Текст книги "Он пишет мою книгу! (СИ)"

Автор книги: Софи Бриошь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 43

Степан

Оказалось, что по прилёту в Юлин город, в полицию нам всё же пришлось обратиться.

Николай не знал, где искать бывшего парня своей дочери и спросить было не у кого.

Я в очередной раз убедился, как полезно иметь знакомых в разных ведомствах. Летят годы, века, мелькают друг за другом феодализм, диктатура и демократия, а "свой человек" в медицине, полиции, в налоговой – да хоть где! – никуда не исчезает. И всегда нужен.

Очень здорово ускоряется процесс решения проблемы, если есть к кому обратиться "по знакомству".

Пришли бы мы с Николаем в полицию с улицы – и что? Три дня бы рассказывали про то кто мы такие и почему ищем адрес какого-то человека. Оставили бы сорок восемь ксерокопий паспортов, снилсов, справок из ЖЭКов, сдали анализы на сифилис и получили от ворот поворот.

Не потому, что анализы плохие – потому что бюрократия хорошая.

А тут, сославшись на какого-то Игоря, – мужа Юлиной подруги, – мы быстро выяснили адрес проживания Макса.

Дверь квартиры нам открыл хмурый немолодой мужчина в трикотажных длинных шортах и футболке.

Поздоровавшись, Николай сразу перешёл к делу.

– Я отец Юли Васюткиной, Николай. Вы извините, что мы вас отвлекаем, но, понимаете, Юля пропала. Может Максим знает что-то? Он дома? Можно с ним поговорить?

Я ожидал что-то наподобие праведного родительского гнева, когда отцы или матери, не успев вникнуть в суть проблемы, сразу выбирают позицию агрессивной защиты своего чада.

Я думал, что этот хмурый мужчина сейчас начнёт говорить что-то из разряда:"А при чём тут мой сын?! Они расстались, нечего нас втягивать в свои дела!"

Но он, на удивление, тут же предложил нам пройти в квартиру, и, как будто, не удивился, а скорее помрачнел и задумался.

– Подождите немного, – сказал отец Макса, приглашая нас присесть на диване в гостинной. – Я быстро переоденусь и поедем.

– Вы что-то знаете? – я не удержался от вопроса.

Насчёт того, что замешан Макс-Камилла я не был уверен на все сто процентов. Да, предполагал. Но просто и других зацепок не было. Если бы сейчас оказалось, что Макс давно в командировке в другом городе или лежит дома неделю с переломом, то даже не представляю, где бы мы искали Юлю.

Мысль о том, что мы на верном пути в поиске Юли радовала и пугала одновременно.

– По дороге всё расскажу, – отец Макса крикнул из соседней комнаты,куда ушёл переодеваться, – чтобы время не терять.

На улице он показал нам старенький тёмно-синий фольксваген. Николай сел рядом с водителем, я устроился позади.

– Куда мы всё-таки едем? Вы знаете где моя дочь? – спросил Юлин отец, когда автомобиль тронулся.

– Я не знаю где Юля. Но Максим скорее всего на даче, – ответил Дмитрий. Так он представился нам дома, когда переоделся и предложил поторопиться.

После небольшой паузы отец Макса добавил:

– Я его выгнал из дома.

Не знаю почему, но этот человек вызывал у меня симпатию. Рослый, крепкий мужчина. Виски тронуты сединой, лицо гладко выбрито. Видно, что не алкаш, не понтодел. Нормальный дядька. Немного усталый – по нему заметно, что всю жизнь трудится. Судя по его квартире, достаток среднестатистический. Алмазы с люстр не сыпятся.

Дмитрий управлял автомобилем и не отвлекаясь от дороги, продолжал.

– Николай, я должен извиниться перед тобой. Перед Юлей я уже извинился, но чувство вины всё равно со мной. И это уже на всю жизнь.

Дмитрий с Николаем были, наверное, ровесниками. Отец Макса перешёл на "ты". Разговор сразу приобрёл полудружескую форму.

– Дмитрий, не кори себя. Ты тут не причём. Я понял про какую историю ты говоришь. Сам, правда, недавно узнал от Степана, – я наблюдал за Николаем и он не переставал меня приятно поражать. Такое ощущение, что я все эти годы держал в уме образ какого-то совершенно другого человека. А настоящий Николай чуткий и не злобливый. И вряд ли способный на подлость человек.

– Нет, Николай. Я тут очень даже причём. Я вырастил вора! – словно выплюнув из себя стыд, с болью в голосе сказал отец Макса. Я увидел, как сжались пальцы его рук на руле и желваки на скулах заходили ходуном.

– Знаешь, оно может где-то и так, а где-то и совсем не так. Сколько живу, столько вижу, что не все яблони и яблоки друг на друга похожи. Не всё решает воспитание или наследственность. Чёрт его знает, какая там причина стоит за тем, что дети и родители разные бывают. Юля, вот, моя – думаешь на мать похожа? Да если б она выросла такой, как та её воспитывала! – Николай даже рукой взмахнул, – Так что ты много на себя не бери. Не всё от тебя зависело.

– Может быть, может быть… – вздохнул Дмитрий. – Я и сам себе пытался это говорить. Не помогает. Давит на меня этот позор. Где я упустил? Что не так сделал? Образование дали, кормили, одевали. Я ж его пальцем не ударил ни разу! – в словах Дмитрия было столько горечи, что мне даже стало жаль этого разбитого стыдом отца.

Какое-то время мы ехали в тишине. Каждый понимал, что сказать особо нечего. Позиция Дмитрия мне была понятна и близка. Но и в словах Николая я слышал то, с чем не готов был спорить.

Что мы знаем? Почему так произошло? Будь перед нами аморальный тип, наглый и циничный – пазл бы сошёлся: ну, ясно, почему сынок вырос негодяем! Но Дмитрий производил впечатление абсолютно порядочного, честного человека, совершенно чётко были видны его переживания.

Что тут скажешь…

– Жена так разнервничалась, – спустя несколько минут заговорил отец Макса, – что инсульт схлопотала. Сейчас в больнице. Вся правая половина тела парализована. Просто чудо, что я рядом был, быстро скорую вызвал. Могла умереть на месте.

Глава 44

– Врачи говорят, что шансы не велики на полное восстановление. Инвалидом стала, считай. А она и не хочет, вот что самое страшное. Лежит на койке в больнице и плачет.

Максим у неё в ногах валялся, ревел белугой, – Дмитрий тяжело сглотнул. Ему очень тяжело давалось это свежее ещё, острое воспоминание.

Мы с Николаем не перебивали.

Чужой человек, отец нашего, можно сказать, подозреваемого, отец предполагаемого "врага". рассказывал свою безрадостную историю.

– Сын какой-то сам не свой был после этого. Говорил по ночам в своей комнате то ли с кем-то, то ли сам с собой…В шмотки материны однажды залез. Я его застал как-то: сидел перед шкафом и вещи её перебирал. Я вам сейчас рассказываю и сам в ужасе. А тогда разозлился только, не стал разбираться, что ему приспичило в платьях материных рыться. Он же и работу тогда потерял. Не только с Юлей неприятная история приключилась. Ещё и несколько клиентов обворовал. Служба безопасности его быстро вычислила.Да он и не скрывался. Что его заставило так поступить? Ума не приложу. Хорошо, потратить не успел. Всё изъяли, всем вернули. Дело уголовное на него завести хотели, мы с матерью еле выпросили, чтоб замяли всё. Такого позора никому не пожелаешь, какой мы с женой вытерпели в те дни, – Дмитрий повернул с трассы в сторону садовых участков. – Я вытерпел. Она нет.

Мы остановились у въезда на территорию садового товарищества. Охранник лениво открыл шлагбаум, кивнул Дмитрию, как старому знакомому, и автомобиль медленно пополз по узкой петляющей улочке вдоль дачных участков.

– Я даже решил потом, что он употребляет что-то. Глаза бешеные. На себя не похож. Выгнал его из дома, но дал ключи от дачи. А вот и приехали, кстати. Вон его машина.

Дмитрий припарковал вдоль забора свой фольксваген и мы почти одновременно вышли из автомобиля.

Было тихо, как в могиле. Дачный сезон не в разгаре, во многих домиках не горел свет.

В какой-то момент в этой тревожной темноте мне показалось, что Юля точно здесь. Я ускорил шаг.

Дом, к которому нас повёл Дмитрий производил нежилое впечатление: окна закрыты металлическими ставнями, во дворе темно. Лишь подойдя ближе я увидел полоску света в окне. Значит Макс действительно там.

Мы уже подходили к крыльцу, как раздался женский крик "Помогите! На помощь!" – кричали из дома.

Я рванул в дом, обгоняя оторопевших на мгновение отцов. Их замешательство длилось полсекунда, потом они так же кинулись на крик о помощи.

Я перескочил одним прыжком через ступени крыльца, что-то задел и разбил на веранде, со всей силы рванул дверь ведущую внутрь дома.

Мы с Николаем друг за другом ворвались в комнату, где перед нами открылась жуткая картина: лохматая бабища в розовом платье душила Юлю.

Вцепившись в это чудовище, оказавшееся переодетым парнем, мы пытались оторвать его руки от горла Юли. Я с ужасом увидел, что моя любимая отключается…

Я начал колотить этого урода по морде. Но он ничего не замечал. У него был абсолютно дикий взгляд. Хватка его рук словно окаменела. Он как загипнотизированный бормотал что-то про деньги, про книги, про маму, про "ты во всём виновата".

Время стало тягучим.

Дмитрий,ворвавшийся в комнату лишь на мгновение позже нас с Николаем, схватил откуда-то доску для нарезки хлеба и долбанул сына по голове.

Я мельком успел увидеть как на лице отца, готового убить сына, чтобы спасти чужую ему девушку, отразилось всё отчаяние этого мира…

Но задумываться о сочувствии Дмитрию не было ни времени ни желания. Я всеми помыслами был с Юлей.

После удара, Николай подхватил обмякшее тело Макса и отбросил в сторону, чтобы тот не упал на Юлю.

Я хлопал любимую по щекам, боясь сделать ей больно и боясь, что делаю недостаточно сильно, чтобы она пришла в себя.

– Юля, Юленька, доченька, ты слышишь меня? – подключился моментально Николай.

Как бы я не рвался спасать мою девочку, но я не мог мешать отцу своей любимой. Не сейчас.

Николай нежно похлапывал дочь по щекам своей загрубевшей, мужицкой ладонью, тут же второй дрожащей рукой искал на её шее пульс. Он звал её по имени и казалось, что сейчас во всём мире для него не существует никого и ничего. Вся вселенная, все смыслы и ценности были сосредоточены для него в хрупком бездыханном теле бледной девушки, которую он настойчиво, не теряя надежды, тихонько и ласково звал и звал по имени.

В вихре мыслей "Милая, очнись, пожалуйста", "Любовь моя,умоляю, дыши", "Юля, Юленька моя, открой глаза", я уловил мимомолётно мелькнувшую, но оставившую отчётливый след в душе, мысль о том, что мне больше не нужно никакой правды про Николая и моего отца…

– Пап… – прохрипела Юля, – Степан…Это сон, да…

Моя любимая открыла глаза.

Рядом Дмитрий приводил в чувство сына.

Глава 45

Юля

В полицию я обращаться не стала.

Маринка была в отпуске, а то бы она не допустила такой щедрости. Но я не Маринка.

Я даже не Оля.

Я Юля Васюткина и я не стала писать на Макса заявление.

Он больной человек. Ему всё равно.

И кого мне наказывать своим заявлением и последующими судами – отца Макса? Или его маму? Добить её окончательно?

Родители Макса в таком состоянии, что их спасать надо, а не наказывать.

Дмитрий после случившегося даже за руль автомобиля сесть не смог. Настолько его ошарашило произошедшее. Он, когда все немного пришли в себя, когда следом за мной очнулся Макс, зарыдал. Его так затрясло, что мы испугались, как бы с ним тоже не случился инсульт или помутнение рассудка.

Степан не растерялся, нашёл воды. Дал попить, немного лицо Дмитрию сбрызнул.

– Я ведь убить сына был готов. Я ведь своими руками мальчика моего… – ни я, ни папа, ни Стёпа не могли смотреть на этот концентрат отцовской скорби.

Это Тарас Бульба сильная личность. И книжная. А в жизни всё сложнее и больнее…

Я смотрела на папу Макса и не видела своей беды. Всё обошлось, всё отошло в сторону. Истинная беда была сейчас у другого человека. Единственный сын, гордость и надежда, красивый, спортивный, умный сошёл с ума, стал вором и чуть не стал убийцей.

Когда я озвучила своё решение не подавать в полицию заявление, ни мой папа ни Степан не стали давить на меня, не сказали "а если бы мы не нашли тебя, не успели?"

История не терпит сослагательного наклонения. Если бы было иначе – значит всё было бы иначе.

Слава богу, для меня, моих родных и любимых всё обошлось.

А для семьи Макса уже, к сожалению, никогда не будет ничего хорошего.

Мне бесконечно жалко Дмитрия: он ни за что ни про что попал в ад.

Так что, никакого возмездия моя душа не требовала. Я лишь благодарила бога и своих любимых мужчин, что спасли меня.

***

На работе я взяла выходные за свой счёт. Мне нужно было прийти в себя.

Папа улетел на следующий день. Мы со Стёпой остались наедине.

И вот когда я наконец-то смогла обнять своего любимого без свидетелей, когда смогла уткнуться в его запах, почувствовать близость его дыхания, услышать стук его сердца, когда он сквозь поцелуи прошептал:"Юля, Юля, моя Юля", а я в этих словах слышала рассказ его души о нашей разлуке, о любви, о страхе никогда вновь не обрести друг друга – вот тогда из меня вырвался поток рыданий.

Обретение утраченного счастья, возвращение любви, с которой успела проститься – это приятный, но тем не менее, стресс.

Стёпа подхватил меня на руки и отнёс на кровать.

Мы целовались, не силах говорить ничего, кроме имён друг друга. Наши слёзы счастья смешивались с поцелуями и казалось, что и мы незримо соединяемся, становимся единым человеком, автором взаимной любви.

– Ты даже представить не можешь, как я рад, что нашёл тебя, – через несколько дней мы выбрались наконец из кровати и из квартиры и отправились знакомиться с моей мамой. Они с Робертом Германовичем вернулись из отпуска.

Маме я пока не рассказала про приключение с Максом. Не по телефону же ей такие страсти сообщать. Но сказать, наверное, надо.

Мало ли что, кто знает, вдруг где-то с Максом или с его отцом пересечётся. Пусть знает, что Макс не только вор, но ещё и сумасшедший человек. А Дмитрий – не объект для упрёков, а самая, что ни на есть, жертва обстоятельств.

– Стёп, ты не удивляйся, – решила предупредить любимого, пока мы шли в сторону ресторана, где договорились встретиться с мамой и Робертом Германовичем, – мама моя женщина прямолинейная. Она знает про тебя, про то, что ты сын Алёны. Я ей всё не рассказала ещё, но многое в общих чертах обрисовала вчера по телефону. Не хотела, чтобы в ресторане неприятные сцены стали разыгрываться. И вообще, если ты для неё не станешь любимым зятем, что очень вероятно, что будешь часто слышать много поучительного. Она у меня любит это дело.

– Поверь мне, я не расстроюсь, если не придусь ко двору твоей маме. Мне вполне хватает твоей любви. А к нравоучениям или ещё каким-то особенностям характера других людей я равнодушен. Меня чужие тараканы не кусают.

Я улыбнулась, но волнение от предстоящей встречи немного оставалось. Я вдруг поняла, что, оказывается, давно не видела маму. Как-то незаметно и безболезненно мы с ней стали жить отдельно. Надо же.

Здорово её Роберт Германович в оборот взял, даже на меня энергии у мамы не осталось. А то ведь так в мои дела лезла, что задохнуться впору было!

– Юля, привет, милая, – боже, кто эта светящаяся улыбающаяся женщина с блеском в глазах ?!

Я не узнавала собственную маму! Помолодевшая, сменившая причёску и наряд, она ласково смотрела на меня и, – что совсем за гранью чуда, – на Степана! На сына той "стервы", к которой ушёл её "предатель"-муж.

– Знакомые всё лица, – Роберт Германович пожал Степану руку, – Рад, что шрам почти не виден. Зажило всё просто великолепно!

Мы расселись вокруг столика, заказали блюда и напитки и настолько легко и приятно провели вечер в компании друг друга, что казалось, что мы все давние приятели.

Я словно со стороны наблюдала за нашей четвёркой.

Мужчины искромётно шутили. Устроили такой пинг-понг словесный, что только успевай улавливать, как ловко они отвечают друг другу.

Роберт наичудеснейший! Начитанный, эрудированный и абсолютно открытый к общению. Мама рядом с ним такая счастливая, что хочется плакать от радости за неё.

Всем так хорошо, что не чувствуется ни разница в возрасте, ни тот факт, что ВЕЧЕР мы проводим вообще-то в компании моей мамы и её мужчины, а не Маринки с Игорем.

Когда стояли на улице, прощаясь обнимали друг друга рядом с приехавшими такси, мама тихонько мне шепнула:

– Юлечка, как же я жила раньше без любви. Это же страшно вспомнить! Я думала, что только Колю не любила, а ведь я не любила себя. А сейчас в моём сердце Роберт и весь мир. И даже на Колю зла нет. Ты не представляешь, какое это счастье, когда в душе нет зла и печали, а только любовь!

– Я представляю, мам, – мы с мамой обняли друг друга крепко-крепко, и мне было так тепло, так хорошо в её долгожданных объятиях, что не хотелось отпускать, – я очень тебя понимаю и очень-очень люблю.

Глава 46

Незаметно пролетели ещё дни и из отпуска вернулись Марина с Игорем.

Чтобы не висеть на телефоне сутки, обмениваясь новостями, мы решили устроить посиделки на четверых. Тем более, мне безумно не терпелось познакомить лучшую подругу с воровкой моего аккаунта, с Лёхой, а самое главное – с моим Степаном из санатория.

В свою очередь и Степану я к тому моменту все уши прожужжала про свою подругу и её чудесного мужа.

– Я понял, понял, что они классные ребята, – смеялся Степан, пока мы собирались на встречу-знакомство с моими друзьями, – и уже заранее с ними дружу. Надеюсь, и они идут знакомиться со мной примерно в таком же настроении.

– Игорь совершенно точно. Он мировой парень. Ты ведь уже знаешь, что он в полиции работает, – Степан рассказал мне, как они с папой обращались к коллегам Игоря, когда искали адрес Макса и меня, – так вот, ты можешь смеяться над моим пафосом, но я тебе говорю как чувствую: он полицейский от бога. Игорь честный и справедливый человек. Он искренне верит, что тот, кто решает идти работать в полицию, должен понимать, что идёт служить людям. Быть защитником обиженных и преследователем для злодеев.

– И не думаю смеяться. Офигенский чувак этот Игорь, если всё так, как ты рассказываешь, – Степан даже присел, чтобы внимательнее слушать мой вдохновенный рассказ.

– Когда Игорь на работу пришёл в отделение полиции и все вскоре поняли, что он не прикалывается, что он, реально, полицейский, которому не чужды понятия честь, совесть, который не берёт взятки, а сам помогает как может людям – там чуть ли не революция случилась. Одних он вдохновил, у других вызвал напряжение своей правильностью. Его даже звали некоторые с презрпнием "Игорёша-святоша". Представляешь: человек раздражал своей порядочностью и верой в принципы. Так реагировали на него, как будто это стрёмно – быть хорошим полицейским. И, заметь, это сами полицейские! Но нашлись и те, кто с гордостью присоединился к убеждениям Игоря. Там у них чуть ли не до драк дело доходило, когда начинали на эту тему отношения выяснять. Брр.

В общем, долго рассказывать все события того времени: какие пертурбации случились на руководящей верхушке, какие люди уволились или перевелись в другие отделения полиции, а какие наоборот попросились к Игорю в команду. Но в итоге сейчас у него отдел и ребята там все фанаты своего дела в лучшем смысле этого понятия. Да ты их видел.

Степан согласно кивнул.

– Они, кстати, мне помочь хотели, когда Макс деньги украл, – продолжала я. – Во многом, конечно, из-за Маринки. Она тогда от гнева молнии метала такие, что ей и закон не закон был. Одно жгучее желание любыми способами мне помочь. Она Игоря попросила вмешаться. Но это последнее, что я бы позволила. Ведь это всё равно было бы не по закону. А ставить Игоря перед выбором: дружба или закон – это мерзко.

– Игорь крутой. Уважаю! – Степан показал мне кулак с поднятым вверх большим пальцем. – Настоящий мужик. Но, если честно, мне и Маринка твоя нравится. Эдакая фурия дружбы: за своих людей порвёт любого и не поморщится.

– Она такая, да, – я улыбнулась. – Но имей ввиду, эта жгучая страсть быть горой за своих людей имеет и обратную сторону.

– Ревность? – предположил Степан и я согласно кивнула. Степан почувствовал и понял характер Маринки на все сто процентов.

– То есть, меня она скорее всего с радушием может и не принять. – вскинув удивлённо бровь улыбнулся Степан.

– Ага. Но когда убедится, что ты мой лучший на свете любимый замечательный бесконечно дорогой человечище, – я подошла и обняла своего ненаглядного Стёпу. Могу целыми днями его обнимать и целовать, – когда поймёт, что ты делаешь меня счастливей в то тысяч раз, и не отнимаешь у неё – тогда она примет и тебя в своё сердце. И будь уверен, что в тот же миг у тебя появится Друг с большой буквы.

На этой высокопарной ноте мы поцеловались. И поцелуй наш длился и длился. И никто из нас не хотел прерывать его.

Господи, какое же это счастье – любить и быть любимой.

– Боюсь, что нас всех ждёт не самый приятный вечер, – заговорил Степан, когда мы всё же смогли прервать своё погружение в поцелуйный запой.

– Почему ты так решил? – удивилась я.

– Ну, потому, что придётся сказать твоей подруге, что мы уезжаем жить в мой город.

Я замерла.

Мы в эти дни иногда обсуждали со Стёпой наше настоящее и будущее, но эти разговоры носили такой лёгкий, не обремененный деталями характер, так сладостно разбавлялись поцелуями и ласками, что я слышала только "ты согласна жить у меня, любимая?", и радостная кивала головой в ответ; и совсем не слышала, что речь идёт о полном перевороте всей моей жизни.

Ведь за всей этой волшебной романтикой и радостью от того, что я обрела своего потерянного было любимого, стояла разлука с единственной подругой…