Текст книги "Фея тумана"
Автор книги: Симона Вилар
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– Я всегда любила только тебя, супруг мой. Один ты был нужен мне. На что бы я только не решилась, только бы вернуть тебя...
Я оборвала себя, поняв, что говорю лишнее. Эдгар, высвободив руку, принял у Маго чашу, затем присел в изголовье ложа и, придерживая меня за плечи, поднёс питьё к моим губам.
– Выпей, Бэртрада. Это вино с пряностями и травами. Оно придаст тебе сил.
Я покорно проглотила содержимое чаши. Порой снизу вверх глядела на него. Он чуть улыбался и кивал мне, и внезапно мне стало так хорошо, вот так, почти что в его объятиях. Господь всемогущий, об этом я уже и мечтать не смела.
– Ты не оставишь меня, Эдгар?
– Я побуду с тобой. Успокойся.
Вскоре я снова уснула, так и не выпустив его руки.
Как жалко и глупо я выглядела, я поняла только тогда, когда отоспалась и ко мне вернулась способность трезво мыслить. Эдгар наверняка знал, что со мной случилось. Если не Маго, то его саксы не преминули донести, в каком состоянии меня привезли в Незерби. Но Эдгар был добр и мягок со мной, ловко скрывая, что ему не доставило ни малейшей радости возвращение гулящей жены. Я же скулила и жалась к нему, словно побитая собака. Какой позор!
У меня было прескверное настроение, но я быстро поправлялась и на третий день уже встала и велела женщинам заняться моей внешностью. Однако дух мой не поспевал за плотью. Я страдала. Страдала оттого, что не удалось задуманное, оттого, что Эдгар больше не наведывался ко мне, а значит, всё осталось по-прежнему – на грани полного разрыва. Больше того – я дала ему дополнительный повод требовать развода. То, что должно было стать моим триумфом, обернулось полным поражением. В глазах Эдгара я всего лишь жалкая блудливая женщина, которую он не желает видеть.
Я ненавидела его с прежней силой и постоянно терзала себя мыслями о том, как та, другая, великолепно проводит время в моём Гронвуде. Тогда как я прозябаю в этом жутком обветшалом поместье, где сквозняки проникают сквозь закрытые ставни, а пропитанные жиром факелы чадят, испуская клубы едкого дыма.
Внезапно течение моих мыслей менялось, и я начинала думать, что если Эдгар и разлюбил меня, то по-прежнему испытывает ко мне жалость. И эта жалость не унижала меня, а наоборот – давала надежду. Не будь этой светловолосой твари Гиты, я бы сумела вернуть мужа.
Одно за другим я отправляла послания в Гронвуд, умоляя его приехать.
Но Эдгар не появлялся, и я была вынуждена проводить время с этими грубыми мужланами в Незерби. Начало ноября – время, когда саксы отмечают праздники своих саксонских святых – Адольфа, Уинифред и Алкмунда, прибавьте к этому и общеанглийские дни поминовения святых Губерта, Катерины и Леонарда, и вы поймёте, что у этих свиней ни дня не проходило без пьянства и чудовищного обжорства. Крики, хохот, пение в стенах бурга звучали неумолчно – и мне приходилось всё это терпеть.
Только каменщик Саймон, находившийся в это время в Незерби, скрашивал для меня эти тягостные дни. Я находила француза забавным. Но как же я должна была опуститься, чтобы находить удовольствие в общении с простолюдином-мастеровым!
Саймон обосновался в Незерби, поскольку Эдгар намеревался возвести здесь каменную стену, перестроив бург на новый манер. Однако сейчас он оказался не у дел, так как из-за непогоды все работы приостановились, и я проводила целые дни за болтовнёй с этим не лишённым обаяния простолюдином.
Я не обмолвилась – Саймон и впрямь был обаятелен. В нём чувствовалась некая мягкая теплота, которая так притягивает женщин вроде моей неверной шлюшки Клары. И хотя Клара уже стала женой Ленды, Саймон только посмеивался, упоминая об этом, словно всё это не имело никакого значения, и стоило ему только поманить Клару, как она была бы тут как тут. Впрочем, ко мне этот француз относился с неизменным почтением. В его глазах я оставалась прежде всего графиней и дочерью короля.
Окончательно Саймон расположил меня к себе, пренебрежительно отозвавшись о Гите Вейк.
– Саксонка Гита завладела Гронвудом, хотя я строил его для дочери короля. И знаете ли, миледи, до чего она дошла в своей гордыне? Она едва не заставила меня жениться на одной из гронвудских служанок. Хвала Небесам, лорд Эдгар вовремя вмешался, иначе я был бы уже далеко за морем, лишь бы не слышать её поучений.
Но больше всего прочего Саймона занимала его работа. Он был увлечён планами постройки каменной церкви Святого Дунстана в фанах – там, где стоит деревянная, давно пришедшая в негодность церквушка. Нынешним летом Эдгар и лорд д’Обиньи позаботились, чтобы работы по возведению новой церкви шли полным ходом, и Саймон уже успел выстроить там башню с ребристыми новомодными арками и стрельчатыми окнами. Одно скверно – почва там оказалась недостаточно надёжной и начала оседать под тяжестью каменной кладки. Поэтому работы там сейчас приостановлены до тех пор, пока грунт не осядет окончательно и можно будет исправить недочёты.
Мне приходилось выслушивать и эту ерунду, в которой я ничего не смыслила. Обычно мы располагались в отдельном покое, я перематывала крашеную пряжу для вышивания, Саймон услужливо подставлял руки, а старая Маго мирно дремала в углу.
Наконец Эдгар соизволил явиться. Это случилось в День святого Мартина[42]42
День святого Мартина – 11 ноября.
[Закрыть], когда по традиции начинается убой скота и заготовки мяса на зиму.
В Незерби ещё с утра поднялась суета – выводили предназначенный к закланию скот за ворота. Работёнка грязная, но все в этот день веселы, хлещут эль ковшами и жарят на кострах самые лакомые куски свежего мяса. Дожди как раз прекратились, и, хотя было чертовски холодно и сыро, я поднялась на галерею, следила за суетой, не обращая внимания на фамильярное обращение саксов, делавших мне пригласительные жесты, словно надеялись, что так я и кинусь вместе с ними кружить среди костров. Но я продолжала надменно стоять на галерее, кутаясь в длинное тёплое покрывало и пряча руки в большую муфту волчьего меха.
И в какой-то момент я заметила, как в арке надвратной башни показался Эдгар. Он сидел верхом, о чём-то переговаривался со своими людьми, смеялся. Когда стал спешиваться, я словно опомнилась, кинулась к себе.
– Маго, живо подай малиновую пелерину! Эдгар здесь, не хочу, чтобы он застал меня всю в коричневом, словно послушница. И поправь мне волосы!
Но я напрасно спешила. Эдгар словно оттягивал момент встречи, о чём-то толковал со своими саксами, а я сидела и ждала. Мысленно продумывая, что следует сказать, чтобы произвести впечатление смирившейся и покорной жены, которая готова на всё, только бы вернуть его любовь и уважение.
Наконец раздался скрип ступеней. И с каждым следующим шагом Эдгара моё сердце всё больше замирало. Больше недели прошло с того момента, когда у меня случился выкидыш. Достаточно ли я оправилась, вернулась ли моя красота?
Я кусала губы, чтобы они заалели, щипала щёки, пытаясь вызвать румянец. И когда Эдгар вошёл, я так и застыла, спрятав лицо в ладонях, словно в испуге.
– Pax vobiscum[43]43
Мир вам (лат.).
[Закрыть], – молвил он. Ни улыбки, ни более тёплого приветствия, кроме такого, что принято среди монахов или рыцарей-храмовников.
Я присела в поклоне.
В покое с закрытыми на зиму ставнями было полутемно. Только большая жаровня на треноге, стоявшая между нами, давала немного света. Эдгар опустился на скамью, и отсветы бегавших по угольям огней отразились на золотом шитьё его ворота, на стальных пластинах пояса.
– Присядь, Бэртрада. Нам необходимо поговорить.
И знаете, о чём он повёл речь? Всё о том же – о разводе.
– Я не желаю даже слышать об этом, – резко перебила его я.
