Текст книги "Сахарная кукла"

Автор книги: Соро Кет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Дилер. Верующий. Бойфренд.

Перед премьерой нового падре тетушка едва не спятила от волнения.

Оттерла церковь до блеска, уничтожила все следы пребывания в ней отца Хоффлера, который, – о, ужас, – пил! Проинструктировала паству, всех трех человек. И заставила Ральфа сделать «приличную» стрижку, которая никак не хотела держаться на его жестких, вьющихся крупными кольцами, волосах.

Ральф был в ярости, но ничего поделать не мог. Слезами и уговорами, она заставила его стать частью спектакля. Статистом. Жопой на стуле. Чтобы новый священник вдруг не решил, что на фиг он никому не сдался.

Забавно, учитывая, что в церковь собирался сразу весь его клан. Тетушка волновалась, почти до обморока.

– Будь вежливым, если к тебе обратятся, но сам ни к кому не обращайся, – наставляла она его, очищая щеткой единственный костюм Ральфа. – А лучше, вообще не попадайся им на глаза…

Ральф молча стоял и слушал.

Костюм был дешевым, старым. Был узок ему в плечах и болтался в талии, но тетушка настояла, чтобы Ральф надел именно его.

– Как на комиссию по делам несовершеннолетних, – подумал он, глядя в зеркало.

Ральф вспомнил девочку по имени Виви, которую папочка зовет Цукерпу и подумал, – да, крошка, в таком виде ты ни за что бы не спутала меня с Принцем!.. Похолодел немного: что, если она и в самом деле придет? Папочку, может быть и зовут отец, но фамилия у него наверняка Штрассенберг. Они всю землю выкупили вокруг старинного замка. Другие там не живут.

Слава богу, что тетушка заставила его подстричь волосы. Возможно, она его просто не узнает. И ее папочка, что еще важнее. Интересно, он в церковь в платье придет, или, все-таки в брюках?.. Что он придет, Ральф отчего-то не сомневался. Оттого и согласился на стрижку.

Вновь посмотревшись в зеркало, Ральф тяжело вздохнул, оправляя отутюженные лацканы. Тетушка всю себя вложила в глажку, отчего костюм выглядел не просто дешевым, но еще и заношенным.

– Та девушка, про которую ты спрашивал, – сказала она, волнуясь. – Она в самом деле – няня? Она не одна из…

– Нет! – огрызнулся он, не желая выдавать ей подробности.

– И я прошу тебя, – взволнованно прошептала тетя. – Держись подальше от графской четы, пока меня нет, хорошо, Ральф? Я очень тебя прошу.

– Да прекрати ты, – не выдержал Ральф. – Думаешь, если графская чета увидит меня, у них зенки лопнут от оскорбленного самолюбия?! Хватит уже! Феодальное право отменили, ты слышала? Мы им давно уже не рабы! Их титулы теперь ничего не стоят!

Тетя надулась и молча вышла из дому, даже забыв проверить, выключен ли газ.

Когда Ральф явился к церкви, на него даже не взглянули. Какие-то рослые, похожие люди, – блондины самых разных оттенков, – стояли на площади и возбужденно переговаривались, будто бы на конфирмацию пришли.

Еще никогда Ральф не видел в церкви столько людей! Гамбург – не католическая земля, прихожан тут мало… Было. Но новый падре, похоже, не собирался выступать в пустоту.

Слегка оробев, Ральф обошел толпу и встал под деревом, подальше от посторонних. Он чувствовал себя тем, кем был – низкосортным дерьмом.

Ну, не кретин ли? А тетушка ведь пыталась… Ральф как раз думал, что бы ей такое купить, когда в его плечо ткнулся чей-то палец.

– Ш или Л?

– Что? – Ральф обернулся.

– Штрассенберг или Ландлайен?

Перед ним стоял рослый светловолосый парень, примерно его возраста, в черном костюме-двойке, явно сшитом по его мерке и на заказ. Он был широкоплечий, как Ральф, узкобедрый, но с более мощными квадрами. То ли наездник, то ли футболист. Белозубый, красивый… Смазливый. Очень даже. Но Ральфу незнакомец чем-то понравился, хотя он и не мог объяснить – чем.

– Ни то, ни то, – сказал Ральф.

– Боже, неужто – верующий? – парень насмешливо округлил глаза и перекрестился.

Ральф улыбнулся.

Возможно, при других обстоятельствах, он ответил бы на вопрос. Они посмеялись бы. Обменялись списками предков, озвучили бы названия элитных школ и спортивных клубов. А после, предложили бы друг другу партию в теннис или пару кругов верхом.

Увы, они были дальше, чем Азия и Европа, хотя и стояли на одной плешивой лужайке под одним деревом.

Парень окинул взглядом его костюм, прическу, сделанную тетушкиной подругой, – и сделал для себя выводы. Ральф видел это в его глазах. И потому удивился, когда тот как ни в чем ни бывало, протянул руку.

– Филипп. Ш.

– Ральф, – представился он. – Дитрих.

– Странно… Я даже, сперва думал, мы стали разбавлять кровь, – как-то вскользь, непонятно, пробормотал Филипп, не сводя задумчивого взгляда с его лица.

Ральф собирался спросить, что именно чувак имеет в виду, но тут все снова заколыхались.

Бледный тщедушный юноша, похожий на тень Филиппа, неохотно отлип от стены и шаркая ногами пошел к сверкающей черным лаком машине. Щеголеватый шофер галантно распахнул дверцу.

Оттуда высунулась женская рука, оперлась на руку шофера; за рукой – красивая, хотя и зрелая уже дама. Ральф затруднялся определить ее возраст, но уловил сходство с Мишель Пфайфер в фильме «Звездная пыль». Он невольно приоткрыл рот, узрев затянутый в платье бюст. Тот плевать хотел на все законы природы, возраста, тяготения… Тонкая талия, подчеркнутая широким ремнем, казалось, подчеркивала контраст.

И все внутри Ральфа, – всего на миг, – но жарко и по животному вдруг отозвалось. Смутившись, он сунул руки глубже в карманы, как всегда делал, во время «животных» приступов и начал думать о мертвых щенках.

Это помогло.

За женщиной вышел высокий, крепкий от природы блондин, который явно не утруждался походами в зал. Еще одна женская, тонкая ручка нервно ухватилась за его руку и тут же отбросила. Как дохлую рыбу.

Вопросы к натуральности форм отпали. Девушка лет двадцати, высокая, стройная, как и ее мать, – что она – мать, Ральф даже не сомневался, нервно гладила черное, облегающее платье. Тоже блондинка. И такая красивая, что Ральф моргнул дважды: не примерещилось ли. Мертвые щенки не потребовались: такой красотой можно было лишь вдохновляться…

Опомнившись, он захлопнул рот.

– Наследная принцесса, – презрительно скривился Филипп, не сводя глаз с машины и Ральф кивнул, притворившись, что и сам в курсе.

Судя по кругам под глазами, нервным рваным движениям и характерному шмыганью носом, принцесса сидела на кокаине. Ральф ожидал, что тощий Рене припадет к ее рукам поцелуем, но тот лишь равнодушно кивнул. Неловко скорчившись, как больной артритом, парень фальшиво засюсюкал:

– А кто у нас не хочет здороваться с Ренни?

Филипп беззвучно заржал, толкнув Ральфа локтем:

– Видал? Среди бела дня, у церкви! Как проститутка.

Ральф усмехнулся.

– Верена, не смей изменять мне, – крикнул Филипп, приложив ладони ко рту. – Иначе, можешь забыть про бриллианты, когда состаришься!

– Филипп! – строго оборвала беременная женщина и, словно извиняясь, встретилась взглядами с «Мишель Пфайфер».

Ткнув Ральфа локтем, он рассмеялся и подмигнул. Словно спрашивая: видал?

Он видел, хотя ни черта не понимал. Видимо, это было какой-то семейной шуткой. Ему лишь льстило, что это красивый, высокий мальчик по какой-то причине выбрал его наперсником и Ральф готов был смеяться над всеми непонятными шутками.

Он все еще улыбался, когда блондин, стоявший между «Мишель» и Кокаиновой Музой, вдруг развернулся к ним.

Виви по имени Цукерпу

Черт! Черт! Черт!

Ральф задохнулся и едва не упал.

Перед глазами сверкнуло и потемнело. Они виделись лишь однажды, Ральф понимал, что он скорее всего придет, но оказался не готов к встрече. Он замер, моля бога лишь об одном: чтоб тот не узнал его. И бог, впервые в жизни откликнулся. Мужчина скользнул по ним взглядом, кивнул. Видимо, Филиппу и отвернулся.

И когда Ральф решил, что все уже миновало, Ренни вытащил из машины девочку. Виви, которую папочка зовет Цукерпу. На этот раз он испугался уже всерьез. Отец-то ладно, он сам не особенно стремился быть узнанным. Но девочка?..

Что, если девочка сейчас узнает его? И ее родственники, начиная с Филиппа, конечно же, захотят узнать: а где они познакомились? А как они познакомились? А что он делал той ночью посреди леса?

И что он скажет им?

Собирал грибы?

– Что с тобой? – как-то едко спросил Филипп. – Ты знаешь Маркуса?

Ральф смолчал.

Его сердце билось, как сумасшедшее и не было уже дела ни до женщин, ни до Филиппа.

Девочка сердито отмахнулась от фальшивых ухаживаний Задохлика и что-то ему сказала. Тот чинно и терпеливо ответил. Протянул руку. Девочка спряталась за взрослую даму. Ее длинные волосы уложены в тугую прическу, словно у взрослой и Ральф ощутил какую-то щемящую светлую тоску. Он помнил, как они пахли… дождем и клубничной жвачкой.

– Хочешь, я тебя понесу? – предложил Задохлик.

– Ньеть!

Ральф испытал какое-то злорадство, когда его Гномик спрятал руки за спину и резко покачал головой; девочку сегодня одели, как дебютантку в фильмах пятидесятых годов. Уложили длинные волосы в гладкий узел на темечке, повязали пастельно-розовую ленту в тон платья. Нежно розового, с целой кучей воздушных юбок.

Как сахарная вата.

Как Сахарная кукла.

Но Ральфу достаточно было одного взгляда на ее волосы. Ошибки быть не могло. Такие волосы были лишь у одного человека.

– Мы до сих пор считаем, что ее притащили эльфы, – прошептал Филипп ему на ухо. – По виду Маркуса не скажешь, что он способен что-то там породить. Но факт остается фактом – она у них единственная и стоит, как бриллиант Надежда.

И тут, в первый раз за всю их беседу, его что-то царапнуло. Предчувствие.

– Ты что-то против нее имеешь? – спросил Ральф. – Или просто вводишь всех первых встречных в дела семьи?

Филипп как-то по-особому сузил голубые глаза и оттопырил верхнюю губу языком.

Он знает, – окончательно убедился Ральф. – Знает.

Чары развеялись. Теперь ему все было ясно. И горько.

– Ну, вообще, я думал, будто ты в курсе… – Филипп не договорил. – Забей! Возможно, речь была о ком-то другом…

Ральф вновь ничего не понял, но и вопросов он задавать не стал.

– …тупая койова! – донеслось до него. – Не твонь меня! Сышиш? Не пикасайся!

Ральф резко повернул голову, Верена – Виви что-то яростно выясняла с сестрой. По крайней мере, Ральфу показалось, что это – ее сестра.

Филипп хихикнул, когда девушка отшатнулась, потеряв от злости дар речи.

– Ви! Ви! – сказала мать. – Не в церкви!

Девочка доверчиво уставилась на нее. Точь-в-точь белый медвежонок.

– Как надо говорить в обществе? – спросила та низким, продирающим до костей, мелодичным голосом.

– Купный огатый скот с заделсками интеекта, – без запинки прошепелявила девочка.

Филипп заржал, и Ральф тоже прыснул, зажав рукой рот, когда девушка обернулась. Ее взгляд был подобен молоту Тора; но посвящался лишь одному из них.

– Что-то смешное?!

– Да! – сказал Филипп.

– Урод! – она отвернулась вновь.

Ральфа девушка словно и не заметила.

– Твоя бывшая?

Филипп рассмеялся.

– И кто теперь хочет грязных семейных тайн?.. Нет! Я – второй сын в семье, меня ждет вот это, – он кивнул в сторону церкви. – Буду священником. А она…

– Ты? – Ральф ужаснулся. – Священником?

Ему казалось немыслимым: такой молодой, красивый, полный жизненных сил чувак, вдруг станет священником… Если бы Филипп сказал, что его собираются кастрировать или принести в жертву, Ральф поразился бы меньше.

– Это преступление против природы, – заявил он.

Филипп улыбнулся вновь.

– На самом деле, все не так страшно, – его губы зло искривились, и он уставился на облако розового фатина, перед которым порхал шмелем его старший брат. – На что поспорим, он будет пятки лизать ей, чтоб получить хоть цент, а она – изменять ему на каждом шагу. Возможно, даже со мной, – его окликнули, и Филипп не договорил. – Что, папа?

– Мы идем в церковь, – крикнул чей-то голос на отдалении.

– Да, хорошо! Сейчас! – он пожал Ральфу руку, как-то слишком пристально глядя ему в лицо. – Черт, как ты красив, парниша! Не будь я потенциальным падре, сломал бы тебе лицо в четырех местах.

Ральф улыбнулся: это был странный комплимент, но ему понравился.

– Я – чемпион страны среди юниоров, – гордо ответил он. – Киокушин.

– Ммм… Я – вице-мастер по кикбоксингу, – парировал Филипп и подмигнул, как бы невзначай показав свой профиль; ровный, ни разу еще не сломанный нос. – Увидимся на обеде!

И саданул его по плечу, как друга. Ральф помахал рукой. Он понятия не имел ни о каком обеде.

Чудеса продолжаются.

Церковь открыли, люди начали заходить.

Сегодня их тут собралось немало. По большей части, родственники нового падре, но и слабо верующие подошли. Взглянуть своими глазами на человека, происходившего чуть ли не от крови Ансгара, первого епископа Гамбургского.

Тетушка рассказывала, что едва вступив в должность, отец фон Штрассенберг лично объехал всех прихожан. На новеньком, сверкающем черным лаком, порше макане. Злые языки сплетничали, что падре мог бы купить кайен, но… будучи священником, человеком, который дал обет бедности, предпочел машинку помельче.

Ральф в сотый раз подумал: что именно тот наделал, чтоб оказаться здесь? Гамбург не католическая земля, а Штрассенберги были известной фамилией в городе. Богатой! Состоящей в родстве со всякими церковными шишками. Филипп намекнул, что у них так принято – отдавать второго сына в священники и сколько там, за годы собралось вторых сыновей? Что же один из них позабыл вдруг здесь? В их, богом позабытом, приходе?

У Ральфа челюсть отвисла, когда он понял, что Филипп сын – графа!.. Но еще больше его взволновало то, что маленький белый Гном – пропахший клубничной жвачкой, даже не посмотрел на него.

Призвав на помощь все сразу благоразумие, он отошел подальше и сел на корточки, привалившись спиной к церковной стене. Историки много спорили о странных глубоких бороздах на камне, явно оставленных чем-то острым. Одни считали, что мечом о стену «чиркали» на удачу, другие, что в благодарность – за то, что смогли вернуться домой… Ральф тоже был благодарен.

