Текст книги "Хрустальное сердце"

Автор книги: София Герн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

В его спальне горел камин, и постель была раскрыта. Оленин бережно опустил ее на шелковые простыни и укрыл легким одеялом.

– Я сейчас, – прошептал он, – здесь на столике коньяк. Налить тебе?

Катя кивнула, не в силах ничего ответить. Сергей протянул ей пузатенькую рюмку с ароматной жидкостью – девушка выпила залпом, и коньяк горячей волной разлился внутри. Камин мерцал рубиновыми угольками, отбрасывая на экран жаркие всполохи. Катя смотрела на огонь как загипнотизированная, и в голове у нее было пусто. И эта пустота казалась такой прекрасной!

Сергей лег рядом с ней, отбросив в сторону полотенце. Его тело было юношески крепким, а ладони обладали всем возможным и невозможным опытом зрелого мужчины. Сергей, то убыстряя, то замедляя темп, прислушивался к ощущениям Кати, ловил первый трепет приближающегося оргазма, и отдалял его, доводя девушку до исступления. И наконец, перестав контролировать собственные чувства, он резко вошел в нее, поймав губами ее протяжный крик. Но на этом все не кончилось. Его движения были такими, что Катерина снова ощутила прилив желания и стала двигаться под ним в ритме, который он ей теперь диктовал.

Они занимались любовью так долго, что почти утратили ощущение времени. За окном стремительно темнело, и в камине догорали поленья ольхи, распространяя дивный, терпкий запах. Изнуренные и опустошенные, они заснули одновременно, чтобы не расставаться даже во сне, глубоком, лишенном тревожных сновидений.

Утро продолжилось дождем. Увядшую траву в саду и облетевшие черные стволы деревьев поливал нудный холодный дождь из тяжелых лиловых туч.

Катя проснулась и увидела, что Сергея рядом с ней нет. Снизу доносились голоса. Она прислушалась и, к своему великому неудовольствию, поняла, что приехала Вера. Спускаться или нет? И в чем? Господи! Она же бросила грязную и мокрую одежду в ванной. Что же теперь делать? Нет. Спускаться она не станет. Но вот послушать можно – нехорошо, конечно, но любопытство сильнее воспитанности.

Голоса звучали на повышенных тонах, вернее, раздраженно и громко говорила Вера.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросил спокойно Оленин.

– А то, что ни мне, ни Киту совсем не нравится это твое дикое увлечение молоденькой вертихвосткой!

– Никита ничего подобного мне не высказывал.

– Она здесь? – Вера заводилась все больше.

– Здесь. Спит. И что?

– А то, что ты, что ты… Ты не можешь так поступать! Еще скажи, что на ней женишься!

– Почему нет? – все так же спокойно спросил Оленин.

Его ровный тон заводил дочь еще больше.

– Ну совсем спятил! Тебе скоро «полтинник»!

– Это что, так много?

– Да уж немало! Она же совсем девчонка! И ты к тому же ничего о ней не знаешь!

– Все, что мне нужно, я знаю. И не такая уж она девчонка. Вполне самостоятельная женщина, уже побывавшая замужем. Умная. Красивая. Талантливая. Из хорошей семьи. Почему нет? – отвечал Сергей, и Катя согласно кивала: а почему бы и нет, в самом-то деле?..

– Ты меня бесишь! – завизжала Вера. – Ты не можешь с нами так обойтись!

– Верочка, девочка, ты что же, уже о наследстве задумалась? – холодным голосом спросил Оленин. – Рано меня хоронишь. И я, как хороший отец, хотя в том, что хороший, я уже сильно сомневаюсь, но все равно, я не отказываюсь вас содержать. Я купил квартиру Никите, купил студию тебе. Ты ничего не вложила, а уже получила свой маленький магазинчик, где собираешься продавать тряпки, которых еще и в помине нет. Ты, кстати, уже сделала коллекцию? Или озабочена покупкой чужих творений? Вижу, у тебя новенькое пальто от «Armani». Очень красиво. Все, Вера, ты зачем приехала? Устраивать мне скандал? Я этого терпеть не могу. Мне вполне хватило твоей матери.

