Текст книги "Ледяной Ирис (СИ)"

Автор книги: София Серебрянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Сибори поддерживал его в подобной инициативе – не потому, что его действительно волновала судьба множества покойников, а потому, что стремился лишний раз показать мальчишке их схожесть. А следовало ли делать что-то подобное? Ведь всё чаще доводилось ловить на себе заинтересованные взгляды подростка, его желание хоть немного сблизиться со странным лекарем – и делать вид, что он не замечает подобных перемен. Следовало, чтобы мальчик признал свой интерес первым, чтобы он не утратил ощущения, будто контролирует ситуацию: те, кто жаждет манипулировать другими, но не имеет для того достаточного опыта, часто попадаются в эту ловушку. Однажды поспешив, Сибори сам попал в неё, и не желал более повторения подобного опыта.

Над лагерем давно опустилась ночь, холодная, как и большинство зимних ночей на островах. Сибори одиноко сидел у костра, и лишь где-то вдалеке маячила спина часового; прочие давно уже отошли ко сну.

За спиной послышались робкие шаги. Лекарю не нужно было даже оборачиваться, чтобы узнать Ичиру. И всё же следовало играть нужную роль – лис посмотрел на приближающегося мальчика, всё ещё слегка прихрамывающего и придерживающего повязку на животе.

– Почему вы не спите? – спросил Сибори, стараясь казаться строгим. – Вам следует больше отдыхать, если вы желаете окончательно поправиться.

Ичиру присел рядом, протягивая руки чуть ближе к костру, так, чтобы согреть ладони. Сибори же продолжал играть роль заботливого взрослого:

– Вот видите, вы мёрзнете. Думаю, вам стоит…

– Господин, а вы… как вы думаете, не связано ли то, что господин Кадани обезумел, с тем, что он… ну… любил мужчину? Может, это ненормально само по себе, и он с самого начала был таким, и… – голос мальчика дрожал, и лису быстро стало ясно: если он будет медлить – ребёнок, чего доброго, решит, что сам помутился умом.

– Как лекарь, скажу так: это никоим образом не может быть связано. Обезуметь его заставила смерть любимого: всегда тяжело терять тех, кто был настолько близок.

Следовало рассказать о своей любви, о том, что произошло с Шигэру – умолчав, кто тому виной, разумеется – но голос предательски сорвался. Младший из сыновей семьи Шукима заглянул собеседнику в глаза – и тихо вскрикнул от неожиданности:

– Вы… плачете, господин?

– Нет, что вы. Я… Просто от дыма глаза слезятся, – Сибори отвернулся. Не хватало ещё, чтобы Ичиру счёл его слабым и недостойным: сейчас это, наверное, было бы хуже всего.

– Вы врёте. Ветер дует в другую сторону; сюда дым не долетает.

Тем временем Сибори уже справился с эмоциями, после чего коротко произнёс – и это вместо заготовленной долгой речи:

– Я и сам некогда любил мужчину. Но… он погиб. Так что я понимаю, как себя чувствовал господин Кадани. Во что до сих пор не могу поверить – так это в то, что я оказался сильнее духом, чем тот, кому я служил.

На этом силы покинули лекаря окончательно; плача, он мысленно проклинал своё желание вновь заговорить о Шигэру, вспомнить его прикосновения, его голос… Вспомнить то, что лис отдал взамен на кровь, смерть и грязь, что пришли в мир после смерти возлюбленного. Наверное, поэтому Сибори не понимал, что делает, когда ощутил прикосновение ладони к своей щеке, когда крепко сжал эту ладонь в своей и притянул к губам, осыпая быстрыми поцелуями. Лишь затем пришло осознание – вслед за широко распахнутыми, почти испуганными глазами Ичиру.

