Текст книги "В стране кораллового дерева"
Автор книги: София Каспари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Mi precioso, – шептал он, – mi precioso, моя красавица, моя красавица.
«Я понимаю его», – уже не в первый раз за этот день подумала Виктория. Любовь оказалась лучшей учительницей испанского. С тех пор как они стали видеться с Педро, она стала заметно лучше говорить по-испански, хотя в кругу семьи девушка этого не показывала. Педро в последний раз поцеловал ее в плечо и сел. Виктория лукаво улыбнулась.
– Что скажет донья Офелия, если я вернусь без корсета?
Вопреки ее ожиданиям, Педро вдруг стал серьезным. Внезапно Виктория почувствовала озноб. Время их страсти было недолгим, она это знала. Сколько же им еще осталось?
Глава третья
– Это неприлично. Нет, так не подобает вести себя замужней женщине. Ты должен ей запретить. Она не может разъезжать по окрестностям. Она ведь теперь Сантос. Люди распустят сплетни. Кроме того, это слишком опасно.
Донья Офелия рассерженно взглянула на невестку, но та игнорировала ее. Как ни в чем не бывало, Виктория взяла ложечку dulce de leche. Ей нравился сладкий молочный крем. Но при одной мысли о том, что она не отправится сегодня на конную прогулку, у нее в горле встал ком и она почувствовала себя птицей в тесной клетке, которая в кровь разбила крылья о прутья. С трудом овладев собой, Виктория продолжила есть. Еще никогда она не чувствовала так остро свою зависимость. С тех пор как в ее жизни появился Педро, Виктория поняла, что такое свобода. Она хотела выезжать верхом и встречаться с Педро, хотела чувствовать его объятия и дыхание на своей коже, дышать полной грудью.
– Скажи ей, – потребовала донья Офелия еще более резким тоном.
Виктория заметила, что Умберто неохотно поднял голову. «Он стал таким ленивым, – подумала она. – Я никогда бы не подумала, что он может быть настолько безынициативным». Куда делся стройный, симпатичный мужчина, которого она когда-то любила – знойный латиноамериканец, который вскружил ей голову в Париже? Он растолстел, лицо его казалось обрюзгшим и постаревшим. Он действительно постарел. На самом деле Умберто рад был реже видеть жену. Но он не хотел перечить матери. Виктория прочла в глазах мужа, как сильно он хотел понравиться матери. И ее это испугало.
– Твоя жена пренебрегает своими обязанностями, – продолжала донья Офелия. – Она не может распоряжаться прислугой, как ей заблагорассудится. Нужно давать указания, иначе слуги станут ленивыми и заносчивыми.
– Конечно, мама.
Умберто бросил на жену быстрый взгляд.
«Сделай же это, – казалось, говорил он, – сделай то, что от тебя требуют, чтобы все наконец успокоились».
Виктория прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего, чтобы не сказать, что она не имеет никакого влияния на ведение домашних дел и ни в коем случае не собиралась оспаривать это право у доньи Офелии.
Девушка не задумывалась о том, что война, которую донья Офелия с ней вела, наконец закончилась. До того как Виктория близко узнала Педро, она часто хотела высказать свое негодование прямо в лицо свекрови. Но не теперь.
Донья Офелия стала ей полностью безразлична.
Виктория собралась с духом и съела еще одну ложечку dulce de leche. Но нельзя становиться легкомысленной. Может, стоит отказаться на пару дней от выездов, пока все не успокоится? Ей придется провести два скучных вечера на Санта-Селии, которые она, вероятнее всего, проспит. Хотя если Сантосы вновь будут принимать гостей, то ей все же придется выйти из комнаты.
У Виктории во второй раз свело желудок. Одна мысль о том, что она не увидит Педро в ближайшие два дня, причиняла ей боль. Девушке словно не хватало воздуха, чтобы дышать полной грудью.
Виктории очень тяжело было пережить эти два дня. Она либо сидела в своей комнате, либо гуляла. Следующим вечером в гости приехал дон Санчес Эуфемио – дальний родственник доньи Офелии. Это был один из скучных вечеров, которые проходят по одному сценарию независимо от времени года. Дамы пили чай со сладостями, а мужчины обсуждали политические новости. Виктория уже несколько раз подавляла зевоту. Она умирала от скуки, а Эуфемио Санчес еще больше нагонял на нее тоску своими рассказами. К сожалению, уйти было нельзя. Она ведь дама, ей полагалось слушать. Можно было, конечно, сослаться на головную боль…
Не в первый раз Виктория измученно улыбалась сорокалетнему дону Эуфемио, прикрываясь маленькой чайной чашкой. Он распускал перед ней перья. Иногда девушка с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться в лицо этому напыщенному павлину. Что они знали о внешнем мире? Они никогда не покидали уютных домов, никогда не видели чужих стран. Ей же было о чем рассказать… Но ее никто никогда не слушал. Она ведь женщина, и ей не следует много болтать.
Виктория подавила очередной приступ зевоты, наблюдая за тем, как дон Эуфемио поглаживает отвратительные напомаженные усы, как он хвастается и надменно осматривает присутствующих, проверяя, оказывают ли ему должное внимание. Это был маленький, слишком полный мужчина. Что-то лукавое было в его глазах, и Виктория это заметила.
«Педро он бы не понравился», – вдруг пришло ей в голову.
– Расскажи нам что-нибудь еще, мой дорогой Эуфемио, – любезно сказала донья Офелия. – Я слышала, ты недавно вернулся из путешествия в Патагонию?
Виктория быстро помешивала чай ложечкой. «Ах, значит, этот маленький поросенок все же выбирается из своей эстансии, и даже довольно далеко. В Патагонию».
Она задумалась над тем, что ей известно об этой местности, но решительно ничего не могла припомнить, хотя об этом наверняка говорили на «Космосе». Она бы расспросила Юлиуса, если бы тот еще раз приехал к ним. Но его последний визит состоялся три месяца назад.
Дон Эуфемио потянулся за эмпанадой, пирогом с начинкой, откусил и, все еще жуя, заговорил:
– Ах, я совершенно не знаю, любезная донья Офелия, с чего мне начать и что вообще достойно ушей милых дам.
«О небеса, – подумала Виктория, – наконец-то представилась возможность скрасить хоть немного смертельную скуку, и теперь дон Эуфемио церемонится, как старая баба!» Девушка поставила чашку на стол, мило улыбнулась и наклонилась к дону Эуфемио.
– Ах, прошу вас, расскажите, расскажите же мне, – стала умолять она.
Виктория даже не взглянула на свекровь, которая, казалось, пребывала в ужасе от такой настойчивости. Столько правил, нельзя же их все выполнять! К тому же Виктория не давала обета молчания. Может, ей повезет и этот вечер все же станет немного интереснее.
Дон Эуфемио с довольным видом посмотрел на нее. Ему, очевидно, нравилось, что его наградила вниманием красивая молодая блондинка. Несколько секунд он раздумывал, с чего начать, и потом выпалил:
– Ну, я видел там настоящих дикарей.
– Дикарей? – Виктория вопросительно взглянула на него.
– Индейцев. – Эуфемио заважничал. – Но не таких безобидных, как здесь, у нас. Там, внизу, есть настоящие дикари. Нужно держать ухо востро, иначе можно получить нож под ребро и закончить жизнь в котелке над костром.
– Дон Эуфемио! – воскликнула донья Офелия, качая головой. – Стоит ли заводить такие разговоры в присутствии дам?
Эуфемио приободрился и продолжил:
– Мапуче – так называют себя некоторые из этих дикарей. Они почитают семерых богов.
– Семерых богов! – воскликнула донья Офелия, исполненная отвращения.
– Да, моя дорогая Офелия. – Дон Эуфемио серьезно взглянул на нее. – Я не знаю, подходит ли такой разговор дамам. Нам стоит побеседовать на темы, возвышающие душу.
«Нет!» – хотела крикнуть Виктория, но вместо этого опустила голову.
– Я в молодости провел несколько недель вместе с мапуче, – наконец вмешался в разговор дон Рикардо. – Дикий народ. Возникает естественный вопрос: приспособятся ли эти племена к современному миру или им суждено кануть в небытие?
– А у меня возникает вопрос, – вмешался дон Эуфемио, – могут ли они вообще считаться людьми или это какая-то промежуточная ступень?
– Я уверена, что тут вы ошибаетесь, дон Эуфемио, – выпалила Виктория.
Девушка в ужасе вскочила. Промежуточная ступень между человеком и животным? А кем же тогда были Розалия, Розита, Хуанита и другие? Животными? Донья Офелия укоризненно взглянула на нее, но Виктория решила не обращать на это внимания. Дон Эуфемио удивленно и даже с раздражением посмотрел на девушку, словно злился на то, что та высказала свои мысли.
– Простите меня, пожалуйста.
Виктории удалось без особого труда добраться до двери, несмотря на пышное платье. В коридоре она пустилась бежать. Она не хотела так волноваться, но ничего не смогла с собой поделать. Не в первый раз она злилась на мир, в который попала. Виктория распахнула дверь в свою комнату и ворвалась внутрь. Тут она резко остановилась.
Что же теперь делать? Не было никого, с кем бы она могла поговорить, а сейчас беседа помогла бы ей лучше всего. После недолгих раздумий Виктория села за письменный стол, взяла самопишущее перо и выдвинула ящик, в котором хранилась бумага. Она напишет своим родителям. Несколько секунд Виктория растерянно смотрела на небольшую стопку писем, которые получила. Обычно она складывала их в хронологическом порядке, но рождественского письма, которое лежало на самом верху, здесь больше не было.
Возможно, она ошибалась. Кому придет в голову рыться в ее безобидных письмах?
Глава четвертая
– Грязный метис!
Крик Умберто долетел из внутреннего дворика в комнату Виктории и заставил ее содрогнуться. Она тут же проснулась и вскочила с кровати. Что же там произошло? Стояло раннее утро, казалось, не было еще и восьми часов. Обычно Умберто не просыпался раньше обеда, особенно когда в доме гостили друзья и женщины, с которыми он праздновал и пил. Но в то утро он встал с постели раньше Виктории.
– Сукин сын!
Снова послышалась брань. На этот раз последовала тирада из слов, которых Виктория не поняла и которые, очевидно, не предназначались для дамских ушей. Нашарив ногами домашние туфли, она услышала слово «puta».
«Puta» – это нечто такое, чего дамам знать не полагалось. После долгих уговоров Розита объяснила его значение – «проститутка». Виктория решительно направилась к двери, которая вела прямо в сад, и распахнула ее. У нее не было времени на то, чтобы переодеться. Ей нужно было немедленно выяснить, что случилось. Девушку уже давно терзало нехорошее предчувствие.
– Hijo de puta, сукин сын! – снова раздался крик со двора.
Виктория не могла вспомнить, когда Умберто в последний раз так злился. Он был слишком ленив, и его едва ли можно было сподвигнуть на решительный поступок.
Виктория запахнула домашний халат, надетый поверх ночной рубашки, и застегнула его на ходу. Ее волосы были заплетены в тугую косу, спадающую до талии.
Повернув за угол, девушка вышла во двор. Тут ей пришлось сначала осмотреться, потому что она оказалась не единственной, кого привлекли крики. Там стояли батраки, а рядом – служанки и горничные. Посыльный, доставивший сообщение с соседней эстансии, забыв отдать письмо, с удивлением глазел на происходящее.
– Молодая сеньора! – воскликнул один из конюхов.
И тогда Виктория увидела это. Умберто направил пистолет на Педро. Должно быть, тот уже получил удар плетью, потому что на его левой щеке виднелся кровавый рубец.
Виктория почувствовала, как у нее подкашиваются колени. Она едва держалась на ногах. Неужели ее предали? Что знал Умберто о Педро? Девушка глубоко вздохнула и подбежала к мужчинам. Оба обернулись к ней. Умберто растерянно смотрел на нее. На лице Педро не дрогнул ни один мускул.
– Что ты здесь делаешь?! – набросился на нее муж.
– Я… – Виктория заметила, как дрожит ее голос. – Я услышала голоса.
– Как ты выглядишь?
Качая головой, Умберто смерил взглядом жену. Виктория старалась не смотреть больше на Педро. Кроме багрового рубца на щеке, казалось, он ничуть не пострадал.
– Пойди и надень что-нибудь! – бросил ей Умберто и взглянул так, словно Виктория стояла перед ним абсолютно голая.
Но девушка не решалась уходить, не выяснив, что произошло.
– Что случилось?
– Что случилось? Я наказал одного из своих работников, но, думаю, я не должен отчитываться в этом перед тобой, любимая женушка…
Умберто смотрел на Педро с невероятной ненавистью, отчего Викторию сковал страх. Это не был гнев на нерадивого работника – в глазах Умберто читалась необузданная ярость. У Виктории по спине побежали мурашки. Что же между ними произошло, о чем она еще не знала и чего не рассказал ей Педро? Беспокойство охватило ее, когда она поняла, о ком идет речь. Что-то важное ускользнуло от ее понимания. Что-то связывало Умберто и Педро.
– И что же натворил твой лучший работник, Умберто?
Никто не заметил, как из старого хозяйского дома вышел Рикардо Сантос. Седовласый патриарх смерил взглядом сначала невестку, а потом сына. Умберто пытался подыскать нужные слова, и тут отец ему помог:
– Ничего он не сделал, кроме того, что старался быть лучше, чем ты, не так ли?
В голосе дона Рикардо было столько презрения, что даже Виктория втянула голову в плечи. Она ошибалась, если думала, что будет рада увидеть Умберто в такой ситуации. Даже чужим людям было неприятно то, что отец с таким пренебрежением относится к собственному сыну. Ее отец всегда относился к ней с любовью, и эта любовь придавала Виктории уверенность в себе, окрыляла. Его любовь открыла ей дорогу в Новый Свет, и Виктория знала, что он принимает ее такой, какая она есть, что бы ни случилось. Девушка очень по нему скучала.
Умберто скрестил руки на груди. Он выглядел слабым, словно мышцам в его теле не хватало напряжения.
– Кабезас работает слишком медленно. Вчера к тому же он где-то пропадал несколько часов.
– На эстансии всегда хватает работы, и в ее окрестностях она тоже имеется. Тебе бы не мешало это знать. – Дон Рикардо презрительно взглянул на сына. – Но ты прожигаешь время с дружками и шлюхами. Когда ты последний раз вставал на заре? Когда, скажи?
Старый Сантос подошел к сыну и неожиданно с силой ударил его в грудь, так что тот попятился.
– Отец, я…
Виктория хотела подать Педро знак уходить, ведь если случится то, чего она опасалась, если дон Рикардо унизит Умберто на глазах у Педро, то его ненависть станет еще сильнее. Но было поздно.
– Ты неженка, выродок! – бранился дон Рикардо. – Ты можешь пускать пыль в глаза матери, но не мне. Ты меня слышишь? Не мне!
Второй крепкий удар поверг Умберто в пыль. Взгляд, которым он смотрел в тот миг на Педро, заставил Викторию содрогнуться.
Дон Рикардо ткнул пальцем в сына.
– Пока я живу и дышу, Педро Кабезас – мой старший работник, ты понял? Отцепись от него, иначе тебе же хуже будет.
Потом Рикардо повернулся к Виктории.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал он.
Виктория лихорадочно размышляла, пока шла со свекром по длинному коридору в его кабинет. О чем он хотел с ней поговорить? Знал ли он о Педро? Неужели она себя чем-то выдала? Девушка несколько раз нервно сглотнула.
Когда дон Рикардо бесшумно закрыл за ней дверь кабинета на замок, в горле девушки пересохло. Виктория едва дышала. Если дон Рикардо сейчас внимательно посмотрит на нее, то обязательно догадается: что-то не так. Если он сейчас посмотрит…
Но он не взглянул на нее, а подошел к маленькому приставному столику, на котором стоял серебряный кофейник.
– Кофе? – предложил он, мельком взглянув на невестку.
Виктория, не уверенная в том, что голос ее не подведет, кивнула. Дон Рикардо наполнил чашку и поставил ее на столик.
– Пожалуйста, – произнес он и посмотрел на невестку.