– Нет, я хотела тебя предупредить, – таким же ледяным тоном отозвалась Вера. – Эта твоя Катерина не такая уж Белоснежка, какой ты ее считаешь. У нее был любовник португалец, с которым она познакомилась в туристической поездке. Ездила, как мне сказал Кирилл, чтобы мужика себе найти побогаче. И нашла! Другие тетки просто ездят в секс-туры, а эта – нет. Но это еще хуже. Знаешь, что ее Хоакин, так его звали, был очень богатым человеком? Знаешь? Он, насколько я узнала, занимался компьютерным прогнозированием этих, как их, волн для серфинга. Где, когда будет хорошая волна. Кто бы мог подумать! Куча богатых бездельников платили ему за информацию, которую он рассылал по Интернету. Сотни безголовых идиотов!

– Послушай, Вера. Мне это все совершенно неинтересно. И ты не думаешь, что твой Кирилл сильно преувеличивает? Он мне не нравится. Но я же не лезу в твою личную жизнь. Так и ты не лезь. Все. Поговорили.

Катя услышала, как с грохотом захлопнулась входная дверь, и Оленин стал подниматься по лестнице.

– Доброе утро, девочка моя! – сказал он, входя в спальню – так, будто не вел только что неприятного разговора с дочерью.

– Доброе утро! – Катя потерла глаза и зевнула, будто только что проснулась.

– Сейчас позавтракаем, и я тебя ненадолго оставлю. Твоя одежда никуда не годится. Мокрая и грязная.

– Мне бы не хотелось оставаться тут без тебя, – улыбнулась Катя. – Вдруг кто-нибудь придет? Приедет?

– А ты не волнуйся, – Сергей приобнял ее, погладил по плечу, – через часок-другой тут будет Дарья. Вы можете вместе приготовить что-нибудь к обеду. Все. Не хочу слышать никаких возражений!

Оленин наклонился к Кате и поцеловал ее.

Они наскоро позавтракали, выпили кофе с румяными гренками с каким-то мягким сыром. Оленин был уже одет, и пахло от него чудесно – но Катя никак не могла идентифицировать аромат. Конечно, это не так просто, как угадывать марки одежды. У Кати было врожденное чувство стиля, и в самых незначительных деталях она видела «почерк» известных мастеров-модельеров.

«Интересно, а Верочка может угадывать аромат? – подумала Катя. – Вот ведь негодяйка! Пришла и оговорила меня, представив охотницей за сокровищами. Так гадко, что даже смешно. Но как на это отреагирует Сергей? Это ведь была первая попытка. И наверняка последуют другие. Вполне понятно, когда подростки беззастенчиво вмешиваются в личную жизнь родителей и ставят им свои условия. Но Вера совсем не подросток. И здесь замешано что-то большее, чем просто дочерняя ревность…»

Сергей умчался как вихрь. Видимо, его ждали неотложные дела, которые пришлось отложить из-за ворвавшейся так некстати дочери.

«Или он из-за меня перекроил весь свой день? Да нет, вряд ли, – вздохнула Катя. – Интересно, что подумает Дарья Степановна, когда увидит меня тут – в халате и в своих замечательных носочках? Хоть бы Сережа ее успел предупредить!»

Так и оказалось. Увидев девушку, старушка не выказала ни малейшего удивления и сразу же принялась хлопотать, вовлекая Катю в домашние дела. Все выглядело так, словно они встречаются по утрам уже много лет. И вместе принимаются за приготовление обеда.

Катя под чутким руководством Дарьи Степановны чистила овощи для плова. Ей хотелось узнать как можно больше об Оленине, его бывшей жене и его детях, но домоправительница ни разу не заговорила о семейных делах.

– Дарья Степановна, – не выдержала наконец Катя. – А давно Сергей один?

– Понимаю, девочка, что тебя это волнует, – поджав губы, ответила женщина. – Но я не привыкла обсуждать жизнь хозяина. Да и не с кем было. Вот тебе и ответ.

Она все сказала, ничего определенного не сказав. «Не с кем было». Это значило, что Оленин до сих пор никого сюда не приводил и уж тем более не оставлял на попечение домоправительницы.

Оленин позвонил и сказал, что скоро будет. Дарья Степановна засуетилась, кинулась накрывать на стол, а Катя пошла проверить свою одежду. Джинсы были уже почти сухими, но до неприличия грязными. Свитер не желал сохнуть и пах мокрой шерстью.

