Текст книги "Дети русского леса (СИ)"

Автор книги: Софья Осколкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Часть 1 ==========

– Федя! Федя, подожди!

Им девять. Они бегут по ещё не убранному полю. Пшеничные колоски золотятся под ярким летним солнцем. Золотятся волосы, золотится кожа. В стороне шумит лес, покачивая верхушками стройных берёзок и молчаливых обычно сосен.

Они одни. Кажущиеся ничтожно маленькими среди с ранних лет знакомого кусочка русской природы. Мальчик и девочка, связанные обещанием дружбы.

Он, убежав намного вперёд, ныряет в траву, а она останавливается, пытаясь высмотреть, куда он делся.

Длинные волосы совсем растрепались. Лента, удерживающая их, куда-то пропала. То ли зацепилась за куст репья, то ли унесла речка, а может, играючи, подхватил ветер.

Кто-то тронул её за плечо сзади.

– Леший!, – тихонько вскрикивает она, испуганно оборачиваясь.

– Ну да, похож, как же!, – усмехается он, улыбаясь глазами. Слегка растрёпанный, с оторвавшейся от рубашки заплаткой и с прилипшей к коленям жухлой травой, он действительно напоминал лешего, только слишком маленького

– Лешонок!, – восклицает она, глядя ему в глаза, – слишком уж ты молодой для лешего.

А глаза у него ясные, светлые. Как небо в июне месяце, как зеркальная гладь с ближайшей речки.

Внезапно он хватает ее за руку и они бегут в направлении леса. Туда, где растет вкуснейшая дикая малина, где можно укрыться от летнего зноя или переждать дождь.

– Зачем?, – её карие глаза с удивлением заглядывают в его голубые .

– За малиной, конечно! Ты же, Машка, девчонка смышлёная, а простых вещей не понимаешь!

– Может и не понимаю, – спокойно соглашается она, – только вот ты весь грязный. Правда, будто Леший! Ночью встретишь – и испугаться недолго!, – она отряхивала его от репьев и пожухлой травы с недовольным видом.

Когда они вышли из леса, небо уже было покрыто ярко-розовыми облаками.

– Федь, меня мамка ждёт, – прощается она с виноватой улыбкой и убегает, не жалея босых ног, по колючей полевой траве. Уже около дома она останавливается и на выдохе произносит:

– Красивый!

========== Часть 2 ==========

– Я не видела тебя уже больше недели! , – она стоит на пороге простенького деревенского дома. Там, внутри, его мир, его жизнь, совершенно незнакомая ей.

Вокруг все ещё лежит снег, но воздух уже наполнен теплом и свободой. Март. Время, когда природа заново начинает дышать полной грудью, даря ощущение чего-то безграничного и чистого каждому человеку на этом свете. Им десять и совсем ещё недавно казалось, что впереди вечность.

Она стоит растрёпанная, со съехавшим с головы на плечи платком, со снегом, набившемся в валенки, от чего ноги ощущали препротивный мокрый холод. Смотрит наивным полувопросительным взглядом, в котором читается присущая каждому десятилетнему ребёнку вера в счастье.

Он открывает. От чего-то уставший, осунувшийся. А взгляд внимательный и не по-детски серьёзный, но все ещё ясный и чистый. Глаза – озера. Все те же, что смотрели на неё раньше. Лишь взгляд слегка помрачнел, будто по озёрам пошли волны. Вздохнув, он произносит :

– Маш, у меня батька во вторник…умер.

В ответ он встретил только взгляд, полный сочувствия и чего-то ещё, неподвластного его пониманию. Затем она поворачивается и, не попрощавшись, убегает по снегу, искрящемуся под вольным мартовским солнцем.

Речка. Здесь всегда можно найти ощущение чего-то спокойного и родного. Сродни бабушкиным пирожкам, она была тем, что вспоминается в первую очередь, когда речь заходит о детстве. Именно в такие места приходят люди искать ответы на свои вопросы или подумать о чем-то, о чем просто так подумать не можешь. Под висячими ветками старой ивы, под которой протекала ещё покрытая льдом речка, время было совершено другим. Все было абсолютно другим : спокойным, тихим и одновременно торжественным. Русская природа словно императрица, не пускала к себе тех, кто не чувствует её великую мощь и не проникается должным уважением. Но тех, кто уважает и любит природу, природа любит в ответ.

