Текст книги "В стране кораллового дерева"
Автор книги: София Каспари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Когда Офелия, уже будучи невестой Рикардо Сантоса, сидела в маленькой гостиной родителей, Эрнан де Гарай заметил, что в провинции Сальта с давних пор выращивали мулов, тысячи мулов, которые доставляли вожделенный металл от штолен в Андах до побережья. Предки Сантосов тоже стали держать мулов, как только поселились в этих краях. Все-таки Сантосы считались коренными жителями этих земель, поэтому Эрнан де Гарай и не мог препятствовать тому, чтобы его дочь стала женой заводчика мулов.
Офелия слушала его в тот день вполуха, потому что, вопреки всему, одна мысль о Рикардо Сантосе заставляла ее краснеть. Девушке нравилось представлять, что она станет его женой. Так и случилось. По крайней мере, вначале ей это нравилось. Она не представляла, что ее супружеская жизнь окажется хуже, чем у ее родителей.
Как она могла?
Донья Офелия вздрагивала, когда думала о жилище, в котором обитала ее семья. Неудивительно, что ее мать не желала вставать с постели. Она с трудом ходила прямо. Офелии приходилось строго следить за тем, чтобы ее одежда и одежда брата и сестры была чистой и без дырок.
В дни отчаяния донья Офелия вспоминала о маленьких домиках, крытых камышом, в которых жили прачки, поденщики или прислуга Сальты, – низкие прямоугольные строения с единственной комнатой, спальное место в которых было отгорожено от кухни куском материи, свисавшим с балки на потолке. Офелия поклялась себе, что никогда не опустится до этого. Семьи, обитавшие в таких домах, не просто жили, как животные, они и были животными. Здесь не существовало туалетов и колодцев. Люди спали на шкурах, расстеленных прямо на голом полу, и называли мебелью в лучшем случае пару сундуков и грубо отесанный стол. Такие люди пили воду из грязных каналов, tagaretes, которые каждый год распространяли в городе болезни. Такие люди не знали современных изобретений, они изо дня в день, круглый год, носили простую рубаху, штаны и сандалии или длинную юбку, блузу и шаль. «Никогда, никогда, никогда я не опущусь так низко, – поклялась себе Офелия. – Де Гарай никогда не станут нищими, что бы ни случилось». Бедняками были другие. Бедняками были те, кто купался в реке или канале и каждый день ел кукурузу в виде хлеба, каши или похлебки. Но семья доньи Офелии всегда входила в высшее общество Сальты, поэтому они оставались на лучшей части площади, избегая незамощенного участка, где собирались бедняки. Поэтому у Офелии даже в самые тяжелые времена было достаточно денег, чтобы заплатить служанке. Кому-то же надо, в конце концов, варить еду. Кто-то же должен провожать ее мать в церковь, нести для нее скамеечку или подушку, чтобы ей удобно было стоять на коленях во время молитвы. Кто-то же должен покупать дрова, которые индейцы привозили на маленьких ослах прямо к дому, а также свежее молоко, овощи и фрукты. В Сальте было много бедных жителей, но семья Офелии к ним не относилась. Они принадлежали к тому слою общества, в котором долгие годы строились определенные отношения, и всегда будут к нему принадлежать, о другом донья Офелия не могла и помыслить.
Итак, Офелия регулярно ходила в церковь и на вечерние прогулки по площади, где проводило время высшее общество. Там на retreta – так называлась дорожка вокруг площади – дон Рикардо представился Офелии и ее матери. Именно сюда приходили, чтобы на других посмотреть и себя показать, обменяться комплиментами, обсудить последние сплетни. Офелия знала, что он опасен, все мужчины такие, но он был ее билетом в новую, лучшую жизнь, на которую нужно было просто решиться. Опустив взгляд, она наконец согласилась на такую вожделенную свадьбу. «Он же должен испытывать ко мне какие-то чувства», – говорила она себе. По крайней мере, так было в романах, которые она читала. Герой и героиня вступали в брак, когда испытывали друг к другу чувства. Конечно, Офелия с трудом представляла себя в этой роли. Прошли месяцы, прежде чем она осознала, что ошиблась: можно вступать в брак и не по любви. Рикардо Сантосу нужно было скорее ее имя и добрая репутация ее семьи, нежели она сама, иначе он никогда бы не стал водиться с грязными бабами.