«Не-е-ет, – скривилась Катя. – Лучше я в Сережином длинном свитере останусь. Тем более, что он сидит на мне как платье».

Оленин вошел в спальню, нагруженный изрядным количеством пакетов.

– Это тебе, – проговорил он, сбрасывая покупки на кровать. – Надеюсь, что не ошибся ни в размере, ни в стиле. Мне бы не хотелось навязывать тебе свой вкус, но, знаешь, твои вещи безнадежно испорчены. И надевать их не стоит. Ну посмотри же! Знаешь, Катенька, я ужасно люблю делать подарки!

Катя порывисто обняла его и засмеялась:

– Признаюсь тебе честно. Я – самая обычная женщина. И не менее ужасно люблю подарки.

– Тогда не томи. Я хочу посмотреть, не обманули ли меня мои глаза… и мои руки.

Катя достала узкие фланелевые брючки и короткое пальто из той же ткани, прекрасный светло-серый, почти жемчужный свитер с традиционными кельтскими косами, а из обувной коробки извлекла черные сапожки, похожие на сапоги для верховой езды. «Moschino, Boss Orange, Alexander McQueen… Нет, я даже думать не буду о том, сколько все это стоит!»

В отдельном маленьком пакетике лежало роскошное белье, упакованное как драгоценности – каждый комплект в отдельной бархатной коробочке.

Катя покачала головой и улыбнулась:

«Сережа, Сережа! Просто Санта Клаус какой-то. Откуда он так хорошо разбирается в женских тряпочках? И все размеры угадал. Даже с обувью не ошибся. И даже про тапочки не забыл…»

Хотя мокасины, сшитые вручную из тончайшей кожи, можно было назвать тапочками с очень большой натяжкой.

– Не удивляйся, малыш, что я так хорошо разбираюсь во всем этом, – словно читая мысли девушки, проговорил Сергей. – У меня же была жена. Очень привередливая дама. И Вера такая же.

Катерина оделась во все новое и стала похожа на маленькую английскую леди, живущую вдали от шумного города в своем поместье.

«Наверняка он советовался в бутиках с продавцами, – благодарно думала девушка. – Не может же бизнесмен так удивительно попасть в точку!»

Хотя, взглянув на Оленина, тут же подумала, что он – может. И что для него окружающий мир, так же как и для нее, настоящая палитра, на которой можно и нужно смешивать самые разные краски, добиваясь безупречных тонов и оттенков, всякий раз новых.

Пока девушка одевалась, примеряя обновки, Сергей переоделся в простые джинсы. Он взял сброшенный на постель джемпер, в который куталась Катя, уткнулся в него лицом и вдохнул тонкий аромат ее тела. А потом надел на себя.

– Хочу, чтобы ты была со мной все время, – пояснил он. – Даже когда ты поедешь по своим делам, когда тебя не будет рядом со мной. Ни за что не буду его отдавать в чистку и стирать не позволю. В нем частичка тебя, твоего запаха, тепло твоего тела.

– Ты говоришь, как поэт, – хихикнула Катя.

– Наверное, я действительно поэт. Но выразить себя на бумаге у меня получается гораздо хуже.

– Боюсь, что ты себя недооцениваешь. Дашь что-нибудь почитать? Твои книги, которые ты выпускал для своих друзей и знакомых? У тебя остались экземпляры? Подари, пожалуйста. Мне так хочется знать, какой ты…

– А ты еще не почувствовала? – Сергей не ответил на вопрос, а просто уложил ее на кровать, сбросив на пол пакеты и коробки. Теплые нежные руки пробрались под свитер девушки, нашли застежку лифчика, приподняли его над напрягшейся грудью. Оленин снова хотел Катю, и она тоже ощутила прилив желания.

На этот раз Сергей посадил ее на себя и расстегнул джинсы. Катя услышала, как поползла вниз молния, почувствовала, как вырывается из тисков грубой ткани восставшая тугая плоть, упираясь в ее бедра. Сергей стянул с девушки брюки и тончайшие кружевные трусики, отбросил их в сторону и проник в пульсирующую плоть, уже готовую принять его целиком, так глубоко, как только можно. Все было очень быстро: они окунулись друг в друга и моментально достигли пика страсти.

– У нас еще целая ночь впереди. Поэтому стоит как следует подкрепиться, – улыбнулся Сергей, глядя, как Катя стоит на ковре на коленях и ищет отброшенные трусики в ворохе новой одежды.

– Это говорит уже не поэт, а ресторатор, – Катя наконец нашла невесомый предмет туалета. – Мне как-то перед Дарьей Степановной неудобно.

– Я ее на сегодня отпустил. Так что мы будем пробовать, что вы там приготовили, вдвоем. Обязательно при свечах.

– Ты вспомнил, что такое романтический ужин? – засмеялась Катя.

– Конечно! – Сергей ударил себя ладонью по лбу. – Как же я упустил такую важную деталь?! Нет мне прощения. Ведь для романтического ужина нужны цветы! А где их взять? О! Вспомнил. Кажется, все будет как надо. Спускайся в столовую. И жди меня, радость моя Катеринушка.

Стол был накрыт так изящно, словно не старуха экономка здесь постаралась, а какая-то добрая волшебница, все приготовившая и испарившаяся в воздухе. Хрусталь, столовое серебро – и конечно же свечи в старинных серебряных подсвечниках.

«Неужели «Фаберже»? Это уж слишком! – подивилась Катя и, оглянувшись, не видит ли Сергей, перевернула подсвечник и посмотрела на клеймо. – Так и есть! Этот дом полон таких сюрпризов, что и не вообразишь. Просто сказочная пещера с сокровищами, замаскированная под домик в прерии. Все, оказывается, обманчиво. А насколько обманчив сам Оленин? Поэт и ресторатор, поклонник булочника Филиппова, серебра Фаберже, ольховых царских дров в камине, строгого стиля костюмов и фермерских одежек, ковбойских сапог и изысканного женского белья…» – Образ Оленина в представлении Кати складывался из каких-то взаимоисключающих вещей – противоречивый, но безумно привлекательный.

Сергей вернулся из сада с растрепанным букетом самых последних осенних хризантем: не тех, что поражают воображение немыслимыми оттенками, завернутые в пошлую шуршащую упаковку, а маленьких лиловых и белых цветов, похожих на растрепанные ромашки. Цветы были мокрыми от моросящего целый день дождя, и Сергей слегка потряс букет, сбрасывая холодные капли на текинский темно-бордовый ковер. Катя поставила хризантемы в вазу с золотыми драконами, а Оленин вылил туда полную бутылку минеральной воды, сказав, что так цветы будут стоять дольше.

Они зажгли свечи и с поистине волчьим аппетитом принялись за плов, запивая его рубиново-красным каберне «Совиньон».

– Конечно, это пошлость – плов и вино, – проговорил Оленин. – Плов положено запивать горячим зеленым чаем, а перед едой обязательно пить водку. Но мы с тобой ужинаем в нарушение традиций; и потом, я просто люблю каберне. А ты?

Катя благодарно кивнула.

Она совсем расслабилась, когда Сергей вдруг спросил:

– Скажи мне, пожалуйста, девочка моя, что это за таинственная история с твоим португальским возлюбленным?

– Откуда ты знаешь? – нахмурилась Катя.

– Я знаю, что ты не могла не слышать мой разговор с Верой. Уж больно сладко ты зевала, когда я вошел.

– Ты такой проницательный, – нахмурилась Катя, – метод дедукции – еще одно твое хобби?

– Ничего подобного. Просто я старый опытный волк, который чувствует фальшь за сто километров.

– Хочешь сказать, что я сфальшивила? – обиделась Катя.

– Ты просто притворилась. И это вовсе не такой уж грех. Я бы на твоем месте обязательно послушал, что говорят, почему нет? Как говорил один мой знакомый, информация – это все. Так вот, Катенька, я не хочу получать информацию из сомнительных и нечистоплотных источников. Так что расскажи мне все сама, а я, в свою очередь, отвечу на твои вопросы. Идет?

– Ладно, – Катя отложила вилку, – наверное, ты прав. Меня всегда поражало, как во всяких сериалах, которые я в депрессии смотрела в больших количествах, люди портят отношения только тем, что чего-то недоговаривают. И дают повод своим недоброжелателям или врагам восполнить лакуны.

