Текст книги "Нежнее облаков"

Автор книги: Соня Тигрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

  – Но у тебя получается с ней справляться, – робко проговорила я.

  – Приходится себя так ставить, иначе с ними нельзя.

   Валерка руководил семьей по-мужски, он сумел выработать правильное к себе отношение. А Леша не стал... он поплыл на поводу у женщин, не сопротивляясь и ничего не меняя.

  – Вы часто общаетесь с ее родителями?

  – Стараюсь сводить общение к минимуму. Нет, я не против, они очень хорошие люди! Но ты же сама понимаешь, когда собираются Поля и ее мама, впору начинать третью мировую, я едва выстаиваю напор, – он усмехнулся. – И... они никогда тебя не простят и каждый раз пытаются перемыть тебе косточки... А с Алексеем Викторовичем я и вовсе стараюсь не пересекаться... слишком многое я знаю, – последние слова давались ему не совсем легко.

   Воспоминания о Леше резали сердце. И я не понимала, то ли от приятных чувств, то ли от негатива, осевшего последним осадком.

  – Порой мне кажется, что карьера для Поли значит больше, чем все остальное. Вот и я стал больше отдаваться работе...

   Я заглянула Валерке в глаза, они были грустными и угасшими.

  – И как только тебе хватает сил возиться еще и со мной, – тихо сказала я.

  – Хватает, – он чмокнул меня в лоб. Его пальцы перебирали кончики волос на моей шее. – И я всем сердцем верю, что у тебя все будет, и семья, и дети, и чего бы ты ни захотела. Две неудавшиеся беременности еще не показатель.

   Я примолкла. Валерка был таким родным и надежным.

  – Три беременности, – очень тихо произнесла я. Его тело напряглось. – Я никому не говорила. Самый первый раз я сделала аборт. Оттуда и все последствия. Хотя наверняка я бы тогда тоже не родила, у меня было полно болячек, которые не позволили бы.

  – Почему ты не говорила?

  – А что бы я сказала? "Привет! Я залетела, не знаю от кого!". Мне тогда жить-то не хотелось, не то, что давать ее. Все прошло очень быстро и почти безболезненно, мой организм тогда совершенно ничего не чувствовал, будто не жил, – я уткнулась в Валеркину шею, его тело приятно пахло. – Я и второй раз хотела аборт, ты же помнишь. Это вы с Тимуром что-то во мне переключили, и я осознала...

  – Девочка моя, – Валерка мягко водил пальцами по моей щеке, чувствуя дыхание у себя на шее. – Сколько ж ты пережила.

  – Сама виновата, я же говорила. Будь я умней, никогда бы не пошла за Тимура, никогда бы не стала вести этот образ жизни... и кто знает, как бы все сложилось, не приведи я Тимура к себе назло Леше...

  – Ничего не бывает зря, все к лучшему.

  – Стоило это пережить, чтобы понять смысл жизни.

  – Ты еще молода, у тебя вся жизнь впереди.

  – Валерка, почему ты со мной? – я приподнялась и взяла его лицо в свои ладони, большими пальцами я бережно водила по скулам. – Почему мне так с тобой повезло?.. Поле повезло... – я вдруг поцеловала его. Валеркины руки тут же обвили мое тонкое тело, будто только и ждали разрешения. – Ты не представляешь, какой ты хороший, – я нежно касалась его щеки своей, стараясь дотронуться каждой клеточкой и попробовать его.

  – Я всегда буду с тобой, глупая, – он аккуратно гладил меня по спине, рукам, волосам.

   Я прижималась к нему сильнее, но рубашка не позволяла почувствовать его тепло. Я осторожно расстегнула сначала его, а потом свои пуговки. Мне необходим был этот человек не только доступными частями, он был нужен мне полностью, до каждой клеточки, каждого нервного окончания, весь целиком. Я ощущала, что моя жизнь без него невозможна, мне не хватало воздуха, если я на секунду отстранялась от него. Я дрожала, прикасаясь к нему. Я вдыхала его запах, дотрагивалась губами, пальцами, всем телом. Я хотела быть рядом с ним и ни на миг не отпускать!

