Текст книги "Тайное сокровище"
Автор книги: Соня Пелтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Тайриан не спал. Ласково глядя на девушку, он повторял ее имя, отмечая, с каким удовольствием губы произносят «Гвен».
Он долго размышлял о том, какое же потрясение украло у нее голос, который, наверное, был так же прекрасен, как чистое невинное лицо девушки.
А сегодня она пережила еще одно сильнейшее потрясение. Как-то оно отразится на ее дальнейшей судьбе?
Глава 15
Занимался серый день; солнце еще не встало, но было уже довольно светло. Гвендолен неподвижно лежала, напряженно прислушиваясь и пытаясь определить, спит Тайриан или нет.
Медленно приподнявшись, она обвела взглядом поляну и увидела его на противоположной стороне. Как красив он в утреннем свете! Какой сильный, смелый и… надежный. Может ли она довериться ему? Кажется, ей уже пришлось это сделать.
Тайриан почувствовал взгляд и обернулся. У него возникло ощущение, будто Гвен прикасается к его телу. Тайриан вздрогнул от этой мысли, снова поставил ногу на камень и продолжил чистить меч, стараясь не обращать внимания на девушку.
Испытывая неловкость, Гвендолен посидела немного, потом выбралась из постели и провела ладонями по… покрывалу. Не удивительно, что ей было неудобно: она спала в головном уборе и не сняла на ночь верхнее шерстяное платье. Когда она спала в повозке, то в теплые ночи снимала верхнее одеяние. Прошедшая ночь была особенно теплой, и сейчас все тело девушки зудело и чесалось.
– Сегодня мы остановимся на ночь в гостинице, если хочешь.
Голос Тайриана пронзил Гвендолен, словно меч, в ответ она кивнула. Ей очень хотелось бы выспаться на настоящей кровати… но можно, ли доверять этому человеку? Она едва знает его, исключая тот факт, что он спас ей жизнь и огорчился смерти Торолфа. Пожалуй, он заслуживает доверия.
– Я похоронил его, – сказал Тайриан.
Гвендолен удивленно взмахнула ресницами – когда он успел? Неужели покидал ее ночью? И она спала без всякой защиты?
– Едва забрезжил рассвет, я вернулся в лагерь и похоронил его под камнями, – Тайриан пожал плечами, – и даже сказал пару слов.
«Неужели он молится?» – подумала Гвендолен. Она посмотрела на огромный валун и вопросительно глянула на Тайриана.
– Нет, – с сухим смешком ответил он. – Я похоронил Торолфа под небольшими камнями: сложил их в виде могильного холма. И соорудил подобие креста на вершине.
Глаза Гвендолен красноречиво поблагодарили его, на губах промелькнула нежная улыбка. «Кто ты?» – спросили ее глаза. Вопрос был просто написан на лице, придавая ему выражение очаровательного любопытства.
«Она прекрасна», – подумал Тайриан. Даже с запачканным покрывалом и криво сидящим на лбу апостольником. А глаза… Ничего более прекрасного он не видел за всю жизнь. Огромные, голубые, как летнее небо, глубокие, удивленные. Может, она немного боится его?
– Я знаю, о чем ты думаешь, Гвендолен. Да, как мне тебя называть – Гвен или Гвендолен? Кивни один раз, если Гвен, а дважды – Гвендолен.
Сначала девушка хотела пожать плечами, потом кивнула один раз. Подобрав палочку, она написала на земле:
«Фамилии нет», – и посмотрела на Тайриана.
– Ты не имеешь понятия, какой может быть твоя фамилия?
Она отрицательно качнула головой.
– Что бы ты хотела сначала, Гвен, искупаться или поесть?
Она снова нагнулась и написала: «Я очень голодна». Тайриан рассмеялся:
– Посмотрим, что в этой сумке. Вытряхивая всевозможный хлам из сумки разбойника и отбрасывая в стороны заплесневелый хлеб, сгнившие яблоки, горькие корешки, Тайриан наткнулся наконец на пару довольно приличных корок черного хлеба с какими-то запеченными семенами и горсть фиников.
– Должно быть, грабитель стянул их не слишком давно, – Тайриан попробовал финик. – Неплохо. Извини, что нет мяса, Гвен. Я не люблю мясо по утрам, но могу поймать какую-нибудь дичь для тебя, если хочешь.
Тайриан умолк и посмотрел на девушку, которая опять начала что-то писать.
«Почему ты говоришь так бессвязно?» Притронувшись пальцем к ее щеке, он сказал:
– Я очень нервничаю в твоем присутствии. Голубые глаза округлились, в них светилось недоумение. А Тайриан подошел к лошадям, обронив через плечо:
– Лошадь, что везла вашу повозку, и мой Конь ждали меня, когда я пришел похоронить Мертвых. Думаю, животные подружились и… В чем дело? Почему ты так смотришь на меня?
Гвендолен написала:
«Мертвых?»
– Да. Я похоронил их всех. Не смотри на меня так: твой взгляд преследует, околдовывает, тревожит меня. Я хороню всех убитых мною. Теперь ты кажешься еще более испуганной. Я даже произношу пару слов над могилой. То есть над людьми.
Девушка встревоженно отмахнулась.
– Нет, это не то, что ты думаешь. Я никогда не убиваю женщин. Особенно принадлежащих Богу. Я рыцарь. Ты, конечно, и сама уже догадалась.
«Давным-давно», – написала она. Рыжевато-коричневая бровь поползла вверх.
– Как только мы встретились?
С неожиданно вспыхнувшим лицом Гвендолен покачала головой и потупилась.
– Где? Когда? – настаивал Тайриан. – Ты кажешься смущенной, Гвен.
Как она могла рассказать, что впервые узнала в нем рыцаря на берегу ручья? Он поймет, что она следила за ним, если сказать где. Конечно, ей не следовало шпионить, подумала Гвендолен, глядя на сморщенный финик, но в первый раз обнаженное мужское тело привело ее в восторг. Рисунки на стенах церквей изображали мужчин, причем ангелы были обнаженными, но они не шли ни в какое сравнение с этим человеком.
– А ты заметила кольчугу под монашеской рясой?
Гвендолен отвернулась, ничего не ответив.
Тайриан наблюдал, как девушка шла к воде вымыть лицо и руки. Вода, подумал он. Может, она видела, как он купался? Тайриан не мог найти другого объяснения ее раскрасневшемуся лицу и крайнему смущению.
Приближался вечер, когда Гвен и Тайриан остановились в гостинице. Они съели вкусный ужин, пообщались с немногочисленными постояльцами и отправились спать.
Гвендолен гадала, что Тайриан сказал о ней хозяину, пока она уединялась на молитву, потому что когда девушка вернулась, владелец и его жена уже не пялились на нее, как вначале. Теперь они обращались с ней дружески и уважительно.
Хозяйка сама поднялась наверх, желая убедиться, что у «маленькой леди» чистое накрахмаленное белое, достаточное количество свежей воды, вычищен ночной горшок, а пол подметен и посыпан высушенными полевыми цветами.
– Все для Вас сделано, миледи. Вам не придется ни о чем заботиться, – ворковала женщина. – Может быть, Вы хотели бы вымыть волосы? Я велела согреть воды и…
Гвен покачала головой.
– Вы не хотите искупаться? Гвен снова покачала головой. Сбитая с толку женщина сказала:
– А, понимаю. Вы просто не хотите мыть голову. Наверное, она и так не пачкается под этим… э… покрытием, – хозяйка провела ладонью по столу, проверяя, вытерли ли горничные пыль. – Но Вам надо будет снять это во время купания, – назойливое любопытное толстое лицо приблизилось к лицу Гвен, – не так ли?
Сейчас, казалось, в тупик зашла Гвендолен; она прикоснулась к своему покрывалу и взглянула на высокую медную бадью, стоящую посередине комнаты. А когда высокий рыцарь подошел и прислонился к косяку двери, хозяйка придвинулась поближе и прошептала:
– Вас ведь не обрили наголо, правда? Из-за вшей?
Гвен снова посмотрела на бадью. Двое усердных молодых парней входили и выходили с ведрами, наполняя ее до краев. Они услышали вопрос и замедлили движение, бросая быстрые хитрые взгляды через плечо.
Гвендолен энергично замотала головой.
Послышались три явно облегченных вздоха. Хозяйка вышла из комнаты. Тайриан не издал ни единого звука, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Затем он отошел от стены и ждал, пока парни выйдут в коридор. Один из них слишком замешкался и получил пинок-под зад за то, что пялил глаза на хорошенькую монахиню.
Тайриан закрыл дверь и медленно приблизился к Гвендолен. Она ждала со страхом неизвестности в глазах, но в этих незабываемых голубых очах мелькало и какое-то озорство, что-то напоминающее смех.
– Нет волос, а?
Тайриан потянул за завиток у виска, и ему в ладонь лег шелковистый светлый локон, который закрутился вокруг большого пальца, словно живое существо. В золотистых глазах мужчины тоже промелькнул лукавый огонек.
– А это что такое?
Сначала ему показалось, что девушка готова улыбнуться, но она выдернула локон и заправила под апостольник. Повернувшись спиной, Гвендолен показала на завязки, давая понять, что хочет, чтобы он развязал шнуровку на платье.
Тайриан в полном недоумении уставился на спину Гвен. Он никогда не раздевал монахинь, не говоря уже о послушницах, и не знал, следует ли ему обращать внимание на подобную просьбу. Возможно, девушка устала и не понимала, что делает. За ужином она выпила лишь один стакан вина – причем Тайриан с удивлением наблюдал за этим, так как подозревал, что женщины духовного сана не могут пить спиртные напитки.
Рыцарь дотронулся до первой завязки.
– Совершу ли я смертельный грех, если расшнурую до конца? Я уже спал с тобой, – он развязал первую. – Я хочу сказать, мы не… гм… мы только спали рядом.
Гвен посмотрела на него удивленно. Тайриан растворился в голубой бездне прежде, чем девушка отвернулась.
– Ты разве не знаешь, как мы спали прошлой ночью? – он оторвал взгляд от обнаженной спины и глянул на кровать. – А этой ночью такого не будет. Ты ляжешь на кровать, а я, – взор его остановился на соломенном тюфяке на полу, аккуратно застеленном простынями, – я буду спать там.
Но подумав о сильнейшем искушении, добавил:
– Я мог бы даже отдохнуть в конюшне.
Когда Тайриан справился со всеми завязками, Гвендолен заметила, что ему трудно глотать, лицо его покраснело, а глаза стали янтарными. Она улыбнулась с очарованием ангела, и это было гибелью для рыцаря. Он подошел к стулу, тяжело опустился на него и обхватил голову дрожащими руками.
Гвен увидела влагу, бисеринками покрывшую его лицо и шею. Она подошла к Тайриану, приложила прохладную ладонь сначала к одной, потом к другой щеке, наконец, дотронулась до лба. Он взглянул на нее ясными глазами щенка, и Гвен подумала, что у него жар либо его сразило какое-то горе.
Заставив Тайриана встать, девушка подвела его к кровати и толкнула на постель – падая, Тайриан чуть не увлек ее с собой.
– Ты думаешь, что я болен? – Тайриан покачал головой и пробормотал: – Единственное, что может излечить меня, это купание в ледяном ручье.
С совершенно невинным выражением лица Гвендолен заглянула ему в глаза. Она хотела заставить его остаться, лечь в постель, полагая, что Тайриан серьезно занемог.
«Он выглядит совершенно больным», – подумала она.
– Да, окунуться в холодную воду – именно то, что мне нужно, – повторил Тайриан.
Гвендолен понятия не имела о холодных ваннах в качестве целебного средства.
Едва она прикоснулась к завязкам на его рубахе, как ее запястье оказалось зажатым в сильной руке.
– Не надо, – предупредил Тайриан, – милая Гвен, ты представления не имеешь, что со мною, – он встал и, взмахнув монашеской рясой, вытер капельки пота с лица. – Полезай купаться, пока вода совсем не остыла, – проворчал Тайриан и вышел из комнаты.
Гвен вздрогнула от хлопка двери и повернулась к бочке. Вода казалась восхитительно-теплой, чистой, манящей, с легким ароматом лаванды и лепестков роз. Девушка сняла покрывало и апостольник, выскользнула из одежды и залезла в бадью.