– Восполнить лакуны? – поднял брови Сергей.

– Ну да. Манипулятору очень удобно рассказывать недоговоренное как свою версию событий. А потом оправдаться чрезвычайно трудно. Получается, «единожды солгавший, кто тебе поверит»? Я знаю, что это такое. Я тоже была склонна верить в то, что сама напридумывала. И получилось, как всегда.

– Ну так расскажи, пока другие не заполнили картинку своими версиями, – посоветовал Сергей.

– Это было два года назад. Я вернулась в Москву после… в общем, после лета, проведенного в Ангилье. Это такой остров на Карибах. Маленький и не слишком популярный. У меня был… роман. Нет. Не так! – Катя раздраженно махнула рукой. – Это была любовь. Во всяком случае, до встречи с Хоакином я ничего подобного не испытывала. Мы были безумно счастливы вдвоем, и нам совсем не хотелось расставаться. Хоакин был серфером, отчаянным парнем, который любит все экстремальное. На жизнь он зарабатывал тем, что рассылал за деньги прогнозы таким же сумасшедшим, как он сам, отслеживая по всему миру, как это у них называлось, «настоящую волну». Странно, но это приносило неплохие деньги. Тем более что в быту Хоакин был крайне неприхотлив. Его не интересовала ни одежда, ни автомобили, ни престижные дома, хотя у него был свой дом, скромный и, по-моему, просто чудесный. С фантастическим садом, где росли удивительные цветы, такие, каких, кажется, и не бывает в природе. В общем, все было хорошо. Мы решили никогда не расставаться, пожениться и жить в этом уголке земного Эдема. Даже не знаю, о чем я думала… – Катя вздохнула. – Да знаю, конечно. Только о нем. Что я там делала бы, если бы у нас все получилось, – понятия не имею. Но, наверное, мне нашлась бы работа. Мы расстались ненадолго – я вернулась в Москву собрать вещи и подготовить документы; Хоакин вскоре должен был приехать за мной. Мне хотелось обвенчаться с ним в какой-нибудь старенькой церкви именно здесь. Он смеялся, говорил, что для этого ему придется перейти в православие, а он по рождению католик, а по сути – неисправимый язычник. Но все равно согласился. И вот я стала ждать. Он не появился в назначенный день. И даже не позвонил. И его телефон был отключен, а домашний номер не отвечал. И я решила – все. С глаз долой, из сердца вон. Ты не представляешь себе, какие это были ужасные дни! И тут подвернулся Кирилл. Мы с ним какое-то время учились вместе. И я схватилась за него как за соломинку. Знаешь, самое страшное было в тот день, когда мы с ним поженились. Тогда же я узнала, что Хоакин погиб. Разбился на своем «Харлее» недалеко от дома. Был дождь и скользкая дорога, он не вписался в поворот… Вот так. И не отвечал он мне, потому что уже не мог ответить. А я ничего не почувствовала. Ничего, понимаешь? Ничего, кроме смертельной обиды! – Катя договорила, взяла бокал с вином, отпила. Глаза ее застилали слезы, огоньки свечей двоились и плыли.

– Все понимаю, маленькая моя. – Сергей подсел к ней и вытер ей глаза салфеткой. – Ты плачь, если плачется. Если это поможет. Ты до сих пор любишь его?

– Как можно… не любить? – вздохнула Катя. – Для мертвых соперников не существует.

– А я тогда кто? – тихо спросил Оленин.

– О боже мой, – Катя прикрыла рот ладонью, – прости, Сережа, прости… Ты… Ты становишься для меня очень близким человеком, но мы же совсем недавно вместе – как я могу говорить, что люблю, или не люблю, или что-то еще? Знаю только, что мне с тобой очень, очень хорошо, и что я совершенно не хочу с тобой расставаться.

– Что ж, это говорит о тебе еще лучше, чем я думал, – проговорил Сергей. – Ты искренна, честна, ты ничего не хочешь от меня скрыть. А я… Я буду ждать, когда ты совсем оттаешь, моя спящая принцесса.

– Не такая уж спящая, судя по тому, как мы с тобой проводим время, – улыбнулась Катя сквозь слезы. – Я теперь все-таки начинаю думать, что время лечит.

– Лечит любовь, – сказал Сергей, – это я точно знаю. Но ты ничего обо мне не спрашиваешь. Почему?

– Не знаю. – Катя дернула плечами, ей показалось, что стало холодно и захотелось снова увидеть и ощутить тепло огня в разожженном камине. – Наверное, я думаю, что ты сам решишь, что мне нужно знать, а что нет. Кое-что о твоей семейной жизни я уже знаю, да и с детьми знакома. Знаю и о том, что они вовсе не в восторге от нашего романа…

– Ну пусть тебя это не беспокоит, – хлопнул ладонью по столу Сергей. – Это не я от них завишу, а они от меня. Следовательно, диктовать мне условия они не могут.

– Все равно мне неприятно. – Катя опустила голову. – Я не хочу навязываться тебе.

– Господи! Ну что это ты говоришь? Это не ты мне навязывалась, а я тебя соблазнил, как сказал бы Станкевич, старый ловелас. Катенька, котенок, я не знаю, что и как у нас с тобой сложится, но, если судьба дает нам с тобой такой шанс, глупо от него отказываться. Я не стану говорить, что люблю тебя. Хотя, наверное, это недалеко от истины. Но я уже не легкомысленный юнец, который может такими словами разбрасываться… Помнишь эти строки? «Люблю, люблю, но реже говорю об этом. Люблю сильней, но не для многих глаз. Собой торгует тот, кто перед светом все чувства выставляет напоказ…»

– Сонет Шекспира, – кивнула Катя. – Очень мудро.

– На этом и остановимся. Пойдем наверх? Знаешь, чего я ужасно хочу? Влезть вместе с тобой в ванную, наполнить ее водой с каким-нибудь экзотическим маслом и насладиться этим вычурным удовольствием непременно при свечах. Ну чтобы продлить наш романтический вечер.

– Отличная идея, – ответила Катя, поднимаясь, – тем более что меня немного знобит.

– Ты не простудилась? – озабоченно спросил Сергей.

– Нет. Это просто нервное, наверное.

– И пить вино будем там же, – сказал Оленин.

И они больше ни о чем не говорили, просто наслаждались жизнью под чувственную и светлую музыку Вивальди. В воде, благоухающей персиковым маслом, Сергей ласкал девушку, внимательно и сосредоточенно исследуя каждый уголок ее горячего тела, и Катя отвечала ему тем же. Когда они вышли из ванны, Оленин опустился перед ней на колени и стал целовать ее ноги, поднимаясь все выше и выше к источнику наслаждения. Девушка запустила пальцы в густые русые волосы и притянула его голову к себе, отдаваясь полностью охватившему ее возбуждению. А потом ей захотелось доставить ему такое же удовольствие. И в спальне, когда Сергей раскинулся в поистине королевской позе на смятых простынях, Катерина заскользила вдоль его мускулистого тела, слизывая с его груди капельки влаги, а потом ее губы сомкнулись на восставшей плоти, дразня круговыми движениями языка каждую частичку этого внушительного жезла. И всю ночь они растворялись в щемящей нежности, стремительной или медленной любви, следуя прихотливым аккордам, извивам божественной музыки старинного клавесина, отдаляющейся и приближающейся, тихой и взрывной.

…На следующий день Катя уже была на работе, а точнее – на своем объекте, где рабочие, оставшиеся на пару дней без пригляда, умудрились выложить стену дорогущими стеклянными блоками так, что квадраты сверкающего изумрудного цвета, напоминающие застывшую воду с водорослями и причудливыми рыбками, неплотно прилегали друг к другу. Слава богу, испорчена была лишь малая часть. Но все равно это был промах, и промах серьезный.

«Ну вот, – подумала Катя, – стоит ненадолго расслабиться, как неприятности тут как тут. Неужели это знак? И мой сумасшедший роман с Сережей – ошибка?»

К вечеру привезли новые блоки, и теперь Катя еще раз внимательно рассматривала каждый экземпляр, радуясь только тому, что сейчас она в квартире совершенно одна. Рабочие, которые получили нагоняй и, устрашившись перспективы не получить денег за работу, а то и вовсе быть уволенными, быстренько отбили испоганенную часть стены и даже успели все за собой убрать.