Виктория нерешительно села за приставной столик. Она протянула руку и снова засомневалась. И только когда дон Рикардо обернулся, чтобы пройти к письменному столу, девушка взяла чашку. Ее руки слегка дрожали, она старалась глубоко дышать.
Когда дон Рикардо сел за стол и вновь посмотрел на Викторию, она сдержала дрожь и с деланым спокойствием отпила кофе. С гордо поднятой головой она ждала, что скажет ей дон Рикардо.
Тот разгладил усы и молча смотрел на Викторию, потом откашлялся и наконец произнес:
– Я видел, как ты смотрела на моего сына, и удивляюсь твоей выдержке. Он…
«Он знает, что Умберто мне безразличен, – пришла к выводу Виктория. – Дон Рикардо очень умный человек, с ним нужно быть осторожней».
– Видит Бог, – продолжил Рикардо, – не такого сына мне хотелось бы иметь. Он трус, лентяй и, могу сказать совершенно определенно, лжец.
Виктория нахмурилась.
– Он мой муж, дон Рикардо, и я знаю, как мне следует себя вести.
– Да, так и есть. – Рикардо достал из-за стопки книг бутылку и бокал, в котором плескался напиток, похожий на ром. – Ты очень тактичная, – добавил он и налил ром в бокал.
Девушка покраснела.
– Я не совсем понимаю…
Дон Рикардо поднес бокал к губам и отпил, потом медленно поставил его на стол.
– Ты неглупая девушка, Виктория, поэтому должна уважать и мои умственные способности. Налить тебе рому? – Прежде чем она успела отказаться, он достал второй бокал и протянул ей, не прерывая разговора: – Ты вышла замуж за Умберто, что, с моей точки зрения, было глупостью. Но, кроме этого, ты пока не совершила ни единой ошибки.
Он поболтал напиток в бокале. Виктория растерянно пригубила ром. Он обжег ей горло, и девушка закашлялась. Дон Рикардо снова разгладил усы.
– Я тоже когда-то был влюблен, – неожиданно произнес он и взглянул в окно, за которым начинался новый день. – Ее звали Карменсита. Стояло лето, и мне нельзя было даже подумать о том, чтобы покинуть Санта-Селию, чтобы ее увидеть. Я постоянно думал о ней, целыми днями и особенно по ночам.
На мгновение Виктории показалось, что она слышит дрожь в голосе свекра. Но что же он хотел ей сказать?
– Ее звали Карменсита, она была из племени аймара. – Глаза Рикардо расширились. – Лето, проведенное вместе с ней, стало для меня незабываемым. Это было там, на плоскогорье. Несравненное лето… Я был молод, ничем не обременен. Я жил вместе с женщиной, которую любил и которая любила меня. Мне казалось, впервые в жизни я счастлив. – Взгляд дона Рикардо вновь стал серьезным. Он посмотрел на Викторию. – Мне так и не повстречался более сердечный человек, чем она.
Теперь Виктория была уверена: голос дона Рикардо действительно дрожал. Когда свекор вновь заговорил, его слова были еле слышны. Он еще раз налил рома, залпом опустошил бокал и взглянул в глаза невестке.
– Она была матерью Педро.
«Тогда он… Педро сын дона Рикардо? – Виктория сглотнула. – А Умберто его сводный брат? Знают ли они об этом?»
Дон Рикардо словно прочитал ее мысли и покачал головой.
– Умберто ни о чем не подозревает. Я никогда не говорил ему об этом. А Офелия… – Он пожал плечами. – Вскоре после того лета мы с ней поженились. Оба моих сына родились в один и тот же год. О чем знает Педро… или догадывается… – Рикардо пожал плечами, поставил бокал на стол и покачал головой.
– Карменсита была самой красивой и в то же время самой необычной женщиной в моей жизни. Эти индейцы не только выглядят иначе, чем мы. Они живут иначе. Их вера отличается от нашей. Конечно, они молятся Богу, но также почитают Пачамаму – великую мать земли. Наверное, так должно быть, если живешь в таком мире, в Андах, где дуют сильные ветра, где ужасный холод и жара, где жизнь человека часто висит на волоске. Что тут сделаешь с одним богом? – Дон Рикардо неожиданно улыбнулся. – У нас не было ничего общего, у Карменситы и меня, и все же она открыла мне сердце, а я ей свое.
Дон Рикардо вновь посмотрел вдаль, водя пальцем по кромке бокала. Стекло поскрипывало. Виктория поставила свой бокал на приставной столик.
– Что с ней случилось? – наконец отважилась спросить она, нарушив тишину.
– Она умерла.
Дон Рикардо говорил о своей возлюбленной с огромной нежностью, последние же его слова звучали скупо. Виктория спрашивала себя, сколько той женщине было лет и что должно было случиться, из-за чего ее свекор так изменился.
– Я надеюсь, ты понимаешь меня, невестка, – произнес он после недолгого молчания. – Я видел, как ты смотришь на моего сына. Я также знаю, что до сих пор ты была осторожна, и хочу посоветовать тебе поступать так и впредь. Поэтому ты больше не будешь встречаться с Педро. Я, конечно, ничего ему не сделаю, но позабочусь о том, чтобы вы больше не виделись. У меня много земли. Не только здесь, но и на других эстансиях нужны старшие работники. Кроме того, я постоянно покупаю новые наделы. Здесь наверху земля дешевле. Я достаточно ясно выразился?
Виктория почувствовала приступ тошноты. Она молча кивнула и быстро вышла из кабинета тестя.
Умберто в тот вечер даже не пытался скрыть своих намерений. Он развлекался в Сальте и домой вернулся с какой-то девушкой. Он остановил во дворе эстансии пароконный экипаж, громко позвал слугу и вылез наружу. Пьяно хихикая, Умберто крепко обнимал девушку. Она была хрупкой, маленькой, со слишком темной кожей и кудрявыми волосами. Она готова была его удовлетворить. Умберто думал, что ей от силы двадцать. Даже в слабом свете фонарей ее платье выглядело вызывающе пестрым. Умберто выдернул из ее шляпки перо нанду.
– Осторожно! – тотчас возмутилась девушка. – Осторожно, шляпка ведь дорогая!
– Я могу купить тебе сотню таких шляпок и еще одну в придачу, – ответил Умберто.
Его взгляд скользнул по фасаду старого дома, где в кабинете отца все еще горел свет. Конечно, дон Рикардо ни о чем не догадывался. Но девушка в объятиях Умберто не знала об этом. Шлюха видела, как он расплачивался на баре, жадно наблюдала за тем, как Умберто заказал лучшее красное вино, и просто смотрела ему в рот, когда он рассказывал о путешествиях по Европе. Конечно, она знала, что этот человек живет на эстансии Сантосов, но даже не подозревала, с каким презрением относится к Умберто его отец. И она не узнает об этом, если Умберто сможет предотвратить ее встречу с его отцом. Для нее Умберто был богатым, красивым и желанным мужчиной. Он повернулся к старому дому спиной и поцеловал ее, не сводя глаз с окон отцовского кабинета.
«Я ненавижу его, – подумал Умберто, – я его ненавижу!» Еще никогда он не позволял себе так думать, но случай с Кабезасом все изменил. Отец опозорил его. И все это в присутствии какого-то простого старшего работника! Умберто сразу же хотел броситься к матери, но при мысли о ее сострадании разозлился еще больше. Он пойдет к ней на следующий день, чтобы зализать свои раны. Положит голову ей на колени и позволит гладить его по волосам, как в детстве. Он расскажет ей, как несправедливо с ним обошлись. Умберто решительно поцеловал маленькую проститутку в губы. От нее пахло луком, чили и дешевыми духами. Это была простая девушка из обычного борделя, расположенного на южной стороне Сальты. Она почти ничего не стоила. Умберто прихватил ее и потащил за собой, наслаждаясь ее беспомощностью, когда она споткнулась и, на какой-то момент потеряв равновесие, уцепилась за него.
– Пойдем, золотце, пойдем в мою комнату, выпьем еще немного вина и поговорим о Европе, – прошептал он ей на ухо. – Завтра мой слуга отвезет тебя обратно.
– С удовольствием, дон Умберто.
Он крепко обхватил ее, так крепко, что девушка попыталась вырваться. Когда она затрепыхалась, Умберто поцеловал ее.
– Ты же не боишься, малышка?
– Почему я должна бояться, дон Умберто?
Он видел, что она боится. Он понял это по ее глазам. Она была здесь одна. Они вдвоем были одни. Город остался далеко позади. Девушке стало немного не по себе.
– Да, тебе незачем бояться. – Умберто погладил ее по щекам. – Никого не нужно бояться.
Рано утром Умберто так крепко спал, что девушка решилась встать с постели. Хотя и было тепло, ее знобило. Тихо, стараясь не шуметь, она надела платье. Потом взглянула на спящего мужчину. Он был красив: чистый, статный. Он понравился ей, когда она заметила его в баре. Но как только девушка оказалась здесь, она поняла, что ошиблась. Ей не стоило сюда приезжать. Обычно она была осторожнее, но вчера Умберто оказался единственным приличным клиентом, а ей так нужны были деньги для ребенка. Теперь она сидела в доме много часов подряд, одна в маленькой комнате. И, конечно, боялась.
В любом случае девушка не ждала, пока Умберто проснется. Она решила вернуться в Сальту пешком. Сначала она увидит ребенка, потом встретится с подругами, с которыми договорилась в этот день – Señor de los Milagros[6]6
Праздник, посвященный Иисусу Христу, совершающему чудеса (Señor de los Milagros), который отмечают в октябре.
[Закрыть], апогей осенних празднеств, – пройтись в торжественной процессии. Ей нравилось, когда потоки верующих стекались к собору и улицы заполнялись молящимися людьми. Когда из собора выносили образа святых, тоже произносились молитвы. И она станет молиться, чтобы в новом году ей повезло, чтобы она не страдала от голода.
Девушка огляделась. Постепенно ее глаза привыкли к полумраку. Комната дона Умберто была обставлена со вкусом. Девушка погладила дорогую ткань небрежно брошенного на стул пиджака и стала разглядывать два бокала с ромом. Свой он выпил до дна, в ее бокале еще блестели остатки рома. Девушка медленно провела пальцами по сукну, нащупала что-то плотное. Ловкие пальцы быстро выудили маленький кожаный мешочек. На ощупь чувствовались твердые серебряные монеты и бумажные купюры, pesos fuertes. Будет неплохо, если она немного возьмет себе. Не все, конечно, это было бы неосмотрительно. Но пара серебряных монет станет достойной оплатой.
Девушка бросила монетки в карман юбки. Она собиралась истратить целый песо на свечи в соборе.
Девушка проскользнула к двери на веранду. Это показалось ей надежнее, чем искать выход в запутанных коридорах дома. Но что сказать, если кто-нибудь встретится ей на пути? Девушка осторожно нажала на дверную ручку, та тихо скрипнула, но спящий мужчина не пошевелился.
Выйдя на веранду, девушка глубоко вздохнула. Было тепло, из сада веяло свежим цветочным ароматом. Девушка тихо сбежала вниз по ступенькам и свернула на первую же попавшуюся дорогу, которая вела прочь от дома. Она выросла в городе, но уж как-нибудь сможет отыскать обратный путь в Сальту.
Чем дальше девушка уходила от дома, тем свободнее себя чувствовала. Ее губы расплылись в улыбке. Босые ноги касались песка, земли и травы. Она вновь вспомнила о подругах, представила, как они удивятся, когда увидят деньги. Следовало придумать, что им рассказать. Девушка так погрузилась в размышления, что не заметила, как перед ней, словно из-под земли, выросла старая мельница. Ее давно не использовали, и видно было, что здание пришло в упадок. Девушка прижала руку к сердцу, стараясь успокоиться. Вдруг кто-то вышел из тени. Девушка едва не вскрикнула, но потом взяла себя в руки. Навстречу ей шагнула женщина – пожилая, хорошо одетая женщина с красивыми, точеными чертами лица.
– Кто это у нас здесь? – произнесла она заготовленную фразу.
Когда девушка поняла, что совершила ошибку, было уже поздно бежать.
