.
Не знаю, поняли аисты деда или нет, но так звонко застучали клювами по крыше, что скоро все село знало – вернулись птицы деда Петруца.
Это ведь были последние аисты в том селе. Всё меньше оставалось домов с крышами из камыша, и аисты улетали, не возвращаясь.
А из трубы старого дома вилась струйка дыма. То дед Петруц, радуясь гостям, развёл в печке огонь.
СКАЗКА О СОЛНЦЕ И СКВОРЧОНКЕ
Только он знаком был с тайной
Неустанный странник неба,
Только он секретом ведал
Зажигать над миром зори.
Всё ходил-бродил по свету
На златых высоких ножках,
Между тем не забывая
Заглянуть к скворчонку в гости.
Ночь прогонит из скворечни
Станет птенчик на день старше,
К Солнцу тянется скворчонок,
К животворной ласке неба.
И светило, улыбаясь,
Греет скворку, чтоб скорее
Отросли у скворки перья,
Оперились к сроку крылья.
День прошёл, а может, больше...
Скворка, гостя ждать привыкнув,
Жить не мог уже без Солнца,
Ждал светила и томился.
Чуть замешкается путник
Начинал скворчонок плакать:
Птенчик думал, что светило
Для него и светит только.
Как-то утром мать-скворчиха
Будит сонного скворчонка:
– Просыпайся, ты уж взрослый!
Посмотри-ка: прошлой ночью
У тебя пробились перья,
Крылья густо оперились.
И птенец, узнав о чуде,
Полетел скорее в рощу.
Там в ветвях нашёл он Солнце.
Долго длилась их беседа.
Но о чём – никто не слышал,
Слишком тополь был высоким.
С той поры летал скворчонок,
Песней славя красно Солнце,
И светило – с ним повсюду.
Скворка с Солнцем неразлучны.
Так привык он к этой дружбе,
Что на ласточку прикрикнул,
Чьё гнездо неподалёку
От скворечни прилепилось:
– Ты чего расщебеталась,
Под _моим_ летая Солнцем?
Вот пожалуюсь, и мама
От _него_ тебя прогонит!
Рассмеялась щебетунья,
На ушко птенцу шепнула,
Чтоб не слышал ветер тайну:
– Солнце, деточка, – _моё_.
В незапамятные годы
Мать мне Солнце подарила.
Призадумался скворчонок:
"Шутит ласточка иль нет?"
– Если ты сказала правду,
Говорит касатке скворка,
Почему ж ночует Солнце
Не в гнезде твоём, а в поле?
И, не зная, что ответить,
Замолчала щебетунья.
А скворчонок, весь в сомненьях,
Стал родителей искать.
Но родителей на месте
В этот час не оказалось:
У скворцов хлопот хватает
День-деньской кормёжку ищут.
И остался без ответа
Глупый маленький скворчонок.
И решил следить за Солнцем,
Чтоб проведать – чьё оно.
Вот светило за холмами
Разожгло костёр багряный,
Во всё небо полыхая,
Шлёт земле тепло и ласку;
К Солнцу тянутся деревья,
Наступает полдень лета,
Зеленеют буйно травы,
Среди трав цветы пестреют.
Между тем трудяга-Солнце
Направляет реки в русла
И спешит к подворьям сельским.
Растворяя окна, двери,
Из домов зовёт доярок
И берут они подойник,
Косарей зовёт в луговья
И звенят в луговьях косы.
Поднимается к скворечне,
За детьми спешит на речку.
И летит за ним скворчонок
Поглядеть, что будет дальше.
Солнце лезет в речку первым,
Чтобы сделать воду тёплой,
Дети вслед за ним ныряют,
И волна детей качает.
А скворчонок испугался:
Вдруг вода погасит Солнце?
Но светило не боится
И бесстрашно в глубь ныряет.
Вот оно сняло рубашку
Тонкотканую из света
И, в воде её оставив,
Из реки встаёт, сияя.
Свежевымытое Солнце...
Есть ли что на свете краше!
Россыпь жаркого багрянца,
Свет снопами по луговьям.
Пчёлы, бабочки, букашки,
Отогревшись, веселятся.
Их жужжанье, стрекот, шелест
Оглашают луговину.
А уж Солнышко по саду
Средь стволов скользит и листьев,
С ветки прыгает на ветку,
Золотит плоды литые.
Тут скворчонок догадался:
Вот кто здесь садовник главный!
И восторженные птицы
Песни пели, славя Солнце.
Потрудясь в саду на славу,
Солнце, кажется, устало
И решило в гуще сада
Отдохнуть среди деревьев.
Но примчалась перепёлка,
Позвала к полям пшеничным,
И, забыв про отдых, Солнце
Помогало зреть пшенице.
Наливало силой колос,
Наполняло зёрна светом,
И под тяжестью колосьев
Гнулись бронзовые стебли.
А скворчонок удивлялся:
"Нет полям конца и края,
В каждом колоске пшеничном
Слиток Солнца запечатан".
За недельный срок светило
Нарядило нивы в бронзу.
Лишь один чернел средь нивы
Любознательный скворчонок.
Человек шагал вдоль поля...
"Он ведь тоже сын светила",
Догадался вдруг скворчонок
И чирикнул: "Чьё же Солнце?"
А на следующее утро
На бахче он друга встретил:
Зрели грузные арбузы,
Солнце дыни золотило,
И подсолнухи поодаль,
Взяв у Солнышка короны,
Красовались и вращали
Головой по ходу Солнца.
"Я бы тоже был не против
Жёлтой солнечной короны...
Позавидовал скворчонок.
Так подсолнушки красивы!"
Как и прежде, был он чёрен,
Но надеялся на чудо:
Вдруг расщедрится светило
И наряд скворчиный скромный
Позлатит лучом проворным.
Может, ласточка, увидев
Мой наряд небесный, скажет:
– Как наряден этот скворка
В ярком солнечном убранстве!
С этой мыслью ждал он _друга_.
Но задерживалось Солнце,
Всё трудней на холм взбираясь,
Всё скупей тепло лучило.
Потускнела позолота
Удивительной короны.
Но зато леса желтели
Ярким золотом осенним.
Закрывали небо тучи,
Птиц кочующие стаи
В путь-дорогу собирались.
И птенец, уже подросший,
Ростом с мать свою, скворчиху,
С грустью стал глядеть на небо,
Где едва виднелось Солнце,
Это щедрое светило,
Всё отдавшее до капли
Людям, птицам, нивам, травам
И вот этому скворчонку,
Так тянувшемуся к Солнцу!..
______________________________________________________________________
БАЛЛАДЫ
БАЛЛАДА О ВИНОГРАДАРЕ
Был у человека дом,
Был очаг – семьи начало.
Двух мальчишек в доме том,
Напевая, мать качала.
Уходил отец с зарёй
Виноград сажать на склоне.
Этой самою порой
Ворвались в деревню кони.
Ворвались враги в село,
Гулки стали переулки.
Ятаган сверкает зло,
Топчут нашу землю турки.
Дом горит, дымит сарай.
Слышен плач.
В чужие дали,
В рабство,
В злой турецкий край
Маму вороги угнали.
Увидал отец с холма,
Как горит его деревня,
Как окутали дома
Дыма белые деревья.
В дом вбежал, врагов кляня.
В пламени исчез он,
