355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сосэки Нацумэ » Ваш покорный слуга кот » Текст книги (страница 7)
Ваш покорный слуга кот
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 12:20

Текст книги "Ваш покорный слуга кот"


Автор книги: Сосэки Нацумэ



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

— Видно, ваша хозяйка очень любит вас, — произнес я. За этой фразой скрывалось то смешанное чувство восхищения и зависти, которое охватило меня, когда я сравнил жизнь Микэко со своей. В ответ наивная Микэко сказала: — Да, вы угадали, она любит меня совсем как собственного ребенка. И она простодушно рассмеялась. Даже кошки могут смеяться. Люди ошибаются, когда думают, что, кроме них, это никому не доступно. Когда я смеюсь, ноздри у меня принимают форму треугольников, а кадык начинает трястись мелкой дрожью. Ну, где же людям заметить это! — А кто она, собственно говоря, ваша хозяйка? — Вы спрашиваете, кто моя хозяйка? Странно. Она госпожа учительница. Она обучает игре на тринадцатиструнном кото. — Это-то и я знаю. Я спрашиваю, из какой она семьи. Во всяком случае, раньше она, наверное, занимала в обществе высокое положение? — О да! «Пока я ждала тебя, низкая сосна…» Это за сёдзи [23] заиграла на кото госпожа учительница музыки. — Хороший голос, — гордо промолвила Микэко. — Кажется, неплохой, но я не очень-то разбираюсь. Вообще, что это? — Это? Вы спрашиваете, что это такое? Госпожа учительница очень любит эту вещь… Госпоже учительнице уже шестьдесят два. Очень хорошее здоровье, правда? Раз дожила до шестидесяти двух лет, то, конечно, здоровье должно быть хорошим. Я только протянул: «О-о!» — и замолчал, но что поделаешь, раз я так и не смог придумать какого-нибудь более вразумительного ответа. — И все-таки она очень знатного происхождения. Она всегда говорит об этом. — А какого же? — О, она дочь племянника матери мужа младшей сестры личного секретаря Тэнсёин-сама [24] . — Что, что? — Мужа младшей сестры личного секретаря Тэнсёин-сама… — Ага. Подождите немного. Личного секретаря младшей сестры Тэнсёин-сама… — Ах, нет! Младшей сестры личного секретаря Тэнсёин-сама. — Ладно, понял. Значит, Тэнсёин-сама? — Да. — Личного секретаря? — Правильно. — За которого вышла замуж… — Младшая сестра которого вышла замуж! — Да, да, я ошибся. Мужа младшей сестры… — Матери племянника дочь! — Матери племянника дочь? — Да. Теперь, кажется, поняли? — Нет. Все что-то перепуталось, никак не соображу. В конце концов, кем же она приходится Тэнсёин-сама? — Какой вы непонятливый. Она дочь племянника матери мужа младшей сестры личного секретаря Тэнсёин-сама, я же с самого начала ясно сказала. — Это-то я понял… — Большего от вас и не требуется. — Да, да. Мне ничего не оставалось, как только сдаться. Иногда так складываются обстоятельства, что приходится без зазрения совести врать. Многострунное кото за сёдзи вдруг смолкло, и послышался голос учительницы: «Микэ! Микэ! Обедать!» Микэко радостно воскликнула: — Госпожа учительница зовет. Я пойду, ладно? Не говорить же мне: «Не ходите». — Приходите опять, — сказала она и, позвякивая бубенчиком, пробежала через двор, но потом быстро вернулась и с беспокойством спросила: — Вы очень плохо выглядите. Что-нибудь случилось? — Ничего особенного. Просто от разных дум голова немного разболелась. Вот я и пришел сюда: думаю, поговорю с вами и все пройдет. Не мог же я рассказать ей о том, как танцевал с моти во рту. — Да? Смотрите же, берегите здоровье. До свиданья. Ей, кажется, было чуточку жаль расставаться со мной, и после истории с дзони я впервые почувствовал себя легко и бодро. У меня было отличное настроение. Я решил вернуться домой через уже знакомый читателю чайный садик. Ступая по тающим иглам инея, я пробрался к такому же забору, как у храма Кэнниндзи и, просунув голову через дыру в нем, увидел Куро, который, как обычно, сидел выгнув спину на засохшем кусте хризантемы и сладко позевывал. Теперь я уже был не тот, что раньше, и не дрожал от страха при одном виде Куро, но мне не хотелось разговаривать с ним, и я попытался пройти мимо, будто вовсе и не знаком с ним. Но не такой у Куро характер, чтобы сделать вид, словно он не замечает презрительного к нему