– Я… простите, я… мне не следовало… – Сибори попытался отвернуться, но уйти ему помешали чужие руки, крепко обхватившие шею. Подросток почти не дышал, прижимаясь к старшему юноше, будто боялся, что его сейчас оттолкнут. Лекарь прекрасно понимал: это не любовь или что-то ей подобное, лишь детский интерес, стремление узнать что-то доселе неведомое, но почему бы этим интересом не воспользоваться? Тем более что Ичиру считает себя взрослым, а взрослые не могут по-детски интересоваться: только любить. По крайней мере, в том идеальном мире, что выдумало для себя это глупое дитя.

Совсем по-детски сейчас смотрел на него Ичиру: снизу вверх, запрокинув голову и неуверенно глядя на губы лиса. Сибори никак не мог отделаться от навязчивой и, в общем-то, верной мысли: перед ним – ребёнок. И целовать этого ребёнка, как он целовал Шигэру, было бы невиданной наглостью с его стороны. Но, если подумать… Шигэру был намного старше, так почему бы самому Сибори не найти возлюбленного, который по сравнению с ним самим ещё молод?

Но тут послышались торопливые шаги, и Сибори с Ичиру одновременно отпрянули: никому не хотелось быть замеченным в подобном положении. Тем временем к костру подбежал один из солдат. Отдуваясь, он воскликнул:

– Вот вы где! Господин Джиро…

Не дожидаясь дальнейших разъяснений, Сибори бросился к шатру старшего из сыновей семьи Шукима: следовало сейчас сделать вид, что он обеспокоен судьбой этого недоверчивого дурня…

========== Глава XXXXIV: Глупый пёс ==========

– Зачем ты явился?! – прошипел сквозь сжатые зубы Джиро: он не желал видеть лекаря даже теперь, когда и непонятливому крестьянину стало бы ясно, сколь серьёзно его положение. Одно прикосновение ко лбу, и Сибори отдёрнул руку, будто и в самом деле обжёгся: жар, притом сильный.

– Дайте мне осмотреть вас, – твёрдо, будто бы говорил с ребёнком, произнёс Сибори. – Похоже, это серьёзно.

– Как ты сумел меня отравить, выродок?! Ведь это твоя вина, верно?! – воскликнул упрямец: даже сейчас он не желал принять помощь искренне желающего спасти его Сибори. Ичиру выступил вперёд, восклицая:

– Брат, хватит! Он ни в чём не виноват!

– А ты молчи! – выкрикнул Джиро, попытавшись вскочить и тут же со стоном обвалившись обратно на своё ложе. – Кто здесь старше – ты или я?! Мне лучше знать, как и с кем поступать!

– Если вы не перестанете упрямиться, вы умрёте, – резко прервал чужую речь Сибори, надеясь хотя бы так испугать глупца. Но нет – вместо ожидаемой реакции он получил ещё один настороженный взгляд:

– Ты смеешь мне угрожать, выродок?! Дай мне только встать, и я сам отрублю тебе голову!

Воин, приведший лекаря к своему господину, стоял рядом, нерешительно переминаясь с ноги на ногу: он не знал, следует ли выполнять приказ старшего из братьев или же сейчас к нему не нужно прислушиваться из-за болезни господина.

– Брат просто бредит, – торопливо заверил Ичиру, встревожено глядя на лиса. – Он не желает тебе смерти.

– Даже если бы и желал, мой долг – помочь. Позвольте мне хотя бы взглянуть на вашу рану!

Старший из сыновей семьи Шукима оскалился подобно зверю, но больше не пытался пошевелиться. Сибори наклонился, осторожно распахивая его одеяние и мгновенно находя взглядом воспалившуюся «царапину» на ноге. От словно ставшего мягче тела исходил неприятный запах гниения, знакомый, как никакой другой; так знаком почтенному семейству нелюбимый и нежеланный гость.

– Боюсь, что здесь я могу помочь только одним путём, – Сибори посмотрел в глаза Джиро, надеясь, что строгий голос заставит больного подчиниться. – Нужно отрезать поражённую конечность.

– Вот, значит, что ты задумал! Решил превратить меня в калеку, сделать ни на что не способным ещё до старости, а после – убить?! Так ведь?! – закричал Джиро и тотчас закашлялся. Ичиру, всегда ранее одёргивавший брата, молчал и лишь прикрывал рот руками. Бедное дитя… Жаль, что для выполнения плана Сибори не нуждался в его брате, более того – желал бы от него избавиться.

– Вы уверены, господин? Стоит мне не вмешаться сейчас – и вы погибнете.

Он не знал до конца, почему так ведёт себя Джиро, но ощущал в нём острое желание сопротивляться любым, даже самым разумным мыслям. Так пёс, прикованный цепью к столбу, пытается разорвать цепь, не видя, что душит себя ошейником; нужно лишь подразнить этого пса – и тот сам задохнётся.

– Не смей ко мне приближаться, ты понял?! – кричал старший из сыновей семьи Шукима. – Я прокляну тебя, если ты посмеешь…

Сибори молча покинул шатёр; на запястье мигом сжались дрожащие пальцы. Пусть Ичиру и пытался казаться старше, но страх за брата превратил его в дитя, каким он, по сути, и являлся:

– Ты не поможешь ему?!

– Я не могу помочь тому, кто сам этого не желает, – стараясь держать лицо, проговорил Сибори. Пальцы впились в кожу сильнее:

– Но он умрёт! И ты просто так бросишь моего брата?!

– Если он поправится после того, как я проведу операцию, и не умрёт до того от потери крови, от боли, от нового заражения… – на мгновение лис примолк, переводя дыхание, после чего посмотрел в глаза подростка и негромко спросил:

– Будет ли он счастливым, живя жалким калекой? Или, быть может, лучше дать ему право выбора? Нет нужды в поддержании жизни, если сам больной не желает жить изуродованным и искалеченным. Ты желаешь своему брату такой жизни?..

Мальчик молчал, не двигаясь с места; лекарь так же молчал, опустив голову и стараясь больше не встречаться взглядом со своим собеседником.

Он ожидал того, что будет, и потому не сильно удивился, когда неделю спустя, ко второму месяцу зимы, Джиро Шукима отошёл на ту сторону Отражённых Небес.

Ичиру не был сильным; он плакал, будто дитя, глядя на мёртвого брата, и то и дело хватал за руки Сибори, дабы убедиться, что хотя бы он не собирается покидать этот мир. Лис ожидал, что после мальчишка решит возвращаться к северному побережью, туда, где правит его отец. Но быстро, быстро этот пытающийся быть взрослее ребёнок вытер с лица слёзы и упрямо сказал:

– Сейчас моя семья – последние, кто остался из четырёх великих родов. А значит, мы должны отправиться в столицу и потребовать, дабы нам выдали последних дочерей рода Шинджу: если хотя бы одна из них станет моей женой, войны будут закончены.

Ребёнок пытался быть взрослым; пытался он продемонстрировать эту же взрослость и своему «возлюбленному», желая то и дело зайти дальше простых объятий и поцелуев. Сибори под предлогом заботы об этом ребёнке отказывался, на деле не испытывая к нему никаких чувств.

К середине зимы войска семьи Шукима подошли к столице.

========== Глава XXXXV: “Всё, что будет после меня” ==========

Безликий стоял на городской стене, не сводя пристального взгляда с огней вдалеке. Эти огни, ещё не добравшиеся до города, до того приближались, но сейчас замерли: та армия, что шла на столицу, не торопилась. Они знали: войска Шинджу разгромлены, и сейчас в городе лишь жалкие остатки их прежней армии, – и потому, верно, не сомневались в своей грядущей победе. Да и был ли у них повод для сомнений?

– И что нам делать, господин? – неуверенно спросил своего командира один из уцелевших солдат. – Мы ведь не удержим их, если они прорвутся в город.

– Значит, нужно не дать им и подойти к стенам, – спокойно заметил Безликий. Солдат всплеснул руками:

– Вы-то дух, воскреснете, в случае чего! А нам-то что делать?! Мы смертны, знаете ли.

