Текст книги "Фокусник"

Автор книги: Сол Стейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Эд рассмеялся.

– Извини, папа, я не хотел смеяться, но мне вспомнился тот случай, когда патрульная машина развернулась прямо перед нами в неположенном месте, и, если бы не ремень безопасности, я бы вышиб головой ветровое стекло. Ты обратился в полицейский участок, и мы узнали, как вершится правосудие, не так ли?

– Видишь ли, если бы я довел дело до конца...

– Ты хотел довести его до конца. Но на твоем пути поставили столько рогаток, что ты так и не узнал, с чего начать. Правда?

Мистер Джафет промолчал.

– А помнишь того подростка, у которого ты хотел отнять нож? Ты еще погнался за ним. А потом тебе сказали, что ты угодил бы под суд, упади он на нож, когда убегал от тебя.

– К чему ты клонишь?

– Ты говорил о свершении правосудия.

– Знаешь, Эд, мне все равно, будешь ты давать показания или нет. Это твое личное дело.

– А ты будешь давать показания?

– Конечно.

– Стоя на задних лапках?

Мистер Джафет встал и пошел в ванную мыть руки. За обедом тишину нарушало лишь позвякивание посуды. Эд думал о кошмаре, мучившем его всю ночь. Ему снилось, что на всей земле остались только он и Урек.

Томасси нашел в записной книжке номер Джо Карджилла и потянулся к телефону. Он попытался вспомнить, как выглядел Карджилл. Последний раз они виделись в Вашингтоне, шесть или семь лет назад. Карджилл называл себя частным детективом, но говорил как адвокат. Томасси подозревал, что в свое время Джо лишили права заниматься адвокатской практикой. Трубку сняла секретарша.

– Это Джордж Томасси, из Нью-Йорка.

– Одну минуту, пожалуйста.

– Томасси, как поживаешь? – раздался сочный мужской голос, и перед мысленным взором Томасси тут же возник низенький толстячок с румяными щечками и цепью для часов на темной жилетке.

– Ты меня помнишь?

– Ну конечно!

– Тут есть один учитель. Его зовут Теренс Джафет. Д-Ж-А-Ф-Е-Т. Сорок семь лет, преподает биологию. Я хочу знать, не пытался ли он устроиться на государственную службу.

– Я могу достать только ксерокопию.

– Меня это устроит. Во сколько мне обойдутся твои поиски?

– Если информация не засекречена, сто двадцать пять долларов.

Томасси присвистнул. Впрочем, он собирался свистнуть при любой цифре, названной Карджиллом.

– Ладно, сойдемся на сотне. Когда тебе это нужно?

– Чем скорее, тем лучше. Сколько я тебе буду должен, если ты ничего не найдешь?

– Ничего. Я тебе позвоню.

К полному удивлению Томасси, звонок раздался меньше чем через час.

– Тебе повезло. Я отправлю ксерокопию, как только получу твой чек. Томасси рассмеялся.

– Ты не доверяешь кредиту?

– Доверяю, но предпочитаю сначала получить наличные. И так я потерял на тебе двадцать пять долларов.

– Какое учреждение?

– Государственный департамент. Ему отказали.

– Чудесно.

– Если тебе понадобится что-то еще, звони, не стесняйся.

* * *

– Если мы сможем доказать, что Томасси припугнул Гинслер и та отказалась давать показания... – начал Боб Ферлингер, но Кантор прервал его энергичным взмахом руки.

– Перестань, Боб. Представь себе, что ты доктор, к тебе приходит пациент и говорит, что у него кашель, болит грудь, поднялась температура, а его постоянный врач прописывает ему аспирин, который совершенно не помогает. Ты спрашиваешь: "Вас направляли на рентген?" Он отвечает, что нет. Ему делают снимок, и оказывается, что у него пневмония. Ты же не станешь рекомендовать пациенту подать судебный иск, чтобы первого доктора лишили диплома. Так может поступить только псих. Если Томасси запугал Гинслер, значит, он запугал Гинслер. Придется искать обходной путь. Как ты собирался доказать, что они знают друг друга?

– Мы пошлем ей повестку и под присягой спросим, каким образом Томасси заткнул ей рот.

– Она солжет.

– Под присягой?

– Томасси нашел, чем припугнуть се. И тут уж ничего не поделаешь.

– Мне это не нравится.