«И все-таки стоит от них избавиться, – думала Катя. – А объект отдам той армянской бригаде, с которой предыдущий делали. И зачем вообще Станкевич подсунул мне этих, как он сказал, «отличных славянских ребят»? Отличные ребята поработали по-славянски, игнорируя такие неважные детали, как стыки между плиткой, точность линий, заделку щелей в потолке перед покраской. Не умеют русские ребята мелкую работу делать, все у них в общих чертах, а про детали кто думать будет? – Катю страшно раздражала сложившаяся ситуация, и она не понимала, почему обычно дотошный Станкевич связался с этими рабочими. – Но и на старуху бывает проруха. Придется завтра с ним объясниться, он поймет. А потом позвоню бригадиру Тиграну, и можно будет ни о чем больше не беспокоиться», – решила девушка.

Размышляя и медитируя над блоком, в котором подобие водоросли было изогнуто как-то особенно причудливо, Катя услышала, что открывается дверь.

– Катя! Ты здесь? – спросил из прихожей голос Никиты.

– А где же мне еще быть? Привет. Вот посмотри, что эти гады натворили! Пришлось ехать за новой плиткой. День работы – впустую…

– Да ладно, не волнуйся ты так, – отмахнулся от ее слов Никита. – Не ты же платишь.

– Да какая разница, это же мой промах. – Катя смущенно опустила глаза.

– Брось! У тебя, наверное, были дела поважнее, – хмыкнул Никита, усаживаясь в свое обожаемое кожаное кресло.

С точки зрения Катерины, эти кресла вообще не предназначены были к тому, чтобы на них сидеть. Ноги сидящих в них задирались выше головы, так что сейчас она чувствовала себя совершеннейшей идиоткой, опустившись в соседнее кресло. Ее юбка задралась, и девушка принялась усиленно стягивать ее вниз. Получилось уж вовсе глупо. Никита смотрел на нее с усмешкой. Он выглядел блестяще в своей непомерно дорогой одежде. Блестяще и неуместно.

«И что его принесло? – разозлилась Катя. – Сорвался с какого-то банкета? С очередной презентации? И что это было на сей раз?»

– Да ничего такого важного у меня не было. Так, дела. – Катя понадеялась, что Никита не знает, где она провела эти дни.

И зря. Глупо было надеяться, что Верочка не поделится информацией с братом.

– Дела-а-а? – протянул Никита. – Вот смешно-то! Если бы мой благородный папочка услышал, что он – дела, умер бы от огорчения. Брось, Катя, не нужно передо мной разыгрывать уязвленную добродетель. Я нормальный человек. И уж чего-чего, а уловки своего папаши наизусть знаю.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивилась Катя, и сердце у нее упало в предчувствии чего-то ужасно обидного, болезненного.

– Я хочу сказать, что тебе не стоит особенно рассчитывать на него. Кстати, он уже одарил тебя новой одежкой? Да? Это что было? «Mochino»? «McQueen»? Я угадал? Жидковато. Его последняя пассия получила подарок от «Tiffany». Но не расстраивайся, у тебя еще все впереди, деточка.

Катя онемела. А что можно было сказать на это? Она просто взяла свою сумку и пошла к выходу.

– Погоди! Кать! – развязно протянул Никита. – Не убивайся ты так. Может быть, у него на сей раз все серьезно? А? Ты что, в него умудрилась влюбиться?

– Перестань, Никита, зачем ты все это мне говоришь? – воскликнула Катя.

– Чтобы у тебя не было иллюзий, – усмехнулся Никита. – Я тебе только добра желаю. Вот зачем. Ты ведь его совсем не знаешь. А я знаю. Отец человек конечно же очень обаятельный. Да и богатый. И, что немаловажно, в отличие от всех знакомых мне бизнесменов, он – интеллигент. Странное сочетание, да? Но действует безотказно. На таких девочек, как ты. Кстати, он терпеть не может всяких там моделей, актрис и поп-звезд. Ему что-нибудь для души подавай. Гурман. Не такой, как все. Знаешь, я его понимаю. Ты ведь очень привлекательная женщина. И я совсем не согласен с Кириллом, который считает тебя ледышкой. – Он засмеялся. – Но ты мне тут чуть было не доказала обратное. Такой дизайн! Все в жилу. Но я знаю, лед и пламя – совсем рядом. А?