   Я чувствовала неописуемую ответную нежность. Меня тоже хотели, меня обследовали, мною упивались, меня вдыхали и бережно ласкали. Казалось, такими мягкими могли быть лишь облака. Именно они всегда казались мне невесомой периной, которой можно коснуться, и она обволочет тебя невидимой трогательностью и упоением.

   Никогда ранее я не была на облаках ни с одним мужчиной. Пыталась приподняться с Лешей... Но та перина казалась жестким кирпичом в сравнении с этой невесомостью!

  14

   Впервые за долгое время я хорошо выспалась. Мой сон был ровным и безмятежным, и я проснулась полная сил и спокойствия.

   Я посмотрела на лежащего рядом Валерку и смутилась, мне стало стыдно, я опять влезла в чужую семью.

  – Кажется, проспали, – Валерка сонно нащупал часы и одним глазом посмотрел на время.

   Я встала и быстро начала собираться.

  – Доброе утро, – улыбнулся он.

  – Прости, пожалуйста, я не хотела, – я виновато посмотрела на Валерку. В моей голове роились различные мысли, и билась вена отчаяния. Я не хотела терять друга и проклинала себя за пьяную несдержанность. – Сделаем вид, что ничего не было, хорошо? Я давно не выпивала, отвыкла. Пожалуйста, пусть это останется между нами, а еще лучше, давай забудем! Я уже многих друзей потеряла, не хочу терять очередного. Целую по-дружески! Полине привет! Между нами ничего не было. Я побежала, счастливо!

   Я выбежала из его квартиры, оставив сонного Валерку одного. Вот, к чему может привести длительное одиночество и отсутствие постоянного партнера. Я уже стала набрасываться на друзей! Я очень надеялась, что Валерка не сильно помнил прошедшую ночь и может адекватно расценивать дружескую связь. Я дала себе слово больше не пить так много после длительного перерыва. Хотя на деле не слишком уж много я и выпила...

   Я вернулась к своей насущной проблеме и вместе со своими немецкими друзьями пришла к идее, что можно было бы пройти обследование и лечение в Германии, где медицина двигалась на пару шагов впереди. Мне обещали помочь с жильем и даже предложили подработку – смена обстановки могла бы положительно повлиять на меня и мою ситуацию в целом. Я обстоятельно все обдумала, прежде чем принять решение.

  – Я поеду в Германию, – сказала я Валерке.

  – Решилась все-таки?

   Мы продолжали общаться по-прежнему, ничем не выдавая случайную слабость. В нашем общении абсолютно ничего не изменилось, никаких остатков неловкости или вины – эпизод был стерт начисто.

  – Поживу немного там, – я пожала плечами. – У меня есть хорошие друзья, они помогут освоиться. Пройду еще раз по докторам... вдруг.

  – Если действительно думаешь, что поможет, то почему бы и нет?

  – Думаю, – я кивнула. – Да и обстановку сменю, надоело все!

   В середине весны я уехала в Германию. Смена оказалась колоссальной, и сначала я наслаждалась другой, европейской жизнью, а потом принялась за непосредственную цель своего приезда.

   Я поселилась у немецкой пары Анны и Йорга, молодых ребят, с которыми мы познакомились еще во время своей учебы в институте. Тогда мы тесно поддерживали контакт с одним из немецких университетов. Один год наши студенты ездили к ним, другой год – немцы приезжали к нам. Разумеется, мы успели со многими перезнакомиться, и Анна с Йоргом были одними из тех, с кем я продолжала поддерживать связь все это время.

   Немецкие врачи прописали мне лечение. Услуги оказались достаточно дорогостоящими, и я всячески вертелась, чтобы подзаработать. Окружение Анны и Йрога постоянно подбрасывало мне различные переводы, нашли несколько частных учеников, и я приспособилась. Работать по гостевой визе было нелегально, и мы вели себя крайне осторожно, чтобы у меня не возникло проблем с немецким законом.

   Йорг знакомил меня со своими приятелями. К серьезным отношениям я не стремилась, но тщательно присматривалась к кандидатам. Среди всех я выбрала Тима – молодого инженера, хорошо образованного, порядочного, в меру симпатичного. Он ухаживал за мной без особого огонька, да я и не требовала ярких жестов и поступков. Я рассматривала его исключительно как биологический материал, который ни раздражал, ни напрягал меня.