– Сражайтесь так, словно вы бессмертны; это последний шанс, ясно вам? – пусть лица Безликого не было видно, по голосу становилось ясно: мужчина нахмурился.

Огни вдалеке сияли так безмятежно, и, верно, будь он ребёнком, он бы заворожено глядел на этот блеск, как на каких-нибудь кружащихся в саду у озера светлячков. В детстве ему часто доводилось играть в саду отца, в прежнем их доме, далеко к западу от столицы. Ныне их старый дом заброшен: давно, давно они покинули его. А отец… отца уже нет в живых, и не следует надеяться, что он поможет и поддержит. Нужно идти по избранному пути, и не отступать от него – ни на шаг. Он – последний, кто может защитить столицу. А может ли?

– А есть ли он у нас, этот шанс? – воскликнул другой солдат, будто подслушав мысли Безликого. – Наш правитель мёртв, одна из его дочерей исчезла! Не посадим же мы на трон оставшуюся девицу!

Безликий промолчал: ему нечего было сказать.

Совсем недалеко, на горизонте, тянулась городская стена, кажущаяся в сгущающемся полумраке большой чёрной гусеницей. Сибори смотрел на эту гигантскую гусеницу, не веря, что они уже столь близко. Через сколькое пришлось пройти на этой дороге, сколькое пережить? Воспоминания медленно тянулись, неторопливо сменяя друг друга – так же, как облака на ночном небосводе. Совсем недавно, меньше года назад он покинул деревню, ставшую родной, отрёкся от прошлого, решив: в нём нет нужды. Разорвал ту цепь, которой сковывала его любовь к Шигэру. Добился бы он чего бы то ни было, если бы остался, не нашёл в себе сил пойти на тот страшный шаг?.. Наверное, нет. И всё же отчего тогда нет радости от ощущения близкой победы, как было раньше, нет прежнего счастья?

На плечо легла чужая ладонь, и Сибори подскочил: разом вспомнились ему все безумные видения, что являлись ему после гибели Шигэру, вспомнились все кошмарные сны. Резко обернувшись, он почти столкнулся лбами с Ичиру. Нет, то не призрак, показалось.

– Не могли бы вы не подкрадываться так неожиданно? Я… немного задумался, простите.

– Я ведь уже говорил, – ладонь мягко поглаживала плечо: мальчишка всеми силами пытался играть в их своеобразной «паре» ведущую роль, демонстрировать свою взрослость, какой на самом деле в нём отродясь не имелось. – Ты можешь звать меня по имени.

– Если ты так пожелаешь, – лис устало зажмурился, представляя: не этот ребёнок прикасается к нему, а другой, давно мёртвый, человек. Если бы Шигэру был здесь, если бы ждал его назад – ведь было бы намного приятнее сейчас думать о том, сколь близок финал этого пути.

– Ты злишься на меня, Сибори?

Мальчик был единственным, кто звал лиса по имени с тех пор, как отошёл на ту сторону Отражённых Небес Шигэру. Озадаченно моргнув, лекарь посмотрел на своего «возлюбленного»:

– С чего ты взял? Нет, конечно же.

– Ты уже давно не говорил со мной, не приходил ко мне, – почти шёпотом проговорил подросток, обнимая лиса за плечи. Столько детскости было в этих словах, что хотелось прижать к себе этого ребёнка и гладить по голове, а не пытаться всеми силами увидеть в нём взрослого юношу. Сибори накрыл ладонь подростка своей:

– Я боялся, что ты осудишь меня из-за того, что… вышло с твоим братом.

Ичиру закрыл глаза, утыкаясь носом в плечо лекаря и шепча:

– Я думал, что я силён, понимаешь? Я думал, что смогу отпустить брата, если он не желает жить калекой. Но… но я приказал идти на столицу. Ты ведь понимаешь, что я просто хочу отомстить? Моего брата убили, и мой долг – пролить кровь тех, кто это сделал. А они… они бежали сюда.

Сибори слушал, меланхолично кивая в такт словам: он не собирался всерьёз разбираться с откровениями открывающего ему душу мальчишки. Да и зачем ему сдался этот мальчишка? Только как прикрытие. И тем неожиданнее прозвучали следующие слова:

– Я уже сказал солдатам: если со мной что-то случится, ты останешься после меня.

– О чём ты говоришь?! – на сей раз Сибори был удивлён совершенно искренне. Он не планировал подобного, тем более – не мог ожидать. Ичиру ткнулся губами в его щеку:

– Они верят тебе. Ты многих из них вернул едва ли не с той стороны Отражённых Небес, и потому… они приняли моё решение. Семья моего брата не может наследовать престол, если я погибну; отцу давно пора отойти от дел, да и болезнь сильно подточила его здоровье. Так кто останется, если я встречу смерть в завтрашнем бою? Одни девицы, ни на что не годные!

Резкость высказывания не смутила Сибори: здесь и в самом деле упорно растили из женщин бесполезных кукол, какие в лучшем случае приносили семье наследников, в худшем – мёртвым грузом висели на шеях у своих братьев и отцов, если им не успевали до срока найти супруга или у них не могли появиться дети. Что дурного в том, чтобы сказать правду?

И снова – холодные объятия, которые наивные мальчишка принимал за изъявление любви; и снова – пристальный взгляд, устремлённый на спящую столицу.

========== Глава XXXXVI: Перелом ==========

Безликий молча стоял в опустевшем дворце. Он смотрел по сторонам, запоминая те мгновения, когда он ещё мог быть свободным, когда столица ещё не пала. Он знал: за ним идут. Внизу уже слышались шаги и звуки битвы: враги приближались.

Может ли быть, что это конец?.. Да, наверное. Остаётся надеяться лишь на одно: достаточное число рвавшихся в город погибнет, пытаясь пробиться через жалкие остатки армии Шинджу. Быть может, даже свершится его месть – та, ради которой он вдохновлял своих людей, вёл их на заведомо проигранную битву…

Готов ли яд? Да, он здесь, в его руках. С трудом оторвав взгляд от небольшой чаши, Безликий перевёл взгляд на съёжившуюся в углу Куроми.

– Они скоро пробьются сюда. Госпожа, вам нужно выпить это.

– Я не хочу умирать! – тонкий, дрожащий голос девушки разбивался о стены. Сейчас Чёрная Жемчужина отнюдь не казалась прекраснейшей среди живущих на островах дев: её лицо было ныне бело не той аристократичной бледностью, что так ценится в женщинах, а бледностью по недоразумению ещё живого мертвеца.

– Госпожа, сами подумайте, что лучше: выжить сейчас и всю жизнь мучиться, будучи женой нелюбимого человека, ненужной игрушкой, от которой, возможно, сразу же после объединения островов решат избавиться, или же умереть сейчас? Чего желал бы ваш отец?! Позволил бы он вам предать собственную гордость, предать свою семью лишь ради пары лишних лет несчастливой жизни?!

Куроми молчала, и лишь судорожно дёргала тонкими пальцами рукав. Девушка сжимала ткань с такой силой, словно от этого зависела её жизнь, и тонкий шёлк рвался под таким напором. Наконец, она приблизилась и несмело взяла чашу. Чёрная Жемчужина знала: в этой чаше – её смерть. Умереть, но не сдаться, не склониться перед врагом – разве не это настоящая сила? Зажмурившись, девушка быстро осушила чашу – до самого дна. Лишь ещё пару мгновений она держалась на ногах, затем тяжело опустилась на пол, будто подрубленное деревце. Безликий смотрел на неё, смотрел на опустевшую чашу, расколовшуюся на две неровные половины – и жалел, что в ней больше не осталось яда.

– Кажется, этот был последним.

Сибори бы не стал говорить столь уверенно. Как и положено, он держался как можно ближе к Ичиру: не умея сражаться, весьма неразумно было бы покидать мальчишку и остальных солдат. Вздохнув, лекарь осмотрелся:

– Нужно отыскать дочерей господина Шинджу, если, конечно, они ещё здесь: их ведь могли и увезти из дворца.

Младший сын семьи Шукима посмотрел на своих солдат, коротко приказывая им обыскать дворец. Сам мальчишка двинулся в соседний зал, взяв с собой лишь Сибори: он не отпускал лиса от себя, не без оснований опасаясь, что его убьёт первый же встречный воин. Сам же лекарь пока пребывал в раздумьях: как поступить с этим мальчиком? Если удастся осуществить свой нынешний план, Ичиру будет лишь мешать…

Тем временем что-то тихо звякнуло в конце коридора – и мальчишка, забыв об осторожности, кинулся вперёд. Сибори не ждал, что там будет таиться опасность, и потому бросился за молодым господином, вбегая следом за мальчишкой в отворённую дверь залы.

Там, в самом его центре, стоял Безликий. У его ног сломанной куклой лежала черноволосая девушка, от одного взгляда на которую становилось ясно: жизнь покинула это тело.

– Вы – Безликий, верно? Я слышал о вас, – стараясь говорить уверенно, Ичиру сжал руку на рукояти клинка. Мальчик пытался казаться сильным воином, но его плечи и спина вздрагивали: слишком силён был страх перед этим существом, которое многие считали чем-то большим, чем человек. Сибори не боялся, даже глядя на оружие у того в руках: сейчас наступал переломный момент этого долгого пути.

Безликий бросился вперёд, выхватывая меч – на сей раз тот был закреплён в ножнах под левой рукой. Ичиру внимательно следил за противником, готовясь отразить удар. Он уже занёс меч – и точно не ждал, что лис с силой толкнёт его в спину, навстречу вражескому лезвию. Казалось, даже сам Безликий был удивлён, что сумел добраться до последнего из сыновей семьи Шукима. Мальчишка рухнул на пол, не успев, кажется, даже сообразить, что произошло. Безликий не пытался удержать свой клинок: напротив, он отшатнулся, будто испугавшись, что сейчас текущая кровь коснётся его рук.

– Ну вот, – Сибори усмехнулся, глядя на противника. – Мы остались одни, верно?

– Уходи, и ты не погибнешь, – голос врага чуть дрогнул: пусть тот пытался храбриться, но почему-то не предпринимал никаких действий. Не пытался наброситься снова, ударить… И это окончательно подтвердило мысли, давно блуждавшие в голове лекаря; отдельные детали сложились воедино.

– Ты проиграл, Безликий. Или лучше сказать… ты проиграла?

Противник передёрнулся; если бы его лицо было открыто, его бы, верно, залила та же мертвенная бледность, что и у лежащей на полу Чёрной Жемчужины. Сибори же продолжал говорить, и с каждым мгновением молчания Безликого его уверенность крепла:

– Шлем приглушает голос, скрывает лицо, доспехи позволяют спрятать фигуру. У Тэцуи Шинджу не было сыновей, но была дочь, которая хотела манипулировать собственным отцом. И она добилась цели – нужно было лишь изменить себя так, чтобы отец не сумел её признать. Ведь так всё было, верно, госпожа Широми? Белая Жемчужина Запада не пропадала без вести, не умирала: просто вы после смерти отца решили встать на его место, воспользовавшись привычным образом. И та старуха, пришедшая к служанке Кадани – это тоже были вы. Белые волосы заставляют окружающих видеть человека старше, чем он есть: вы испачкали лицо, пытаясь притвориться нищей, и вымазали волосы сажей, но та частично осыпалась. Это сыграло вам на руку: Нанаши увидела в вас старую женщину, не разглядев за «седыми» волосами молодого лица. И ещё одна ошибка: глаза… Вы не прятали глаз. Кто-то мог подумать, что светлые глаза – признак духа; я же знаю, что вы просто такое же дитя иностранки, как и я.

