Текст книги "Поэтические миниатюры 2010-2016 гг (СИ)"

Автор книги: Соня Никольская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

«Останься! Слышишь?» – «Слышу». – «Зажги свечу». – «Сейчас. Не торопи. Вот. Горит свеча». – «И прочитай. Читай мне Пастернака». – «Хорошо, уже читаю». – «И отвернись, пока я лягу». – «Отвернулся. Я здесь побуду, у окна». – «Читай. Пожалуйста, читай». – «Читаю, дорогая. Читаю, как молитву... слышишь?» – «Да... Иди ко мне». – «Иду».

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Как летом роем мошкара

Летит на пламя,

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.

Метель лепила на стекле

Кружки и стрелы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На озаренный потолок

Ложились тени,

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка

Со стуком на пол.

И воск слезами с ночника

На платье капал.

И все терялось в снежной мгле

Седой и белой.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал, как ангел, два крыла

Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,

И то и дело

Свеча горела на столе,

Свеча горела.*

16 февраля 2012

_________________________

* В миниатюре использовано стихотворение Бориса Пастернака "Зимняя ночь" (1946). (Прим. автора.)

Вынуждена не быть

Кружиться в белом платье. Зал пуст. Полы сверкают. Из динамиков – музыка, которую пишешь ты. И вот я на твоей волне. В тебе. Движенья вторят выходящей в истоме душе. Ты на другом конце вселенной, окруженный синтезаторами, проводами, музыкантами, гитарами, барабанами, усилителями, пюпитрами, нотами. А я танцую. Фотограф говорит: «Работай профилем. Профилем. Еще раз. Ближе. Не выходи из кадра. Так. Хорошо. Профиль. Профиль». Жадно стрекоча затвором камеры, он уже молчит, потому как я в экстазе. Потому как меня уже нет. А только душа. Звук и я. Звук и моя нерастраченная страсть к тебе, экспрессия, томление, изгибы, полет. Внезапно музыка прерывается, а я продолжаю движение. Снято. «Музыка нужна?» – «Да». И снова. Это не передышка. Это секундное выпадение. И вновь я в тебе. Такая, которую можно увидеть только в момент близости – на грани обнаженных чувств. Через полчаса меня никто не узнает. Я сольюсь с толпой. Закрытая, отстраненная, повседневная. Фотограф любит меня, но быть третьим не желает, хотя и видит после душа раздетой, без грима, уставшую, пьющую чай, термос на полу. Его раздражает, что я курю. «Что, вкусно?» – «Вкусно». Недовольно кривит губы, собирает аппаратуру. Пока я добираюсь через весь город домой, он выходит из студии и направляется в мастерскую. В метро я читаю книжку, чтобы не уснуть. Открываю дверь пустой квартиры, раздеваюсь и засыпаю. Утром меня ждут повседневные дела, днем по скайпу получаю первые обработанные фотографии. Я не узнаю себя. Я никогда не узнаю себя. Да и никто не узнает. У меня другое имя, образ. Он оставляет мою обнаженность чувств вечности. А я вырываю себя из вечности, бросая на алтарь повседневности, безликости, скуки, суеты. Две мои половины существуют параллельно, и одна из них всегда доминирует, циркулируя между рутиной, клиникой и домом. Денег на лечение все равно не хватает. Я медленно умираю, хотя шанс есть. Но нет стимула. Слишком одинока...

19 февраля 2012

Девушка и Ветер

– И в серый ямках талый снег... Помнишь?

– Помню.

– Зачем же ты пришла сюда? Зачем? Весной, ты знаешь, я особо нервный.

– Нервный?..

– Уходи. Этот снег. Умирающий, белый... И ты... на скамейке белой читаешь мои письма...

– Не письма – партитуру.

– А это не одно и то же?

– Не злись. Сейчас уйду, не торопи.

– Какая ты жестокая. Зачем ты следуешь за мной, как тень? И не даешь покоя?

– Я? Не даю покоя?

– Ты пьешь мою печаль. Заглядываешь в душу.

– Боже! Успокойся, ветер! Зачем ты разметал листы?

– Мне плохо. Что ты там читаешь?

– Стихи... в них слышу музыку твою.

– Пускай они летают.

– Оставь одно. На память. А! Все разметал... Ты злой.

– Я злой. Вставай и уходи. Уж вся продрогла. Разве мало?

– ...

– Что плачешь? Слеза заледенеет. Уходи.

– ...

– Упрямая девчонка! Ну и сиди. Как хочешь.

– Что лучше веточных сплетений...

– Не смей!

– В размыве неба голубом...

– Молчи!

– Тончайших венул нанесенье...

– Нет!

– На нежный акварельный фон

– ...

– Дорог чернеющие стержни...

– ...

– И в серых ямках талый снег

– Молчи...

– Вороны дремлющей, но прежде

– Прежде...

– Но прежде... Вдаль уходящий человек...

– Ветер! Ветер! Вернись! Не уходи! Мне тоже больно! Одиноко! Слышишь?! Ветер!..

9 марта 2012

________________________

В миниатюру вошло стихотворение, разбитое по строчкам "Что лучше веточных сплетений..." (1989). (Прим. автора.)

Выбор невесты

Твой взгляд умиротворенно-грустный пронзает душу... Не смотри. Иль прогони. Я лишний. Теперь я знаю, – лишний. И шрамик на запястье целовать и орошать слезами не позволишь. И быть с тобой не суждено. Любить, как прежде, нежить. Твоя подруга... я ничего не знал, – украла сердце, в мгновенье ока уничтожив мою жизнь, надежды, счастье... Я больше не задам вопросов, и если я тебя ударил (прости, прости), то лишь в порыве гнева. А гнева ли?.. Нет, это что-то больше. Ведь ты не знаешь, что чувствует мужчина, которому невеста предпочла другую... Я был сражен, быть может, обезумел. Не мог поверить, думал, это сон на грани катастрофы. И ежели проснусь – вернется все, как на востоке солнце всходит. Тебя ударил от бессилья... что-либо изменить, но в этот миг убил себя. Точнее... ты меня убила. Стенания мои, как крик немого. Ты не услышишь, не вернешься, для тебя я умер.

Где Ева?! Ева!.. змея, разлучница, порочное созданье. К тебе я обращаюсь, слышишь?! Будь проклята навеки. Пусть красота твоя увянет, и тело белое, холеное покроют струпья, язвы – так ненависть моя нещадна, горяча. Услышит Бог вопль раненого сердца. Тебя Он покарает, блудодейку, и вырвет из греха объятий мою невесту, я буду за нее молиться... А ты ж покайся... еще не поздно... Нет! Тебя я ненавижу! Гори в аду! Разлучницу простить мужчине не по силам... Гори в аду! Гори!..

О, Господи... прости! Прости в отчаянье безумного мужчину! Доселе не желал я зла ни другу, ни врагу, и мухи не обидел. Не оставляй меня, мой Боже, Боже, ибо знаю – любовь превыше зла, разлуки, ревности, убийства... И праведен тот муж, кто никого не судит... Прости за ярость, ибо грешен я...

19 марта 2012

Зачем я пришла...

Зачем я пришла в этот парк после стольких лет? Зачем я пришла... прислушиваясь к запаху талого снега? Чтобы помянуть? Чтобы увидеть нас, стоящих в обнимку?.. Мгновение, и ты не решился поцеловать, улыбнулся, обнял крепче... Зная, что не увижу твоего лица, дрожащих губ... Ты так боялся обнаженности чувств, тебе постоянно виделось лезвие, которое могло коснуться оголенной души; оно же, подобно пёрышку, плавно вращалось, покачиваясь на волне твоего дыхания, биенья сердца, вспуганного нерешительностью. Ты предпочел гореть в огне нереализованных желаний, страсти. Ты предпочел боль сердца наслаждению, полету, головокружению. Хотя... голова кружилась, и руки обнимали крепче, прокрадываясь в испуге от талии к спине, находя точку опоры для невозвращения, бегства. Ведь стоять на краю страсти для тебя было сродни поражению, псевдоподчинению. Безумство любви, – и круг замкнется... Найдешь ли себя? Вот чего ты боялся, не допуская мысли, что единое «ты и я» не лишает свободы, напротив, приоткрывает врата абсолютной свободы, когда душа говорит на одном языке с разумом, и, достигнув гармонии, вливается в божественную полифонию чувств.

Зачем я пришла... Чтобы помянуть смертельно раненную на всходе любовь?.. Чтобы ветер с запахом талого снега коснулся моих ресниц?..

27 марта 2012

Сказать – люблю...

– Прикосновенье лета, очарование весны. И воздух напоен любовью. А ты так странно смотришь, будто опьянен...

– Твой взгляд мечтательно-задумчив. И сомбреро тебе к лицу, ты в ней неотразима и прекрасна.

– Только?

– Смущать мужчин – твоя черта.

– Смущать? Ну что ты? Так ли уж коварна?

– Коварна? Нет. Ты добрая колдунья. Раз встретишь – не забудешь.

– Так встретил ты меня.

– Боюсь, что не смогу уйти. Не то сказал, прости. Забыть... Забыть тебя уж будет невозможно.

– Невозможно? Желаешь, чтобы я тобой была забыта?

– Нет, нет. Я... а есть ли шанс? Ты королева. Полна и неги, и любви. И срытой страсти.

– Послушай, Александр. Я чиста, не искушена в искусстве обольщенья. В нашем доме ты желанный гость. Родители тебе благоволят...

– Знаю, знаю. Но ты еще так молода. И... сделав выбор, не пожалеешь ли, повстречав другого? Твоя краса и благодетель известна всем в округе. Завидная невеста, наперебой тебе мужчины предлагают руку, сердце...

– Да... Но ведь до сей поры я не дала надежды женихам и повода надеяться на счастье.

– И это знаю...

– Так в чем же, Александр, сомневаться ты изволишь, пустыми мыслями лишь душу теребя?..

– Не знаю, любишь ли меня?

– Странно, что решил спросить меня о чувствах столь глубоких, сокрыв свои? Казалось мне, что ты мужчина не из робкого десятка... А тут?

– Я огорчил тебя? Опять сказал не то, и невпопад... Я думаю одно, и говорю другое. Должно быть я смешон?

– Смешон? Я бы не сказала... Пожалуй, я пойду. Воздух свеж, и день прекрасен. С подружками договорились пойти к полудню в шапито. До встречи. А вечером же – танцы, и соберется все село.

– Мари, не уходи. Послушай. Я хотел сказать...

– Что?

– Я стихи пишу. Уж три тетрадки накопилось.

– Не говорил, что пишешь ты стихи.

– Никто не знает, я их прячу.

– О чем же пишешь ты?

– О любви...

– Ко всему земному?

– К девушке единственной, загадочной, неповторимой.

– И кто она? Ну... Коль молчишь, знать, есть чего скрывать...

– Я принесу тетрадь, сегодня, к вечеру. За час до танцев.

– Что ж... Приноси, раз доверяешь.

– Мари... на танцы только не приду.

– Вот как? Ты меня пугаешь?

– Я... утром... буду ждать у водопада...

– Ты часто утром ждешь меня у водопада.

– Но этим утром будет решено...

– Не знаю, что и думать. Но приоткрыть завесу тайны, я вижу, уж никак нельзя. Тогда до следующего дня.

– Мари...

– Что Александр?

– Ничего. До завтрашнего дня...

3 апреля 2012

Белый Город

– Ты видел Белый Город?

– Это что, на карте такой?

– Значит, не видел... Закрой глаза.

– Зачем? Я что тебе девчонка – глазки там и губки закрывать?

– Дим, не тупи. А слушай. И закрой глаза.

– Ладно. Только ненадолго.

– Я сижу вся в белом, на белой мостовой, читаю книжку, точнее альбом времен Пушкина.

– А Пушкин тут причем?

– Опять открыл глаза?!

– Бож ты мой...

– Вот так. И не задавай вопросов.

– Угу.

– На мне платье, связанное крючком, белое и все из кружев.

– Белое платье?

– Опять? Не буду говорить, коль лезешь грязным сапогом мне в душу.

– Чего?! Ну, и загнула – сапогом, да в душу!

– Грязным!

– Иди ты, знаешь куда?!

– Не знаю, подскажи...

– Так... ладно... дальше... В платье... в этом... в белом...

– ...сижу, альбом листаю, там росчерки поэтов, экспромты, эпиграммы, посвященья... И ветер прозрачный, все равно что белый. Читаю строчки, провожу легонько пальцем по выведенным буквам пером чернильным. Вдруг слышу звук довольно необычный, будто кто стрекочет... А это белый-белый пес бежит по мостовой, и коготки его отросшие по булыжникам стучат! Нет, не открывай глаза, улыбайся, это можно. Только...

– Да, понял я, не идиот. Хотя, чего скрывать, с удовольствием бы посмотрел на твое вдохновенное очередным видением лицо!

– Молчи. И впрямь спугнешь фантазию мою. Она капризна, ты же знаешь. Все. Молчи и слушай дальше.

– Угу. Весь в нетерпенье.

– Так вот. Бежит, лишь носик розовый и язычок. Ведь жарко. Лето. А он такой обросший.

– Бриться надо.

– ??? а, между прочим, предварил историю, ха-ха! Этот белый пес – заколдованный поклонник.

– Поклонник? Это век двадцатый. Уж лучше – рыцарь, на худой конец – на белом коне принц.

– Опять? Опять? Ну, сколько можно?

– Ладно. Не кричи, а то еще заплачешь... Рассказывай давай.

– Поклонник в образе собаки, что такого? Разве не бывает?.. Вот он бежит, а я сижу, страницы бережно листаю, и слышу...

– Его когти.

– Ты вправду идиот!

– Ага, придурок!

– Закрой глаза.

– Закрыл.

– Софи! – говорит. – Меня ты ждешь? О, не пугайся, я вовсе не бродячий пес.

– А музыкант бродячий: аф-аф!

– Нахал! Какой же ты нахал!

– Да, не ори! И не дерись!

– Я ухожу. Ты все готов изгадить! И опошлить!

– Ну, не плачь... Прости...

– Нет, никогда. И ни за что! Не вымолишь прощенья!

– Бож ты мой... Истерика... Зачем? Софи... Прости, я ж извинился?..

– Тебе сказать "прости", что плюнуть. Грош цена словам твоим и извиненьям. Не говори со мной, понятно?

– Запрещаешь говорить с тобой? Напомню – с тобой не ссорился я вовсе.

– Ну-ну...

– Да подожди же, Соня! Дождь хлынул. Ты промокнешь!

– Оставь меня. Не прикасайся! Не обнимай, и не тащи под зонт! Уж лучше заболеть, чем быть согретою в твоих объятьях!

– Странно, что тебе вдруг стал противен?

– Вдруг?

– Да что во мне плохого?

– ...

– Согрелась?

– Нет.

– Так объясни мне, дураку, на что обиделась? Ну, пошутил. Что, разве ты меня не знаешь?

– Объяснить? Быть может, объясню, но не сейчас.

– Не тороплюсь, и подожду... смиренно.

– Не ёрничай.

– И в мыслях не держал!

– Держал! Ты в мыслях держишь лишь усмешку! Не нравится тебе, когда я говорю не о тебе.

– Не намекаешь ли ты на то, что я ревную?

– Мне все равно.

– Хорошо. Я сам продолжу историю твою. А ты глаза закроешь, согласна?

– Валяй, мне все равно.

– Если все равно, то почему глаза не закрываешь?

– Не знаю что и ждать? Вдруг поцелуешь?

– Поцелую? Ну, ты загнула! Будь спокойна, на метр отойду. А хочешь, разойдемся по домам, а по пути я по мобиле историю твою дорасскажу?

– Пожалуй, это вариант. Пока.

– Тогда, до завтра. Буду ждать тебя у школы.

– В том Белом Городе сидела ты одна.

Альбом листала, танцевала на балу.

Конечно, с Пушкиным. Ты Бродского не любишь.

Вру. Читаешь, только неохотно. Извини. Отвлекся что-то я.

А город был обычный, всех оттенков. Но для тебя...

Ты, Соня – белое на белом. Вот, что, пожалуй, понял я.

Прости. Всегда, когда ты грезишь, слушаю тебя, внимаю.

Лишь притворяюсь, будто мне неинтересно. На самом деле...

Помню не то что слов сплетенье, а паузы твои, дыханье...

Я помню жесты рук, и головы наклон. Улыбку. Что мои слова

В сравнении с твоей улыбкой. И я... люблю тебя...

Надеюсь, ты меня уже не слышишь. И спишь...

Спокойной ночи, дорогая. Добрых тебе снов,

В которых мне нет места... до поры... Надеюсь, очень...

Спи...

10 апреля 2012

Говорила ли я, что...

Жду тебя. И ожиданье вдохновенно. Слышу шаги. Замираю в предвкушенье чуда. Ведь ты войдешь строчками, сплетениями слов, метафор, чувств. Луч света замер в темноте – это ты приоткрыл дверь. Приоткрыл дверь, и полоска света строкой задрожавшая на лице поделила меня на до и после. Что было до тебя? – жизнь. Что после? – та же жизнь, но с тайной многоточия, плеском воды восклицательного знака, слезами очищенья. Радость. Радость моя – продлись. Слишком коротки мгновенья уходящего вечера. Ведь ты появляешься вечером, чтобы исчезнуть в ночь. Что ты пьешь? Кофе, чай? Что ты пьешь, чтобы снять усталость? Говорила ли я тебе, что устаю, что засыпаю на ходу. Говорила ли я тебе, что люблю прикасаться кончиками ресниц к белому полотну, на котором проступают строки твоей неуловимой поэзии...

21 апреля 2012

И будет ночь нема...

– Ты говорил, что в эту ночь тебя должна я непременно удивить. Так удивила?

– Удивила... очень...

– Как-то неуверенно. Не хочешь... прикоснуться?

– Хочу... но словно онемел в движеньях...

– Вижу. Быть может, опишешь, что чувствуешь, что видишь?

– Ты молода, а я почти старик. Не знаю, смогу ли подобрать слова...

– Старик? Всего лишь пятьдесят.

– Однако именно сейчас почувствовал всю разность поколений.

– Без макияжа и татуировки тебе была я более понятна и близка?

– Не знаю... В затрудненье я... ответить сразу...

– Так стоит ли, чтоб эта ночь жила. Не лучше ли ее прикончить?

– Прикончить? Нет. Зачем ты встала и ушла?

– Ты прикоснулся?

– Прикоснулся... к твоим плечам, целую...

– Целуешь крылья.

– Крылья ангела добра и зла...

– Так не бывает.

– Бывает. Если ангел во плоти...

– Философ...

– Рисунок на спине, предплечьях дрожит, как будто крылья по воде плывут, подернутою рябью.

– Всего лишь я дрожу от девственных твоих прикосновений.

– Девственных? Остра ты на язык.

– А вот и проявленья зла.

– Люблю твой смех.

– А я люблю тебя.

– Не искушай. Хочу продлить мгновенья.

– Изученья?

– Познания тебя такой, какой еще не знал...

– ...

– Ты волосы подстригла, и на макушке уложила так, как будто это кисть.

– Небольшой ирокез, и только.

– Ирокез?

– Ну да. Обычная прическа среди панков.

– Очки с квадратными стеклами в оправе тонкой... Где нашла?

– Купила.

– Наверно эксклюзив?

– Стимпанковские очки не из дешевых...

– И все это для меня.

– Для тебя, дедуля. Ай!.. Зачем меня ты укусил?!

– Чтоб не язвила.

– Придется поязвить, чтобы вулканчик сей мне разбудить.

– Не стоит, я уже разбужен.

– ...

– Какие у тебя глаза, и макияж...

– Наверно необычный?

– Как у вампирши.

– Не нравится?

– Ну, что ты! Красота...

– Тогда люби меня, коль я сегодня хороша!

– Прекрасна!.. Да будет ночь нема.

– Люби меня... Еще... Сильнее... Без остатка...

23 апреля 2012

Зайти на минутку

– А я и не знала, что ты здесь. Ну, здравствуй...

– Здравствуй, Марго... Ты на свидании была?

– Да.

– Что ж... Я рад... Театры, концерты, рестораны?

– Фильм смотрели. Потом – гуляли. В парке.

– В парке? В нашем?

– Нет. На Сретенском бульваре.

– Ты голодна?

– Нет. Зашли в кафе, часочек посидели.

– Какая у вас... обширная программа...

– Зачем ты пришел, Александр?

– Так... по пути... Ключи в кармане оказались...

– Ты должен уйти...

– Да, засиделся. Полночь.

– Извини.

– Да это ты меня прости. Пришла домой, а тут... незваный гость.

– Пыль недели две не протирала.

– Зачем? Теперь тут некому сорить.

– Некому? Так – будет.

– А-а... вот как. А что за фильм смотрели?

– Пианино.

– Уже в четвертый раз.

– Он – в первый.

– Он... Технарь, наверно.

– Тебе обязательно все знать?

– Все – нет. Так... малость. Спите?

– Спим.

– Давно?

– С сегодняшнего дня.

– Когда успели?

– Утром. У меня же выходной.

– У тебя же выходной! Забыл!

– Не смейся громко, Алекс...

– Ну да, забыл. Про выходной, соседей, полночь. Все. Пошел я. Ключи... мне больше не нужны. Где оставить?

– У себя.

– Не понял.

– Оставь. Вдруг пригодятся?

– Марго. Теперь мне не зайти без стука.

– Да и стучать не надо.

– О чем ты?

– Алекс, стой где стоишь. Перестань... Ты не понял. Завтра я отсюда съеду.

– Куда? Случилось что? С мамой?!

– ???

– Он?.. К нему?.. Что... так серьезно?.. Молчи... На... забери ключи... Не нужно. Мне ничего не нужно! Слышишь?!

– Алекс. Я не побегу тебя спасать.

– А и не надо. Когда-то должен Ангел отдыхать?!