– Боб, судят-то не Томасси, а Урека. Давай-ка лучше подумаем, как добиться вынесения обвинительного приговора. Понятно?

Ферлингер неохотно кивнул.

– Ну и отлично. А теперь нам стоит встретиться с мистером Джафетом и пройтись по его завтрашним показаниям. Он ключевая фигура в этом процессе. Жюри пойдет за ним.

– Ты так думаешь?

– Самое главное в нашем деле – подготовить свидетеля. Надеюсь, он не будет нам мешать.

Мистер Джафет пришел в ужас, узнав, что должен репетировать свое выступление в суде, но Кантор быстро объяснил ему механику судебных процессов. И мистеру Джафету не оставалось ничего другого, как удивляться собственной наивности.

* * *

– Как получилось, что вы не рекомендовали вашему клиенту признать себя виновным в мелком хулиганстве? – спросил Кантор у Томасси перед началом утреннего заседания.

– Вы слышали о Перси Формане?

– Конечно.

– Он участвовал более чем в сотне процессов, в которых его подзащитным предъявлялось обвинение в убийстве.

– И?

– Меньше шести процентов провели в тюрьме хотя бы один день. Только одного приговорили к смертной казни.

– Мне все-таки кажется, что Уреку следовало признать себя виновным.

– Меня наняли для того, чтобы доказать его невиновность. Иначе его родители обратились бы к кому-то еще.

– Мистер Джафет, расскажите, пожалуйста, своими словами, что произошло вечером двадцать первого января?

Тереке Джафет взглянул на жену, сидевшую в третьем ряду.

– Я отвез моего сына и его девушку, Лайлу Херст, в школу. Он не разрешил мне нести чемоданы с реквизитом для фокусов. Потом он выступил перед учащимися, а после танцев я заехал за ним. Он, я и мисс Херст вышли из школы. Мне кажется, там остался только сторож. Шел сильный снег. Подойдя к машине, мы увидели, что внутри сидят четверо подростков. Они выскочили из машины, и Урек набросился сначала на мисс Херст, а потом на моего сына. Он сбил его с ног и стал душить. Я бил Урека по спине, стараясь оттащить от сына, затем сильно дернул за волосы. Он переломал весь реквизит в чемоданах и разбил ветровое стекло моей машины, ударив по нему велосипедной цепью.

– Что произошло потом?

– Мой сын едва мог дышать. Я повез его в больницу, несмотря на снегопад и разбитое стекло.

– Подсудимый напал на вашего сына с голыми руками?

– У него была цепь.

– Та самая цепь, которой он разбил ветровое стекло?

– Да.

– Он ударил цепью вашего сына?

– Да.

– Мисс Херст тоже пострадала?

– Нет, только мой сын.

– Чем вы объясняете нападение на вашего сына?

Мистер Джафет сжал кулаки.

– Соединенные Штаты сейчас находятся в состоянии войны.

Судья Брамбейчер подался вперед.

– Я хочу сказать, что постоянно происходят конфликты между различными группировками. Негры требуют равноправия. Полиция разгоняет их и зачастую провоцирует к волнениям, которые выливаются в настоящие побоища. Студенты выходят на демонстрации. Национальные гвардейцы убивают студентов, как белых, так и черных. Расовые конфликты в школах приводят к их закрытию. Школьные коридоры патрулируют вооруженные охранники. Центры больших городов напоминают ничейную землю, появление на которой опасно для жизни. Если это не гражданская война, то нам пора изменить значение этого термина в толковых словарях.

– Я протестую! Протестую! – взревел Томасси, перекрывая шум зала. Ваша честь, мы судим одного шестнадцатилетнего подростка, а не всю нацию.

– Мистер Кантор? – судья взглянул на помощника окружного прокурора.

Кантор рассчитывал услышать совсем другой ответ. И теперь не знал, что ему сказать, чтобы не поставить под удар свою будущую карьеру. Он покачал головой.

– Я не могу утверждать, что высказывания свидетеля не имеют отношения к нашему делу, хотя они в высшей степени неожиданны, – отметил судья.

– Ваша честь, – обратился к нему мистер Джафет.

– Да?

– Могу я пояснить свои слова? Я хочу, чтобы меня правильно поняли.

– Ваша честь, я протестую! – воскликнул Томасси.

– Я запомню ваш протест и приму решение после разъяснения свидетеля, мистер Томасси. Продолжайте, мистер Джафет.

– Извините, я очень волнуюсь. Эта история имеет подоплеку. В школе Урек занимается вымогательством.

– Я протестую! – Томасси вскочил и направился к судье.

– Пожалуйста, сядьте на место, мистер Томасси.

– Подсудимого не обвиняют в вымогательстве.

– Все, сказанное свидетелем, можно будет вычеркнуть из протокола, когда он кончит говорить.

– Но жюри...

– Я дам членам жюри соответствующие указания, мистер Томасси. Продолжайте, мистер Джафет.

– По меньшей мере четыре десятилетия, со времен сухого закона, в нашей стране процветает организованная преступность, вымогающая деньги у мелких владельцев. Власти не в силах совладать с ней. И, как следствие, дети начинают копировать взрослых. В школе действует банда, которая установила таксу за охрану шкафчиков в раздевалке. Мой сын отказался платить четверть доллара в месяц. Будь он взрослым, на него напали бы, чтобы дать ему хороший урок. Точно по той же причине его избили и в школе. Таково мое объяснение. Мой ответ на заданный вопрос.

– Вы закончили?

– Да.

Томасси все еще стоял.

– Мистер Томасси, если это дело будет разбираться в следующей инстанции, мое решение, возможно, послужит причиной отмены приговора этого суда, но я считаю ответ вполне уместным и отклоняю ваш протест. Продолжайте, мистер Кантор.

– У меня больше нет вопросов.

Выходя из-за столика, Томасси еще раз похвалил себя за то, что догадался позвонить в Вашингтон.

– Мистер Джафет, в этом зале вы дали клятву говорить правду, всю правду и только правду. Это ваша привычка – говорить правду под присягой?

– Я никогда не бывал свидетелем в суде.

– Пожалуйста, отвечайте на вопрос. У вас вошло в привычку говорить правду под присягой?

– Я всегда говорю правду, под присягой или без нее.

– Пожалуйста, сообщите суду названия иностранных государств, в которых вы побывали.

– Ваша честь, – вмешался Кантор, – подобные вопросы совершенно неуместны.

– Протест отклоняется.

– Но, ваша честь...

– Давайте посмотрим, к чему они приведут. Вы можете отвечать, мистер Джафет.

– Я несколько раз бывал во Франции и Англии, однажды в Германии и проездом в Италии.

– Это все?

– Да.

– Вы посещали другие иностранные государства?

– Нет.

– Скажите, мистер Джафет, вы бывали в Советском Союзе?

– Нет.

– А в Китае? Кантор не вытерпел.

– Ваша честь, не пытается ли адвокат защиты представить свидетеля красным шпионом?

– Ваша честь, – отпарировал Томасси, – пожалуйста, предложите прокурору сесть.

Судья кивнул, и Кантор недовольно опустился на стул.

– Вы были в Китае?

– Нет.

– В Ирландии?

Мистер Джафет облизал пересохшие губы.

– Пожалуйста, помните, что вы дали клятву говорить только правду.

– Я никогда не был в Ирландии. Томасси достал из брифкейса ксерокопию, полученную от Карджилла.

– Мистер Джафет, вы когда-нибудь пытались получить работу в федеральном учреждении?

– Кажется, да.

– Если говорить точнее, вы подали заявление о приеме на работу в государственный департамент, не правда ли?

– Да.

– Заявление представляет собой специальную анкету, которая заполняется после того, как вы дадите клятву говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, в присутствии нотариуса, и заверяется его подписью и печатью. Это так?

– Я не знаю.

Томасси неторопливо развернул ксерокопию и положил ее перед мистером Джафетом.

– Не могли бы вы сказать суду, что это за документ?

– Заявление о приеме на работу в государственный департамент.

– Просто заявление или ваше заявление?

– Это ксерокопия моего заявления, которое я послал много лет назад.

– Прочитайте, пожалуйста, вслух вопрос под номером двадцать три.

– Ваша честь, – воскликнул Кантор, – адвокат защиты хочет приобщить этот документ к вещественным доказательствам?

– Конечно, – кивнул Томасси.

– Ваша честь, если этот документ принадлежит государственному учреждению и предназначен для служебного пользования или...

– Могу я взглянуть на него? – сказал судья, и Томасси передал ему ксерокопию заявления мистера Джафета.