Изо всех сил.

Был благодарен господу, за то, что его опять пронесло. Что Папочка не скормил его «маме Грете», как Ви назвала собаку. Не оттащил в полицию. Он был благодарен за то, что его не ищут, не вспоминают, не пытаются ни в чем обвинить, но…

Глядя на платье, цвета сахарной ваты, Ральф никак не мог отказаться от мысли, что чувствует себя преданным.

– Возможно, в лесу, под дождем, она бы его узнала. Но здесь, на освещенной солнцем площади перед церковью, в толпе, она и внимания не обратит, – рассуждал он, но в глубине души все равно ощущал досаду.

Могла бы и обратить!

Мимо него, едва не задев подолом, опять прошла сердечная девушка по имени Джесс. Что-то сказала женщине, взяла за руку ребенка. Даже не взяла, а схватила. Девочка сморщилась, как от боли, уперлась белоснежными лаковыми туфельками в асфальт. Ральф дернулся и… их взгляды пересеклись.

Детские глазки словно вспыхнули изнутри, девочка приоткрыла рот, и он почти прокричал ей мысленно: тихо, Виви! Прошу, молчи! Она глубоко моргнула. Время замерло, натянулось между ними тугой струной. Ральф ощутил, как между лопатками выступила испарина.

Девочка озадаченно на него посмотрела; как взрослая. Потом отвела глаза. Тем более, что сестра уже волокла ее за собой и девочке приходилось быстро-быстро перебирать маленькими туфельками.

– Мне бойно! – возмутилась она.

– Ты сама так хотела! Эти туфли тебе малы!

– Они касивые!

– Тогда наслаждайся ими и не канючь!

Когда они оказались рядом. Ральф опустила глаза, желая провалиться сквозь землю. Он чувствовал запах – клубнично-розовый жвачный запах, что исходил от девочки, тяжелые, мускатные духи Джесс. И горький запах стыда – который шел, казалось, от его пиджака.

– Смотри, какой мальчик, – сказала девочка шепелявым шепотом и показала его сестре. – Правда же, он красивый?

И улыбнулась Ральфу, словно хотела сказать: я тебя не выдам. Джессика обернулась. Она была очень красивой девушкой, невзирая на худобу и опухшие красные глаза. Ральф тут же выпрямился, улыбнулся было, но… ее взгляд упал на него и тотчас же отскочил, как мячик. Нос сморщился.

– Уличная крыса, – сказала она, не заботясь, что Ральф тоже может слышать. – Только тебе и может понравиться, – сказала она сестренке.

Его словно обожгло изнутри. Он даже пожалел на миг, что не слушал тетю. Всю жизнь Ральф думал, тетя унижает его, без конца тыча носом в то место, что они занимают в обществе. Теперь он жалел, что так думал. Тетя пыталась подготовить его.

Эта девка была так в себе уверена, что даже головы в его сторону больше не повернула. Защищенная своими деньгами и положением. Она понимала: у него руки связаны. А если и не понимала, то лишь потому, что никогда еще не получала по морде. Ральф ощутил, как чешутся руки.

Девочка приоткрыла рот, ее глаза сверкнули от ярости.

– Я тебя ненавизу!

– Ну, прости, другой меня у тебя не будет!

Все вокруг стихло. Все взгляды устремились на них. Ральф словно на ринг поднялся. Он мог сломать ей лицо в четырех местах, но был связан теми самыми путами, что защищали девушку со всех сторон.

И все же:

– Может, ей будет лучше БЕЗ тебя, – выдавил он.

– Что?! – девушка медленно выпрямилась.

Она явно думала, что он сейчас испугается, прижмет уши к черепу и десять раз извинится, но Ральф провел указательным пальцем под носом, – после чего сказал:

– То. Травпункт у нас далеко, а кладбище тут, под боком.

Джессика задохнулась от ярости; она так сильно и широко распахнула рот, что Ральф увидел ее миндалины.

– Ты!.. Ты!.. – слова не шли ей на ум.

– Лизель! – звонко крикнула девочка. – Дзэссика нас позоит!

«Мишель», которая оказалась Лизель, сгустилась из воздуха словно по волшебству. Ухватила Джессику за предплечье, яростно развернула к себе.

– Что ты орешь? – процедила мать, не изменившись в лице.

Джессика, по инерции взвизгнула что-то и лишь потом поняла, что перед ней не Ральф.

– Только посмей испортить Фреду премьеру! Я тебя сама лично к матери отвезу!

Джессика вырвалась, ей тут же освободили проход и тут же вновь обернулись к ним. Ральф слегка оробел. Девочка прижалась к нему, крепко-крепко обхватила за бедра и улыбнулась, не замечая ни взглядов, ни столпившихся вокруг них членов семьи. Ральф машинально опустил руку ей на плечо и осторожно коснулся пальцем упругой щечки.

– Она все вьлет, ты оцень касивый! – пылко сказала девочка, глядя на него снизу вверх.

Вокруг все громче раздавались вопросы: «Кто это?» «Из Ландлайенов?» «В первый раз вижу!» И Ральф напрягся, как там, в лесу.

– Ви? – совсем другим тоном сказала мать, игнорируя змеиный шелест вопросов. – Мы собирались не изменять Рене, пока мы не вырастем, так?

– Это мой Принц! – сказала девочка шепотом, в детской уверенности, что кроме их двоих, ее никто на свете не слышит и еще крепче обхватила Ральфа за ноги. Ее юбки шуршали, как осенние листья.

– Это – Принц, – подтвердила мать, чуть повысив голос. – Но ты сейчас пережмешь ему кровообращение.

– Мозно я выйду за него замуз, чтобы не изменять Лене?

Люди заулыбались, заумилялись. Даже Рене еле слышно хрюкнул. Мать девочки тоже протянула руку, погладив по круглой, белой, как мрамор щечке.

– Можно, детка. А теперь, разожми ручки, – сказала она с улыбкой. – Иначе, вам будет очень тоскливо в браке.

Все засмеялись, но это был добрый смех. Почти что угодливый. Ральф вдруг поймал себя на мысли, что сам смеется, не сводя глаз с сияющей детской мордочки. Ну, что за день такой? Будто бы он сам – Золушка. Он видел, как его тетя бегает за спинами рослых белокурых людей, пытаясь понять, что он опять натворил. Но притворился, будто не видит.

Девочка неохотно разжала руки, но тут же ухватила его ладонь. Словно боялась, что он опять сбежит.

– А можно, он со мной сядет? – спросила она у матери.

Женщина снисходительно покачала головой и улыбнулась Ральфу. Она не говорила всякой кокетливой ерунды, как делают женщины, гордясь своими детьми. Не извинялась, не говорила: ох, эти дети.

– Можно, ты сядешь с ней? – спросила она таким тоном, словно они друг друга знали сто лет.

И ее взгляд как будто бы говорил: спокойно. Я все знаю, мальчик, но остальные – не знают. Просто подыгрывай и все будет хорошо.

И он промямлил:

– Ну, конечно!

Зрители начали расходиться.

– Элизабет, – еле слышно сказала женщина, но руку не протянула.

Ральф почему-то решил, что это бабе руки целуют, а не жмут, как принято и подумал, что мужику, которого Виви назвала папочкой, явно есть что скрывать.

– Ральф, – сказал он так же тихо. – Ральф Дитрих.

Она задумчиво рассматривала его, улыбаясь при этом одними глазами.

– Дитрих, – эхом повторила она.

– Павда же, он касивый? – вывернув голову, спросила малышка.

И мать кивнула в ответ.

– Он потрясающий, Цукерхен!