Текст книги "Чапаёнок"

Автор книги: Софья Могилевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Софья Могилевская
Чапаёнок

Митя

Митя жил в маленьком степном городе Балакове. Город стоял на Волге, тихий, весь в зелени, с широкими сонными улицами и богатыми хлебными складами на берегу.

Зимой из степи налетали холодные ветры, заносили домишки по самые окна глубокими снежными сугробами, со свистом проносясь по балаковским улицам, вырывались прямо к замёрзшей Волге.

А летом Митя любил выходить в степь. Степь была тут же, за городом. Куда хватал глаз, колыхалось серое море ковыля, пахло горькой полынью, душистой мятой, и кузнечики стрекотали от восхода до захода солнца.

Матери своей Митя не помнил. Она умерла давно. И жили они с отцом вдвоём в ветхом домишке на самой окраине города.

Мите ещё не было одиннадцати лет, когда началась гражданская война. В сёлах и станицах Поволжья, как и по всей стране, создавались отряды Красной гвардии, которые шли защищать от врагов молодую Советскую республику.

В Балакове тоже организовался красногвардейский отряд.

Одним из первых в этот отряд пошёл отец Мити – грузчик Фёдор Горелов.

Однажды вечером

Однажды вечером отец стал собираться из дому. Была тогда ранняя весна 1918 года.

Он надел ватный пиджак, туго подпоясался, прицепил гранату, похожую на бутылку, и взял винтовку.

– Ты куда? – удивился Митя.

Отец подошёл к Мите, провёл рукой по его коротким волосам и сказал:

– Нынче ждём белых в город. Вот и хотим встретить их как полагается, всем отрядом. Дали знать товарищу Чапаеву, чтобы шёл со своими на выручку. Мало нас. А всё равно город не отдадим белякам…

О Чапаеве Митя слыхал. Чапаев – здешний, балаковский. Вернувшись с германской войны, собрал в городе Николаевске [1]1
  Николаевск – город, который теперь называется Пугачёв.


[Закрыть]отряд и воевал против белых за советскую власть.

– А отряд у Чапаева большой? – спросил Митя.

– Не маленький, сотен восемь наберётся. Против чапаевского отряда никто устоять не может. Геройский отряд!

– А сам товарищ Чапаев?

– Про него уж и толковать нечего. Как узнает про бесчинства белых, в гнев войдёт, по воздуху шашкой полоснёт и крикнет: «Много крови будет пролито за эту кровь! Вовеки не забудем!». Тут уж держись беляки! Пощады им от Чапаева не будет…

У Мити дух занялся. Вот он каков, товарищ Чапаев. Хоть бы разок на него глянуть!

Отец натянул картуз и шагнул к двери.

– Ты, Митюха, ложись спать-то. А коли один без меня забоишься, пойди к дедушке Капитонычу, у него ночуй.

– Я не боюсь, – сказал Митя. – А чего мне бояться, раз товарищ Чапаев со своим отрядом на выручку идёт!

– Тогда ладно, – сказал отец. – Ты у меня молодчина!

– Погоди, – остановил отца Митя. – А конь у него какой?

– У кого, сынок?

– Да у товарища Чапаева…

– Хороший конь… добрый конь!

– А масти какой? Рыжий?

– Говорят, рыжий… Сам не видел.

– Раз говорят – рыжий, значит рыжий! – обрадовался Митя.

Рыжим и должен быть конь у храброго командира, товарища Чапаева. Да ещё горбоносый, поджарый!.. Настоящий донской скакун.

Митя хотел ещё спросить у отца, каков из себя товарищ Чапаев, да не успел. Отец вышел из дому. Хлопнула за ним дверь, и больше Мите не пришлось спрашивать у него ни о чём…

Ночью мальчик спал спокойно. Ему виделись хорошие сны: сам Чапаев на рыжем скакуне.

«Где отец?»

Митя проснулся от холода. Было ещё очень рано, в окно глядел дождливый весенний рассвет, а входная дверь была почему-то настежь.

Митя с тревогой прислушался. Видно, отец ещё не возвращался. В доме было очень тихо.