Маша сидела на корнях ивы, разросшихся до огромных размеров за десятилетия, прижавшись непокрытой головой к сильному и крепкому стволу.

– Не могла же я его обидеть? Или могла?, – рассуждала она вслух, – стыдно-то как! Начала ведь с упрёка, а у него батька …как же они теперь будут?

– Вот и я не знаю, как будем., – от внезапно раздавшегося голоса, Маша вздрогнула, – Придумаем что-нибудь. Но мои плохо жить не будут, слово даю. Я́ теперь вместо батьки буду!, – в звонком мальчишеском голосе звучали недюжие уверенность и сила. Такие, что его словам поверил бы любой взрослый.

– Ты всегда теперь так появляться будешь? , – в её голосе звучало что-то похожее на горькую улыбку.

– Как?

– Сзади и неожиданно!, – недовольно поморщилась она

Он усмехнулся :

– Ну это уж как получится!, – и, посмотрев на неё, добавил совсем по-взрослому : – Платок-то накинь. Заболеешь, кто тебя лечить будет? У меня и без тебя дел хватит надолго.

– Ладно, – теперь она улыбалась по-настоящему, светлой и искренней улыбкой. И в этот момент ей так захотелось обнять хрупкие мальчишеские плечи, ведь он позаботился о ней, а о нём больше не позаботится никто. Но вздохнув, поборола свое желание: не дай бог пройдут мимо мальчишки, тогда насмешек не избежать никому.

========== Часть 3 ==========

Человек – удивительное существо, ведь “как раньше” будет являться для него эталоном и абсолютом. И даже понимая, что как раньше не будет никогда, продолжает цепляться за прошлое из-за всех сил.

Она не видела его неделями, а то и месяцами. С тех пор, как ему исполнилось четырнадцать, его жизнь всё сильнее стала похожа на жизнь взрослого человека, который мечтает только об одном : о пенсии. Работа, колхоз, дети – вот все, что занимало сознание Феди Васкова, совсем позабывшего о том, что он тоже все ещё ребенок. Образ Машки постепенно начал стираться из его памяти . Да и кто она такая? Не подруга ведь даже. Всего-лишь приятельница, с которой они когда-то бегали вместе по полю. И если вдруг получалось выкроить свободную минутку, то проводил он её с мальчишками, начавшими все больше походить на юношей внешне, но всё ещё детьми внутренне. С ними он мастерил лодки, прыгал с обрывов и вылавливал раков, которых они варили на кострах и которых он всегда приносил домой братьям.

А она ждала. Ждала дома, помогая родителям все старательнее и надеясь, что он однажды зайдёт в специально для него убранный дом. Ждала на лесной опушке, в кустах дикой малины; в поле, в котором все так же росла пшеница или на том самом спуске к речке, в корнях старой ивы.

Разговоры с девчонками о причёсках, платьях и вышивках её почти не интересовали. К танцам в деревенском клубе она готовилась меньше всех остальных, ведь шла она туда только ради танцев и пока другие пытались незаметно стащить у старших сестер косметику, чтобы понравиться мальчикам, она убегала к иве : “А вдруг придет?” А поклонники в клубе находились и без причёсок с косметикой. И хоть льстило девичьему сердцу внимание, не от них ей его хотелось.

–Мне четырнадцать, извините!, – холодно говорила Маша очередному инициатору проводить

– Так мне пятнадцать!

– Ну, провожай, коли хочешь!, – и всю дорогу до дома она почти ничего не говорила, слушая вполуха речи очередного Володи, всматриваясь в темноту ночной дороги и надеясь увидеть знакомую фигуру. А когда провожающий начинал лезть с поцелуями, отвечала все в том же холодном тоне :

– Мы договаривались только на проводить. Разговаривать нам больше не о чем!

Дальше все было одинаково:

– Вот же ж…, – сплевывал под ноги очередной, уходя быстрым озлобленным шагом.

И хоть о том, что Федот Васков прочно укоренился в девичьем сердце, знала почти вся деревня, ей было все равно.