– Разве? Но ведь ты ясно дала мне понять, что там, – он сделал неопределённый жест, – у тебя есть некто, кто тебе милее меня и кого ты гораздо охотнее одариваешь своими милостями. Но я не собираюсь тебя осуждать, ибо брак наш – чистая формальность, и поэтому ты вольна жить свободно. Это даже к лучшему – рано или поздно ты найдёшь того, с кем заключишь новый союз.
– Эдгар, – я подняла руку, вынуждая его умолкнуть, – я знаю, что сделала многое, чтобы разрушить наш брак. Знаю, что ты разлюбил меня. Однако наши руки некогда соединили перед алтарём, и это ли не повод, чтобы предпринять ещё одну попытку? Будь милосерден и дай мне ещё один шанс. Ибо я хочу быть только твоей женой.
Эдгар печально усмехнулся:
– Как ты лжёшь, Бэртрада. Лжёшь и мне, и себе. Ты такая лживая, что не сможешь попросить огня, если замёрзнешь.
Это было сказано так сухо, что я невольно вспомнила, как он глядел на меня в соборе в Бери-Сент-Эдмундс, когда заявил о разводе.
Может быть, стоило смириться? Никогда!
– Эдгар, что бы ты ни говорил, но я всё ещё остаюсь твоей женой. И люблю тебя.
– Да, любишь. Как обжора любит свой завтрак.
– Ты жесток и несправедлив. И мне больно, что ты так холоден с женщиной, которая говорит тебе о своей любви.
– О, побереги своё нежное сердце для других. А эта дорога для тебя закрыта.
Я не верила своим ушам. Ведь ещё совсем недавно я ощущала его заботу и участие, что и вдохнуло в меня надежду всё наладить. От разочарования и гнева я начала задыхаться. Я снова его ненавидела!
– Думаешь, что так легко избавишься от меня? Ты надеешься, что бросишь меня, опозорив, и я скажу на это – аминь? О, не надейся! О, не выношу тебя, когда ты такой!
– Я знаю, – он остался спокоен. – Но это даже неплохо. Разве ты до сих пор не поняла, что мы ни при каких обстоятельствах не сможем жить вместе? Я не тот муж, которого ты хотела, а ты не оправдала моих надежд как жена. Поэтому давай попытаемся договориться. Если ты согласишься на развод, можешь даже пустить слух, что сама этого захотела, – и твоё больное самолюбие не пострадает.
– Но развод – страшный грех!
– С каких это пор ты стала такой щепетильной? Лучше вспомни, что все эти годы мы жили с тобой, как два грешника в аду.
– Ну, не всегда, – я улыбнулась. – Я ещё не забыла, что было меж нами.
– Когда? Ещё до потопа? У меня не столь длинная память.
Я поняла, что он попросту насмехается надо мной и настроен решительно как никогда. И как ни странно, таким он мне нравился ещё больше. Но в то же время моя ненависть росла, как снежный ком. И я сказала, что он изо дня в день убивал нашу любовь, избегал меня, игнорировал, заводил детей и шлюх на стороне... В конце концов я потеряла контроль над собой и выкрикнула, что он жесток, как сам сатана.
Эдгар вдруг стремительно шагнул ко мне – и я отшатнулась в испуге. Но он застыл на месте, сжимая кулаки.
– Я жесток?.. Ты натравливала на меня своих прихвостней во главе с Гуго Бигодом, ты сажала меня в темницу в моём собственном замке, ты без конца строила козни, говорила «нет», когда я говорил «да», – и наоборот. Ты близко сошлась со всеми моими врагами и обливала меня грязью перед королём при всяком удобном случае. Ты убила моего сына! Ты покушалась и на мою жизнь! Да я мог бы избить тебя в кровь, и сам Господь сказал бы, что это справедливо!
– И всё равно ты мой муж! И останешься им.
Мы стояли по обе стороны жаровни на высокой треноге, и глаза Эдгара сверкали ярче угольев.
– Ответь, Бэртрада, как можно иметь то, чем не владеешь?
– Это только слова. Перед Богом и людьми – ты принадлежишь мне!
– Но я сделаю всё для того, чтобы разорвать эту связь!
– Попробуй. Я никуда не спешу. И пока ты будешь пытаться добиться развода, для всех я буду оставаться твоей женой и графиней Норфолка. А что, если твоё обращение к Святейшему Престолу останется без ответа? Что, если король запретит тебе развестись? Что, если я обесславлю тебя, прокричав на весь свет, что ты изгнал законную жену ради шлюхи?