Вдруг совсем близко, может даже на соседнем дворе, гулко и тяжело ударил снаряд. Весь дом затрясло от этого удара* Стёкла в окнах задребезжали, и дверь с силой захлопнулась.

Митя испугался, скорей спрыгнул с лежанки, на которой спал, и присел на полу под окном.

На улице щёлкали винтовки, доносились чьи-то крики, голоса… Мите стало страшно.

«Пойти разве к дедушке Капитонычу…» – подумал он и, осторожно прижимаясь к стене, выглянул в окно.

Неясные в сером рассвете, мимо бежали люди – по двое, по трое, отстреливаясь на ходу. У одного он увидел на рукаве красную повязку. Такую же носил отец. Они бежали в сторону дороги.

У Мити упало сердце: «Наши отступают…».

Но вот снова, один за другим, разорвались два орудийных снаряда. Митя ничком упал на пол, закрыв руками лицо…

Когда же всё стихло и он снова выглянул в окно, на улице было светло и пусто. У дома, стоявшего напротив, не хватало половины крыши, а на дороге неподвижно лежал человек с красной повязкой на рукаве.

«Где отец? – с испугом подумал мальчик. – Почему не вернулся домой?» Он торопливо сунул ноги в старые отцовы сапоги и выбежал на улицу.

«Товарищ Чапаев где?»

У соседских ворот Митя сразу увидел дедушку Капитоныча. Старик стоял, прислонясь к забору, и плакал. Слёзы текли по его морщинистым тёмным щекам, ветер мотал длинную седую бороду.

– Дедушка! – крикнул Митя и схватил старика за рукав. – Дедушка, чего ты плачешь?

– Город белые взяли… Наших всех… весь отряд порубили… И сына моего, Ванюшку…

– А мой папка где? – крикнул Митя. – Товарищ Чапаев где? – И, не дожидаясь ответа, он побежал в ту сторону, откуда ещё доносилась негромкая и частая перестрелка.

Вот он добежал до конца улицы. Дальше шли сады и огороды. Он обогнул плетень и увидел перед собой степь – пустую, чёрную, холодную… А выстрелы почему-то раздавались уже с другой стороны, на другом краю города.

В горле у Мити пересохло. Ноги подкашивались и вязли в раскисшей весенней земле. Порывистый ветер дул в лицо. Но Митя всё равно бежал вперёд. Скользил, падал, но, не останавливаясь, всё бежал и бежал, сам не зная зачем и куда.

В овраге

И вдруг из крутого оврага, где так часто играл он с ребятами, раздалось тихое ржанье.

Конь в овраге! Откуда в овраге конь?

Митя разом остановился. Не может этого быть! Ему послышалось.

Но голос коня раздался снова. Он звучал тихо, настойчиво, будто призывал на помощь.

Митя, не раздумывая, свернул в сторону и по узкой, еле приметной тропке побежал к оврагу.

Видно, здесь и происходила самая страшная схватка. Под натиском вражеских войск красногвардейский отряд отступил к оврагу.

Зарубленные казачьими шашками, потоптанные конскими копытами, лежали убитые красногвардейцы на последнем весеннем снегу. И возле одного из них, около командира, стоял конь. Подняв голову, будто охраняя своего погибшего хозяина, он тихим голосом звал на помощь.

Митя стремительно сбежал вниз и сразу увидел своего отца. Широко раскинув руки, лежал отец на снегу, и винтовка была с ним рядом.

Митя наклонился, тронул его за руку и дрожащим голосом сказал:

– Пап, папка, вставай… Вставай; папка…

Но отец не шевельнулся. Он не встал, не улыбнулся Мите, не подёргал кончик своего длинного уса. Он не щёлкнул Митюшку по затылку крепкими, жёлтыми от махорки пальцами. Он лежал неподвижный, тихий. Глубокая рана темнела у него на виске, а глаза, широко открытые и застывшие, глядели в небо…

Совсем один

Митя, спотыкаясь, брёл по улице, ничего не видя перед собой, ничего не замечая. Сколько времени пробыл в овраге, он не знал. Но солнце стояло уже высоко, и небо, ещё недавно закрытое тяжёлыми тучами, всё очистилось, стало просторным и голубым.