– Да на что ты надеешься? Он своих братьев вырастит, женится и уедет отсюда куда-нибудь в город, а ты одна останешься. Так всю жизнь прожить собираешься, дуреха?!

– А кто сказал, что надеюсь?, – резко отвечала она, смотря тому, кто сказал такое прямо в глаза и стараясь вложить во взгляд всю свою ненависть к подобным фразам и подобным людям.

***

Единственным способом отвлечься была школа. Старательно выводя уравнения, можно было не думать ни о чем, кроме как об иксах и о том, чтобы не накапать чернил в тетрадь. Но как только заканчивались уроки, в сердце проникало нечто колючее, как бы говоря : “Что, учишься? Решаешь свои задачки, пишешь. Живёшь вне школы как обыкновенная девчонка твоих лет. А думаешь ли ты о том, что тот, в кого ты влюблена, бросил учёбу ещё три года назад, а все для того, чтобы прокормить семью? Думаешь ли о том, что пока ты бегаешь на танцы, разбивать мальчишеские сердца, он вкалывает как лошадь до темноты в глазах?”

Тогда она пропускала дома обеды, собирая со стола все, что можно донести в корзинке или в руках и неслав уже совсем обветшалый без сильных мужских рук домик, прося детей и Пелагею Дмитриевну, мать его, не говорить о том, что она здесь была и в тайне надеясь, что когда-нибудь они проболтаются.

– Кувшин молока, три пирожка и три кубика сахара. Вроде бы ничего не забыла, – бормотала она себе под нос, идя по изученной от самого большого дерева, до самого маленького камешка дороге.

– И кому же Красная Шапочка несёт пирожки?, – услышала она ядовито усмехающийся голос. Подняв глаза, она увидела Гришкино лицо с препротивно растянутой улыбкой.

Гришка был местным хулиганом, выходки которого обеспечивали ему некое подобие славы. Во всех окрестных деревнях о нем слышал едва не каждый. Привыкший к свободе и моментальному исполнению прихотей, он стрелял в птиц из настоящего ружья, залезал в чужие дома за сливами (хоть это, что уж греха таить, делал каждый) и однажды даже сжёг оба учебника математики. Будучи сыном председателя, он запросто получал прощение школьных учителей, пусть даже вместе с подзатыльками от отца.

– Гриш, отойди по-хорошему. Молоко – детям.

– Детям? Каким детям? И почему ты тогда идёшь из дома, а не домой?, – пригладив черные вихры, он наигранно огляделся по сторонам.

– Домой иду и тебе советую!, – Маша раздражённо смотрела в прищуренные глаза местного хулигана.

– А молочко-то вкусное!, – он, выхватив кувшин из её корзинки, выпил залпом половину того, что было. После, запустив в кувшин руку и брызнул ей в лицо, вручив ей остатки молока обратно, – А корзиночку не позвольте? А то я вижу, вы дева милосердная, а я, знаете ли, усталый, голодный и вообще заботы хочу!, – Гришка продолжал ломать комедию.

– Позволю., – холодно ответила Маша,– Забирай хоть всё!

– Хорошая девочка, Машка, правильно делаешь!, – его ядовитое выражение лица приобрело довольный вид и тут же изменилось, когда всё содержимое кувшина было вылито ему на голову.

– Вкусное молочко, да, Гришенька?, – Машка стояла с горделивой полуулыбкой

– Вот, стерва, я тебе все припомню, – прошипел он, противно скалясь, – ответишь ещё!

Гришка швырнул корзинку ей под ноги. Естественно, ни пирожков, ни сахара там уже не было.

***

“Что обо мне подумает Пелагея Дмитриевна? Что мне надоело? Что я наигралась с ними и бросила? Или что я о них попросту забыла?”, – по белым щекам с лёгкой присыпью неярких веснушек, стекали горячие слезы. Девичья фигура шла в направлении ивы, чтобы свернувшись клубком под корнями, можно было в полной мере показать свои чувства.

– Ненавижу! Сука паршивая! Пакость, которой все с рук сходит! Последняя чертова мразь!, – все равно никто не услышит. Лишь камыши, да зеркальная водная гладь, того же цвета, что и глаза того, кто с каждым днём врастал в девичье сердце все сильнее, становясь неотъемлемой его частью.