Перестав намыливаться зеленым кусочком мыла, Гвен взглянула на свое тело в воде. Странное ощущение охватило ее, а изгибы и движения тела заставляли задуматься над сложными таинственными процессами, происходящими в нем. Раньше она никогда не обращала внимания на свою грудь, никогда не рассматривала так внимательно, как сейчас. Интересно, у других послушниц тела такие же, как и у нее? Конечно, да! Гвендолен чуть не рассмеялась сама над собой. Но напрягаются ли их розовые соски? Особенно сейчас они были очень твердыми и чувствительными. Гвен ощущала возбуждение и в других частях тела. Главным образом тогда, когда рыцарь находился возле нее. Она чувствовала себя как-то необычно, будто ее щекотали внутри огромным пером, а снаружи охватывало странное томление.
Каким-то образом близость рыцаря была связана с тем, что происходило в ее теле. Это ужасно шокировало, но было чрезвычайно приятно.
Гвен хотелось быть ближе к Тайриану, то есть совсем близко к нему.
Девушка прикусила губу; жаль, что она не слушала сестру Фиаметту, когда та давала наставления молодым послушницам по поводу того, чего им «не следует ощущать» при приближении мужчины; это касалось и монахов, которые приезжали с визитами или жили в аббатстве.
Гвен тихонько напевала, намыливая и промывая волосы. Мурлыканье становилось громче и радостнее. Вдруг она резко оборвала эти звуки, задохнувшись от волнения.
Она напевала. Напевала!
Она издавала настоящие, сильные, глубокие звуки!
Весь следующий день, пока Гвен и рыцарь держали путь к Кирклейскому скиту, девушка пыталась петь, но не могла выдавить из себя ни звука. Как она ни старалась, из горла не вылетало ничего, кроме слабого писка.
Гвендолен пришла в уныние.
Тайриан молчал все время пути и произнес лишь несколько слов, когда они остановились перекусить. Хозяйка гостиницы дала им в дорогу холодного цыпленка, лепешки, буханку черного хлеба, масло, кувшин холодного сидра и разные сладости.
Гвен съела очень мало, но тщательно облизала все пальцы, испачканные вкусным черничным желе.
Тайриан смотрел, как она облизывает эти тонкие очаровательные пальчики, видел, как высовывается розовый язычок, обвивается вокруг одного из пальцев и снова прячется за свежими губками. Гвен покончила с желе, и Тайриан заглянул в ее выразительные печальные глаза.
Он тихо застонал, словно от приступа боли.
Это было невыносимо. Тайриан вскочил на ноги и, не разбирая дороги, бросился к ближайшей рощице. Отсутствовал он довольно долго.
Гвен уже начала волноваться, не случилось ли с ним чего-нибудь, когда Тайриан снова вышел к месту их привала.
Его лицо напоминало каменную неприступную крепость во время осады. Гвен почувствовала себя еще более одинокой, чем когда жила в монастыре. По крайней мере, тогда она не знала рыцаря, о котором можно было мечтать. Там все ее мысли занимал Бог, молитвы, книги, ангельские и дьявольские создания и обычная ежедневная рутина, которая являлась неотъемлемой частью жизни монахинь.
Ее душа принадлежала Богу.
А теперь появился Тайриан. Золотистый рыцарь.
Гвен находилась в ужасном смущении и недоумении. И впервые в жизни она даже немного побаивалась своих чувств.
– Одевайся, Гвен, я не буду мешать.
Так как одежда девушки совершенно измазалась после путешествия, ночевок под открытым. небом и стычки с разбойниками, Тайриан остановился у дома состоятельного купца, чтобы приобрести смену белья и платье для Гвен, а заодно и выстирать то, что было на девушке.
Жена купца отказывалась выполнять эту работу, потому что на следующий день ее дочь выходила замуж и надо было готовить свадьбу. Но при виде мешочка с монетами, который показал ей Тайриан, глаза женщины заблестели: тяжелый кошелек пригодился бы и дочери, и ее будущему мужу. Вопрос был решен.
Гвендолен стояла в комнате в задней части дома, переодевшись в платье светло-голубого цвета. Оно вызывающе обтягивало грудь, а опустив глаза, Гвен побледнела – подол не доходил до щиколоток на целый дюйм. Но надев плотные шерстяные чулки и прочные туфли, она широко улыбнулась – теперь ее ноги выглядели толстыми и бесформенными.
Одевшись, Гвендолен задумчиво провела руками по своему головному убору, помедлила, а потом сорвала и апостольник, и покрывало.
Светлые волосы свободно рассыпались по плечам. Жена купца, вошедшая в комнату и увидевшая перед собой прекрасную девушку вместо строгой монахини, остолбенела на миг. Приложив к губам палец, женщина, взяла покрывало и апостольник и направилась к дверям. Она подумала, что сестра Гвендолен дала обет молчания и беседы не получится, но вполне заполнила пробел самостоятельно.
– Я вернусь, как только моя горничная вычистит Ваш головной убор. Ни один человек – даже этот красивый рыцарь, что сопровождает Вас в Кирклей – не должен видеть великолепные волосы монахини. Они только для глаз вдаль, куда ускакали рыцарь и послушница.
Глава 16
Бога. Вашу одежду мы выстираем быстро. Не пройдет много времени, как Вы снова отправитесь в путь, сестра Гвендолен.
«Но я еще не монахиня», – хотела возразить Гвен.
Она дотронулась до волос, которые игуменья разрешила сохранить несчастной сиротке до окончательного обета. А ей все еще хочется постричься в монахини? Что изменилось? Что-то изменилось и очень значительно, и это имело отношение к странным внутренним ощущениям.
Было бы богохульством рассказать Святому ордену, что она видела во сне прошлой ночью и о чем думала во время бодрствования.
Мечты о Тайриане… Разбирая спутавшиеся пряди, Гвен подошла к окну и выглянула на улицу.
Внизу во внутреннем дворике стоял предмет ее грез, беседуя с каким-то пузатым мужчиной.
Гвен отпрянула назад, чтобы он не увидел ее без головного убора.
Девушка присела на кушетку и вскоре, свернувшись калачиком, крепко заснула. Недавно вымытые красивые волосы спустились на пол, блестящие волны образовали светло-серебристое озерцо на черно-желтом ковре.
Постучав и не получив ответа, Тайриан вошел в небольшую комнату. Он гадал, почему требуется так много времени, чтобы выстирать одежду Гвендолен и помочь ей переодеться.
Мельком оглядев комнату, Тайриан решил, что хозяйка ушла куда-то вместе с Гвендолен, но тут на глаза ему попалось изумительное сочетание голубого с серебристым.
Гвен…
Бог мой, он даже не подозревал, что такая красота существует на свете, причем сосредоточивается вся в одной хрупкой женщине.
Послушнице. Которая скоро станет монахиней.
Тайриан попятился и почти выбежал из комнаты. Он налетел на молодую служанку, идущую по коридору с одеждой Гвен в руках, покрывало и апостольник взлетели в воздух. Удерживая на ногах девушку одной рукой, другой Тайриан успел схватить головной убор и спасти его от падения в помойное ведро.
– Ух, – отдуваясь, произнесла служанка. Еще одна хорошенькая горничная, направляясь к ведру, подмигнула рыцарю.
– Быстрая работа, господин! – подняв ведро, она повернулась к нему. – Ха! Если здесь есть настоящая монахиня, то дайте мне эту белоснежную штуку – я ее съем!
– Ешь, – ответил Тайриан, протягивая апостольник. – И это послушница, а не монахиня, – добавил он, уходя.
– Клянусь своей лучшей метлой, – сказала одна служанка другой, когда они смотрели, как уезжают рыцарь с золотистыми глазами и скромная послушница, – эта хорошенькая монахиня так и не примет постриг.
– Послушница, – поправила вторая девушка.
– Послушница или монахиня, – продолжала первая, – она никогда не уйдет от этого мужчины.
– Она не может говорить, у нее нет голоса.
– Обет молчания.
– Не думаю.
Девушка провела метлой по полу.
– А впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Он собирается проглотить ее целиком. Это видно по глазам, – она подошла к узкому окну и положила подбородок на шершавую ручку.
Вторая, с хрустом вонзив зубы в темно-красное яблоко, заметила:
– И как она смотрела на него.
Обе девушки вздохнули. И прежде, чем снова приняться за работу, какое-то время перебрасывались яблоком, глядя.
Солнце сияло так, будто потоки теплого меда струились с небес. Отем сидела посреди верескового поля между крутыми зелеными холмами и заплетала длинные рыжие волосы в две косы, потом уложила их короной вокруг головы.