отношения. — Ну ты, серость безыменная! Не кажется ли тебе, что в последнее время ты уж слишком стал заноситься. Нечего ходить с такой спесивой рожей, хоть ты и жрешь учительские харчи. Не валяй дурака. Куро, видимо, еще не знал, что я стал знаменитостью. Я хотел было рассказать ему об этом, но потом подумал, что он все равно ничего не поймет, и решил, что лучше просто поздороваться с ним, а потом как можно быстрее откланяться. — А, Куро-кун. Поздравляю с Новым годом. Ты, я вижу, бодр, как всегда, — сказал я и, подняв хвост, повел им влево. Куро же только поднял хвост, но махать им в знак приветствия не стал. — Что, поздравляю? Я хоть на Новый год дурак, а такие, как ты, целый год ходят в дураках [25] . Ты смотри у меня, не очень-то, рыло — кузнечный мех. «Рыло — кузнечный мех» — это, кажется, ругательство, но я не понимаю, что оно значит, и поэтому спросил: — Прости, пожалуйста, но что такое, «рыло — кузнечный мех»? — Вот так так, тебя ругают, а ты еще спрашиваешь, что это означает. Сказано, дурак новогодний. «Дурак новогодний» — это ругательство хотя и звучит поэтично, но еще более непонятно, чем «кузнечный мех». Хотел было осведомиться и об этом, но ведь все равно, сколько ни спрашивай, вразумительного ответа не получишь, а поэтому я продолжал молча стоять перед Куро. Мне уже все это начинало надоедать, как вдруг послышался визгливый голос хозяйки Куро. Она громко вопила: «Ой, а где же лососина, которую я положила на полку? Вот несчастье! Опять этот чертов Куро украл. Вот паршивец! Пусть теперь только вернется!» Эти крики бесцеремонно сотрясали разлитую в воздухе тишину ясного весеннего дня и нарушали всю прелесть «августейшего царствования, когда ни одна ветвь на деревьях не шелохнулась». Куро скорчил дерзкую гримасу, словно желая сказать: «Ругаешься? Ну, ну, ругайся сколько влезет», — и, выставив вперед квадратный подбородок, подмигнул мне: дескать, слыхал? Тут я увидел, что в ногах у него валяются покрытые грязью остатки лосося, каждый кусок которого стоил примерно две сэны и три рина. Я был настолько обескуражен встречей с Куро, что только теперь заметил, чем лакомился мой грозный сосед. — А ты занимаешься своим прежним ремеслом! — с невольным восхищением воскликнул я, позабыв весь предыдущий разговор. Но даже после этого настроение у Куро нисколько не улучшилось. — Чем это я занимаюсь? Ах ты сукин сын! Подумаешь, стащил кусок-другой лососины, так уж «прежним ремеслом»! Ты давай поменьше оскорбляй других. Позволю себе напомнить, что я все-таки Куро рикши. И он начал скрести против шерсти свою правую переднюю лапу, от когтей и до самого плеча. Это означало, что он засучивает рукава. — Мне давно известно, что ты Куро-кун. — А если известно, так почему говоришь «занимаешься своим прежним ремеслом»? Почему, спрашиваю, — вызывающим тоном заговорил Куро. Будь мы людьми, он уже давно схватил бы меня за грудь и отхлестал бы по щекам. Я немного перетрусил и про себя подумал: «Ну и попал же я в переплет», — но тут тишину снова нарушил голос хозяйки Куро: «Послушай, Нисикава-сан! Нисикава-сан! Дело есть. Сейчас же тащи кин [26] говядины! Понял? Один кин говядины, только не жесткой». — Ха, берет говядину раз в год, а орет так, что уши режет. Решила похвастаться перед соседями: смотрите, мол, целый кин говядины покупаю. Просто беда с этой глупой бабой. Не переставая злословить, Куро вытянул все четыре лапы. Я уже не знал, что говорить, и молча смотрел на него. — Подумаешь, кин! Да там и смотреть не на что. Ну уж ладно. Пойду съем хоть это, как только принесут, — произнес Куро таким тоном, словно мясо заказывали специально для него. Чтобы побыстрее от него отделаться, я сказал: — Вот угощение так угощение. Просто здорово. — Не твое дело. Замолчи лучше. Надоел! — ответил Куро и вдруг начал задними лапами швырять мне в голову комки мерзлой земли. Пока, весь дрожа от испуга, я отряхивал с себя грязь, Куро пролез под забором и куда-то исчез. Наверное, отправился следить, когда Нисикава вернется с говядиной. Когда я пришел домой, в гостиной было необычно светло, совсем по-весеннему, и даже смех хозяина звучал весело. «Что с ним случилось?» — подумал я и, войдя в дом через распахнутую настежь дверь, приблизился к хозяину. У нас был гость, которого раньше мне видеть не приходилось. Волосы у него были разделены аккуратным пробором, хлопчатобумажное хаори с гербами было заправлено в штаны из грубой ткани. Своим видом он очень походил на прилежного ученика. На углу стоявшей перед хозяином грелки для рук рядом с лаковым портсигаром я заметил визитную карточку, на которой было написано: «Имею честь рекомендовать Вам Оти Тофу-куна. Мидзусима Кангэцу». Теперь я знал и имя гостя, и то, что он был приятелем Кангэцу-куна. Я пришел в самый разгар их беседы и только поэтому не понял, о чем шла речь. Во всяком случае, они, кажется, говорили об искусствоведе Мэйтэй-куне, с которым я уже познакомил читателей раньше. — И он сказал: «У меня есть забавная идея, давайте обязательно сходим туда вместе», — спокойным тоном продолжал гость свой рассказ. — Какая же это идея? Насчет того, чтобы пообедать в европейском ресторане? Хозяин долил в чашку чаю и пододвинул ее гостю. — Тогда-то и я не понял, что у него за идея, но думал, раз уж он говорит, то, должно быть, что-то интересное… — И вы, значит, пошли вдвоем? Ну, ну. — Однако произошло нечто удивительное. «То— то же», -чуть было не сказал хозяин, но промолчал и лишь тихонько похлопал ладонью по моей голове. Мне было немного больно. — Опять какой-нибудь дурацкий фарс. У него есть такая привычка. Хозяин вдруг вспомнил случай с Андреа дель Сарто. — Да как вам сказать. Он спросил: «Ты бы съел чего-нибудь необыкновенного?» — И что же вы ели? — Первым делом мы просмотрели меню и поговорили о разных блюдах. — Еще до того, как заказать? — Да. — Потом? — А потом он задумчиво покачал головой и, глядя на официанта, сказал: «Кажется, у вас нет ничего необыкновенного?» — на что официант возразил: «А что вы думаете насчет утиного филе или телячьей отбивной?» Сэнсэй ответил: «Шли бы мы сюда специально из-за таких банальных вещей». Официант не понял слова «банальные» и только молча хлопал глазами. — Еще бы. — Потом сэнсэй повернулся ко мне и горячо заговорил: «Поехал бы ты во Францию или в Англию. Вот где можно поесть разных кушаний, хочешь в стиле стихов эпохи Тэммэй, хочешь — в стиле Манъёсю. А в Японии что: куда ни пойди — написано одно, а на деле выходит совсем другое. Даже заходить не хочется в наши европейские рестораны…» А вообще разве он бывал когда-нибудь за границей? — Что? Был ли Мэйтэй за границей? Да что ему, деньги есть, время есть, может поехать когда вздумается. Наверное, сейчас он как раз собирается туда, вот и вздумал пошутить немного: выдал будущее за прошлое. — И хозяин, решив, что сказал что-то очень остроумное, засмеялся заразительно, словно приглашал собеседника последовать своему примеру. Но гость отнюдь не пришел в восторг. — Вот оно что, — произнес Тофу-кун. — А я то думал, что ему приходилось бывать за границей, и принимал его слова всерьез. К тому же он так образно рассказывал о супе из улиток и о тушеных лягушках, словно видел их своими глазами. — Это кто-нибудь ему рассказал. Он большой мастер врать. — Да, вы, кажется, правы, — вздохнул гость и принялся рассматривать стоявшие в вазе цветы водяного лука. Кажется, он немного расстроился. — Так, значит, вся его идея заключалась в этом? — вывел его из задумчивости хозяин. — Нет, это только прелюдия, главное будет дальше. — Ну, ну! — с любопытством воскликнул хозяин. — Потом он сказал: «Раз мы при всем своем желании не можем отведать ни улиток, ни лягушек, то не остановиться ли нам, так уж и быть, на тотимэмбо? Как ты думаешь?» — «Хорошо», — ответил я, ничего не подозревая. — Гм, тотимэмбо. Странное блюдо. — Вот именно, очень странное, но сэнсэй был так серьезен, что у меня не возникло и тени сомнения. Гость словно извинялся перед хозяином за свою оплошность. Но тот холодно спросил: — Что было потом? Признание гостем своей вины не вызвало в нем ни малейшего сочувствия. — Потом он сказал официанту: «Эй, принеси-ка нам две порции тотимэмбо». — «Мэнтибо?» [27] — переспросил официант, но сэнсэй с еще более серьезным видом поправил его: «Не мэнтибо, а тотимэмбо». — Ну и ну. Да разве есть вообще такое блюдо: «тотимэмбо»? — Мне и самому это название показалось удивительно странным, но сэнсэй сохранял