– Эй, Митька! Митюха, подожди!.. – раздался за спиной весёлый голос: его догонял соседский Гринька, самый лучший друг-приятель.

Но Митя не остановился. Он даже головы не повернул. Всё тем же усталым шагом он понуро продолжал идти.

– Да обожди ты, Митя! – догнал его Гринька. – Послушай, чего расскажу… Чапаева видел?.. Нет? Эх, разиня! Где ж ты шатался всё утро? Он с отрядом прискакал. Вот это командир! Как беляков саданёт! В момент город очистил. Беляки здесь и часу не продержались…

– Отца у меня зарубили… – тихо проговорил Митя и усталыми, сухими глазами посмотрел на приятеля.

Гринька сразу осекся. Замолчал и остался стоять посреди дороги.

А Митя шёл дальше. Он помнил слова отца, которые тот сказал, когда первый раз пришёл с солдатской винтовкой за спиной: «Если меня убьют, сынок, ступай тогда в ревком. Вызовешь товарища Чуркина. Он тебя не оставит в случае чего…».

В городе снова были свои – красные. Значит, нужно было немедля идти в ревком, к товарищу Чуркину.

– Тебе куда, парень? – остановил Митю часовой, который стоял у крыльца большого дома. На крыше дома висел красный флаг, а над крыльцом кумачовый плакат. На плакате меловыми буквами стояло: «Вся власть Советам!». Это и был ревком.

– Пусти, дяденька! – попросил Митя, стараясь как-нибудь прошмыгнуть под рукой часового. – Мне очень надо.

– Нечего, нечего тут делать… Шагай обратно!

Часовой сурово взял Митю за плечо и повернул от дверей.

– Мне, дяденька, к товарищу Чуркину, – упираясь, проговорил Митя. – Мне очень нужно…

– Нет товарища Чуркина.

– Куда ж он уехал, дяденька? – упавшим голосом проговорил Митя, и сердце у него похолодело.

– Вчерашний день… убит, – тихо ответил часовой. – А ты ему кем будешь?

Но Митя ничего не ответил. Молча сошёл с крыльца, сел на брёвнышко возле дома, закрыл лицо руками и заплакал.

Теперь он был один, совсем один… Один в целом свете.

Человек в бурке

– Чего ревёшь-то? А ещё хлопец! – услыхал Митя насмешливый голос и увидел перед собой человека среднего роста, в папахе, сдвинутой на затылок, в мохнатой бурке, небрежно накинутой на плечи. Сбоку висела богато разукрашенная серебром шашка. Через плечо ремни, револьвер. Глаза, светло-синие, почти зелёные, прозрачные, смотрели пристально.

Мальчик поскорее утёр рукавом глаза, нос и отвернулся. Не хотелось ему разговаривать. Но человек в бурке ждал ответа. Митя неохотно проговорил:

– Нынче отца убили…

– Кто убил? – быстро спросил человек в бурке.

– Ясное дело – беляки. Он сам красный был.

– А мать где?

– Мать у меня давно померла… Я теперь один остался…

И слёзы, которые никак нельзя было удержать, снова потекли по щекам.

– Погоди, погоди… Ты не плачь. Сейчас чего-нибудь надумаем. В Саратов тебя, что ли, отправить?

– В Саратов? – удивился Митя. – Зачем в Саратов?

– Там детские дома есть… для сирот. Тебя возьмут.

– Нет! – отрезал Митя. – Я в Саратов не поеду.

– Не поедешь? – Человек в бурке был удивлён и озадачен ответом. – Куда ж ты хочешь?

Митя немного подумал и вдруг решительно проговорил:

– К товарищу Чапаеву в отряд хочу… Раз отца убили, я буду вместо него с белыми драться.

– Вот ты каков!

Человек в бурке ещё пристальнее, но теперь как-то иначе посмотрел на Митю.

– А не мал?

– Ничего, справлюсь, дяденька! Я, поглядеть, ростом небольшой, а ловкий.