26 апреля 2012

Пустыня

Я пришла в твою пустыню. Точнее, заглянула. Прости. Не знала. Не знала, каково это, когда не пишется. Я всего лишь твоя дочь, которую ты не видишь годами. И вот я тут. В твоей пустыне. И не могу понять, что мне делать. Сердце твое будто выкрашено в серый цвет. Мысли нет. Желаний нет. Книги разбросаны. Под ногами песок. Столик с печатной машинкой вот-вот уйдет под воду. Ты как будто у реки. И все вокруг лишено цвета. Деревья не плодоносят, не украшены листвой, земля словно выжжена. И эта мертвая река. Отец! Так бывает? Почему ты никогда мне не говорил? Почему фразу «Писательство – каторжный труд» я читаю в записке, оставленной тобой перед уходом. Куда ты уехал? В Москву? В Нью-Йорк? Где искать тебя? Листаю книги. Плачу. Ты так прекрасно пишешь. Это не конец. А я – обычная девочка. Правильно, что меня нет даже в письмах. У тебя другие дети, другие семьи. И тебе есть, чем гордиться. Все талантливы. Все идут по твоим стопам. А я... обычная девочка. У меня даже нет высшего образования... После смерти матери я только работаю... где придется... Сейчас в детской библиотеке. Вот. Ты бы улыбнулся, тебя бы рассмешила моя болтовня. И это радость для меня. Потому как знаю, что ты никогда не будешь стыдиться, ты не такой... Если на меня и обращают внимание, то лишь из-за фамилии. И то... (прости), говорю, что мы однофамильцы... Папа! Папа! Где же ты? Везде – и в интернете, и по телевизору говорят, что ты исчез при загадочных обстоятельствах. Прошел месяц, два, год, два года... а тебя не нашли. Дети и жены твои разрешили придти мне ненадолго в дом, где ты писал свои книги. Тут все осталось нетронутым. Опечатали вначале и никого не пускали. Теперь-то можно. Вот и меня пустили, когда уже и имя твое стали забывать. Кому нужен писатель, не приносящий новые книги издателю, не получающий гонорары?

Десять лет прошло. А я, как сейчас, вижу себя в твоей пустыне. И это самое яркое воспоминание в моей ничем не примечательной жизни. Странно, но у меня нет детей, семьи, друзей, знакомых. Я совсем одна. Но с тех пор, как ты пропал, я всегда чувствую тебя рядом. И мне не хочется что-либо менять...

30 апреля 2012

Многоточия

А вечером я иду в кафе. Что делаю? Да так... сижу, думаю о твоих стихах, о тебе... Еще... прочитала рассказ (немного второпях), но, поверь, было о чем задуматься. Знаешь, я ведь совсем домашняя девочка. А у тебя столько всего в жизни переплелось, столько пережито... даже страшно стало. Ты, наверно, боялся мне об этом рассказать? Зря... Я умею слушать. Я вообще склонна дружить. Романы мимолетны, а дружба может растянуться на года. Как это бывает? Да, просто. Встречаемся, говорим, говорим. Молчим. Потом идем куда-нибудь. На выставку, например. Смотрим картины. Гуляем по городу допоздна. Провожаем уходящий день, застывший на минутку перед ночью. День оглядывается, будто приглашая нас. А мы стоим и молча ждем, как он погаснет. У тебя в стихотворении есть потрясающая метафора про то, как жалюзи захлопываются, словно потерявший сознание дневной свет. Я онемела, когда прочитала. Так и тут. День погаснет не как свеча, а именно потеряв сознание... Нам покажется, что идти дальше невозможно. И каждый подумает о своем, пока ветер прохладой ночной не пробежится по нашим лицам. Дальше... дальше обычно мы засыпаем в разных постелях, душой улетев в одну и ту же галактику... Не слишком откровенно?.. Нет?.. Вот и хорошо...

А вечером, после работы, я, как и прежде, иду в кафе...

3 мая 2012

Грани

Что-то опять о грустном... Будто ночь легла на грудь и жмется, жмется молчаливым оком, словно хочет в сердце заглянуть. Проникнуть внутрь и жить. А зачем, когда столько солнца вокруг? Мне б ее смахнуть да пнуть. А я молчу... Говорю пролетевшей птице: «Разваливаюсь на куски, не могу себя собрать. Мне б так летать». Но это ненадолго. Отвернулась, забыла и вновь ощутила взгляд туманной ночи.

Ах, уснула девочка в парке ночном. Ах, уснула девочка... Свежая, как лилия. Юная. Красивая. Что ей мгла ночная – видит сны радужные. И ночь пьет ее белоликую молодость, бездонную, пить – не испить. Как ручеек серебрится дыхание девочки. Мое же – останавливается. Мое же – по капле всасывает. И удовольствие получает от предвкушения смерти. Смерти скорой уставшей женщины, чья судьба на обочине прилегла. Прилегла, подняться не может. Как же это?.. Я?.. Меня?..