– «Что, если...» —это забава для схоластов вроде аббата Ансельма. Что, если ангелы сидят на острие иглы? Оставь же меня наконец в покое, Бэртрада.
– В покое? Как насчёт вечного покоя? Да я скорее убью тебя и себя, чем позволю опозорить своё имя!
Теперь-то мы сошлись лоб в лоб, и мне даже стало весело. Наконец-то открытая схватка, без всяких там приличий и этикета. Враги – так враги!
Эдгар первым взял себя в руки. Некоторое время он молча смотрел на язычки пламени в жаровне, а затем проговорил:
– Ты скучная дама, Бэртрада. Скучная, как хоровое пение: ля-ля-ля. Всё на одной ноте. И я, вступив с тобой в спор, попросту опустился до тебя.
Опустился до меня? Меня!.. Как этот сакс смеет!.. И в ярости я вдруг с силой толкнула жаровню прямо на Эдгара. Однако он успел отскочить и принялся затаптывать рассыпавшиеся уголья, затем схватил кувшин для умывания и залил жар. Комната наполнилась дымом и паром, резко запахло гарью. Нужно было позвать людей, чтобы не дать распространиться огню, но я скорее бы заперла дверь на засов снаружи, и пусть бы он угорел здесь.
Эта мысль показалась мне столь заманчивой, что я шагнула к двери, но снизу уже доносились голоса и топот множества ног. И уже стоя среди суетящихся слуг, я крикнула Эдгару:
– Ты не оставил мне выбора! Мне нечего терять – и это делает меня опасной.
Он вышел, а я шла за ним, проклиная и угрожая. Мне плевать было, что подумают окружающие. Эдгар в какой-то миг оглянулся, и я увидела его холодный взгляд.
– Ты просто взбесившаяся сучка. Но больше я не стану тебе подыгрывать. Даю тебе два дня на сборы, а после этого вышвырну за пределы графства. Поторопись, иначе тебе придётся убраться отсюда в чём стоишь.
С этими словами он уехал.
Я даже ощутила облегчение. Теперь мне не надо было кого-то умолять, перед кем-то унижаться. Это испытание оказалось выше моих сил, и я чувствовала себя совсем разбитой. Но я уже знала, как поступлю. Пусть король не пожелал ради меня уничтожить своего саксонского графа, пусть тамплиеры ведут тяжбу о разводе сразу с двумя Папами, пусть я лишилась Гронвуда... Но я знала, как причинить Эдгару невыносимую боль.
Весь вечер я просидела в одиночестве, безмолвная и задумчивая. А потом велела вызвать Саймона и долго говорила с ним, даже притворилась, что расплакалась, припав к его груди.
Саймон был поражён. Этот закоренелый бабник задрал на своём веку великое множество дерюжных подолов – каково ему будет переспать с графиней? Но мне уже было всё равно, и я оставила заботы о своей чести.
И той же ночью я подробно расспросила этого мужлана о Гите и вызнала всё, что мне было необходимо. Саймон оказался на диво простодушен и впрямь поверил, что я хочу встретиться и поговорить с ней.
Для остального мне требовался Гуго Бигод. Я ещё не забыла слова Геривея, что Гуго не оставил намерения поквитаться с Эдгаром. Поэтому на другой день я отправила посыльного. Мой верный Гуго и мой старый друг Ансельм не подведут. Им обоим от меня кое-что нужно, и они будут усердны.
А мне от них нужна самая малость – уничтожить проклятую саксонку. Я продумала всё до мелочей и знала, что новой промашки не будет.
Глава 7
ГИТА
Ноябрь 1135 года
Этот год был так насыщен событиями, что я почти не заглядывала в Тауэр-Вейк. Меня с головой поглотили Гронвуд, торговля шерстью, сукновальни в Норидже, дела, любовь Эдгара, заботы о Милдрэд, охоты, пиры, большой турнир, дитя, которое шевелилось во мне. Это был год небывалого счастья, и даже мои тревоги отступили. Но я не решилась бы отправиться в старую башню моего деда, да ещё на седьмом месяце беременности, если бы не возвращение графини в Норфолк.