Безликий молчал, опустив голову. Наконец, тишину зала нарушил негромкий шёпот:

– Как?..

– Думаю, вам было тяжело, госпожа Широми: ваш отец погиб у вас на глазах, а ваша сестра… Полагаю, вы хотели убить её, и после – умереть сама? Сделать так, чтобы никто из вашей семьи не оказался под властью врагов?

– Да, – чрезмерно поспешно воскликнул «Безликий», снимая шлем. По плечам рассыпались длинные белоснежные волосы, до того тщательно собранные. Девушка, чьи светлые, пронзительно-зелёные глаза смотрели так непреклонно. Теперь она не шептала, и её голос, пусть и несколько охрипший от волнения, не казался мужским.

– Вы лжёте, госпожа Широми. Вы убили сестру, чтобы не дать семье Шукима официально завладеть столицей. Стань она женой господина Ичиру – и ваша битва была бы проиграна. Думаю, вы не хотели убивать её. Но… будь она жива, у вас, как у Безликого, не осталось бы возможности пробиться к власти. Вы сделали выбор, госпожа, и выбор то был не в пользу вашей сестры.

– Откуда тебе-то знать?! – теперь голос, преисполненный ненависти, пронзительно звенел; Широми походила на змею, скрутившуюся в тугие кольца и готовую вот-вот снова сорваться в бой. Сибори лишь горько усмехнулся:

– Потому что я такой же, как вы, госпожа.

Белая Жемчужина смотрела в глаза собеседника – и не находила в них столь желанной сейчас фальши. Лис не лгал – и оттого она не знала, как поступить. Наконец, змея отступила, опуская взгляд:

– Ты же победил, чего ждёшь?! Убей меня! Ты ведь за этим явился, будь ты проклят?!

– Нет. Я ещё не победил. Так же, как и вы, госпожа, ещё не проиграли.

Широми не доверяла ему – и её недоверие можно было понять. Она видела в нём своё отражение – не в сильном воине, но в слабом мужчине, который заставлял сильных склониться перед ним.

– Чего ты добиваешься?!

Сибори не торопился: он знал, что остальные не скоро явятся сюда. Улыбнувшись, он сделал шаг к тотчас отшатнувшей девушке:

– Я хочу предложить вам сделку, госпожа.

– Сделку?.. – Широми недоверчиво нахмурилась. Лис продолжал усмехаться: как не посмеяться, видя, что даже столь достойная соперница, долгое время даже его вводившая в заблуждение, та, что была одновременно и «глупой куклой», и самым грозным из воинов Шинджу, ныне загнана в угол?

– Мне нужна власть, так же, как и вам. Я не знатен; вы – женщина. Ни я не смогу править этой страной, ни вы; но вместе мы могли бы владеть всеми островами. Семья Шукима падёт со смертью господина Рийоты: вряд ли найдутся те, кто пожелает стать супругом одной из двух вдов. Внучка же господина слишком мала, и до той поры, пока она вырастет, люди привыкнут к миру: никто не пожелает вновь разжигать войну.

– Вы предлагаете мне… стать вашей женой? – Широми усмехнулась в ответ. – Как будто вы не отстраните меня от власти сразу же, как только займёте трон!

– Я не смогу этого сделать: народ не пожелает видеть у власти простолюдина. Мне нужно имя вашей семьи; вам – мужчина, который не запрёт вас под замок. Разве это невыгодная сделка? Думаю, вы должны видеть выгоду в подобном предложении; я её уж точно вижу, как для себя, так и для вас.

В коридоре уже слышались шаги: воины семьи Шукима приближались.

– Решайтесь, госпожа. Вы хотите умереть здесь? Хотите, чтобы ваша попытка сохранить власть оказалась напрасной?..