Вот и встрепенулась.

7 мая 2012

я лишь...

Красиво оденусь, туфли на шпильке, черный плащ развевается на ветру, да я и сама бегу, кружевная черная повязка на глазах, кружевные черные перчатки чуть ниже локтя, а платье – угадай? Ах нет, ах нет! Не угадал! Разве в черном я могу бежать?.. Какое? Черно-белое. Кружева на белоснежном хлопке. Вот! А ты опять молчишь. И если смотришь, то на небо, на улыбку солнца. Будто моей улыбки нет. Ее стараешься не видеть, в ресницах пряча дрожь, чтоб только не открыться. Говорил (когда-то), обезоруживает моя улыбка, и ты немного ёжишься от холода ли, от смущенья... не пойму... Как не пойму тебя, не поймаю, не узнаю, не распознаю – такой ты незнакомый, если рядом... Вот видишь, не умолчала, не затаилась, вся раскрылась как есть – бегущая с черным по ветру летящим плащом... «Ом-м. Ом-м» – что за звуки? Что за зверь поет в кустах с листвой багряной? Ты ведь все знаешь! Ну, скажи! Скажи! И не забывай, что я лишь эхо твоего дыханья... твоего дыханья... дыханья твоего...

22 мая 2012

Минутное

Бреду по мелководью. По мелководью мысли обнаженная, потерянная. По реке. По реке. В густоте леса. В пустоте сердца. Не смотри. Быть может, жива. Быть может, нужна. Но такая тоска. Ляжет на плечи. Запутается в волосах. Мне бы поводыря. Мне бы голову приклонить. Мне бы не быть...

27 мая 2012

На пригорочке

В лучах весеннего солнца, в лесу, стою на пригорочке нашем. Апрель на излете, а я в платьице подвенечном цвета рассвета робкого... Постой. Все не так и не то говорю. Пока шла, слова растеряла. Это оттого, что плакала. А пришла на местечко, на пригорочек наш, и только голову склонила. И ничегошеньки сказать не могу. Простишь ли меня, что слов не нахожу? Простишь ли, что не ушла за тобой? Ведь только сейчас поняла, – закатилось солнышко мое, радость сердечная, ласка безбрежная. Не вернуть мне тайну души моей, печаль очей моих, радость речей моих. Безмолвно стою и чахну смоковницей бесплодною. Ах, Боженька, Боженька мой! Словно цыпляточки несмышленые разбежались словечки мои. Растеряла я их, растеряла я их. Как слезинки не собрала в ладошку словеченьки, не пролила на пригорочек. На пригорочек любви первоцветной. Ах, Боженька, Боженька мой, к чему краса девичья, власы золотистые, рученьки белые, а сердце несмелое... Ах, Боженька, Боженька мой, забери к милому моему, ненаглядному... Ах, стыдно мне, стыдно на солнышко смотреть. Ах, стыдно мне, стыдно полной грудью дышать. Ах, стыдно, стыдно мне рассветы встречать...

16 июня 2012

Друг мой, ветер

Скучаю ли я? а-а-а... я?

Скучаю ли я? ли я... а-ю... you?

Вода пролетела струйкой мимо глаз, будто стрела из хрусталя. А-а?..

Нет, это не я. Быть может, голос твой? Ой-ой...

Может, это виолончели стон? Он-он...

Может, это дыхание ангела, что не в силах успокоить меня? А-а?

Ветер покружил вокруг меня, затих и взял под ручку.

И вместе мы идем, а люди нас не замечают. Мы оба – ветер.

– Странно, – говорит, – что ты скучаешь.

– Почему? – и смотрю ему в глаза – ветреные, прозрачные.

– Он тоже скучает, – тихо говорит, почти журчит.

– Откуда знаешь? Знаешь...

– Минуту назад я с ним гулял. Гулял...

– Как? Под ручку? С чего ты улыбнулся?

– Оттого что мы с ним только что сидели в электричке. И он... читал газету.

– О чем? То есть. Что он читал?

– Ничего. Смотрел на строчки, а думал о тебе.

– На строчки... Обо мне...

– Ну да... И вот еще. Скучаете вы оба, а я вас слышу. И самому взгрустнулось, что вы всего лишь человеки – скучаете поодиночке, понимаешь?

– Понимаю... Зато теперь я знаю...

– По секрету!

– А ему... Ему ты скажешь? Шепнешь хотя бы? Ой...

– Шепнуть могу. (Вот именно, что – ой!) Секрет секретом, но шепну, как только он уснет в дороге.

