Текст книги "Концерт для скрипки со смертью"

Автор книги: Синтия Хэррод-Иглз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 15
Невезучий коротышка

Вернувшись в свой офис, Слайдер решил немного прибраться, но это занятие вскоре выродилось в сидение на столе и грустное разглядывание фотографии Анн-Мари. В конце каждого своего расследования он обычно ощущал опустошенность и даже нежелание работать, как только проходило кратковременное возбуждение, вызванное достижением результата и оставалось лишь оформить бумаги. Но в данном случае дело обстояло значительно хуже, потому что у него до сих пор не было ответа на многие вопросы, не было ничего, что могло бы уменьшить чувство несправедливости по отношению к жертвам.

Телефон на столе зазвонил, и он неохотно снял трубку. Это был О'Флаэрти.

– Я вспомнил, я его вспомнил! – сдавленно прокричал он в трубку. – Наконец-то я вспомнил этого коротышку. Это был Ронни Бреннер!

– «Полдюймовый Бреннер»? Тот тип, который продавал часы на Голдхаук-Роуд?

– Нет, нет, не этот. Тот эмигрировал, где-то два года назад.

– Эмигрировал?

– Ну, переехал в Норфолк. Сейчас у него все в порядке, у него половина доли от птицефермы. Играет на тромбоне. Нет, я говорю о Ронни Бреннере – маленький такой, завсегдатай скачек, работал на букмекеров, когда был неудачным жокеем, потом стал жучком. Занимается этим постоянно, и всегда болтается на ипподромах – в Бэнбюри и Кэмптон-парке в основном, там есть фавориты. Он у нас был на подозрении, потому что частенько ошивался около конюшен с биноклем и записной книжкой, но засадить его было не за что. Приводов у него не было, понимаешь – потому я и не мог сразу вспомнить. Ты разве не припоминаешь, мы приглядывали за ним в связи с делом о допинге в Уэмбли в восемьдесят восьмом, но ничего на него не нашли.

– Уэмбли? Нет, не помню. По-моему, я тогда был в отпуске, – с усилием произнес Слайдер. – Я только помню, что вы все об этом говорили, когда я вернулся на службу. Немножко перевозбудились, хоть и сезон был дурацкий. Но на стадионе в Уэмбли не бывает лошадей, разве не так? Я думал, это футбольное поле.

– Ежегодная выставка-шоу лошадей. Глупец. Ты что, не проснулся, сынок? Местные парни сцапали его в Бэнбюри за то же самое, а он, положа руку на сердце, поклялся, что никогда бы не сделал ничего подобного с лучшими друзьями человека. Очень трогательно это звучало. Во всем здании после этого заявления не оставалось сухого сиденья. Вот такой он парень. А живет он на Кэтнор-Роуд. Говорил я тебе, что ни черта не забываю?

Усталый разум Слайдера был переполнен фрагментами разговоров и свободными ассоциациями, не имевшими никакого смысла. Голос Атертона произнес: если вы посадите мелкого жулика, мир станет светлее, и он попытался ухватиться за проплывавшие в сознании слова. Другой голос: не было приводов... то дело о допинге в Уэмбли... постоянно этим занимается... Бэнбюри... ни черта не забываю... если вы посадите...

– ... Билли, ты у телефона, ради Христа? Ты когда-нибудь ответишь мне хоть что-то? Очень одиноко, знаешь ли, когда ты дежурный сержант и вдобавок тебя не любят.

... Одиноко... Слайдер крепко сжал лоб рукой и встряхнул головой.

– Извини, Пат. Я немного устал. Спасибо за информацию, но ты слишком опоздал. Дело Остин официально закрыто по приказу сверху. Оно перешло к Специальному отделу, а потому я больше ничего не могу сделать. Я больше не занимаюсь этим делом.

– До той степени, до которой дело не занимается тобой само, – предупреждающим тоном произнес О'Флаэрти. – Ах, да не воспринимай ты это так тяжело, мой дорогой. За свою жизнь ты увидишь еще большие несправедливости, чем эта. – Слайдер не ответил. – Бреннер может не иметь с этим убийством ничего общего, но если я увижу, что он болтается около участка, я его сгребу в любом случае. Негоже позволять мухам садиться, где им хочется.