   Очень быстро мы стали парой, и после первого же курса лечения я пыталась забеременеть. Тим знал, что у меня не может быть детей, я не уточняла, что приехала сюда лечиться. И он без лишних обязательств исполнял свое мужское предназначение. У нас ничего не выходило.

   Второй курс оказался более дорогим, и Тим частично стал помогать мне финансами. Я ничего не просила, я даже не говорила, что за лечение прохожу, он просто по-мужски считал, что это его долг. А когда он встретил другую девушку, мы перестали общаться и ни к чему друг друга не принуждали.

   Я познакомилась с Мартеном, соседом Анны и Йорга, и стала встречаться с ним. Он был заводным и горячим, серьезных отношений построить с ним было невозможно, но свою миссию он выполнял прекрасно. Я уже однажды поверила, что все удалось... но напрасно понадеялась, и мой врач лишь развел руками.

   Я стала впадать в тихое отчаяние и депрессию. Анне и Йоргу я старалась не показывать своих эмоций, но в комнате подолгу плакала. Новые ухажеры перестали меня интересовать, мои жизненные силы уходили с надеждами... Я теряла настрой и боевое вдохновение, мне больше не хотелось ни бороться, ни страдать, ни жить.

   С Валеркой я периодически созванивалась. Он подбодрял меня, рассказывал анекдоты, чтобы хоть как-то отвлечь. Мне становилось легче, но едва я вешала трубку, вновь окуналась в свое состояние и не могла даже улыбаться. Анна видела, что я расстраиваюсь, и лишний раз старалась не трогать. Они с Йоргом пробовали выводить меня на развлекательные мероприятия, но я чувствовала себя в чужой тарелке.

  – Что говорят врачи? – спросила она однажды.

  – Все то же, пока ничего, – грустно ответила я.

  – А если попробовать искусственное оплодотворение? Может быть, так приживется?

  – Говорят, это слишком дорого... и очень маленький шанс.

   Когда я поздравляла всех с новым годом, то сначала позвонила родным, а потом решила пообщаться с Катюхой. Она радостно сообщила, что Поля на четвертом месяце, и они с Валеркой наконец-то ждут потомства. Я стойко перенесла этот разговор, но позвонить Валерке у меня уже не хватило сил. Я понимала, что для них это счастье, они готовятся к рождению маленького, а Катя уже подумывает о втором. Валерка наверняка мог сказать мне раньше, но не сделал этого... Я все понимала, но в данный момент не хотела слышать их счастливые голоса. Сначала мне нужно было свыкнуться с новостью.

   Он написал мне в интернете. Он знал, что если я не позвонила на новый год, то не просто так. Он извинился, что не успел сообщить первым, они с Полиной лишь недавно раскрыли карты, но его сообщение было таким добрым и тактичным, что я не смогла молча игнорировать. Как бы то ни было, я желала им счастья, моему лучшему другу и бывшей лучшей подруге.

   За год, проведенный в Германии, я многое испробовала, и многое не получилось. Моя виза истекала, и я не хотела продлевать ее, не видя смысла в своем дальнейшем нахождении в чужой стране. Я сдала последние анализы и решила ехать домой. Результаты мне обещали выслать в Россию. Это была последняя надежда и окончательный вердикт. Если на этот раз мне вновь скажут "нет", значит, шансов действительно не осталось.

   Родственники встретили меня в аэропорту, и я вернулась в свою квартиру. Праздник по моему приезду был устроен уже на следующий день, и я вновь увидела своих друзей – Катюху с Павлом и Валерку, самых близких и любимых.

  – Немецких ухажеров завела? – спросила Катя с горящими глазами. – Будет у нас жених из Германии?

  – Не будет, – коротко ответила я. – Нет там достойных, никто мне не нужен.

  – У Паши уже все знакомые закончились, которых ты еще не знала бы! У нас кончились кандидаты!

  – Кать, я сама о себе побеспокоюсь. Буду жить себе в удовольствие, никого не напрягая. Многие так живут, а уж мне и подавно написано...

