Текст книги "Верность виконтессы. На службе Ее Величества"
Автор книги: Софи Нордье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Мать с сыном были в одинаковых зеленых плащах с лисьей опушкой. Сабина улыбнулась и, задумавшись, замедлила шаг.
– Ну же, виконтесса, почему вы остановились? Вы нам не помешаете.
Бланка неожиданно повернулась и, засмеявшись, нагнулась к сыну:
– Правда, ваше высочество?
Тут и Шарль заметил любимую Сабину и со всех ног помчался к ней. Она подхватила его на руки, расцеловала в пухлые щечки и уже с ребенком на руках сделала неуклюжий реверанс королеве. Мальчик не захотел спускаться на землю. Наверное, соскучился, а может, просто устал. Или же его заинтересовал аграф, соединяющий ворот плаща Сабины. Ребенок с усердием попытался выковырять пальчиком крупные камни из золотой оправы.
Бланка жестом предложила виконтессе двигаться дальше.
– Знаю, вы вернулись несколько дней назад, однако ко мне не спешили…
– Прошу прощения, ваше величество, но маленький Робер во время нашего отсутствия заболел, и я…
– Почувствовали себя виноватой и не спускали его с рук, – закончила за нее королева, – мэтр Бертран мне все рассказал. Не переживайте, я не сержусь. Надеюсь, мой крестник уже здоров?
– Благодарение Господу!
Неожиданно Шарль завертелся на руках у Сабины, требуя отпустить его. Виконтесса поставила мальчика на землю, и он побежал смотреть, что же такое таинственное садовник выкапывает из земли. В ожидании принца дамы обсуждали мелкие семейные проблемы. Сабина часто отвечала невпопад и все никак не могла подыскать момент, чтобы сообщить королеве важнейшую новость.
Между тем приятный ветерок, теряя прелесть, начал усиливаться, по небу поползли тяжелые тучи. Бланка обиженно поджала губы:
– Ну вот, осень все-таки настояла на своем. Идем прятаться, тем более что Шарлю пора есть и спать.
Они вовремя укрылись в кабинете королевы: за окнами забарабанил дождь. Бланка передала ребенка нянькам и устроилась напротив Сабины за любимым шахматным столиком. Дворецкий как раз закончил разливать в узкие серебряные бокалы сицилийское вино – подарок от императора Фридриха. Когда слуги покинули кабинет, королева неожиданно спросила:
– Что же такое интригующее вы хотели мне рассказать?
– Опять вы все прочли на моем лице? – улыбнулась Сабина. – Может, разгадали и тему беседы?
– Не стоит преувеличивать мои возможности. – Бланка отсалютовала бокалом и сделала маленький глоток. – Я заметила, как рассеянны вы были в саду, будто что-то обдумывали, а когда уже набрали в грудь воздуха, я прервала вас, сообщив о своем решении идти во внутренние покои дворца.
– Все так просто?
– Многие вещи просты, но мы с ненужным глубокомыслием их усложняем. К тому же в саду полно людей. А если ваша новость и впрямь важная, то лишние уши нам ни к чему, верно?
– Полностью согласна с вами и не буду больше набирать воздуха в грудь. Скажу просто: я точно знаю, что Пьер Моклерк и Изабель д’Ангулем – любовники.
– Давно длится их связь?
– Больше года.
Потрясенная Бланка с кубком в руке прошлась по кабинету. Немного успокоившись, она попросила подробностей. Сабина рассказала все, начиная с причины своего срочного визита в Авранш.
– Значит, Родриго никого не насиловал – иначе и быть не могло – просто Моклерку понадобился предлог, чтобы поднять мятеж на верных мне землях.
– Габриэль тоже увидел за спиной Фулька руку герцога. Потому, собственно, и пригласил Изабель к нам.
Королева ненадолго задумалась и вдруг, прищурив глаза, мстительно изрекла:
– Ревность! Старо как мир и действенно, как все простое! – И до неприличия громко расхохоталась.
– Простите? – Сабина в недоумении уставилась на нее.
Бланка замахала рукой, пытаясь унять смех, граничивший с истерикой. Наконец успокоилась и извинилась:
– Это вы меня простите. Сейчас я подробно расскажу о последних событиях и вы сами все поймете. Вчера из Лондона гонец привез страшное, но ожидаемое мной известие. Герцог Бретонский присягнул на верность Генриху Английскому, и тот принял у него оммаж за Бретань.
Сабина ужаснулась:
– Почему вы так спокойно говорите об этом гадком вероломстве? Это же измена!
– Самая настоящая. Но я же сказала, что ожидала подобной подлости от герцога, а потому еще летом мои эмиссары вербовали в Бретани сторонников и добились хороших результатов. Однако главный комплот между Пьером и Гуго де Лузиньяном мне по сей день не удавалось разбить. Скажу по секрету: бессонными ночами мне в голову приходили такие фантастические идеи, что самой становилось жутко! И вдруг – подарок небес из ваших, Сабина, уст.
– Вы собираетесь раскрыть глаза Гуго на проделки его жены?
– Да! Да! Да! И как можно скорей! – Королева вдруг лукаво прищурила глаза. – Но ведь и вы, моя дорогая, спеша поделиться со мной пикантными новостями, предполагали, что они станут известны графу де Ла Маршу?
– Вы правы, ваше величество, – коротко хохотнула Сабина, – мы действительно обсуждали это с Габриэлем. Наверняка, как только Гуго узнает о любовной связи своей обожаемой супруги с Пьером, он сразу же разорвет с ним отношения.
– Непременно! Такой удар по его чувствам, самолюбию, двадцати годам ожидания! Сделаем вот что, моя верная конфидентка. Через пару недель, максимум через месяц, как только позволят текущие дела, мы с вами отправимся в графство Ла Марш. Обязательно возьмите с собой свою служанку – источник тайных сведений. Гуго в таком обвинении не поверит на слово, придется допросить горничную Изабель. Как ее, кстати, зовут?
– Горничную? Софи.
– А заставить говорить Софи сможет только ваша камеристка, ее кузина. Я все верно поняла?
– Да, ваше величество, но несчастной Софи после этого не жить…
– Конечно же, мы не оставим девушку там. Я выдам ее замуж.
– Не поможет. – Сабина печально покачала головой. – Мстительная Изабель найдет Софи где угодно и заживо ее похоронит. Даже мою Манон придется охранять.
– А если мы выдадим Софи замуж в Кастилии? – Бланка улыбнулась неожиданной мысли. – Я напишу сестре Беренгарии[38]38
Беренгария Кастильская (1180–1246) – старшая сестра Бланки. В 1217 г. недолгое время была королевой Кастилии, затем отреклась в пользу сына Фернандо. Влияние на сына сохранила до конца своих дней.
[Закрыть] письмо с просьбой подыскать приличного рыцаря, который пожелает жениться на привлекательной девушке с богатым приданым. Кстати, Софи хорошенькая?
– Да, весьма. А откуда приданое?
– Я наделю ее им. И думаю, выйдя замуж за рыцаря где-нибудь в окрестностях Толедо, Софи заживет гораздо лучше, чем в услужении капризной графине.
– Отличная идея, – кивнула Сабина. – Мы поедем верхом?
– Конечно, ведь нам нужно передвигаться быстро. Моя бабка[39]39
Речь идет об Алиеноре Аквитанской, которая во время Второго крестового похода (1147–1149) проделала путь от Парижа до Святой земли верхом на коне, сидя в мужском седле.
[Закрыть] проделала в мужском седле путь до самой Палестины. Неужто я не смогу объехать собственную страну?
– Мы отправимся вдвоем?
– Вы хотели спросить, поедем ли мы без Габриэля? – поправила Сабину королева и невесело усмехнулась. – Да, без него. Луи скоро объявит сбор всех верных ему войск. У мужчин появятся свои заботы. Герцог Бретонский не просто так присягнул английскому королю. На горизонте война.
Ангулем. Декабрь 1229 года
Гуго заперся в своей комнате и никого, кроме верного камердинера, не впускал. От чудовищного известия у него раскалывалась голова, а сердце кровоточило от надругательства над его любовью. Граф бился головой о стену, пока слуга не оттащил его с окровавленным лбом. Но физическая боль не могла заглушить боль душевную, рвущую его на части.