***

– Так и думал, что тебя здесь найду.

Машка приподнялась на локтях, осматриваясь по сторонам. Все тело ломило после сна на древесных корнях.

– Мамка твоя говорит, что со вчерашнего дня тебя дома не видела, волнуется.

– Ты ей сказал, что я здесь?, – обеспокоенно-жалобным тоном спросила она

– Сказал только, что можешь быть здесь. Нехорошо это так пропадать. Вот представь: утро, мои спят ещё. Врывается твоя мать и говорит, что со вчерашнего дня тебя ищет. Очень приятные вести, очень доброе утро!

– Оставь этот нравоучительный тон своим братьям, – она потянулась, зажмурв глаза. Он промолчал.

– Кстати, все уже знают, что ты вчера сыну председателя на голову полкувшина молока вылила.

– И что? Мораль мне читать начнёшь?, – чуть кокетливо спросила она

– Мораль бы тебе за другое почитать хорошо будет,а тут ты молодец. Я бы сам ему вмазать хотел, да все повода не было. Ты вот что, сходи сначала матери покажись, во что превратилась, а после поговорим. Через час жду здесь же.

– А как же работа?

– А там с техникой что-то произошло, я в этом не разбираюсь. Вот выходной и дали.

Домой она почти бежала, иногда кружась на ходу. Дождалась. Пусть малого и ненадолго, но этог было достаточно, чтобы внутри все заполнилось ярким светом.

– О, пришла! Ну, рассказывай, где пропадала

– Это все Гришка. Он … корзинку…а я ему молоко на голову. Потом я к иве ушла и уснула.

– Эта нагля харя должна была рано или поздно по заслугам получить, но не от тебя же! Девочка из приличной семьи…

– А что ты хочешь? Чтобы он и дальше думал, что ему все дозволено?

– Иди отмывайся, борец. Высечь бы тебя по-хорошему. Благодари бога, что ты не маленькая уже, а у меня сердце доброе слишком.

– А гулять потом можно?

– Ишь ты, на что у нас наглости хватает!

– Мам, у Федьки выходной раз в жизни бывает… пожалуйста!

– Иди. Чтобы до темноты дома была. И Иван чай собери, нечего без дела шататься.

– Спасибо!, – тонкие девичьи руки обвили материнскую шею.

***

– Вот и разгадана загадка о том, кто же эта соседка, которая подкармливает мою семью пирожками. Зачем? Вот скажи , зачем тебе это надо?

– Просто тебя нет целыми днями, ты в работе уже попросту живёшь,это неправильно. И мне так жалко вас стало. Хотелось помочь, а это единственный способ, Федь…

– Жалеть меня не надо!, – резко ответил он., – жалеть тебя надо, вся одежда висит, смотреть страшно!

– А на тебе висит семья! Кому хуже? Просто ты признавать не хочешь, что устаешь и что была бы возможность, ты бы жил по-другому

– Но нет её, этой возможности, нету, понимаешь?!

Она мягко приобняла его, стараясь вложить в объятие всю нежность и сочувствие.

– Ты вырастешь и всё изменится, вот увидишь!, – она мягко провела по сильной спине и на лице её расцвела улыбка, – я тебе обещаю!

– Ну раз обещаешь, поверю.

– Как думаешь, столько иван чая достаточно?

– Наверное

– Тогда держи. А я пока васильков нарву. Посмотри, сколько их тут, отцветут ведь. Не пропадать же добру?

Солнце уже начинало заходить. Как в тот вечер, пять лет назад, все вокруг сделалось золотым. Солнце будто бы говорило : “остановись, посмотри на эту тихую красоту. Удели минутку и сам все поймёшь”

Он сидел посреди поля с букетом Иван чая в руках, пока она собирала васильки, которые и вправду были достойны того, чтобы не отцвести ненужными никому.

– Собрала, – она торжественно несла большой букет, – правда, красивые?

– Правда. Я тут тебе вот…ещё собрал., – он протянул всего три цветка, зато они были намного красивее всех цветов в её букете и уж точно намного дороже сердцу.

– Может, дойдём до леса, а я тебе расскажу одну легенду.

– Пошли.

Они стояли на опушке леса, блестевшей первозданной красотой. Папоротники, ягоды и дикие кусты. Над всем этим возвышались величественные сосны, а вокруг слышались звуки, которые ни в одном другом месте не соберёшь воедино. Пение птиц, стрекот сверчков и цикад, царапание сосновых стволов беличьими лапками – все это образовывало нежнейшую песню, которую не под силу сыграть никому, кроме самой природы.

– Послушай…это поёт русский лес. Русский лес – это не просто деревья, это душа самой природы. Он живой, слышишь? Говорят, что человек, потерявший отца или мать, может прийти в лес и попроситься стать его сыном. Тогда русский лес будет защищать и оберегать тебя. Став сыном русского леса, ты уже никогда не сможешь заблудиться, лес обязательно тебя выведет. В лесу ты сможешь найти ответы на вопросы или утишение в трудную минуту. Главное, попросить – и душу твою приласкают еловые лапы и удача поселится в твоём сердце. Главное, попросить!

– А как?

– Повторяй :

Будь мне отец,

–Будь мне отец

–Большой русский лес.

–Большой русский лес.

–Дай мне ответ,

– Дай мне ответ,

–Укрой от всех бед.

–Укрой от всех бед.

–Пред лапой еловой тебе я склонюсь

–Пред лапой еловой тебе я склонюсь

–И сыном я верным быть поклянусь.

–И сыном я верным быть поклянусь.

А лес все так же пел свою песню, покачивая сосновыми кронами.

– Теперь ты его сын. Гордись этим, – прошептала Маша, – А теперь пошли, поздно уже.

Шли они почти молча, осознавая, что увидятся они совсем не скоро. Только теперь девичье сердце согревали три василька в нагрудном кармане. “Я обязательно их засушу”, – подумала она перед тем, как они попрощались.

========== Часть 4 ==========

Комментарий к Часть 4

Начиная с этой части, в роли Машки я представляю Каю Скоделарио в “грозовом перевале”

Юность. Та пора, что вспоминается по прошествии многих лет и событий. Та пора, от которой зависит вся дальнейшая жизнь человека и которая решает судьбы. А те, кого мы любили в юности, ещё надолго остаются в нашей памяти.

***

– Вставай, одевайся. Быстро-быстро-быстро! , – мать кинула ей на кровать только что отглаженное платье, – не хватало ещё выпускной проспать, на всю жизнь опозоришься!

– Маам! Ничего я не просплю, ты ж меня разбудила.

Машка встрепенулась как мокрый воробей и вышла во двор. Мягкая трава, покрытая прохладной росой, приятно щекотала ноги. Промерзшая за ночь вода бодрила моментально. Стараясь не нарушить утреннюю тишину, девушка выскользнула в огород. Оперевшись на деревянный плетень, она взглянула на леса, кажущиеся в далеке призрачными зелёными облаками. “Можно ли сказать, что я в последний раз смотрю на них ребенком?” Холодный утренний воздух нежно коснулся Машкиных щёк, на одной из которых ещё остался отпечаток подушки, как бы поторапливая возвращаться.

Платье, которое принесла мать было сшито четыре дня назад специально для этого дня. Бордовое с желтым воротничком и такими же манжетами очаровало девушку с первого взгляда. Посмотрев на себя в зеркало, она довольно улыбнулась своему отражению. Чуть вьющиеся русые волосы были собраны в нетугую прическу заколкой в виде бордового цветка. Ещё раз окинув взглядом свое отражение, девушка вышла завтракать.

– Большая ты у меня, Марья, стала. И ведь красавицей выросла!

– А не должна была?, – хитро прищурившись спросила девушка.

– Ну почему не должна…жених небось уже есть или всё по этому своему вздыхаешь?

– Ну какие женихи, мам? Успеется ещё. Все, мне пора.

– Погоди, а в чём это ты пойдешь?

– В … ничего себе, – мама держала в одной руке пару совершенно новых туфлей, а в другой бежевые носки с вышитыми на них ветками рябины.

– Ничего сказать не хочешь?

– Они чудесны! Спасибо огромное! Но мне правда пора.