В последнее время я вовсе не вспоминала о ней. С какой стати мне было думать о Бэртраде, когда от неё не приходило вестей, а в Дэнло все признали наш союз с Эдгаром. Порой я и сама забывала, что мы не обвенчаны. К тому же Эдгар вернулся из Руана в чести вместо предполагаемой опалы. Уж и не знаю, что вынудило Генриха посмотреть на всё происшедшее сквозь пальцы. То ли ему надоели вечные дрязги с дочерью, то ли он счёл, что со временем Бэртрада смирится с наличием у её мужа ещё одной жены. Скорее всего, королю хватало иных забот, и он не пожелал утруждать себя.
Но теперь Бэртрада объявилась.
Поначалу Эдгар, не желая тревожить меня, попытался скрыть её возвращение, что было невозможно и даже наивно – ведь вернулась его законная супруга. К тому же он встревожился, ибо как иначе можно было объяснить его необычное поведение – неожиданный отъезд, скорое возвращение, суетливость. Я слишком хорошо его знала, чтобы не догадаться – что-то происходит. А живя в оживлённом Гронвуде, где то и дело кто-то уезжает и возвращается, просто невозможно не услышать всех новостей.
Так что о прибытии Бэртрады я узнала уже на другой день, но и виду не показала, что мне известно об этом. Однако и оставаться не решилась. Пусть Эдгар всё улаживает с женой, а я отлучусь, чтобы навести порядок в усадьбе деда. Даже непогода меня не остановила, тем более что ливни прекратились и выглянуло непривычное для этого времени года солнце, так что было даже приятно совершить небольшое путешествие.
Когда я сообщила о своём намерении, Эдгар запротестовал:
– Нет, Гита, я не хочу, чтобы ты ехала. Да ещё и в твоём положении.
При этом выглядел он виновато. Ибо как бы ни относился он к Бэртраде, как бы решительно ни был настроен на развод, меня не оставляло чувство, что он жалеет её.
И это было непереносимо. Ибо что касается меня, то при одной мысли об этой женщине у меня в душе словно клыки вырастали. Порой я думала, что, будь моя воля, я бы с величайшим удовольствием убила эту тварь. Я не могла простить ей ни попытку погубить Милдрэд, ни гибель Адама, ни того, что мне пришлось вынести в фэнах и тогда, когда меня пытались насильно обвенчать с Хорсой.
Для меня эта женщина была первым врагом, и, когда я в чём-то обходила её, только торжество без малейшей примеси великодушия владело мной.
Правда, ещё был страх. Я хотела убить её, но и боялась. Мы были соперницами до последнего. И я не могла находиться там, где она.
Поэтому я настояла на отъезде, вынудив Эдгара уступить.
Он не стал перечить, как никогда и ни в чём не перечил мне. Лишь проследил, чтобы я отправилась на самом смирном мерине, на котором вместо обычного седла установили специальное сиденье со спинкой и подставкой для ног. Править, сидя в этом сооружении, было не слишком удобно, да и ехать приходилось только шагом, но на это я не жаловалась. Так, не спеша и без особых трудностей, я и добралась до Тауэр-Вейк.
Передохнув в своих покоях в старой кремнёвой башне, с утра я погрузилась в дела. И хлопоты по хозяйству вывели меня из того напряжения, которое не покидало меня с той минуты, как я узнала о возвращении Бэртрады. Я верила Эдгару и надеялась, что он найдёт способ избавиться от этой женщины.
Несколько дней я не имела о графе и графине Норфолкских никаких известий. Но не успела я начать тревожиться, как в Тауэр-Вейк прискакал Эдгар – как раз в канун Дня святой Хильды[44]44
День святой Хильды – 18 ноября.
[Закрыть]. Я ещё издали увидела, как он мчится по насыпи дамбы к Тауэр-Вейк, и тут же, забыв обо всех своих сомнениях, поспешила вниз по внутренней каменной лестнице.
Когда я спустилась, Эдгар уже был внизу. Увидев меня, так и кинулся, лёгкий, радостный, стремительный, а я вмиг стала всё той же послушницей, шаловливой, страстной, целовала, его запуская пальцы в шелковистые завитки его волос. Краем глаза я заметила, как появившийся в дверях Утрэд ухмыльнулся в усы и вышел, по пути прихватив за ухо мальчика-служку, глазевшего на нас разинув рот.