Изабель, которую он выпрашивал у судьбы двадцать долгих лет, которую без преувеличений боготворил, оказалась жалкой потаскухой! И с кем она ему изменила? С его верным союзником, с которым Гуго прошел плечом к плечу три сложных года.
Граф взвыл – долго, протяжно, как одинокий волк лунной декабрьской ночью.
Когда Бланка рассказала Гуго об измене его жены, он рассердился и зло рассмеялся. Граф решил, что королева пустилась на дешевые интриги. Но когда в Ангулеме служанка (как ее там – Софи!), рыдая и заикаясь от испуга, заговорила… он решил, что спит и видит кошмары. Потом Гуго сам допросил Софи с глазу на глаз, чтобы исключить какое-либо давление со стороны королевы. И сопоставил услышанное со своими воспоминаниями…
Те два дня в Ангулеме после облавы на волков… Гуго сразу же не понравились бегающие глаза Пьера и его необычная приторная вежливость. Граф решил, что Моклерку неудобно за свое недомогание в гостях. Как же, заболел он… его женой!
А последнее путешествие Изабель в Мон-Сен-Мишель? Он же посылал тогда гонца к герцогу в Кемпер с очередным письмом их частой переписки. Но Моклерка на месте не оказалось, и никто из его окружения не смог толком объяснить, где находится хозяин. Гуго решил, что перепутал дни, и не придал значения таинственному исчезновению герцога почти на два дня. Оказывается, ничего он не перепутал. В том любезном послании Пьер заранее убедил его, что будет в Кемпере, а на самом деле провел это время в Ренне с Изабель.
Граф до крови укусил ребро ладони.
Красноречивее всего подтвердила правоту обвинений растерянность самой Изабель. Она так уверовала в свою ловкость в обустройстве тайных встреч, что даже не сочла нужным придумать какие-нибудь отговорки.
Тварь! Будь ты проклята!
Гуго запер жену в ее спальне и поставил на входе стражу из двух человек. Даже служанок к ней не впускал. Еду и воду один раз в день оставляли на подносе у дверей. Такие строгие меры Гуго предпринял не из страха перед ее побегом. Он спрятал Изабель от себя! Иначе он убьет ее! Задушит, медленно, с удовольствием наблюдая за тем, как выкатываются ее красивые глаза…
Он мотнул головой, избавляясь от соблазнительного наваждения.
Сколько прошло дней? Два? Три? Гуго кликнул камердинера, и тот сразу же появился из-за плотной занавеси, отделяющей его кровать от остальной комнаты.
– Жером! Сколько дней я здесь сижу?
– Третий, ваше сиятельство.
– Королева в замке?
– Да, господин. Она ждет вашего разрешения забрать с собой служанку Софи. Утверждает, что графиня рано или поздно с ней поквитается.
При упоминании о жене Гуго исторг из груди рычащий стон:
– Пусть забирает и поскорее проваливает! Никого не хочу видеть! Принеси мне большой кувшин вина. Самого крепкого!
Рокамадур. Декабрь 1229 года
Сабина открыла глаза и не сразу поняла, где находится. Вскоре просыпающееся сознание подсказало ей: в Рокамадуре. Они с Бланкой уже третью неделю колесили по стране, и в голове у виконтессы перепутались бесконечные замки – древние и совсем новые, городские особняки – роскошные и так себе, большие и малые аббатства. Единственное, что объединяло все их временные пристанища, – это желание хозяев достойно принять королеву.
В Рокамадуре радушные монахи-бенедиктинцы поселили почетных гостей в уютном замке на вершине скалы. Королевская свита прибыла сюда накануне поздно вечером, и Бланка разрешила всем до обеда понежиться в постели. Сабина несказанно обрадовалась такому послаблению утомительного графика и, проснувшись, попросила камеристку открыть одну ставню. Сама поглубже зарылась под теплое одеяло и принялась лениво наблюдать за кружащимися за окном снежинками. А заодно и вспоминала путешествие.
Официально королева направилась в Тулузу, чтобы проверить, как выполняются условия мирного договора, подписанного в Мо: срыты ли городские укрепления, на какой стадии находится организация Университета в столице графства и так далее. Еще в июне королевские посланники увезли дочь Раймона в Париж, где будущей жене французского принца предстояло получить должное воспитание. Фактически Жанна стала заложницей договора. Бланка хотела передать от нее привет и тем самым напомнить о своей власти над графом.
При мысли о Раймоне Сабина скрипнула зубами: ей отчаянно не хотелось с ним встречаться, но ничего не поделаешь, служба ее величеству требует и не таких жертв.
Визит в Тулузу – лишь повод. Первоочередная, но тайная цель поездки королевы – это встреча с Гуго де Лузиньяном. Сначала они прибыли в Гранмон, где по донесениям лазутчиков Бланки – ее разведка всегда работала безукоризненно – находился граф Гуго. Королева жестко, без экивоков рассказала ему об измене Изабель, но Гуго, естественно, не поверил ни единому слову чудовищного обвинения. Даже понимая, что это слова королевы. За доказательствами они все вместе помчались в Ангулем, где обычно проводила зиму Изабель.
Вот там-то и разыгралась настоящая драма.
Глубинный ужас, который испытал Гуго после подробного рассказа об измене его супруги, нельзя было сымитировать. Последнее, что видела Сабина, – как судорога невыносимой боли перекосила лицо обманутого мужа. Он тут же укрылся в своих покоях. Спустя три дня Сабина и Бланка уехали, так и не попрощавшись с несчастным графом.
Сабина поморщилась: ей было очень жаль Гуго. К тому же угрызения совести исцарапали всю душу: ведь в этой семейной трагедии она сыграла главную и весьма нелицеприятную роль. Всю дорогу до Рокамадура она вслух винилась в своем поступке перед Господом и не слышавшим ее графом, а Бланка, как могла, успокаивала ее, заверяя в правильности совершенного.
Королева утверждала, что если хоть что-нибудь понимает в людях, то Гуго обязательно захочет отомстить Пьеру. Самое болезненное – это отнять у человека надежду, мечту, на которую тот потратил много сил и средств. У Моклерка же последние годы явно было лишь одно желание – лишить Бланку регентства. И возглавить государство самому, в крайнем случае, выдвинуть своего ставленника. Поэтому Гуго сделает все возможное, чтобы надменный герцог преклонил колено перед Бланкой и Луи.
«Не стоит расстраиваться, – увещевала королева свою конфидентку, – граф де Лузиньян – сильный духом мужчина. Через пару месяцев он придет в себя и обязательно вольется в войско моего сына».
…Сабина исподлобья глянула на высокое изголовье кровати и с любопытством погладила замысловатый узор, составленный искусным резчиком. Затем решительно кликнула Манон. Надоели мрачные мысли!
Рокамадур не входил в изначальный маршрут, но Бланка решила заглянуть и сюда. Святые мощи Амадура давно сделались объектом поклонения паломников, и королева сожалела, что до сих пор не нашла времени здесь помолиться. А раз уж они неподалеку, то будет кощунством не посетить святые места.
Молва о захватывающих дух красотах селения, здания которого непостижимым образом, словно гнезда гагарок, прилепились на отвесной скале, разнеслась далеко. Сабина решила сегодня увидеть все своими глазами. С собой она возьмет лишь Леона де Броссара. На том, чтобы он сопровождал Сабину во время поездки, настоял, конечно же, Габриэль. Она пыталась отказаться, доказывая, что скромную свиту Бланки (королева взяла в дорогу только незаменимых слуг) и так сопровождал внушительный отряд рыцарей и конных лучников. Самому же Габриэлю в скором времени, когда король объявит общий сбор, понадобятся опытные воины. Муж категорично пресек все ее возражения, заявив, что самое важное для него – безопасность супруги, с остальным он как-нибудь разберется.
Леон, конечно же, очень пригодился Сабине. Он никогда не маячил у нее перед глазами, но стоило ей лишь подумать о какой-нибудь его услуге, как рыцарь тут же появлялся из-за ее плеча и молчаливым кивком выражал свою готовность. О том, что произошло в апреле под Немуром, де Броссар ни разу не вспомнил. Даже намеком. Хотя мог бы потребовать благодарности за хранение тайны. Может, забыл? За свою жизнь он наверняка не раз становился свидетелем жестоких изнасилований, а то была лишь попытка, можно сказать, игра. Этот пустяковый эпизод, скорее всего, давно изгладился из памяти Леона. Оно и к лучшему.
Камеристка уже закончила туалет Сабины, когда снаружи раздался троекратный зов певучего рога. Кто-то просился на постой.
Любопытство заставило виконтессу выбежать во двор. Она остановилась за уступом стены и застыла от изумления: в ворота въезжал… Раймон Тулузский. А говорят, что совпадения в жизни крайне редки. Чушь!
Сабина вихрем влетела на третий этаж и без стука ворвалась к королеве.
– Там, там… – Она так запыхалась, что дыхания не хватало даже на одно внятное слово.
– Да что случилось? – Перепуганная Бланка, откинув одеяло, свесила ноги с высокой кровати.
– Граф… Раймон… ваш кузен.
– Срочно вниз! Передайте, что я здесь и желаю с ним говорить! Пока он не удрал!
Последние слова догнали виконтессу уже на лестнице. Бланка не зря занервничала! Когда Сабина вновь выбежала во двор, маленькая свита Раймона разворачивала коней. Ему, очевидно, доложили, что в замке находится королева, и он поспешил ретироваться. Уже в воротах графа настиг оклик Сабины, и он на мгновение замер. Но все же спрыгнул с коня и, играя желваками, выслушал приказ королевы. По его раздувающимся ноздрям Сабина поняла, что Раймон отнюдь не горит желанием находиться с ними под одной крышей. Однако слова Бланки нельзя игнорировать. Граф приказал своим людям спешиться.
* * *
У Леона выдался неожиданный выходной. Дамы сегодня решили помолиться во всех санктуариях – здесь их было четыре или пять, он не запомнил, – значит, они целый день будут заняты. Сам де Броссар еще вчера утром, пока его спутники спали, обошел все святилища. Некоторые из них находились в пещерах, другие удивительным образом лепились к скальной стене. Больше всего его поразила небольшая капелла Черной Мадонны. Внутри храма чувствовался какой-то мистический дух, и Леон долго, преклонив колени, простоял перед Ее образом.
То было вчера, а сегодня его ожидало совсем не благочестивое дело.
Накануне днем Леон охранял двери зала, где королева беседовала с графом. После слов «позвольте как старшей сестре дать вам несколько советов» Бланка долго рекомендовала-приказывала Раймону строго придерживаться условий мирного договора и не вступать ни в какие коалиции. При этом невзначай напомнила о заложнице Жанне. Раймон, стиснув зубы, выслушал ее «советы» и с красным от бешенства лицом покинул зал. Уже за дверью он грязно выругался.
Де Броссару не понравилась его реакция. Он целый день не выпускал Раймона из виду и вечером услышал, как тот говорил кому-то из своей свиты, что хочет с утра прогуляться по живописным окрестностям. Пешком! Впрочем, по отвесным склонам на коне не проедешь. Леон, не обинуясь, решил проследить за графом. Зачем? Он сам не знал. Просто Леон не доверял ему. Раймон заявил королеве, что ехал в Рокамадур, чтобы помолиться у святых мощей, но ни вчера, ни сегодня не выказал набожного рвения. Значит, встреча с Бланкой застала его врасплох и он не понимает, куда двигаться дальше. Может, просто решил поразмыслить в одиночестве? Все равно проследить за ним не помешает…
Снежок вчера с утра лишь попугал, грязи не было, и твердая земля, прихваченная легким морозцем, располагала к пешим прогулкам. Раймон в сопровождении оруженосца отправился на юг от селения, затем по козьим тропам начал спускаться к речке Альзу. Леон не пытался отследить в действиях графа логику, а просто, скрываясь за валунами и густым кустарником, шел следом за ним. Но все же упустил его. Де Броссар пометался по сторонам, побежал назад, долго вглядывался в дно ущелья. Бесполезно: никого!
Вдруг разнесся крик о помощи. Леон узнал голос Раймона.
Де Броссар рванулся на зов и увидел пальцы, цепляющиеся за край обрыва. Дабы не испугать графа и не спровоцировать падения, Леон осторожно заглянул сбоку. Раймон не висел над пропастью, а стоял на узком карнизе, и при малейшем шевелении из-под его ног сыпались камешки. Графу не хватало устойчивой опоры, чтобы слегка оттолкнуться и подтянуться на руках. Леон подбежал ближе и, встав на колено, обхватил локоть графа рукой. Затем рванул его на себя и левой рукой подхватил за пояс. Через мгновение оба повалились на небольшую, но устойчивую площадку.
Раймон только сейчас понял, кто его вытащил, и смущенно процедил слова благодарности. Отдышавшись, мужчины поднялись на ноги. Пытаясь проявить любезность, Леон вежливо поинтересовался:
– Где ваш оруженосец?
– Кто его знает? Я потому и оступился, что слишком близко подошел к краю, высматривая его.
Граф уже не глядел на спасителя: мол, сделал дело – и свободен. Его больше интересовало разорванное ярко-красное сюрко, которое он тщательно ощупывал. Сильно пострадал вышитый золотыми нитями герб тулузских графов – затейливый крест с веселыми бубенчиками на вершинах. Расстроенный Раймон невнятно буркнул что-то похожее на: «можно было бы тянуть и поаккуратнее».
Слишком уж надменно! Леон промолчал, но почувствовал, как в груди у него невольно вызревает бешенство. Перед глазами отчетливо всплыло перекошенное от ужаса лицо Сабины, убегающей под дождем от этого подонка. Тогда, в апреле под Немуром… Дыхание де Броссара участилось.
Граф же вел себя так, будто рядом не было никого достойного внимания. Он уже скинул с себя плащ и, отстегнув ремень, аккуратно положил меч рядом. Леон догадался: Раймон хочет снять сюрко, чтобы оценить масштабы урона. Подобная мелочность черкнула его, будто кресалом, и де Броссар взорвался от ярости. Он сделал шаг и, резко отведя руку назад, ударил графа кулаком в лицо. Тот отлетел в сторону, но переплетенные ветви густого кустарника спружинили и удержали его на неровной площадке. Вытирая под носом кровь, Раймон шагнул вперед и нагнулся за мечом, но Леон ногой успел отшвырнуть ножны в сторону, и они покатились вниз по склону. С едкой ухмылкой граф искоса глянул на обидчика, но Леон тоже отстегнул свой меч и отбросил его подальше на тропинку.
– Почему? – Удивленный Раймон выпрямился и, запрокинув голову, попытался остановить кровь, льющуюся из разбитого носа. – Насколько я понимаю, вы решили поквитаться за честь дамы, в которую влюблены. Так сойдемся же в поединке, как рыцари, на мечах.
– Когда ты пытался ее изнасиловать, то о рыцарской чести не думал. Поэтому я с удовольствием расквашу тебе морду как простому наемнику в кабаке.
– Глупо было ожидать от тебя другого.
Раймон уже пришел в себя и, прыгнув, выбросил кулак вперед. Однако Леон зорко следил за соперником и, прогнувшись в пояснице, вовремя отвел в сторону плечи и голову. Кулак Раймона рассек воздух, и граф потерял бы равновесие, но от встречного удара под дых согнулся пополам. Едва он выпрямился, хватая воздух ртом, как Леон разбил ему губы.
Де Броссар понимал, что на мечах проиграл бы Раймону, слывшему опытным фехтовальщиком, но в кулачном бою Леону не было равных. Он уступал графу в росте, зато своими длинными руками легко мог достать любого противника. В далекой юности участие в развлекательных рукопашных схватках позволяло де Броссару неплохо зарабатывать на хлеб насущный во время длительных походов.
Леон немного отвлекся и тут же пропустил увесистый удар в висок. В глазах у него помутилось.
– Зря стараешься, ублюдок, – прохрипел граф разбитым ртом, – она никогда не взглянет на тебя – урода!
Вот тут алая пелена ярости окончательно зашторила глаза де Броссара. Он напрочь позабыл, что перед ним могущественный граф, и стал наносить противнику удар за ударом. Тот уже не пытался контратаковать и лишь прикрывал голову руками. А Леон бил его в лицо. В красивое, самовлюбленное лицо. Пока у него за спиной не раздался испуганный крик юного оруженосца.
Леон пришел в себя и, тяжело дыша, обернулся:
– Твой хозяин напоролся на корягу… немного поцарапался… помоги ему.
Юноша кинулся к графу. Де Броссар подобрал свой меч и, тяжело ступая, побрел прочь. За спиной, постепенно затихая, слышались жалобное причитание оруженосца и истошное сквернословие графа, срывающего на слуге злость за саднящую боль и тяжелую обиду.
Спустившись к реке, Леон разбил тонкий лед у берега и смыл кровь с лица и рук. Затем присел на корявый пень, чтобы успокоиться и подумать, но с удивлением ощутил полный покой в душе. А ему следовало волноваться, ведь человек, которого он избил, всесилен и легко может сгноить его в мрачном подземелье. Несмотря на потери по мирному договору в Мо, граф владел еще достаточным количеством высокогорных крепостей, где любой его недруг запросто исчезал без следа. Тем не менее страха Леон не испытывал: в его душе ровной гладью разливалось удовлетворение. Он все же наказал графа!
Кровь из разбитой брови перестала сочиться, и де Броссар побрел назад. Раймон наверняка уже доплелся до замка; не дай Бог решит, что он в испуге сбежал.
Почти вертикальный подъем вызвал у Леона тяжелую одышку, в висках застучало, и кровь из раны вновь засочилась по щеке. Он смахнул ее ладонью и, озираясь по сторонам, поискал, обо что бы вытереть руку. Ни снега, ни листьев. И вдруг де Броссар заметил Сабину. Она стояла у широкого ствола бука и внимательно наблюдала за ним. Рыцарь подошел ближе.
– Только что вернулся граф Раймон, – неспешно заговорила она, – утверждает, что споткнулся и разбил о камень лицо, но мне удалось разглядеть его раны. Уверена, что кровавое месиво на его лице сотворили человеческие руки.
Она опустила взор на сбитые в кровь костяшки его кулаков. Леон рефлекторно, как нашкодивший ребенок, спрятал руки за спину и тут же усмехнулся своему движению. На губах Сабины тоже мелькнула усмешка. Смахнув ее, она закончила свою мысль:
– Я даже догадываюсь, чьи именно кулаки приложились к лицу графа.
Де Броссар боялся услышать слова упрека или осуждения, но Сабина никак не высказала отношения к случившемуся и лишь с веселым озорством смотрела на него. Леону даже показалось, будто он разглядел в ее бездонных глазах… нежность? Ответить не получалось – язык его не слушался.
Сабина достала из-за пояса платок и промокнула его разбитую бровь:
– Вы ничего не хотите мне сказать?
– Я жалею, – де Броссар с шумом сглотнул слюну, – что не сделал этого еще тогда, под Немуром.
– Леон, вы очень рискуете, связавшись с капризным и все еще могущественным графом.
– Ерунда. Ваше неудовольствие – вот главная опасность, которая может меня испугать.
Сабина сунула испачканный кровью платок в руку Леона и быстро поцеловала его в выбритую до синевы щеку. Затем положила ладони ему на плечи и торжественно, словно на церемонии, произнесла:
– Благодарю вас, шевалье де Броссар! Я горжусь, что имею такого защитника, как вы.
Он ошеломленно молчал, замерев по стойке смирно, и лишь дернувшийся несколько раз кадык свидетельствовал о его сильном волнении. Ответа не последовало, хотя к чему тут слова? Сабина медленно побрела к воротам замка и вдруг обернулась. На ее лице сияла лукавая улыбка.
– Раймон с разукрашенным лицом, да к тому же напичканный королевскими угрозами, наверняка не поедет дальше и вернется в Тулузу! Наше путешествие закончилось. Спасибо, мой верный рыцарь!
Сабина скрылась в замке, а Леон направился в лес. Вот сейчас ему точно не помешает успокоиться. Он приложил платок любимой женщины к губам и, привалившись спиной к дереву, мечтательно уставился в холодное зимнее небо.
Ренн. Июнь 1230 года
Сегодня на охоте Пьер Моклерк проскакал много лье в надежде, что усталость сразит его глубоким сном. Не помогло. Тяжелые мысли, особенно одолевавшие его ночью, обмануть не удалось.