Горечь разочарования стала еще сильнее оттого, что внезапно умерли ее родители, брат и сестра. Их жизни унесла лихорадка, эпидемия которой повторялась из года в год. В том же году родился Умберто, и донья Офелия наконец получила объект для любви, которая внезапно показалась ей такой необъятной. Она любила Умберто и хотела оградить его от всех бед, чего бы ей это ни стоило.
Просторы страны отличались бедными ландшафтами. Небо голубым куполом простиралось в бесконечную высь. Коричневые, охряные, желтые и зеленые краски смешивались и тянулись до самого горизонта. То тут, то там добавлялись коричневато-бурые пятна, иногда встречалась свежая зелень. Надо всем этим лежала серо-желтая пелерина пыли, которую ветер время от времени поднимал в воздух. Самыми высокими растениями здесь считались вездесущие «канделябровые» кактусы, к которым Виктория никак не могла привыкнуть. Издалека они иногда казались людьми. Поговаривали, что во времена войны за независимость солдаты надевали униформу цвета кактусов, чтобы их казалось больше. Виктория запрокинула голову и поднесла руку к глазам, защищаясь от солнца. Над ней выписывала круги какая-то птица, наверное, кондор. Виктория не знала, как она называется, потому что до сих пор никто не хотел отвечать на ее бесчисленные вопросы. Дама ведь не должна интересоваться такими вещами. Иногда у нее складывалось впечатление, будто в аргентинском высшем обществе женщине вообще нужно появляться на свет без головы.
Прищелкнув языком, Виктория пустила лошадь вперед. Хотя день клонился к вечеру, солнце все еще припекало. Она ни в коем случае не хотела, чтобы ее лицо потемнело. Не в первый раз девушка останавливала Дульцинею и осматривалась вокруг. Ландшафт действительно завораживал благодаря – или вопреки – своей скудости. Здесь, в глуши, можно было представить, что ты – последний человек на земле. Дульцинея фыркнула, и всадница успокаивающе похлопала ее по шее.
Далеко впереди, на горизонте, возвышались отроги Анд, но Виктория понимала, что доскакать до них нельзя. Она вновь пустила лошадь вперед, спрашивая себя, отыщет ли Дульцинея дорогу обратно. Сегодня она отъехала дальше, чем обычно.
Индейская деревня выросла перед Викторией внезапно, словно из-под земли, как будто ее наколдовал какой-то волшебник. Девушка так удивилась, что придержала кобылу, очутившись уже посреди домов. Когда Дульцинея остановилась, Виктория совсем рядом с собой заметила двух женщин. Их темные глаза были устремлены на нее. Ни один мускул не дрогнул на их лицах. Черные волосы были аккуратно уложены под фетровыми шляпами. На каждой было надето по семь юбок, так, кажется, говорили Виктории. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не пялиться на местных жителей. Немного дальше, вдоль деревенской улицы, стояло несколько мужчин. Дети играли с куклой, сшитой из обрезков ткани. Лица у них были такие же бесстрастные, как и у женщин. Если раньше Виктории нравилась тишина, то теперь в один миг она показалась ей гнетущей.
Из-за маленького дома, похожего на куб, появились еще две женщины. Они перешептывались. У одной из них были седые волосы. Когда седовласая женщина посмотрела на Викторию, та содрогнулась и чуть не вскрикнула от ужаса. Глаза женщины оказались молочно-белыми. Она была слепая, но все же уставилась на Викторию, словно заглядывала ей глубоко в душу. Дульцинея фыркнула, видимо, почувствовав беспокойство наездницы, и загарцевала.