– Ну ладно, – после небольшого раздумья сказал человек в бурке, – ладно, быть по-твоему. Будем воевать вместе за Советскую страну! Исаев! – крикнул он небольшому чернявому пареньку, который стоял неподалёку и, улыбаясь, прислушивался к разговору. – Сведёшь мальчугана в обоз. Пускай его приоденут, покормят… У нас в отряде останется. Так и скажи – Чапаев приказал!

Неужели Чапаев?

– Это, значит, вы и есть?.. – оторопело спросил Митя, широко раскрытыми глазами уставившись на Чапаева.

– А что? – усмехнулся Чапаев.

– Не похожий, – выпалил Митя.

Чапаев усмехнулся ещё веселей.

– Чем же не похож?

– Я думал, у Чапаева ус чёрный… и конь рыжий… и сам повыше…

– Да ведь конь у меня, так и есть, рыжий. А усы, видишь, не удались… Ничего не поделаешь! Как тебя звать-то?

– Митя.

– Митя? Вот и хорошо! Ну, Митя, пока прощай, скоро свидимся.

Мальчик отвернулся – не хотелось ему разговаривать. Но человек в бурке ждал ответа.

И он скрылся в дверях ревкома так быстро, что Митя больше ничего не успел ему сказать.

А солнце сияло по-весеннему, ярко и тепло. Высоко в небе, как колокольчик, звенел невидимый жаворонок. Даже вода в большой луже на дороге засверкала, заблестела, заиграла… Хорошо стало кругом!

– А ну-ка, хлопец, без мечтаний! – проговорил Петя Исаев, главный ординарец товарища Чапаева. – Пошли! Буду тебя в отряд определять.

– Дяденька… – и веря и не веря тому, что произошло, спросил Митя, – дяденька, а он вправду Чапаев?

Петя Исаев в ответ засмеялся:

– Вот чудак! Да разве по нему не видно?

Митя стал кашеваром

Первое время Митя находился в обозе при походной кухне. Он помогал однорукому кашевару Федосею Михалычу.

В бою с белоказаками осколком гранаты Федосея Михалыча ранило повыше локтя. Долго лежал он в госпитале, и долго лечили его, а всё-таки руку пришлось отнять. Врачи признали Федосея Михалыча не годным к военной службе, но старик не захотел уйти из чапаевского отряда. «Кашу стану варить – и то от меня польза» – сказал он, возвращаясь в отряд.

Но варить кашу одной рукой было всё-таки трудно, и Федосей Михалыч был доволен, когда к нему в помощники определили Митюшку.

А Мите эти дела были знакомы. Не раз чистил он дома картофель, разжигал огонь, таскал воду, промывал крупу. Не мог нахвалиться своим помощником Федосей Михалыч. «Ну что за парень! Что за работничек!» – приговаривал он, поглядывая на Митино старанье.

Только мешать варево он ни разу Мите не доверил.

– В чём, в чём, а в этом деле, Митюшка, сноровка требуется! – говорил он, с трудом перемешивая одной рукой густую жирную похлёбку. – Не усмотришь, пропустишь – пригорит. Что нам тогда делать? Срам будет, коли мы наших бойцов пригоревшим кормить станем…

В обозе Митя привык ко многому. Частенько во время сражений походная кухня бывала близко к месту боя. И не раз снаряд, свистя, пролетал над ними. «Голову пригибай, Митя! – кричал ему тогда Федосей Михалыч. – Голову, голову береги…».

Голову-то Митюшка, конечно, берёг, как приказывал ему Федосей Михалыч, но про себя думал: коли угодит снаряд прямо в повозку с котлом, тут уж нагибай не нагибай, а голову на плечах едва ли удержать.

Случалось им стоять с утра до ночи за прикрытием и ждать, когда кончится бой, чтобы покормить усталых и голодных бойцов горячей похлёбкой. Случалось мокнуть под дождём и страдать от солнца. Случалось под свист пуль отступать вместе с отрядом. Но это бывало редко. Чапаевцы почти никогда не отступали. А вот в наступление отряд шёл часто. Тогда Федосей Михалыч и Митюшка садились на повозку и гнали коней, чтобы не отстать от своих.