Чем больше Отем размышляла о перспективе найти сестру, тем более одинокой она себе казалась, Винтер была где-то недалеко, и когда-нибудь она отыщет ее. Но Отем боялась, что никогда больше не увидит двух других сестер. Винтер с ее серебристыми волосами и ангельской внешностью было легче описать. Не многие молодые женщины выглядят столь привлекательно и безупречно. Но опять же, повторяла себе Отем, она не видела сестру несколько лет, и существовала возможность, что Винтер превратилась в заурядную толстушку. Хотя это маловероятно. Отем не думала, что Винтер так изменилась, ведь она сама осталась стройной и гибкой. Винтер где-то здесь, такая же прекрасная, как и в детстве.
День шел за днем, и Отем припоминала все больше событии из своего прошлого. Теперь она точно знала, что ее настоящий отец Ричард Мюа, а человеком, который возвратился в замок с известием, что Ричард убит на поле боя, был Роберт, брат отца. Он солгал: Ричард вернулся через неделю. Роберт был отвратительным мерзавцем, а не ее отец. Ричард был добрым и порядочным человеком. Именно Роберт придумывал всякие небылицы и лгал без зазрения совести. Оба брата были почти одного возраста и выглядели, как близнецы, а может, они и были близнецами, сейчас этого не узнаешь.
Итак, теперь Отем знала, что у нее был дядя. Кого еще она вспомнит? Лицо матери по-прежнему оставалось неразличимым. В памяти мелькало прекрасное лицо, но этот образ быстро исчезал.
– Тебе понадобится потрясение, чтобы все вспомнить, – сказал ей как-то на днях Рейн, – подобное шоку, который ты испытала, став свидетельницей – убийства родителей.
Рейн и сейчас говорил что-то. Полдня он молчал, а потом разразился потоком слов. Ей приходилось удерживаться, чтобы не сказать «я люблю тебя» пусть даже в шутку.
Откуда она вообще знает, что любит Рейна? Любить кого-то означает безоговорочно доверить человеку свою жизнь, открыть ему душу, разделить с ним мечты, стремления, а не только постель.
Мужчине проще. Ему достаточно взглянуть на женщину, решить, что он ее хочет, и больше никаких проблем. Он заглядывает женщине в глаза, думая, что от его взгляда она растает, пойдет за ним на край света и будет верить, что каждое произнесенное им слово – чистейшая правда.
«Но не я», – подумала Отем. Потребуется что-то особенное прежде, чем она ляжет в постель мужчины. Ему придется или напоить ее (чего не случалось ни разу в жизни), или заставить поверить, что завтра наступит конец света. Ему придется ползать перед ней на коленях, говорить, что она для него – солнце, луна и звезды. Он должен будет заявить, что не может жить без нее. Он обязан будет сказать, что весь мир крутится вокруг нее, что он достанет ей луну или единорога – мифическое животное, похожее на лошадь с одним рогом, отыскать будет легче, чем забраться на небо за луной.
– Отем, мы должны ехать, – Рейн шел к ней по вересковому полю, ведя за собой Гоуст.
«Когда на него вот так падает солнечный свет, он великолепен», – подумала Отем. Она сказала бы ему это, не будь он в последнее время так серьезен.
– Далеко до Кирклея?
– Не дальше, чем мы проехали. Сейчас поедем вон тем путем, – он прищурился, глядя на солнце. – Хорошо! Дни становятся все жарче – скоро лето. Теперь ты не будешь мерзнуть по ночам.
Отем шла за Рейном до дороги, где они сели на лошадей, и гадала о причине задумчивого настроения своего спутника. Он был сам не свой, больше не смеялся с девушкой, и создавалось впечатление, что ему надоела ее компания.
– Ты довезешь меня до Кирклея?
– Что? А, да.
Ну что ж, у них еще будет время для бесед. Больше всего Отем недоставало Барри.
Остаток дня они ехали, почти не разговаривая; по дороге купили хлеб и сыр у бродячего торговца, переходившего из селения в селение.
Впереди показались очертания дома из камня и бревен. Отем с Рейном остановились возле него, съели пойманную в речке рыбу и исследовали дом снаружи и внутри.
– Посмотри-ка, бутыль вина, – сказал Рейн, склонившись над старым сундуком.