Из приземистых домов высыпало еще больше народу. Низкорослые, темнокожие, черноволосые люди собирались вокруг незнакомки. Виктории казалось, что с каждой секундой толпа становилась все плотнее и плотнее… Теперь девушка могла различить их голоса – вокруг слышалось непонятное бормотание на чужом языке. Она сидела на лошади, словно парализованная. Разве ей не советовали держаться подальше от таких деревень? Если не принимать во внимание домашнюю прислугу, Виктория никогда не сталкивалась с индейцами, даже с девушками из Санта-Селии она не обменялась и парой слов. Дульцинея беспокойно мотнула головой.
Виктория все же мужественно решилась заговорить с индейцами, но тут из толпы вышел человек и схватил Дульцинею под уздцы.
– Что вы здесь делаете, сеньора Сантос?
– Сеньор Кабезас!
Виктория уставилась на старшего рабочего семьи Сантос. Он не стал тратить время на приветствия. Мужчина строго взглянул на нее. «Никакого почтения в голосе», – пришло на ум Виктории. Он говорил как человек, в дом которого вошли без разрешения, и ждал объяснений. Неуверенно и немного обиженно Виктория пожала плечами.
– Я думала, мне позволено осматривать владения Сантосов.
– Эта деревня не принадлежит Сантосам.
Голос Педро звучал настойчиво, злобно. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда он испытующе посмотрел на нее. У Виктории по спине побежали мурашки. Неужели она чувствовала какую-то связь с этим человеком? Неужели она видела в нем возможного друга? Должно быть, у нее помутился рассудок! Виктория глубоко вздохнула и помолилась, чтобы ее голос не задрожал.
– Я об этом не знала, сеньор Кабезас.
Если он забыл о том, где его место, то она ему напомнит и объяснит, как следует себя вести. Виктория крепче сжала поводья и попыталась вырвать их у него из рук. Неожиданно Кабезас отпустил их, но Виктория ловко удержала лошадь, чтобы та не дернулась. Какое-то время девушка даже гордилась собой.
– А что вы здесь делаете, сеньор Кабезас?
Он снова взглянул на нее. Виктория уж было подумала, что он ей не ответит.
– Моя мать родом отсюда, – наконец произнес он и немного приветливее добавил: – Подождите! Я провожу вас. Уже поздно и может быть опасно, если вы поедете одна.
– Я не боюсь, сеньор Кабезас.
– Я знаю. – Его темные глаза казались непроницаемыми. – Но только тот, кто попадал в опасную ситуацию, знает, как правильно себя вести.
«Какую опасную ситуацию?» – подумала Виктория.
Она вновь почувствовала, как в ее душе закипает злость, но решила не переспрашивать. Если Педро Кабезас считает ее одной из тех кукол, которые появлялись на приемах у Сантосов, то она ему покажет, как умеет ездить верхом. И докажет, что ничего не боится.
Немного позже Педро вывел с маленького заднего двора своего коня, буланого жеребца с темным хвостом и гривой, и поставил его рядом с Дульцинеей.
– Это дом вашей матери? – спросила Виктория и тут же прокляла себя за излишнее любопытство.
Педро не сразу, но ответил:
– Да, она здесь жила. Моя мать умерла.
– Мне очень жаль.
В ее голосе прозвучало искреннее сочувствие. Сеньор Кабезас вновь внимательно взглянул на Викторию. Очевидно, ему понравилось то, что он увидел, и он кивнул, резко, но вполне дружелюбно.
– Спасибо, – сказал он. – Это случилось давно. Я был тогда еще мальчиком.
Некоторое время они ехали молча друг возле друга. Иногда Педро вырывался немного вперед, на полкорпуса лошади. «Он слишком большой для индейца, которые живут в этой местности», – впервые подумала Виктория. Но он не выглядел и одним из белых. Если его мать была индианкой, то отец точно был белым, в этом Виктория не сомневалась.
– А ваш отец? – Девушка не смогла сдержать любопытство.
– Белый, – коротко бросил Педро, направляя коня по узкому, почти высохшему руслу ручья. Большие скалы и мелкие камни явно обтесала вода, но сейчас их покрывала пыль.
Педро резко пришпорил коня, Виктория тоже натянула поводья.
– Спокойно, Дульцинея, – произнесла она вполголоса. – Нет причин для беспокойства.
Педро хмурился, отыскивая подходящую дорогу на противоположном берегу. И вдруг взглянул на Викторию.
– Дульцинея? – переспросил он. – Как в «Дон Кихоте»?
– Да, откуда вы знаете?
Педро пожал плечами.
– У меня ведь есть уши. – Он насмешливо взглянул на девушку. – Вы, верно, считаете, что я не знаю азбуки. Значит, мне кто-то об этом рассказал.
– Да, конечно.
Виктория опустила глаза. Несколько секунд она смотрела перед собой, потом обернулась. Они молча переглянулись.
– Вы ведь умеете читать? – спросила она и в тот же миг пожалела о вылетевших словах. Впрочем, Педро Кабезас, казалось, не обиделся. Девушка уже и не надеялась на это, но заметила, как он улыбнулся уголком рта.
– Да, умею, – ответил он и добавил: – Мне очень жаль, что я был резок, но Сантосы и так скупили всю землю в округе. Я… – Он неожиданно запнулся: в конце концов, она ведь тоже была одной из Сантосов. Они снова переглянулись.
– Вы правы, – серьезно ответила Виктория. – Мне не стоило ехать в эту деревню. Но все случилось так неожиданно…
Нечто вроде признания читалось в глазах Кабезаса. Он кивнул девушке.
– Вы неплохо ездите верхом.
Виктория взглянула ему в глаза решительно, без смущения.
– Вы не могли бы показать мне окрестности? – спросила она. – После работы, если вам не будет трудно. Возможно, дон Рикардо отпустит вас раньше. Мне нужен смышленый проводник. Дома я просто умираю от скуки.
Педро пожал плечами.
– Это можно устроить. Все равно я часто бываю в разъездах.
«Тогда не будем ничего говорить дону Рикардо», – промелькнуло в голове у Виктории. Мгновение спустя девушка заметила, что Педро смотрит на ее медальон, и ее сердце забилось чаще. Потом он снова отвернулся.
– Завтра воскресенье. Давайте встретимся здесь после обеда? – предложила она.
Педро Кабезас растерянно взглянул на нее, но все же кивнул в знак согласия.
На следующее утро Виктория проснулась очень рано. В щель между занавесками она наблюдала за тем, как восходит солнце. Постепенно ее спальню залило теплым, золотистым светом. Девушка сладко потянулась. Впервые за долгое время она радовалась наступлению нового дня.
Через некоторое время она встала и немного раздвинула занавески. Из окна ее комнаты открывался вид на сад. Вдалеке, насколько знала Виктория, простиралась равнина у предгорья Анд. По правую руку лежали табачные поля, по левую – луга, на которых паслись животные Умберто. Если немного высунуться наружу, можно было увидеть угол первого дома.
Бывшим хозяевам приходилось опасаться нападения индейцев, поэтому у дома было нечто вроде сторожевых башен. Да и старый дом Сантосов еще напоминал о тех временах: в этой части усадьбы были толстые кирпичные стены. На верхнем этаже находился балкон, с которого нападавших можно было увидеть издалека.
Виктория шевелила пальцами ног, стоя на теплом паркете. Она искренне веселилась. Впервые за долгое время она радовалась предстоящему дню. И даже завтрак, который она должна провести с семьей, ничего не сможет изменить. Она просто не будет обращать внимания на колкости доньи Офелии. Этот день должен стать особенным. Виктория вдруг почувствовала себя девочкой в канун Рождества, незадолго до того, как мать первый раз покажет ей только что наряженную елку. Сегодня вечером она напишет родителям, и ей не придется лгать о своем настроении. Девушка улыбнулась.
Когда служанка Розита через час вошла в комнату Виктории, та все еще сидела у окна. Молодая индианка молча приготовила вещи хозяйки, которые та собиралась надеть к завтраку. Девушка радовалась, что этой ночью Умберто пренебрег ею и не наведался к ней в спальню. Давно прошло то время, когда равнодушие мужа ранило ее.