– Я уверен, ваша честь не найдет на нем грифа секретности. Так как свидетель признал, что заявление послано им, я могу продолжить?

Судья Брамбейчер кивнул. Рассерженный Кантор вернулся за свой столик.

– Прошу вас, прочтите вслух вопрос под номером двадцать три.

– "В каких иностранных государствах вы побывали?"

– А теперь ответ.

– "В Англии, Франции, Германии, Италии, Ирландии".

– В правом нижнем углу стоит ваша подпись?

– Да.

– И вы писали заявление в присутствии нотариуса, под присягой?

– Да.

– Вы получили работу в государственном департаменте?

– Я хотел получить только временную работу, на один год.

– Пожалуйста, отвечайте на вопрос, мистер Джафет. Вам отказали в приеме на работу, временную или постоянную?

Мистер Джафет отвел глаза.

– Да.

– Потому что вы солгали в вашем заявлении?

– Мне не назвали причину отказа.

– Дав клятву говорить правду, вы сказали суду, что никогда не были в Ирландии. Дав клятву говорить правду, вы сказали государственному департаменту, что бывали в этой стране. Когда же вы солгали?

– Мои родственники со стороны отца – ирландцы, мне всегда хотелось побывать в этой стране, и, не знаю почему, я внес ее в список. Это всего лишь ошибка, которую не стоит принимать всерьез.

– Однако в государственном департаменте ваша ошибка показалась достаточно серьезной, раз вам отказали в приеме на работу.

Тереке Джафет взглянул на Джозефину. Он сказал ей, что забрал заявление, так как передумал и у него пропало желание поступать на государственную службу. Как глупо все получилось. Его глаза наполнились слезами.

– Мистер Джафет, вы по профессии учитель?

– Да.

– Вы простили бы жульничество на экзамене?

– Нет.

– Таким образом, вы подходите с разными мерками к себе и ученикам?

Судья Брамбейчер не хотел, чтобы взрослый человек плакал на виду у всего зала.

– Вы можете не отвечать на этот вопрос, мистер Джафет, – сказал он.

– Мистер Джафет, – продолжал Томасси, – отвечая на вопрос прокурора, вы сказали, что некоторые учащиеся занимаются в школе вымогательством. Вы видели, чтобы подсудимый или кто-то еще брал деньги у другого ученика?

– Нет.

– Вы слышали об этом?

– Да.

– Значит, вы получили эти сведения из вторых рук, мистер Джафет.

– Большую часть наших знаний мы получаем, как вы выразились, из вторых рук, мистер Томасси.

– Ваша честь, мы что-то углубились в философию. Я прошу вычеркнуть из протокола последнюю фразу свидетеля и все предыдущие ответы, касающиеся вымогательства.

– Вы сами задали вопрос о вымогательстве, мистер Томасси. Я не считаю нужным что-то вычеркивать.

– Очень хорошо. – Томасси подошел к барьеру, отделявшему присяжных от зала, и, повернувшись к ним спиной, задал следующий вопрос: – Мистер Джафет, не считаете ли вы, что настроены враждебно по отношению к подсудимому?

Последовало долгое молчание.

– Да, – ответил наконец мистер Джафет.

Слова "Благодарю вас" Томасси произнес, глядя на присяжных, а затем, сунув руки в карманы, вновь подошел к свидетелю.

– Мистер Джафет, если бы кто-то наставил на вас пистолет, вы бы рассматривали подобное действие как нападение со смертоносным оружием?

– Боюсь, я не слишком разбираюсь в значениях специальных терминов, используемых в юриспруденции.

– Ничего, нас интересует ваше мнение как свидетеля.

– Да, это нападение.

– Если бы вы видели, как кто-то приставил нож к горлу вашего сына, вы бы назвали это нападением с использованием смертоносного оружия?

– Разумеется.

– Происшедшее в тот вечер следует рассматривать как нападение со смертоносным оружием с намерением причинить вред или как драку между школьниками?

Мистер Джафет задумался.

– Нет, это была не драка.

– Мистер Джафет, ваш сын защищался, когда на него напали?

– Да.

– Но вы не сказали об этом, давая показания. Вы не смогли дать объективную оценку случившемуся, не так ли? Мистер Джафет, подсудимый ударил вас?

– Нет.

– А вы ударили подсудимого? Вы били его по спине?

– Я говорил об этом.

– Вы дергали его за волосы?

– Я говорил об этом, жизнь моего сына висела на волоске!

– Ваш сын когда-нибудь дрался с другими подростками?

– Думаю, что нет. Во всяком случае, мне известно только об одной драке.

– Вы имеете в виду двадцать первое января?

– Да.

– Благодарю вас, мистер Джафет. Кантор задал только два вопроса.

– Вы видели, как подсудимый ударил цепью вашего сына?

– Да.

– Были ли вы уверены в том, что в тот момент жизнь вашего сына находилась в опасности?

– Да.

– Благодарю вас.

Судья Брамбейчер объявил перерыв до двух часов.

Миссис Джафет спросила мужа, не хочет ли тот перекусить в ближайшем ресторанчике.

– Лучше поедем домой, – ответил мистер Джафет. – Моя рубашка промокла насквозь.

– И ты хочешь поговорить с Эдом?

– Да.

Миссис Джафет взяла мужа под руку, и они пошли к машине.

24.

Войдя в гостиную, мистер Джафет снял пиджак, развязал галстук и начал расстегивать рубашку. Эд говорил по телефону.

– Они только что вошли. – Юноша поднял телефонную трубку над головой. – Он хочет поговорить с моим отцом или матерью. Есть тут кто-нибудь?

Тереке и Джозефина переглянулись.

– Поговори ты, – сказал мистер Джафет и направился к лестнице.

Миссис Джафет выслушала тираду Кантора, извинилась и крикнула: "Тереке, возьми, пожалуйста, трубку".

– Кто это?

– Прокурор.

– Хорошо. Попроси его подождать.

Мистер Джафет протирал подмышки влажной губкой, когда его жена заглянула в ванную.

– Он извинялся за беспокойство.

Мистер Джафет обтерся полотенцем, надел чистую рубашку и подошел ко второму телефонному аппарату, стоявшему на столике в спальне.

– Извините, что заставил вас ждать, – сказал он.

Перерыв, объявленный судьей, дал возможность Кантору прийти в себя и влил в него новые силы.

– Я не хотел расстраивать вашу жену, но я бьюсь с Эдом уже добрых пятнадцать минут. Вы сможете привезти его в Уайт-Плейнс к двум часам? Я попробую устроить совещание в кабинете судьи.

– Мы еще не ели. А в чем дело?

– Я думал, вы знаете.

– О чем?

– Ваш сын отказывается давать показания.

Последовала короткая пауза.

– Разумеется, – продолжал Кантор, – мы можем вызвать его повесткой, но это произведет отрицательное впечатление на членов жюри.

– Мы приедем.

– Поднимайтесь прямо в кабинет судьи Брамбейчера. На четвертый этаж.

Мистер Джафет быстро сбежал по ступенькам.

– Джозефина, дай нам что-нибудь перекусить. Эд, мы едем в Уайт-Плейнс.

– Папа, я не собираюсь менять свое решение.

– А я не собираюсь принуждать тебя идти против воли.

– Правда?

– Да.

Пока мистер Джафет выпил один стакан молока, Эд справился с двумя да еще умял три пирожка.

– Я не понимаю, как тебе это удалось, – удивилась миссис Джафет.

– Папа, я слышал, сегодня ты был в ударе.

– От кого?

По губам миссис Джафет пробежала слабая улыбка, когда она смотрела на своих мужчин, поправлявших галстуки перед зеркалом.

* * *

Судья Брамбейчер, Кантор, Томасси и стенографистка уже ждали их в кабинете. Судья разрешил остаться и миссис Джафет.

– Мистер Кантор и мистер Томасси хотят, чтобы Эдвард дал показания, сказал судья, когда все сели за большой стол. – Я не спрашивал, намерены ли они вызвать его повесткой, если он откажется давать показания добровольно, но думаю, что подпишу такую повестку, так как Эдвард единственный очевидец того, что произошло в его палате в больнице. – Он взглянул на Эда Джафета: – Ну?

Кабинет судьи, отделанный темным деревом, поневоле внушал уважение. В кругу взрослых Эд чувствовал себя неуютно.

– Я много думал об этом. И не хочу давать показания.

– Я понимаю, что вы недавно выписались из больницы, – улыбнулся судья. – Вам сейчас нелегко. Мы постараемся, чтобы допрос не занял много времени. Вам надо лишь рассказать под присягой о том, что случилось у школы после танцев и в больнице. Можно сказать лишь несколько слов.

– Ваша честь, – вмешался Кантор, – обвинению желательно, чтобы этот молодой человек рассказал об обоих происшествиях в мельчайших подробностях.

– Я пытаюсь помочь вам получить свидетеля, – раздраженно сказал судья. – А вы все усложняете. Мистер Томасси, полагаю, у вас будут вопросы к свидетелю?

– Да, ваша честь.

– Но вы не будете испытывать наше терпение?

– Ваша честь, я не хочу связывать себе руки обещаниями, данными в этом кабинете. Если этот юноша не будет давать показания добровольно, прокурор или я потребуем его вызова в суд. И чем скорее он это поймет, тем лучше.

– Извините, я не хотел причинять вам столько хлопот, – сказал Эд. – Но для себя я уже все решил.

Судья Брамбейчер встал, обошел стол и положил руку на плечо Эдварда Джафета.

– Молодой человек, позвольте мне объяснить вам, что такое свидетельские показания. Ваш отец – учитель. Давать свидетельские показания – значит учить, сообщать новое, рассказывать о том, что произошло, восстанавливать истинную картину событий, возможно известную только вам, очевидцу, чтобы другие – судья, члены жюри присяжных – могли разобраться в происшедшем. В этом нет ничего плохого, не так ли?

– Нет, сэр.

– Вот и хорошо. Вы будете давать показания?

– Нет, сэр.

Судья вернулся на свое место.

– Молодой человек, поймите, пожалуйста, что в случае необходимости вас вызовут в суд повесткой, а если вы и тогда откажетесь давать показания, мне придется расценить ваши действия как оскорбление суда.

Миссис Джафет хотела что-то сказать, но судья остановил ее, приложив палец к губам, ожидая ответа Эда.

– Сэр, я и не думал оскорблять суд. Я давал показания в другом суде, в Оссининге. Я не разбираюсь в юридических ухищрениях, протестах и тому подобном. Но я не хочу больше участвовать в этой игре.

– Мистер Джафет, – обратился судья к отцу Эда, – не хотите ли вы поговорить с сыном наедине и разъяснить ему серьезность проблемы, не имеющей никакого отношения к игре?

– Я думаю, он...

– Я осознаю всю серьезность проблемы, – прервал его Эд. – В конце концов, меня чуть не задушили.

Терпение судьи Брамбейчера начало иссякать.

– Вы обо всем рассказали полиции. Почему же не повторить то же самое в суде? Если присяжные услышат ваш рассказ, они смогут принять более объективное решение.

– Сэр, я знаю, что произойдет, если я буду давать показания.

– Что же?

– Один из этих джентльменов будет задавать мне вопросы, чтобы доказать, что Урек душил меня, другой – что не душил или душил, не сознавая, что делает. Я знаю, что он хотел задушить меня и при этом полностью отдавал отчет в своих действиях. Я просто не хочу участвовать в этом спектакле, не имеющем ничего общего с...

– Мистер и миссис Джафет, – прервал его судья, – пожалуйста, пройдите с Эдвардом в зал суда. Я хочу обсудить этот вопрос без вас. Джентльмены, сказал он, как только за Джафетами закрылась дверь, – я огорчен так же, как и вы, хотя и по другой причине. Кантор, вы не хотите, чтобы он сегодня давал показания. Таким отношением он поставит крест на обвинительном приговоре. А вы, Томасси, и не хотели, чтобы он давал показания. Так что придется обойтись без его помощи.

25.

Кантор и Ферлингер расположились в пустом кабинете на третьем этаже. Вся обстановка состояла из стола и стула с прямой спинкой. Кантора это не смущало, так как он любил думать, расхаживая из угла в угол. – Окей, сказал Кантор, закрывая за собой дверь. – Ты садись, а я постою.

– Все, что ты пожелаешь, о мой высокий господин, – ответил Ферлингер, кладя ноги на стол.

– Я вижу, тебе не терпится самому вести процесс, не так ли? – Его раздражало панибратское отношение этого юнца.

– Конечно.

– Вот и приступай.

– Как это?

– Кто бы стал у тебя следующим свидетелем?

– Я думал, мы решили вызвать школьного сторожа.

– А после него?

Ферлингер убрал ноги со стола. Что, если Кантор не шутил?

– Ну?

– Я думаю.

– Зал суда – не место для раздумий.

– Я знаю, кого следует вызвать.

– Ну?

– Скарлатти.

– Продолжай.

– Заставить его признать себя виновным. В какой-нибудь мелочи. Например, в нарушении общественного порядка. Но пусть он скажет, что сделал Урек. Это все, что тебе нужно.

– Больше ты ничего не придумал?

– Разве мое предложение не кажется тебе хорошей идеей?

Кантор рассмеялся.

– Против Скарлатти не выдвинуто никакого обвинения. С какой стати он будет давать показания, порочащие товарища? Да от него отвернется не только банда, но и все учащиеся. Кому охота иметь дело с доносчиком. Давай следующую идею.

У Ферлингера дернулась щека.

– Как насчет подруги Джафета, Л аилы Херст? Она не родственница пострадавшего, на нее тоже напали, она очевидец случившегося и к тому же симпатичная девушка.

– Почему бы и нет? – сказал Кантор.

– Действительно, почему? – уверенно добавил Ферлингер.

– Я объясню тебе. На перекрестном допросе выяснится, что ее всего лишь дернули за волосы. За это еще никого не сажали в тюрьму. Кроме того, она гуляет с Джафетом. А любой член жюри, будь он в здравом уме, придет к выводу, что она будет обливать грязью любого, кто поднимет руку на ее ухажера. Это же естественная женская реакция. А ты приглядывался к членам жюри? Среди них нет ни одного симпатичного лица. Красота Лайлы вызовет у них раздражение.

– Ты хочешь сказать, что ее показания ничего нам не дадут?

– Ну почему же. Томасси, скорее всего, доведет ее до слез, но нам не удастся выиграть процесс только потому, что Томасси не слишком любезен с молоденькими девушками. Поехали дальше.

– Остается еще психиатр, который говорил с ними обоими. Он покажет, что Урек психически здоров и полностью осознавал, что делал.

– Да.

– Что – да?

– Ты когда-нибудь слышал, как дает показания психиатр? Это же ящик со змеями, который нельзя открывать, не предусмотрев всех последствий. Большинство психиатров полагают, что ни одно человеческое существо не виновно в совершении зла, по крайней мере такое впечатление создается у присяжных. Есть еще идеи?

– Похоже, ты подумал обо всем.

– Да.

– Кроме одного.

– О чем ты?

– Как выиграть процесс.

Кантор потянулся, думая о том, что с удовольствием влепил бы пару оплеух этому молодому нахалу.

– Не делай этого, – предостерег его Ферлингер.

– Чего?

– Не бей меня голой рукой. Для вынесения обвинительного приговора желательно использование смертоносного оружия. Кстати, что ты сказал жене?

– Что мы посадим его за решетку.

– Сегодня ты собираешься сказать ей что-то другое?

– Дело еще не закончено. Урек чуть не задушил Джафета. От этого никуда не денешься.

– Мне, Всевышнему и тебе известно об этом, но мы не входим в состав жюри. А Томасси как раз и старается убедить их в обратном. Кстати, ты знаешь, чем он сейчас занимается? Он в камере Урека.

– И что из этого?

– Он пошел к Уреку сразу после совещания у Брамбейчера. Ты думаешь, он сидит там только для того, чтобы подбодрить парня?

– К чему ты клонишь?

Ферлингер разглядывал пальцы, будто раздумывая, не пора ли ему стричь ногти.

– Я полагаю, Томасси собирается выставить Урека в качестве свидетеля.

– Он не посмеет.

– Держу пари, они репетируют завтрашнее выступление.

– Он не решится на такое!

– Я скажу тебе, почему он это сделает. – Ферлингер встал. – Ты любишь рассуждать о решающем факторе. Так вот, в деле Урека решающим фактором является то, что Томасси умнее тебя.

* * *

Школьный сторож, волоча ноги, подошел к креслу и осторожно опустился в него.

– Пожалуйста, скажите, как вас зовут, – начал Кантор.

– Феликс Гомес.

Стенографистка попросила его произнести имя и фамилию по буквам. Сторож покачал головой. Он не мог этого сделать.

– Запишите имя по правилам грамматики, – сказал судья Брамбейчер. Если понадобится, мы сверим вашу запись с его документами о приеме на работу.