Белая Жемчужина пристально посмотрела на лиса, пытаясь понять, можно ли ему поверить – тому, кто только что толкнул собственного господина на клинок врага. Нет, она не верила. Но был ли у неё выбор?..

Широми медленно, как-то обречённо кивнула.

========== Эпилог ==========

Меняются правители, меняются люди; но всё так же сменят друг друга лето, осень и зима, и всё так же мерно покачиваются волны – острова живут своей жизнью, как и небо над ними, как и Отражённые Небеса, в которых они плывут.

Семь лет минуло со дня воцарения Белой Жемчужины и её супруга, и шесть – с окончательного объединения островов. Люди за многие года устали от войн: им всё равно было, кто будет у власти, если он не станет притеснять тех, кто просто желает спокойно жить.

Но время будто свилось в кольцо, как свиваются змеи; сейчас по знакомому лесу, давным-давно оставленному, брёл одинокий путник. Он скрывал лицо, и мало кто решил бы, что нынешний император способен покинуть столицу в одиночку.

Он шёл – и не знал, найдёт ли на прежнем месте хотя бы развалины. Вот и знакомый мост, и знакомый неширокий ручей. Столько лет минуло – и тот цветок, что прежде пробивался из-под камня, теперь лежит увядшим: вода питала его корни до той поры, пока они не сгнили. Теперь даже под солнечным светом цветок не мог тянуться ввысь: он сгибался к земле, готовый уже пасть.

На месте старой хижины ничего не было, лишь небольшая проплешина сухой, мёртвой земли, где не росла даже трава. Будто рана на теле островов – неизлечимая и незримо кровоточащая, сочащаяся гноем и слизью.

Рыжеволосый мужчина смотрел на эту рану земли – и отчего-то улыбался, сам не зная, отчего именно. Быть может, оттого, что вновь увидел знакомую деревню вдалеке, а может, оттого, что рука крепко сжимала небольшую чашу – чашу с ядом, которую он так же когда-то нёс человеку, навсегда ушедшему на ту сторону Отражённых Небес.

Власть?.. Сила?.. Он получил их, как и хотел. Но сейчас он чувствовал себя по меньшей мере странно: словно в спину незримо глядели чьи-то внимательные глаза. Не одни, вовсе нет; порой то была лишь пара-другая взглядов, порой – десятки, сотни. Так, наверное, чувствует себя больной душой и разумом человек: ведь не могут же, в самом деле, смотреть на него мертвецы?

Болезнь… болезни нужно лечить – так он решил. Пусть живёт Широми, пусть живёт то дитя, что она нынче носит под сердцем и о котором он сам узнал совсем недавно. И пусть у неё родится сын, который будет править этой страной, не зная сожалений, из коих была соткана жизнь его родителей.

Лис вновь улыбнулся. Что же, лекарство – в руках. Так легко оказалось отпить из чаши – это не страшно, даже если знаешь, что в ней яд.

В ночном воздухе пахло океаном, пусть волны и раскинулись далеко, очень далеко от этой бедной хижины, насквозь пропахшей чужой болью и смертью. Сибори открыл глаза, не понимая – как он оказался здесь, если эта хижина давно сожжена, давно обратилась в пепел?..

– Проснулся?..

Вскочив, юноша обернулся – и долго смотрел в глаза стоящему на террасе Шигэру. Словно и не изменилось ничего, не было этих лет, не было всего того, что давным-давно минуло.

В воздухе пахло лекарственными травами, и так же пахло от ладоней мужчины, ласково дотронувшегося до щеки возлюбленного. Сибори смотрел на него – и чувствовал, что готов заплакать. С трудом разомкнув будто замёрзшие губы, он спросил:

– Это… это ведь был сон, правда?

Пристальный взгляд тёмных глаз – вроде бы таких же, как и у многих жителей островов, но одновременно – совсем других. Память таяла, и становилось легче дышать.

– Может быть, сон, – на губах мужчины играла грустная улыбка. – А может, и нет. Сам решай, что тебе больше по душе…