Когда миновали первые минуты встречи, я спросила, как обстоят дела с Бэртрадой.
– Не думай о ней, – беспечно ответил Эдгар, сдувая с моего лица выбившиеся из-под покрывала пряди. – Она уехала, и Бог ей судья.
– Уехала? Так скоро? Куда?
– Мои люди проводили её до границы графства. Должно быть, отправилась оросить слезами сутану преподобного Ансельма. Или решила навестить своего любовника Гуго Бигода.
– Любовника? Прежде ты никогда не называл их любовниками.
На какой-то миг показалось, словно что-то тёмное, гневное промелькнуло в глазах Эдгара. Но он тут же улыбнулся и шутливо заметил, что не обязан следить, с кем путается его бывшая жена. Уж и не знаю, что произошло между ними, но Эдгар держался так, словно всё имеющее отношение к Бэртраде уже в прошлом. Дай-то Бог!
Не желая больше поминать Бэртраду, я засыпала Эдгара вопросами о Милдрэд и делах в Гронвуде, а сама поведала и о здешних новостях, сообщив между делом, что завтра собираюсь посетить обитель Святой Хильды, помолиться в тамошней часовне и повидаться с Отилией. Я уже отправила ей весточку с нарочным, и она ждёт меня.
Эдгар нахмурился, не слишком обрадованный услышанным.
– Как же так? Я ехал сюда, надеясь увезти тебя с собой. Гронвуд без хозяйки опустел, да и Милдрэд грустит.
У меня сжалось сердце. Милдрэд, моя маленькая непоседа... Но ведь она с Кларой, и жена Пенды привязалась к ней как к родной. Кто бы мог подумать, что эта ветреная особа окажется такой прекрасной нянькой? Должно быть, это потому, что у неё пока нет своих детей.
Пришлось сказать Эдгару, что вряд ли я поеду в Гронвуд вместе с ним – тем более что уже завтра он должен отправиться в Норидж, чтобы сопровождать партию лошадей, купленную тамплиерами. Для Эдгара это важная сделка, но и он должен понять, что для меня не менее важно встретиться с сёстрами из обители Святой Хильды в день поминовения этой великомученицы.
В конце концов мы решили, что Эдгар переночует в Тауэр-Вейк, завтра поспешит в Норидж, а я отправлюсь в монастырь. И как только он покончит с делами, то тут же заедет за мной в обитель.
Об этом и многом другом мы проговорили, сидя в зале башни едва не до сумерек. Мы не виделись совсем недолго, но никак не могли насытиться обществом друг друга. Когда и впрямь стало смеркаться, Труда велела подавать трапезу.
После того как я назначила её мужа Цедрика управляющим в Тауэр-Вейк, Труда вновь расцвела. Ходила с важностью, одевалась в дорогие ткани, и даже её чрезмерная полнота пошла на убыль. И едва я появилась в старой башне, как она все уши мне прожужжала разговорами о том, что не худо бы было пристроить её дочь Эйвоту в Гронвуде.
И совершенно напрасно. Я любила Эйвоту, но предпочитала держать её поближе к супругу. В многолюдном Гронвуде кокетливую саксонку подстерегало бы чересчур много соблазнов. Даже Клара угомонилась, став женой Пенды, но, когда в замок приезжал Саймон, с ней начинало твориться неладное – она нервничала, наряжалась, роняла посуду и становилась на диво рассеянной.
К своему удивлению, я заметила Саймона среди людей, сопровождавших Эдгара. В последнее время отношения с этим французом у меня разладились. Не так давно я потребовала, чтобы он женился на обесчещенной им девушке, но каменщик ответил столь насмешливо и непристойно, что я стала игнорировать его. Он нужен Эдгару, но у меня нет нужды общаться с ним. Я спросила, зачем Эдгар взял с собой Саймона, и он пояснил, что решил увезти мастера из Гронвуда, чтобы не смущать Клару и не выводить из себя Пенду. А Саймон сам напросился – тут, видите ли, некая местная девица родила ему сына, и он не прочь взглянуть на ребёнка. У этого ловкого парня бастарды по всему графству.
Итак, мы сидели в башне, отдавая должное стряпне Труды, и Цедрик расспрашивал Эдгара о событиях в Нормандии.