– Уснет... Ты будешь его сном?

– Я буду сном твоей души.

– Моей души... Послушай, ветер, может не терять нам время?.. Что если он уж дремлет?..

– Спит. И я уж с ним давно. Вот не хотел, а угодил вам невзначай. Теперь прощай...

– Прощай?..

– Еще скучаешь?

– Есть... немного.

– Глупышка... Вовсе не скучай. Я ж говорил – вы оба, как в тумане. Да ну вас! Тоже мне – влюбились. А впрочем, я – что золотая рыбка. Сергеевич, привет! Как видишь, ветерок сегодня на посылках. Короче, это... Если между вами искра пролетит, так ты зови, кострище я раздую!

– ...

– Да не смущайся так. Зарделась вся, как вишня. Ладно, я пошел.

– ...

– Э-эх! Гу-ля-я-ет ветер!

22 июня 2012

Изумруд. Янтарь. Сон и белый лист

В изумрудной траве, в тишине полуспящего солнца, я увидел ее... средь разбросанных янтарей, средь разбросанных янтарей цветов одуванчика. В изумрудной траве, в тишине полуспящего солнца, я увидел ее, безмолвно сидящую девушку, безмолвно сидящую в изумрудной траве. Безмолвно сидящую, погруженную в чтение. Две косы ее полурасплетенные обрамляли лицо, ниспадая на грудь. И в облике ее, и в облике ее умиротворенном, покорном, чистом было что-то иконописное. Я подумал, как похожа она на Богородицу, вот только не младенец на руках у нее, а книга лежит на коленях ее. И что это за книга такая, если свет, словно нимб, окружает ее? лучится незримым ангелом... А я мечусь между кружками чая, кофе и сигаретами, глядя на белый лист, выхватывая образы снов. Ранним утром я сижу подавленный неспособностью найти нужные слова. Может, это душа моя полна греха? Может, это душа моя не способна летать и оставила меня? Как знать. Как знать. Я только вижу обрывки сна и который день ношу их с собой, свернув в носовой платок, заплаканный, спрятанный в карман пиджака, чтобы никто не узнал о моем бессилии, о том, что муза покинула меня. Бывало, сяду в укромный уголок, разверну платок с обрывками снов, и вновь вижу, как наяву, сидящую в изумрудной траве загадочную девушку, ее русые волосы, вязаную кофточку, бледно-розовую блузку, юбочку, а на ногах сапожки из кирзы. Почему из кирзы? Может, вечереет и холодно уже? А может, утро раннее? А может, это вовсе не девушка, а муза моя сидит. И я зову ее, а она мне не отвечает. Как святые молчат в прокуренной комнате, как лампада не горит у ненамоленной иконы, как душа болит, не окормленная молитвой...

6 июля 2012

Две подруги

Все кончено. Тебя я отравила. Глава и плечи с безгласною покорностью на жертвенник легли. Я не вкусила. Не вкусила... упоенья. Напротив, помраченье вонзилось, как игла, в рассудок и саднит. Мне видится изогнутая шея, свист лезвия занесенного меча. Мне видится твоя плывущая по небу покойная и хладная печаль... Мне снится твоя робкая, болезненная нежность. Любовь, что испытать ко мне ты не могла. Мне снилось, как в последний день ты с лейтенантом по аллее прохаживалась, зонтиком крутя. Твое замужество, твое решенье, которое с улыбкой и пьянящей сердце радостью ты приняла, меня убило... я! я... была мертва. Что делать? Суд, тюрьма – позор фамилии, семейству... Решено. И мне бокал вина. Ты в рай, любовь моя, а я прямой дорожкой в ад кромешный. Прощай. Прощай. Про...

30 октября 2012

Молитва лету

– Как часто я говорю о лете...

– Ты же дитя лета!

– Я и зиму люблю. Только настоящую. Морозную, сугробы снега, скрип под ногами. Загородную дорогу, развилку и одинокую тропинку средь высоких елей. В немолчной тишине погост. Поля под снежным веком...

– Так и будет.

– Не будет. Теперь у зимы снега не выпросишь зимой. За ним надо ехать в холодные дальние страны...

– Не грусти. Ты ведь дитя лета!

– Дитя, дитя. Но лето попрощалось, оно и так ко мне являлось в начале октября – благословить на встречу с музой. Сейчас же вижу я, как лето умирало, пока я наслаждалась единеньем, счастьем...

– Дитя, дитя... Всем недовольна...

– Недовольна? Шутишь... Мне надо бы поставить свечку на канон.