После ужина герцог устроился в любимом кресле напротив пылающего очага. Попивая крепкое тягучее вино, он почесывал за ухом преданного пса и не отрывал взгляда от зачаровывающих языков пламени. Но ни огонь, ни вино, ни прикосновение к гладкой собачьей шерсти не успокаивали. Настырная удручающая действительность упорно не выходила из головы. Герцог раздраженно отпихнул кобеля, и тот, поджав хвост, устроился возле двери, подальше от тяжелой руки хозяина. Пьер негромко отругал себя за то, что вновь согнал злость на собаке – единственном преданном существе, но подзывать ее не стал.
Недавно в результате длительной осады королевским войскам удалось захватить одну из мощнейших крепостей Бретани – Ансени. После чего Луи объявил его, герцога Бретонского, низложенным[40]40
Герцог Пьер Бретонский носил титул по жене Аликс – наследной герцогини Бретани. После ее смерти в 1221 г. он стал регентом при малолетнем сыне.
[Закрыть]. Формальный акт низложения мало трогал Пьера. Пусть король попробует подчинить себе гордых бретонцев – до конца жизни увязнет в подавлении больших и малых мятежей, которые будут возникать каждую весну в селениях, словно грибы после обильных дождей. Жан – сын Моклерка – слишком юн, чтобы править самостоятельно, а посторонних правителей бретонцы не примут. Поэтому Луи все равно придется иметь дело с ним, с Пьером.
Больше всего герцога бесило то, что он остался совсем без союзников. Все его предали! Даже Генрих Английский вместо активной помощи уже полгода сидит в Нанте. Как Пьер его ни уговаривал, английский монарх не решился ни на одну боевую вылазку. От собственной беспомощности герцог лишь скрежетал зубами. Зачем вообще нужно было вторгаться во Францию? Чтобы отсидеться за крепостными стенами? Из-за опасения окончательно разругаться с этим молокососом Пьер ускакал в Ренн, но оставил с Генрихом свои основные силы. Надо же обеспечить защиту новому сюзерену, ведь французский король совсем рядом!
Моклерк грязно выругался вслух и раздраженно плеснул остатки вина в очаг. Пламя обиженно зашипело, но, не рискнув погаснуть под грозным взглядом хозяина, еще выше выбросило огненные языки.
Третий кубок вина не принес покоя мыслям, а завтра такой же тяжелый день. Поднявшись, Пьер широкими шагами направился к дверям, на пороге не заметил пса, споткнулся и больно пнул его сапогом. Кобель, жалобно заскулив, убежал куда глаза глядят.
Окончательно разозлившийся герцог рыкнул в никуда: «Спать!» Слуги, неожиданно быстро вылезшие изо всех щелей, стали спешно готовить постель и воду для умывания, а камердинер уже протянул руки, чтобы переодеть господина ко сну. Челядь пыталась без лишних вопросов предугадать желания господина, так как по опыту знала: в таком состоянии даже смелый взгляд мог спровоцировать у него вспышку ярости.
Пьер улегся, но Морфей не спешил к нему. Перед глазами одно за другим всплывали события этого года.
В январе Генрих высадился в Сен-Мало, и герцог помнил, как его захлестнул восторг, будто весеннее половодье. Наконец-то сам король Англии с внушительным войском на французской земле! Сколько возможностей, сколько надежд! Они вместе бодрым маршем прошли до Нанта, планируя по весне идти на завоевание графства Пуатье.
Правда, Луи загодя, еще в декабре объявил сбор верных вассалов в Мелене. Первыми на зов явились, конечно же, граф де Дрё, виконт д’Авранш, граф де Монфор, граф Шампани. Богатые епархии тоже выставили крупные отряды. Французское войско получилось огромным и без труда заняло крепости Боже, Бофор и Анжер. В Анжере Луи остановился, намереваясь именно здесь перекрыть англичанам с бретонцами дорогу на Пуатье.
Для французского короля это была первая кампания, во время которой он действовал самостоятельно. Оставшаяся в Париже Бланка, очевидно, решила, что ее шестнадцатилетний сын уже способен возглавлять войско. Пожалуй, она права. Генрих Короткий Плащ впервые попытался завоевать английский трон, когда ему было всего четырнадцать лет.
При чем тут первый Плантагенет?[41]41
Генрих II был основателем королевской династии Плантагенетов, правившей в Англии с 1154 по 1399 г.
[Закрыть] Пьер ударом кулака взбил подушку. Его мысли вернулись к главной теме.