   Когда Катюха с Павлом ушли, мы с Валеркой остались вдвоем. Я соскучилась по нему, по нашим старым посиделкам и беседам за жизнь. Он скромно сидел за столом и разглядывал меня.

  – Ты опять похудела, – заключил он. – Я провожал тебя полной сил и здоровья, а обратно получил худенькую грустную девочку.

   Я отмахнулась. Мне наплевать, как я выгляжу, жизнь от этого не изменится. Валерка тоже казался чуть похудевшим.

  – Как Полина? – спросила я.

  – Нормально. Не все гладко, но справляемся.

  – Кого ждете?

  – Девочку, – Валерка улыбнулся. – Думаем назвать Евгенией.

  – Красивое имя.

  – А тебе что, никаких надежд не оставляют?

   Я пожала плечами. К горлу подкатил ком, и глаза наполнились слезами.

  – Никаких, – прошептала я. – Через столько прошла, и все равно говорят – никак. Остался последний результат, обещали прислать в течение месяца. Если и он покажет невозможность, то врачи тут бессильны. Уже не знаю, какому богу молиться. Хоть в монастырь уходи.

  – Ну, с монастырем ты горячишься. В детских домах столько малышей без родителей.

  – Мне, одиночке, не дадут. Ты же знаешь наши законы извращенные, а свою состоятельность одна я доказать не смогу, у меня доход низкий.

  – Выйти замуж?

  – Опять? – я уронила голову на руки, собираясь с силами. – Нет, конечно, можно фиктивно... но я не хочу опять весь этот ужас проходить, – я вспомнила свой брак с Тимуром, – пусть даже фиктивный.

   По мои щекам катились слезы. Я впервые позволила себе расслабиться в присутствии кого-то за последний год. Почему-то с Валеркой я могла это сделать, а с другими держалась. Как только он выносил мои истерики?! Я уже не помню, когда мы с ним не рыдали от проблем, а просто наслаждались жизнью и весело общались. Я старалась вести себя радостно в компании, но наедине всегда использовала друга как плакательную жилетку. Каким же терпением он обладал!

  – Я так устала... устала от жизни, в которой давно нет никаких эмоций и позитива. Силы утекают, а подпитки нет! Все так монотонно и однообразно. Меня даже никто не любит... – я была вынуждена признать, что любви действительно не хватает. – За целый год я не почувствовала ни одного огонька со стороны мужчин. Представляешь, они ухаживали, мы даже встречались... но холодно так, с каким-то расчетом.

   Валерка смотрел мне в глаза и поглаживал по плечу.

  – Нация такая холодная, – сказал он.

  – Нет, это я холодная. Вот сижу, вроде бы, горячая, живая, из плоти и крови, – я взяла его за руку, чтобы он убедился. – А сама как мертвая, внутри пусто!

  – Алинка, нельзя так! – не выдержал он. – Ты сама себя убиваешь и близких режешь. Еще ведь не было окончательного вердикта, еще осталась надежда, результатов пока нет!

  – Вот этой надеждой и живу, – я опустила голову. – А если нет... уйду в монастырь. Сложно мне, Валер, у Кати есть Егорка, у тебя будет дочка. Вы счастливы, у вас все сложилось! Я не нужна вам, я в вечной депрессии! Я уйду от этой жизни, буду там, где все равны. Буду молиться за себя и за ваше счастье...

  – Дурочка! – Валерка резко одернул меня и крепко обнял. Я почувствовала себя защищенной. – Не смей говорить подобных вещей! Все будет, все придет! Поняла?

   Я испуганно кивнула.

  – Всему свое время. У каждого человека свое предназначение.

   Знать бы, в чем мое предназначение. Может быть, тогда мне было бы легче существовать, ожидая его...

  15

   Я втянулась в российские будни, вернулась к преподаванию на заочные факультеты и продолжала работать переводчиком. С Полиной я пересеклась однажды в дверях Катюхи – она была пузатая, немного отекшая и очень устало выглядела. Беременность явно давалась ей нелегко, но у Полины был бойкий характер, и она хотела казаться сильной и довольной.