полное самообладание. К тому же он считал себя знатоком Европы, и тогда я еще верил, что он бывал за границей. Поэтому я присоединился к нему и тоже принялся втолковывать официанту: «Тотимэмбо, тотимэмбо». — А официант что? — Официант, — и сейчас, как вспомню, не могу удержаться от смеху, — официант задумался на минуту, а потом сказал: «Я очень и очень сожалею, но тотимэмбо сегодня нет. Вот если бы мэнтибо, так сию же секунду принес бы две порции». Сэнсэй с печальным видом промолвил: «Ну вот, без толку шли в такую даль. Так, значит, ты нас так и не сможешь накормить тотимэмбо?» — и дал официанту двадцатисэновую монету. «Может быть, сейчас что-нибудь придумаем, пойду посоветуюсь с поваром», — сказал официант и убежал на кухню. — Уж очень, видно, Мэйтэю хотелось тотимэмбо. — Вскоре официант вернулся и сказал: «Если хотите, можно приготовить, но, к сожалению, придется немного подождать». Мэйтэй-сэнсэй сразу успокоился. «Все равно Новый год, времени у нас много, можем и подождать», — произнес он и, достав из кармана сигару, принялся попыхивать ею. Мне тоже ничего другого не оставалось, как вынуть из-за пазухи газету и погрузиться в чтение. Официант тем временем снова удалился на совещание с поваром. — Ну и морока же, — сказал хозяин. Он слушал с таким интересом, будто читал сообщение о ходе военных действий, и даже весь подался вперед. — Но вот снова появился официант и с грустным видом сообщил: «В последнее время стало очень трудно доставать продукты для тотимэмбо. Мы не смогли купить их ни в одном магазине. Так что, как ни печально, некоторое время этого блюда не будет». Сэнсэй, глядя на меня, несколько раз повторил: «Плохо, плохо. Шли сюда специально, и вот…» Я тоже не мог оставаться равнодушным и принялся вторить ему: «Прискорбно». — И то правда, — согласился хозяин. Я так и не понял, что именно «правда». — Официант тоже казался опечаленным. «Если в ближайшее время достанем продукты, — сказал он, — тогда прошу». Когда же сэнсэй спросил его: «Из чего вы готовите тотимэмбо?» — он только засмеялся, но ничего не ответил. «Из поэтов из „Нихонха“ [28] , наверное?» — не унимался сэнсэй, на что официант сказал: «Да, да, вот именно. Сейчас даже в Иокогаме не достанешь, очень сожалею». — Ха-ха-ха! Это конец? Забавно, — как никогда громко расхохотался хозяин. Колени его тряслись, и я чуть было не свалился на пол. Нисколько не считаясь с этим, хозяин продолжал смеяться. Он сразу повеселел, когда узнал, что не один он стал жертвой Андреа дель Сарто. — Когда мы вышли на улицу, сэнсэй самодовольно сказал: «Ну как, здорово получилось? Эти разговоры вокруг Тоти Мэмбо [29] , наверное, звучали очень забавно?» — «Я просто в восторге», — ответил я, и мы расстались. Время обеда давно прошло, я страшно проголодался и чувствовал себя скверно. — Это уже неприятно, — впервые посочувствовал ему хозяин. Против этого и я ничего не могу возразить. Их разговор на некоторое время прервался, и в комнате было слышно только мое мурлыканье. Тофу— кун одним глотком допил остывший чай и снова заговорил, на этот раз уже официальным тоном: — Собственно говоря, я сегодня зашел потому, что у меня к вам, сэнсэй, есть небольшая просьба. Хозяин тоже напустил на себя важный вид и спросил: — А, какое-нибудь дело? — Как вам, наверное, известно, я люблю литературу и искусство, а поэтому… — Ну и прекрасно, — подзадорил его хозяин. — Недавно я и мои товарищи организовали кружок декламации. Мы решили собираться один раз в месяц и заниматься исследованиями в этой области. В конце прошлого года даже состоялось первое занятие. — Извините, я перебью вас, но когда вы говорите «кружок декламации», то можно подумать, что вы там читаете как-то по-особому разные виды стихов и прозы. Как у вас вообще это все происходит? — Мы думаем начать с произведений классиков и постепенно дойти до творчества, скажем, членов кружка. — Из произведений классиков, наверное, такие, как, например, «Лютня» Бай Лэ-тяня? [30] — Нет. — Или что-нибудь вроде «Сюмпубатэйкёку» Бусона? [31] — Нет, нет. — Что же тогда? — Недавно мы читали одно из синдзюмоно Тикамацу. [32] — Тикамацу? Это тот самый Тикамацу, что писал дзёрури?

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю