355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Софья Прокофьева » Сказочные повести. Выпуск первый » Текст книги (страница 3)
Сказочные повести. Выпуск первый
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 01:09

Текст книги "Сказочные повести. Выпуск первый"


Автор книги: Софья Прокофьева


Соавторы: Лия Гераскина,Татьяна Гнедина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8
День рождения по-облачному

– Теперь куда? – спросила Лоскутик.

– Увидишь, – тявкнула дворняжка.

Пробежав мимо кособоких домишек, державшихся только потому, что они никак не могли решить, на какую сторону им завалиться, собаки привели Лоскутика на сухое картофельное поле.

– Познакомься, – с достоинством сказала дворняжка. – Это мой друг. Бывшее картофельное поле.

Но Лоскутик с оторопелым видом только молча смотрела на сухие грядки.

Ну кланяйся же, – сердито шепнула ей дворняжка, – скажи что-нибудь… Скажи, что рада познакомиться…

– Здравствуйте! – Лоскутик растерянно поклонилась картофельным грядкам. – Я очень рада…

Все собаки подбежали к дворняжке и, путая лапы и головы, стали сливаться вместе во что-то одно белое и непонятное, из чего постепенно вылепилась голова с двумя косицами и широким носом, толстый живот со связкой ключей на поясе, напоминающий живот Мельхиора, и кривые ноги с торчащими коленками – точь-в-точь ноги лавочницы.

– Ну, теперь огорчи меня чем-нибудь, – вздохнуло Облако, – мне сейчас надо как следует огорчиться.

– Огорчиться?! – удивилась Лоскутик.

– Ой какая ты скучная! – нетерпеливо воскликнуло Облако. – Ну конечно, огорчиться, а то как же? Тогда я заплачу и пойдет дождь.

– Но я не хочу тебя огорчать! – взмолилась Лоскутик. – И мне не нужно этого… ну, твоего дождя. Я не знаю, какой он.

– Кончай болтать! – нетерпеливо громыхнуло Облако. – Давай огорчай!

– Но я не знаю как, – растерялась Лоскутик.

– А все равно. Ну хотя бы скажи: «Я тебя не люблю!»

– Я тебя не люблю… – послушно повторила Лоскутик.

– Что?! – Брови Облака поднялись и сошлись на лбу уголком. Облако моргнуло, слезы так и потекли из его глаз. – Я так и знало, что все кончится очень плохо. Но я надеялось… Думало, мы на всю жизнь…

Облако взмыло кверху. Лоскутик попробовала удержать его за ноги, но ухватила только мокрую пустоту.

– Постой! – крикнула Лоскутик. – Ты же само сказало, чтобы я это сказала!

– А ты бы не говорила! – гулко всхлипнуло Облако, поднимаясь еще выше.

– Имей совесть! Я же не знала, что ты огорчишься!

– Нет, знала. Я же тебе сказало… о… огорчай… – Голос у Облака стал похож на эхо, ветер нес его куда-то мимо Лоскутика.

– Так я же понарошку сказала! Не по-правдашнему!

Но Облако уже не отвечало. Оно вытягивалось, таяло. Оно больше не было похоже ни на Лоскутика, ни на Мельхиора, так – на кучу белых перьев, выпущенных из перины и не успевших разлететься в разные стороны.

Чтоб не видеть этого, Лоскутик закрыла лицо руками. Она упала на сухую грядку и заплакала, кашляя от пыли.

– Что ты! Что ты! – послышался виноватый голос. Лоскутика с головой накрыло что-то туманное, мокрое и тоже всхлипывающее.

– Фу! От сердца отлегло. А то, как ты сказала «не люблю», я чуть не испарилось. Есть на свете слова, которые нельзя говорить даже понарошку. Наверно, это и есть как раз такие слова.

Облако высморкалось в свой талантливый носовой платок, глубоко вздохнуло и перестало всхлипывать.

– Как же мне теперь огорчиться?

Облако задумчиво огляделось кругом, подперло щеку ладошкой и вдруг жалостно заголосило:

– Бедные вы грядки картофельные! Сухие, разнесчастные! Ничего на вас не вырастет! Не будете никогда красивыми, зелеными!..

Оно наклонило голову, как бы прислушиваясь к себе: в нем что-то поплескивало, булькало, переливалось.

– Все в порядке. Огорчилось, – деловито сказало Облако и, дернув себя за ухо, поднялось кверху.

Кап! Кап!.. На нос Лоскутику шлепнулась тяжелая капля. Вторая упала на лоб.

– Что это? – неуверенно спросила Лоскутик.

Кап! Кап! Кап!..

В воздухе повисли серебряные нити. Капли застучали по плечам, по лицу. Платье Лоскутика намокло. Лоскутик протянула руки, сложила ладошки ковшиком. Набрала воды.

– Спасибо тебе, Облако! – закричала Лоскутик, подняв кверху лицо. Вода полилась ей в рот. Лоскутик засмеялась от счастья.

Запахло мокрой землей. Между грядок заблестели лужи.

По лужам запрыгали первые пузыри.

– Ребята, сюда!

– Вода с неба!

– Не за деньги!

– Сюда! Скорей!

Через забор перемахнуло с десяток мальчишек. Они с визгом заскакали по лужам, ртами жадно ловя струи воды.

Кто-то схватил Лоскутика за руку. Она поглядела. Это был мальчишка, каких и не бывает на свете – весь черный: лицо, волосы, штаны, куртка.

На голове у него сидел голубь, тоже весь черный. Мальчишка прыгал, но голубь не слетал с головы и только бил крыльями и перебирал лапками, чтобы удержаться.

Мальчишка потянул Лоскутика за руку.

И Лоскутик, сама не зная как, завопила громче всех и тоже запрыгала по лужам.

– Это дождь! Не бойтесь! – крикнула она. – А на лужах такие круглые – это пузыри!

Лужи были разноцветные – красные, синие, фиолетовые: кто-то из мальчишек нечаянно раздавил ногой коробку красок, купленную в лавке Мельхиора. И по лужам прыгали разноцветные пузыри.

– Вот это день рождения, по-нашему! – послышалось откуда-то сверху. – Мы зовем его дождь-рождение!

Глава 9
Белое кружевное платье

– Кто разрешил? Кто позволил? – послышался злобный голос.

Сквозь капли дождя Лоскутик разглядела капитана королевской стражи и двух солдат с пиками.

Они бежали по мокрому полю, с трудом выдирая из грязи тяжелые сапоги.

– Кто разрешил дождь? Это государственное преступление! Прекратить! Немедленно прекратить! – задыхаясь, орал капитан королевской стражи.

– А может, это тебя прекратить? – загремело сверху.

И тотчас тяжелые капли забарабанили по голове и плечам капитана королевской стражи. Он хотел что-то крикнуть, но струи дождя заткнули ему рот, залили глаза. Капитан втянул голову в плечи, согнулся, закрывая лицо руками.

Мокрые мальчишки с хохотом разбежались кто куда. Лоскутик перескочила через забор.

– Лети сюда! Скорей! – крикнула она Облаку.

Облако перевалило через забор, полетело рядом.

– Держите вот это! Белое! Круглое! – закричал, отфыркиваясь, капитан королевской стражи.

Лоскутик и Облако свернули в переулок.

Облако стало совсем маленьким. Оно хрипло дышало. Летело рывками, опускаясь все ниже и ниже, почти волочилось по земле. Сзади их нагонял топот подкованных железом сапог.

– Превращайся скорее! – крикнула Лоскутик Облаку. – Ну хоть в кого-нибудь!

– Так не могу, – простонало Облако, – мне надо подумать, сосредоточиться.

Топот приближался.

Лоскутик обернулась. Облако отстало шагов на десять. Лоскутик бросилась к нему, подняла с земли.

Подбежала к забору, села на землю, дрожащими руками принялась мять Облако.

Вылепила маленькую головку с гребешком, пару прижатых к телу крыльев. Хвост вылепить не успела.

Из-за угла вынырнули капитан стражников и солдаты.

Лоскутик быстро накрыла Облако фартуком.

– Эй, оборвашка, что ты там прячешь под фартуком? – крикнул капитан королевской стражи.

Один из солдат кончиком пики приподнял край фартука.

– Это… это курица моей бабушки… – пролепетала Лоскутик.

– Хм… – пробормотал солдат, – странная курица…

– Если такова курица, то какова же сама бабушка? – покачал головой второй солдат.

– Хватит болтать! – прикрикнул на них капитан. – Отвечай, нищенка, не видела ли ты тут чего?

– А чего? – спросила Лоскутик, глупо моргая глазами.

– Ну, такого… – попробовал объяснить капитан, делая руками воздухе какие-то непонятные круги. – Вот такого, понимаешь?

– Какого такого? – Лоскутик заморгала еще чаще.

– Ну, этакого… – вконец сбился капитан.


– Какого этакого? – Лоскутик посмотрела на капитана, открыв рот.

– Э, да что с ней связываться! – махнул рукой капитан. – Глупа как пробка, ничего не понимает. Капитан и солдаты протопали мимо. Лоскутик перевела дух. Посмотрела на Облако. Облако лежало грустное, присмиревшее.

– Ты кто? – недоверчиво спросило Облако, глядя на Лоскутика туманным взглядом.

– Как это «кто»? – удивилась Лоскутик.

– А, помню, ты была такая зеленая, развесистая и росла на опушке… – пробормотало Облако.

– Да ты что? – уже с испугом сказала Лоскутик.

– Ага, ты ловила комаров на болоте…

– Да нет же!

– А… Ты говорила «тик-так»! и показывало время на городской башне.

– Какое время? Что с тобой?

– Я тебя не знаю, – печально сказало Облако. – Я все забыло. Ну, я полетело! Пока.

– Постой! Я дала тебе напиться… – робко напомнила Лоскутик.

– Что-то такое было, – задумчиво протянуло Облако. – Напиться… напиться… Видишь ли, у меня в голове вода, а я ее всю вылило. Я выплакало всю свою память. Все, что помнило. Ну, прощай!

– Да подожди! – с отчаянием воскликнула Лоскутик. – Еще у меня сегодня день рождения. А ты говорило: дождь-рождение.

– Да, да, припоминаю, что-то такое было… – Облако немного посветлело.

– А потом ты превратилось в двенадцать собак…

– Да, да, это я помню…

– И мы пошли…

– Стой! Молчи! Вспомнило! Мы пошли в лавку к Мельхиору…

– Да!

– Ты – Лоскутик!

– А, вот где ты! Попалась, голубушка!

По улице шла Барбацуца. Из ее единственного глаза, от ярости просто сыпались искры. Она только что побывала во дворце и узнала, что король вовсе не хочет манной каши, а главный повар и не думал посылать за ней голубей.

Облако тут же свернулось клубком, шмыгнуло Лоскутику под локоть и там затаилось.

Барбацуца приближалась медленно, не спеша, и это было страшнее всего. Тень ее упала на Лоскутика. Лоскутик прижалась спиной к забору.

– Где была? Признавайся, – спросила Барбацуца тихо и сипло.

– Платье покупала! – подсказало Облако, слабо шевельнувшись под мышкой.

– Платье покупала… – помертвев, повторила Лоскутик.

– Врешь! Если ты покупала платье, то у тебя должно быть платье! Где оно? Покажи!

Барбацуца занесла над головой Лоскутика сжатые кулаки.

Лоскутик невольно вытянула вперед руки, чтобы защитить голову от удара, и вдруг на ее руках, легко развернувшись, повисло белоснежное кружевное платье.

Ветер раздул кружевной подол, зашевелил бантами и оборками.

Кружево было такое тонкое, что казалось, вот-вот растает на глазах.

Даю голову на отсечение, что ни одна принцесса на свете не отказалась бы от такого платья!

– Ты купила себе это платье? Нищенка! Кружевное? Замарашка! С бантами? Побирушка! Белое? Самое непрактичное! – Барбацуца от возмущения с трудом находила слова.

Она уже протянула руки, чтобы схватить платье, но кто-то опередил ее.

Ее опередила маленькая жалкая дворняжка.

Что это была за ничтожная тварь!

Во-первых, у нее было всего лишь три ноги, да и то больше похожих на кривые паучьи лапки. Хвоста и ушей не было и в помине.

Она была так худа, что все ребра, проткнув кожу, вылезли наружу.

Но все это не помешало собачонке быть очень проворной.

Она высоко подпрыгнула и ловко цапнула за подол прекрасное кружевное платье. Затем, часто перебирая своими тремя лапками, бросилась наутек.

Кружевное платье волочилось по пыльной дороге.

– Ах, проклятая! – крикнула Барбацуца и бросилась за мерзкой собачонкой.

Казалось, она вот-вот ухватит платье за рукав.

Но собачонка отчаянно тявкнула, поддала ходу, перемахнула через канаву, пролезла в щель под забором и скрылась.

Глава 10
Удивительное происшествие на закате

«Ни за что не проснусь, – подумал художник Вермильон и тут же понял, что больше он не заснет. – Ну хорошо, пусть я не засну. Но уж глаза открыть меня никто не заставит».

Он знал, что он увидит. Битые стекла на полу, сломанные рамы, разодранные в клочья портреты.

Прежде художник Вермильон жил припеваючи.

Придворные щеголи и богачи с утра до вечера толклись в его мастерской и охотно заказывали ему свои портреты.

Но шли годы, и художнику открывались глубокие тайны мастерства. Он научился смотреть на мир особым взглядом. Видеть красоту самых простых вещей: камня и грубого глиняного кувшина.

Сам того не желая, он стал рисовать людей такими, какие они были на самом деле, и совсем не такими, какими они хотели казаться.

Самое удивительное, что художник даже не думал об этом. Это получалось у него как-то само собой. Но трусы на его портретах были трусами, как бы они ни пыжились, стараясь изобразить себя смельчаками.

Льстецы – льстецами.

А обманщик, даже если ему удалось убедить всех, что честнее его не сыщешь человека во всем королевстве, все равно на портрете выглядел обманщиком.

Надо ли говорить, в какую ярость приходили все эти люди, увидав свои портреты?

И все-таки художник Вермильон еще как-то сводил концы с концами.

Но вот наступил этот несчастный день, и все рухнуло.

Теперь художник был окончательно разорен, а мастерская его разгромлена. Как же это случилось?

Весь этот день неудачи преследовали художника.

С утра к нему заявился главный королевский пирожник и заказал свой портрет.

На вид пирожник был очень добрый и симпатичный. У него были толстые, мягкие щеки и сладкая улыбка.

Но так как на самом деле он был человеком жадным и жестоким, то и на портрете он получился именно таким.

– Это клевета, а не портрет! – разозлился главный пирожник.

Он подтащил художника к большому зеркалу, висевшему на стене.

– Ах ты негодяй! Посмотри, какие у меня добродушные щеки, честный нос и славные, располагающие к себе уши! Посмотри, какой я славный парень! Этакий миляга и симпатяга! А ты меня каким изобразил? Это клевета, а не портрет!

Главный пирожник ушел, хлопнув дверью, не заплатив художнику ни гроша.

А Вермильон, чувствуя себя очень усталым, решил немного прогуляться.

Он перешел мост Бывшей Реки и вышел на площадь Забытых Фонтанов.

Солнце, похожее на докрасна раскаленную сковородку без ручки, уходило за сверкающие кровли дворца.

Художник глянул на него один раз и опустил голову.

«Как это печально и пусто – солнце на голубом небе, – подумал он. – Закат делают прекрасным облака. Как жаль, что люди в нашем городе никогда не видели красивого заката. Наверно, поэтому они такие скучные и злые…»

Художник глянул на небо еще раз и тихо ахнул.

Все изменилось.

Над городом плыло Облако. Казалось, небо запело.

Облако было все кружевное и нежное. Лучи солнца охватили его снизу, наполнили золотом.

«Оно похоже на лебедя или на корабль под парусами, – подумал художник. – Нет, больше всего оно похоже на кружевное платье. Да, да! На платье из тончайшего кружева. А вот из-за него выплыло еще одно облако. Это похоже на какого-то зверька. Пожалуй, больше всего на трехногую собачонку».

Художник оглянулся., Ему хотелось, чтобы кто-нибудь еще увидел это чудо.

Но как назло, на площади не было ни души.

В это час все богатые люди уже ложились спать. «Больше спишь – меньше пьешь!» – была их любимая поговорка.

Вдруг все жители окрестных домов разом вздрогнули, скатились с постелей, вскочили со стульев. В каждом доме что-нибудь упало или покатилось по полу.

Главный повар уронил склянку с успокоительными каплями на и без того совершенно спокойный коврик около своей кровати.

«Бом! – вставайте! Бум! – очнитесь! Бам! – проснитесь!» – гудел большой колокол на колокольне.

«Бегом! Бегом! Бегом!» – вторили маленькие колокола.

Не трудно догадаться, что виновником всей этой суматохи был художник Вермильон. Он забрался на колокольню и поднял этот немыслимый трезвон.

На площади быстро собралась толпа. Все улицы, идущие к площади, были усеяны ночными колпаками и домашними туфлями. Люди спрашивали друг друга:

– Что случилось?

– Пожар?

– Землетрясение?

– Эй, почему ты звонишь во все колокола? – крикнул художнику начальник королевской стражи, который второпях выбежал из дома с подушкой в руках и теперь прижимал ее к животу.

– Посмотрите, какой закат! – закричал с колокольни художник. – Облако! Облако! Посмотрите, какое красивое облако! Да глядите же! Оно тает! Оно уплывает!

Начальник королевской стражи попросил главного тюремщика немного подержать его подушку, взобрался на колокольню и за шиворот стащил художника.

– Уж я-то знаю, что сделать с этим сумасшедшим! – прошипел главный тюремщик и звякнул большой связкой ключей.

– И я знаю! – воскликнул торговец крысиным ядом, встряхивая мешок со своим товаром.

– И я знаю! – прохрипел продавец пеньковых веревок, проводя вокруг своей длинной жилистой шеи.

А художник стоял молча, совершенно оглохший от звона колоколов, и тихо улыбался.

– Я уже давно понял, какой это негодяй! Ведь он нарочно изобразил меня трусом! – со злобой сказал начальник королевской стражи.

– А меня – обманщиком! – с оскорбленным видом добавил продавец лекарства от плохого настроения.

– А глядя на мой портрет, можно подумать, что я круглый невежа! – воскликнул воспитатель богатых детей, который на самом деле думал, что дважды два будет пять.

И все они толпой отправились в мастерскую к художнику. Они сломали его мольберт, в клочья разодрали его картины и рисунки. «Нет, нет, ни за что не открою глаза», – снова подумал художник.

Он крепко зажмурился, но почему-то перед его глазами появился кувшин. Глиняный запотевший кувшин, полный воды. От него так и потянуло холодком.

Художник застонал и замотал головой. Но проклятый кувшин и не думал исчезать. Он наклонился. Струя воды упала и разбилась о дно стакана.

Художник вцепился зубами в подушку.

– Буль-буль-буль!.. – дразнил его кувшин.

«Все ясно, – сам себе сказал художник, – я просто очень хочу пить. Вот и все. Но когда мне теперь удастся напиться, совершенно неизвестно. Ведь в кармане у меня нет и ломаного гроша».

Он открыл глаза, приподнялся на локте и просто оцепенел от изумления.

Действительно было чему удивиться.

Весь пол в мастерской был залит водой. В воде, тихо покачиваясь, плавали клочки рисунков. На одном клочке была половина носа торговца оружием, на другом хитрый глаз продавца придворных калош, на третьем ухо главного тюремщика.

Вода была повсюду, где только она могла быть: в чашках, в блюдцах, в ложке, в тазу и даже в наперстке, который забыла у него в мастерской его невеста, бедная портниха.

Но самое удивительное было не это.

В глубоком кресле, небрежно закинув одну ногу на другую, сидел он сам, художник Вермильон, собственной персоной.

Правда, он был совершенно белый, да к тому же еще немного прозрачный. Но все же это был он, несомненно он! Художник узнал свои волосы, свое лицо, свою широкую блузу и даже свой задумчивый взгляд. Ошибиться было невозможно – это был он!

– Как вы понимаете, я пришел к вам не просто так, а по важному делу, – устало сказал белый человек в кресле.

– Все ясно, – сам себе, но довольно громко и внятно сказал художник Вермильон, – не нужно впадать в панику, не нужно лишних волнений. Все просто, как дважды два: я сошел с ума.

– Какая тоска, – вздохнул белый человек, поднимая глаза к потолку, – каждый раз начинать все сначала. Объяснять, рассказывать, растолковывать. Не сомневаюсь: сейчас он меня спросит, кто я.

– Кто вы? – прошептал художник.

– Облако я. Ну просто Облако, скучным голосом сказал белый человек.

– Дело окончательно проясняется, – снова сам себе сказал художник. – Отдых, витамины, никаких волнений, свежий воздух, и мне станет легче.

– Я так и знал! – уже с раздражением проговорил белый человек, ерзая в кресле. – Насколько проще с детьми. Всему верят. Понимают с полуслова. Вот что! Потрудитесь-ка спуститься вниз. Там у дверей кто-то стоит. В общем, обыкновенная девочка… Когда-то я ей все это уже объяснял, теперь пусть она все объяснит вам. К тому же вы ей скорей поверите, чем мне.

Художник опрометью бросился вниз.

Поднимался он удивительно долго. Слышался то его голос, то голос Лоскутика. Потом раздался шум падения и стук, как будто кто-то щелкал на огромных счетах, – это художник споткнулся посреди лестницы и полетел вниз.

Потом он снова начал свое восхождение вверх с первой ступеньки.

Когда он вошел в мастерскую, вид у него был самый невероятный. На лбу вздулась шишка, волосы были всклокочены, но он улыбался счастливейшей улыбкой.

Он не спускал глаз с Облака и чуть не растянулся на полу, зацепившись за ножку стула.

За ним робко вошла Лоскутик.

– Это такая честь для меня, – тихо сказал художник.

– Ну это еще ничего, – пробормотало Облако. – Художники… для них еще возможно невозможное…

– Дорогое Облако, – сказал художник, – все, что у меня есть, все принадлежит вам!

– О нет, – остановило его Облако, – это уж слишком. Вы мне просто должны помочь в одном не большом дельце. Прежде всего, не можете ли вы мне сказать: как одеваются богатые путешественники?

– Путешественники?.. К тому же богатые… – задумался художник. – Ну, тогда, конечно, башмаки с пряжками, камзол тонкого сукна, шляпа с перьями, потом непременно плащ… Да, да, именно так.

Облако слегка подпрыгнуло, и в тот же миг у него на ногах появились башмаки с огромными пряжками.

– Шляпа с перьями… – вздохнуло Облако и водрузило себе на голову неизвестно откуда взявшуюся широкополую шляпу с роскошными страусовыми перьями.

Полы кафтана у него оттопырились. На жилете одна за другой вскочили десять блестящих пуговиц.

Лоскутик смотрела на все это довольно хладнокровно – она еще и не такое видала, – а художник чуть не задохнулся от изумления. Он только взмахивал руками и хватал воздух широко открытым ртом.


– Не добавить ли солидности? – задумчиво спросило Облако и вытянуло у себя из под носа довольно длинные усы. – Может быть, еще немного усталости?

– Нет, нет, я устаю только от сидения на одном месте.

Облако поглядело на себя в зеркало.

– Пожалуй, возраст не совсем тот, – сказало оно, – путешественник, который объездил все страны, не должен быть особенно юным.

Лицо Облака тут же прорезали глубокие морщины, нос выгнулся крючком.

– Потрясающе… – только и мог вымолвить художник.

– Да, неплохо, – согласилось Облако. – Но видите ли, тут есть небольшая, но существенная подробность. Ни один путешественник на свете не бывает совершенно белым.

– Так я могу вас раскра… – с азартом воскликнул художник, но не договорил, испугавшись, что Облако может обидеться.

– Именно об этом я и хотел вас попросить! – улыбнулся белый путешественник. – Дело в том, что у нас были краски, но они погибли.

Через несколько минут в мастерской закипела работа.

Никогда художник Вермильон не трудился с таким вдохновением. Он стонал, что-то бормотал сквозь зубы, умолял Облако не шевелиться и минутку постоять спокойно.

Тронув Облако кисточкой, он отскакивал назад и, наклонив голову, издали придирчиво глядел на свою работу.

Своими лучшими акварельными красками он осторожно раскрасил щеки Облака, сделав их удивительно розовыми.

Затем, встав на колени, он покрыл башмаки Облака зеленой краской.

Высунув кончик языка, нарисовал на его чулках тонкие черные полоски.

Всю синюю краску, которая у него была, он потратил на камзол Облака, а всю красную – на подкладку плаща.

Он выскреб все остатки золотой краски и покрасил его пуговицы на жилете и пряжки на башмаках.

– Никогда не видел никого, кто больше был бы похож на знатного и богатого путешественника! – сказал Вермильон, любуясь своей работой.

Облако с довольным видом поправило пышный шарф на шее. На его пальцах одно за другим появились кольца с крупными бриллиантами, сверкающими, как капли чистейшей воды.

– Самое главное для меня в данном случае – все время держать себя в руках, – весело сказало Облако. – Вы понимаете, вода во мне не переставая циркулирует. И если я разволнуюсь, могут случиться большие неприятности. Но вы не беспокойтесь, я ни на минуту об этом не забуду. Я все время буду внимательно за собой следить. Не понимаю, почему это некоторые считают меня беспечным и легкомысленным? Ведь я совсем не такое! Нет, вы увидите, все будет просто прекрасно!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю