Текст книги "Обещанная ему (СИ)"

Автор книги: Софи Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 15

Виктория

– Виктория, вы меня слышите? – Марина Владимировна, как и всегда, приходит вовремя.

Едва за Ахмедом закрывается дверь, ее упакованная в юбку-карандаш задница, появляется на моем пороге. Не скажу, что я удивлена, но она последняя, кого я хочу сейчас видеть. Мои мечты разбились на кучу осколков, окунув в жестокую реальность. Я чувствовала, что ничего не будет по-другому, какая-то часть меня осознавала, что Ахмед – не мой мужчина. Что он совершенно не тот, кто будет признаваться мне в любви до гроба, кто скажет, что любит и изменит свое мнение, решив, что в дополнение к ребенку ему нужна еще и женщина.

– Виктория! – Марина Владимировна повышает голос, и я, наконец, перевожу на нее пустой взгляд.

Ее ярко накрашенные губы двигаются, взгляд возмущенно горит, а щеки покраснели, а еще она активно жестикулирует руками.

– Простите, вы разучились сдерживать свои эмоции?

Мой голос звучит безжизненно. Я знаю, что сейчас, как никогда прежде, могу сдерживать свои истинные чувства. Их попросту нет. Я не чувствую ничего, что могло бы вывести меня из себя. Я, кажется умерла. Родилась вчера ночью и умерла этим утром.

– Простите, что?

Марина Владимировна явно теряет хватку. Ее лицо буквально перекашивает от злости. Видимо, это тот самый момент, когда ученик превзошел своего учителя.

– Ничего, – мотаю головой. – Что вы говорили?

– Это возмутительно! – произносит женщина. – Как вы смеете так вести себя со мной?

– Как? Вы просили меня научиться скрывать эмоции. Вот же… вы разве не видите? Я отлично научилась.

Я знаю, что вывожу ее из себя. Что заставляю понервничать и разозлиться, но сейчас мне это нужно. Почувствовать кого-то живого рядом, увидеть его злость, ненависть, раздражение, что угодно. Ахмед ведет себя так, будто умер. И я рядом с ним такая же.

Марина Владимировна успокаивается только после моих слов. С ее лица сходит румянец, она больше не выглядит злой, наоборот, она, кажется, довольна своей ученицей. Знала бы она, что вовсе не ей нужно присуждать грант за мое обучение, за то, что я больше не чувствую ничего, кроме опустошенности и нежелания бороться за что-то. Что я не просто не скрываю эмоции, у меня их нет.

Вокруг больше ничего не изменилось: солнце светит по-прежнему, мебель стала какой-то серой, обстановка мрачной, а женщина напротив безразличной, хотя раньше она меня раздражала. Даже вкус еды и тот, я уверена, больше не будет таким ярким и насыщенным. Я просто знаю это… чувствую.

Наши занятия подходят к концу, и я, даже не попрощавшись, встаю с дивана и иду на выход. Раньше это было непозволительно и некрасиво, но тогда мне еще было не все равно.

На ужин я спускаюсь, как прежде. Ахмед, как и в обед, сидит за столом. Его взгляд устремлен в телефон, пальцы активно двигаются по сенсорной поверхности, а губы то и дело поджимаются.

– Добрый вечер, – здороваюсь и сажусь рядом.

Я думала, что не смогу с ним встретиться, что внутри что-то перевернется, сожмется и вытолкнет наружу: боль, злость, обиду, ненависть. Хоть что-нибудь, но ничего. Я сижу рядом с идеально одетым мужчиной, на столе стоит наверняка вкусный ужин, но в моей голове пусто.

– Как прошел твой день? Марина звонила, сообщила, что ты делаешь успехи.

– Да, она сказала.

Это весь наш разговор. Я, как и предполагала, даже не чувствую вкуса того, что ем. Мне кажется, что сейчас – идеальное время для того, чтобы проходить все процедуры. Вот бы так было всегда, приходит мысль, и я озвучиваю свое желание Ахмеду.

– Мне не нужно полгода. Я бы хотела, чтобы ты отвел меня к доктору как можно скорее. Чем раньше мы приступим к подготовительным процедурам, тем быстрее я смогу быть свободна, верно?

Ахмед удивленно вскидывает бровь и смотрит на меня так, будто ищет подвох. Его нет. Я действительно готова пройти через все и отдать ему ребенка. Сейчас, пока еще могу это сделать, потому что потом у меня попросту не будет на это сил. Я не смогу, чувствуя любовь и счастье, родить, забыть и начать новую жизнь.

– Ты еще не готова, – комментирует он, заставляя меня поджать губы и аккуратно отставить приборы.

– Я готова. Мне не нужно обучение, не нужно время, чтобы привыкнуть. Я больше не шарахаюсь от тебя, как от огня. Я научилась скрывать свои эмоции, видишь, – произношу тираду совершенно обесцвеченным голосом. – Сейчас идеальное время.

– Ты не готова физически. Все слишком быстро.

– Хорошо, – киваю. – Подождем пару дней или неделю.

– Ты ставишь мне условия?

– Нет, – мотаю головой. – Я готова сделать то, что ты просишь. Твое желание заполучить наследника еще в силе?

– Да.

– Отлично. Я намерена родить его как можно скорее. Или же тебе придется вернуть меня отцу. Или просто отпустить.

Я согласна даже на это, хотя несмотря на полное отсутствие каких-либо чувств, я все еще боюсь Стаса. Страх, видимо, из самой глубины, пробирается наружу. Я действительно боюсь вдруг вернуться в прежнюю жизнь, поэтому внутренне подбираюсь и молюсь, чтобы Ахмед не счел мои слова дерзостью и не отправил меня восвояси.

– Ты слишком быстро изменилась, – мне кажется, что его голос звучит растерянно. – Я запишу тебя к специалисту, проведете несколько сеансов с психологом и…

– Со мной все в порядке.

В подтверждение своих слов улыбаюсь, медленно беру вилку и с аппетитом, которого, впрочем, не чувствую, отправляю в рот кусок мяса.

– Я хочу новый дом и все то, что ты мне пообещал.

– Хорошо, – наконец, соглашается он. – Через неделю отправимся в клинику.

Глава 16

Виктория

Всю неделю я упорно жду, что ко мне вернутся чувства. Что я начну воспринимать все окружающее хоть как-то, но нет. Даже разговор с Марко, пока Ахмеда нет дома, не вызывает во мне прежних чувств. Я просто отключилась от реальности, перестала воспринимать ее серьезно и реагировать на недовольный взгляд будущего отца моего ребенка, хотя я его видела.

Я ждала приема у врача больше, чем когда-либо. Хотелось, наконец, знать, что потребуется для оплодотворения и сколько времени это все займет. Я бесцельно бродила по дому и пыталась представить себя беременной. Не получалось. Я не хотела ребенка, тем более так. А ведь уже завтра мне скажут, что нужно делать, какие процедуры проходить и когда будет результат.

Вечер наступил как-то неожиданно. Я выхожу из комнаты, чтобы спустится к ужину, как вдруг снизу раздаются встревоженные незнакомые мужские голоса. Они что-то кричат и приближаются, видимо, поднимаясь по лестнице. Всего на пару минут застываю у двери, после чего быстро скрываюсь в своей комнате, решая переждать.

– Он ранен, – кричит кто-то.

– Вижу, твою мать! – произносит другой голос. – Врача вызвали уже?

– Да, едет! Он потерял много крови.

В их голосах слышится растерянность. Такое явно или впервые за их практику, или…

Мое сердце впервые за прошедшее время пропускает удар. Ахмед! Вот, кто ранен и потерял много крови. Я лихорадочно думаю, что делать. Кое-какие навыки из медицины у меня есть. Еще до болезни мамы я брала курсы медсестры. Сейчас эти навыки могут пригодиться. Я даже берусь за ручку, чтобы выйти, но в последний момент меня что-то удерживает.