Мне было любопытно наблюдать за мирно беседовавшими ривом и графом Норфолкским. В богатых нормандских усадьбах никогда не наблюдалось такой простоты в общении, но у нас, саксов, ещё сохранилась эта патриархальная терпимость к слугам. По поводу грядущего военного столкновения Эдгар заметил, что, хотя войска с обеих сторон готовы и граф Анжу уже намеревался выступить, неожиданное недомогание Матильды заставило его повременить. Матильда в тягости, и беременность протекает у неё столь тяжело, что Жоффруа предпочёл остаться рядом с женой. Король же, узнав о нездоровье дочери, также не спешит нанести удар и развлекает своих вассалов охотами близ Руана.
О войнах и политике мужчины могут говорить бесконечно. Поэтому я отправилась к себе, чтобы прочесть привезённое Эдгаром письмо от Риган – то есть сестры Бенедикты. Она писала живо и ярко, поэтому я, никогда не бывавшая в Шропшире, всегда была неплохо осведомлена о том, как обстоят дела в этом графстве. Риган уже была старшей монахиней, а теперь сообщала, что вскоре может стать помощницей приорессы. Эдгар порой посмеивался, что не будет ничего удивительного, если вдова его брата через год-другой сама станет настоятельницей, а там, глядишь, и святой.
Но из этого письма я узнала, что у Риган началась полоса неприятностей, связанных с появлением в Шрусбери её брата Гая. Она с ним не виделась, но ей стало известно, что Гай попытался вступить во владение родовыми манорами. Однако аббат – попечитель этих земель воспротивился этому, зная, что Гай не в чести у короля. Он направил в эти маноры своих людей, с приказом схватить объявившегося наследника, и Гаю пришлось укрыться в пограничном с Шропширом Уэльсе, где всегда принимают английских беглецов. Там он собрал отряд лихих парней и повёл с аббатом настоящую войну за свои владения, что тотчас отразилось на сестре Бенедикте, которую аббат объявил едва ли не подстрекательницей.
О Гае я читала с волнением. Я искренне привязалась к этому рыцарю, спасшему нам с Эдгаром жизнь. Это был удивительный характер – полный энергии, безудержный в чувствах и безрассудно смелый. Порой мне приходило в голову, что если бы моё сердце не принадлежало Эдгару, то и я могла бы влюбиться в Гая – бродягу и неудачника, как влюблялись в него многие молодые дамы и девушки.
От этих нескромных мыслей дитя в моём чреве, словно осуждая мать, беспокойно задвигалось. Этот бойкий и живой младенец иной раз вытворял такое, что я не могла ни присесть, ни прилечь. Но я была бесконечно благодарна Господу за то, что он послал нам это дитя. После всего, что нам пришлось пережить, это было знаком свыше, что я поступаю верно, оставаясь с Эдгаром. И больше всего я хотела подарить своему возлюбленному сына. Эдгар боготворил Милдрэд, и я не сомневалась, что его любовь не уменьшится с появлением второго ребёнка, но я знала, как он хочет, чтобы родился тот, кто продолжит род Армстронгов.
Когда ко мне поднялся Эдгар, я уже дремала. Он лёг, стараясь не потревожить меня, но я чувствовала его взгляд, слышала его сдерживаемое дыхание и, улыбнувшись, не открывая глаз, потянулась к нему.
Как я любила его объятия, запах его кожи, аромат благовоний, исходивший от его волос, силу и надёжность его рук! Иные женщины не решаются заниматься этим, вынашивая дитя, но, когда в нас с Эдгаром вспыхивала страсть, не поддаться ей было невозможно. Он ласкал и целовал меня до тех пор, пока я, уже не владея собой, не начала сама умолять его, чтобы он взял меня.
Я обожала его тихий радостный смех, обожала чувствовать его в себе... И не важно, что теперь мы занимались любовью не так, как обычно принято. В этом была особая изощрённость. Нам не мешал мой живот, мы всегда находили удобное положение, всё было так естественно и прекрасно... И вскоре я стала задыхаться и закрыла глаза, погружаясь в сладкую, жаркую истому, заполнившую всё тело. А когда чувственный порыв сотряс наши тела, я вскрикнула, не сумев сдержаться...