– Может, оно от старости уже стало ядовитым, – ответила девушка. – Эта бутыль такая огромная, что из нее можно напоить двадцать человек.
– Ты хочешь вина или нет? – проворчал, Рейн, поворачиваясь к ней.
Отем из другого конца комнаты отрезала:
– Можешь выпить все сам. Я иду во двор – вдруг мы просмотрим людей, которые, возможно, живут здесь. Нельзя дать гарантию, что они не явятся посреди ночи и не выкинут нас из этой, – она сморщила носик от отвращения, – прогнившей старой кровати.
– А кто сказал, что мы останемся здесь на ночь? – сделав глоток вина, Рейн посмотрел на девушку со счастливой улыбкой на устах.
– Хорошее вино, – он сделал глоток, потом еще один. – Крепкое. Хорошо! Пожалуй, мы можем остаться здесь. Посмотри за лошадями, госпожа Отем, – сказал он, устраиваясь возле сундука и вытягивая перед собой ноги.
Подобно вспышке молнии Отем пронеслась через комнату и вырвала бутылку из рук Рейна.
– Если ты хочешь напиваться, делай это, когда ты один, без меня, – она закрыла бутыль пробкой и швырнула на покрытую мехом кровать. – Как ты сможешь быть моим защитником, если будешь не в состоянии ясно различать предметы или хлопнуть себя по бокам обеими руками? Если ты выпьешь все это вино, ты отключишься на целую ночь и… что это за шум?
Рейн широко улыбнулся:
– Какой шум? Я ничего не слышу. Просто разыгралось твое женское воображение.
– Да? – Отем подбоченилась. – Вот видишь! В прошлый раз, когда мы услышали шум, это оказались разбойники. Тогда ты был начеку. А сейчас ты выпил совсем немного, а твой слух уже ослаб.
– Отем… – простонал Рейн, – я… кажется, я… только что выпил… что-то ужасное… наверное… яд…
Он тяжело повалился на пол и, прежде чем закрыть глаза, прошептал:
– Ты была права… Оно ядовито…
– Рейн! – Отем бросилась к нему и начала трясти. – О, нет! Я просто пошутила, Рейн! Пожалуйста, пожалуйста, скажи что-нибудь! – она взяла бутылку и, испустив пронзительный крик, бросила ее на пол. – Рейн, поговори со мной! Неужели это был яд?
Сильная мужская рука схватила ее за лодыжку и дернула. Отем упала на Рейна, который подмял ее под себя и рассмеялся:
– Здорово одурачил тебя, правда?
– Ты… слезай, болван!
– Слезай… болван? Что ты говоришь? — он снова рассмеялся. – Благовоспитанной леди не пристало так выражаться! Ай-ай-ай! А-а, наверное, ты тоже отпила из бутылки?
– Рейн, ты слишком тяжелый.
– Ты не считала так, когда я был Барри. Почему вдруг Рейн тяжелее? Почему Барри лучше? – он взял девушку за подбородок и пристально взглянул в глаза. – Потому что ты не ощущаешь в нем угрозы?
– Вряд ли. Я помню, как Барри прыгнул на меня как-то ночью и пригнал к своим друзьям, одним из которых был Тайриан – в рясе монаха.
– Нет, Тайриан оставался в тени. Думаю, что в ту ночь Рассел надел сутану Тайриана.
– Ты совсем запутался. Ты даже не разбираешься в собственных проказливых друзьях. Пусти, я встану! – Отем забарабанила кулаками в его грудь. – Ты! Мешок раздавшихся мускулов!
Рейн затрясся от смеха:
– Вот это мне в тебе и нравится, Отем. Никакой скуки! Мужчине, который женится на тебе, скучать не придется!
– Что?
– Сильному мужчине нужна смелая женщина. Обладающая и смелостью, и остроумием.
– А ты, Рейн Гардиан, сейчас один, а в следующее мгновение другой. Кто может понять тебя?
– Ты меня понимаешь, – сказал Рейн с довольной ухмылкой.
– Твоя личность меняется изо дня в день. Временами – через каждый час. Кто ты на самом деле? Была ли Тирсел твоей сестрой? Или все это было представлением, как костюмы, которые ты носишь, и лица, которые надеваешь на себя?