Она медленно встала, подошла к одной из написанных маслом картин, которые украшали комнату. На ней была изображена эстансия Сантосов, тогда еще небольшая. Но, несомненно, это была та же эстансия, которая сегодня лежала в оправе роскошного сада в сердце громадного поместья. Хотя по картине этого не скажешь, но будущей Санта-Селии приходилось сдерживать наводящие ужас нападения индейцев. Такие эстансии назывались fortines, что, собственно, и означало «укрепления». Присмотревшись, Виктория отыскала на картине мельницу и мыловарню, которая работала по сей день. На заднем плане виднелась гора, которая заворожила девушку днем ранее; маленькое коралловое дерево по-прежнему росло во втором, маленьком патио. Только теперь дерево разрослось, и в жаркий день можно было наслаждаться его тенью. С годами толстый сучковатый ствол с глубокими бороздами в коре стал напоминать виноградную лозу. Виктория знала, что красивые красные цветки не пахнут, но в них много нектара, который привлекает колибри. Бутоны напоминают по форме клюв фламинго, которых она когда-то видела в книге. Летом, во время цветения, коралловое дерево превращалось в настоящее море огня. Несмотря на всю его красоту, следовало соблюдать осторожность, потому что семена были очень ядовитыми.
Виктория коснулась рамы кончиками пальцев. Художнику удалось передать дух того времени, и Виктории хотелось узнать, кто же он. К сожалению, она не смогла разобрать подпись. Девушка повернулась к Розите, послушно ожидавшей, когда хозяйка начнет одеваться.
Чуть позже Виктория отправилась в столовую. Издалека уже слышались обрывки фраз и звон посуды. «Самое время, – подумалось Виктории, – узнать больше о семье Сантосов». У нее сложилось впечатление, будто Педро Кабезас сможет ей в этом помочь.
Как обычно, за завтраком с Викторией никто не заговорил. Умберто, как всегда, беседовал с матерью и старался угадать любое желание доньи Офелии по ее глазам. Дон Рикардо, одетый в элегантный парижский костюм, был гладко выбрит. Он изучал деловые бумаги и, когда вошла Виктория, даже головы не поднял. Некоторое время невестка не отрываясь смотрела на его серебристую шевелюру. От дона Рикардо пахло табаком и лосьоном после бритья, запах которого смешивался с ароматом только что сваренного кофе.
В столовой висели картины того же художника, мастерством которого девушка уже восхищалась в своей комнате. Но, совершенно не зная человека, Виктория понимала, что тот любил эту землю. Она видела это в мельчайших деталях его работ. Девушка снова задалась вопросом, кто бы это мог быть. Дон Рикардо, наверное, не смог бы ответить на этот вопрос. Вероятно, когда-то в Санта-Селии останавливался художник.
Виктория машинально взяла вторую сдобную булочку, чтобы, отламывая кусочек за кусочком, съесть ее с какао. Иногда она замечала на себе взгляд свекрови, но пока что ей удавалось игнорировать его.
Завтрак уже подошел к концу, когда произошло кое-что, изменившее обычный порядок утренней трапезы. Одна из индейских девочек, едва ли старше двенадцати лет, зацепившись за ковер, опрокинула чайник с содержимым и залила какао стол и тарелку доньи Офелии. Реакция последовала незамедлительно.
– Умберто, – резко сказала свекровь.
И, словно пес, услышавший команду, Умберто ударил девочку по лицу. Сдержав крик, девочка от боли опустилась на пол. Она в ужасе смотрела на Умберто широко открытыми глазами.
– Грязная индейская шкура, – бросил он.
Виктория вскочила. Умберто как раз поднял девочку на ноги, чтобы ударить ее еще раз, но Виктория встала между ними.
– Хватит, – тихо произнесла она.
Умберто уставился на нее прищуренными глазами. Выражение его лица чем-то пугало Викторию, но муж все же опустил руку. Несколько секунд Виктория смотрела ему прямо в глаза, потом повернулась к девочке. Ребенок уставился на хозяйку большими испуганными глазами. Из носа по подбородку текла кровь, верхняя губа была разбита и тоже кровоточила.
Викторию трясло от отвращения и ярости. На миг она закрыла глаза и выпрямилась.
– Простите меня, – коротко сказала она мужу и его родителям, взяла девочку за руку и вышла из комнаты.
– Куда вы меня ведете? – испуганно спросила девочка.
Виктория ободряюще усмехнулась.
– В кухню. Нужно умыть лицо.
– Не нужно. Возвращаться к мужу. Иначе старая женщина злой.
Виктория не могла не улыбнуться.
– Старая женщина и так уже злая, с этим ничего не поделаешь.
Малышка покачала головой.
– Возвращаться, – настаивала она. – Я не забуду, что помогла.
Виктория задумчиво взглянула на девочку.
– Как тебя зовут?
– Хуанита.
– Хорошо, Хуанита, сейчас мы пойдем в кухню, там ты сможешь умыть лицо. Тогда я отпущу тебя.
– Старая женщина будет злой.
– Ну и что! – Виктория постаралась говорить решительно. – Я – молодая хозяйка.
Хуанита продолжала смотреть на нее широко открытыми глазами, и хотя Виктория все еще боялась, что совершила ошибку, ей стало легче. Она действительно была молодой хозяйкой. Настало время показать: в этом доме ей нравится не все.
Вопреки ожиданиям, никаких замечаний от свекрови и Умберто не последовало. Но Виктория опасалась, что это всего лишь затишье перед бурей.
После обеда девушка приказала оседлать Дульцинею и поехала на кобыле к условленному месту. Хотя еще вчера она хотела встретиться за пределами эстансии с Педро Кабезасом, сегодня у нее появилось плохое предчувствие. У нее всегда была голова на плечах, а теперь ее поведение выглядело в высшей степени неприличным. К тому же Виктория сама не знала, чего ожидала от этой встречи, или просто не решалась себе в этом признаться. Все-таки она была замужней женщиной, и, кроме того, у нее был ребенок.
Несмотря на все старания ехать помедленнее, Виктория прибыла на место встречи очень быстро. У реки она ненадолго остановила Дульцинею. На одном из камней грелась ящерица. Вдалеке взвивалась пыль.
Виктория неуверенно теребила ленточки, которыми была подвязана ее соломенная шляпка. Потом она расстегнула верхнюю пуговицу на амазонке, чтобы вдохнуть свежий воздух полной грудью. «Господи, что бы подумал обо мне отец, если бы увидел меня сейчас?»
– Вики, Вики, – пробормотала она, – что за мысли лезут тебе в голову?
– С кем это вы разговариваете?
Виктория, вскрикнув, обернулась. Как и вчера, Педро появился совершенно неожиданно, словно вырос из-под земли.
– Ни с кем, – покраснела она. – Я просто кое о чем подумала.
– Прошу!
Молодой индеец-полукровка сделал приглашающий жест.
Следующие два часа они объезжали владения вдоль и поперек. Педро показал Виктории стадо лам, которое, вероятно, и подняло пыль. Он указал ей на кондора, который выписывал круги у них над головами. Они увидели дырявое кактусовое дерево, которое используют для постройки домов, следы койотов и даже пумы, напились воды из родника и еще раз проехали рядом с деревней, где вчера случайно встретились. В этот раз Педро направил жеребца мимо, дав своей спутнице знак следовать за ним. Вскоре показались остатки каменных стен.
– Эта деревня стоит здесь еще со времен инков, – сказал он, нахмурившись. Его лицо омрачилось. – Белые совершенно ничего не знают, – неожиданно произнес он. – Они приходят сюда, словно им тут принадлежит все. Но они глупы, как маленькие дети.
Виктория молчала. Она почувствовала в его голосе затаенную злость. Это смутило девушку, и она решила промолчать. Действительно, в следующую секунду Педро уже улыбался.
– Не принимайте это на свой счет. Вы… Вы… – Он осекся.
Виктория спрашивала себя, что же он хотел сказать. Нравится ли она ему? Эта мысль пришла ей в голову неожиданно и смутила ее. Девушка решительно соскочила со спины Дульцинеи.
– Пожалуйста, я хочу здесь немного осмотреться. – Виктория склонила голову набок и улыбнулась Педро.
Он не задавал вопросов, просто тоже спрыгнул с жеребца и указал на узкую, едва заметную тропку. Неужели он хочет ей что-то показать?
– Идите прямо туда, сеньора Сантос.
Впервые Виктория пожалела о том, что плохо говорит по-испански. «Тогда бы я точно смогла у него спросить, что он хотел сказать и что пытался от меня скрыть». Она не была уверена, но у нее возникло такое чувство, будто он пытался что-то от нее утаить. Виктория прошла пару шагов вперед и обернулась к Педро Кабезасу.
– Вы хотите мне что-то показать, сеньор Кабезас?
Он вопросительно поднял брови. Кабезас не лгал: немного позже они остановились в хорошо сохранившемся прямоугольнике стен. В углу виднелся небольшой очаг. Напротив располагался почти новый лежак из соломы.
– Как хорошо, – проговорила Виктория, увидев это. – Могу я присесть?
Не говоря ни слова, Кабезас подвел ее к камню и осторожно помог сесть на него. Сам он остался стоять рядом с ней, опершись рукой на каменную кладку. Виктория поправила юбки. Дуги корсета больно врезались в тело, но она старалась этого не замечать. Кабезас внимательно смотрел на нее. От его близости Виктория вдруг задрожала.
– Кто такой Вики? – вдруг спросил он.
Викторию поразил его тон. Неужели она слышала в его голосе нотки ревности? Девушка взглянула на его мрачное лицо и рассмеялась.
Густые черные брови Педро превратились в одну линию.
– Что здесь смешного? – резко спросил он.
– Я, – ответила Виктория, – я и есть Вики. Мой отец называл меня так, когда я была еще девочкой.
Педро Кабезас на секунду замолчал.
– Вики, – тихо и нежно повторил он.
Виктория снова рассмеялась.
– Надеюсь, вы не подумаете, будто я склонна к монологам.
– Нет, – коротко ответил он. Казалось, он все понял.
– А у вас есть ласкательное имя? – спросила Виктория.
Педро пожал плечами. Он все еще стоял рядом с ней. Виктория заметила, как участилось его дыхание. Она и хотела, чтобы он дотронулся до нее, и одновременно не желала этого. Он не смел ее касаться: она ведь замужняя женщина. Замужние женщины так себя не ведут. Замужняя женщина не будет думать об этом…
Но Виктория знала, что должна почувствовать его прикосновение. Ей нужен был кто-то, кто бы скрасил ее жизнь. Вдруг Педро положил руку на ее левое плечо. Виктория знала: вот момент, когда стоит указать место прислуге и отступить, но не смогла этого сделать. Просто не смогла и не захотела. Поднимаясь, она посмотрела Педро в глаза и почувствовала его губы. Ему пришлось подхватить девушку, чтобы она не упала. Потом они снова поцеловались, и еще раз. Когда они наконец оторвались друг от друга, их взгляды встретились. Доверие в глазах Педро породило в душе у Виктории теплоту и желание, которых она так давно не чувствовала. Она запрокинула голову и вновь потянулась к нему. Губы Педро решительно коснулись ее губ.
Виктория подумала: «Неужели я вкусила запретный плод? Но как он сладок!»
С этого момента Виктория не могла дождаться ежедневной прогулки верхом, которая чаще всего начиналась под вечер. Сначала Педро и она чувствовали себя неуверенно, но со временем это прошло. Они целовались в тайном месте, которое обнаружил Педро, целовались в узкой долине, которую знал только он, целовались, укрывшись на склонах отрогов Анд. Они целовались, наблюдая за ламами и омывая ноги в холодном ручье. Они оба стали частью ландшафта, который их окружал. Никто их не видел. Никто не знал, чем они занимаются. Никто не ходил за ними. Педро рассказывал Виктории истории об окрестностях и о местных жителях. Он рассказывал легенды древних жителей Анд, аймара и кечуа. Он рассказывал о временах, когда еще не пришли испанцы. Он рассказывал о серебре, которое доставляли из Потоси в порт Буэнос-Айреса. Он рассказывал о дорогах, которые были вымощены серебром, и о бедняках, которые ели из серебряных мисок. А потом они снова целовались.
Временами Виктории казалось, что слуги-индейцы знают обо всем, но никто не говорил ни слова.
Иногда Розита улыбалась Виктории, а Хуанита старалась подать ей за трапезой самые лакомые кусочки. Малышка не забыла, что сделала для нее молодая сеньора Сантос.
Прошло некоторое время, прежде чем Виктория и Педро решились увидеть друг друга обнаженными. Педро снял штаны и стащил рубашку через голову. Виктория молча наблюдала за тем, как играют мышцы под его темной кожей. То тут, то там виднелись шрамы от ран. Вдруг Виктория почувствовала, как в ней просыпается волнение – своего рода радостное предвкушение, от которого ее пробирал страх. Педро тоже был взволнован, она заметила это по смущенному взгляду, устремленному на нее.
Педро был самым красивым мужчиной, которого Виктория когда-либо видела. Она колебалась. Педро улыбнулся ей и помог расстегнуть пуговицы на платье и расшнуровать корсет. Девушке не удалось бы сделать это без посторонней помощи. Она неуверенно теребила рубашку, скрывавшую под оборками ноги и плечи. Педро осторожно вытащил шпильки из волос Виктории, и, освобожденные, локоны рассыпались по ее плечам.
– Muy guapa, – улыбаясь, произнес Педро. Девушка вопросительно взглянула на него. – Tu eres linda, Виктория. Ты очень красивая, не бойся.
Она опустила голову. Виктория еще никогда не чувствовала себя так неуверенно. Хотя это было с ней не впервые. Она – замужняя женщина и мать. Это не первая брачная ночь, и все же у нее было именно такое чувство. Она хотела этого. Очень хотела. Но одновременно понимала, что обратной дороги не будет. Она все еще была порядочной женщиной. Но если она совершит это, их с Умберто больше ничего не будет объединять.
Виктория знала: ничто больше не сможет удержать ее рядом с мужем. Те дни в Париже запечатлелись в ее памяти как дагерротип – воспоминания никогда не сотрутся. Но в Сальте их дороги разошлись. Виктория запрокинула голову и ошеломленно взглянула на Педро.
– Yo soy lindo, – сказала она и рассмеялась.
– Linda, – поправил он ее.
– Linda, – повторила Виктория и позволила соскользнуть платью с плеч.
Было тепло, но все равно девушка покрылась гусиной кожей. Она ответила на взгляд Педро. Ощутила тепло его рук и почувствовала себя в безопасности.
В тот день они все же не сблизились окончательно. Им было достаточно любоваться друг другом, наблюдать за игрой солнечного света и тени на коже, прикасаться, целовать и чувствовать близость.
На следующий день Педро и Виктория вновь встретились в укромном месте. Страх пропал. Они доверяли друг другу. В тот день они без колебания избавились от одежды. Потом Педро высоко поднял Викторию и уложил ее на охапку соломы. Поцелуи, которыми он покрыл все ее тело, вызвали сначала приятное тепло, потом трепетную дрожь вожделения. Педро не спешил входить в нее. Ей по душе были ласки, нравилось, что от его прикосновений кружится голова.
– Сейчас, – шепнула Виктория ему на ухо, когда больше не могла ждать, – сейчас.
И Педро исполнил ее просьбу: вошел в нее и довел до пика блаженства.
Утомленные, они лежали друг возле друга.
– Вы, женщины, очень храбрые, – пробормотал Педро некоторое время спустя, – я бы такого не выдержал. – Он указал на корсет, который, как панцирь, стоял у стены.
– А я бы и не хотела носить его, – ответила Виктория и перевернулась на спину. Со сладостным вздохом она подложила руки под затылок, и теперь ее грудь торчала вверх. – Моя бабушка рассказывала как-то, что во времена ее юности женщины не носили корсетов. Наверное, это было божественно.
– Точно.
Педро усмехнулся и склонился над Викторией, чтобы покрыть ее тело поцелуями.
– Mi tesoro[5]5
Мое сокровище (исп.).
[Закрыть], – прошептала она, запустив пальцы в его густые черные волосы.
Виктория закрыла глаза. Она чувствовала прикосновение губ Педро на шее, потом над грудью.