– Я пойду. Извини. – Катя торопливо застегнула простое твидовое пальто, которое ужасно любила за его элегантность, бросила взгляд на новые сапожки, которые купил Оленин, и ей безумно захотелось их сбросить и пойти домой босиком по лужам, невзирая на осеннюю слякоть.

«Вот только доберусь до дома и все, все это выкину! – пообещала себе девушка. – И все. Хватит. Не нужно мне ничего от Оленина. И вообще от этой семейки. Вот закончу работу – и забуду о них навсегда. Объект бросать нельзя – аванс уже выплачен, – да и Станкевича не нужно подводить. И как ему объяснять отказ? А никак! Все, все. Не нужно путать личное с работой».

Катя выскочила на улицу и поймала такси. К ее немалому облегчению, таксист попался молчаливый, не считавший обязательным развлекать своих клиентов ни к чему не обязывающей болтовней. Просто вез, и все. И навязчивого радио не было.

Через полчаса Катя была дома и тут же принялась за дело. Достала огромный пакет из какого-то обувного магазина, сложила туда все новые вещи, не забыла и сапожки, которые сорвала с себя с яростью, и отнесла к мусорному баку, приготовленному к отправке.

«Вот уж удивятся мусорщики такому богатству! Ну и пусть. Пусть для кого-то будет подарок. А я ничего от Сергея не хочу!» – Катю душила ярость, и, вернувшись в квартиру, она бросилась в ванную и там долго отмокала и скребла себя жесткой мочалкой, словно хотела содрать с себя кожу, которой касались руки Сергея.

«Да за кого он меня принял? – кипела Катя, и тут же сама себе отвечала: – За дешевку. Вот за кого. И почему Станкевич меня не предупредил о том, что его старый приятель – похотливый козел? Договорились они, что ли?»

От этой мысли на душе у Кати стало совсем муторно. И она уже не с восторгом, как еще недавно, а с отвращением вспоминала свое приключение на Истре.

«Уложил меня в постель, занимался со мной любовью… О! Нет! Не любовью, а всего лишь сексом. Ни к чему не обязывающим сексом. И потом расплатился. Привез ворох тряпок. И как мне в голову не пришло, что с такой точностью подбирать одежду может только человек с наметанным глазом! Он что-то там говорил про жену, про дочь. Но все он врал! Просто привык трахать девок, а потом дарить им одежду лучших марок и выпроваживать!»

Потом Катя стала вспоминать их последнюю встречу, вернее, их расставание. И услужливая садистка-память подкинула такую деталь: вот Сергей наклоняется, чтобы поцеловать ее на прощание, даже не выходит из машины ее проводить, потому что уже весь в делах. Его телефон непрерывно звонит. И он все время разговаривает, не обращая на Катю никакого внимания, словно она просто попутчица, словно и не было между ними ничего в доме на Истре. Ни камина, ни свечей, ни романтического ужина, ни маленьких звездочек-хризантем.

«Или у него все так отработано? Штамп на штампе! А я-то повелась, вот дура!» – Катя ругала себя на чем свет стоит.

У нее было чистое, хрустальное сердце, которое не выносило пошлости и грязи, а его снова окунули в какую-то помойку. Будто мало было ей Кирилла!

Ее мобильный звонил и звонил, и она, мучительно борясь с собой, смотрела, как высвечивается имя Оленина на дисплее, а потом отключила телефон, но Сергей тут же принялся звонить на домашний. Катя выдернула шнур из розетки, и в квартире воцарилась гнетущая тишина. Она села на свою одинокую постель, где так часто придавалась смутным грезам о своей утраченной навсегда любви, и заплакала. А потом вспомнила, что у нее есть один выход, которым она так долго пренебрегала, и есть прекрасная возможность уехать. Она так и сделает, как только закончит этот чертов объект. И не будет больше бояться очутиться в том сказочном краю, который так внезапно покинул ангел, растворившись в невыносимой глубине, в фиалковом небе иного мира. Надо признать, что Оленин сделал главное – избавил ее от сомнений и страха.