– Кто знает, – ответил Рейн, пожав плечами. – Вполне возможно, я принц из далекой страны. Мое имя, может быть, вовсе и не мое.
– Ни капельки не удивлюсь, – ответила Отем с коротким смешком и нахмурилась.
– Давай, госпожа! Продемонстрируй мне еще раз свой бесстыдный нрав. Катайся через меня, целуй, как ты делала тогда в огороде. Это был чудесный день: ты бросилась на меня, словно наглая, бесстыжая шлюха!
– Ты перепил вина, – холодно заметила Отем.
Рейн перекатился на спину и положил девушку на себя.
– Нет. Я пьян от тебя, госпожа. От страсти. От желания. Я тут же занялся бы любовью с тобой, если бы только ты позволила.
– Но я не позволяю. Женись на мне, и я позволю, – Отем сама изумилась последним словам.
– Что? – выдохнул Рейн.
– Я не имела в виду…
– Нет имела. И я женюсь, женюсь на тебе, дорогая!
– Ну конечно! – резко обрезала она. – Ты женишься на мне и получишь и земли, и замок. Тебе даже не придется требовать назад свои собственные!
– Откуда ты знаешь, что они у меня есть?
– Знаю, – девушка посмотрела ему прямо в лицо. – Это написано на тебе. Ты либо титулованный лорд, либо принц, как ты сам говорил. Но король лишил тебя всех владений из-за какого-то совершенного тобой преступления, – глаза ее потемнели и стали пронзительными. – Что ты сделал, Рейн? Украл королевскую драгоценность, которую носил при себе на счастье во время битвы при Азенкуре?
Рейн зашевелился и снова оказался сверху. Глядя в глаза девушке, он тихо проворчал:
– Так ты знаешь все, да? Считаешь меня вором? Нет, Отем. Я стремлюсь возвратить королю его рубин и не крал его никогда. Зачем мне рубин Черного Принца?
Отем толкнула его в грудь.
– А что ты хочешь сделать с моей фамильной драгоценностью?
Отпустив девушку, Рейн вытянулся на полу, раскинув руки в стороны. Неожиданно он показался Отем совершенно измученным.
– Мы уже говорили об этом раньше. У меня нет с собой этого камня. И я не уверен, что он вообще остался в моем владении, – на его лице появилось встревоженное выражение.
Отем удивленно спросила:
– Что ты имеешь в виду?
– Я ведь говорил тебе. Вполне возможно, что кто-то добрался до тайника и забрал камень, – так Рейн сказал только для того, чтобы заставить девушку прекратить вопросы о местонахождении драгоценности.
Он устал от этих вопросов и начинал волноваться из-за других людей, связанных с этим камнем.
Драгоценность. Отем никогда не узнает, насколько она ценна. По крайней мере, пока он не будет готов показать ее.
Девушка несколько минут обдумывала сказанное, потом задала еще один вопрос:
– Забрал? Ты имеешь в виду главного королевского шерифа Дюка Стефана или Дрого. Который из них? Почему ты оставил драгоценный камень в доступном месте, где любой воришка – вроде тебя – может прийти и унести его?
– Главный королевский шериф? Разве о нем было сказано хотя бы слово? И кто сказал, что камень в доступном месте? – спросил Рейн, прищурив глаза.
Отем отвернулась и встала на ноги.
– Спасибо тебе, Рейн. Теперь я знаю, что ты прячешь его в укромном месте. Может, в шкатулке для драгоценностей, замурованной в стене? Или за секретной панелью в спальне женщины? Твоей любовницы? Ну да! Очень хорошее место для тайника!
Рейн быстро встал рядом с Отем.
– А почему ты решила, что камень розовато-лиловый? Разве он не может быть синим, красным или еще каким-нибудь? – он обнял девушку за тонкую талию и погладил изгиб бедра. Глядя на его руку, Отем сказала:
– Откуда такая смелость, прекрасный рыцарь?
Он рассмеялся, а девушка отвела руку.
– О, нет, – простонал Рейн, притягивая ее к себе.
– Рейн! – Отем заглянула в зеленые глаза. Его лицо находилось в нескольких дюймах. – Ты ведь не собираешься изнасиловать меня? Ты, конечно, сильнее и легко добился бы своего.