Если Ахмеда не спасут, то обо мне никто и не вспомнит. Я смогу тихонько улизнуть из его дома, уехать и скрыться так, чтобы меня не нашел Стас. Кажется, я всерьез думаю об этом. Даже мечусь по комнате, чтобы собрать вещи, но что-то мне не дает. Я не могу так. Не могу просто бросить человека, ничего не сделав. Даже если брать во внимание то, что этот человек не особо ко мне расположен.

Я оставляю собранные вещи в комнате на кровати и выхожу наружу. Мимо меня проходит какой-то мужчина, даже не замечая. Я же направляюсь в комнату к Ахмеду. С той ночи воспоминания все еще теплятся внутри меня, поэтому я без труда нахожу его спальню.

Он лежит на кровати без сознания. Несколько мужчин пытаются срезать одежду с раны, делая это совсем не так, как нужно.

– Я могу помочь, – говорю громко и дрожащим голосом.

На меня тут же устремляются недоверчивые взгляды. Конечно, никто не верит в то, что какая-то девушка, появившаяся тут ниоткуда, может что-то сделать.

– Ты кто? – спрашивает один из мужчин.

Я уже хочу ответить, но в этот момент в комнату входит Марко. Он объясняет мужчинам, что я девушка Ахмеда и мне можно доверять. По его умоляющему взгляду понимаю, что он и сам не особо верит мне, но выхода нет. Как я поняла по разговорам, доктор будет самое меньшее через полчаса, а помощь Ахмеду нужна уже сейчас.

– Найдите бинты и принесите пару ремней, – командую уверенно, хотя внутренне никакой уверенности не чувствую.

Подойдя ближе, понимаю, что состояние Ахмеда не очень. Он полностью без сознания, его лицо покрыто испариной, а сам он весь побледневший. Знаю, что это плохо, но стараюсь не подать вида. Мне важно остановить кровотечение и сделать так, чтобы он остался жив до приезда помощи. Почему нужно ждать какого-то там врача, а не вызвать скорую, уточнять не решаюсь. И так все понятно.

Мне приносят все необходимое: бинты, вату, антисептики и несколько жгутов, которые находятся в доме. В комнату заходит, по меньшей мере, десять человек. Я же обвожу их взглядами и понимаю, что не смогу. Если за мной будет наблюдать минимум десять пар глаз, я сделаю что-то не так.

– Останьтесь кто-то один, – смотрю в упор на мужчин.

Они мешкают несколько секунд, после чего один за одним покидают комнату. Остается только один из них. Я вижу его впервые, но не подаю вида, приступаю к обрезке одежды с Ахмеда. Он едва дышит. У него явно нет сил и вскоре ему потребуется не только медицинская помощь, но и хороший уход.

– Ты точно знаешь, что делать?

– Знаю, – киваю. – До приезда доктора сделаю все необходимое.

Я накладываю жгут и останавливаю кровотечение, промываю рану антисептиком и, когда все сделано, поворачиваюсь к мужчине, что остался в комнате. Мои руки дрожат, а я сама едва могу говорить, но знаю, что совершенно точно должна что-то сказать.

– Он очень слаб. Вы уверены, что доктор, который приедет, сможет оказать ему должную помощь?

– Уверен, – кивает незнакомец. – Я Борис, кстати.

Я коротко киваю, после чего встаю и иду в ванную, чтобы вымыть руки. Пока с ладоней стекает розовая вода и скрывается в стоке, думаю о том, что сделала все правильно. Как бы я не хотела уйти, мне некуда, и я точно не смогла бы сделать это, перешагнув через другого человека. Ахмед ведь не заслуживает… додумать я не успеваю, потому что меня прерывают голоса.

– Я узнал, – громко говорит кто-то. – Это все Байрам. Этот щенок осмелился выстрелить.

Я закрываю рот ладонью и прикрываю веки. Стас. Это сделал Стас. Куда я собиралась бежать? Его люди наверняка ждут меня снаружи. Или же попытаются атаковать дом внутри. Он найдет. Найдет меня и заберет к себе. Уж лучше с Ахмедом рядом. Он ведь относится ко мне совершенно по-другому. Не трогает так, что хочется сбежать и сжаться в уголок, не кричит и не поднимает руку, как это делал Стас. С Ахмедом меня не окутывает страх.

– Найти его, – грубый голос разрезает тишину комнаты.

Я боюсь выйти и даже подумываю над тем, чтобы закрыть дверь и остаться здесь. Не знаю на сколько, просто выходить страшно, оставаться в своей комнате тоже. Я и не думала, что Стас настолько одержим мною, что осмелится пойти на Ахмеда. Он же не дурак? Или действительно настолько глуп, что даже не подумал о том, насколько его оппонент влиятелен.

Выйти в комнату я решаюсь далеко не сразу, а когда делаю это, здесь остается только Марко и тот мужчина, что смотрел на то, как я делаю перевязку.

– Ты ведь сводная сестра Байрама, верно? – спрашивает он. – Из-за тебя все это?

Глава 17

Виктория

Врач действительно приезжает через полчаса и делает все необходимые процедуры. Я не знаю, что именно, потому что меня к Ахмеду больше не пускают. Запал убежать, взять вещи и выйти из территории, пропал. Теперь я понимаю, что если я и буду в безопасности, то только здесь, рядом с Ахмедом.

Ему нужен уход и для этого нанимают двух сиделок: Тамару Петровну, женщину лет пятидесяти, с седыми уложенными волосами и добрым взглядом, и Людмилу Александровну. Ей около тридцати и выглядит она не как медсестра, а как сошедшая с подиума модель. Всегда идеально ровные волосы, макияж, неяркий правда, но без него я ее еще не видела. И костюм. Медицинский голубой, но он так обтягивает ее ровное тело, что иногда я сомневаюсь, что она приходит сюда работать.

С Тамарой Петровной мне удалось поговорить несколько минут на кухне, когда я помогала Марко, а она спускалась, чтобы пообедать. Она сказала, что состояние мужчины тяжелое, но стабильное, он уверенно идет на поправку, это заметно по показателям, но ему все еще сложно. А еще я узнаю, что он в коме. Кома звучит для меня почти как смерть, и я с ужасом думаю, что будет с мужчиной дальше. Он выберется?

Через неделю я не нахожу себе места от волнения. Новостей нет, поскольку Тамара Петровна только заступила на свою смену. Всю эту неделю дежурила Людмила Александровна и единственное, что мне удалось понять: она не станет распространяться о состоянии Ахмеда. Я спускаюсь на кухню ровно в двенадцать, чтобы застать там сиделку, с которой успела подружиться. Решаю, что будет неплохо поговорить с ней и попытаться попроситься к Ахмеду на несколько минут, чтобы увидеть его.

– Добрый день, – здороваюсь с женщиной.

Она практически заканчивает обед. В тарелке осталось несколько ложек супа, и я боюсь, что не успею спросить, поэтому сразу же перехожу к делу.

– Тамара Петровна, можно спросить? – с надеждой спрашиваю. – Мне можно посетить Ахмеда?

– Здравствуй, Вика, – женщина кивает и, закончив обед, встает. – Я уточню у доктора, разрешены ли посещения.

Я благодарно ей киваю и жду, пока она позвонит врачу. Гудки длятся так долго. Мне не по себе, потому что до ранения Ахмеда желания видеть его не было, а сейчас что-то изменилось. Мне отчаянно хочется, чтобы меня пропустили к нему. Наверное, желание помогать у меня в крови.

– Да, да, конечно, я поняла. Всего доброго, – женщина отключает звонок и смотрит на меня. – Врач разрешил. Ты сейчас хочешь?

– Да-да, – быстро киваю. – А можно?

– Пойдем.

Тамара Петровна двигается к двери, останавливается, чтобы дождаться меня и мы вместе идем в комнату к Ахмеду.

Первое, что бросается в глаза, едва передо мной открывается дверь комнаты – полностью беспомощный мужчина. Он лежит на кровати, вокруг установлены аппараты, к его венам подключены капельницы. Его лицо невероятно бледное: щеки впали, под глазами залегли тени. Он совершенно не похож на того угрожающего мужчину, каким был всего неделю назад. Сейчас он настолько беспомощен, что интуитивно хочется ему помочь. Хоть как-нибудь.

Увы, я не могу ничего сделать. Единственное, что мне по силам – сесть рядом и легонько прикоснуться к его сильной руке, которая сейчас безвольно покоится на кровати. Тамара Петровна становится у двери и не подходит ближе. Я знаю, что она не может оставить меня с ним наедине, но все равно хочу этого. Побыть с ним рядом, говорить.

– Привет, – едва слышно говорю я, вспоминая все, что читала о тех, кто находится в коме.

Говорят, они все слышат, просто никак не могут отреагировать. Именно поэтому я решаю разговаривать с Ахмедом.

– Меня пустили к тебе, – говорю едва слышно. – Хочешь, поговорим?

Не знаю почему, но на глаза наворачиваются слезы. Он лежит весь такой беспомощный, едва дышит и не шевелится. Внутренне мне совсем не хочется, чтобы с ним что-то произошло, даже не смотря на все, что случилось.

– Знаешь, – я ставлю руку поверх его ладони и едва ощутимо сжимаю ее. – Я боюсь, что меня найдет Стас, – невесело улыбаюсь. – Ты должен выкарабкаться, слышишь? – говорю уже сквозь слезы, хотя стараюсь, чтобы голос не дрожал.

Перевожу дыхание, делаю глубокий вдох и стараюсь не думать о том, что это действительно может произойти.

– Знаешь, ты ведь еще хочешь малыша, тебе обязательно нужно бороться, слышишь?

Я говорю и говорю, привожу какие-то доводы того, что ему обязательно нужно бороться за свою жизнь. В какой-то момент мне кажется, что он едва ощутимо шевелит рукой.

– Нет, – мотает головой Тамара Петровна. – Это мышечный спазм, он тебя слышит, но реагировать не может.

Я лишь вздыхаю. Сижу с ним около часа, что-то рассказываю и обещаю прийти завтра. На следующий день Тамара Петровна приходит за мной сама со словами:

– Хочу проверить кое-что.

И она проверяет. Пока я говорю, она смотрит за показателями, а после удовлетворительно кивает головой и вызывает доктора. Слабо понимая, что происходит, делаю только то, что должна: остаюсь рядом с Ахмедом. Сейчас, пока он беспомощен и спокоен, я могу его не бояться и говорить, не опасаясь, что меня прервут и прикажут замолчать. Я могу быть самой собой и просто поддержать человека, когда ему это нужно.

– Виктория, можно с вами поговорить?

Доктор, мужчина лет сорока-сорока пяти, аккуратно задевает меня за локоть и кивает на дверь, давая понять, что нам нужно выйти. Я киваю и прощаюсь с Ахмедом, после чего направляюсь к выходу. Мужчина проводит меня в одну из комнат, указывает на диван и садится рядом.

– Тамара Петровна заметила положительную динамику у пациента. У него улучшаются все показатели, когда вы, Виктория, рядом.

Пока что я слабо понимаю, к чему доктор ведет, но лишь киваю головой. Если нужно будет быть рядом с ним, я только за, ведь мне все равно нечем заняться.

– Если вы можете, будьте рядом с ним как можно чаще. Тамара Петровна уже получила возможность оставлять вас вдвоем. Разумеется, она будет находиться в доме на случай необходимости оказать помощь, но вы можете быть рядом с пациентом. Разговаривать, читать книги, рассказывать о чем-то. Понимаете?