Митя знакомится с Алексеем

С одной стороны наступали белоказацкие сотни.

С другой стороны – офицерские полки.

Неприятель старался замкнуть в кольцо всё Поволжье и отрезать хлебные и сытные места от Москвы и Петрограда (так назывался в то время Ленинград).

Положение, в котором находился отряд Чапаева, было трудное: против него наступали враги и лучше вооружённые, и обученные лучше, и намного превосходившие численностью.

И вот, несмотря на трудность положения, Чапаев решил нанести удар противнику, чтобы, как говорят по-военному, вырвать инициативу из рук врага. Все свои силы он стянул к селу Подшибаловке, а противник занимал сёла Орловку и Ливенку.

В тот вечер, когда Митя познакомился с Алексеем, чапаевцы уже второй день стояли в Подшибаловке.

Наступали сумерки. Федосей Михалыч отправился на провиантский склад за провизией, а Митя стал приводить в порядок несложное кухонное хозяйство: мыть и чистить котёл. Это было Митиной обязанностью.

Только успел Федосей Михалыч скрыться за поворотом, как прямо на Митю выскочил верховой. Осадив коня у самой повозки с котлом, он крикнул: «А ну-ка, паренёк, налей похлебать, да погорячей!» – и сдёрнул кубанку с курчавой светлой головы.

Митя отлично знал, что в котле ничего не осталось, что всё давным-давно съедено, а всё-таки для виду заглянул внутрь и поскрёб по стенкам длинным разливным ковшом.

– Пусто! – с сожалением сказал он: кудрявый всадник ему понравился. – Ты бы пораньше…

– Пораньше нельзя было. Пораньше знаешь где был… Вон там! – он кивнул туда, где, Митя знал, находились Орловка и Ливенка, занятые противником. – Понял?

– Понял, – сказал Митя. Видно, всадник был из конной разведки, раз его так далеко носило.

– Ну, коли нет горячего, где-нибудь ещё перехвачу. Голодным не останусь.

Словоохотливый всадник пришёлся Мите по душе.

– Обожди, – сказал он, – тут у меня чуток сала есть… и хлебушка найдётся.

Верховой перекинул через седло ногу и соскочил на землю.

– Это дело! – сказал он и протянул Мите большую, крепкую руку. – Будем знакомы: Алексей Новиков. Можешь звать просто Лёшкой… А тебя не Митюхой ли величать?

Митя удивился:

– А ты почём знаешь?

– А что, не Митюха разве?

– Верно. Митя.

– То-то же! Это у меня от роста такая догадка. Такой длинный уродился – мне кругом всё видно да всё слышно. Опять же, с коня почти не слезаю. А с коня ещё виднее.

Митя засмеялся. Ишь ты, какой весёлый! А с краюхой как управился! Всю подъел. И сала ни кусочка не оставил. А теперь аккуратно стряхнул с себя крошки, вытер губы.

– Слышь, Митя, приходи к нам в конную разведку – гостем будешь. На том конце села стоим… Придёшь?

– Приду!

– Ну, пока прощай! За угощенье спасибо!

Алексей вскочил на коня, крепко шлёпнул его ладонью, и в один миг и конь, и всадник скрылись за сараями.

Митюшка проводил их глазами. Лихой кавалерист! Крепко, ладно сидит в седле. Будто влитой! Из винтовки тоже, небось, стреляет как полагается, без промаха. А на вид немногим постарше Мити. Ну сколько ему? Годов семнадцать?

Митя отправляется в гости

Новый знакомый так понравился Мите, что он, не откладывая в долгий ящик, на другой же день отправился в конную разведку.

Село было большое, длинное, и загибалось оно широким полукругом, вроде подковы.

«Коли мне на тот край улицей идти, – подумал Митя, – я до вечера не дойду. Нужно взять прямо через луг».

Так он и сделал. И, видно, не один Митюшка был догадлив: неширокая, крепко утоптанная тропа протянулась, соединяя оба края села.