   Сынишка Кати и Павла уже заметно вырос, и я часто водилась с ним, когда чувствовала потребность выйти в люди. Я приносила ему подарки и получала неистовое удовольствие, наблюдая за восторгом ребенка. Мне казалось, такими темпами я скоро стану любимой тетей маленького Егорки. И была не против.

   Полину положили на сохранение чуть раньше срока. Она всеми силами пыталась вырваться домой, но врачи настояли на своем, и Поля сдалась. Валерка все вечера после работы проводил с ней, а я с ужасом ждала письма из Германии и старалась сохранять оптимизм.

   Конверт с немецкими марками пришел через месяц после моего возвращения. Я с трепетом выудила его из почтового ящика и осторожно вошла в квартиру. Какое-то время я ходила вокруг него, боясь вскрывать и собиралась с духом.

   Наконец, я решилась...

   Перед глазами прыгали немецкие буквы. Слова складывались в объяснения, из которых вытекал диагноз. По мере чтения слезы наполняли глаза.

   У меня никогда не будет детей. Я навсегда лишена этой возможности.

   Я скатилась по стене на пол и обхватила колени руками. Тело сотрясалось в динамичных конвульсиях, и наружу стали вырываться громкие рыдания. Я ничего не видела, я ничего не хотела, мне было больно и горько... надежды не оправдались...

   Я с силой швырнула мобильный о противоположную стену, и тот разлетелся на несколько частей. Я смяла часть письма и откинула от себя подальше. Мне казалось, оно жжет, оно хочет прожечь меня насквозь и убить своим огнем. Мне стало холодно. Я дотянулась до диванного пледа и потянула на себя. Закутавшись, я легла на пол и рыдала. Громко и протяжно, как не рыдала уже давно.

   Накрывшись с головой, я окунулась в темноту. В ней было страшно... страшно одиноко и удушающее. Я хваталась руками за плед, сжимая его с силой, билась локтями о твердый пол и все выше и выше подбирала под себя ноги, то и дело опускавшиеся обратно. Я не чувствовала ничего, кроме отчаяния и безнадежности.

   Я лежала долго. Мне казалось, прошла целая вечность, и скоро я должна была умереть от истощения. Звонок в дверь не сразу пробился в мое сознание...

   Я высунула голову из пледа и отчетливо услышала звонок с завидным тактом. На улице уже стемнело. Заплаканная и опухшая, я открыла дверь.

  – Валерка, – прошептала я. – Как хорошо, что ты пришел...

   Он молча вошел в квартиру, и я опять дала слабину.

  – Они ответили, – по моим щекам лились слезы. – Написали, ничего невозможно. Валер, как так? Почему? Как же... – я дрожащими пальцами дотронулась до воротничка его рубашки, желая прижаться, чтобы он как всегда обнял меня своими дружескими объятиями, и я могла немного успокоиться.

   Он ничего не делал.

  – Полина умерла, – тихо сказал Валерка.

  – ...и никакой надежды больше не осталось, все кончено, я бездетна, – словно в тумане продолжала я, не обращая внимания на его слова.

  – Ты слышишь, Поли больше нет.

  – А я так хотела, я так ждала. Ведь...

  – Да очнись ты!!! Ты можешь хоть раз забыть о себе и отложить свои эгоистические проблемы! – он грубо тряхнул меня и влепил смачную пощечину. – Поля умерла!!! Нет больше Поли! Понимаешь ты?!! – из его глаз покатились слезы.

   Оплеуха будто отрезвила меня, и я вмиг замолчала. Я испуганно посмотрела на Валерку, и заметила, насколько он потерянный и бледный. Мою истерику как рукой сняло, я видела, что нужна была ему, и мое сознание оперативно подтянуло все остатки разума. Валерка обессилено пошатывался передо мной.

  – Валер, держись, – я провела рукой по его голове и заглянула в лицо, измеряя масштаба бедствия. – А ребенок?

   Он осел на пол. Я присела рядом и положила его голову на свои колени, поглаживая успокаивающими движениями. Впервые он был таким беспомощным и слабым, и я просто обязана стать сильной и трезво смотреть на реальность рядом с ним.

  – Она родила прошлой ночью, все хорошо, девочка здорова, – тихо проговорил Валерка, глотая слезы. – А сама... Врачи до последнего бились... У нее очень сложно проходила беременность, ей должны были делать кесарево. А потом решили рожать естественно... Они откачивали ее больше двенадцати часов... а потом сердце остановилось, – он уткнулся в мои колени и тихо сотрясался.

  – Валерка, – прошептала я, едва сдерживая слезы. По моим щекам текли тоненькие струйки.

   Мы просидели вдвоем всю ночь. Мы не спали. Сначала мы тихо плакали, а когда слез не осталось, немигающим взглядом смотрели перед собой. Валерка был совсем растерянным, и я делала ему крепкий чай, чувствуя ответственность за этого человека.

   К утру он ненадолго заснул, а когда проснулся, волевым усилием заставил себя собраться и двинулся по делам.

   Я была на связи. Я поддерживала его по телефону и заочно помогала с организацией похорон. Ребенка разрешили забрать уже на третий день – в день похорон Полины.

  – Валер, давай побуду с ребенком, – предложила я. – С кем она останется? Не думаю, что родители не захотят проститься с Полиной, а мне там все равно делать нечего. Я не пойду, навещу позже.

   Он согласился на эту разумную помощь. Ребенка забрали себе родители Валеры, пока Полинины организовывали прощание с дочерью.

   Женечка оказалась здоровой румяной девочкой, которая приветливо встретила меня и разрешила принять дежурный пост у мамы Валерки. Екатерина Анатольевна передала мне бутылочки со смесью, показала элементарные вещи... я прекрасно знала все сама! Не имея собственного ребенка, я прочитала сотню литературы и выучила все практические занятия у Кати. У Валеркиной семьи не возникло и сомнений, чтобы не оставить его дочку со мной. Но мы не афишировали мою причастность, зная негативный настрой Юлии Михайловны и ее семейства. Екатерина Анатольевна не была в курсе нашей неприязни, она делала выводы лишь по своим ощущениям. А наши отношения с ней складывались весьма тепло.

   Валерка настоял на том, чтобы его дочь оставалась в его доме, и на уговоры Юлии Михайловны забрать Женю себе, якобы девочке нужна забота и более внимательный уход, не поддавался. Ее рвение было объяснимо, она хотела заменить потерю дочери внучкой, но Валерка не отдавал девочку никому.

   Он понятия не имел, как обращаться с новорожденными, постоянно звонил то мне, то своей маме, но мужественно боролся сам. Он свел к минимуму посещения молодых бабушек, пытаясь справляться самостоятельно, но без Екатерины Анатольевны все-таки обходиться не смог. Он боялся, что Юлия Михайловна вложит в маленькую Женю те же бескомпромиссность и упертость, которыми обладала сама и которые преобладали в Полине, и стремился поставить все так, что он отец, а роль бабушек – баловать, а не растить и воспитывать. И его уверенное поведение в какой-то мере работало. Конечно, Юлия Михайловна реже приходить не стала, но чувствовала свой статус и не претендовала занять место мамаши.

   Бабушки дежурили ночами по очереди. Довольно тяжелые будни Юлии Михайловны не всегда позволяли ей добираться до Валерки, а Екатерина Анатольевна взяла месячный отпуск. Я помогала ей днями после своей работы. В мое присутствие она хотя бы успевала поспать, а вечером приходил уставший Валерка, и я оставляла их.

   Я видела, как ему тяжело, и помогала всеми силами. Я привязалась к малышке, и каждый раз уходить становилось все тяжелее. Она очень сильно была похожа на Валеру, Полиных черт ей досталось не много, и я безумно любила этого ребенка. Я отдавала ей ту любовь и заботу, которые больше ни на кого не могла направить. Мне было некому их отдавать, и я дарила все свои чувства девочке.

   Однажды, укачивая Женечку, я уснула вместе с ней на Валеркином диване. День выдался довольно напряженным, и как только она успокоилась, я провалилась в сон. Очнулась я от ощущения, что на меня кто-то пристально смотрит. Я приподняла голову и увидела Валерку под тусклой лампой, отвернутой от дивана. Я встрепенулась и приподнялась.

  – Сколько времени? Я уснула, – моя сонная голова туманно соображала.

  – Поздно уже, спи, – улыбнулся Валера. – Сейчас выключу свет, чтобы не мешал.

  – Он не мешает. Где мама?

  – Мама спит. Она все ночи проводит в дремоте, чтобы вовремя среагировать к Жене. А теперь уснула, наконец!

  – Я заняла твое место, прости. Пора домой...

  – Куда домой, поздно. Ложись и спи. Видишь, ей хорошо с тобой.

  – Прости, – я улыбнулась и откинулась на подушку. – А ты?

  – Кресло разложу, ничего страшного.

  – Или к нам, – я чуть подвинулась. – Она скучала по тебе.

   Валерка прилег на край дивана и легко коснулся щеки дочки. Я улыбалась. Он взял мою руку и нежно поцеловал. Я упивалась прикосновением. Я вновь ощутила себя на облаках.

  – Спасибо, – прошептал Валерка. Он был таким родным и близким. Я смотрела на него и обнимала взглядом каждую его клеточку.

  – За что? – тихо спросила я.

  – За то, что рядом. За то, что помогаешь, мама жутко устает, ей необходима смена... За то, что ты есть...

   Мое сердце ритмично выстукивало странный бит. Я всегда гасила этот звук, но теперь мне было приятно прислушиваться к нему. Будто раньше на пути биения стояла невидимая преграда, и сознание намеренно не пропускало мелодичный ритм. А теперь все исчезло, и стало легко. Я трогала Валерины клеточки взглядом, но боялась прикоснуться. Казалось, он тоже трогал мои.

  – У тебя очень прерывистое дыхание, – с беспокойством заметила я. Моя рука лежала на его груди, обнимая маленькую Женечку. – Что-то не так?

  – Все так, – прошептал он. – Просто ты раньше не замечала.

   Я стала слишком зависеть от этого ребенка и Валерки. Иногда я оставалась на ночь, позволяя Екатерине Анатольевне пойти домой, и охраняла покой и сон молодого папаши и его дочки. Очень часто Валера засыпал, едва голова касалась подушки. А я раскладывала кресло и любовалась ими.

   Я дышала им. Я хотела быть с ним. Всегда. Беречь и любить... как друга... как всегда внушала себе. Потому что он был с Полиной – моей лучшей подругой.

   Я подсознательно ограждала себя. Никогда не звонила первой. Он звонил сам. Никогда не бегала за ним. Он всегда вертелся рядом. Я не понимала зачем. А мое подсознание не пропускало и мысли... И я жила, как умела, бунтовала, заставляла обратить на себя внимание... Жизнь всегда все усложняет.

   Было сложно и сейчас. В память о Поле я боялась дотрагиваться облаков. Я не могла позволить себе и просто любила Женечку. Ребенок должен быть счастливым и любимым.

  – Валер, я, наверное, больше не буду приходить. Точнее, буду делать это реже, – я склонилась над кроваткой, прощаясь с малышкой. – У вас своя семья, я к ней не принадлежу. Мне будет сложно потом вас отпустить.

  – Оставайся, – он приобнял меня сзади и вдохнул аромат моих волос, будто ему не хватало воздуха. – Навсегда.

  – Не надо, – я аккуратно увернулась, но он не выпустил моей руки, продолжая держать ее. Я боялась смотреть ему в глаза. – Ты нужна Женечке. Ты нужна маме, она каждый день благодарит тебя за помощь... Ты нужна мне.

  – Я не могу.

  – Почему?

  – Ты мой друг...

  – Я не по дружбе прошу.

  – Ты муж моей подруги! – в отчаянии проговорила я. Как мне хотелось не сломаться... и остаться одновременно. – Я и так уже столько зла принесла в эту семью! Как ты не понимаешь, меня ненавидят! Мне не дадут жизни с тобой... Несмотря на все наши желания, – прошептала я последнюю фразу. – Раньше обходились без меня, и сейчас ничего не изменится.

  – Это ты не понимаешь! Неужели ты настолько слепа? Ты представить себе не можешь, как ты убила меня той ночью, когда ушла... Ведь это был шанс все перевернуть.

  – Нельзя. Так не должно было быть, – я проклинала себя за свою слабость.

  – Я каждый раз мчался, опасаясь за тебя! Я держал руку на пульсе, я старался быть рядом!..

  – Валер, ты муж моей подруги, как я должна была вести себя, – я прижалась к нему, пряча лицо в его шею. – Вы сошлись. Вы были счастливы.

  – С самого начала все пошло не так. Ты сама подтолкнула нас... Мне было больно видеть, как ты убиваешься по Алексею Викторовичу... Что сейчас не так? Почему ты отталкиваешь меня сейчас?

  – Не знаю, – шептала я, мотая головой. – Я так привыкла. Мне сложно. Столько лет я не давала своим чувствам волю и не позволяла любить себя. Я отвыкла. Это вы жили нормально.

  – Оставайся, молю тебя, – он гладил меня по волосам. – Это твоя семья, мы без тебя не сможем. С самых первых дней ты – наша мама, неужели ты не видишь? Это твой ребенок, с какими же муками он был рожден...

  – Юлия Михайловна не позволит.

  – Это не ее жизнь. Я никогда не позволял ей вмешиваться.

   Я не знала, что ответить. Валерка был прав. Я чувствовала себя и мамой, и хозяйкой... они были моей семьей, и другой мне вряд ли было суждено создать.

  – Ты ее не любил? – вдруг спросила я о Поле.

   Он замялся.

  – Полина прекрасный человек, была, – проговорил Валерка. – Я восхищался ее самоуверенностью и женской силой, она потрясающая личность... Но, понимаешь, есть любовь земная, когда ты уважаешь человека, живешь с ним, мыслишь материально, и все течет ровно и гладко... А есть что-то более тонкое, неуловимое, ты не понимаешь, что ты делаешь и зачем... долго делаешь, в беспамятстве, а осознание приходит намного позже... После той ночи... я хотел умереть, ты перерубила во мне все, я ничего не понимал...

  – Нельзя было...

  – Я думал, что жестоко обманулся, и пообещал себе никогда не подпускать тебя к своему сердцу и душе... Но не смог...

  – Я боялась, я видела вашу счастливую семью и боялась разрушить ее, ведь однажды я чуть не сделала это с Алексеем, – быстро заговорила я. – Я специально сразу тогда все обрезала, чтобы не ставить тебя в неловкое положение, чтобы ты не стал испытывать вину и дискомфорт... я не чувствовала тогда ничего неуловимого, я думала, ты просто был пьян. И уехала в Германию... – я бросила взгляд на часы. – Мне пора уходить.

  – Давай перестанем убегать от реальности? – Валера выпустил меня, и я стала собирать вещи. С минуту на минуту должна была придти Юлия Михайловна, и я не намеревалась с ней пересекаться. Они до сих пор не знали о моем участии в жизни их внучки.

   Женечка в кроватке заплакала, и одновременно с этим раздался звонок в дверь. Я бросилась к ребенку, а Валерка направился в прихожую. Я слышала шуршание одежды, голоса, легкий смех, и в комнате появились Юлия Михайловна... и Алексей. Я держала ребенка на руках.

   Глаза Юлии Михайловны мгновенно расширились.

  – Что она здесь делает? – резко бросила она. – С моей внучкой на руках?

   Леша в замешательстве смотрел на меня. Я не знала, как себя вести.

  – Алина в этом доме желанный гость, – заступился Валера. Он в смятении наблюдал за Алексеем и за мной по очереди.

  – Я не хочу видеть ее возле нашего ребенка, – Юлия Михайловна сделала решительные шаги в мою сторону, чтобы взять Женю, но Валерка остановил ее, встав между нами.

  – Юлия Михайловна, я понимаю, что у вас не лучшие отношения, но Алина очень помогает нам, ведь вы знаете, как нелегко справляться с маленьким, – я слышала в его голосе легкую дрожь, но говорил он уверенно. Почему-то мне казалось, что волнение его было связано с Алексеем, нежели с защитой моих прав перед Юлией Михайловной...