Спустя несколько дней после разговора с доном Рикардо Виктория проснулась посреди ночи от беспокойного сна. Было жарко. Воздух в ее спальне был неподвижен – первый признак приближающегося лета. Было тихо. Виктория села на кровати, налила в стакан воды из графина, стоявшего на прикроватном столике. Хотя Розита только вчера вечером меняла воду в графине, та показалась Виктории застоявшейся. Уже которую ночь ей снились дурные сны, но подробностей девушка вспомнить не могла. Разговор с доном Рикардо не давал ей покоя. Ей пока что не удалось обсудить это с Педро. Через неделю он должен был отправиться с овечьими отарами в окрестности Санта-Селии, так сказала Виктории Хуанита и с понимающим видом улыбнулась.
«Тогда я не увижу его, наверное, несколько недель», – подумала Виктория. Она приподняла мокрые от пота волосы. Вдруг Виктория почувствовала кисловатый привкус во рту. Она едва успела вскочить с постели и добежать до умывальника. Спустя несколько секунд, дрожа, она стояла над умывальником. Ее рвало.
Что же случилось? Неужели она съела что-то не то за ужином? Нет, такого не может быть, это…
«О господи!» – Виктория закрыла глаза. Потом она выпрямилась и, шаркая, вернулась к постели. С ней происходило то же самое, когда она была беременна Эстеллой. Это может означать только одно. Мысль об этом пришла к Виктории внезапно, и у девушки перехватило дыхание.
«Ты беременна», – прозвучал голос у нее в голове. Сначала Виктория неподвижно сидела на кровати, затем повалилась на бок. «Ты беременна», – повторял голос снова и снова. Виктория закрыла лицо руками. «Ты беременна, – раздавалось у нее в голове. – Это не может быть ребенок Умберто». Он уже добрых полгода не спал с ней. Выход оставался один: нужно было идти к мужу.
Следующие дни стали для Виктории очень тяжелыми. Ей все время приходилось скрывать приступы тошноты от остальных членов семьи Сантос. Виктория с трудом переносила запахи и заставляла себя есть. А кроме того, она чувствовала себя ужасно одинокой. Педро пас овец далеко в прериях.
Умберто часто куда-то уезжал, домой возвращался по вечерам, часто пьяный и с провожатыми. В конце концов Виктория пошла на хитрость, чтобы попасть в спальню к мужу. Она напомнила ему о том, что у него нет наследника, и Умберто нечего было на это возразить.
Виктория молча лежала на спине, глядя в потолок, а Умберто, постанывая, ритмично двигался в ней. После он прижал ее к кровати. Девушка едва могла дышать.
– Нам нужно делать это почаще, любимая, – прошептал Умберто, лежа рядом с Викторией.
– Да, – дрожа, ответила она.
Он, очевидно, не заметил отсутствия энтузиазма в ее голосе. Вскоре он уснул.
Спустя некоторое время на эстансию вернулся Педро, но, памятуя о предостережении дона Рикардо, Виктория держалась от него подальше. Как-то она встретила Педро на прогулке в саду, где в последнее время находила утешение. Зелень вокруг действовала на девушку успокаивающе.
– Ты меня избегаешь. Почему?
Глядя на его серьезное лицо, Виктория оцепенела. Она много думала над тем, как все сложится дальше. Она думала над словами дона Рикардо и о том, как ей жить, если она больше не сможет видеться с Педро. Она все взвесила, и теперь нужно было действовать так, как она решила. Девушка обмахивалась веером. Прежде чем ответить, она сглотнула, надеясь, что голос ее не выдаст.
– Я беременна.
Виктории показалось, что Педро побледнел. Он шевелил губами и смотрел ей прямо в лицо, а в его глазах была радость и надежда.
– Это наш ребенок, Виктория?
Так нежно он еще никогда не произносил ее имя. Он словно ласкал ее, гладил, подобно теплому вечернему бризу. Педро серьезно взглянул на нее. Виктория ответила ему таким же решительным взглядом. В голове прокручивались тысячи отговорок: зачем она это сказала и что говорить теперь.
– Нет. Это ребенок Умберто.
Педро уставился в землю и втянул голову в плечи, словно ему вдруг стало холодно.
– Мои искренние поздравления, маленькая донья Виктория. Должно быть, ваш муж очень счастлив.