Солнце осторожно, едва касаясь своими лучамм её спины, боясь обжечь, будто желало удачи выпускнице. Всё вокруг напоминало сказку. Последняя страница книги её детства начиналась так, будто впереди девушку ожидал хотя-бы вальс с феями из старых скзок. И надеялось её сердце на вальс, однако вовсе не с феями. Она мечтала о вальсе с кем-то намного более настоящим. С тем, чьё тепло можно почувствовать, едва коснувшись своими холодными пальцами. Однако не быть ему гостем на школьном празднике. Сегодня не его торжество. Для него сегодня – обыкновенный день, приправленный щепоткой тихого сожаления об упущенном. Задержав взгляд на до боли знакомой речке, выпускница прошептала едва слышное : “я люблю тебя!” , И, отвернувшись, продолжила путь.

***

– Конечно же, учиться в такой день никто не захочет?, – старенькая учительница русского языка Валентина Борисовна уже знала ответ на свой вопрос. И действительно, класс наполнился разноголосым шумом, из-за всех сил протестующим урокам в такой погожий день, который был ещё и последним днём в их школьной жизни, – Я хочу задать только один вопрос вопрос : каким должно быть ваше будущее? Я не прошу вас рассказывать о профессии. Одной профессии недостаточно, чтобы прожить эту жизнь счастливо. Я прошу рассказать о том, какое будущее сделает вас счастливыми?

В ответ повисла тишина.

– Ну же, прошу. Кто смелый? Давайте-давайте, не стесняйтесь.

Смелой оказалась Ленка Шилова. Всем одноклассникам она запомнилась как тихая белокурая девчушка с приятным голосом. Её часто просили спеть что-нибудь любовное, говоря, что ни один другой голос в деревне не достоин петь такие песни . И действительно, мягкие бархатные нотки Ленкиного голоса на несколько минут становились единым целым с гитарными струнами, с которыми ловко справлялся Антон Макаренко – обыкновенный на вид мальчишка, но гитара открывала его совсем с другой стороны. Когда она пела под его гитару, девушки плакали, а парни забывали, куда шли.

– Я хочу уехать в Москву, стать певицей, а в старости вернуться сюда и дожить эту жизнь там, где я родилась. Тогда я буду счастлива, – опустив глаза тихо произнесла Ленка.

– Будем надеяться, что у тебя все получится, – улыбнулась Валентина Борисовна., – кто следующий?

Следующим оказался Мишка Евстигнеев, – тощеватый отличник в очках, которого почти никогда не застать было среди других мальчишек, зато за чтением его можно было заметить постоянно. Сначала это были книжки по арифметике, а потом они превратились в справочники по физике и механике. Это был мальчик, который совершенно точно знал, чего хочет от жизни, но порой забывал о важности настоящего.

– Я буду учёным физиком. Если я за эту жизнь открою или изобрету что-то полезное людям, я буду счастлив.

– Очень хорошо, Миша. Однако, стараясь стараясь приносить пользу другим, не забывай о себе.

Слово взял Серёжка Смольников – паренёк, умеющий жить о велению сердца, не вредя другим, что заслуживало большого уважения, ведь редно когда встретишь подобных людей, однако именно они становятся опорой страны. Молодые, свободные, праведные.

– А мне незачем представлять счастливое будущее. Я счастлив просто от того, что живу на этом свете. Счастлив потому что завтра встану и искупаюсь в речке, нырнув с моста, счастлив потому что у меня подрастает сестра и счастлив потому что уже поспела клубника. Счастье – оно ведь рядом.

Не одна Машка заметила,что Валентина Борисовна плачет. Да, возможно, Серёжка в чем-то и прав, но не выходит оно в настоящем. Девушка сама не поняла, как это произошло, но вот она стоит, готовая отвечать.

– А для меня счастье – это любовь. Человек счастлив тогда, когда понимает, что его любят и когда любит он сам. Когда люди любят, они пройдут через все, даже самое страшное. Главное – вместе.

– А ты уже встретила своего человека?, – солнце плясало в глазах ставшей за годы почти-что родным ей человеком, учительницы.

– Я? Встретила или нет – не так важно. Меня ещё не встретил никто, но я верю, что я дождусь и то, ради чего я буду ждать, окажется тем самым счастьем, которое стоит того, чтобы ждать., – на дрожащих ногах, девушка вернулась на место.