– Да, да, о'кей, спасибо, Пат, – неопределенно ответил Слайдер.

– Слушай, почему ты не едешь домой вместо того, чтобы ночевать на работе? Используй свободный вечер и отдохни, пока можешь.

– Да, думаю, я так и сделаю.

– И если твоя жена позвонит, я скажу ей, что ты снят с дела, – сухо предупредил О'Флаэрти.

Голова Слайдера все еще плохо переваривала то, что ему говорил О'Флаэрти, и ему понадобилось некоторое время, прежде чем он ответил.

– О, да, я... Да, спасибо, Пат.

– И напоминай мне время от времени сообщать тебе, – заключил О'Флаэрти очень мягко, – какой ты глупый поганец.

Слайдер надел пальто и вышел на улицу, в серый январский день.

* * *

Высокий обветшалый дом на Кэтнор-Роуд создавал впечатление опустевшего и заброшенного. Слайдер и сам едва помнил, где он так долго ездил, но сейчас уже было довольно темно. Он и раньше замечал, что вождение машины способствовало высвобождению его подсознания, начинавшего заботиться о решении тех проблем, которые усталый и перенасыщенный информацией разум уже не был в состоянии успешно обработать. На этот раз единственное решение, к которому он пришел, было то, что, снят он с дела или нет, но он хотел и должен был узнать, зачем понадобилось Ронни Бреннеру следить за ним.

Дом был разделен на две квартиры, и поскольку было уже темно, хоть в каком-нибудь из окон должен был бы гореть свет, но дом, тем не менее, не выказывал никаких признаков присутствия внутри людей, когда Слайдер проехал мимо и остановился у следующего здания. Подойдя к дому, он поднялся по ступенькам к парадной двери, где находилось несколько звонков, ни на одном из которых не было таблички. Он нажал наугад на несколько кнопок сразу и стал ждать, оглядываясь по сторонам.

Почти напротив него находился поворот, ведущий в тупик, где находился паб «Корона и Скипетр». Ах, да, вспомнил он, так вот почему при упоминании Кэтнор-Роуд в мозгу предупреждающе зазвонил звонок. Вспомнив о звонках, он нажал на несколько других кнопок и отступил назад, чтобы поглядеть, не зажегся ли свет в окнах. Почти сразу же он расслышал чье-то шипение откуда-то снизу, из-под ног. Чье-то маленькое обеспокоенное лицо выглядывало из двери в подвал, находящейся как раз под лестницей, на которой стоял Слайдер.

– Мистер Слайдер! Сюда, вниз, скорее! Давайте, начальник, побыстрее, как только можете!

Голос был наполнен тревогой и торопливостью, поэтому он повиновался и сбежал вниз по ступенькам. Ронни Бреннер стоял, спрятавшись за дверью, которую держал открытой ровно настолько, чтобы Слайдер мог протиснуться внутрь.

– Поспешите, начальник, пожалуйста! Это небезопасно, – прошептал он, когда Слайдер прошел мимо него в дверь, ощущая внутри настороженность и растущее напряжение. Бреннер бросил наружу последний испуганный и ищущий взгляд, а затем закрыл дверь, тщательно запер замок и набросил цепочку.

– Проходите вперед, – сказал он, следуя по пятам за Слайдером по темному дурно пахнущему проходу, ведущему к задней стороне здания. – Здесь нас не увидят – никто не сможет подсмотреть.

Комната Бреннера удивила Слайдера. В ней совмещались и столовая, и спальня, и кухня, она была квадратной и днем должна была освещаться через полуподвальное окно со ставнями. Один угол был отведен под кухню, а остальное пространство было меблировано обеденным столом с сахарно-белыми ножками, потрепанной и почти бесформенной софой, двумя продавленными креслами, обитыми поцарапанной и выцветшей кожей, а также книжными полками, висящими вдоль одной из стен. Хотя и потрепанная, комната была на удивление чистой и, в отличие от коридора пахла не сыростью и гниющим цементом, а кожей и обувным кремом.

На стенах висели фотографии лошадей в рамках, такие же фотографии, но уже вырезанные из газет и журналов и оклеенные целлофаном, были приколоты булавками к полкам и кухонным шкафчикам. Несколько фотографий были приклеены липкой пленкой к двери холодильника и к дверям посудного шкафа. Беглый взгляд на книжные полки обнаружил книги о лошадях и скачках, начиная от серьезной литературы на эту тему и кончая сочинениями Дика Френсиса в затрепанных бумажных переплетах. Больше ничего в комнате не удивляло, если не считать самого факта ее существования в подвале трущобного дома на задворках Шепперд-Буша. Будь эта комната в том виде, в каком она была, перенесена неким образом на верхний этаж каких-нибудь конюшен и принадлежи она респектабельному конюху или груму, Слайдер бы нашел ее точно подходящей к месту.

Обернувшись, чтобы рассмотреть хозяина, Слайдер вспомнил этого человека, и притом вспомнил как безвредного. Он был мал ростом и имел хлипкое телосложение, за исключением крепких рук и ладоней, а резкие морщины на лице рассказывали о проигранной борьбе с лишним весом и о горечи дальнейшей жизни. Когда-то он был симпатичным, пока воздействие принудительного голодания, пребывания на открытом воздухе ипподромов в любую погоду и диеты, основанной на джине и сигаретах, не наложили на его лицо коричневый оттенок и не придали ему облик обезьянки. Несмотря на коричневый цвет кожи, он был сейчас очень бледен, и руки его дрожали от плохо скрытого страха. Ронни Бреннер являл собой классический образец здорово перепуганного человека.

– Ну что ж, Ронни, скажи мне, кто это так напугал тебя? – вежливо обратился к нему Слайдер.

– Господи, мистер Слайдер, ни у кого нет надобности что-то говорить. Я видел, как они действуют, разве этого мало? За вами никто не следил, начальник?

– Не думаю. Я добрался сюда довольно-таки кружным путем. Что, все настолько плохо?

– Я хотел все рассказать вам, начальник, честно! – ответил Ронни, лихорадочно передвигая вещи на столе. – Я поболтался немного около участка, надеялся увидеть вас, пока не встретил этого здоровенного сержанта-ирландца, а он сразу засек меня, и я тогда сразу смылся. Он и я уже сталкивались раньше то тут, то там, понимаете? Я думал позвонить вам, да так и не успел. Никогда не думал, что вы сами сюда придете.

– Ну, так я пришел, и я здесь. Что ты хотел мне рассказать?

– Я ничего не сделал, и это святая правда, начальник, так что помогите мне. Поверьте мне, ради Бога. Этот тип позвонил мне, как гром среди ясного неба...

– Какой тип?

– Да я не знаю! Он никогда не называл своего имени. Он сказал: я тебя знаю, Ронни, и у меня есть для тебя небольшая работенка, за которую прилично заплатят.

– Он назвал тебя именно так?

– Да, сэр. Прямо так, Ронни, так и назвал.

– Голос был знаком тебе?

– Нет, сэр. Я не мог бы сказать, кто это, но это был такой голос, будто я слышал его раньше. Я что хочу сказать – он был такой... шикарный. Шикарнее, чем ваш. Не такой, знаете, серебряный, но настоящий шикарный голос вроде тех больших людей графства на встрече скаковых лошадей.

– Старый? Молодой?

– Не молодой. Средних лет. И он звонил мне из автомата, и это должен был быть междугородный звонок, потому что я слышал все время, как он опускает монеты, каждые чертовы две секунды. В общем, он попросил меня сделать для него эту работу. Он сказал, что хочет, чтобы я нашел ему пустующую квартиру в районе Уайт-Сити-Эстейт и сделал так, чтобы он мог попасть внутрь, чтобы я убрался внутри и пару дней последил бы, кто входит в дом и выходит, в какое время, и все в таком роде.

– А он сказал, почему хочет, чтобы ты это сделал?

– Он сказал, что ему надо устроить личную встречу и что ему и его коллегам надо иметь возможность собраться и разойтись так, чтобы их никто не заметил. Ну, это выглядело не так уж плохо, вот я и пошел на это. Тут ведь нет ничего незаконного, разве не так?

– Взлом и проникновение противозаконны.

– Да, но ведь это была пустая квартира, дети взламывали ее все время. Он же ничего не мог там украсть. Только устроить там встречу... ну, я не знаю, для чего была нужна эта встреча, он не говорил мне, но я ему сразу сказал, я сказал, что у меня не было приводов и я хочу, чтобы так оно и оставалось, вот что я сказал. Я не хочу влезать во что-нибудь паршивое, я так сказал, а он говорит, вот поэтому я и выбрал тебя, Ронни, я, говорит, не хочу иметь дело ни с кем, кто имеет запись в полиции.

– Он так и сказал?

– Да, сэр. Он обещал хорошо заплатить и так и сделал, никаких штучек. Две сотни и пятьдесят за день. Вот как он заплатил мне, пятерками и десятками, в пакетах, через почтовый ящик.

– Думаю, ты не сохранил пакетов?

– Нет, я их выбросил.

– Не заметил, какой почтовый штемпель?

На лице Бреннера появился проблеск надежды.

– Это был Бирмингем. Я думаю, он оттуда и звонил, по междугородной.

– А каким образом он получал от тебя информацию?

– Он звонил мне каждый день в определенное время, я говорил ему, а он платил мне. Я делал это пять дней и, скажу я вам, я был рад этим деньгам. Мне как раз не везло в последнее время, мистер Слайдер, и пришлось как следует влезть в долги.

– Я тебе верю. Продолжай.

– Ну вот, я делал это пять дней, а потом он сказал олл-райт, достаточно, и больше я никогда о нем не слышал. Но потом, на следующей неделе, я прочел в газете насчет тела, которое нашли в пустой квартире и, Господи, скажу я вам, чуть не обделался. Я хочу сказать, я никогда не делал ничего похожего! Вы же меня знаете, начальник, я не такого типа человек – я и блохи-то не могу обидеть, это правда. Я не знал, что мне делать. Я просто сидел дома и держал дверь на замке. А потом этот тип позвонил опять.

– Тот же человек?

– Да, сэр. Хотя он на этот раз говорил уже не так спокойно. Похоже, что и он обгадился тоже.

– Когда это было?

– В тот же день. Заметка про найденное тело была в дневном выпуске газеты, а он позвонил немного позже. Я сразу ему прямо сказал, что не хочу больше иметь с ним никакого дела, ни с ним, ни с его проклятыми деньгами, а он сказал, что ничего хорошего нет, что я с ним так разговариваю, потому что я замешан в убийство по самые ноздри.

– «Вовлечен».

– Вот-вот, начальник, вовлечен, он так и сказал, и сказал, что я еще должен сделать то, что он мне велит, или мне же будет хуже, и еще сказал, чтоб я не паниковал, потому что то, что надо сделать, будет очень легко.

– А что ты должен был сделать?

– Он сказал, что я должен пойти в ту квартиру и поискать сумочку молодой леди. – Слайдер даже подскочил, и Бреннер подтвердил сказанное кивком. – Именно так. Он сказал, что она может оказаться где угодно, может, в том строительном барахле во дворе, потому что он думает, что она специально могла выбросить ее из машины или с балкона и, если ее кто-нибудь найдет, у нас всех будут серьезные трудности. Ну, я вовсе не хотел туда идти, скажу я вам, когда там было полным-полно легавых – не обижайтесь, начальник – но он говорил мне, и в этом был чертовский смысл, что я могу просто подойти и поболтаться, будто обычный зевака, и он никак не отставал от меня, как чертов банный лист. В общем, кончилось тем, что я пошел туда и ни черта не нашел. Я так и сказал, когда он позвонил, а он сказал, чтобы я пошел еще раз, но с меня было уже достаточно, так что я положил трубку и смылся.

– Куда?

– На остров Уайт, – извиняющимся тоном сказал Бреннер. – Я думал, лучше поехать туда, где он меня не найдет, и потратить эти деньги. Но когда до этого дошло, я не мог их тратить. Я никогда не имел дела с такой дрянью, и это меня напугало до поноса, начальник, скажу я вам. Так что в понедельник я вернулся назад и попытался связаться с вами, ждал около участка, пока вы не выйдете...

– А почему именно меня, Ронни?

– Ну, я знал, что мистер Райсбрук болен, и я не мог поговорить ни с кем из этих парней, они целиком состоят из пасти и брюк, понимаете? Они не могут понять ничего, если этого не написано в их книгах. Но я знал, что вы – правильный человек. – Это было сказано прямо и от всего сердца. – В общем, в тот вечер я видел, что вы пошли в «Корону», так что я спрятался неподалеку в аллее, но вы вышли с другим парнем, и я ушел.

– Там был еще кто-то в тот вечер, – сказал Слайдер. – Ты знаешь о том, что тот человек, с которым я вышел, был убит на следующий день?

– Так это был он? Дьявольщина, мистер Слайдер, что происходит? Это что, наркотики, или что-то другое?

– Хуже, чем наркотики.

– Что-то крупное?

– Боюсь, очень крупное.

– Хотел бы я никогда даже не слышать об этой проклятой работенке! – горько проговорил Роппи. – Но в тот момент все казалось очень здорово. Этот мой тип – он будет теперь охотиться за мной?

Слайдер ответил не сразу.

– Даже не знаю. Это зависит от того, насколько быстро распространяются новости. Понимаешь, нас официально освободили от этого дела, и как только они об этом узнают, они тут же его уберут. Это значит, что мы никогда не получим шанса достать его, если только ты больше ничего не можешь рассказать о нем.

Бреннер побледнел еще сильнее, чем раньше.

– Честно, начальник, если б я что знал, я бы сказал вам. У меня нет пути назад, и скрывать нечего.

– Ты сказал, что он как будто знал тебя?..

– Да меня знает множество народу, те, что бывают на скачках. Это ничего не значит. Его голос звучал чуть-чуть знакомо, но все эти богатеи на скачках так разговаривают.

– Ладно, если вспомнишь еще что-нибудь, неважно, что...

– Я знаю. Вы можете не говорить это мне.

– Кстати, Ронни, кроме того момента около «Короны», ты больше не следил за мной, не ждал меня?

– Нет, – быстро и коротко ответил Бреннер. Потом его челюсть отвисла – он осознал смысл вопроса. – Господи, спаси нас и помилуй, он следил за вами! Значит, он может знать, что вы пришли сюда!

– Я так не думаю, – Слайдер говорил со всей уверенностью в голосе, на какую только был способен. – Я был очень осторожен. И, как я уже сказал, как только они узнают, что дело закрыто, они больше не станут рисковать. Если ты не будешь показываться им на глаза еще несколько часов, с тобой все будет в порядке. Тут есть другой выход?

– Если вы вылезете через окно, то можно пройти через сад и перелезть через стену на улицу. Иногда я пользуюсь этим путем. С этой стороны стены есть упаковочная коробка, можно использовать ее как подставку, когда будете перелезать.

– Очень хорошо, я уйду этим путем, лишь на тот случай, если кто-то наблюдает за парадным входом. Но все равно, я не думаю, что что-нибудь побеспокоит тебя после сегодняшней ночи.

– Я очень надеюсь, что и они тоже так думают, – удрученно ответил Бреннер.

* * *

Как и раньше, Слайдер остановил машину на некотором расстоянии от дома Джоанны и прошел до двери пешком, осязая обстановку всей кожей. Пока он шел, у него было о чем подумать, и даже больше, чем ему хотелось бы, но размышления ничего полезного не принесли. Кто же, черт его побери, этот убийца? Если это кто-то, знающий Ронни Бреннера, то естественно предположить, что он принадлежит к братству лошадников, ошивающихся на ипподромах, но тогда какое отношение он мог иметь к Анн-Мари? Или это работал профессиональный наемный убийца? Но в деле были некоторые моменты, которые заставляли Слайдера усомниться в этом предположении. Вдобавок его не оставляло ощущение, что где-то на краю его сознания крутится нечто, некая важная мысль, за которую он пока никак не мог ухватиться, какое-то неясное воспоминание: то ли он что-то увидел краем глаза, то ли при нем кто-то что-то мимоходом сказал. Если бы только он мог вспомнить, что это было!.. Он чувствовал, что тогда все несвязанные нити неожиданно сплелись бы в веревочку, достаточно прочную, чтобы послужить силком для кролика.

Джоанна впустила его в дом.

– Я не могу побыть дома долго, знаешь? Примерно через час я должна уехать.

Его ответом было нежное объятие. Она внимательно всмотрелась в его лицо и без дальнейших комментариев потащила его в комнату. Усадив Слайдера в кресло, она тут же принесла ему выпить и, опустившись у его ног на колени, положила на его колени ладони и молча стала ждать, когда он выпьет. Наконец он поднес стакан к губам, отпил, с отсутствующим видом коснулся ее волос и, как бы придя в себя, посмотрел на нее.

– Что случилось? – спросила она.

– Они закрыли дело.

– Почему?

– Они убедились, что дело связано с мафией, а это значит, что оно слишком крупное, чтобы обойтись только силами местной полиции. Дело перешло в Скотланд-Ярд, а они официально объявили, что Томпсон убил Анн-Мари и покончил с собой.

– Чтобы бандиты успокоились и расслабились?

– Частично поэтому. И частично потому, что никому в действительности не нужно знать, кто убил Анн-Мари. Она была одной из них, и они «убрали» ее, так кому какое до этого дело?

– И Атертону нет до этого дела?

– На самом деле – нет. Он все время говорил, что я воспринимаю этот случай чересчур личностно, и сейчас я думаю, что он был прав. Атертон – хладнокровный и уравновешенный человек, и работа для него – всего лишь работа. – Слайдер понимал, что это не было всей правдой, но то, что он сказал, подходило к моменту и настроению. – Но если отбросить мои личные чувства, я в любом случае терпеть не могу бросать дело незаконченным. Осталось еще столько оборванных нитей...

Он погрузился в размышления, а Джоанна продолжала молча наблюдать за ним, время от времени отпивая свой джин. Даже всецело отдавшись мыслям о своем деле, он чувствовал ее присутствие рядом, такое согревающее и успокаивающее. Через некоторое время он очнулся от размышлений и посмотрел на нее.

– Извини меня, пожалуйста, все это не очень весело для тебя.

– Весело... – задумчиво повторила она. – Мы с тобой и встретились только потому, что она была убита. Понимаешь? Иногда я так и не могу спокойно об этом думать. Я чувствую вину за то, что так счастлива с тобой благодаря ее смерти. Если задуматься, то у нее была паршивая жизнь, и при таком одиночестве подобная смерть выглядит совершенно отвратительно. Даже на ее похороны никто не пришел. Это...

– Похороны! Это было на похоронах! – Слайдер резко выпрямился в кресле, прервав Джоанну, и выражение его лица в эту секунду было настолько странным, что Джоанне даже показалось, что его сейчас хватит сердечный удар. Он схватил и крепко сжал ее руку, так, что ей стало больно, но он сейчас ничего не замечал вокруг себя – все обстоятельства дела в этот миг складывались в его мозгу в стройную цельную картину. – Я знал, что в какой-то момент кто-то сказал нечто важное, но никак не мог осознать, что это было, и все это время это было у меня в мозгу! Слушай, помнишь, ты как-то говорила, что Анн-Мари рассказывала тебе, что в детстве ей не разрешали держать домашних животных?

– Правильно – ее тетка слишком заботилась о чистоте в доме и не хотела никакого беспорядка, хотя сама Анн-Мари, я думаю, была убеждена, что тетка запрещала это исключительно ей назло, потому что свои собаки у нее были.

Глаза Слайдера сейчас были очень яркими, но смотрел он уже сквозь нее.

– Две вещи. – Он размышлял вслух. – Теперь я понял. Кто-то сказал – кажется, ты это говорила, – что Стуртон ближе к Бирмингему, чем Лондон. А этот ветеринар сказал, что он знал Анн-Мари всю ее жизнь и часто лечил ее пони и щенка.

– Да, действительно, он это говорил. Сейчас и я вспомнила. Почему он так сказал?

– Он сделал ошибку, – глухо ответил Слайдер.

– Но что...

Он еще крепче стиснул ее руку.

– Не говори сейчас ничего! – Он продолжал увязывать нити, жадно ловя смысл слов и ассоциаций, что с бешеной скоростью мелькали в его мозгу. Они усыпили ее как старую собаку... Кто-то, хорошо знавший Ронни Бреннера... бутоксид пиперонила... Настоящий шикарный голос, как у тех больших людей графства... Высокий мужчина с приятным голосом... Знал ее с самого детства... Шляпа, какую носит лорд Оукси...

Джоанна высвободила руку и с болезненным выражением стала ее растирать.

– Что это с тобой? – мягко спросила она.

– Мы ошибались, ошибались с самого начала. И Фредди Камерон ошибся. Он сказал, что только анестезиологи в больницах имеют доступ к пентатолу. Но тот же Фредди сказал мне, что Анн-Мари усыпили как старую собаку. Сказал в шутку или чтобы меня успокоить, а я забыл об этом.

Она внимательно слушала, пытаясь понять ход его мыслей.

– Ветеринары вынуждены быть также и анестезиологами, неужели ты еще не поняла? Они не могут просто диагностировать болезнь, как обычные терапевты, они должны еще и быть хирургами. И вот тебе пентатол и хирургический скальпель. А бутоксид пиперонила убивает блох, вшей и клещей так же, как и клопов и древесных жучков.

– Порошок от клопов! – воскликнула Джоанна. – Если ветеринар просыпал его на свою одежду, а потом сел в машину Анн-Мари...

– Он знал ее с самого детства – тут он сказал правду, по крайней мере. И он знал, насколько она была одинокой и отчужденной. Может быть, он даже вел с ней долгие разговоры, чтобы узнать, о чем она думает, о чем мечтает. И это именно он завербовал ее. – В голове его прозвучал голос Диксона: либо для мафии, либо для Форин Офиса, и он тряхнул головой, отгоняя неуместное воспоминание. – А потом она стала опасна, и они смели ее с дороги.

– Почему?

– Я думаю, это все из-за «Страдивариуса». У меня такое чувство, что когда она сыграла на этой скрипке на концерте во Флоренции, это не входило в ее инструкции. Видимо, она решила воспользоваться тем подходящим обстоятельством, что ты плохо себя чувствовала, и решила сыграть на ней просто ради собственного удовольствия. А после этого поняла, что не сможет расстаться с этим инструментом. Она оставила скрипку у себя вместо того, чтобы передать ее дальше согласно системе. И тогда, естественно, она попала в беду. Тогда она попыталась получить свои деньги, поехала к поверенному и убедилась, что ничего не получит, пока не выйдет замуж, но если выйдет, то получит целое состояние.

– Так вот почему она вдруг вцепилась в беднягу Саймона!

– Он был ее единственной надеждой. Ей приходилось действовать очень быстро, у нее не было времени на мягкий подход, а второй мужчина, которого она близко знала, был уже женат.

– Мартин Каттс...

– Вероятно, он был ей другом больше, чем все остальные, несмотря на все его штучки, – с долей неприязни в голосе подтвердил Слайдер. – Ведь когда она убедилась, что с Томпсоном все бесполезно, она опять обратилась к Каттсу, ища у него поддержки. И она в это время начала очень бояться – она сказала ему: «Я так боюсь!»

– Да, он и мне рассказывал об этом, – тихо сказала Джоанна.

– И она была права, что следует бояться. Ветеринар – Хилдъярд – знал Ронни Бреннера. Ронни болтался на скачках в Бэнбюри, а это недалеко от Стуртона. Если бы мы проверили, то наверняка обнаружили бы, что Хилдъярд бывал там регулярно. Может, мы даже нашли бы записи о том, что он – официальный ветеринарный врач этого ипподрома. У Ронни не было судимостей – они никогда не используют людей, – на которых есть досье в полиции, но он выглядел достаточно жуликоватым, чтобы выполнить работу за наличные и не задавать вопросов. Ронни сказал, что у того, кто его нанял, был «шикарный голос», и миссис Гостин также особо отметила голос своего посетителя.

– А кто такой Ронни Бреннер?

Он еще не рассказывал ей о встрече с Ронни Бреннером, но не стал сейчас отвечать на вопрос – ему было не до того.

– Хилдъярд должен был встретиться с Анн-Мари, я думаю, перед Рождеством, в Лондоне. Вот тогда-то он и украл ее ежедневник, поэтому и знал о ее передвижениях, и знал, что у нее в январе будет нерабочий период, когда ее никто не хватится. Ронни нашел для него пустую квартиру и наблюдал за ней, чтобы убедиться в отсутствии регулярных посетителей дома. Потом Хилдъярд организовал встречу с Анн-Мари в пабе – в вечер убийства. Я не знаю, как это было, но думаю, что у них был специальный сигнал. Что-то, связанное с ее машиной – записка под дворником или что-то в этом роде. Она вроде бы смирилась со своей судьбой, но в последний момент все же пришла в ужас. Полагаю, что она догадывалась, что на нее надвигается, но когда это вплотную нависло над ней, она осознала, что не хочет умирать.

– Да... – прошептала Джоанна. Она была очень бледна.

– Она побежала от машины назад, попытаться уговорить кого-нибудь из друзей поехать с ней, она подумала, что если придет в паб в компании, ему придется все отменить. Это должно было выглядеть так, как будто она тут ничего не могла поделать, чтобы избавиться от приехавшей с ней компании. Но, естественно, когда до этого дошло, то оказалось, что у нее нет никаких друзей. И ей пришлось уехать одной.

Джоанна заметила, что Слайдер даже забыл о том, что и она входила в число тех людей, которых он имел в виду, говоря о «друзьях». Она ощутила легкую тошноту и крепко сжала губы. По лицу Слайдера было видно, что он измучен и опустошен, но он продолжал говорить.

– Он встретил ее на автостоянке, хорошо замаскировавшись и надев коричневую шляпу-трильби, которую носят завсегдатаи скачек – шляпа, в которой лорда Оукси показывают по телевизору. Они не заметили Пола Рингхэма, который сидел в своей машине с потушенными фарами в ожидании своей жены. Они уехали на ее машине, и вела машину сама Анн-Мари. Может быть, она все еще наделась, что ошиблась на этот раз. Она ведь знала его всю свою жизнь – может быть, она убеждала себя, что он действительно хочет просто поговорить.

Он залпом допил джин и откинулся на спинку кресла, растирая утомленные глаза.

– Это все вписывается в общую картину. Но я никогда не смог бы этого доказать. Нет никаких доказательств, никаких улик. Да и в любом случае дело официально прекращено.

– А твое начальство не возобновит его, если ты скажешь им то, что сейчас сказал мне?

– Нет. У меня нет вещественных доказательств. Кроме того, их не интересует Хилдъярд. Им нужны люди на самом верху, и они не хотят, чтобы кто-то взбудоражил всю организацию прежде, чем они будут готовы действовать. Слежка за Хилдъярдом может привести к тому, что организация свернет здесь всю свою сеть и начнет все сначала в другом месте. Анн-Мари попросту не представляет собой достаточно важного случая. О, Господи, что это за мир! Что за проклятый поганый мир!..

Он все тер и тер лицо, как будто таким образом мог стереть свои мысли. Здесь нечто большее, подумала Джоанна, чем только Анн-Мари. Это, видно, кульминация долгой, долгой истории, полной разочарований, разрушенных иллюзий и личных конфликтов. Она осторожно взяла его руки в свои, чтобы он больше не мог тереть лицо, и тут его руки вывернулись и больно сомкнулись вокруг ее запястий как стальные захваты, напугав ее.

– Останься со мной. – Он смотрел прямо ей в глаза, и взгляд его умолял и требовал одновременно, Джоанна физически ощущала невыносимое напряжение, переливавшееся от него через их соприкасающиеся руки. – Будь моей. Ты так нужна мне... О, Господи!

– Я твоя, – подтвердила она. Но она была перепугана. Первый раз в жизни она была так близко от человека, находящегося на грани нервного и психологического срыва, и просто не знала, что ей делать, как помочь ему. Боль его была столь велика, что эмоциональный взрыв мог произойти в любой момент.