– Вы сторож в школе Оссининга?

– Да.

– Давно вы работаете сторожем? Старик пожал плечами.

– Пять лет, десять, что-то вроде этого.

Кантор взглянул на судью. Брамбейчер кивком показал, что прокурор может продолжать.

– Что произошло праздничным вечером после танцев?

– Утром пришлось убирать много мусора.

– Нет, что произошло вечером?

– Вы насчет того, о чем мы говорили в вашем кабинете?

Кантор покраснел.

– Да.

– Я услышал крики, взял фонарь, подошел к двери, шел сильный снег, увидел, что дерутся, вызвал полицию.

– Вы можете опознать людей, которых видели в тот вечер?

– На улице, перед школой?

– Да.

– Конечно. Я видел мистера Джафета, учителя, и его, – сторож указал на Урека. – Он это сделал.

– Что он сделал?

– Он чуть не задушил того парня. Иначе зачем полиция арестовала его, почему он здесь?

Томасси вскочил на ноги.

– Мистер Гомес, – судья наклонился вперед, – в тот вечер вы видели кого-нибудь, кроме мистера Джафета, около школы?

– Девушку.

– Вы могли бы опознать ее?

– Нет.

– Вы видели около школы подсудимого, Урека? – добавил Кантор.

– Он бьет окна.

– Где?

– В школе. Очень часто.

– Он разбил окно в тот вечер?

– Я думаю, нет.

– Вы видели Урека перед школой, когда вышли на улицу с фонарем?

– Шел снег, сильный снег.

– Вы видели Урека? – Кантор повысил голос. Сторож ответил не сразу.

– Я думаю, – наконец сказал он.

– Вы думаете – что?

– Я думаю, что видел его, – сторож указал на Урека.

– Благодарю вас. – Кантор облегченно вздохнул.

Старик хотел встать, но прокурор остановил его.

– Ваш свидетель, – сказал он Томасси. Томасси встал и быстро подошел к свидетелю.

– Кто вы? – испуганно спросил Гомес. В зале рассмеялись. Даже судья не удержался от улыбки.

– Я адвокат подсудимого, мистер Гомес. И хочу задать вам несколько вопросов.

– Я уже отвечал.

– То были другие вопросы.

– Хорошо. – Старику нравилось находиться в центре внимания.

– Вы пьете виски на работе?

– О чем вы говорите, я никогда не пью виски.

– Пожалуйста, отвечайте "да" или "нет".

– Я говорю правду.

– Так что вы пьете кроме воды? Гомес слабо улыбнулся.

– Сандерберд.

Томасси вернулся к своему столику и достал из сумки бутылку с яркой этикеткой.

– Вы предпочитаете эту марку? – сказал он, поднося бутылку к лицу свидетеля.

Гомес инстинктивно потянулся к бутылке, но Томасси оказался проворнее и убрал ее под общий смех.

Брамбейчер постучал по столу, требуя тишины.

– В тот день вы пили вино?

– Кажется.

– Неужели вы не помните?

– Я говорю – кажется, потому что немного выпиваю каждый день... Гомес осекся, поняв, что этого не следовало говорить.

– И каждый день вы выпиваете по галлону? – быстро спросил Томасси.

– Нет, никогда, – рассердился Гомес. – Только одну бутылку, максимум две.

– Только одну бутылку утром?

– Нет, половину.

– И?

– Ваша честь, пожалуйста, напомните адвокату, что "и" – это не вопрос, – вмешался Кантор.

– Благодарю вас, – Томасси картинно поклонился прокурору. – Мистер Гомес, вы выпиваете вторую половину бутылки за ленчем?

– Конечно.

– Мистер Гомес, а днем вы выпиваете еще бутылку, каждый день?

– Школьники не видят меня. Я пью в подвале. Один! Клянусь!

– За ужином вы выпиваете еще полбутылки?

Кантор не выдержал:

– Не хочет ли адвокат, чтобы я принес ему арифмометр?

– Прошу вас, не волнуйтесь, – ответил Томасси. – Ваша честь, я думаю, ни у кого не осталось сомнений, что свидетель страдает хроническим алкоголизмом и ко времени тех событий выпил чуть ли не галлон вина. Вряд ли он мог отдавать отчет в том, что происходило перед его глазами.