– Кстати, насчет любви, – послышался звонкий голос Антона Макаренко, – Можно?

Валентина Борисовна кивнула в ответ.

– Так вот, с Марьей я согласен, в любви счастье и любовь я свою нашел. Быть может, оно у тому и шло все эти годы. С тех пор, как мы начали выступать вместе в клубе, я понял, что ты для меня не такая ,как все девочки, для меня ты особенная и единственная. Ленк, а, Ленк, я ведь про тебя говорю. Выходи за меня, а?

Ленка подошла к нему и обняла. Как же в тот момент она было похожа на ангела : светлая, чистая, хрупкая. Не удивительно, что Антон влюбился в нее без памяти.

– Я согласна, – по обыкновению тихо произнесла она, однако из-за того, что класс даже дышать перестал в ожидании ответа, услышали все и в тот же миг класс наполнился криком, радостным свистом и поздравлениями. Всем в этот момент было легко и радостно, причем не так, как в новый год или первого мая. Радость, когда её не ждут, сильнее во что крат.

Ещё несколько человек ответили о своём счастье , после чего Валентина Борисовна встала со своего места, жестом успокоив своих совсем уже взрослых учеников.

– Ну что ж, много лет мы провели вместе. Многое было за эти годы, но главным я считаю то, что мы за это время стали семьёй, которая безусловно любит каждого своего ребенка. К сожалению, вы больше не дети и у вас впереди большое будущее. Постарайтесь использовать его с умом. А на этом придется с вами прощаться…нет, не прощаться, сказать до свидания, ведь, я надеюсь, мы увидимся ещё не раз.

– А пойдёмте все ко мне?, – предложил Стёпка Курченко, веснушчатый добрый заводила, который умудрялся попадать в приключения, даже если их не предполагалось. , – А потом вечером сразу в клуб. Все равно у меня дома никого нет.

Степкина идея была принята с восторгом и вот компания уже разувается в сенях степкиного дома.

– Вы проходите, а я сейчас вернусь, – паренёк ловко шмыгнул в подпол, вылезая оттуда уже с четырьмя бутылками сорокоградусной вишнёвой наливки, – если что, там ещё полно.

– Ооо, – пронесся одобрительный возглас.

Рюмок не хватило только на двоих, но этих двоих это не расстроило : Гришка схватился за большую чугунную кружку, а Сережка за обычную чайную. “Так нам больше достанется!”

Песни, выпивка и смех, звучащий из каждого угла. В этот момент все было таким легким, что даже голос совести молчал, не смея омрачить картину беззаботной юности

– А между тем, мы опаздываем на танцы, – кажется, Мишка был единственным, кто следил за временем, но не зря. Опьяненная летним вечером и вишнёвой наливкой компания выдвинулась в направлении клуба.

В клубе уже во всю крутились пластинки, танцевала молодежь. Танцевали так, как умели, но это было не столь важно. Важно было то, что именно этот вечер запомнится каждому из присутствующих.

Зазвучал вальс и все стали разбиваться на пары. Машка же с надеждой поглядывала на дверь, ожидая, что он всё же появится. Но он не появлялся. Приглашение девушка услышала от Серёжки. “Что ж, не самая плохая компания”, – подумала девушка, принимая приглашение. Нет, не для грусти был создан этот вечер, совсем не для грусти.

А после танца с Серёжкой, её пригласил тот, кого она ожидала меньше всего.

– Мадам, не позволите вашу ручку?, – в Гришкином голосе читалось заигрывание. “Ну играй, играй”, – подумала девушка и с ехидным кокетством спросила:

Вам перьевую, сударь, или вечную?

– Предпочту дамскую.

– Экий дворянин выискался. А не боится ли сударь того, что дворянство кончилось годы назад, а в стране сейчас коммунизм?, – Маша прищурилась, глядя в глаза того, кто на цыгана смахивал многим больше, чем на дворянина.

– Главное – умело сыграть. Тогда и в жизни пробьешься – в медовых глазах юноши блеснуло не то отражение лампочки, не то огонёк азарта.

– Весьма занимательно. А вы не боитесь, что эта информация попадет куда надо?, – девушка понимала, что пора заканчивать, однако градус вишнёвой наливки не давал этого сделать.