Усталые и счастливые, мы приходили в себя, и вдруг я с удивлением увидела на смуглых щеках возлюбленного дорожки, оставленные слезами. Когда я принялась их нежно стирать, Эдгар отвёл мою руку и, хотя я ничего не спрашивала, проговорил:
– Я безмерно люблю тебя. В этом всё дело...
Уснула я безмятежно, как счастливое дитя. А когда утром открыла глаза, Эдгара уже не было рядом.
* * *
Из Тауэр-Вейк мы выехали, когда уже совсем рассвело. Меня сопровождали верный Утрэд, трое охранников и Труда. Пришлось прихватить и Саймона-каменщика, намеревавшегося по пути навестить роженицу, хотя его присутствие не было мне особенно приятно.
В последние день-два сильно похолодало, и всё вокруг было покрыто пушистым инеем. Рыжие тростники превратились в серебряные, заводи фэнов сверкали, как полированное олово, на ветвях дубов шуршали промерзшие, но ещё не успевшие опасть листья. Из ноздрей лошадей вырывался белёсый пар, но в плаще, подбитом куньим мехом, мне было тепло.
Мы ехали шагом по недавно проложенной гати, и всю дорогу один из сопровождающих заботливо вёл моего мерина под уздцы. Время от времени они сменялись, и наконец пришёл черёд Саймона, который двигался так осторожно, что мы с ним даже слегка поотстали от остальных.
Внезапно каменщик спросил:
– Не мучает ли вас совесть, миледи, что вы как госпожа живёте с графом, в то время как его законная супруга вынуждена скитаться?
Я молчала, опешив от его вопроса. Ведь Саймон хорошо знал, кто такая Бэртрада, и должен был сознавать, что свою участь она вполне заслужила.
– Вы не отвечаете, миледи? Для вас было бы гораздо лучше встретиться с графиней и договориться обо всём полюбовно. Это куда честнее и достойнее, чем настраивать против неё супруга.
– С каких это пор, Саймон, ты начал защищать права графини? Я же скажу, что в моём лице ты нашёл самого последнего человека, который прислушается к твоим речам о горькой участи Бэртрады Нормандской!
Он кивнул, словно услышав именно то, чего ожидал.
Этот короткий разговор оставил неприятный осадок, и, когда Труда, придержав свою лошадь, пристроилась рядом со мной, я вздохнула с облегчением. Настроение моё улучшилось только тогда, когда в тихом полуденном свете впереди замаячили высокие кровли монастыря Святой Хильды.
Ещё только подъезжая к обители, я заметила необычное оживление у её стен. Поначалу я решила, что это съехались окрестные жители к торжественной мессе по случаю дня великомученицы Хильды. Но когда мы оказались в самом монастыре, я поняла, что помимо прихожан здесь присутствует свита неожиданно нагрянувшего с визитом аббата Ансельма.
Едва ли эта встреча могла доставить мне удовольствие. Я даже пожалела, что отпустила своих сопровождающих, но, стараясь держаться как ни в чём не бывало, отправилась разыскивать сестру Отилию.
И тут меня ожидало разочарование. Оказалось, что у Отилии тяжко заболела мать, известие об этом пришло только утром, и моей подруге пришлось срочно уехать. Было и ещё кое-что странное – обычно тепло приветствовавшие меня сёстры на этот раз выглядели потерянно и, казалось, избегали разговоров со мной.
А когда на пороге церкви появился мой бывший опекун, то, едва увидев меня, он тут же разразился громовыми обличениями:
– Смотрите, добрые христиане! Вот прибыла блудница, живущая во грехе со своим погубителем! Она не стремится скрыться от мира и оплакивать своё падение, нет – у неё хватает наглости являться в святую обитель, чтобы выставить на всеобщее обозрение свой позор!
И он указал пухлым перстом на мой живот.
Мне стало не по себе, но, на моё счастье, вперёд выступила настоятельница Бриджит. Признаюсь, я была не слишком высокого мнения о сей особе, постоянно заискивающей перед знатью и выклянчивающей пожертвования. Но сейчас настоятельница не могла не посчитаться с тем, сколько я сделала для обители, и приняла мою сторону. Она попросила аббата быть снисходительным к женщине в тягости, прибывшей почтить святую Хильду.