Киваю. Понимаю, конечно, чего от меня хотят, но… я могу это сделать, потому что внутренне хочу ему помочь выбраться. И потому, что не могу допустить его смерти, но… страх привязаться к нему очень силен. Я итак почти зависима от Ахмеда, от его защиты, а теперь, когда мне придется проводить рядом с ним не один день, риск стать еще ближе слишком велик.

– Так что скажете? – чуть давит доктор. – Сможете уделять несколько часов своего времени пациенту?

Глава 18

Виктория

Я уделяю Ахмеду не несколько часов, как просил врач, а почти весь день. Ухожу только чтобы поесть, принять душ и ночью, чтобы поспать. Последнее, правда, тоже выполняю не всегда. Все чаще ловлю себя на том, что не хочу уходить, а потому читаю Ахмеду и говорю, пока не засыпаю рядом. Кровать большая, к тому же я ставлю ограждение в виде подушки, чтобы ночью ненароком не задеть мужчину.

Мне кажется, что так он быстрее придет в себя. Вернется к нормальной жизни, ведь чем больше дней он проводит в коме, тем шансов на выход из нее становится все меньше и меньше. Я не позволяю себе думать об этом и упорно прихожу к Ахмеду.

Когда на смену приходит Людмила Александровна, ее удивлению нет предела. Он не понимает, почему у меня вдруг появилось право находиться рядом с пациентом, а когда, наконец, узнает это, недовольно поджимает губы и уходит из комнаты, оставляя меня с Ахмедом наедине.

– Мне кажется, она ходит сюда потому что ты ей нравишься, – произношу на эмоциях и тут же закусываю язык.

Кто знает, что именно вспомнит Ахмед, когда очнется. Вдруг именно это, а потом еще и подумает, что я что-то к нему чувствую и ревную его?

– Я шучу, конечно же, – говорю следом и присаживаюсь ближе к мужчине, беря его за руку.

У него теплые шероховатые руки, а за время, проведенное в коме, он еще больше похудел. Щеки значительно впали, лицо побледнело еще больше, чем было в первый день. Я все жду, когда Ахмед, наконец, придет в себя и вернется к нормальной жизни, но это, как мне кажется, произойдет совсем нескоро.

Людмила Александровна приходит в комнату через полчаса. Высоко вскидывает голову, обводит меня взглядом и, ничего не говоря, садится по другую сторону кровати Ахмеда.

– Простите, – спрашиваю я, – вы останетесь?

– Конечно, – поспешно отвечает она. – Я ведь должна наблюдать за пациентом. Вдруг ему станет хуже.

– Но, Тамара Петровна… – пытаюсь возразить я.

– Слишком халатно отнеслась к выполнению своей работы, – тут же осекает меня женщина и, достав из сумочки, книжку, смотрит в нее. – Кстати, – она тут же поднимает голову и смотрит на меня с интересом. – Сколько доктор попросил вас быть рядом с Ахмедом?

– Несколько часов, но…

– Вот и отлично! – произносит она. – У вас, Виктория, наверняка есть свои заботы, можете быть свободны.

– Нет, что вы, я побуду тут. Я нужна Ахмеду и…

Не успеваю ничего понять, как женщина хватает меня под руку и буквально выталкивает в коридор.

– Два, максимум три часа, вы должны быть с ним, все остальное время в ваших услугах не нуждаются, – жестко чеканит женщина и, не дождавшись моего ответа, закрывает дверь прямо перед моим носом.

Несколько минут я не могу понять, что произошло, а когда, наконец, прихожу в себя, даже не собираюсь молчать. Спускаюсь вниз, нахожу Марко и спрашиваю, не знает ли он номер доктора. Он не знает, отчего я впадаю в какое-то отчаяние. Я так хотела доложить на Людмилу Александровну. Сказать, что она меня попросту выставила за дверь и не дала побыть рядом с Ахмедом.

– Я могу узнать, – произносит Марко, чем вызывает во мне бурю эмоций.

– Узнай. Пожалуйста.

Номер появляется у меня в руках через полчаса. Я набираю доктора незамедлительно и первое, что говорю: задаю вопрос о том, не повредит ли мое присутствие Ахмеду?

– Ну что за глупости, Виктория? – тут же отвечает врач. – Если вы можете проводить с ним целый день – проводите.

– Да? Просто Людмила Александровна сказала, что мне нельзя быть с ним и… и пары часов будет достаточно.

Доктор задумчиво хмыкает, а после обещает поговорить с медсестрой. Я удовлетворенно улыбаюсь и захожу на кухню с победоносной улыбкой.

– Марко, а есть сок?

– Да, конечно, какой?

– А какой любит Ахмед?

– Предпочтительно апельсиновый. Пьет его по утрам.

– Давай апельсиновый.

В моей голове тут же рождается план. Я забираюсь на столешницу и жду, пока Марко нальет сока, а еще в предвкушении ожидаю Людмилу Александровну и ее извинения в мой адрес. Ведь не может же она не извиниться, правда?

Марко готовит свежевыжатый сок, а я делаю вид, что мне безумно интересен мой маникюр, потому что слышу стук каблуков женщины. Ехидно улыбаюсь. Впервые я чувствую свое превосходство, а еще хочу, чтобы я могла беспрепятственно приходить к Ахмеду. Я еще не могу объяснить, почему хочу этого, почему это желание все еще теплится внутри меня, но оно есть и никуда не хочет уходить. Я внутренне чувствую, что нужна мужчине, что смогу сделать что-то, чтобы он, наконец, очнулся.

– Виктория? – на пороге показывается Людмила Александровна. – Доктор звонил. Передал мне, что вы при желании можете находиться с пациентом столько, сколько пожелаете.

– А как насчет встреч наедине?

– Разумеется, – она выдавливает из себя улыбку. – Вы придете сегодня?

– Разумеется, – кривлю ее же тон. – Вот иду с соком.

Беру со стола сок, благодарю Марко за работу и выхожу из кухни. Женщина остается стоять на месте, а я поднимаюсь по лестнице и добираюсь до спальни Ахмеда. За то время, что он здесь, к нему приходили его бизнес-партнеры и друзья, проведывали его, немного разговаривали со мной, задавали вопросы Тамаре Петровне, но уходили довольно быстро. Вчера и сегодня никого не было, остаюсь только я.

Толкаю дверь в его комнату и тут же подхожу к кровати, ставя сок на прикроватный столик.

– Ну? – интересуюсь. – Устал от Людмилы Александровны? Наверняка она просто пришла, села, зашуршала книгой. Ни слова тебе, да?

Знаю, что веду себя странно, разговаривая с тем, кто находится в коме и не слышит меня, но по-другому я не могу. Я должна сделать что-то, чтобы он выжил хотя бы потому, что без него мне не остаться в живых. Я тут же окажусь рядом со Стасом, а с ним это верная смерть. Мне не хочется возвращаться, видеть бедность и отца, который совсем им не является. Ничего из этого мне не нужно, а Ахмед здорово может помочь мне.

Внутренний голос протестует, говоря, что я хочу, чтобы он очнулся не только поэтому, но я подавляю его. Ничего больше просто не может быть.

– А знаешь… – я замолкаю. – Тебе не кажется, что пора выйти из комы? Я тебе сока принесла. Свежевыжатого апельсинового. Ты ведь его любишь?

Я беру Ахмеда за руку и не могу поверить тому, что чувствую: он едва ощутимо сжимает мою руку. Быстро перевожу взгляд на его лицо и замечаю подрагивающие веки. Достаю телефон и звоню доктору, чтобы сообщить, что пациент пришел в себя, ведь такая реакция точно не может быть итогом мышечного спазма.