– Вынужден вас оставить, мадам. Там перекур объявили. А как все расходиться станут, я вас провожу… мадам, – Гришка лукаво улыбнулся одним уголком рта.

Машка удалилась вглубь комнаты.

Несколько мгновений и тонкие пальцы уже зажимают сигарету, оставляющую горьковатое послевкусие. С непривычки девушка закашлялась, но тут же подавила кашель, дабы сохранить гордость.

Танец за танцем, разные партнёры, музыкальные жанры и ритм. Все это смешалось в единое буйство праздничных красок. А между тем толпа начала расходиться. Следом за всеми, Машка вышла на улицу.

– А вы никого не забыли?, – перед ней возник подозрительный прищур медовых глаз.

– Про вас только, Григорий Васильевич, – девушка продолжала ему подыгрывать, уже не понимая, зачем.

Они шли по совершенно безлюдной улице почти молча, пока Гришка не нарушил тишину.

– Мамашка те платье шила?, – спросил он своим обыкновенным нахальным тоном, без “дворянских” украшений.

В этот момент девушку сковал ледяной страх и осознание того, в какую ловушку она себя загнала. Не раздумывая, она бросилась бежать отсюда, не учтя одного : каблуки. Сквозь пьяную туманную дымку Маша чувствовала, как в её колени врезаются острые камни.

– Что, каблучки бегать мешают? , – Гришка ядовито ухмыльнулся, – я всегда получаю то, чего хочу, не получая наказание ни от кого, кроме отца а до него чаще всего и не доходит. Или забыть успела?

Грубым движением сын председателя поднял ее на ноги, одной рукой прижав ее к себе так, что дотянуться до туфель и заехать ему хорошенько не представлялось возможным.

– Я знаю, о чём ты думаешь. Но за свои ошибки нужно отвечать. Когда ты вылила на меня молоко, я был очень оскорблен и обещал ответить. И отвечу. Его мерзкие ледяные руки скользнули ей под юбку, сжав бедро и наслаждаясь тем, как девичье тело леденеет от страха и осознания того, что будет дальше.

– Пожалуйста, Гриш, не надо, прости меня! , – обычно гордый и холодный голос дрожал, как случайно задетая струна гитары.

В ответ та же нахальная улыбка.

– И не стыдно тебе, скотина? Отпустил быстро, а иначе ты, сука, пожалеешь, что на свет родился!, – этот голос невозможно было спутать ни с чем.

– Ой, да пожалуйста!, – Гришка грубо оттолкнул её. На этот раз с камнями встретился локоть.

Между юношами завязалась драка. Сложно было в темноте отличить силуэты друг от друга, однако через десять минут отчётлтво донеслось:

– ты хоть в курсе, что тебе будет?, – отплевывался от крови Гришка

– У нас страна как раз таки рада будет наказывать таких мразей как ты, потому молчи, сука, пока тебя не расстреляли к чертовой матери! Пошёл вон! , – в этот раз уже Гришка был грубо поднят.,– Пошёл вон, я сказал, а иначе твой отец завтра узнает, какая его сын скотина, а вместе с отцом и вся деревня!, – оскорблённая Гришкина фигура пошатываясь, удалялась.

– Ты как?, – обеспокоенно спросила она, – у тебя бровь рассечена.

– Ты бы это…о себе позаботилась, – с сочувствующим взглядом хмыкнул он, – сильно упала?

– Заживёт. Мне ведь не больно почти.

Вышедшая из-за туч луна осветила ее перепачканные в крови колени с парой застрявших мелких камешков.

– не больно, говоришь?

Девушка жалобно всхлипнула, уткнувшись ему в плечо.

– Я не думала, что так будет. Я думала, он просто хотел меня проводить.

– Вот именно, что не думала! Ну, тише, тише., – он провел своей рукой ей по волосам, – ты если пьешь, ты не забывай, что люди бывают всякие, хотя люди ли? Таким как Гришка, даже скотинами больно почестно называться.

– А что ты здесь делал так поздно ночью?

– А какая сейчас уже разница? Никакой, – он произнёс это странным потухшим голосом.

– и все же? Федь, это из-за выпускного, да? , – девушка сочувствующе заглянула в голубые глаза.