Митя шёл по тропинке. Ветер обвевал его лицо, а нежаркое осеннее солнце золотило скошенные поля, уже пожелтевшие листья деревьев и переливалось красным пламенем на кистях рябины. «Вот ведь как… – думал Митя, быстро вышагивая по тропке. – Война идёт, а незаметно. Мужики с полей хлеб свозят, не торопятся. Бабы на пруду бельё полощут. А коровы – те траву жуют. Им хоть бы что! И гуси пасутся. Ишь ты, важные! А ведь в соседних сёлах (это Митя хорошо знал) беляки. И, может, завтра сильный бой будет…».

Далеко, за смутно виднеющейся лиловатой полосой кустов, расположились передовые цепи, передовая линия красных бойцов. А ещё дальше, там, где небо слилось со степью, невидные для глаз, находились одно подле другого Орловка и Ливенка.

Митя шёл быстро и даже не заметил, как, пройдя луг, вышел на другой конец села.

Вышел он прямо к высокому дому с окнами, обведёнными голубыми резными наличниками. На крыльце дома, играя на ветру, висел красный флаг, и по обе стороны ступенек стояли, задрав носы вверх, пулемёты.

На завалинке, как раз против этого дома, сидел Алексей Новиков и небольшим сероватым бруском острил шашку.

Митя мечтает

– Здорово, Митя! Пришёл? – встретил Митю Алексей. – Я, видишь, шашку острю, а сейчас буду начищать. Приказ получен – в разведку отправляться… Хороша? – спросил он, вертя перед Митей шашку и любуясь чистым блеском стали.

Митя кивнул. Что там говорить: шашка была загляденье!

– А ты попробуй, до чего остра! Бритва…

Митя осторожно и с уважением дотронулся до остро отточенного лезвия и вдруг спросил:

– Лёша, а что в том доме?

– Как что? Штаб… ясное дело!

– Ну-у?.. И товарищ Чапаев там?

– Ясное дело. Где ж ему быть! Сидит – сражения обдумывает.

– Ну? В каком окошке?

Алексей ответил не задумываясь:

– В крайнем.

Теперь Митя с особым интересом стал смотреть на дом и на крайнее оконце, светло озарённое солнцем.

А вдруг откроется сейчас это крайнее оконце, выглянет Василий Иванович Чапаев, увидит Митю и крикнет его! «Здорово, – скажет, – Митюша! Ну, как жизнь? Не пора ли тебе настоящим делом заняться?». И ответит ему Митя: «Пора, пора, товарищ Чапаев! Мне страх как надоело кашеварить?» – «Куда же тебя назначить, Митя?» – спросит Чапаев. А Митя ему: «Куда хотите, назначайте, товарищ Чапаев, а уж я не подкачаю!» – «Ладно! – скажет товарищ Чапаев. – Назначаю тебя в конную разведку…»

Ох, до чего бы славно!

Но Чапаев был далеко

Сколько Митя не вглядывался, не открылось стеклянное оконце и не выглянул из него Василий Иванович. Был в это время Чапаев далеко, совсем в другом месте.

Ещё утром его вызвали в штаб армии, чтобы согласовать совместные действия против неприятеля. Было решено завтра дать сражение под Орловкой и Ливенкой.

К вечеру все вопросы были выяснены, и Чапаев стал собираться к себе в часть, в село Подшибаловку.

– Подожди маленько, Василь Иваныч, – предложил кто-то из командиров. – Конных вперёд вышлем – пусть пощупают. Как бы на беляков не налететь…

– Нельзя ждать! – коротко сказал Чапаев. – Каждая минута дорога.

– Ждать не хочешь – возьми хоть верховых с собой. Смотри, сцапают тебя с твоим тарантасом!

Чапаев только головой покрутил:

– Пустое! Ничего не будет. Отстреляемся в случае чего. Не впервые этой дорогой едем.

– Бубенцы сними хоть! – не унимался командир. – За три версты слыхать, что едешь.

Чапаев только засмеялся в ответ:

– Вот и хорошо! Пусть звенят. И пусть знают, что Чапай едет, – посторонятся!